«И грянул Грэм» с Дмитрием Потапенко: как выставили Захарову, что случилось у Михалкова с Познером, зачем Кадыров, куда с КНДР
Мы очень эгоцентричны и почему-то забываем, что какой бы президент Соединенных Штатов ни был, он все-таки президент Соединенных Штатов. А российско-украинский конфликт, как бы он ни был тяжел, или арабо-израильский конфликт, он находится на другой точке планеты и вообще, откровенно говоря, фиолетово Соединенным Штатам по большому счету, кто выиграет, кто поиграет…
Подписаться на канал «И грянул Грэм»
Поддержать канал «И грянул Грэм»
В. РАДИОНОВ: Дмитрий Потапенко, экономист, предприниматель, радиоведущий, с нами на прямой связи. Дмитрий, здравствуйте.
Д. ПОТАПЕНКО: Добрый день.
В. РАДИОНОВ: Вот есть ощущение, что эта неделя многое изменит, учитывая выборы в Соединенных Штатах? Скажем так, ожидаемое событие, мягко скажем. Или это такое преувеличение? Мы сейчас сильно себя накручиваем, что все поменяется или многое поменяется после, но этого не произойдет? Какие у вас ощущения?
Д. ПОТАПЕНКО: У нас еще выборы в Молдове. Вообще можно себе нафантазировать много. Давайте так. К сожалению, или к счастью, все, что касается бюрократии, любой бюрократии в любой стране мира, на то она и бюрократия, она двигается медленно. Если мы пофантазируем, и придет к власти Трамп, насколько бодро он начнет оканчивать российско-украинский конфликт? На мой взгляд, он не начнет этого делать. Точно так же, как и приход Камалы Харрис не приведет к тому, что тут же она побежит, теряя, как говорится, туфли, и тут же займется российско-украинским конфликтом.
Мы очень эгоцентричны и почему-то забываем, что какой бы президент Соединенных Штатов ни был, он все-таки президент Соединенных Штатов. А российско-украинский конфликт, как бы он ни был тяжел, или арабо-израильский конфликт, он находится на другой точке планеты и вообще, откровенно говоря, фиолетово Соединенным Штатам по большому счету, кто выиграет, кто поиграет.
Потому что единственное, что должно волновать президента Соединенных Штатов, это цены на нефть. Потому что он должен заниматься своей экономикой, а для этого нужно, чтобы Израиль не ударил по Ирану, чтобы цены не скакнули, ну и чтобы российско-украинский конфликт обошелся тоже без ядерной угрозы и всего остального, потому что это тоже ценный энергоноситель.
Поэтому я думаю, что поскольку мы эгоцентричны (это нормально), мы считаем, что мир вращается вокруг нас. Но это не так. Поэтому я не считаю, что все перевернется. Но неделя знаковая. На это многое ставят. Спекулянты поиграются в свою спекулятивную игру. Но бюрократия Соединенных Штатов и всех остальных стран на то и бюрократия. Работа у них такая.
В. РАДИОНОВ: А сегодня можно ли констатировать, опять же это, конечно, похоже на такие сказочные метафоры, но тем не менее, что идет борьба между демократией и авторитаризмом и тоталитаризмом в таком глобальном смысле, что схлестнулись вот эти мировоззренческие концепции? Или это тоже преувеличение все-таки?
Д. ПОТАПЕНКО: Вадим, мы с вами несколько раз же обсуждали в эфирах, что вот эта фраза «сотрясение основ мира», что мир больше не будет прежним, бла-бла-бла и все остальное. Скажите, милые мои хорошие, для кого сотрясение мира? В какую секунду право сильного вдруг ни с того ни с сего в вашей концепции ушло на какой-то задний план? В какую секунду вы посчитали или там в вашей картине мира вдруг ни с того ни с сего, не знаю, из уличной жизни вашей или из корпоративной жизни, вы вдруг подумали, что тот, кто может, не обязательно эта сила физическая или вооруженная, вдруг ни с того ни с сего начать договариваться, а не давить в переговорном процессе на более слабую сторону?
На шестом десятке я могу сказать, что я в разных переговорах принимал участие. Я видел переговоры на бандитских стрелках, я видел переговоры на высшем политическом уровне, поскольку все-таки претендент в кандидаты в президенты, то есть я видел этих людей и из семи претендентов в кандидаты в президенты шестерых знаю лично. Скажу так. Если вы подходите к этому в виде формы, то есть если вам нам не нравится чисто понятийный разговор, то я как системщик…
Я приводил как-то, даже в книге написал, я на одних переговорах, поскольку все-таки мальчик из интеллигентной семьи, не получил чуть по рогам за слово «отнюдь». Переговоры тоже были на высоком идейно-политическом уровне, но там были, что называется, люди из низкой социальной группы, но весьма умеющие неплохо как-то закапывать на два метра под землю. Я на какую-то фразу произнес слово «отнюдь». Безобидное слово. Поскольку человек по другую сторону, как говорится, в дискуссии спросил: «Кого ты тут отнюдь?», пришлось немножко съезжать с темы.
И поэтому я могу сказать, что право сильного, оно было и остается. Нет, не борется никакая демократия с условным авторитаризмом. Просто, на мой взгляд, перестали сами себя убеждать, что стол переговоров – это всегда какой-то «не будет ли любезен многоуважаемый джин». Иногда могут посылать по матушке, как было, напомню, в книге «Эра милосердия», два последних правила Глеба Жеглова: тебя могут иногда и на хер послать, но ты будешь этому благодарен, а могут тебе сказать «доброе утро», и от этого у тебя мороз по коже. Вот если бы кто-нибудь «Эру милосердия» читал, а не просто смотрел фильм «Место встречи изменить нельзя», может быть, и потрясений в мировоззрении не было. А так, все было то же самое, но только, мне кажется, просто больше было самообмана.
В. РАДИОНОВ: А переговоры сегодня, то есть важна вот эта обертка, в какие фразы, в какие формулировки какие смыслы туда заворачивать? Или сейчас уже все маски сброшены, все разговаривают друг с другом, ну, я упрощаю, конечно, ситуацию до всех, но тем не менее, там стороны, страны, государства разговаривают друг с другом уже без вот этого прикрытия дипломатического?
Д. ПОТАПЕНКО: Тут достаточно посмотреть на то, как ведут сейчас себя в дипломатических корпусах. Ну вот я смотрю за Сергеем Лавровым. Несколько раз пересекался. Понятно, что я его ни друг, ни товарищ, ни брат. Но я видел, как он ведет себя вне какого-то политеса. Это старая дипломатическая школа. При этом у него достаточное количество людей в его ведомстве, которые для внешнего наблюдателя кажутся хабалистыми ребятами, ну сколько же можно-то? То есть как бы есть такой дисбаланс.
Да нет, в общем-то, картинки подбираются именно в контексте, что должно вызывать раздражение. Потому что подобрать в дипмиссию людей, которые излагают все на хорошем дипломатическом языке, не ахти как сложно. У нас неплохо работает МГИМО. Мы регулярно драли их как-то в футбол, благо университеты рядом находились. Поэтому не то чтобы маски сброшены. Тут очень много спектакля пошло.
Если кто-то смотрит не только новостные заголовки, но и смотрит опять-таки вот эти обмены колкостями в более широком масштабе, то увидит, что, в общем-то, по большей части дипломаты других стран подобного рода тех, кто кажется внешне там как-то грубоват, воспринимают абсолютно нормально.
В. РАДИОНОВ: Когда появилась Мария Захарова, кстати, вот изменилась риторика, по крайней мере, МИДа на уровне официального представителя. Потому что если спросить, я думаю, что и у наших зрителей, кто был официальным представителем МИДа Российской Федерации до Марии Захаровой, думаю, что многие не вспомнят. Там был, кстати, Лукашевич, если не ошибаюсь, Яковенко (не Игорь Яковенко, а другой). Но тем не менее эти фамилии, я думаю, большинству ничего не говорят. Это было осознанное изменение, когда Захарову поставили в качестве спикера и пресс-секретаря? То есть МИД к этому готовился российский?
Д. ПОТАПЕНКО: Я говорю, Сергей Лавров – очень продуманный дипломат старой дипшколы. Он понимает, как выставлять и кого ставить в каких позициях. Там случайностей нет. Поэтому все зависит от того, что вы хотите получить, вам шашечки или ехать. Если вы хотите получить какое-то раздражение, то эти дипломатические лица. Но если кому-то очень захочется или будут какие-то переговоры, скажем так, более интеллигентного толка, там такие спецы есть. Сейчас просто в этом нет необходимости, будем честны. Сейчас крайне важно создавать образ лиха такого безбашенного, реагирующего резко, на нерве и на всем остальном.
А если смотреть внимательно за практикой, то кроме каких-то ультраактивных заявлений, таких эмоциональных, то действия достаточно спокойные. Просто следите больше за руками, чем за словами, и все встанет на свои места.
В. РАДИОНОВ: А как эти волны нарастают, наоборот, снижается их высота? От чего это зависит? То есть если мы возьмем пример с 90-ми и вот этими всеми стрелками бандитскими и так далее, то там же был период, когда стрелки, а потом легализация бизнесов. И, в общем, многие из тех, кто выжил, потом стали легальным бизнесменами. И уровень риторики стал снижаться. Некоторые вообще ушли в тень, а некоторые стали людьми, которые даже изменили свой, как говорит Ксения Туркова, речевой портрет. Здесь сейчас то же?
Д. ПОТАПЕНКО: Не совсем так, Вадим. Поскольку я наблюдал эту всю историю, то формирование 80-х – 90-х происходило вполне достаточно по классике жанра. Сначала была пехота с риторикой «в лучшем случае в рыло, чем поговорим». И, соответственно, уровень насилия был тоже очень высокий: взрывали, убивали, стрелки проходили в состоянии, то есть никто не знал, вернется ли оттуда живым. Это было приблизительно года два, может быть, три от силы.
Потом пришел так называемый middle management. Middle management – это были те же самые люди, которые просто стояли над пехотой и которые обладали другим речевым аппаратом. Они никуда не девались, они просто не ездили на стрелки, но переговорный процесс пошел по-другому.
Вот этот middle management. Кто-то был потом легализован в реальный бизнес. Я знаю некоторых людей, которые из этого middle management до сих пор здравствуют и не легли на аллее героев, вполне себе работают как в государственных органах, так и в частном бизнесе. Но, будем честны, эта когорта особо высоко не поднялась, потому что все-таки номенклатура, партноменклатура не пропустила их на высокие уровни. То есть от осинки не родятся апельсинки, как кому бы это ни хотелось. То есть ты где родился, ты в той когорте и обитаешь.
Сегодня, например, дружба с КНДР. Сейчас с точки зрения внешнего контура это выгодно, потому что ты демонстрируешь, что я в любую секунду могу нажать кнопку, вот я ее могу, все, идите в задницу, посмотрите, какой я безбашенный. При этом, если мы посмотрим на действия, действия достаточно спокойные. Потому что там появилось, как мы обсуждали в прошлый раз, какое-то количество тысяч корейских военнослужащих. И чего? И ничего. То есть это техническая операция, которая позволит перевооружить, например, КНДР дабы потрафить Китаю.
Поэтому это не то чтобы волны, это абсолютно итерационная модель. И вот следующая итерационная модель, когда, в общем, напряжение именно на фронтах пониже будет, то и поменяется дипломатическое ведомство, я даже не сомневаюсь, что под руководством того же Сергея Лаврова или, по крайней мере, его преемника, потому что просто чисто, может быть, в силу возраста он может отойти от дел. Но старая дипломатическая школа никуда не делась. Она точно так же в МИДе управляет. Да, там произошло много каких изменений, но сам мейнстрим остается тот же самый.
В. РАДИОНОВ: А игра с таким отмороженным сценарием, использую эту грубую формулировку, когда, не знаю, появляется сосед во дворе, который напивается, берет топор и носится, всех пугает, и потом говорит о том, что у него справка есть, так что ему ничего за это не будет, в большой политике используется этот принцип, когда берут, условно говоря, отмороженного соседа с топором и выпускают его во двор?
Д. ПОТАПЕНКО: Конечно. Смотрите, какой идеальный персонаж был Пригожин, просто суперский. Вообще вся история с ЧВК была прекрасна и удивительна. И куда более удивительно, что сейчас нет второго Пригожина. Потому что Евгений Викторович как отразитель мыслей и чаяний определенной группы населения был хорош. Собственно говоря, именно поэтому у него и поклонников много. И это нормально. Помимо его боевого братства, которое никуда не денется.
Когда он еще был жив вместе с Уткиным, Чекаловым, я говорил о том, что кто подберет это богатство? Потому что это люди, у них будут претензии на власть в любом случае. Они не будут все время находиться в окопах и не будут все время бегать с автоматами. Они предъявят требования к власти. И как власть вот это абсорбирует, большой-большой вопрос.
В. РАДИОНОВ: А КНДР не подходят на роль этого соседа с топором сейчас?
Д. ПОТАПЕНКО: Слабоватенько. Очень замкнутый. Его надо выпустить тогда на поверхность опять-таки. Если мы вспоминаем нашу беседу, в том числе Ланьков об этом говорил, и вот это вещи очень правильные, что руководство КНДР прекрасно понимает, что ту систему, в которой они родились и ее поддерживают, что они являются заложниками этой системы, что как только они хоть сколь-нибудь увеличивают объем демократии, то тут же, соответственно, они теряют власть. И они не могут распустить это все по своей воле. Они своих детей, внуков, приближенных, родственников должны пустить под нож просто потому, что демократия должна побеждать? Ничего подобного. Даже близко так не должно быть.
В. РАДИОНОВ: Вот этот риторический уровень, он сегодня влияет на политику? То есть заявления различных представителей. Скажем, Рамзан Кадыров после удара по Университету спецназа в Гудермесе имени Владимира Путина сказал, что отдал приказ войскам, ну чеченским подразделениям не брать пленных ВСУ. Потом сказал, что он приказ отменил. То есть риторически это было озвучено, но, видимо, у этого не было никаких результатов. Вот эта устрашающая риторика, она еще на что-то влияет или уже нет?
Д. ПОТАПЕНКО: Рамзан Ахматович – человек, который обладает одной из важных армий в России. И ему как человеку прозорливому, думающему о будущем в первую очередь своей семьи, не только об Адаме Кадырове, но в целом о семье, ему нужно собрать такую конструкцию, чтобы вокруг него все, что касается людей, приверженцев ислама, это Татарстан, близлежащие какие-то другие кавказские республики или их главы, объединились. То есть он, естественно, хочет получить существенно больше, чем он имеет сейчас.
Потому что он человек амбициозный и его семья амбициозна, будем честны, но вынуждены скрывать свою амбициозность за вот этой защитной риторикой, что «я пехота». Ну какая же ты пехота? Ты генерал-лейтенант. Классика жанра. У тебя такие амбиции, просто если ты эти амбиции чуть-чуть продемонстрируешь, то тут тебя начнут придушивать.
Но при этом при всем-то он понимает, что он молод, его семья молодая, ему жить после, даже если не ему, а его семье жить после, то ему нужно собрать такой конструкт, который позволит после его ухода, и он еще будет достаточно долго, дай бог ему, как говорится, здоровья, во власти, чтобы и деньги были, и силы были, и чтобы его семья, его сыновья в первую очередь могли управлять куда большим объемом, чем только Чечня.
В. РАДИОНОВ: А сегодня внутри российской вертикали, путинской вертикали амбиции допустимы? То есть мы видим отдельных представителей амбициозных. Рамзан Кадыров, например.
Д. ПОТАПЕНКО: Внешне – нельзя. Внешне – нельзя ни при каких обстоятельствах. Собственно говоря, что далеко ходить? Михаил Борисович Ходорковский и вся так называемая «семибанкирщина». Ведь на эти грабли наступили. Все, кто только попытался, все, кто выводил Владимира Владимировича во внешний эшелон и даже не то что заикнулся, а подумал в сторону каких-то амбиций, все были потом списаны. И Лужков. И Павел Павлович Бородин. Слава богу, ему хватило вывести, как Байконуру на стартовую площадку, В. В., отойти в сторону. Он жив, здоров и имеет свой какой-то там гешефт.
Но все, кто хоть раз, даже из первой когорты, попытались, в том числе и Дмитрий Анатольевич Медведев… Ну вот есть ли у него шанс теперь стать президентом? Он даже помыслить в эту сторону не мог. И даже если это была договоренность с В.В., В.В. второй раз такую шутку со сменой кресел проворачивать не будет. Ему это уже не надо. Он уже прекрасно понимает, что тут дашь слабину – и тут-то тебе голову спилят.
В. РАДИОНОВ: А там есть какое-то некое ограничение по амбициям? То есть ты можешь быть амбициозным до, например, намерения или желания стать президентом? Или там все-таки ограничивается уже той ступенью, на которую тебя поставили в какой-то момент?
Д. ПОТАПЕНКО: Ограничивается тем объемом полномочий и власти, который ты получаешь. Во всех дискуссиях политологов меня удивляет одна большая задница, извините, другого слова применить не могу, и так называемая оппозиция. Все обсуждают, что делать после Путина. А хочется задать вопрос, милые мои хорошие, а вы понимаете для себя, хоть на секунду у вас в голову приходило, что первый, кто рассуждает, что будет после Путина, это Путин? И вообще-то, сначала, если вы хотите там выиграть или там какой-то конструкт выстроить, сначала выстройте конструкт, который выстраивает В.В. в своей голове.
Он в трезвом уме и здравой памяти. Он прекрасно понимает, что он не вечен. Он понимает, что для своих детей, для своих внуков ему нужно сохранить такой конструкт, чтобы всякие устные договоренности, даже письменные договоренности… Он прекрасно понимает, что все это туфта. Потому что он в эти игрища сам уже наигрался. То есть он выстроить должен такой конструкт, чтобы львиный прайд не порвал его наследие, ну и чтобы его не откапывали по десятому разу или, наоборот, вытащили его на пьедестал в Мавзолей. Так что вот здесь основа основ.
В рамках того клана, в котором ты строишься, ты не можешь перестроиться из клана в клан. К какой ты финансово-промышленной группе принадлежишь, в той ты и будешь работать.
В. РАДИОНОВ: Оставаясь в России и занимаясь политической или околополитической деятельностью, Лев Шлосберг, например, партия «Яблоко» и другие, то есть видно ли какое-то изменение и разница между теми, кто внутри России занимается оппозиционной или околооппозиционной, и те, кто вне?
Д. ПОТАПЕНКО: Конечно. Фундаментально. Все, что делает Лев Шлосберг, это на порядок, во-первых, сложнее, на порядок рискованнее и на порядок нужнее, чем то, что делают за границей. Когда-то Льву Шлосбергу за эфирами, небольшая, наверное, тайна, я сказал: «Сохраните себя, потому что вы будете являться тем семенем, которое важно для возрождения демократии в России». Я не могу сказать, что его знаю прямо очень близко, но он человек, с которым я пересекался и видел его действия. Таких политиков нам побольше. Другое дело, что сейчас делается с псковским «Яблоком»… Ну, оставаться в России с его супругой… Дай бог им долгих лет жизни. Это их выбор. Но это очень небезопасно, скажу прямо.
В. РАДИОНОВ: Вот я сейчас читаю книгу Навального «Патриот», которая вышла. Не знаю, в России, наверное, нельзя купить. Не успели ознакомиться с ней?
Д. ПОТАПЕНКО: Нет, я не успел ознакомиться. Честно говоря, только по вынужденности ее прочитаю. Не очень понимаю, зачем эти мемуары к прочтению.
В. РАДИОНОВ: Там просто есть, это очень субъективное наблюдение, интересный момент. Первая часть – это главы, которые Алексей писал. И вторая часть – это его тюремные дневники. И если в первой части много достаточно таких, как мне кажется, идеалистических воззрений, то во второй части, когда он переходит уже к тюремным дневникам, там очень видна тенденция, как все сводится к быту и выживанию, даже когда еще относительно… Ну, там всегда плохо, это тюрьма. Но когда он там размышляет о том, как он готовил себе салат и так далее, в дневниках практически ничего уже нет о политике, в дневниках уже практически ничего нет о том, как изменить эту систему.
То есть он сам даже пишет в каком-то смысле о Стокгольмском синдроме, когда говорит: «О, это нормальная смена ФСИН, вот с этими как-то можно…». Но там никто с ним не разговаривает, потому что видеорегистраторы. Но вот эта адаптация к тем чудовищным условиям, в которых он оказался. Мне кажется, очень контрастная книга, очень показательная книга. И когда люди, находящиеся вне России, осуждают тех, кто остается в России и тем не менее что-то говорит, хочется порекомендовать им почитать эту книгу, когда ты находишься в условиях, когда возможность сказать гораздо меньше, но голос твой все равно звучит громче. Вот мне так кажется.
Д. ПОТАПЕНКО: Знаете, когда ты каждое утро в 6 утра, вот я про Льва Шлосберга, ты прислушиваешься к тому, остановился ли лифт у тебя на этаже, идут ли это к тебе с обыском, это очень сильно разная концепция. Это делается каждое утро и каждый вечер, потому что обыски обычно либо в 6 начинаются, либо в 7. Это разные концепции по сравнению с теми людьми, которые пошли, покушали, выпили кофе, спокойно заснули, проснулись. И плюс к всему тоже разные концепции, когда у тебя родные и близкие находятся в заключении либо, соответственно, ты не можешь их вывести, потому что они являются заложниками.
Поэтому нет, те, кто находятся в России, и те, кто находятся вне России, это фундаментально разное мироощущение. И эти тектонические плиты чем дальше, тем больше расходятся.
В. РАДИОНОВ: Но даже если человек, остающийся в России и будучи известным, и, в общем, не выступая против Путина, все равно это не исключает того, что начнется травля. Почему я об этом говорю? Михалков выступил в «Бесогоне» против Владимира Познера, причем посвятил ему там большую часть своей программы, называя Познера разными словами и придавая ему разные формулировки. Казалось бы, Владимир Познер – человек, который ничего не сказал против войны за все почти три года. Но тем не менее вот ему тоже достается. И вот команда «фас» или это личная инициатива Михалкова, я не знаю. Но, в общем, это тоже не страховка, получается.
Д. ПОТАПЕНКО: Публичность не страховка абсолютно. Травят того, кого выгодно травить. То есть тут никаких иллюзий не должно быть. То есть писать доносы сегодня выгодно, травить слабых сегодня выгодно. Таковы правила игры. Сожри сегодня соседа, дабы тебя не сожрали бы быстрее – это правило игры.
И, собственно говоря, когда мы говорим о природе власти… Опять-таки, кто должен останавливать культ личности, любой личности, Васи, Пети, Коли? Сам Вася, Петя, Коля, никто другой. Рассчитывать на то, что культ личности остановится сам по себе… Нет, так не произойдет.
И останавливать доносы может только первое лицо. Потому что если молчаливое согласие происходит, то травить будут всех. Просто травля в конечном итоге разрушает саму власть. Потому что там про 4 миллиона доносов или сколько там миллионов доносов… В конечном итоге всех доносчиков тоже расстреляли, и доносчики легли в те же самые могилы, в которые ложились те, на кого они доносили и расстреливали.
Самое главное, что это отбрасывает страну с точки зрения управления, с точки зрения развития на многие десятилетия назад. Как только вы запускаете механизм доносительства и уничтожения слабых по принципу того, что он не может ответить или за него никто не впишется, как говорили в стародавние времена, это, попросту говоря, вы сами, лидеры от власти, не сохраните своих детей, своих внуков, не будет наследия. Это то, о чем все время я говорю и переживаю.
Мне периодически такое говорят: «Что ты переживаешь? Там нету внуков Кагановича, нету внуков Сталина во власти». Я говорю: «Вы не понимаете ключевое, что для того, чтобы простраивался длинный тренд страны… Даже вот то, что есть там, например, Патрушев старший, Патрушев младший. Окей. Но должен быть Патрушев совсем младший».
И вопрос, насколько они между собой, я имею в виду другими кланами, поддерживаются и эти кланы создаются. Именно вот это наставничество. А мы понимаем, что вероятность того, что после смены В.В. произойдет опять-таки полное очищение вертикали власти с очень коротким промежутком времени, 5-10 лет, то мы опять побегаем по тем же самым граблям, по которым бегали при советской власти.
В. РАДИОНОВ: А Михалков является сегодня отражением власти, рупором, голосом, голосовыми связками?
Д. ПОТАПЕНКО: Нет. Власти не нужен сегодня рупор. Власти не нужно никого убеждать. Власть занимается управлением. Все остальные действует по собственному почти усмотрению. Им оставили какие-то бюджеты, и в рамках этих бюджетов там каждый выбирает из них какую-то стратегию своего поведения. Но нет никакого прямой указивки. АПшка не занимается этой мелочевкой. Им это не надо. Что, им выборы важны? Нет. Им важно народонаселение? Нет. Я же говорил о том, что страной управляют от силы 10-15 тысяч человек. И вход в этот клуб, он очень узок. Это либо родственные связи, либо имущественные связи. Они туда никого не запускают.
Вот, кстати, возвращаясь к Алексею Анатольевичу Навальному. Я же тоже произносил, что он не понял, что приблизительно года за полтора-два до его возвращения система перестала играться в, извините за грубость, «а можно всех блядей посмотреть?». Собственно говоря, почему чистится выборная история? Не потому, что опасаются прохода каких-то альтернативных кандидатов, а именно опасаются друг друга. Все.
В. РАДИОНОВ: А все-таки Михалков и Познер – эта история показательная или просто я реагирую на некие узнаваемые фамилии с достаточно большим бэкграундом, и, соответственно, это попадает в фокус? Или за этим все-таки стоит что-то большее?
Д. ПОТАПЕНКО: Я не думаю, что кто-то стоит. Я так понимаю, что, условно говоря, Урганта, Познера можно гасить – значит, гасим. Все. Исключительно поэтому.
В. РАДИОНОВ: То есть там никакой методички нет? То есть просто Михалков решил, что нужно гасить?
Д. ПОТАПЕНКО: Ну, да. Обычно это видно по другому. То есть если бы была какая-то методичка, то обычно же как поднимается? Сначала поднимают третьесортные каналы. Раскручивает это обычно Телега и еще что-нибудь где-то недели за две, за три. Такой волны же не было? Не было. Потому что это обычно видно, когда идет заказ. Потому что на меня заказы информационные были раза 3-4. То есть есть начало волны, есть ее вторичная волна, есть ее какой-то финиш и есть, как говорится, потом послевкусие, когда все курят сигаретки.
В. РАДИОНОВ: Кстати, вот в завершение хочу спросить. После такого очень серьезного наката, как на вас, были там фейковые каналы, за счет этих фейковых каналов возбуждали дела, статусы и так далее, психологически вы как к этому адаптируетесь? То есть просто «и это пройдет», как у Соломона в кольце, или есть другие какие-то техники?
Д. ПОТАПЕНКО: Я исхожу из следующего. Все живы-здоровы. Понятно, отец умер не от этого, а в силу возраста. Ну, как-то все живы-здоровы и почти без ограничения свободы. Когда-то очень-очень давно у меня был первый юрист «важняк», он был следователь по особо важным делам при СССР. Я же еще одновременно работал в казино и в морге. А это особенно в молодом возрасте, когда ты видишь, условно говоря, перед собой, условно, не знаю, «Полицейскую академию», Малдера, Беллу Златкис, а там часа через три ты видишь огнестрелы, сожженные и приезжает братва и объясняет твоему судмедэксперту: «Ты же понимаешь, что это самоубийство?», и еще при этом идет там вакханалия по верху, как-то философом становишься по вынужденности.
В. РАДИОНОВ: Ну что ж, спасибо вам большое. Поставим многоточие, чтобы вернуться к этому разговору. Дмитрий Потапенко был с нами на прямой связи. Благодарим вас. И до следующего раза.
Д. ПОТАПЕНКО: До встречи.