Александр Уржанов

16. Вы успокаиваете себя тем, что так во всем мире, хотя так не во всем мире.
17. Вы можете продолжить этот список. Но неохотно.
18. Вам кажется, что этот текст очевиден и ничего не изменит…

Одних людей обменяли на других. С одной стороны есть российские политзаключенные, с другой — российские шпионы и профессиональный убийца. Это примерно все, что мы сегодня знаем. Уйдут годы на восстановление полной картины того, что в эти дни происходило между Омском, Вашингтоном, Москвой, Анкарой, Кельном и еще несколькими точками на карте…

Да, вокруг нет колючей проволоки, и, да, оттуда вроде бы можно уволиться, — но большинство не находит ответа на вопрос: «А куда?» Да, акции превратились в пыль, но хорошие зарплаты и выбор фрешей в кафетерии остались на месте…

Я пишу тебе, я не ветеран войны, но теперь другая тема: та война не осталась единственной, не осталась чем-то далеким и противоположным ежедневной мирной жизни. Война все время здесь, она сама и стала жизнью. Сегодня землю, на которой родилась моя бабушка (ветеран той войны), осыпает ракетами земля, на которой родился мой дедушка (тоже ветеран той войны)…

Пока в Москве война выглядит как буквы Z на фасадах и машинах, над Белгородом каждый день и каждую ночь летают ракеты и дроны. Что-то сбивает ПВО, что-то долетает до цели. Оранжевый огонь, красный огонь, белый дым, черный дым, дрожащие видео, снятые на телефоны…

Одно изменение в базе данных — и хоть для тысяч, хоть для сотен тысяч людей закрываются границы и остается неделя на то, чтобы попрощаться и отправиться на войну…

Когда и где Россия была максимально далеко от своего сегодняшнего трагического состояния? Когда и где она выглядела мирной, приветливой и интересной? Если вы спросите меня, я скажу вам: в феврале 2014 года, в Сочи и вокруг…