Драматичнейшее время
Даже вокруг меня, вполне благополучно обитающего на периферии этого ужаса, — десятки обрушенных судеб. На следующем круге, в одно-два касания, начинается уже подлинная, в полный рост, трагедия, в которой, по Бродскому, гибнет уже не герой, а хор. Песчинки во время оползня, мы не в состоянии осознать степень изменения исторического пейзажа — для этого нужен слишком сторонний взгляд. И ни один человек (как минимум, из тех, кого знаю) не в состоянии повлиять на ход драмы — инерции несопоставимы…
Что можем мы в этой ситуации? Как ни банально, оставаться людьми, беречь друг друга.
Потому что если что-то ранит психику по-настоящему, то как раз поведение своих. Чужие, во всем их видовом многообразии от Красовского до Кадырова, давно вынесены за скобки, там уже не о чем говорить. А вот беспощадная, со всеми психиатрическими выхлестами, война среди своих, бушующая лесным пожаром в фейсбуках, стала для меня, признаться, печальным откровением…
Казалось бы (а в первые дни после 24 февраля именно так мне и казалось) — при всем трагизме происходящего, наконец-то появилась совершенно неопровержимая линия водораздела: люди против нелюдей. Ты за войну или против нее? И чуть позже (когда стало ясно, что война — уже данность): ты за жертву или за агрессора? За Путина — или за тех, кто ежедневно гибнет по его приказу? За свободную Украину — или за кровавую империю на издыхании?
Если ты ответил на вопросы правильно (казалось мне) — ты свой, а все остальное уже не так важно.
Но оказалось — именно остальное-то и важно! Почти всё! Русский ты или украинец, и с каким предлогом пишешь слово «Украина», и уехал ты из России или остался в ней, и когда уехал, и почему остался, и почему молчишь, и какое имеешь право говорить… Дюжина водоразделов, парады белых пальто и достоевских извивов, хрестоматийное чтение жопой, домыслы, легко переходящие в подлоги, абсолютная расторможенность реакций — и вот уже не тролли (хер бы с ними), а живые настоящие хорошие люди режут друг друга по живому, и насмерть настаивают на своей единственной правоте — иногда в каком-то совершенно высосанном из пальца вопросе…
За семь месяцев войны я по пальцам могу пересчитать корректные смысловые дискуссии — вот чтобы, как учили, тезис против тезиса, а не дворовой «вселенской смазью» по всей личности на втором слове.
“Как все нервны! Как все нервны!”
Не знаю уж, отчего так нервны были герои чеховской «Чайки», но вторая часть той реплики, увы, не имеет к нам, сегодняшним, никакого отношения. Любви-то как раз очень мало. И вместо колдовского озера — фейсбук, намагничивающий волны взаимной ненависти.
Грустно это. Путин-то сдохнет однажды, а мы останемся. Сможем ли, с насмерть сведенными скулами, хоть начать разговаривать друг с другом по-человечески?