«Особое мнение» Сергея Пархоменко
Мне очень жаль людей, которые замерзают в собственных квартирах. Попытки справиться с этим носят довольно бандитский характер. Они все построены по принципу революционной целесообразности и военной необходимости: сейчас мы отнимем, национализируем, разгоним, угробим, выгоним, посадим, уничтожим, расстреляем…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
О.БЫЧКОВА: Добрый вечер, добрый день! Это «Особое мнение» на «Живом гвозде». С вами Ольга Бычкова, с особым мнением Сергей Пархоменко. Привет тебе!
С.ПАРХОМЕНКО: Здравствуйте! Очень рад в новом году возобновить эту традицию. Все на своем месте, на том же канале. Продолжаем.
О.БЫЧКОВА: Как обычно, мы это делали и в прошлом году и в этом, скажем, что пишите нам в этой трансляции в чате.
Есть некоторые темы, которые я предлагал бы осветить. Начну, как ни странно, сразу с такого набора историй, которые связаны с Евросоюзом и российской пропагандой. Есть и зампред Еврокомиссии Ева Йоурова, которая продолжает говорить о том, что нужно разными способами пресекать российскую пропаганду. И теперь она предлагает Google и Meta поднимать как-то российские негосударственные медиа. Это сложный вопрос.
Есть истории про спутник, который также запускается Евросоюзом, и новые возможности появляются у русскоговорящей…
С.ПАРХОМЕНКО: Это интересный набор сюжетов.
О.БЫЧКОВА: Можно сказать, не прошло и двух лет.
С.ПАРХОМЕНКО: Что касается Веры Йоуровой, она очень влиятельный чиновник европейского уровня, собственно, зампред Еврокомиссии. Это как бы заместитель премьер-министра Европы — вот примерно так это можно перевести на человеческий язык.
Она довольно давно занимается тем, что связано с коммуникациями и с большими компаниями коммуникационными — Google и так далее. Они, надо сказать, внимательно к этому присматриваются, потому что они заинтересованы в том, чтобы знать, а что там варится в смысле нового европейского законодательства, которое могло бы ограничивать деятельность этих компаний, прежде всего, антимонопольного законодательства. В общем, это одна из немногих вещей, которая их интересует. Вообще эти компании ведут себя чрезвычайно, если хорошее слово употреблять, то, сажем, независимо, а если слова похуже, то нагло. Они говорят: «Нас ничего не касается, мы ничем интересоваться не хотим, мы коммерческие компании. Мы хотим только заработка, а всё, что нам заработка не дает, то нас совершенно не волнует. И, в частности, их не волнует, как они утверждают, всё то, что происходит с российскими медиа, как пропагандистскими, так и, наоборот, независимыми, которые пытаются сопротивляться путинскому режиму и информационному диктату, всей этой индустрии пропаганды.
И вот сложилась ситуация совершенно, надо сказать, невыносимая. Есть несколько специалистов, которые ею подробно занимаются. Я вам очень советую тем, кто этим интересуется, почитать, что пишет Лев Гершензон, очень хороший специалист. Он когда-то был одним из главных менеджеров Яндекса, который занимался этими сюжетами. Он давно уже в Яндексе не работает, продолжает тянуть эту тему — то, что связано с новостями в крупных поисковых системах, в этих громадных компаниях, от которых зависим мы все, пользователи интернета, поскольку именно через них мы находим, что читать, что смотреть, они нами во многом управляют. Они своими алгоритмами нас подталкивают туда и сюда или, наоборот, скрывают от нас какие-то важные вещи. В общем, почитайте Гершензона. Найти его легко. И он очень много важного и интересного на эту тему пишет. И он был одним из тех людей, которые там, в Евросоюзе при разных возможностях, на разных конференциях говорил об этом, и, как мы видим, кое-чего добился. Добился, что на самом высоком европейском уровне стали говорить о некоторых технологических обстоятельствах.
Они заключаются вот в чем. У Google и других компаний есть алгоритмы, которые, так или иначе, регулируют информационный поток. Это касается и Фейсбука и YouTube, и других больших информационных систем и сетей. У них есть возможность определять, какие ресурсы, какие сайты являются популярными, с их точки зрения хорошими. Это значит, что они интересуют людей. Это значит, что они имеют аудиторию, чем-то привлекают, технически правильно устроены. И вот эти хорошие ресурсы нужно продвигать, нужно их рекомендовать большому количеству людей, пусть их смотрит еще большее количество народу.
А вот есть другие ресурсы, которые никто не видит, никому они не интересны, технологически они плохо устроены, что-то в них не так, никто туда не попадает — ну, так мы и не будем их показывать, они никому не нужны.
И тут выясняется, что в первый разряд — разряд хороших попадают те, кого искусственно продвигают при помощи громадных усилий, финансируемых, в частности, из бюджета Российской Федерации с пропагандистскими целями. Российские пропагандистские телеканалы, всякие ложные новости, всякие Царьград ТВ, всякое мракобесие, всякую пропаганду, всякую дезинформацию, бесконечное вранье по поводу войны. Тратятся колоссальные силы на то, чтобы эти ресурсы продвинут. И Google и всякие прочие, у которых есть алгоритмы, они на это ловятся.
О.БЫЧКОВА: Они на это ловятся или они на это закрывают глаза?
С.ПАРХОМЕНКО: Прежде всего ловятся. А дальше, когда им на это указывают — вот тогда они на это закрывают глаза. Они говорят: «А нам, собственно, неважно. Мы не обращаем внимания на политические взгляды». Можно подумать, что речь идет о политических взглядах, о каких-то мыслепреступлениях. Нет, речь идет о настоящих преступлениях, о криминально деятельности в информационной сфере, о военной пропаганде, об агрессивной, бесчеловечной пропаганде, пропаганде убийств, пропаганде насилия, агрессии против чужих территорий и так далее. Они закрывают на это глаза и говорят: «Наши механизмы, наши алгоритмы без участия человека, наши роботы находят эти сайты, эти информационные ресурсы и продвигают их, потому что их много кто смотрит, они нужны людям. Их много кто смотрит, потому что их со страшной силой разгоняют, разогревают и надувают российские пропагандистские системы.
И, наоборот, оказывается, те самые ресурсы, которые заблокированы по распоряжению Роскомнадзора, они с точки зрения этих алгоритмов выглядят плохими, неудачными. Чего-то люди туда не ходят. А почему это люди туда не ходят? Люди туда не ходят, потому что они заблокированы в России. Чтобы туда попасть, нужен VPN или какие-то специальные усилия для того, чтобы это каким-то образом увидеть. И алгоритмы того же самого Google и прочих западных компаний начинают пессимизировать эти ресурсы, которые и так уже заблокированы российской властью.
Все это, конечно, требует какого-то разумного вмешательства. Речь не идет о том, чтобы вопреки правилам создавать какие-то преференции и так далее. Нет, речь идет о том, чтобы учитывать эту действительность, о том, что в одном случае речь идет об искусственных блокировках, а в другом случае речь идет об искусственном разогреве этих информационных ресурсов. Пусть крупные компании отдают себе в этом отчет.
И вот, наконец, Евросоюз включился в эту логику. Наконец, он обратил внимание этих компаний, что они обязаны это делать, что это ровно такая их обязательность, как их борьба с какими-то другими видами, признанного ими криминала. Они же занимаются борьбой с наркотиками, борьбой с трафиком людей, с похищением людей, продажей их в рабство, они занимаются борьбой с отмыванием денег. Почему-то они считают, что это необходимо, они признают, что это преступление, и они понимают, что они не могут от этого отвернуться, что они не могут сделать вид, что это их не касается. Вот это их касается тоже. Это тоже преступления, такие же, как отмывание денег, как наркотрафик. Это столь же преступная деятельность — эта пропаганда войны, пропаганда агрессии — и они обязаны этим заниматься.
Я думаю, что сделан только первый шаг. Это только первые переговоры, первые призывы, которые прозвучали. Но я нисколько не занимаюсь, что люди, которые в Евросоюзе этим занялись, они люди настойчивые, и они будут это продолжать. И, я думаю, это выйдет и на уровень законодательства и на уровень переговоров с этими компаниями, которые очень заинтересованы в том, чтобы поддерживать с европейскими крупнейшими организациями корректные отношения, поскольку они в какой-то мере от них зависят, от того законодательства и тех ограничений, которые могут наложить на их бизнес в Европе.
А уж в европейском бизнесе они, действительно, очень заинтересованы. Там они делают большие деньги, это важнейший для них рынок, гораздо более важный, чем Россия, например. Это программа Россию они могут говорить: «Да ладно, это нас совершенно не интересует. Мы там совершенно ничего больше не зарабатываем». В Европе зарабатывают, поэтому для них это важно.
Это первая история. Если она будет развиваться, пожалуйста, обращайте на нее внимание и понимайте, о чем идет речь. Речь идет не о том, чтобы каким-то образом дать какие-то преференции российским медиа или белорусским. Все началось, кстати, с разговора именно о белорусских медиа. Речь идет не о преференциях для них, а о том, чтобы крупные компании понимали, что они невольно участвуют в преступной деятельности российского тоталитарного режима. И они должны, конечно, это прекратить и сделать на это важную поправку.
О.БЫЧКОВА: Это может быть в каком-то смысле модельная ситуация. Мы наблюдали такие истории раньше, но, действительно, в полный рост они проявились именно в этой войне России с Украиной. Теперь мы видим много других примеров подобного рода и вполне возможно, с ХАМАС и так далее. И вполне возможно, что это может быть использовано для того, чтобы вообще просто эта цифровая цивилизации перешла на другой уровень и подумала о достоверности…
С.ПАРХОМЕНКО: Я тем временем заглянул в свой телеграм-канал и вижу, что один из читателей спрашивает: «А могут ли американские законодатели оказать влияние на Google и Meta?» Да, могут ровно такие же способом, потому что в США постоянно продолжается разговор, уже много лет он идет — о применении разного рода антимонопольных мер в отношении этих громадных компаний, прежде всего Google, который оказался доминирующей компанией интернете. И есть много сторонников того, что Google необходимо разделить на несколько компаний. Есть прецеденты этого. В свое время телефонные компании очень крупные, которые оказывались слишком доминирующими на рынке телефонной связи, их тоже разделяли на несколько. Или энергетические, электрические компании. Так что это вполне возможно. И это Google чрезвычайно интересует. И если это будет частью повестки дня, то это, несомненно, окажет на эти компании влияние.
Второй сюжет — это спутниковая история. она не связана напрямую с Евросоюзом. Там основным игроком является очень влиятельная, очень энергичная общественная организация международная под названием «Репортеры без границ». Эти самые «Репортеры без границ» в прошлом году довольно интенсивно спорили, в том числе, в суде с очень крупной французской компанией под названием Eutelsat, которая является владельцем самых крупных, самых мощных спутников, через которые происходит спутниковое вещание спутниковых телеканалов. В том числе, надо сказать, и на территории России. Те, кто является подписчиками всяких «Триколоров» и других пакетов спутникового вещания, вы, может быть, это не знаете, но, в действительности, это вещание происходит через эти спутники Eutelsat.
Среди прочего эти спутники транслировали, в том числе, и российские пропагандистские каналы. Вот федеральные каналы самые крупные — «Первый канал», канал «Россия», НТВ и так далее.
В какой-то момент удалось через суд добиться того, чтобы это вещание на Европу во всяком случае, прекратилось, и больше его нет. Там освободились некоторые мощности. И вот теперь «Репортеры без границ» добились того, чтобы на этих освободившихся каналах с одного из этих спутников началось вещание независимых российских медиа. Там есть довольно знакомых вам лиц и имен для тех, кто смотрит YouTube. Довольно много контента, который вы видите пока от разных YouTube-каналов независимых. Вдруг появился через спутник в обычных телевизорах. Пока тот спутник, который используется, не самый распространенный в России. Его обозначают обычно цифрой «13». Потому что он висит на высоте 13 градусов над горизонтом. Это спутник, который захватывает своим вещанием относительно небольшую часть Российской Федерации, главным образом западные регионы. Вообще он предназначен гораздо больше для Европы, для Восточной Европы, в том числе, для Украины, например, чем для России. Но в России тоже можно это видеть. Во всяком случае, появляется новая возможность. Она требует технических усилий. Нужно поставить тарелку побольше, нужно ее переориентировать. Нужно отрегулировать приемное устройство, которое есть в квартире у того, кто хочет смотреть. В общем, это пака довольно непросто, но можно это сделать.
Есть аудитория, для которой это вещание гораздо более удобное. Это русскоязычная аудитория, находящаяся в Европе. Это многие миллионы людей, давно уехавшие или относительно недавно, находящиеся в самых разных странах — в Германии, Франции, в Восточной Европе, Скандинавии — люди, которые привыкли смотреть русскоязычные каналы не в компьютере, в YouTube, а в телевизоре. До сих пор они довольно много смотрели российских крупнейших телеканалов, потом их отрубили. А на этом месте появляется пакет вещания, который называется «Свобода». На мой взгляд, это не очень удачное решение называть это «Свободой», поскольку это не имеет никакого отношения к «Радио Свобода», кстати. Совершенно никак с этим не связано, просто они тоже решили использовать это слово. По-моему, это не очень хорошо, будет как-то путаться в головах…
О.БЫЧКОВА: Пускай прибавится еще одно слово к «Спутнику и погрому» — пускай еще будет «Свобода».
С.ПАРХОМЕНКО: Пока можно ожидать большой аудитории у этого вещания в Европе. Пока у тех ютюберов, тех активных производителей YouTube-контента, которых мы хорошо знаем, появляется еще одна возможность расширять, таким образом, свою аудиторию, и это, конечно, очень хорошо. В России я оцениваю пока эту аудиторию как не большую, потому что, действительно, это требует некоторых довольно серьезных технических усилий. Но это пример, это начало некоторого процесса. Это способ аргументации, способ давления на этот Eutelsat, на компанию, которая владеет множеством разных спутников для того, чтобы рано или поздно добиться от них права распространить это вещание на другие спутники, гораздо более удобные на территории России. Например, у них есть спутник под названием «36». Он 36 градусов над горизонтом. Вот он как раз ориентирован в основном на российскую территорию и захватывает большой кусок российской территории, не требует никаких больших тарелок, никаких особенных перенастроек и прочего. И если этот контент, эти YouTube-программы попадут туда — вот это, действительно, будет серьезно и, действительно, обеспечит доступ для значительной аудитории на территории России через спутник к этому вещанию. Это будет важно.
Но Eutelsat сопротивляется. Он относится к тем компаниям, которые жеманятся и которые, несмотря на то, что война продолжается уже два года, они продолжают говорить: «Знаете, у нас есть контракт, у нас есть обязательства, будут проблемы. Нас будут судить. Мы не хотим». И так далее. Хороший разговор на самом деле. К концу второго года войны они разговаривают про проблемы и программа обязательства. На самом деле нет никаких сомнений, что они должны включиться в эту логику, если они отдают себе отчет, что происходит, если они понимают, что речь идет о действиях агрессора в Европе, они обязаны в том просто принять участие и сделать на это поправку. Понятно, что на войну никакие обязательства не распространяются. Война никакие их обязательства не может сохранить, это совершенно очевидно. Но требуется убеждение, требуется давление, если хотите. И вот это начало — то, что произошло буквально на протяжении последних нескольких дней, и будет постепенно разворачиваться сейчас, в середине января, вы будете слышать об этом всё больше, — это направлено ровно в эту сторону. И это начало некого нового процесса, нового канала доступа к информации, который, конечно, важен всем тем, кому нужна независимая информация на территории России.
О.БЫЧКОВА: Тут спрашивают: А чего это вдруг Рамзан Кадыров решил торгануть украинскими военнопленными?
С.ПАРХОМЕНКО: Торгануть — правильное слово. Да, речь идет о том, что Кадыров выступил с очередным заявлением, в котором заявил о том, что он готов отдать, как он выразился, какое-то количество украинских военнопленных в обмен на то, что будут сняты санкции с членов его семьи.
О.БЫЧКОВА: Он сказал: «Ни в чем не повинных людей, лошадей — типа их всех освободите от санкций». Лошадей тоже предлагает освободить.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, есть там в качестве членов семьи, среди прочих членов семи он упоминает и лошадей тоже. Обе части этой сделки являются интересными. Там есть, на что посмотреть. Прежде всего, это доказательство того, что санкции имеют значение. Это аргумент в пользу тех, кто продолжает говорить, что санкции — вещь долгоиграющая с отложенным эффектом, но ответ этот существует. И то, что Кадыров вынужден прибегать к разного рода хитростям, делать всякие предложения, чтобы освободить от санкций членов своей семьи, свидетельствует о том, что санкции что-то означают. Это хорошая новость.
Другая новость странная. Она заключается в том, что Кадыров почему-то считает возможным распоряжаться, таким образом, жизнями этих людей. В каком смысле «мы их отдадим»? Вы что, ими владеете? Они находятся у вас? Мы-то думали, что это военнопленные, которые находятся в руках Российской Федерации, Российской Армии, российских властей. Оказывается, они находятся в частном владении Рамзана Кадырова
Это еще один шаг, еще одно движение, еще одна попытка продемонстрировать то, что законодательство писаное и неписаное, мирное и военное — любые регуляции, по существу, не действуют на территории Чеченской республики и не касаются руководства Чеченской республики, как они сами к этому относятся. Во всем этом интересная позиция российских спецслужб и российских силовых органов, как они к этому отнесутся. Действительно ли, Российское Министерство внутренних дел, прокуратура, Следственный комитет, спецслужбы и так далее отнесутся к этому хладнокровно и смирятся с такой ситуации. Вот что в этой ситуации важно. И меня гораздо больше интересует не реакция Украины или Европы на это — понятно, что никто не будет рассматривать эти предложения, никто на этот торг не пойдет и не будет отдельно обсуждать с Рамзаном Кадыровым и его приближенными режим санкций для них в обмен на военнопленных. Интересно, как на это отреагируют в России, как отреагируют российские силовики. Вот это важно. Важно, как это повлияет на их отношение и будем ли мы свидетелями того, что эти отношения будут и дальше ужесточаться. Уже сейчас мы это хорошо знаем и не только из внутренних источников в спецслужбах и силовых органов, где, как выясняется, офицеры готовы и поговорить о том, до какой степени они согласны или не согласны с тем, что говорит чеченское руководство, но мы видим это на практике. Мы видим, что российские силовики не могут действовать на территории Чечни, не могут вести там никаких следственных действий и так далее. Притом, что они абсолютно бесконтрольных на всей остальной территории России, что происходит полнейший произвол, что касается и следствия, разного рода слежки, досмотров, следственных действий и так далее на территории всей России. Все это кончается на границах Чеченской республики.
И мы с вами много раз были свидетелями того, как кто-то не открыл дверь, и они с этим ничего не могут поделать. Как они не могут найти человека, который скрылся, допросить человека, который там скрылся, как они не могут призвать к порядку никого, кто внутри Чечни осуществляет какие-то совершенно отчетливо противоправные действия, применяет пытки, похищает людей, угрожает людям, убивает людей без суда и следствия. Они ничего не могут с этим сделать. Это будет продолжаться, и это, конечно, элемент распада России, элемент той политической катастрофы, которая с Россией происходит сейчас на наших глазах.
Таким образом, оказывается, что этот странный демарш Кадырова, который предложил этот торг, который не будет, конечно, иметь никаких последствий, но он, конечно, очень характерен именно для этого процесса, и это часть этого распада, который происходит на наших глазах.
О.БЫЧКОВА: Продолжая эту тему, несколько новостей. Вдруг появляются какие-то новости, которые какие-то истории поворачивают с неожиданной стороны. Я имею в виду историю с наемниками в российской армии. Вдруг пришло буквально вчера или позавчера сообщение о том, что некие сербы, которые завербовались в одну из ЧВК, жалуются на то, что с ними там плохо обращаются, плохие условия, к ним плохо относятся и так далее.
И тут выясняется, оказывается, мы узнаем, что в Российских вооруженных силах фактически, даже если это ЧВК кого только нету. И дальше приходит сообщение из Санкт-Петербурга о том, как во время Нового Года сгребали просто на улицах иностранных работников, прежде всего, из Средней Азии, закидывали в автобусы и отправляли сразу в военкомат. Почему это происходит? У Путина и у военного руководства есть еще в запасе огромная многомиллионная страна. Почему они так делают?
С.ПАРХОМЕНКО: А потому что нет у них в запасе никакой огромной многомиллионной страны. Вот здесь, собственно, и выясняется, что мобилизационные ресурсы, которые считаются почти безграничными, они на самом деле очень ограничены. Я отношусь к тем, кто считает, что последствия единственной крупной концентрированной мобилизационной операции, которая произошла еще в сентябре 22-го года, эти последствия ощущаются до сих пор. И они оказались для путинского режима очень негативными. Они совершенно отчетливо не решаются это повторить. Поэтому вынуждены ввести эту мобилизацию таким ползучим ,скрытым способом.
О.БЫЧКОВА: Они вообще не будут это повторять или это просто сейчас…
С.ПАРХОМЕНКО: Мне кажется, кажется, что они бы предпочли этого не повторять без крайней необходимости, и, как мы видим, они этого не повторяют. Они оттягивают это до последнего и прибегают к любым другим способам добычи людей, человеческого мяса, для использования его в военных действиях, кроме вот такое интенсивной мобилизации. Они стараются этого не делать, потому что последствия очень плохие. Во-первых, огромное количество людей просто сбежало. И по некоторым оценкам сбежало в три раза больше, чем удалось мобилизовать. Около 300 тысяч мобилизовали, около миллиона убежало и из страны. А мы еще не можем оценить количество людей, которые спрятались внутри страны. А мы про это тоже понимаем, что существует немало людей, которые переехали куда-то далеко от своего обычного места жительства, в глушь, постарались там спрятаться, как-то анонимизироваться, несмотря на обилие всех этих систем слежения, где-то в глубокой провинции, в глубинке, в тайге, в Сибири спрятаться человеку гораздо проще. Он там может вообще и паспорт свой никому не показывать никогда.
Короче говоря, последствия всего этого были довольно тяжелыми. И до сих пор это ощущается, до сих пор приходится разбираться чем дальше, чем больше с семьями этих мобилизованных и так далее.
Все это оказывается совсем не таким простым. Нельзя просто механически смотреть на цифру, на количество населения в стране и говорить: О! в России 130 с лишним миллионов. Это значит, что оттуда можно сосать и сосать, тащить и тащить людей. Во-первых, большие города нельзя, потому что там все-таки существуют социальные связи между людьми, есть большая опасность возникновения социальной напряженности. Во-вторых, есть разного рода специальности, которые нельзя терять. У всех на устах айтишники, которых очень боятся распугать. Они, действительно, чрезвычайно важны для сохранения остатков российской экономики. Но и другие специальности, есть квалифицированные рабочие, есть шахтеры, есть немало разных специальностей людей, которых лучше не трогать. Потому что если там начнутся с этим дыры, то непонятно, каким образом будет продолжать существовать даже то, что осталось от российской экономики.
Вместо этого — наемники. И вообще появился целый клубок проблем, так или иначе, связанных с наемниками. Я бы начал не с того, о чем ты говорила — об иностранцах, хотя это тоже чрезвычайно важные вещи. Я бы начал с появившихся сообщений о том, что будто бы начали исполняться те обещания, которые дал российский диктатор Путин во время свой знаменитой «Прямой линии» в середине декабря, когда ему были предъявлены — понятно, что это никакой не экспромт, понятно, что это все тот театр, который была там организовал, — предъявлено несколько вопросов от людей, которые жаловались на то, что они не могут легализовать свой статус — получить документы о том, что они являются участниками военных действий, в связи с этим получить все необходимые льготы, выплаты и так далее. И Путин тогда обедал им с этим разобраться и восстановить справедливость.
Действительно, проблема заключается в том, что в России до сих пор существует абсолютный хаос в том, что касается правового статуса наемников. Наемничество в России запрещено. Наемник — преступник, участие в ЧВК является тяжким военным преступлением и наказывается многими годами тюремного заключения. Всё это по-прежнему на месте, если смотреть Российский уголовный кодекс. Тем не менее, наемники очень нужны. И вот похоже, что начали выдавать первые удостоверения, начали урегулировать статус этих чевэкашников, которые прошли через военные действия. И первая реакция на это: Вот Путин простил вагнеровцев. Немножко странная постановка вопроса. А он что, разве был с ними в каком-нибудь конфликте? В конфликте он был, может быть, с Пригожиным и еще парой каких-то его приближенных, а ко всем остальным он никаких претензий не имел. Мы хорошо помним, как сразу после этого неудавшегося мятежа летом 22-го года был президентский указ о том, что их всех в случае, если они возвращаются в Вооруженные силы или к участию… Их всех как-то амнистируют, к ним никто не имеет никаких претензий.
Мы помним вполне анекдотическую сцену, историю с тем, как Путин принимал в Кремле несколько десятков командиров «Вагнера» и там пытался с ними договориться, а не с Пригожиным. Пытался Пригожина каким-то образом изолировать, оставить один на один с собою. Потом была история с уничтоженным самолетом, в котором погиб и сам Пригожин и ближайшее все его окружение и помощники. Так что никакой ссоры, собственно, с «Вагнером» не было и никакого нет и примирения, нет и никакого прощения. Но важно продемонстрировать две вещи. Во-первых, что Путин исполняет свою обещания, что важно в ходе предвыборной кампании, а, во-вторых, что, в действительности эти наемникам, что прошлым, что нынешним, что будущим, нечего опасаться, что они могут не волноваться, их интересы будут учтены, их деньги будут им выплачены, их документы будут им выданы, их статус будет им присвоен. С этим все будет в порядке.
А дальше будем начинать вербовать все новых и новых. А вот здесь я бы вспомнил и о нескольких указах президента, вышедших в последнее время, которые были направлены на облегчение процедуры натурализации в России для тех, кто подписывает договоры с армией. По существу теперь появляется простая и быстрая процедура получения российского паспорта. Что уж там будет дальше с этими людьми, другой вопрос. Потому что с тех пор образовалась довольно развитая процедура лишения гражданства тех, кто получает его вот так, по заявлению. Поэтому эти люди, натурализованные таким образом, получившие паспорта по облегченной процедуре, неизвестно, что с ними будет дальше, каким образом они будут продолжать существовать в России. Но это мы узнаем потом, когда-нибудь. А пока эти паспорта будут им раздавать.
И вот мы видим несколько параллельных процессов, связанных с этим. Во-первых, облавы на тех, кого называют гастарбайтерами. Их стало гораздо меньше. Жители больших городов сообщают о том, что тех, кого было видно, этих приезжих, работавших в больших городах, выходцев главным образом из стран Центральной Азии, они работали и в коммунальном хозяйстве, в транспорте, очень много их работало водителями общественного транспорта, такси. Они часто работают в торговле. Мы их часто видим на кассах, грузчиками и так далее. Этих людей становится все меньше. Эти места пустеют. Никто этих людей не заменяет. И, тем не менее, именно в этой среде мы видим уже несколько прецедентов этих облав, когда этих людей просто принудительно заставляют подписывать контракты. А дальше уж распространяется на них эта процедура получения российского гражданства или не распространяется — это мы посмотрим дальше. Но пока их вылавливают.
Второе обстоятельство — это вербовщики за границей, которых появилось все больше. Мы уже знаем, что достаточно много людей из бывших стран Югославии, среди них есть и ветераны югославских войн, проходивших в начале 90-х, в конце 2000-х годов. Публика, надо сказать, очень тяжелая, прежде всего, это сербы или люди из Республики Сербской Боснии, есть и всякие другие. Мы видим непосредственно выходцев из Средней Азии, которых вербуют там, на месте и в бывших республиках Советского Союза: Таджикистане, Кыргызстане и в странах подальше. Даже появлялись странные сообщения о том, что будто бы из Непала какие-то люди приезжают и из Северной Индии. Там, действительно, явное перенаселение. Там беднота, там люди очень страдают от скученности, от отсутствия работы. И можно себе представить, что там найдется какой-то контингент, который захочет принять участие, если им наврут про то, что это не страшно, не больно и не опасно, а деньги какие-то заплатим и документы какие-то дадим. Я уверен, что в ближайшее время мы увидим и наемников из Африки, из тех стран, где активно развивается российское военное присутствие: Нигер, Мали, Центральноафриканская республика, Чад, Судан — вот те страны Центральной Африки, тропической Африки, которых мы увидим, я думаю, что их будет немало. Так же, как и выходцев с Ближнего Востока: сирийцев, палестинцев. Наверняка будут вербовать их.
О.БЫЧКОВА: Была история про Кубу…
С.ПАРХОМЕНКО: Куба относительно небольшая страна, поэтому я не думаю, что там много кого наловишь.
О.БЫЧКОВА: Не очень богатая.
С.ПАРХОМЕНКО: Не очень богатая, но кое-что там пошевелилось. После ухода семьи Кастро от власти, там кое-какие перемены наблюдаются, и, я думаю, что достаточное количество молодых людей там связывают свою жизнь либо с тем, чтобы продолжать жить в этой развивающееся Кубе, либо с появившимися возможностями более простого переезда в соседние, более развитые страны Центральной Америки типа Мексики, куда они очень любят ездить. Я уж не говорю о кубинской диаспоре в США, которая тоже сейчас, я думаю, будет активно пополняться. В общем, Куба не особенно перспективное место.
А вот Центральная Азия и Южная Азия, страны с большим и бедным населением — Ближний Восток, Африка — вот это те резервуары, откуда Путин будет черпать свою освободительную армию, и мы этого будем видеть все больше. И наемничество будет становиться важнейшей частью этой политики России.
РЕКЛАМА
О.БЫЧКОВА: Мы продолжим и вернемся в Россию. Потому что буквально с 90-х не было такого количества новостей, связанных с зимними морозами и отсутствием тепла в Подмосковье, в Средней России, где угодно. Появляются сообщения, что люди буквально замерзают. Я сегодня утром читала про какую-то подольскую школу, где в классе было минус 12 и детей привели в шубах и пуховиках сидеть на уроках. Их никто об этом не предупредил.
Одновременно всплывают удивительные истории про котельные, патронные заводы и такое странное распределение собственности между государством и как бы частными компаниями.
С.ПАРХОМЕНКО: Вот эта вторая часть мне гораздо более интересно, скажу откровенно.
О.БЫЧКОВА: Типичные 90-е.
С.ПАРХОМЕНКО: Когда я слышу о том, что происходит коллапс системы ЖКХ и так далее — как-то в последнее время много на эту тему разговоров — слушайте, по-моему, ни о каком коллапсе речи пока не идет. Это, если приглядеться, совершенно стандартный набор ситуаций, который происходит каждую зиму много лет уже. Кто-нибудь где-нибудь замерзает, где-нибудь что-нибудь лопнуло, где-нибудь газ не идет, горячая вода прекратилось, что-то не отапливается, кого-то завалило снегом. Никакого коллапса здесь нет. Но если есть какие-то элементы коллапса, то скорее системы управления, системы борьбы с этим.
Потому что здесь принцип военной целесообразности очень нагло выпер наружу. И в тех попытках справиться с этими, в общем, довольно тривиальными обстоятельствами, как ни грустно говорить — мне очень жаль людей, которые там замерзают в собственных квартирах и, действительно, в условиях города непонятно, что с этим делать, — человек, который живет в деревенском доме, он всегда найдет, чем оттопиться. Или попробует решить эту проблему подручными способами. А человек, который живет в многоэтажном, многоквартирном доме, если у него не работает батарея, совершенно непонятно, что он должен делать, где он должен взять ту буржуйку, которая будет у него дымить к квартире и чем он будет в условиях города ее топить.
Но попытки справиться с этим они носят довольно бандитский характер. Они все построены по принципу революционной целесообразности и военной необходимости. Сейчас мы отнимем, сейчас мы национализируем, сейчас мы разгоним, угробим, выгоним, посадим, уничтожим, расстреляем. И так далее. Это показывает то, что реально меняет война в российской повседневной жизни. И, между прочим, чего, на мой взгляд, Путин и добивается от этой войны. Когда говорят о том, что соединять в один разговор историю про то, хочет ли Путин мирных переговоров и про то, почему замерзают люди в Подольске, — это связанные вещи. Потому что Путину нужна война как образ жизни, как способ руководства страной, потому что она позволяет ему идти на любой произвол. Она полностью отменяет любые разговоры о том, как можно, что нельзя, что по закону, что не по закону, что прописано, не прописано, разрешено, не разрешено. Отвяжитесь от нас! Сейчас война. Сейчас не время про это разговаривать. Вот универсальный ответ на всё от Подольска до истории с наемниками, до национализации любых предприятий, воровства любых денег из государственной казны и так далее.
Сейчас война, сейчас не до этого. Не до ваших правил, не до вашего суда, ни до ваших прав. Все это не имеет больше никакого значения. Что хотим, то и крутим. Вот это в этой ситуации является, по-моему, самым содержательным. Никакого коллапса я не вижу. А беззаконие, нарастающее с каждым днем. И когда говорят, что это совершеннейшие 90-е — чего-то я не помню ничего подобного в 90-х. Я не помню такого, чтобы можно было принципиально отрицать любую законность, вообще любую роль любого закона. Были люди, которые нарушали это, несомненно, которые пользовались возможностями это нарушить, которые надеялись на свою безнаказанность, но они прекрасно понимали, что они совершают преступление. Сегодня это уходит. Уходит ощущение того, что так в принципе нельзя. Потому что во время войны — можно. Вот и всё.
И это вещь необратимая. Это путь в пропасть. Это путь к распаду страны, к уничтожению всякой системы, всякого государственного строя и превращения его в абсолютный произвол. Вот чему учит нас казус Подольска и других замерзающих жилых кварталов, домов и предприятий.
О.БЫЧКОВА: Я тут листаю чаты, потому что неожиданный был вопрос про Америку и про продолжение сериала про Трампа его разные судебные мытарства. Потому что теперь апелляционный суд округа Колумбия рассматривал требования его адвокатов подтвердить его полный иммунитет к уголовному расследованию как президента. И все немножечко там пошло не так.
С.ПАРХОМЕНКО: Да. Вчера, собственно, начался один из ключевых эпизодов, началось рассмотрение вопроса о том, существует ли полный иммунитет у бывшего президента США — иммунитет к его уголовному преследованию по поводу любых поступков, которые он совершает, будучи президентом. И собственно, судьи именно на это — а речь идет об апелляционном суде округа Колумбия — и нажимали во вчерашней дискуссии, которую даже можно было слушать, потому что видеосъемка в помещении суда запрещена в США. Но можно было слушать в YouTube это заседание. Некоторые энтузиасты это и сделали. А я знаю в более подробном пересказе.
Так вот судьи говорили о том, что можно представить себе ситуации, когда президент совершает отчаянные преступления и невозможно представить, чтобы он не нес за это ответственность. Например, если он торгует помилованиями. Вот есть у президента такое право — миловать преступников. И вдруг мы получаем доказательство того, что он совершает это за деньги. Должен ли президент оставаться безнаказанным в данной ситуации? Должен ли президент остаться безнаказанных в случае, если он использует какие-то специальные подразделения внутри американских спецслужб, чтобы совершать убийства своих политических противников? Вот мы получаем, предположим, твердые доказательства того, что президент приказал убить такого-то. Должен ли он нести за этот ответственность?
Позиция трамповских адвокатов заключалась в том, что президент должен нести ответственность только в том случае, если предварительно он подвергся импичменту. То есть сначала пусть он перестанет быть президентом, а потом его можно за это судить. В данном случае импичмента не произошло. Трамп остается тем президентом, который не был отрешен от власти, а как бы закончил формально свой срок пребывания не президентом стуле, поэтому по-прежнему за ним весь этот иммунитет сохраняется.
Для судей эта логика показалась довольно сомнительной. И, судя по тому, что говорят аналитики, люди, которые хорошо понимают в американском законодательстве и в американской судебной системе, они считают, что этот суд закончился для Трампа неудачно, и что, по существу, открыт путь к тому, чтобы, по всей видимости, в марте началось рассмотрение его преступлений, связанных с тем, как он был тем, кто спровоцировал и организовал мятеж и атаку на Американский Конгресс в январе 21-го года. Вот начнется рассмотрение этого по существу. И это, конечно, уже создает серьезные проблемы для Трампа, потому что открывает возможность, если это будет подтверждено, для судов многих штатов на этом этапе воспрепятствовать участию Трампа в праймериз, в процедуре выбора официального кандидата Республиканской партии, к чему Трамп очень стремится и на что его шансы чрезвычайно по-прежнему велики. Хотя время от времени там появляются другие имена, в частности, последнее время стали говорить про Никки Хейли, которая очень активно продвигается вверх и, по всей видимости, обгоняет всех своих конкурентов, пока совершенно, конечно, не обгоняет Трампа. Но остается достаточно много времени, чтобы она двинулась куда-то и дальше. Но, тем не менее, у Трампа большие шансы по-прежнему сделаться официальным кандидатом от Республиканской партии. И на этом пути препятствия, которые могут на его пути встретиться — это такие решение, как решения, принятые уже в двух штатах, если я правильно помню, в штате Мэн и в штате Колорадо, которые запретили участвовать Трампу в праймериз на их территории. Если таких штатов станет много, то будут большие проблемы, а их может стать много после того, как суд по существу сделанного Трампом, по существу тех поступков, которые он совершил сразу после выборов, когда он, в частности — там есть еще одна история, — когда он активно через своих подчиненных пытался воздействовать на местные избирательные власти в разных штатах, требуя, чтобы они каким-то образом добивались подведения итогов таким образом, что он, Трамп оказывался победителем. Вот это все если будет рассматриваться по существу, то, конечно, такие решения, как в штате Мэн и в штате Колорадо могут посыпаться как из ведра.
О.БЫЧКОВА: Спрашивает Владимир тебя и просит прокомментировать обвинение ректора Гарварада.
С.ПАРХОМЕНКО: Я ровно про это и хотел сказать. Глава Гарварда Клодин Гей была вынуждена покинуть свой пост, как, собственно, я и предсказывал. При этом формально ее обвиняют не в том, в чем ее следовало обвинять, что она проявила явную безответственность и нелепую продемонстрировала позицию, что касается антиизраильских выступлений и поддержки палестинских террористов на территории университета. Не за это ее удалили с этой поста, а за плагиат. Плагиат там плевый. Меня просят прокомментировать как человек, который имел отношение к «Диссернету». Я вам скажу, что «Диссернет» в таких случаях отказывается от каких-либо обвинений. Речь идет о нескольких строчках, речь идет о крайне незначительных нарушениях. И понятно, что сами по себе они об этом женщине, как о плагиаторе не свидетельствуют. Но они дали повод чтобы удалить ее от поста руководителя Гарварда. Поэтому это не так позорно, не так стыдно, не так болезненно, да еще и зарплату громадную оставили на своем месте, не знаю, надолго ли. Во всяком случае, эта зарплата гигантская — почти миллион долларов в год за ней сохраняется. Сами обвинения в плагиате мне представляются довольно слабыми и по меньшей мере неинтересными. Там не за что особенно уцепиться. Жаль, что оно так повернулось. Потому что я бы, конечно, предпочел, чтобы человек, которые придерживается публично такой позиции, защищает выступление в пользу отчетливых совершенно террористов, чтобы человек был призван к ответу за это, а не за что-то другое. Мне кажется, это гораздо более серьезное преступление, проступок, особенно для руководителя крупнейшего авторитетнейшего американского университета, от которого во многом зависит престиж американского образования. По-моему, это стоит того.
И здесь я совершенно на стороне тех доноров этого университета, которые заявили о том, что в случае, если такое руководство сохраниться и такая позиция будет признана допустимой, они просто прекратят свою поддержку этому университету и перенесут свои деньги на другие цели.
О.БЫЧКОВА: Закончим на этом. Спасибо большое! Это было «Особое мнение». Спасибо всем, кто сюда писал, смотрел. Счастливо, до встречи, пока!
С.ПАРХОМЕНКО: Счастливо!