The Wall Street Journal: Когда казалось, что самый известный российский оппозиционер вот-вот выйдет на свободу, случилась трагедия
Часть 1: The Wall Street Journal: Могли ли США спасти Навального?
Авторы: Дрю Хиншоу и Джо Паркинсон
Роджер Карстенс мчался по Тель-Авиву на встречу с Романом Абрамовичем, зная, что ему придётся просить прощения у Белого дома, а не разрешения.
Администрация Байдена ранее дважды отклоняла просьбы специального президентского посланника по делам заложников встретиться с этим загадочным российским олигархом — одним из немногих людей, которых Карстенс считал «волшебниками тайных каналов», способными распутать самые сложные дипломатические узлы.
В ноябре 2023-го, когда Карстенс приехал в Израиль помогать американским семьям, чьих близких взял в заложники ХАМАС, ему пришло сообщение: Абрамович тоже в городе. Казалось, упустить такой шанс невозможно — продвинуть обмен пленными, который мог бы освободить американцев из российских тюрем и одновременно спасти главного врага Путина российского диссидента Алексея Навального.
Спецпосланник по делам заложников бывал на шести войнах, но шутил, что самое тяжёлое «боевое» столкновение он пережил в Вашингтоне, в костюме и галстуке, «пытаясь хоть что-то сделать». У него был план освобождения Навального и американцев, но в Белом доме считали, что сейчас не время для его осуществления. Он часто шутил, что чувствует себя, как Гулливер, связанный лилипутами.
Его предполагаемые противники — высокопоставленные чиновники Белого дома и Госдепартамента, которые, хотя и работали в том же направлении, действовали куда осторожнее, взвешивая геополитические и моральные риски обмена заключёнными с Путиным. Карстенс жаловался коллегам, что вынужден подчиняться людям, которые, по его мнению, никогда не были в бою, никогда не чувствовали запаха пороха и сидели за своими столами, находя причины, почему его предложения не сработают.
На этот раз бывший «зелёный берет» не собирался никому дать шанс сказать “нет”. 30 ноября он отправил письмо в Вашингтон, где день только начинался, сообщив, что готов встретиться с Абрамовичем. Спустя несколько минут он вошёл в отель, выбранный для встречи. Напротив сидел миллиардер, который сразу сказал, что переговоры о заключённых между ЦРУ и российской ФСБ зашли в тупик.
«Не уверен, что ФСБ передаёт наши сообщения», — сказал Карстенс. Он повторил последнее предложение Белого дома: обмен за исключением Навального (которого хотела Германия) и Красикова — офицера ФСБ, осуждённого пожизненно за убийство противника Путина в Берлине. Карстенс чувствовал, что это предложение не сработает.
«Но позвольте предложить другую идею», — начал он, — Неофициально, просто чтобы услышать ваше мнение».
Карстенс озвучил план: Германия освобождает Красикова, если Россия освобождает Навального. В довесок США и европейские союзники возвращают России нескольких глубоко законспирированных «спящих» агентов, находящихся в их распоряжении, а Россия выпускает двух американцев, обвинённых в шпионаже, обвинения в адрес которых США категорически отрицали: бывшего морского пехотинца Пола Уилана и корреспондента Wall Street Journal Эвана Гершковича.
Это звучит заманчиво, сказал Абрамович, но добавил, что не может себе представить, что Путин освободит Навального. Через 30 минут Карстенс вышел, разблокировал телефон и увидел поток сообщений с требованиями не проводить встречу.
Несколько дней спустя Карстенс получил ответ от Абрамовича, который, похоже, был удивлён не меньше других. По его словам, Путин был готов освободить Навального.
На той же неделе охранники силой затолкали 47-летнего диссидента в тюремный вагон и заперли дверь, не сообщая, куда его везут. Часы превратились в дни, пока Навальный читал книги, которые ему разрешили взять из исправительно-трудовой колонии ИК-6. Он не видел проносящиеся за окном города, но поезд петлял через Уральские горы, потом на север к Полярному кругу — к «мертвой железной дороге», построенной политзаключёнными при Сталине.
Дорога заняла две недели до покрытой льдом точки назначения — лагеря «Полярный волк».
«Я ваш новый Санта-Клаус», — писал он в первом письме домой жене Юлии. — «К сожалению, нет оленей, но есть большие, пушистые и очень красивые немецкие овчарки».
Через несколько недель после его прибытия канцлер Германии Олаф Шольц подключился к приватной видеоконференции с Джо Байденом, официально — чтобы обсудить войну в Украине, а неофициально — чтобы поговорить об обмене заключёнными. Несколькими часами ранее главный редактор The Wall Street Journal Эмма Такер встретилась с ключевыми помощниками Шольца в Швейцарии. Байден только что встречался с сестрой Пола Уилана, Элизабет, портретисткой, с которой у президента быстро установился тёплый контакт. Советник Байдена по нацбезопасности Джейк Салливан постоянно был на связи со своим коллегой в Берлине перед встречей. Идея была настолько деликатной, что Шольц боялся упоминать детали по видеосвязи.
«Я прилечу, чтобы встретиться с вами, — сказал Шольц. — Буду рад».
Канцлер улетел, не поставив в известность собственный кабинет министров, и настолько срочно, что единственным доступным самолётом оказался среднемагистральный Airbus A321, которому пришлось дозаправляться в Исландии. На встрече 9 февраля не было помощников и стенографисов — только Байден и Шольц. Несколькими часами ранее Такер Карлсон показал интервью с Путиным в Кремле, где бывший ведущий Fox призвал российского президента освободить Гершковича. Путин, уязвлённый Карлсоном, выглядел смущённым. Казалось, все части пазла начали складываться.
В Овальном кабинете Шольц согласился освободить убийцу Красикова как центральный элемент более масштабной сделки. Канцлер собирался вызволить Навального из его арктической тюрьмы и, как он надеялся, помочь пожилому президенту США повысить шансы на победу в предстоящей, обещавшей быть ожесточённой, избирательной кампании.
«Ради вас я это сделаю», — сказал Шольц Байдену.
Черные кортежи
15 февраля 2024 года узкие улочки Мюнхена были запружены чёрными кортежами, доставляющими самых важных лидеров Запада на ежегодную конференцию по безопасности в этот баварский город. Карстенс не был заявлен как спикер или участник панелей, но вылетел из Вашингтона ночным рейсом в Германию. К этому моменту администрация ускорила подготовку обмена Навального, но предпочитала держать Карстенса в стороне от любых переговоров с Россией по заключённым.
Христо Грозев уже был там, с тревогой ожидая в кафе рядом с охраняемым периметром площадки. Он чувствовал, что сделка почти заключена, но он и Карстенс хотели находиться как можно ближе к высшим западным чиновникам по вопросам безопасности, чтобы убедиться, что ничто не помешает её осуществлению. Продюсер фильма «Навальный» Одесса Рэй писала сообщения из Дубая, направляясь в Украину после встречи с их российским контактом Станиславом Петлинским.
Вице-президент Камала Харрис летела на Air Force Two, официально — чтобы выступить с программной речью, а неофициально — чтобы представлять Байдена на встрече с лидерами Словении и подтвердить, что в сделку можно включить двух российских «спящих» шпионов, находящихся под стражей: супругов, выдававших себя за аргентинских граждан. Министр иностранных дел Германии Анналена Бербок также присутствовала на конференции и всё ещё испытывала дискомфорт из-за моральной черты, к которой её страна постепенно приближалась, но госсекретарь США Энтони Блинкен собирался встретиться с ней и развеять сомнения. Жена Навального, Юлия, также была в Мюнхене, чтобы лично ответить на оставшиеся вопросы.
Рядом с Грозевым, переписываясь с контактами, чтобы собрать воедино картину происходящего, находилась Мария Певчих — друг Навального и глава отдела расследований. Место, где они находились, казалось зловещим. Семнадцать лет назад, на этой же Мюнхенской встрече, президент России произнёс речь, осуждающую мировой порядок, в котором Америка была «одним хозяином, одним сувереном». И вот теперь, на расстоянии вытянутой руки от крупнейшего обмена заключёнными между Востоком и Западом со времён распада СССР, воспоминание об этой речи витало в воздухе как призрак.
Когда вечер подходил к концу, Певчих задала вопрос, похожий на мрачное предчувствие:
— А что, если они его убьют?
После многих лет изучения работы российских спецслужб, Грозев был уверен, что её опасения не оправдаются. Он заверил её: существует протокол, проверенная методика для обмена заключёнными, соблюдаемая ещё со времён холодной войны. У The Wall Street Journal даже были заранее подготовленные статьи, готовые к публикации в тот момент, когда Навальный выйдет на свободу.
На следующий день директор ФБР Кристофер Рэй обедал с главами MI6 и BND. Их незаметная работа могла вот-вот принести свободу не только Навальному, но и Гершковичу, репортажи которого Рэй высоко ценил.
Но во время обеда гости начали тянуться к своим телефонам, которые загудели от новостей из России. Самые влиятельные главы силовых ведомств западного альянса переглянулись в ужасе и недоумении. Государственное агентство новостей Кремля объявило:
«Алексей Навальный умер в тюрьме. Причина смерти устанавливается».
Гости один за другим поднимались, чтобы ответить на звонки. Рэй поспешил наверх, чтобы переговорить с Блинкеном. Главный дипломат США сразу же сказал:
— Найдите мне Юлию.
Помощник безуспешно пытался дозвониться до жены Навального и вернулся с номером Грозева. Пробираясь сквозь плотные кордоны охраны, европейские и американские чиновники лихорадочно искали друг друга, чтобы обсудить, что делать дальше. Новость уже разлетелась по коридорам, и в кофейне немецкий дипломат в полный голос, на глазах у журналистов, воскликнул:
— О нет! Мы же работали над тем, чтобы его вытащить!
Грозев провёл побледневшую вдову Навального через ворота отеля в апартаменты госсекретаря. Они обнялись, сели, и Юлия выступила с мощным посланием: Путин должен понести наказание за причиненные им страдания. Через несколько минут она спустилась к трибуне в потрясённый конференц-зал, где делегаты встречали её стоя аплодисментами, а кто-то — со слезами на глазах. Её глаза были полны слёз и праведного гнева.
— Я хочу, чтобы Путин, его окружение, его друзья и его правительство знали: они заплатят за то, что сделали с нашей страной, с нашей семьёй и с моим мужем, — сказала она.
Канцлер Шольц хотел встретиться с Юлией, но не был уверен, захочет ли женщина, только что узнавшая о смерти мужа, встречаться с официальными лицами.
— Я хочу встретиться, — ответила она, и, сохраняя невероятное самообладание, вошла в гостиничный номер, где её ждал канцлер.
— У меня есть одна просьба, — сказала Юлия, прежде чем перейти к вопросу о Красикове. — Не отпускайте этого человека.
По всему миру узкий круг людей, которые месяцами трудились над организацией обмена, пребывал в шоке: его ключевой участник лежал мёртвым в арктическом морге. Западные чиновники работали не только над освобождением Навального, но и над возвращением растущего числа американцев, захваченных Кремлём как разменные карты. Сотрудники ЦРУ и их европейские партнёры выследили российских шпионов, работавших под прикрытием в арктическом научно-исследовательском институте, на линии фронта в Украине и в пригородах альпийской столицы. Министерство юстиции США организовало экстрадицию российских киберпреступников, задержанных на Мальдивах и на вертолётной площадке в швейцарских горах — рискованные юридические и дипломатические операции, которые обеспечили Вашингтону «товар» для обмена. Теперь всё это оказалось замороженным.
В Лос-Анджелесе издатель The Wall Street Journal Альмар Латур посещал выставку произведений искусства, созданных узниками советских ГУЛАГов, и задавался вопросом, не был ли набросок тёмно-серым карандашом нарисован в том же лагере, где сидел Навальный, когда зазвонил телефон. Это был Карстенс, который только что приземлился в Мюнхене, чтобы узнать, что всё оказалось напрасно.
США могли вернуть Навального живым, если бы действовали быстрее, сказал Карстенс.
— Если бы только я действовал быстрее… — добавил он, обвиняя себя в том, что не оказал большего давления на Белый дом. — Мы могли бы завершить всё это ещё в августе!
Одесса Рэй, направляясь в Украину, садилась на самолёт и разговаривала с попутчиком о своём фильме, не зная, пока не взглянула в телефон, что главный герой и её друг только что умер.
В российской колонии ИК-17 Пол Уилан обменивал сигареты, чтобы позвонить семье:
— Если они готовы убить Навального, то могут сделать что-то и со мной. Отравить. Сломать ногу?
Его сестра Элизабет переписывалась с сотрудником аппарата Карстенса, выясняя последствия смерти, в которой она не сомневалась: это не было случайностью.
Перекалибровка
Джейк Салливан сидел на диване в своём кабинете, когда в комнату вошла делегация из The Wall Street Journal. Их встреча, назначенная заранее, должна была принести хорошие новости, но известие о смерти Навального, пришедшее несколькими часами ранее, придало ей атмосферу поминок.
У Салливана была привычка смотреть в пол или в сторону, обдумывая проблему с разных сторон. После долгой паузы он сказал:
— Я никогда не думал, что сделка по Навальному сработает. — Но он также не ожидал, что Путин убьёт его, и всё ещё не был уверен, узнает ли когда-либо правду о смерти оппозиционера.
Сторонники Навального потеряли всё — и человека, которого пытались спасти, и мечту о демократическом будущем России. А The Wall Street Journal, чей репортёр Гершкович к тому моменту провёл 323 дня в московской тюрьме, где приспешник Сталина когда-то казнил репрессированных чиновников, не приблизился к его освобождению больше, чем в первые часы ареста.
Но сквозь облако горя и растерянности советник по нацбезопасности начал различать и новую возможность: Германия переступила психологический барьер, согласившись освободить убийцу — а значит, возможно, она примет и других политзаключённых вместо Навального. Оставался вопрос — пришёл ли Путин к такому же фатальному выводу.
В последующие недели сотрудники ЦРУ летали на встречи со своими российскими визави в саудовских отелях, бронируя номера под вымышленными именами и привозя бумажные списки заключённых, которых Запад мог бы обменять с Кремлём.
Мир увидел результат этих усилий 1 августа 2024 года, когда шесть самолётов доставили 24 заключённых и двоих детей в пункт обмена у турецкого аэропорта. В числе обменянных были российские шпионы, хакеры, киберпреступники и Красиков — в обмен на российских диссидентов, немецких заключённых и американцев, включая Уилана, Гершковича и других журналистов.
Эта сделка, крупнейший обмен между Востоком и Западом в современной истории, закрепила холодный, непреложный факт о формирующемся мировом порядке: захват и обмен заключённых, а также подчинение правосудия этой логике — это теперь инструмент, которым пользуются великие державы. Логика транзакций, воплощённая в аресте Навального, кампании за его освобождение и его трагической смерти.
А пока, подняв взгляд с дивана в своём кабинете, Салливан заговорил с представителями The Wall Street Journal, не давая ложной надежды. Юристы газеты привели мать Гершковича, Эллу Милман, и она, глядя прямо на него, спросила:
— Разве это не придаёт делу больше срочности, чтобы освободить Эвана?
— Возможно, — ответил он. — Это не переломный момент, — добавил он. — Мы доведём дело до конца. Я вижу путь”.