«Поживём – Увидим» с Анатолием Белым
Я в этом вопросе абсолютный пессимист: та точка невозврата, которую Россия прошла 24 февраля, этот рубикон – моё глубокое убеждение, что это очень надолго.
Я не верю, что в обозримом будущем произойдут какие-то положительные сдвиги…
Подписаться на канал «Новая газета Европа»
Поддержать канал «Новая газета Европа»
Н.ЮРОВА: Всем привет, это подкаст «Поживём – увидим», меня зовут Надежда Юрова. Гость этого эпизода – актёр Анатолий Белый. Летом 2022 года он уехал в Израиль, сразу с началом войны высказал свою антивоенную позицию, сейчас продолжает играть в театре, а ещё ездит с гастролями со спектаклем «Я здесь», где звучат стихи и тексты, написанные после начала войны, о ней, собственно, тоже.
Смотрите, по классике, первый вопрос, который я задаю в этом вопросе – как вы? Как вообще дела, где вы находитесь, как настроение?
А.БЕЛЫЙ: Я нахожусь в Израиле, в городе Нетания, в своей квартире. Настроение ничего, вполне себе. За окном солнышко, +15. Это даёт хорошее настроение, придаёт.
Н.ЮРОВА: Наши зрители, наверное, вам завидуют – те, кто в холодных краях. Расскажите про Израиль, как вы вообще уезжали, с какими чувствами, как это происходило?
А.БЕЛЫЙ: Уезжал я совершенно размазанный, мы эмигрировали с семьёй 4 июля прошлого года. Это произошло как бы не сразу после начала войны, когда меня дёрнуло уехать из Москвы, из России сразу же, 25го я готов был уже сразу куда-то улетать, но потом, когда как-то эмоции утихли, взял себя в руки, понял, что надо сначала сделать гражданство, Ничего не было, мы пошли к консулу, записались на встречу, быстро сделали визу на ПМЖ, и до конца сезона я доиграл спектакли в театре – и 4 июля мы самолётом перелетели в Израиль. Ну какие были чувства? Совершенный раздрай внутри был, с одной стороны. А с другой стороны – я летел в Израиль, это то место, где живут мои родители, то место, где братья и сёстры живут – в общем, для меня не чужой город, Нетания, где я сейчас живу, мы туда приезжали много раз с семьёй как туристы, летом-осенью на море. Сейчас другой статус, но всё равно это большой тыл, большая семья, которая здесь – морально очень хороший тыл. И вообще Израиль не чужая для меня какая-то, повторюсь, страна, сейчас в новом статусе – но всё равно, обилие солнца даёт витамин D, всё-таки важная вещь в нашем организме, даёт как-то силы жизненные, и наличие семьи, мама с папой, возможность с ними видеться чаще придаёт таких жизненных сил, и, в общем, ничего. Держимся на плаву, очень как-то, в общем, даже не плохо.
С работой как раз неплохо, понимаете, в том-то и дело, что это, видимо, такой первый пласт, когда я ещё нахожусь в русскоязычном поле и когда есть спрос у русскоязычного населения, коего в Израиле примерно 2 миллиона человек, спрос на нечто новое на русском языке – есть. Поэтому я в театре Гершер на контракте как фриланс и играю один спектакль на русском языке, тоже такая акция – добро пожаловать, как 30 лет назад Гершер начинал с русского языка, так вот сейчас для новой алии, для волны репатриантов сделали спектакль на русском языке, кроме этого, у меня свой моноспектакль, мы сделали с молодым режиссёром Егором Трухиным, который называется «Я здесь», спектакль в стихах, написанных русскоязычными авторами после 24 февраля 22 года. Именно моноспектакль, не чтение стихов, не чтецкая программа, а именно моноспектакль, где я не я, а некий персонаж ,которого мы придумали, оживили. И этот спектакль успешно прошёл в Израиле, проходит, я благодарен израильской публике, которая приняла его очень хорошо – на сегодняшний день у нас 19, почти 20 спектаклей, это хороший показатель, как мне сказали – у Галкина было 22, ты практически на высоте.
Н.ЮРОВА: А первый спектакль, вы сказали – что за спектакль?
А.БЕЛЫЙ: Это спектакль по пьесе Жана Ануя «Орфей и Эвридика», у нас он называется символическим названием «Не смотри назад», «Не оглядывайся назад» – это очень правильная формулировка, на мой взгляд, о сегодняшнем дне. Спектакль имеет такую форс-мажорную судьбу, начинал его ставить Александр Бардман, режиссёр из Санкт-Петербурга – но в серийный процесс он попал под нож, ему сделали сложнейшую операцию, он был на грани, естественно, уже продолжать не мог – и благо в то же время в Гершере ставил Римас Туминас, ставил «Анну Каренину» с израильскими артистами, пьесу, которую он давно вынашивал, в смысле не пьесу, а спектакль. И тут мы ему упали в ноги, маэстро, у нас такая форс-мажорная ситуация – и он за три недели до премьеры пришёл, и мы, собственно, за три недели сделали совсем другой спектакль. И, конечно, там от пьесы осталось, может быть, меньше половины – мне кажется, этот спектакль, Туминас не нуждается в эпитетах, режиссёр, который мастер своего дела, большой мастер, остро чувствует текст и время, и что, и где, и зачем, и почему – поэтому мы надстроили свою над пьесой историю, и получилось очень созвучно с нами. У нас получился театр в театре, на какой-то заброшенной станции высаживается бродячая труппа артистов. И, собственно, то, как в сегодняшнем дне эта метафора – абсолютно про всех про нас, которых раскидало этой чёртовой войной в разные страны мира, вот мы оказались каждый на своём полустанке, и пытаемся понять, что же там на нём делать и что дальше делать. Орфей у нас – бродячий музыкант со своим бомжеватым отцом, которого как раз играю я, бывший музыкант спившийся, его отец – они такие бродячие музыканты. Эвридика – артистка бродячего театра. Вот такое происходит слияние бродяг, вот как бы получился такой спектакль – где-то такой эфемерный, полупризрачный, о хрупкости всего. Как бы театр как такое отражение хрупкости всего нашего бытия, и вот как бы о такой хрупкости, эфемерности такой, растерянности сегодняшней – вот об этом спектакль получился.
Н.ЮРОВА: Вы упомянули «Анну Каренину», мы когда делали рисёрч перед интервью, наткнулись на какие-то странные абсолютно статьи пропагандистских СМИ, которые пишут, что были проблемы с этим спектаклем, что вы не успели выучить язык, вас выгнали, что это за история вообще такая? Что было вообще с этим спектаклем?
А.БЕЛЫЙ: Мой вам совет, напоминает Михаила Афанасьевича Булгакова, никогда не читайте советских газет перед обедом. Не читайте СМИ, это смешно. Понятно, к этому относиться можно только со смехом и никак иначе. Ну и иногда, конечно, запредельно глупо. Что происходит? Ничего страшного не происходит, всё идёт по плану. Этот спектакль, «Анна Каренина», изначально было распределение меня на роль Левина, и на сегодняшний день ещё не пришло время – мне нужно действительно выучить текст на иврите, и в каком-то обозримом будущем я там буду играть, на иврите, ничего страшного не происходит. Просто из-за того, что очень интенсивная была и продолжается гастрольная жизнь со спектаклем «Я здесь», моим моноспектаклем – очень мало времени. И из-за того, что там есть состав, играет прекрасный израильский актёр Микки Лион, который играет эту же роль, и из-за того, что Римас Владимирович в процессе репетиций очень много чего менял, это нормальный процесс. Конечно, ребята-израильтяне новый напечатанный текст берут в руки, с листа начинают репетировать с новым текстом. А у меня, извините, всё сразу останавливается. Поэтому я договорился с режиссёром, что я вольюсь туда, как только чётко текст будет устаканен, я его начну учить, сыграю этот спектакль чуть позже. Вот и всё.
Н.ЮРОВА: А сколько вы уже учите язык?
А.БЕЛЫЙ: Сколько я здесь, столько и учу. Опять же, всё-таки понимаете, ходить в бесплатную языковую школу в Израиле, полугосударственную, которую предоставляет Израиль всем репатриантам, называется Ульпан, у меня не представляется возможности, потому что это три раза в неделю по 5 часов, интенсивный совершенно курс, и это так и есть, люди, которые приезжают с нуля, им надо сразу что-то делать на иврите, работать, общаться, взаимодействовать – то для них Ульпан – это такая дорога всех репатриантов. Но у меня так не получается, что вот опять-таки были выпуски, спектакли, я ездил, уезжал на гастроли, поэтому изучение языка идёт медленно, но верно. Идёт не с такой интенсивностью, как хотелось бы, но на примитивном уровне, на бытовом, я могу уже заказать себе в кафе и магазине тоже поймут, ну а дальше – ну что, значит, нужно, чтобы припёрло к стенке, когда уже необходимо говорить на иврите, и тогда уже заговорю, естественно. У меня сейчас есть небольшая, меня тут чудесным образом утвердили в израильское кино, небольшую роль, и я играю там на иврите. Я выучиваю с пониманием того, о чём я говорю. В среде, понятно, оно учится намного быстрее. И вот на съёмочной площадке, буквально у меня несколько съёмочных дней, и я понимаю, что начинаю разговаривать. Ну просто нужно окунуться в среду.
Н.ЮРОВА: 8 марта, поправьте меня, если неправильно говорю, запремьерили спектакль «как мы хоронили Виссарионовича».
А.БЕЛЫЙ: Пьеса называется «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича», ну мы сократили до «Как мы хоронили Виссарионовича», панибратское такое. 8 марта, вы правы, это была премьера не спектакля, это был формат читки.
Н.ЮРОВА: Вопрос был вообще, чтобы вас направить, вы играете Сталина. Как это вообще, как готовиться к этой роли, как играть такого страшного диктатора?
А.БЕЛЫЙ: Опять же, здесь есть небольшое изменение оптики, давайте я поправлю в том смысле, что, во-первых, акцентирую на то, что это не спектакль, а читка, театрализованная читка, и это сразу даёт такой момент отстранения, то есть, мы не говорим, что мы играем спектакль, мы представляем пьесу. Читаем мы её так с большой долей театральности, театрализованности, поставлена мизансцена, и так далее. Что касается Сталина, то в этой пьесе, там же история в том, что я играю не Сталина, а режиссёра спектакля, который ставит спектакль о Сталине и в этом же спектакле сам его играет. И здесь есть такое отстранение, я как бы вхожу в эту роль и выхожу, я как бы играю режиссёра. Пьеса Артура Соломонова основана на реальных событиях, в общем-то, и я говорю, скорее, скорее, это мессидж, там, конечно же, присутствует и Сталин. Но здесь скорее эта пьеса чем интересна, и написана она в очень гротесковом жанре, трагифарс – очень-очень всё гротескно, но это и прекрасно, потому что это даёт возможность смены масок. И нет такого погружения «я играю Сталина». Мы с режиссёром договорились там, во-первых, это история о конформизме, о том, как человек передовой, замечательный, талантливый режиссёр, как только встаёт на путь малейшего соглашательства, спойлерну чуток сюжет, там как бы история о том, что из администрации президента, такой сюрреализм, определённая доля правды, вдруг начинает вмешиваться и говорить: «Давайте вы здесь сделаете вот так, а здесь вот так, тут чуточку поменяете, давайте сменим ракурс и взгляд на эту историческую личность». И потихоньку-потихоньку человека перемалывает, размазывает его как личность, уничтожает его как творца, как художника. И об этой трансформации, о том, что в конце режиссёр становится тираном в своём маленьком государстве под названием театр. И для меня это в большей степени пьеса, и наша читка, конечно, тоже – это исследование природы вот этой тирании, когда в каждом человека заложен и зверь, и божественное, и когда в определённых обстоятельствах человеку говорят «можно» – и вскрывается всё звериное, из него вылезает, чему мы свидетелями сейчас являемся этого всего кошмара и ада. Вот этот ад вылезает из человека, и мне как исполнителю роли режиссёра рядового, классного, талантливого в начале и который совершенно становится упырём в конце – вот эта трансформация мне как актёру интересна – вот это исследовать, это показать, и это интересно, когда в тебе, вот в этом персонаже прорастает Сталин. Сначала по чуть-чуть, кусочками, интонацией, какой-то карикатурой, акцентом, потихоньку-потихоньку незаметно для себя он превращается сам в этого усатого упыря. Вот этот путь интересен, и, как мне кажется, вот эта форма, мы назвали это концептом для двенадцати персонажей с оркестром, у нас очень такая крытая, как бы брехтовская подача, и в этом есть большое поле для того, чтобы входить в Сталина, и тут я как бы не играю. Мы говорим о том, и тут как бы я это делаю, я играю его сущность, то есть, то, что у него внутри – мы это на первый план выставляем, и это утрированно, но мы совершенно, то, что я делаю на сцене, это отвратительно. И вот это вот всё отвратительнейшее, мизантропское, всё вот это человеконенавистническое, сущность вот этого тирана, то, что составляло его ядро, как он относился – он гнобил, уничтожал людей миллионами, это всё мы вынесли на первый план, и, опять же вот эта форма яркая даёт возможность этой яркой маски, и вот это всё отвратительное, что вот есть, мы вынесли, и это для спектакля и для меня интересно и хорошо, выпукло получилось, то есть, мы не в полутонах. Я ни в коей мере не оправдываю по Станиславскому своего героя, нечего – мы просто даём вот так, как бы зеркало всего самого отвратительного, что только может быть, чтобы люди, эмоциональный заряд такой был прямой.
Н.ЮРОВА: Многие люди совсем по-другому, потому что и пропаганда на это работает замечательно – по-другому относится к Сталину. Как вы думаете, сколько времени, сил, каких сил нужно для того, чтобы национальное сознание окончательно перестроилось, пересмотрело своё отношение к нему и так же понимало, как вы сейчас говорите, видело, что это тирания, что это дикость, что это ужасно?
А.БЕЛЫЙ: Вот здесь вы напали на пессимиста. Я в этом вопросе абсолютный пессимист, та точка невозврата, которую сейчас Россия прошла 24 февраля, этот рубикон, этот невозврат для меня, моё глубокое убеждение, что это очень надолго, и что, может быть, России и не нужна демократическая институция, ей это не нужно. Есть же Иран, Афганистан, КНДР, существуют же эти страны, они никуда не деваются, они есть, и люди живут. Но, может быть, это – потому что я не верю в то, что в каком-то обозримом будущем, на моём веку уж точно, произойдут какие-то положительные сдвиги, потому что всё-таки результат 300-летней отрицательной селекции – вот его плоды. Это я, как сказать, не то чтобы что-то новое говорю. Если посмотреть на историю трезво, с меня упали все очки. С меня спали все очки, которые только могли быть, и как бы я трезво вдруг увидел, что никогда не было хорошего. Прорастало, прорастало, косой скашивалось. И всё, и вот это колесо – не уверен, что из этого колеса есть выход.
Н.ЮРОВА: Последний вопрос про Израиль. Пожив в Израиле, как вы можете оценить, как там относятся к войне, говорят ли об этом, вообще в целом про Россию?
А.БЕЛЫЙ: Израиль в этом смысле такая особая страна, она стоит каким-то особняком и географически в том числе, то есть, я вижу, слышу, знаю, что ребята, которые живут в Европе, очень мощные антирусские выступления, абсолютно понятные эмоционально, перегибов полно, абсолютно понятно, я это оправдываю на 100%. Здесь, во-первых, здесь не отключили каналы, тут работают российские каналы государственные. И общество не то чтобы расколото сильно по этому вопросу, но есть определённая часть людей, которая смотрит российскую пропаганду, к сожалению. Не вдаваясь в политику, в коей я совершенно как бы ну несведущ, дилетант и какие-то суждения свои выносить доморощенные не хочу. Здесь тоже сейчас сложно, вы же знаете, да. Здесь Нетаньяху со своими законами, которые он хочет продвинуть об отмене решения Верховного суда, тоже подминает власть под себя. Это страшно, но это всё равно, здесь общество от российского отличается от российского всё-таки тем, что израильтяне не безропотное стадо, которое хочет идти за бубенчиком неважно куда, в пропасть или на мясобойню – а здесь всё-таки осознанное гражданское общество. Да, есть проблемы, собственно, мы тоже выходит все опять на площади. Я верю, что демократия здесь останется в Израиле, но большинство настроений абсолютно адекватные, нормальные. Очень много, во-первых, и украинцев и тех, кто помогает Украине чем могут. Люди просто собираются в некие таки маленькие фонды, группы, я знаю этих людей, которые просто возят сами тактическую медицину, возят её пусть небольшими партиями, но каждый как может помогает. И вот на улицах много украинских флагов, настроения разные.
Н.ЮРОВА: Вы уже упоминали, что уехали летом, доигрывали сезон, больше полугода вы, получается, после начала войны играли в театре. Как вы ощущали, когда вот что-то поменялось после 24 числа, когда что-то поменялось, и как вы поняли, что всё, пора?
А.БЕЛЫЙ: Там не больше полугода, там получается, что март-апрель-май-июнь, 4 месяца. Я уже говорил в начале, что эмоционально я был готов лететь уже 25го. Сразу это решение возникло, моментально. В принципе, к сожалению, я себя в этом смысле совершенно не оправдываю. Мы инертные. Понимание того, что в России происходит полное закручивание гаек, ограничение свобод и так далее – давно уже не внушало никаких радужных перспектив. Мысль о том, что в любой момент надо будет отсюда уезжать, они бродили в голове. Война – то, о чём даже в страшных снах я не мог подумать. И, конечно, как только я это известие получил, у меня моментально в голове было ясно, что всё. Этот был тот момент ,когда даже вопроса не возникает. Я не хочу жить в этой стране, которая агрессией пошла, войной, начала просто убивать людей.
Н.ЮРОВА: И всё-таки про отношения внутри театра, было ли что-то, изменилось ли что-то?
А.БЕЛЫЙ: Отношения внутри театра – просто не хочется судить, у всех разные мотивы. Но люди разные в театре. Кто-то молчит, против кто-то, кто-то активно за. И было, конечно, очень тяжело – но я поставил выше, наступил на горло собственной какой-то эмоциональной стороне и профессиональная честь как бы взяла верх. Если бы я в начале марта просто улетел, на следующий день из страны – я поставил бы театр просто в патовое положение, потому что я играл просто 4 главные роли. На большой сцене. Просто я подставил бы театр страшным образом, и я не хотел этого делать. Не хотел так уходить из театра, в котором служил 20 лет и который любил. Я не хотел так вот вильнуть хвостом, такого ухода я себе не видел. Поэтому я скрепил всё, что можно скрепить, и доиграл сезон, выходя на сцену с людьми, которые явно были за и свою позицию не прятали. Это было очень тяжело, это были самые депрессивные месяцы моей жизни, ужасные, тяжёлые, но повторю – профессиональная честь взяла верх. Я понял, что должен доиграть до конца 20й сезон свой. Вот ровно 20 лет я доиграл, отслужил верой и правдой честно, и ушёл. Вот за это время я договорился, что найдутся замены, введутся составы, я могу помочь по вводам, всё. То есть, не подставить театр, а уйти достойно. Ну вот как бы вот это и было.
Н.ЮРОВА: Разговор с Хабенским у вас был?
А.БЕЛЫЙ: Да, конечно, и неоднократный.
Н.ЮРОВА: Как это было?
А.БЕЛЫЙ: Очень достойно, вы знаете, при всех этих событиях последних, увольнении Назарова и Васильевой и так далее, я понимаю, мне очень жаль Костю. Мне в принципе жаль порядочных людей, которые там остались в России, их безумно жаль, потому что у них нет выхода. И у него в том числе. Наши разговоры строились очень, так сказать, честно, открыто. Я знаю, что по мою душу приходили люди в погонах ещё когда я служил, спрашивали его недвусмысленно, а достоин ли этот господин здесь играть, на что Костя отстаивал меня как мог. Тогда ещё это было возможно. Ко мне не звонили оттуда и не было каких-то таких острых моментов, он их сгладил.
Н.ЮРОВА: Это после начала войны уже, я так понимаю?
А.БЕЛЫЙ: Да, после начала войны. Я сам сказал, что всё, я уезжаю, и им легче было – ребятам этим в погонах я облегчил, я им сказал сам, что я уезжаю – ну и слава богу. Что касается дальнейшего развития событий – оно неизбежно. Костя выбрал путь остаться на должности художественного руководителя, остаться в театре, и неизбежно он будет делать то, что ему скажут. Это путь конформизма, это путь человека оставшегося там, в тоталитарном режиме. Но это его выбор. Я встал и ушёл, он остался. Назаров ушёл. Если так глубоко совсем копнуть, то я считаю, у человека у каждого в любой ситуации есть возможность встать и уйти. И он выбрал остаться, это его выбор.
Н.ЮРОВА: Назаров и Ольга Васильева говорили, что вот эта история про 29 человек, которые отправились бы на фронт, если бы он не… Вы верите в эту историю, она похожа на правду?
А.БЕЛЫЙ: Вы знаете, мне кажется, похожа.
Н.ЮРОВА: Как вам кажется, вот Хабенский, остались ли ещё в России режиссёры и может быть даже театры, которые существуют под их руководством, которые внутренне осуждают войну, но в то же время стараются существовать в России?:
А.БЕЛЫЙ: Я знаю, что, опять-таки, все те деятели культуры, которые остались на своих постах руководителей театров, всё равно существуют в системе координат вот этого тоталитарного режима. Поэтому у них нет выбора. Я знаю, что существует очень уж тоненькая прослойка людей, и для меня они настоящие герои. Даже больше, чем мы. Те, кто остались, которым кому-то некуда уезжать, а кто-то принципиально остаётся на этой земле, и там тот же Олег Карлсон со своим «Пространством внутри», вот этот маленький-маленький театр. Женя Беркович для меня абсолютный герой. Не скрывает своих антивоенных позиций, и они остались там, и они делают маленькие, но гордые спектакли, и вот это путь абсолютно для меня героический.
Н.ЮРОВА: Вопрос, конечно, как долго они ещё смогут продолжать это делать.
А.БЕЛЫЙ: Да, для многих это вопрос риторический. Вопрос времени, только вопрос времени.
Н.ЮРОВА: Какие у вас планы, расскажите.
А.БЕЛЫЙ: Планы – жить. Жить в Израиле, и не только, работать в Израиле и не только. Знаете, я за это время, я на днях в фейсбуке сделал пост на эту тему, что жизнь сейчас так повернулась с этим. Точка отсчёта трагическая, и это уже с нами, это никуда не денется. То есть, с этим адом внутри нам жить всю свою оставшуюся жизнь с тем, что Россия развязала эту войну и что мы никто ничего никак не смогли с этим сделать. Но за последнее время произошло столько всего интересного, столько разных встреч с новыми людьми, новые какие-то горизонты. Я живу в открытом мире, и это самое ценное на сегодняшний день для меня, я не тороплюсь количеством что-то там делать, лишь бы делать, играть – сцена… Нет, я как бы этот спектакль сделал, сейчас с этим спектаклем здесь, у нас гастрольный тур, слава богу, кроме Израиля мы съездили в Финляндию, в Грузию, на очереди страны Балтии, Германия, Америка, Турция, Лондон и даже Австралия, и я вот так смотрю и думаю: а живя в Москве, я вообще мог иметь бы когда-нибудь такие возможности? Наверное, нет. Поэтому произошёл поворот в жизни, и надо из него самые какие-то позитивные (ненавижу это слово), самые жизнеутверждающие что ли какие-то вещи брать с собой, и делать то, что хочется на сегодняшний день делать, и развиваться в том направлении, в котором хочется развиваться. Поэтому абсолютно я открыт, нахожусь на таком перекрёстке, и. может быть, здесь хочется очень что-то сделать. Знаете, есть в иврите такое выражение: тебя спрашивают «что ты делаешь?», он говорит «сим хай», дословно это «делать жизнь», если перевести. Да, говорит, я здесь, я живой, я продолжаю жить и делать то, что делаю.
Н.ЮРОВА: Вопрос скорее общий про театр в целом, как вам кажется, не вырабатывается ли театром, пьесами, ролями, высказываниями авторов, какими-то посылами, которые они несут, прививка от войны, диктатуры, несвободы. Почему вообще как будто бы хочется задать такой наивный вопрос – почему остаются аполитичные актёры или актёры, которые становятся зетниками, это всё-таки, как вам кажется, присопособленчество или всё-таки в большинстве своём искренняя вера в то, что власть права?
А.БЕЛЫЙ: Мне кажется, это понятная защитная реакция организма у большинства срабатывает, аполитичность – ну как, очень тяжело не скатиться в осуждение, такое снобское. Я всегда пытаюсь как-то в человеке апеллировать к чему-то хорошему, но здесь с трудом это удаётся, потому что тут и много приспособленчества и защитной реакции. Ну а как я всё брошу? У меня тут тёплое местечко, у меня всё есть, работа, квартира. Ну как я всё это брошу? Ну да, ну произошло, что же теперь сделаешь? Это просто ужасно. Активную позицию мы вообще не осуждаем, это люди, сошедшие с ума, рано или поздно те, кто молчат, под влиянием пропаганды скатятся в веру в это. Вообще, конечно, то, что делала пропаганда – это, конечно, преступление против человечества, преступление против своего народа. Народу сломали мозг, душу, сердце пропагандой, я не открываю Америку – люди, которые научены журналистикой, вы всё знаете. Это даже не наркомания, от которой можно избавиться, слезть очень тяжело, но можно. Более полугода обработки пропагандой – это невозврат, человек ломается, и как бы он искренне начинает верить в энергию лжи, обмана, перевёрнутый мир.
Н.ЮРОВА: То есть, в исцеление от этого вы не верите?
А.БЕЛЫЙ: Это не то, что я верю или не верю, это аспект уже медицинский, его нету. И если Германию принудили, 30 лет должно было пройти, поколение смениться, чтобы во-первых, покаяние произошло. Во-вторых, я не уверен, что оно произошло до конца, везде и в подвалах у старичков не хранятся какие-то военные формы. Это всё к вопросу о пропаганде. К вопросу о том, что это страшное оружие массового поражения, оно неизлечимо. Поэтому люди, которые в это всё уверовали или молчаливое согласие избрали такой позицией, «ну а что я могу сделать» – рано или поздно они тоже сломаются, и это печально, это ужасно, это трагедия. В общем-то, я об этом догадывался, но сейчас я это на собственной шкуре, собственной жизни испытал. К сожалению, искусство, культура не спасает. Красота не спасёт мир, искусство не спасает от всего звериного, что периодически всплывает, к сожалению. Это, похоже, такой мощный урок жизненный, что не спасает. Сразу вспоминается Антон Павлович Чехов или кто там – неси свой крест и веруй. Или, другими словами, если мы находимся в Израиле, тут не все несут крест. Тут немножко другая идеология, и другими словами, делай что должно, и будь что будет. Вот эта идиома – ну вот она сейчас тоже вошла в мою жизнь, абсолютно чёткий постулат на сегодняшний день в моей сегодняшней жизни – делай что должно и будь что будет. Но не спасает, но, как мы видим, не спасает. Зло – это очень сильная вещь, зло – очень сильно, и сейчас оно владеет миром.
Н.ЮРОВА: Вопрос из прошлого, вы сыграли в сериале «Бригада» сотрудника ФСБ. Конечно, я ещё молода и помню его в каком-то детском возрасте по телевизору, но всё-таки по сюжету спецслужба помогает одним бандитам, устраняет другим, когда ей это выгодно, ну и в целом как бы стоит как бы за тем, что происходит в сериале.
А.БЕЛЫЙ: «Специалисты отдела Ф проанализировали полученную запись, вот фрагменты из их заключения».
Н.ЮРОВА: Спустя 20 лет не кажется ли вам, что этот момент в чём-то пророческий стал?
А.БЕЛЫЙ: Он был таким всегда. Что значит пророческий, ну спецслужбы – это спецслужбы, они всегда были спецслужбами. Просто сейчас они в России захватили власть. В общем-то, они и не уходили, как оказалось, никуда. Были в нулевые годы, в конце 90х и нулевые у меня были абсолютно радужные надежды в том, что это изменилось и мы вышли из-под этого советского гнёта – и действительно происходило очень много хорошего, фестивали и открытые границы, обмены, люди уезжали туда учиться, приезжали, делали здесь театры. Это было мощное развитие, казалось, что всё – мы встали на нормальные, и, в общем-то власть говорила правильные вещи, в общем-то, лгала нам в глаза. Божья роса. И у меня была надежда, что вот, всё будет хорошо, всё будет, наконец-то, в России хорошо. Но в общем, оказалось, что спецслужбы никуда и не уходили. Сейчас они у власти.
Н.ЮРОВА: Вы совсем скоро к нам в Ригу приезжаете. Как раз-таки «Я здесь», про него мы уже немного поговорили, давайте чуточку раскроем, как выбирали эти тексты, которые звучат на сцене, по какому принципу, как это собиралось всё в эту форму вот этого произведения?
А.БЕЛЫЙ: То, что я приеду в Ригу, Вильнюс и Таллинн, страны Балтии с этим спектаклем для меня крайне важно. Вы знаете, для меня прежде всего помимо художественной нагрузки некой, художественного достоинства, для меня прежде всего это гражданское высказывание. И мощнейшая стихия, которая в фейсбуке, просто ребята их печатали, я их собирал и понимал, что надо с этим что-то делать, вот, не помню, говорил об этом или нет – у меня персонаж, то есть, это не я. Спектакль сочинялся с Егором Трухиным, с режиссёром, я не хочу там сильно спойлерить, но по жанру это такая трагическая клоунада. Я – не я, который читает стишки под музыкальный аккомпанемент, как изначально я думал – чтецкая программа под музыкальный аккомпанемент. Егор предложил совершенно другое, совершил сделать именно моноспектакль, где я персонаж ,не я, и этот персонаж очень узнаваемый. Это персонаж с двумя рюкзаками, один спереди, другой сзади. И вот этот вот некий, как мы его назвали, человек-потеря. Как был хомо сапиенс, хомо люденс, а это – хомо лост, потерянный. Это метафора этого дня, мы все потеряли, кто-то много, кто-то всё, кто-то чуть-чуть. Но тем не менее, это время потерь. И в ключе мой персонаж совершенно далёкий от меня, для меня это, для актёра, совершенно новый экспириенс, меня никогда не использовали в России в таком качестве ,клоуна. А у Егора Трухина любимый его праотец – это Чаплин, и мы просто прямые отсылки делаем к Чаплину, это такой вот маленький, растерянный, потерянный, заговаривающийся человек в лихорадочном состоянии разговаривающий со зрителями, всё время в монологе, диалоге, композиционном диалоге.
ФОНОГРАММА: «Ангелы, они знают силу тяжести, притяжения земли. Той земли, что взяла их, засыпала, с головою засыпало, найти не смогли».
А.БЕЛЫЙ: Сначала он очень смешной. Нелепый, растерянный, забывающий, теряющий, падает у него всё, и со зрителями общается какими-то смешными какими-то чертами. У нас есть блог, который мы делаем для каждого города. для каждой страны новый, свой, где рассказывается о том, что мой персонаж – он как бы только приехал. И вот он первое впечатление, что он видит – он тут же всё вываливает, это особенности ментальности, особенности географические, все эти привычки, то, что мы знаем в Финляндии о финнах, что там саун больше, чем людей, что в Грузии все едят хинкали и ничего не делают. В Риге будет своя история, ещё сам не знаю какая, мы это просто делаем по повестке дня, накануне спектакля собираем информацию, смотрим, что там происходит и вставляем этот блок в спектакль. Дальше мы эту ситуацию поворачиваем-поворачиваем-поворачиваем. Эти стихи- это не чтение стихов, это их он рассказывает, таким образом это из него вырывается, как его какая-то подсознательная история. Он прикрывается, прикрывается юмором-юмором-юмором, а потом вдруг это из него вылетает. Мы начинаем понимать, что это за человек, что с ним произошло, и вот такая конструкция, очень прямая. Прямое воздействие, все считают, что в сегодняшнем театре как бы сегодняшний театр – это театр прямого высказывания. Аллегорий и каких-то там метафор, если мы не в России находимся, если говорим о насущном – они не нужны, это прямое высказывание наше гражданское, приехал в Израиль с двумя рюкзаками, один спереди, другой сзади. Ему 26 лет, он только закончил мастерскую Женовача-Каменьковича, и всё, уехал из страны с двумя рюкзаками, один спереди, другой сзади. Это про всех про нас, я очень жду встречи с рижанами, я обожаю Ригу, и мне кажется, это такая ещё история о сегодняшнем дне, очень необходимая нам всем. Мне надо переключаться, людям надо выплакаться, это такая обоюдная терапия, и после спектакля обняться. Ко мне просто часто приходят после спектакля за кулисы, чтобы обнять. Это, конечно, дорогого стоит. В общем. Давайте приходите, обнимемся.
Н.ЮРОВА: Это был подкаст «Поживём-увидим». Если вы нас смотрите, но не слушаете, я советую вам подписаться на наши подкаст-платформы, ведь иногда это гораздо удобнее. А если вы нас слушаете, но не смотрите – подпишитесь на наш YouTube-канал, чтобы видеть, что у нас тут происходит. Спасибо, что вы с нами. Ваша «Новая газета Европа».