«Суть событий» с Сергеем Пархоменко
А вы думали, Россию не будут обстреливать? А вы рассчитывали, что если Россия начинает войну, то эта война будет происходить на чужой территории, а в России ничего не будет происходить? Нет, так не бывает…
Подписаться на Сергея Пархоменко
Поддержать канал Сергея Пархоменко
СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО: Добрый вечер, дорогие друзья. Простите, немножко опять опоздал. «Суть событий». Сегодня 10 февраля 2023 года. В Москве сейчас 9 часов вечера. К сожалению, уже 9 часов и 10 минут. Ну, уж простите, по некоторым техническим обстоятельствам пришлось задержаться. Что-то никак камера у меня не включалась. Но вроде бы все в порядке. Я надеюсь, что вы меня и видите, и слышите. Пожалуйста, скажите мне о том, как со звуком, как с картинкой и все ли в порядке. Я надеюсь, что все хорошо.
А пока вы собираетесь здесь в этом моем стриме традиционном, скажу, что, конечно, я буду очень рад, увидев ваши отметки «нравится», ваши лайки. Они очень помогают для распространения этого стрима. Я буду рад вашим подпискам. Мы как-то все постепенно подбираемся к 100 тысячам. Немножечко совсем осталось. Ну, как часто это бывает, вот эта вот последняя миля оказывается самой тяжелой и преодолевается буквально как-то на цыпочках и очень-очень постепенно.
Ну и поддержка. Конечно, и поддержка ваша мне очень нужна, очень дорога. Вы видите надо мной маленький плакатик со ссылкой для тех, кто готов прислал донат из-за пределов России. Эта ссылка для вас. А если вы находитесь внутри России, то, пожалуйста, посмотрите на описание этого стрима. Там есть несколько вариантов, там есть несколько ссылок. Там есть даже ссылки для криптовалют, если вы пользуетесь всеми этими системами. И буду рад, если увижу ваши донейты и здесь.
Кстати, Суперчат тоже работает. Так что если вы участвуете в чате этой прямой трансляции, то прямо здесь, прямо, что называется, не отходя от экрана, можете тоже отправить ваш привет, сопроводив его каким-то небольшим донейтом. И я это увижу и буду вам рад. И с удовольствием вас здесь назову вслух и с удовольствием вас поблагодарю вслух. Так что, пожалуйста. Все это в вашем распоряжении.
Вот, собственно, все технические дела. О, вот уже какая-то Даша Нэймон присылает из Мичигана свой привет, сопровождая его небольшим донейтом. Большое спасибо, Даша. Ваш поступок замечен, оценен, одобрен и, что называется, не останется без моей благодарности.
Работает чат. Crazy Panda спрашивает у меня: «Как выучить французский? Пархоменко вон как шпарил, аж завидно». Я знаю, что Crazy Panda имеет в виду. Она имеет в виду пару моих недавних появлений на французском телеканале LCI. Это такой информационный телеканал, ассоциированный с крупнейшим французским негосударственным телеканалом TF1. Действительно, меня стали туда звать. Вот я пока сейчас готовился к этому эфиру, получил очередную от них записку с просьбой снова прийти к ним в эфир в начале следующей недели. Так что, наверное, там еще встретимся.
Знаете, я считаю это важным – появляться там. Хотя это отнимает время и это требует очень много нервов. Это такое очень напряженное занятие – там что-то комментировать. Я считаю это для себя очень важным, потому что мне кажется, что уровень разговора о России там, на французском телевидении, довольно низкий и уровень экспертизы слабоват, прямо скажем. Притом что, в общем, я всегда был очень доволен тем, как происходят политические дебаты на серьезных французских телеканалах. Люди хорошо умеют говорить, люди хорошо соображают, много знают, умеют выразить свою позицию.
Но здесь, что касается российских тем и темы этой войны, на мой взгляд, это просто довольно примитивно и поверхностно. Я понимаю, в чем дело. Комментаторы там как-то боятся запутать, занудить своего зрителя и слушателя. В результате оказывается, что разговор носит такой очень приблизительный и местами очень, я бы сказал, неточный характер. Если у меня есть возможность в этот разговор вмешаться и предложить какую-то, может быть, более информированную и, не побоюсь этого слова, более квалифицированную точку зрения, потому что люди, которые там говорят о России, явно не очень хорошо понимают, в чем дело (я как-то уже успел в этом убедиться), так что да, буду там появляться.
А как выучить французский? Послушайте, как любой другой язык – говорить на нем, пользоваться им. Вот единственный способ выучить язык – это употреблять его в дело: на нем читать, на нем смотреть кино, на нем слушать песни всякие и пытаться вникнуть в тексты этих песен, а главное, разговаривать с живыми людьми при любой возможности, не боясь этого, не стесняясь, не боясь сделать ошибку.
Люди в цивилизованных странах обычно очень доброжелательно относятся к тем, кто пытается говорить на их языке. Они не обижаются, не дразнятся, если вы ошибаетесь, они вас как-то всячески стараются поощрять. Ничего страшного, если вы не можете построить сложную фразу. Ничего страшного, если вы ошибетесь в каком-нибудь спряжении глагола или в употреблении какого-нибудь местоимения. Ничего страшного. Главное, говорите. И постепенно язык как-то зацепится за ваши мозги и как-то там удобно расположится в них – и все будет хорошо. Вот вам и простой рецепт.
Во всяком случае, у меня так получилось с моим французским, который я учил в школе. А потом так вышло, что я на протяжении нескольких лет работал с французскими коллегами-журналистами в Москве, и это вынуждало меня к тому, чтобы много с ними разговаривать, иногда буквально по несколько часов в день, причем разговаривать на сложные темы, разговаривать про тогдашнюю политику, поскольку я их там консультировал обо всяких проходивших тогда в России политических событиях. Ну и вот результат. Как-то ну вот зацепилось и до сих пор.
Прошло уже с тех пор больше 30 лет как я не работаю ни в каком агентстве France-Presse, а тем не менее язык живет, потому что я время от времени продолжаю им пользоваться и очень люблю этот самый французский язык, и при первой же возможности читаю, смотрю кино, слушаю всякую музыку. В общем, употребляю его так, как только могу придумать его употребить.
Спасибо большое Crazy Panda за этот приятный вопрос. Приятно начать стрим с такого разговора, чуть-чуть отвлечься от каких-то текущих событий, чтобы немножко это все по-человечески выглядело. Так что, пожалуйста, спрашивайте у меня и дальше про такие вещи.
А я тем временем скажу, что среди наших слушателей сегодня масса разного народу из разных географических точек. Начну с Москвы, конечно. Я очень рад, что меня слышно и видно по-прежнему в Москве. YouTube в России не отключен. Ходит много разговоров о том, что он может быть отключен в ближайшее время. Это одна из, на самом деле, важнейших политических тем. И, наверное, мы с вами и про это поговорим. Не в этом выпуске, так в следующем. Но, в общем, это важный сюжет. Но пока Москва смотрит.
Но смотрит и Даллас с другого конца света. И Бней-Брак (Израиль). Винница (Украина). Петергоф. Опять Москва. Молодечно (Беларусь). Краков. Новая Зеландия. Санкт-Петербург. Серпухов. Караганда. Эритрея. Тульская область, Новомосковск. Абовян, барев дзес. Ну, барев дзес, разумеется, да. В Курске. В Иерусалиме. В Лондоне. В Нью-Йорке. В Питере. Опять в Питере. Опять в Москве. В Краснодаре. В Минске. В Чикаго. В Волгограде. В Сочи. В Самаре. Тульская область, теперь Узловая. В Тульской области как-то немало у нас зрителей. Я очень рад. А также всем привет из маленькой шведской деревни. Ну и в шведскую деревню тоже вам большой привет. Шуя. Екатеринбург. И так далее и так далее.
«А где лайки?» – спрашивает у меня Зинаида Полетаева. Ну, Зинаида, да, мне тоже интересно узнать, где лайки. Что-то лайков как-то негусто. Но вопрос, наверное, все-таки не ко мне, а вопрос к нашим зрителям, которые как-то экономят движение указательным пальцем правой руки на мышке. А всего-то надо как-то взять и кликнуть.
Ну что же, давайте обратимся к важнейшим событиям недели. Тем более, что их действительно много. И я должен вам сказать, что, готовя эту программу, я, может быть, в первый раз за довольно долгое время испытывал большие сложности с выбором, потому что как-то темы столпились, и трудно было выбрать. Я выбрал несколько. Но, может быть, по ходу дела – и опять же глядя на этот чат в нашем стриме – я буду отклоняться от этого списка.
Вот мне пишут, перечисляют какие-то фамилии. Я так подозреваю, что это такое сбивчивое перечисление фамилий, которое я вижу в чате, это новые иноагенты. Сегодня ж пятница, да. Земфира, пишут мне, ну певица Земфира, Дмитрий Гудков, Галлямов (это, видимо, Аббас Галлямов, который политолог), Шпилькин.
Сергей Шпилькин? Вот это, на самом деле, поразительная вещь. Сергей Шпилькин – замечательный российский ученый, математик, который в свое время придумал выдающуюся совершенно по своей простоте и по своей эффективности систему математического анализа результатов выборов. Он собирал первичные данные о результатах выборов с избирательных участков и подвергал их такому очень остроумному статистическому анализу, в результате которого получалось несколько графиков, на которых очень ясно было видно, где происходили фальсификации, где происходили вбросы.
Потому что было понятно, что, если эти вбросы происходят, если происходят искусственные изменения результатов выборов, кто-то просто дописывает от руки. Чаще всего эти вбросы – они же не физические, это не то что реально кто-то кидает какие-то бумажки в урну. И чаще всего эти вбросы представляют собою математические манипуляции, когда люди – злодеи, искажающие результаты выборов, – просто вписывают фальшивые циферки на место настоящих.
Кирилл Денисов пишет мне что-то важное. Кирилл – это мой помощник и друг, который мне помогает здесь с этим чатом. Сейчас я посмотрю, что пишет мне Кирилл. А, Кирилл уже передает мне разные вопросы из чата. И правильно делает. Большое спасибо. Я, может быть, ближе к концу программы этими вопросами займусь и на те из них, которые содержательные, отвечу.
Так вот я возвращаюсь к замечательному Сергею Шпилькину, моему хорошему другу и человеку, работой которого я восхищаюсь. Вот Шпилькин научился распознавать вот эти искусственные манипуляции с цифрами на выборах, и они проявляются на графиках очень ясно. Становится понятно, что цифры выдуманные в тех случаях, когда они выдуманные, что там кому-то добавлено в тех случаях, когда добавлено, а у кого-то убавлено. Когда, в общем, человеческая рука вмешивалась в волю избирателей, это становится очень понятно.
Теперь Шпилькина отыскали, вспомнили и назначили иностранным агентом. Это, конечно, очень забавно. Хотя его работа существует много-много лет уже, и много-много лет он занимается тем, чем он занимается. Ничего с тех пор не изменилось. Как он это делал из своего собственного интереса и на свой страх и риск, так и продолжал делать все эти годы. Разумеется, никаких сведений ни о каких исполнениях им каких-нибудь иностранных заданий ни у кого нет, все это выдумка.
Кто еще? Асланян. Ну, это, я так подозреваю, Сергей Асланян, многолетний ведущий радиостанции «Эхо Москвы». Теперь он довольно часто появляется и на «Живом гвозде», и в своих собственных стримах. Замечательный, остроумный человек, очень едкий, очень резкий. Он специалист во всяких автомобильных проблемах, в автомобильном рынке, в автомобильном производстве, в истории мирового автомобильного движения. Но человек, который всегда умел как-то сплести это со всякими политическими обстоятельствами. И вот, значит, теперь, оказывается, и он тоже у нас будет иностранным агентом.
В общем, вся эта история совершенно выродилась с иностранными агентствами. Совершенно очевидно, что они бедные уже не знаю, кого бы к этому приписать. Абсолютно никто уже не заботится ни о какой логике, ни о каких реальных поводах, ни о каких фактических обстоятельствах, что там кто-то на кого-то работает, и кто-то кому-то оказывает какие-то услуги. Никого абсолютно это давно уже не волнует, а есть просто такая механическая история.
Константин Баранов прислал 30… Я подозреваю, что 30 шекелей он признал, никаких ни долларов, ни евро, ни чего-нибудь еще. Вот этот вот значочек, который я здесь вижу, кажется, это шекели. Он спрашивает у меня: «Израильская демократия правда в опасности из-за судебной реформы Нетаньяху-Левина?»
Константин, должен ваш огорчить, я не понимаю ни бельмеса в судебной реформе Нетаньяху-Левина и даже не знаю, существует ли она в природе. Даже не знаю, есть ли в действительности эта судебная реформа. Если это вам действительно интересно, напишите, пожалуйста, мне в Telegram-канале «Пархомбюро» развернутый, подробный вопрос. Я постараюсь ознакомиться с этой проблемой и, может быть, в дальнейших выпусках окажусь более компетентен по этой части. А пока не буду изображать из себя специалиста.
Так вот, я все никак не доберусь до той темы, которую я хотел бы сделать первой в этой программе. Слушайте, у меня такое впечатление, что что-то такое подвисло. А у вас нет такого ощущения? Напишите мне, пожалуйста, хорошо ли вы видите сейчас, потому что у меня что-то тут все моргает. Изображение, говорят мне, виснет. Да, что-то такое здесь с этим происходит. Будем надеяться, что все как-то отвиснет постепенно. А звук нормальный? Дико, пишут, зависает стрим. Все хорошо, все прекрасно, все работает. В общем, да, у кого-то зависает, у кого-то не зависает. Ну ничего, будем надеяться, что как-нибудь прорвемся. Ну вот, все слышно и видно, говорят, все нормально. Ну, слава богу. Кризис миновал.
Знаете, к первой теме, серьезной теме. Это все были какие-то нескончаемые предисловия. Ну, иногда я рад поговорить и просто так. К первой теме подтолкнул меня один из моих собеседников в Facebook. Я получил на этой неделе после программы «Особое мнение» на «Живом гвозде», которая произошла, как обычно, в среду днем на этой неделе… Всегда по средам в 4 часа дня я на канале «Живой гвоздь» что-нибудь рассказываю тоже про новости.
И я там довольно много в этот раз, большую часть программы посвятил истории с беспилотником, который был найден разбитым в Калужской области совсем недалеко от Москвы. Похоже, что он зацепился за дерево. И это был украинский беспилотник большой, серьезный. Такой, что называется, дрон-камикадзе. Реактивный самолет, между прочим, беспилотный, который производится в Украине, к которому была прицеплена довольно крупная бомба с поражающими элементами. И вот он летел куда-то в сторону России. Точнее, в Россию он уже влетел. Он летел, несомненно, в сторону Москвы. Нет никаких сомнений, что он двигался туда к Москве.
И вот мой знакомый по разным фейсбучным разговорам – его зовут Александр Сорокин – присылает мне такую записку: «Сергей Борисович, здравствуйте, – пишет он. – Скажите мне, вашему многолетнему слушателю, оппозиционеры, участнику многих протеста и прочее, вы, что ли, испытываете удовольствие, что по Калуге вдарили ракетой? Я не собираюсь обсуждать, правильно или неправильно. Я хочу понять вашу позицию к вашему аффекту». Я не очень понял это выражение. Что такое «позиция к вашему аффекту» не знаю. – «Вы что чувствуете, когда обсуждаете этот удар. Потому что звучите вы пиздец как дико, – пишет мне Александр Сорокин, – говорю вам в лицо».
Ну хорошо, что он говорит мне в лицо. А вот что же еще, собственно, мне можно говорить, в какую еще часть тела? Я как-то готов и ответить тоже в лицо. Я даже не поленился и посмотрел, кто такой Александр Сорокин. Убедился, что действительно у меня был такой собеседник, с которым я время от времени обсуждал всякие проблемы, связанные с выбором. Он явно был активистом – может, и есть до сих пор – на разных выборах, наблюдателем, а может быть, даже участником какой-нибудь избирательной комиссии. Вот он как-то иногда мне писал во время выборов, поскольку я тоже был участником избирательной комиссии. Мы что-то советовались, обсуждали с ним какие-то детали и так далее.
Сергей Сид мне говорит: «Не обращайте внимание на психов». Да почему ж психов-то, Сергей? Если вы про этого Сорокина, так он совершенно не псих. И вопрос, который он задает, совершенно законный, совершенно разумный и совершенно уместный вопрос. Почему бы надо было ему как-то возмущаться?
Действительно, тогда, когда начинаются вот эти все более и более частые случаи ударов по России, возникает некоторая если не моральная, то, во всяком случае, психологическая проблема: а как к этому относиться человеку, который всю жизнь прожил в России, человеку, который всю жизнь был гражданином России и остается гражданином России, человеку, для которого с Россией связано не просто многое, а прямо вся жизнь связана?
И вдруг оказывается, что прилетают на территорию России вражеские… Они же вражеские. На войне у нас есть противная сторона. Они враги. Если Россия участвует в войне, то Украина – ее враг. А дальше возникает вопрос, собственно: а кому из двух этих противоборствующих сторон я сочувствую? И дальше возникает вопрос: как я отношусь к тому, что вот что-то такое прилетает?
Я на это скажу так. Вот я, собственно, ровно это написал этому самому человеку, который задавал мне этот вопрос. В отличие от России, которая обстреливает города, которая обстреливает мирных жителей, которая уничтожает мирную жизнь, которая уничтожает детей, стариков, семьи, квартиры, дома, где люди живут, и так далее и делает это варварским способом с использованием варварского оружия…
Я про это много раз говорил, что само то оружие, которое используется для этих обстрелов мирных городов, само по себе представляет собою одно сплошное военное преступление. Каждый выстрел этими ракетами является военным преступлением. Большим или маленьким. В зависимости от того, большая эта ракета или маленькая.
В последнее время это ракеты огромные и ракеты очень, я бы сказал, тупые и безумные, ракеты, которые предназначены для поражения целей в море и которые в принципе невозможно навести ни на что точно, которые летят и взрываются на расстоянии полукилометра или километра от цели. И, в общем, это совершенно в море никого не волнует, там это можно.
А здесь речь идет о жилом городе. И никаких разговоров о том, что это точечный выстрел, предназначенный для поражения какой-то конкретной военной цели, как врут по этому поводу российские официальные представители и политические, и военные. Ни о чем об этом речь идти не может. Это выстрел по мирному городу в целом.
Теперь посмотрим, что происходит с украинскими… Теперь мы можем утверждать, что это действительно украинские дроны, а не случайные какие-то штуки, которые почему-то прилетели и упали. Это, не знаю, не шаровая молния и это не кто-то неудачно запустил воздушного змея или воздушный шарик или еще что-нибудь вроде этого. Это дроны, запущенные украинцами. И они несут на себе какую-то боевую часть, какую-то боеголовку, какие-то взрывчатые вещества и так далее и так далее.
Что с ними происходит? Они попадают в цель, вот в чем дело. То, что мы видели в Энгельсе Саратовской области. То, что мы видели в Рязанской области. То, что мы видели в тех областях, которые прилегают непосредственно к Украине, когда там происходили в обстрелы (в Белгородской области, в Воронежской). Это были попадания в совершенно определенную заранее установленную цель: либо какое-то нефтехранилище, либо хранилище боеприпасов, либо военный аэродром, как это было в Энгельсе, либо еще какой-то военный объект. И смысл этих полетов и этих взрывов абсолютно очевиден, он совершенно на поверхности. И мы это видим при подробном наблюдении за тем, что происходит.
И вот кто-то, кто, видимо, хорошо знает Калужскую область, мне пишет под псевдонимом Наглец. Интересно, что это за Наглец. Этот Наглец мне пишет: «В Калужской области мне очевидно, что беспилотник летел на аэродром Шайковка, а не в Москву».
Я не так хорошо знаю Калужскую область. Надо будет посмотреть, что такое аэродром Шайковка. Но я и в этом случае абсолютно не сомневаюсь, что этот беспилотник летел на какую-то конкретную военную цель. И долетел бы, если бы случайно не случилась с ним какая-то неприятность по дороге. Похоже, что он там зацепился за дерево, поскольку он летел очень низко. Или, может быть, это была какая-то ошибка пилота. В общем, он упал и развалился. К этому нужно относиться спокойно. К этому нужно относиться как к естественному развитию военных событий, как к естественному продолжению войны, которую начала Россия.
И вот поэтому я ставлю в заголовок сегодняшнего стрима этот вопрос: а вы думали, Россию не будут обстреливать? А вы рассчитывали, что если Россия начинает войну, то эта война будет происходить на чужой территории, а в России ничего не будет происходить? Нет, так не бывает. Это абсолютно несбыточная мечта. Это совершенно исключено.
Понятно, что военные действия рано или поздно в разных формах – и вот эти обстрелы – это только первое, что происходит, – в разных формах придут на российскую территорию. Мы, несомненно, увидим в России еще и диверсионные группы. Мы, несомненно, увидим в России и рельсовую войну. Мы, несомненно, увидим в России разного рода партизанские действия, потому что так развивается современная война.
Современная война давно перестала быть столкновением в чистом поле, когда одна фаланга идет на другую когорту. И вот эта история про 300 спартанцев или история про Шенграбенское сражение, когда все это происходило красивыми каре под барабанный бой и по возможности на ровной плоской площади с не очень высокой растительностью, – не так происходят современные войны. Современные войны – это бесконечные мобильные операции, это бесконечная точечная работа с важными в стратегическом или в тактическом отношении объектами и пунктами, в том числе на территории противника. И это все точно будет.
Вот в этом реальность и в этом, я бы сказал, разница между этими двумя обстоятельствами. И когда говорят: «Да что ж такое, почему вы возмущаетесь, когда Россия стреляет по Украине, а не возмущаетесь, когда Украина стреляет по России?», я на это отвечаю: «А вы знаете, я не возмущаюсь или не возмущаюсь вот этим, о чем вы говорите». Россия стреляет не по Украине, Россия стреляет по мирным украинским городам, а Украина стреляет не по России, а по военным объектам. И есть разница. И мы эту разницу видим.
И если вы хотите мне издевательски сказать: «Это другое», я вам отвечу: «Да, это другое. Это совершенно другое. И действия одной страны не похожи в этой ситуации на действия другой страны». И нам предстоит не просто с этим смириться, а нам предстоит жить в этих условиях, понимая, что так оно теперь и будет происходить до конца этой войны. Вот это важно и это важно на будущее. Когда мы с вами снова и снова будем говорить об этих ударах, которых будет становиться все больше и больше, которые будут попадать в новости все чаще и чаще, помните, пожалуйста, вот про этот подход, о котором я сейчас говорю.
Помните о том, что нужно внимательно относиться к этим новостям и не пытаться как-то скосить глаза к носу, для того чтобы специально расфокусировать свое зрение и видеть только вот такое: одна страна ударила по другой стране. Нет, речь идет о конкретных объектах, речь идет о конкретных средствах, которые при этом используются, речь идет о конкретной технике наведения, речь идет о том, что нужно одной стране на территории другой страны: нужно устрашение населения, нужно издевательство над мирными жизнями или нужно уничтожение объектов военной инфраструктуры, без которой современная война невозможна.
Вот один сюжет, с которого я здесь хотел бы начать, потому что он мне кажется важным и с психологической, и с такой этической точки зрения. Знаете, иногда надо заниматься и такими проблемами тоже. Иногда это, в конце концов, тоже полезно и во время войны неизбежно.
Из следующих сюжетов, которые я вижу в подсказках, которые мне присылают мои читатели и в Telegram-канал «Пархомбюро», и вот сейчас в стрим, конечно, важный сюжет этой недели – это дело Фургала, бывшего губернатора Хабаровской области.
Вы помните, что его арест привел к чрезвычайно редкому в последнее время в России явлению – к многомесячным массовым протестам, когда вдруг вся страна обнаружила этот удаленный регион, этот Хабаровский край, о котором, в общем, никто особенно, скажем откровенно, в мирное время-то не очень помнит. Это где-то там на Дальнем Востоке.
Это, вообще, большая проблема России, что она такая громадная, что в ней есть вот эти самые дальние регионы, которые такое впечатление, что живут какой-то совершенно своей жизнью во всех смыслах, в том числе и в политическом смысле, в том числе и в смысле гражданской общественной жизни в них. И мы как-то вообще не всегда отдаем себе отчет в том, что там происходит. Но тут вдруг все взгляды обратились туда.
И вот теперь Сергей Фургал получил 22 года строгого режима. Он обвинен в причастности к убийствам, которые будто бы состоялись в начале 2000-х годов: 2004-2005 год. Значит, соответственно, это уже 15-17 лет тому назад.
И это никого совершенно не интересовало, и никто совершенно никаких обвинений ему не предъявлял, и никто совершенно не собирался никаким образом привлекать его к ответственности до тех пор, пока не потребовалось это из политических соображений, пока не возникла политическая нужда в том, чтобы, во-первых, устранить этого человека, и во-вторых, – тут мы снова и снова вынуждены это повторять – то, что делает в политической сфере российская власть, часто носит, почти всегда носит пропагандистский, демонстративный характер, и задача этого заключается в том, чтоб продемонстрировать другим, что с ними будет, если они попробуют что-нибудь вот такое же.
Фургал, который не хотел изначально – это известный факт – быть никаким губернатором никакого Хабаровска, который был вовлечен почти насильно в эту историю, потому что потребовался формальный кандидат, потребовалась соломенная кукла для битья, которая должна была быть подставлена поддержанному властью кандидату, потому что должен же кто-то ему противостоять, он же должен на ком-то потренироваться во время этих выборов. А вдруг люди отреагировали на это совершенно по-другому, и люди в массовом масштабе пошли на выборы и проголосовали совершенно не так.
И конечно, это голосование носило протестный характер. Конечно, оно носило демонстративный характер. Конечно, смысл этого голосования в значительной мере в момент голосования заключался не в том, чтобы именно этого человека привести к власти, а чтобы продемонстрировать властям, в том числе федеральным властям, далекой, легендарной, не очень понятно, существующей ли на самом деле Москве продемонстрировать, что так нельзя, нельзя таким образом обращаться с окраинами страны, нельзя таким образом относиться к жизни все-таки миллионов людей, которые имели неосторожность поселиться так далеко и провести всю свою жизнь вообще на другой стороне земного шара от этой блистательной столицы.
А дальше выяснилось, что Фургал – талантливый человек. Дальше выяснилось, что он человек, который как-то хорошо умеет слышать людей. И он очень быстро расположил к себе население Хабаровского края и как-то заставил относиться к себе серьезно. И люди довольно быстро забыли историю его появления и забыли, что он был таким формальным, заведомо безнадежным кандидатом, который в результате протеста был избран, а стали к нему относиться как к реальному губернатору. И много надежд с ним было связано и так далее. И это с каждым днем нравилось все меньше и меньше российским федеральным властям. И вот они решили проблему вот таким способом – путем жестокого и демонстративного его наказания.
В этом наказании есть несколько сторон, на которые надо обратить внимание. Первое, что здесь бросается в глаза, – это, собственно, сама вот эта методика предъявления обвинений за преступления, вытащенные откуда-то далеко из-под кровати, о которых много лет никто не вспоминал и которые были – эти преступления и эти расследования – никому не нужны до тех пор, пока человек, что называется, никому не мешал.
И здесь, первое, что вспоминается, – вспоминаются истории с «ЮКОСом», когда несколько человек… К ним относился прежде всего Алексей Пичугин, который был главой службы безопасности в компании «ЮКОС».
К ним же относился, например, и Леонид Невзлин, один их крупнейших акционеров «ЮКОСа» и один самых заметных и ярких коллег Ходорковского. И до сих пор он остается чрезвычайно активным, заметным человеком, который много выступает, много участвует во всякой общественной деятельности и как-то очень на виду. Причем на виду в нескольких странах. В Израиле, где он живет и где он просто очень популярная фигура, потому что он очень много делает там для всяких благотворительных проектов. Но мы видим его и в Европе, и в Великобритании, и в Штатах, где он появляется и выступает, и на всяких форумах, где он появляется и выступает. Это просто чтоб вы вспомнили, кто такой Невзлин.
В отношении Невзлина тоже был вынесен жестокий приговор с обвинением к многим годам тюремного заключения по обвинению в том, что он будто бы был причастен к какому-то убийству. Но он сумел к этому моменту уже быть не в России – и его, что называется, не достали. И потом много лет пытались до него дотянуться с помощью всяких международных розысков, но не дотянулись. А теперь уже и международные вот эти следственные органы отказываются сотрудничать с Россией, признавая, что эти преследования носят очевидный политический характер.
А вот другого человека – Алексея Пичугина – таки сумели затащить: сначала – в суд, потом – в тюрьму. И он получил пожизненное заключение, которое отбывает до сих пор, несмотря на многократные решения Европейского суда, который признавал, что его право – Пичугина – на правосудие было нарушено. И много было попыток разного рода апелляций и прошений о помиловании и так далее и так далее. Он продолжает сидеть. Понятно, что это инструмент морального давления на все бывшее юкосовское руководство, прежде всего на Ходорковского, да и на того же самого Невзлина, ну и на их коллег.
Почему я про это про все вспоминаю? Потому что так же ровно были устроены эти обвинения, какие-то давние откуда-то из пыльного угла вытащенные обвинения в причастности к каким-то убийствам, при этом крайне слабо доказанные. Вот эти знаменитые формулы: в «неустановленном месте» «неустановленным способом» в «неустановленное время» совершил «неустановленные действия», которые привели к смерти такого человека, сякого человека. Там кого только не было: мэр Нефтеюганска Петухов, какие-то предприниматели из Тамбова, предприниматели из Москвы. В общем, все это в неустановленном месте неустановленным способом в неустановленное время.
Примерно так же было устроено обвинение против Фургала чрезвычайно неряшливое, чрезвычайно пустое, которое, конечно, не устояло бы ни в каком разумном суде, ни в каком суде, где существует действительно нормальная состязательная процедура, где существует защита, обладающая такими же правами, какими обладает обвинение. Ни в одной цивилизованной стране мира с независимым судом, с такими обвинениями, с таким багажом доказательств следователю лучше к суду не приближаться. Но в России это возможно. Это возможно потому, что суд контролируется.
И вот вторая тема, второе важное обстоятельство, которое привлекает к себе внимание в связи с историей Фургала, – это то, что российские власти научились справляться с проблемой суда присяжных. На протяжении многих лет казалось, что суд присяжных, который не очень, надо сказать, развивался в России…
И понятно, почему он не очень развивался. Вот именно поэтому. Он не развивался потому, что он был помехой для контроля за судебной системой, он был чем-то, что вносит момент неопределенности и, не побоюсь этого слова, момент независимости в действия суда, потому что вдруг в суде появляются какие-то люди, которые обладают правом выносить важное решение, которому обязан следовать судья. Судья не может вынести наказание, если перед этим присяжные отказались признать человека виновным. Судья обязан подчиниться решению присяжных. И так это было.
Хотя было много разных с этим манипуляций. В разное время менялся состав статей, по которым возможно использование суда присяжных, менялась процедура суда присяжных, менялись права адвокатов и прокуроров в суде присяжных, менялись регионы, в которых действует суд присяжных. Совсем не везде и совсем не всегда в России можно было настаивать в том или ином случае на том, чтобы конкретный процесс рассматривался судом присяжных.
Теперь есть целый ряд технических обстоятельств, которые заставляют нас думать, что с независимостью присяжных в России покончено. Вот совсем недавно, надо сказать, до дела Фургала было еще одно дело. Оно на фоне войны прошло таким не то чтобы незамеченным, но, во всяком случае, получило гораздо меньший резонанс, чем могло бы получить в другое время.
Это было дело бывшего сенатора, члена Совета Федерации от Карачаево-Черкесии Рауфа Арашукова и его отца, который был советником когда-то гендиректора компании «Газпром межрегионгаз» (это такая очень мощная коммерческая структура, подчиняющаяся «Газпрому»), Рауля Арашукова. Вот их приговорили к пожизненному заключению по делу об убийстве двух человек и о создании преступного сообщества.
Вы помните, может быть, кто-то из вас помнит этот чрезвычайно яркий эпизод, когда Рауфа Арашукова арестовывали прямо в здании Совета Федерации, прямо чуть не вытащили его из зала заседаний, когда это как-то было очень быстро организовано. В этом во всем принимала участие и Валентина Матвиенко, которая как-то тоже оперативно отреагировала на требование помочь с этим.
Дальше был большой процесс. И это был процесс с участием присяжных. И он проходил примерно так же и отличался примерно теми же, я бы сказал, особенностями, какие отмечаются и на процессе Фургала. Я поговорил с несколькими моими знакомыми адвокатами, которые в разное время в разных обстоятельствах имели дело с судом присяжных, и спросил у них, действительно ли мы должны считать, что с независимостью суда присяжных покончено, и что разработана такая целая техника управления судом присяжных. И получил от них ответ: да, это действительно так.
И что они говорят в этих обстоятельствах, что они называют? Они говорят, во-первых, о том, что отмечаются совершенно очевидные манипуляции со списками присяжных, вот первоначальными списками как бы вызова в присяжные. Я думаю, что среди моих слушателей немало людей, которые когда-либо получали такую повестку – сообщение о том, что вот вас приглашают принять участие в процессе в качестве присяжного в таком-то суде.
В принципе, этот подбор должен происходить случайно, этот список должен формироваться случайно, и для очередных дел с участием присяжных должны выбирать людей просто из первых строчек этого списка. Но уже на этом этапе происходят манипуляции. И уже на этапе составления списков в эту верхнюю часть внедряют нужных людей, внедряют тех, с кем потом можно будет договориться или с кем уже договорились до начала процесса.
И вот в этом, конечно, колоссальная разница. В том, как функционирует суд присяжных в мире там, где он существует, например, в Соединенных Штатах, где специально выбираются люди, которые гарантированно не знают о том, каковы обстоятельства дела. Иногда это бывает очень сложно. Если это какое-то резонансное дело, если в нем участвуют какие-то известные люди, если про это много пишет пресса, то очень трудно найти людей, которые никогда ничего про это не слыхали.
Тем не менее, их пытаются найти и специальным образом тестируют, берут с них показания под присягой о том, что они не имеют своего заранее составленного мнения по этому делу или не имеют никакой специальной позиции и не знают никаких подробностей по этому делу до того, как они окажутся в зале заседаний.
В России, наоборот, обвинение и суд внедряют в состав коллегии присяжных людей с уже сформировавшимся не то чтобы даже мнением (на мнение их наплевать), а людей, с которыми уже разными способами и под разными предлогами договорились о том, как они будут принимать участие потом в этом суде и какое решение они в конце концов вынесут. И вот эти люди гарантированно входят в коллегию присяжных.
И при этом право, которое формально существует у защиты, отвести какого-то кандидата в присяжные обставлено таким количеством формальных всяких придирок и формальных ограничений, что воспользоваться им фактически невозможно. И адвокат, даже если он видит, что в коллегию присяжных зарядили заранее каких-то людей с уже сформированной позицией или с навязанной им позицией или людей подконтрольных, которые вот так проголосуют тогда, когда судебный процесс закончится и придет время выносить решение, эти адвокаты ничего не могут с этим сделать.
И не могут ничего сделать с тем, что различными способами…судебного процесса. Кто по характеру задаваемых ими вопросов или по характеру каких-то реплик, которые от них слышны, или по тому, вообще как они относятся к делу, как они участвуют в заседаниях, как они смотрят на документы и так далее, возникает подозрение, что это люди, которые склоняются к позиции защиты, этих людей безжалостно удаляют из состава коллегии присяжных, заменяя другими. Ну и, конечно, уже в ходе процесса на присяжных можно оказывать давление.
И в этот момент выясняется, что важнейшего элемента для суда присяжных в стране нет – это независимая пресса, это независимые медиа. Потому что вся эта система работает в тех обстоятельствах, когда присяжный, на которого, например, оказали давление, имеет возможность сказать об этом громко, вслух. И это колоссальный скандал. И это что-то, что ставит под сомнение сам судебный процесс в целом, в каких-то ситуациях в разных странах заставляет начинать его сначала, что может привести к отводу судьи, что может привести к выводу из процесса этого конкретного прокурора и так далее и так далее.
Для этого всего в качестве важнейшего механизма реализации процесса суда присяжных необходимы медиа, необходима гласная часть, которая освещает это, которая тем или иным образом служит гарантией от ненарушения прав сторон во время судебного процесса с присяжными. Ничего этого нет. И мы это видели и в процессе Арашукова, и теперь мы это видели в процессе Фургала.
И разговоры теперь, а для чего, собственно, все это нужно-то? А нужно это для пропаганды. Нужно это для того, чтоб теперь можно было сказать: «Ну смотрите, тут вы не можете никакого судью обвинять, что он плохой приговор вынес, или не можете прокурора обвинять в том, что он как-то слишком сильно выдвигал обвинение. Это же народ. Видите, вот присяжные. Присяжные решили. Какие у вас претензии? Вот народ решил так. Народ осудил Фургала, а до того осудил Арашукова. И глас народа – глас божий. Вы вот ссылаетесь на народ, когда говорите о том, что люди выходили на улицу десятками и сотнями тысяч в поддержку Фургала. Ну вот смотрите, вот вам тот же самый народ в лице присяжных, который его осуждает».
Так ведь работает пропаганда. Но за этим, несомненно, манипуляции, давление, дискредитация, за этим бесконечное нарушение процедуры и – важнейшая вещь – за этим отсутствие медиа, которые могли бы служить такой аварийной системой и поддерживать всю эту борьбу за справедливость, каковой, в сущности, является любой суд.
Новый сюжет. Дайте я посмотрю сначала, что у меня тут делается с трансляцией сейчас. Минутку, минутку, минутку. Как будто я немножко потерял нужное мне окно. Нет, все в порядке. Такое впечатление, что все работает, развивается, все нормально. Чат функционирует. Все хорошо. Я вам тогда, если позволите, еще раз напомню про то, что я жду от вас лайков. Их, надо сказать, немало в этот раз. Вот я уже вижу, что сильно переваливает за тысячу. Жду от вас и лайков, и подписок. Пожалуйста, не забывайте про это несложное действие, которое дает живительный эффект в работе любого YouTube-канала и моего в том числе.
Еще один сюжет, который мне кажется чрезвычайно важным. Он тоже недалеко от всех судебных тем. Мало очень говорят об этом, хотя сейчас, по-моему, самое время про это поговорить. В Думе появился законопроект о защите наемников. Вот я бы именно так его назвал. Появился законопроект. Он еще не дошел до первого чтения, но, несомненно, в ближайшее время там окажется и точно будет принят. Закон о поправках к Кодексу об административных правонарушениях и к Уголовному кодексу. И в соответствии с этими поправками, наказание полагается тем, кто дискредитирует добровольцев российской армии.
Кто такие добровольцы российской армии? Это наемники, это, собственно, вот эти самые ЧВК, про которые мы так много говорим в последнее время. И говорим о них неспроста, а говорим потому, что это стало элементом самых ожесточенных и самых зверских преступлений в ходе этой агрессивной войны России против Украины.
Мы видим, что именно при помощи вот этого института наемничества Российское государство пытается решить самые грязные и самые жестокие задачи на этой войне. И люди, которых вынимают из российских тюрем, – убийцы, грабители, бандиты, насильники, разбойники разного рода – оказываются на фронте и оказываются самыми озверелыми псами этой войны. И их бросают на самые рискованные участки этого фронта, где они ведут себя совершенно звериным образом. Но и потери там колоссальные.
И по существу, военные специалисты говорят нам, что роль этих наемников заключалась сейчас в том, чтобы удержать паузу на протяжении нескольких месяцев в действиях российских войск на украинском фронте, удержать паузу, которая необходима была для того, чтобы все-таки подготовить мобилизованных, для того, чтобы сформировать какие-то планы и пополнить тот дефицит военной техники и боеприпасов, который образовался в результате нелепо проведенных первых месяцев войны.
И вот эти наемники оттягивали на себя внимание, оттягивали на себя достаточно большие силы украинской армии на каких-то ключевых участках фронта: Бахмут знаменитый, например, и окружающие его населенные пункты. И вот ценой колоссальной мясорубки, которая там происходила с участием этих бывших бандюганов, превратившихся в наемников, вот, собственно, удалось решить эти какие-то локальные военные проблемы.
Все это привело сегодня к кризису внутри кризиса, потому что сама эта система, которая представляет собою элемент военной катастрофы, которая происходит с Россией, она сама часть этой катастрофы. Внутри нее произошел обвал, который связан прежде всего с тем, что ресурс этот кончился и что люди Пригожина выгребли из российских тюрем все что можно было выгрести на условиях более или менее какой-то двусторонней договоренности. На этом, собственно, люди, которые согласны идти в эту мясорубку, закончились. И вообще в какой-то момент всякая добровольность кончилась, а началась принудительная вербовка, вербовка под угрозой, вербовка иногда буквально под пытками.
Но оказалось, что это тюремное население вообще в принципе не очень предназначено для того, чтобы использовать его для каких-то серьезных армейских дел. И это люди, которые, в общем, ничем, кроме пушечного мяса, на этом фронте служить не могут. А между тем, опять же современная война – это война высокотехнологичная, это война в какой-то мере интеллектуальная, это война, требующая подготовленных людей, разумных людей, образованных людей хоть в какой-то мере. И это явно не то, что мог предоставить для фронта Пригожин, который этих бандюганов вытаскивал из российских тюрем и с российских зон.
Теперь, как передают нам специалисты по этому делу, – вот я слушал, по-моему, сегодня или, может быть, вчера довольно большой рассказ Ольги Романовой, к которой традиционно стекается довольно много информации по этому поводу, – мы начинаем понимать, что этим начинает заниматься Министерство обороны, уже, собственно, официальные органы.
И вот в этих обстоятельствах требуется защита этим наемникам, потому что на протяжении веков наемнический труд считался преступной профессией. Наемник – это в целом человек, который в той или иной мере, но находится вне закона, человек общественной осуждаемый, человек морально порицаемый, человек, который никогда не расскажет о том, чем он зарабатывает себе на хлеб. Так это в человеческой цивилизации установилось на протяжении буквально нескольких последних веков. Я не знаю, со времен ландскнехтов в средневековой Европе, может быть, когда это еще была какая-то уважаемая профессия. Ну вот с тех пор уже все безнадежно изменилось.
И вот теперь законопроект в российской Думе о том, чтоб это было не так. Вот теперь разговор о том и законопроект о том, что этих людей будет российскому населению приказано уважать, будет приказано относиться к ним как государевым слугам, а не просто к бандитам, зарабатывающим себе на жизнь убийствами других людей под руководством других бандитов.
И вот предлагается в Уголовный кодекс этим законопроектом внести статьи о дискредитации этих самых наемников, которая наказывается и большими штрафами, и тюремными заключениями. И это единственная мера, которую Российское государство может предложить для того, чтобы оправдаться за вот это преступление среди многих других преступлений, в основе которых оказалась война России в Украине. Российское государство, таким образом, разрушается, разлагается.
Мы говорили с вами много раз, что сама эта ситуация, когда, по существу, оказались упразднены все усилия государства, сколько бы ни говорили об их несправедливости, об их коррумпированности, об их контролируемости, о том, до какой степени это лишено нормальной и современной процедуры, но тем не менее усилия государства для создания ситуации, в которой преступник понимает, что его ждет наказание, что его ждет суд и ответственность за то, что он совершил.
Вот от этой системы, собственно, война ничего не оставляет. Война разрушает ее и приравнивает работу наемников, приравнивает, по существу, работу тех, кого весь мир осуждает как людей, которые выбрали своей профессией убийство, приравнивает их к государственным военнослужащим, приравнивает их к тем, кто исполняет свой долг, потому что таковы конституционные требования к гражданам страны.
Еще один сюжет, который тоже мне кажется важным, – это история с Роскомнадзором и с массовыми утечками из Роскомнадзора о том, как на протяжении многих лет чиновники вели слежку за журналистами, за любыми гражданскими активистами, за любыми общественными деятелями, вообще за всяким человеком, который каким-то образом демонстрировал свою гражданскую позицию и свое желание каким-то образом употребить свою энергию на пользу общества.
Эта ситуация важна еще и тем, что она является еще одним важным аргументом, еще одним элементом ответа на вопрос: а как так вышло, что колоссальное количество людей в России оказались в положении, когда они не могут выразить свой протест против этой войны, как вышло, что российское общество до такой степени пассивно по отношению к этой войне, не демонстрирует своего неприятия этого преступления?
Вот мы видим по этим материалам, которые теперь утекли и оказались доступны любому желающему – кто хочет провести какое-то время за чтением этих публикаций, это одновременно в нескольких хороших расследовательских медиа появилось – мы видим масштаб этих усилий, и мы видим длительность этих усилий. Вот это еще одно подтверждение того, что работа по уничтожению российской гражданской жизни началась не за 5 минут до начала войны.
Российское государство на протяжении многих лет считало своей основной целью, тратило огромные деньги, огромные силы, собирало целые армии людей на то, чтобы следить за совершенно естественными поступками граждан. Ведь это же слежка не за преступниками, это слежка не за теми, кто затевает квартирные кражи или кто планирует распространение наркотиков.
Огромное ведомство, финансируемое государством, с гигантским бюджетом, с огромными штатами занимается слежкой за, что называется, добропорядочными гражданами, за людьми, задача которых – обеспечить нормальное функционирование гражданских институтов, то, что, собственно, написано в российских законах: гарантии прав граждан, гарантии правосудия, справедливость, безопасность, равноправие людей, отсутствие дискриминации по разным поводам (национальной дискриминации, дискриминации по половому признаку, по признаку расы, веры и так далее).
Вот чем занимаются разного рода гражданские активисты. Вот этим. И чем занимаются журналисты. Они следят за нормальным, разумным функционированием общества. А государство создает громадную систему слежки за ними, считая эту их деятельность вредной и опасной для себя.
Вот так готовятся войны. Вот так, собственно, уничтожается гражданская жизнь. Вот так разлагается демократическое общество в ожидании войны для того, чтобы потом можно было эту войну вести. И глядя на эти громадные таблицы, глядя на эти колоссальные списки людей, в отношении которых были составлены эти справки, которые потом легли в основу разного рода абсурдных их обвинений, которые продолжаются и сегодня… Вот мы с вами сегодня получили очередную порцию фамилий людей, которые были назначены иностранными агентами. Ради этого работает вся эта армия.
И в отношении этого вообще невозможно использовать слово «случилось». Как так случилось? Да оно не случилось. Случается что-то случайное. Случается какое-то краткое событие: вот вдруг откуда ни возьмись оказалось, что общество вот такое, или вдруг мы видим, что общество почему-то реагирует на это так-то и так-то.
Да нет, эта работа продолжалась десятилетиями вот в этом масштабе, когда работал весь этот Роскомнадзор – специальное ведомство для того, чтобы ограничивать естественные права граждан, чтобы заниматься незаконной цензурой, запрещенной этим самым государством. Государство продолжает сохранять в своих важнейших законодательных актах, в том числе в Конституции, запрет на цензуру, а само содержит, финансирует, развивает и увеличивает ведомство, смысл существования которого заключается в этой самой цензуре.
И в конце концов это вещи одного порядка с существованием в этой же самой стране, которая осуждает убийства… У нас, вообще-то, по-прежнему есть статьи в Уголовном кодексе, которые карают за убийство или за подготовку убийства, или за соучастие в убийстве, или за покушение на убийство, или за провокацию убийств.
А тем не менее существуют на государственной службе, как мы это знаем, например, по делам об отравлении Алексея Навального, отравлении Владимира Кара-Мурзы, отравлении Дмитрия Быкова и, по всей видимости, отравления еще целого ряда людей, которых пытались убить силами российских спецслужб, содержит группы людей, которые предназначены для убийств. Вот так работало и продолжает работать сегодня это государство.
И когда мы говорим о том, что Россия – государство преступное, Россия – государство, подлежащее как государство уничтожению, аннулированию, этого государства не должно больше быть, потому что это государство, которое производит в массовом количестве преступления. И война – это только последнее из преступлений по времени, которое это государство произвело.
А до того оно жило в состоянии вот этих длящихся преступлений, одно из которых мы видим по этим распечаткам, по этим утечкам, по этим бесконечным базам данных (там терабайты информации), которые вылезли наружу. И в этом их смысл. Это не удивительный случай, это не казус, это не эпизод, это не странное однократное обстоятельство, это и есть система, это и есть суть существования российской жизни и жизни Российского государства. Вот так это выглядит.
Так, давайте я вернусь к вашим вопросам. Тем более, что их накопилось. На самом деле, чрезвычайно уже много. И я погляжу, что присылает мне мой друг Кирилл. Вы знаете что, я сразу удалю из ваших вопросов, в том смысле, что я не стану на это отвечать, я не буду участвовать в разного рода взаимных обвинениях и склоках разных людей, которых очень много на этой неделе.
Певчих сказала про Венедиктова, Венедиктов сказал про Певчих, много разных людей сказали про Собчак, Собчак ответила множеству этих разных людей. Вы знаете, я не буду принимать в этом участие. У вас есть достаточно информации об этом. У вас есть много возможностей об этом читать одних, других. Вы можете влезать как-то в разные аккаунты и социальные сети и читать, что сказал Венедиктов про Певчих, а Собчак – про Венедиктова и оба они вмести – про Плющева. Так что давайте, пожалуйста, попробуйте в этой ситуации обойтись без меня, а я займусь в оставшееся время другими сюжетами. Я думаю, что еще минут 15 у меня есть для этого разговора.
Что еще важно? Важна, конечно, история, которая донеслась до нас из Гааги, где был опубликован разговор между Путиным и Плотницким, руководителем Луганской так называемой самопровозглашенной республики. И этот разговор был интерпретирован как доказательство причастности российского руководства к в конечном итоге делу о Боинге MH17, постольку-поскольку он доказывает причастность российского руководства к управлению войной на юго-востоке Украины, начавшейся еще в 2014 году.
Много споров по этому поводу, потому что, разумеется, позиция официальная России по этому поводу – что в этом разговоре вообще не упоминается слово «оружие», в этом разговоре нет ничего военного, нет ничего, что так или иначе указывало бы на причастность российского руководства к непосредственно боевым действиям и так далее и так далее.
Но дело в том, что господин Плотницкий появился на свет, так сказать, в политическом смысле, потому что там происходит война. Он не что иное, как руководитель этой воюющей республики. И разговор с ним российского президента представляет собою прямое указание на то, что российское руководство имеет отношение к этой войне, потому что ни для чего, кроме войны, эта самая Луганская республика и эта самая Донецкая республика больше не нужны. Ничего, кроме войны, там не происходит. Весь смысл их существования заключается в том, что через их посредство, под их прикрытием Россия вела эту войну против Украины. Вот и вся логика.
Так что здесь, конечно, отвертеться не удастся. И для будущего процесса против российского политического руководства и всей этой военной машины этот разговор, эта запись окажется, несомненно, достаточно ценной.
Там есть другая сторона этого заявления, которая очень многих огорчила, о том, что следственная группа заявляет о том, что она заканчивает свое следствие. И это многими было интерпретировано как какая-то капитуляция: вот мы больше не будем ничего расследовать, потому что у нас нет больше никаких доказательств и так далее.
Я это интерпретирую совершенно другим способом. Я это интерпретирую в полном соответствии с тем, что я говорил много лет по этому поводу. На самом деле, начиная с очень раннего этапа, потому что расследование было очень эффективным, собственно, в начале, тогда, когда только произошла эта катастрофа в июле 2014 года и сразу по горячим следам было найдено, в том числе и при помощи огромного количества всяких неформальных расследовательских структур…
Собственно, на этом родился и вырос Bellingcat и большое количество всяких расследовательских медийных организаций и всяких консорциумов, которые занимались сбором и обработкой колоссального массива информации из социальных сетей, которая очень помогла расследовать очень подробно все эти события в Донецкой области в 2014 году.
Так вот я говорил об этом уже тогда и говорил, собственно, все эти годы, и продолжаю говорить сейчас, что проблема в том, что они все расследовали. Следственная группа говорит о том, что она заканчивает свою деятельность, потому что она считает, что она собрала все, что нужно было собрать. Она выяснила все, что подлежало поискам. Все найдено. Все обнаружено. Все собрано. Теперь наступает работа для суда. Теперь суд должен исследовать результаты, предоставленные ему следственной группой, и начать судебный процесс по этому поводу.
Так же ровно, как мы это видели на первом судебном процессе, где был осужден Гиркин и двое его подельников, а один был оправдан, кстати. Тогда суд последовательно, шаг за шагом, текст за текстом, свидетельство за свидетельством, аудиозапись за аудиозаписью шел по этим доказательствам, перепроверяя их в ходе судебного следствия, заставляя объяснить происхождение этих данных, заставляя объяснить логику следователей, устанавливая связь между разными уликами, между разными свидетельствами, между разными свидетельскими показаниями и так далее и так далее. Это дело для суда. И суд будет этим заниматься.
Следственная группа сообщает нам: «Мы свою работу закончили. Примите ее, получите ее и работайте с ней». Поэтому я в этом, на самом деле, не вижу никакой капитуляции, я не вижу никакой констатации того, что у нас ничего не вышло, извините. Абсолютно нет. Они сообщают о том, что они свою работу завершили. И конечно, чрезвычайно важно, чтобы суд отнесся к этому соответствующим образом, чтобы суд понял, что теперь дело на его стороне.
А помочь суду в этом должны те люди, которые заявляют иски. И этих людей немало. Это родственники погибших прежде всего. И это разного рода общественные организации, которые так или иначе защищают права воздушных путешественников и которые в этой ситуации могут выступать истцами, могут выступать заявителями. Они должны побуждать суд теперь возбуждать новые судебные процессы и использовать те доказательства, тот массив фактов, которые собраны следственной группой.
Вот и все. Вот о чем, по-моему, говорилось на этой неделе в Гааге, и вот что мы должны из этого извлечь. И в этом смысле важнейшим дополнением к этой истории с следственной группой, которая закончила свою работу, является вот эта констатация: а мы в этой работе дотянулись до российского руководства, мы установили всю цепочку снизу доверху до последнего.
Единственный плохой элемент, огорчивший меня и, надо сказать, противоречащий моим представлениям о том, как это все устроено, – сообщение о том, что следственная группа среди тех фактов, которые она не добыла, она не смогла установить непосредственный состав вот тех четырех человек, которые сидели за рычагами и за кнопками этой конкретной пусковой установки.
Они установили, что установок было две, что только одна из них доехала до назначенного района, до района запуска. Они установили, кто их отправил. Они установили, кто санкционировал выделение этой военной техники снизу доверху, кто командовал этими командирами, а кто командовал командирами этих командиров и так далее и так далее по цепочке до самого верха. Но самая нижняя ступенька осталась им недостаточно ясна.
Это я уже предполагаю, что у них есть на этот счет какие-то версии, но они считают, что эти версии недостаточно надежны, чтобы против этих конкретных людей, вот конкретного экипажа, который обычно состоит из одного лейтенанта, если я правильно помню, одного сержанта и двух рядовых, чтобы против этих конкретных четырех человек выдвинуть обвинение. Они считают, что у них не хватает чего-то для этого, не хватает убежденности в этом.
Ну, жаль, потому что мне казалось, что в этой системе правосудия, в этой системе будущего наказания очень важно, чтобы и самое нижнее звено тоже было осуждено. Хотя я прекрасно понимаю, что, конечно, основная вина лежит, несомненно, на тех, кто всю эту операцию затеял, кто отправил туда эту ракету, кто санкционировал это, кто вообще вел там войну, кто поддерживал эту захватническую операцию. Они, конечно, виноваты в первую очередь.
А непосредственные исполнители, те конкретные два рядовых, один сержант и один лейтенант, которые там навелись на эту точку на радаре, в конечном итоге исполняли приказ и являются штатными военнослужащими, и у них есть это смягчающее их вину обстоятельство, что они как-то могли и не знать, не понимать смысла команд, которые им отдают. Хотя это, собственно, дискуссионный вопрос для суда. Вот такого рода людям предстоит это подробно объяснять, почему они считали, что они не понимают, что означает эта точка на экране, почему они настаивают на том, что они не могли предположить, что это гражданский самолет. Пусть докажут это, пусть объяснят, как так вышло. Вот за этим, собственно, нужен суд.
Но, по всей видимости, вот этого нижнего звена, пока во всяком случае, если не случится каких-то новых разоблачений, которые всегда могут быть, всегда кто-то может заговорить, например, всегда кто-то может попытаться выкупить свою жизнь и выкупить свою свободу ценою того, что заговорит и расскажет следователям какие-то подробности, которых у них нет…
Мне вот пишут, что этот экипаж, скорее всего, не живой. Да неважно в данном случае, живой он или не живой. Важно его знать. А дальше уж разберемся, живы эти люди или не живы. Нужно знать эти имена. Шанс сохраняется, что однажды они станут известны. Но вот, по всей видимости, с этим как раз произошла некоторая неудача. Мне жаль. Я рассчитывал, что ее не будет.
Но в остальном я не вижу совершенно никакой катастрофы в том, что следственная группа заявила о завершении своей деятельности. Я бы назвал, что это успешное завершение ее деятельности. Может быть, им какая-то служебная этика не позволяет это слово вставить в свой отчет.
Вот по поводу Гааги, по поводу сообщений о следственной группе «Бука», о которой меня очень много спрашивают относительно событий этой недели.
Ну и последняя тема для меня чрезвычайно важная. Она тоже осталась в значительной мере в тени других более громких событий на этой неделе. В России утверждена новая концепция преподавания истории в российских университетах. Это важный очень в стратегическом смысле, в перспективном, в историческом смысле – ну вот так это звучит – в историческом смысле важен факт преподавания истории. Есть некоторая внутренняя тавтология в этой фразе, но ничего с этим не поделаешь. Да, действительно, это чрезвычайно важный элемент нашей жизни.
И Институт российской истории Академии наук, то есть высшая научная инстанция, которая существует в России, казалось бы, в исторической науке, подготовил эту концепцию, которой теперь должны следовать преподаватели истории во всех российских университетах.
И, конечно, главное, на что мы смотрим в ней, – это последние страницы, это то, как описаны последние события, те, которые сыграли трагическую роль в истории России и которые, собственно, погубили Россию, и которые, по всей видимости, оказываются последними событиями в истории Российского государства вот такого, как мы его знаем, потому что дальше будет что-то другое на этом месте, поскольку Россия будет разрушена этой войной.
Что они по этому поводу пишут? Мы видим в кратком изложении стандартную пропагандистскую концепцию. И глядя на этот текст, мы видим, что профессиональное сообщество российских историков капитулировало перед пропагандой. Оно не смогло в этой ситуации выполнить свою роль и отстоять свою профессиональную честь. Ну, дальше мы можем долго разговаривать о том, это вообще возможно было или нет, какие ресурсы у этих людей, до какой степени они могли сопротивляться. Но пока мы видим, что Институт российской истории Академии наук Российской Федерации утвердил вот такую формулировку. Я прямо сейчас вам ее прочту. Она очень небольшая.
«В 2014 году после антиконституционного переворота в Киеве жители Крымского полуострова проголосовали за его вхождение в состав Российской Федерации».
Обратите внимание – это уже мой комментарий – жители Крымского полуострова сделали это просто так, на голом месте. Не потому, что в Крым вошли российские войска без опознавательных знаков, без погон и заняли Крым. Не потому, что эти войска изолировали законные органы власти в Киеве. Не потому, что именно под контролем этих войск был организован этот так называемый референдум, на котором никто даже не удосужился ничего считать. Это было уникальное голосование. О нем даже нельзя сказать, что оно было фальсифицировано, потому что никто его не считал. Просто нарисовали из головы эти цифры. Вот и все. Это доказано, доказано математически, подтверждено свидетелями и так далее.
Ничего этого здесь нет. А есть фраза о том, что они проголосовали за его вхождение в состав СССР. РСФСР. С чего вдруг они проголосовали? Смотрите, две оговорки в одной фразе у меня только что случились. Я это назвал сначала СССР, а потом – РСФСР. Непроста, обратите внимание, именно такие у меня оговорки. В тексте, конечно, так: «Проголосовали за его вхождение в состав РФ». Но глаза мои отказываются это видеть, язык мой отказывается это произносить – и вот вы слышите эти оговорки. Законные, по-моему.
Дальше там сказано так: «Еще один очаг напряженности у российских границ возник в связи с военными действиями киевского режима против провозглашенных в 2014 году Донецкой и Луганской народных республик».
Ни слова – это уже комментарий от меня – о том, о чем подробно рассказывал в своих нескольких интервью господин Гиркин, известный также под псевдонимом Стрелков, о том, как он во главе группы бандитов, наемников и диверсантов явился в эти места и разжег там военный конфликт. Ни слова о том, как такие же военные конфликты попытались разжечь и в других украинских регионах: и в Харьковской области, и в Днепропетровской тогда области (город позже стала называться Днепром), и в Одесской области. нигде не получилось, получилось только в двух: в Донецке и в Луганске. А во всех остальных эти планы провалились.
Ни слова об этом, разумеется, здесь не сказано, о том, кто был инициатором этой войны, ни слова о том, что никогда раньше здесь не было никаких военных конфликтов, что за два года до этого в Донецке проходили матчи Чемпионата Европы по футболу, что это была абсолютно мирная, абсолютно органично связанная с остальной Украиной часть страны. Ни единого слова про это нет, а есть, что вот почему-то у российских границ возник в связи с военными действиями киевского режима очаг напряженности. Чего он возник, как он так возник? Ну, как-то вот сам возник очаг. Вот разгорелся. Дрова сами сбежались, сложились вместе, спичка сама поднеслась – и оно само загорелось. Очаг возник, понимаете ли.
Дальше. «Заключенные при активном участии России с целью мирного разрешения этого конфликта Минские соглашения 2014-2015 годов были торпедированы киевским режимом».
А в каких обстоятельствах заключались эти Минские соглашения? Что предшествовало этим Минским соглашениям? Слово «Дебальцево» здесь где? Где здесь обстоятельства, которые сделали эти Минские соглашения заведомо абсурдными, которые требовали сначала выборов, а потом закрытия российско-украинской границы, взятия ее обратно под украинский контроль? Это, собственно, то, что сделало эти Минские соглашения абсолютно неисполнимыми изначально.
Кто внес туда эти? Кто настаивал на том, чтобы именно так они были сформулированы, чтобы события были именно в таком порядке предписаны этими Минскими соглашениями, что Украина обязана сначала провести там выборы, а потом начать контролировать эту территорию? Не провести выборы на территории, которую она контролирует, которая возвращена ей, Украине. Нет, сначала провести там выборы, а потом завладеть этой территорией опять. Вы как себе это представляете? Да никак. И люди, которые составляли эти Минские соглашения, отлично это знали. И совершенно неслучайно этот текст туда внесли. Но про это нет ни слова в этой концепции.
Ну и дальше. «Ситуация на Украине, руководство которой превратило ее в Анти-Россию и с помощью НАТО готовилось к возвращению Крыма и Донбасса, привела к неизбежности проведения в 2022 году Россией специальной военной операции».
Ну, собственно, это та песня, которую поет нам российский диктатор все это время: нас вынудили, нас заставили, у нас не было другого выхода, это вообще не мы, и если бы мы не начали, то на нас бы напали. Это остается абсолютной выдумкой. Это не подтверждено ничем, никакими фактическими данными, никакой разведкой, никакими сведениями о каких-то военных планах. Ничем абсолютно.
Но зато это подтверждено тем, что произошло дальше: массированным вступлением российской армии на украинскую территорию с идеей занятия украинской столицы, с провозглашенными лозунгами смещения украинского руководства и вот этой самой денацификации, о чем теперь все забыли: про денацификацию, демилитаризацию, денационализацию. Вот эти все «де», с которыми ехали эти войска в парадной форме в надежде через 3 дня провести торжественный марш по Крещатику.
От этого не осталось ничего. И сегодня мы слышим признание разного рода российских пропагандистов о том, что ну конечно не существует никаких целей у этой операции. В смысле открытых, ясных. Ну конечно никто никогда вам не скажет про настоящие цели, потому что это противоречит правилам ведения войны, потому что это было бы неразумно сообщить вам о том, что на самом деле хотело российское руководство, сообщает Маргарита Симоньян как ни в чем не бывало и пучит свои глазки при этом. Не буду вам про это ничего рассказывать, говорит она. Потому что вам не положено знать, говорит она.
Начиналось это все совсем по-другому. Об этом нет ни слова в этой концепции. Обратите внимание, что эта концепция тоже не упоминает ни про какую денацификацию, не упоминает о призыве российского фараона к украинским военным. Многие забыли про это, как он в первые дни войны призывал украинских военных предать свое политическое руководство и поднять мятеж, и перейти на сторону захватчика. Вы помните это? Я помню. Об этом нет ни слова в этой концепции.
Ну вот. Вот, собственно, те события, которые мне кажутся важными для обсуждения на этой неделе. Мы с вами встретимся в среду, мы с вами встретимся в будущую пятницу. Я очень надеюсь, что вы останетесь зрителями этого YouTube-канала и вас будет еще прибывать, потому что будут прибывать и подписчики, те, кто ставит свои лайки, и те, кто помогают своими донейтами. Я очень рад вам всем на этом канале.
И, пожалуйста, не забывайте, что лучший способ общения со мной – это Telegram-канал «Пархомбюро», где я всегда жду ваших вопросов и ваших тем и постепенно их за неделю собираю, с тем чтобы потом в пятницу снова начать об этом разговаривать и построить на этом свою программу. Ну вот.
Это была программа «Суть событий». Меня зовут Сергей Пархоменко. Всего хорошего. Спасибо вам. До свидания.