«Особое мнение» Сергея Пархоменко
Мы считали, что российская диктатура заинтересована в том, чтобы недовольные люди уезжали из страны. Но выборы. Но приближается избирательная кампания, и на фоне этого нужно заткнуть всех. Вот здесь начинается, наоборот, запугивание: нет, вы никуда не денетесь. Сидите молча, не смейте шевелиться…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
О.БЫЧКОВА: Добрый вечер, добрый день! Это «Особое мнение» на «Живом гвозде». С вами Ольга Бычкова. С особым мнением — Сергей Пархоменко. Привет тебе!
С.ПАРХОМЕНКО: Привет-привет, Оля! И привет всем слушателям и зрителям нашего «Особого мнения».
О.БЫЧКОВА: Напомню на всякий случай, что те, кто смотрят нас прямо сейчас в YouTube, то там есть чат, куда можно писать всякие соображения, комментарии по тем темам, которые мы можем успеть сегодня обсудить.
Давай начнем с того, что последние несколько суток мы очень внимательно следили за тем, как происходят переговоры при посредничестве арабских посредников между Израилем и ХАМАС о прекращении огня временном, об освобождении некоторого количества заложников. Вроде бы этой ночью такое соглашение было достигнуто, и, может быть, завтра первая группа заложников из 12-13 или сколько-то человек может оказаться уже на свободе и со своими близкими.
Много, конечно, вопросов возникает в Израиле по этому поводу. Все, конечно, хотят, чтобы заложники были освобождены. Но очень много говорится о том, какая может быть за это заплачена цена и насколько правомерно говорит о цене. Очень тяжелая, конечно, история во всех смыслах для Израиля.
С.ПАРХОМЕНКО: Чрезвычайно тяжелая, потому что она затрагивает самые основы израильского государствп, но и очень важных ментальных традиций, которые существуют у израильтян, вообще у евреев. И это воспитано и долгими веками изгнания и самыми основами еврейской жизни. Им, действительно, нужны живые свои. Им, действительно, нужны эти заложники. И люди, которые приезжают из Израиля — я сам не был после октября, после этих страшных событий, — которые сейчас там, говорят, что, действительно, весь Израиль заклеен фотографиями…
О.БЫЧКОВА: Вот я тебе могу это сказать. На каждом столбе, на каждом заборе, и эти имена все знают наизусть, и это не фигура пропаганды и это не политическая кампания. Это, действительно, национальная трагедия. Национальная идея в каком-то своем первичном смысле сейчас. Этот народ живет с этой идеей, что этих людей надо вернуть.
С.ПАРХОМЕНКО: Есть еще, как я понимаю, и практическая сторона дела. Дело в том, что в последнее время лидеры ХАМАС начали говорить, что «вот вы так страшно на нас нападаете, нас бомбите, гоните, и мы не несем больше ответственности за заложников. Мы даже и не очень знаем, где они, не очень понимаем, живы ли они, может быть, вы уже сами их разбомбили и вообще мы потеряли уже заложников и разбирайтесь теперь сами».
Важно это понять: если это сейчас произойдет, если этот обмен случится, в некотором роде это является доказательством того, что ХАМАС прекрасно знает, где эти заложники, и это всё вранье, что их потеряли и не понимают, что с ними происходит.
И, наконец, есть и давление общественного мирового мнения. Мы много об этом говорили. Оно происходит, там наблюдается некоторая динамика. И я, может быть, один из оптимистов. Мне кажется, что ситуация понемногу выправляется, и столько раз уже было случаев какой-то вопиющей несправедливости, безответственности, например, в том, как освещали эти события крупнейшие мировые медиа, которые чрезвычайно, излишне доверчиво относятся к палестинским источникам, но как-то стали немножко осторожнее, стали как-то следит за базаром, оглядываться и пытаться что-то перепроверить, выслушать две стороны, во всяком случае, сравнить репутации этих сторон, понять, кому можно верить, а кому нельзя верить.
По-моему, ситуация становится чуть-чуть лучше, но все равно, несомненно, давление остается. Израиль не может себе позволить себе, ведя диалог с общественным мнением, придерживаться молчаливой, угрюмой, глухой позиции: «Нет, мы ни с кем не разговариваем, мы ничего не слушаем. Никаких пауз, никакого снисхождения, мы просто идем вперед и всё сносим на своем Пути, потому что мы намерены решить эту проблему».
И вот эта фраза, которую очень часто повторяют разные израильские политики, публицисты, журналисты, общественные деятели и все вокруг, что на этой земле останется кто-нибудь один: или мы, или ХАМАС. Эта фраза по-прежнему актуально, по-прежнему огромное количество людей исходит из этого. Но просто ни с кем не разговаривать и просто молча, сцепив зубы, идти вперед, не участвуя ни в каких переговорах, не предполагая никаких компромиссов, они позволить себе не могут.
Поэтому разного рода схема возникает. Во всяком случае, будет сделана попытка. Велика вероятность, что ХАМАС обманет, велика вероятность, что эта пауза будет использована для перегруппировки сил, для того, чтобы кого-нибудь куда-нибудь спрятать или, может быть, даже как-нибудь контратаковать. Никакого доверия к ХАМАСу нет, и не то что уверенности и даже надежды, на мой взгляд, на то, что для людей, которые руководят этим варварским террористическим объединением, важны жизни людей, гуманитарная сторона дела, важны, действительно, те женщины и дети, которых они будто бы хотят вызволить из израильского плена, веры в это очень мало. Но, по всей видимости, Израилю придется, по крайней мере, один раз попробовать для того, чтобы дальше можно было опираться на этот опыт, либо положительный, либо отрицательный, либо развивать его, либо в очередной раз сказать: «Нет, с этими людьми разговаривать нельзя, ни на какие сделки с ними идти нельзя, потому что это ничего совершенно в реальности не дает».
Это драматический момент в этой истории. И я думаю, что в Израиле многие надеялись, что без этого можно будет обойтись, удастся быстро, за несколько дней пройти весь сектор Газа, вытащить заложников и закрыть этот вопрос.
О.БЫЧКОВА: Нет, я не согласна с тобой. С самого начала этой операции было понятно, что быстрой она не будет, легкой она не будет, и собственно, ее начало, как мы сейчас уже можем вспомнить, откладывалось и оттягивалось довольно долго.
С.ПАРХОМЕНКО: Я имею в виду, что удастся обойтись без переговоров и компромиссов, что удастся решить своими силами без оглядки на врага. Сейчас выясняется, что какое-то посредничество необходимо. Его предлагают самые разные стороны.
О.БЫЧКОВА: Катар занимается этим.
С.ПАРХОМЕНКО: Прежде всего, Катар. Как я понимаю, какую-то роль играют все-таки США, которые особенно заинтересованы в освобождении тех заложников, у которых есть второй, американский паспорт.
Так что да, это несомненно, вынужденная мера.
О.БЫЧКОВА: По некоторой аналогии и ассоциации, хотя эти вещи совершенно несравнимы ни по масштабам, ни по значимости, ни по людской даже вовлеченности, но тем не менее, история с беженцами из Африки и Ближнего востока на российско-финской границе. Финляндия теперь обвиняет Россию в том, что она использует этих людей в качестве, как они пишут, человеческого оружия. То есть Финляндия утверждает, что этим беженцев, которых сейчас несколько десятков человек скапливалось на КПП между Россией и Финляндией, этих людей снабжают самокатами и велосипедами, они садятся на них и без европейских виз, без необходимых документов, как всегда было раньше, они пытаются перейти из России в Финляндию. Финляндия это дело пресекает.
Это не то чтобы новая история…
С.ПАРХОМЕНКО: Да, эта история совсем не новая. Мы эту историю видели ярко, наглядно и близко в Беларуси.
О.БЫЧКОВА: Но аналогия возникает.
С.ПАРХОМЕНКО: Это было совершенно очевидно. И где это было устроено абсолютно вопиющим способом, потому что Беларусь прямо еще и завозила этих людей в Беларусь фактически специально. Им там раздавали визы во всяких нищих воюющих, голодных странах — белорусские визы, чуть ли не устраивали спецрейсы, чтобы их привезти в Беларусь. В России это все не требуется. В России и так есть огромное количество людей, которые полулегально или мало легально или вообще нелегально оказались на территории России. У России есть много открытых и полуотрытых границ с, прежде всего, странами Центральной Азии, через которые происходит этот приток. В России и так полно людей, которые на самом деле находятся в России исключительно для того, чтобы дальше двигаться куда-то Европу, в страны, которые они считают богатыми, гостеприимными и пригодными для дальнейшей жизни.
Так что потенциал этот всегда существует естественным путем. Надо помнить, что любая граница состоит все-таки из двух сторон. И для того, чтобы перейти какую угодно границу, вы должны сначала перейти из одной страну и как-то урегулировать свои отношения с пограничниками этой одной страны, если вообще на этом месте существует пограничный контроль. Мы понимаем, что внутри Евросоюза никакого пограничного контроля нет ни в одну, ни в другую сторону. Вы переезжаете из Франции в Испанию, из Германии в Австрию…
О.БЫЧКОВА: Теперь появляется.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, вот сейчас, последнее время стало появляться. На границе Германии и Польши, например, стоит кордон и проверяет документы. Очень поверхностно, но все-таки проверяет.
Мы не берем эти случаи сейчас, мы говорим о реально существующей границе между двумя странами, которые никаким образом не объявляли, о том, что они объединяют свои таможенные и пограничные территории.
Для того, чтобы пересечь границу, вы должны сначала урегулировать свои отношения с пограничниками той страны, которую вы покидаете. Они должны вас выпустить, и только тогда вы оказываетесь в нейтральной зоне и можете вступить в контакт с пограничниками другой страны, которые должны вас пустить.
Мы ясно видим в этом кризисе… ну, может быть, пока не стоит называть его кризисом, а стоит зазывать его иммиграционным конфликтом или иммиграционным инцидентом. Просто до кризиса он еще не дорос по количеству людей, но тенденция очень нехорошая. Тенденция движется очень быстро, и объем растет стремительно.
Мы видим, что российская сторона не просто относится безразлично к этим людям, которые пытаются с территории России попасть на территорию Евросоюза, а Финляндия их интересует как территория Евросоюза, прежде всего, а не сама Финляндия. Они этому явно способствуют. Есть много разных разговоров про то, что их чуть ни не силой выталкивают. Может быть, не нужно силой выталкивать, достаточно стимулировать, достаточно помочь, достаточно дать знать этому сообществу людей, которые пытаются туда прорваться. А сообщество это, оно организовано тем, кто делает на этом бизнес. Всегда есть люди, которые предлагают такую услугу. Этих людей знают в той среде, где есть, собственно, эти мигранты. И информация распространяется легко. И если вы даете этим людям знать, этим дельцам от этой торговли человеческим материалом, что от здесь можете работать, здесь мы вас пропустим, не будем чинить вам никаких препятствий, может быть, даже и поможем. Это распространяется моментально.
О.БЫЧКОВА: Вот вам велосипед.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, вот вам велосипеды или вот вам дверь и можете идти. Это распространяется моментально. И находятся люди, которые пытаются на этом зарабатывать немедленно. Мы это можем наблюдать в самых разных ситуациях. Скажем, когда был знаменитый иммигрантский кризис, когда огромное количество беженцев устремилось с Ближнего Востока в Европу, мы наблюдали ровно такое же на границе Турции и Греции. Греция как страна, примыкающая почти к Ближнему востоку, оказалось объектом шантажа со стороны Турции, которая вообще к Греции относится не очень хорошо, как мы знаем, у них давняя история неприязненных отношений. И Турция на этом пыталась заработать некоторые политические дополнительные аргументы (не будем их называть дивидендами), облегчая проход этих беженцев и даже способствуя проходу этих беженцев, и даже организуя эту потоки в некоторых местах, которые в Греции оказались наименее защищены. Так что это в разных ситуациях происходит
И вот здесь это происходит тоже. Россия, несомненно, стимулирует этот поток. Зто значит, что Россия заинтересована в том, чтобы страны Евросоюза ужесточали как можно больше своей режим входа.
России не нужно, чтобы эти люди, не беженцы из Афганистана, Бангладеш или Африканских стран, а прежде всего, российские граждане имели возможность передвигаться через границу, потому что это с точки зрения сегодняшнего российского режима создает отдушину, позволяет каким-то людям в России надеяться на то, что в случае чего, они спасутся бегством. Это касается и мобилизации и разнообразных военных. И это касается, несомненно, политической активности, особенно в преддверии выборов.
Мы на протяжении уже нескольких лет констатировали такое отношение к этому российской власти: eбирайтесь все. Вполне демонстративно как бы российские власти рассчитывали на то, что оппозиция, люди, которые недовольны режимом, которые хотели бы сопротивляться, они все просто выйдут и увезут с собой эту проблему, и не с кем будет бороться, не с кем будет соперничать. И даже есть такое подозрение, я знаю людей хорошо информированных, глубоко анализирующих ситуацию в России, которые считают, например, что был сразу после начала войны в марте, апреле 22-го года специально спровоцирован такой истерический кризис, что сейчас все закроют, что не будет ни одного самолета, всем запретят, у всех отнимут загранпаспорта, для того, чтобы вытолкнуть из страны как можно больше людей, которые против войны. И это было спровоцировано специально.
Я в этом не уверен, признаться. Мне кажется, что это комплекс разных обстоятельств, который тогда сработал. Но я знаю людей, которые уверенно про это говорят. Такая версия на самом деле существует.
Во всяком случае, мы на протяжении двух лет и даже раньше считали, что российская диктатура в целом заинтересована в том, чтобы недовольные люди уезжали из страны. Но выборы. Но приближается избирательная кампания, и на фоне этой избирательной кампании нужно заткнуть всех. Вот здесь начинается, наоборот, запугивание: нет, вы никуда не денетесь. Сидите молча, не смейте шевелиться, не смейте никак проявить свой недовольство, свое отвращение к фальсифицированным выборам, к этому референдуму по поводу Путина, который собираются устроить, потому что всех накажем и никто не уйдет.
И в этих обстоятельствах, я думаю, мы будем наблюдать в ближайшие месяцы целый ряд активных мероприятий, которые будут направлены теперь на это. Я не знаю, может быть, потом это изменится опять на противоположное. Но пока это так. Мой прогноз такой, что будет все больше и больше ситуаций, в которых людям будут давать понять, что никто не уйдет от наказания, от воздействия, если только попытается рот открыть на этих выборах. Потому что очень важно продемонстрировать единение нации, единодушную поддержку, всеобщее восхищение, любовь и поклонение этому вождю. Вот, как я для себя это трактую.
О.БЫЧКОВА: Алексей Навальный подвел итоги этой анкеты по поводу того, как люди относятся к выборам, как собираются себя вести, по какой схеме собираются или не собираются голосовать, и как будут устроены те информационные ресурсы, которые могут теоретически влиять на общественное мнение. И вывод он делает, что избиратели, публика, будут голосовать рационально, логично, исходя из того, какая ситуация будет складываться в данный конкретный момент.
С.ПАРХОМЕНКО: Здесь есть интересный результат этого опроса, который он устроил, который, конечно, ориентирован и предназначен для политически активной публики.
О.БЫЧКОВА: Да, хочется сразу сказать, какое количество процентов, один или два касается этих выводов и что делать со всеми остальными.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, это относительно небольшая статистически группа людей, которые, во-первых, придерживаются оппозиционных взглядов, которые, во-первых, относятся к этим выборам с глубоким отвращением, а, с другой стороны, намерены каким-то образом активно это обсуждать и формировать активную позицию, надеются извлечь из тих выборов какую-то свою оппозиционную пользу, как-то использовать это для продвижения антивоенных идей, протеста против российской диктатуры, путинского режима. Не очень много этих людей, но они есть. И голоса их звучат громко.
Что, на мой взгляд, этот навальновский опрос, который, действительно, очень остроумно и очень изобретательно организован, особенно если иметь в виду, что его организовал человек, находящийся в изоляции, причем в глухой изоляции. Последнее время уже и письма перестали к нему приходить. Иногда какие-то прорываются.
О.БЫЧКОВА: Я скажу, что в очередной раз он снова был переведен в штрафной изолятор.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, в какой-то, по-моему, 3-й раз… Больше, чем о 250 днях, которые он проводит буквально в каменном мешке, в условиях, которые специально созданы как невыносимые для нормального человека, где ему приходится сидеть сутками напролет на металлической табуретке и ему выдают одну кружку горячей воды в день. И все остальное можете себе представить — эти стены, эту койку, этот воздух, эту страшную жару и духоту летом и адский холод зимой.
Тем не менее, ему удается организовывать значимые, яркие, заметные политические события, каковым является и эта анкета, и анализ результатов, и выводы, которые он делает.
О выводах я бы сказал, что самое интересное в том, что, как он справедливо пишет: «А нет никакой свары, а нет никакой драки по этому поводу. Есть недоумение, есть растерянность по этому поводу». Я сейчас скажу, почему именно растерянность. Но нет непримиримой вражды между какими-то разными позициями, которые столкнулись, и нет никакого способа помочь этим людям договорится между собой.
Проблема скорее заключается в том, что люди не понимают пока, не придумали пока, как можно эти выборы употребить на пользу для продвижения антивоенных идей.
Еще раз про то, что я много раз говорил, и в этом ключ и основа моего отношения к этим выборам. Я считаю, что ситуация с контролем за, собственно, голосованием и за возможностями фальсификациями при голосовании теперь такова, когда исключено полностью всякое наблюдение и когда обеспечено доминирование этой электронной системы, которая вообще непрозрачна и никаким образом не передается никакому осмотру, не говоря уже о каком-нибудь анализе, в этой ситуации, собственно, голосование не имеет значения. Неважно, сколько голосов они нарисуют, сколько накидают в эту воображаемую электронную урну.
Но в этой ситуации важно помнить, что выборы не состоят из одного голосования, что у выборов есть другая, более важная часть, и эта част содержательная, которая заключается в общении между людьми, между разными группами людей, которые придерживаются разных взглядов. И выборы — это тот момент, когда эти люди могут обмениваться идеями, когда они могут продвигать какие-то свои политические мысли, например, протест против войны.
Но нужна форма для этого. Эта форма не придумана. Когда я употребляю слово «растерянность», я имею в виду именно это. Этой формы пока нет. И становится понятно из такого рода анкет, что если она появится, и что если эта идея возникнет, то вокруг нее соберутся все — все будут этом рады, если они поймут, каким образом можно использовать эти выборы для того, чтобы как можно большему количеству людей напомнить о том, что такое война и почему война должна прекратиться, и почему люди, которые развязали эту войну, являются самыми страшными злодеями и врагами российского общества, которые лишают его будущего. Этой технологии не придумано пока. Я тоже не скажу ее вам, я тоже ее не придумал.
Но из этих анкетирований становится понятно, что огромное количество разных людей готовы были бы здесь работать вместе и действовать для продвижения этих идей, если они поймут, как. В этом смысле это обнадеживающая новость. Но сама по себе результата, как бы идеи победы, она не содержит.
О.БЫЧКОВА: До сих пор считают, что такой инструмент — это выдвижение какого-нибудь кандидата, который может произносить эти вещи вслух, который можете себе это позволить по тем или другим причинам. Видимо, это понимают не только избиратели или организаторы разных кампаний, но это понимают также и репрессивный органы, как мы видим на примере Екатерины Дунцовой, журналиста из Ржева, которая решила принять участие в качестве кандидата в президенты, и уже не успела уже ничего сделать, произнести, ни одного шага совершить…
С.ПАРХОМЕНКО: Как на нее уже набросились.
О.БЫЧКОВА: Да. Да и компании, собственно, еще президентской нету, как уже ее начали, конечно, прессовать. Ты понимаешь, что есть такой способ.
С.ПАРХОМЕНКО: Это очень поучительное зрелище. И, конечно, большинство из нас раньше не слышали этого имени. И совершенно понятно, что почти неизвестный никому человек, не имеет серьезных каких-то перспектив даже кампании, не говоря о перспективы собственного участия в выборах и какого-то значимого результата на выборах. Мы только что говорили, что значимого результата не может быть в принципе. Но, конечно, это важно и очень наглядно как некоторый тест системы.
Вот мы в пробирку роняем каплю какого-то вещества и смотрим, что в этой пробирке происходит, какой выпадает осадок, какие там начинаются завихрения каких-то химических реакций. Вот капнули в эту избирательную лужу и смотрим, что получается. Ну, немедленная встречная истерика какая-то. На человека тут же набросились, начали таскать и трепать и подозревать в каких-то злодейских намерениях и демонстрировать свою готовность повесить на него самые безумные и нелепые обвинения: тут тебе и экстремизм, тут тебе измены Родине, пропаганда черт знает чего.
Сегодня эта Екатерина была в утреннем шоу у Александра Плющева и Татьяны Фельгенгауэр. И довольно подробно они с ней говорили. И, конечно, как же ей страшно. Она очень старается. И надо ее как-то поблагодарить за это старание. Она пытается сохранять хладнокровие и лицо, надо ее как-то поблагодарить за это старание. Она пытается сохранять хладнокровие и лицо, но ей, конечно, ужасно страшно, и это видно… Потому что она увидела эту машину, которая на нее бросилась немедленно, воспользовавшись каким-то поводом, сейчас же начинает пытаться разорвать человека на куски. Хотя понятно, что у этой машины есть сколько угодно возможностей технических остановить эту кампанию на самом раннем этапе. Дать ей собрать подписи и устроить инициативную группу, разослать какую-то информацию о себе. Понятно, что сколько угодно таких возможностей. За пять минут можно все остановить. Но они предпочитают немедленно продемонстрировать свирепость и немедленно вычистить, вырезать этот минимальный элемент неповиновения.
Я как-то скорее склонен считать, что это совершенно искренний и достаточно наивный порыв, а не какая-то хитрая комбинация. Не понимаю, что бы там комбинировать можно было на этом. Но рефлекс системы, это, действительно, это химическая реакция, которая начинается немедленно, как только в нее капнули что-то инородного.
Я хочу вспомнить историю про Алексашенко и Гуриева, которая мне представляется, как ни странно, смежной с этой. И я готов объяснить, почему.
РЕКЛАМА
О.БЫЧКОВА: Ты упомянул эту попытку скандала — мне кажется, он все-таки не очень сильно разгорелся — вокруг Сергея Гуриева и Сергея Алексашенко.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, меня настойчиво возвращают к этой истории мои читатели в телеграм-канале «Пархомбюро» и зрители моего YouTube-канала, где я устраивают по пятницам вечером «Суть событий», как собственно, уже два десятилетия это продолжается. Теперь в YouTube. Снова и снова меня спрашивают, как я к этому отношусь, как к этому надо относиться.
Мое отношение к этому вполне сложившееся и, мне кажется, очень простое. Мне кажется, что в середе людей, которые все-таки пытаются противостоять тоталитарному режиму и войне и внутри России, и за пределами России, которые остаются и уезжают. Среда очень разнородная, очень разношерстная, действительно, склонная к конфликтам внутри себя. Люди нервничают, устают, выгорают, как это теперь называется. И это тоже способствует такой взнервленности всех и конфликтогенности этих отношений. Но внутри этой среды есть несколько человек, которые в результате заработали себе репутацию уважаемых, знающих, ответственных .надежных — дальше назовите, как хотите — экспертов, комментаторов, наблюдателей, аналитиков, понимателей вообще того, что происходит. Таких людей в действительности очень немного.
К таким людям, несомненно, относится и Сергей Гуриев, один из очень известных сегодня на весь мир реально экономических экономистов и человек очень признанный в мире, в частности, он занимает чрезвычайно важную, ответственную и почетную должность в одном из крупнейших европейских университетов Sciences Po, где он провост, научный руководитель, примерно так, я бы сказал. Второй человек после ректора, человек, ответственный за содержательную деятельность этого университета. Случайного человека с улицы такого человека не назначил бы. Это знак высокого признания.
И Сергей Алексашенко, человек с огромным опытом, с интересной очень карьерой и с послужным списком, в котором есть и важные государственные посты и научная работа, работа в бизнесе и в качестве независимого директора очень крупных компаний, был такой период в его жизни. В общем, человек, которому сильно есть, на что опереться своих рассуждениях, тоже человек очень уважаемый. И к их мнению очень прислушиваются. Чем больше люди прислушиваются к их мнению, чем их репутация серьезнее и устойчивее, тем больше это заставляет нервничать людей в Кремле, во всех этих пропагандистских структурах, управлениях, в ведомствах Кириенко и так далее. Они не могут этого выносить, потому что люди, работающие на путинскую пропаганду сегодня, это люди призираемые, это люди, чье мнение является анекдотическим. Это люди, которых цитируют только для того, чтобы продемонстрировать их низость, их подлость, их безграмотность их беспринципность.
Да, у них есть технические возможности, чтобы громко кричать. Мегафон дали им очень большой и запустили их через спутник, покрывая миллионы квадратных километров и тратя колоссальные деньги на то, чтобы продолжать обеспечивать их присутствие в разных странах. Вы знаете, что та же самая Russia Today, они бесконечно лезут во все эфиры, во все сети. Их запрещают, закрывают, гонят. Они продолжают лезть.
А вот им противостоят люди, у которых нет таких ресурсов, но которые обладают репутацией, доверием со стороны большого количества людей, в том числе, людей, которые уехали, находятся в оппозиции, чувствуют себя в меньшинстве и по определению очень мало кому доверяют. А этим доверяют. Их нужно опозорить, их нужно привести в состояние конфликта с их собственной аудиторией.
Поэтому был спровоцирован этот конфликт, этот клеветнический сюжет, что, по существу, эти же самые люди являются основой для санкций, от которых страдает население в России и от которых страдают, в том числе, и те, кто уехал из России и пытаются каким-то образом обустроить свою жизнь хотя бы минимально там, где они оказались, обеспечить исполнение минимальных неизбежных жизненных нужд.
Вот на самом деле, кто виноват, вот, от кого вы страдаете, вот, кто это все придумал. Задача очень простая. Это значит, не от Путина эти люди страдают. Это значит, не Путин является основной. Ну, Путин — это слово мы трактуем расширительно, понимая это как символ диктатуры, символ путинского режима. Это значит, не режим обеспечил эти санкции. Это не это режим наложил все эти ограничения на людей и в России и вне России. Это не этот режим сделал российский паспорт сегодня, надо признать, клеймом позора, потому что это паспорт агрессора, и так очень многие в мире его воспринимают. И только потом начинают разбираться, а из чьего же кармана вытащили это паспорт, а что это за человек, что он, действительно, думает, как он здесь оказался.
Но первая реакция вот такая: это агрессор, это представитель страны, которая уничтожает своего соседа, которая несет угрозу для всего цивилизованного мира сегодня и воплощает эту угрозу всеми своими возможностями, вытаскивая из Северной Кореи и демонстрируя это союзничество и вот этими ржавыми снарядами обстреливая одну из крупнейших европейский стран сегодня, каковой является Украина, является она членом европейского сообщества или не является еще пока, — это кусок Европы, это врата Европы, как написал замечательный украинский историк и исследователь Сергей Плохий, так называется его замечательная книга, и это очень справедливое название.
Да, это устроил Путин. Нужно увести от Путина эти обвинения, нужно переложить их на кого-то другого. И вот их перекладывают на уважаемых людей в прямом смысле, я совершенно без кавычек здесь это употребляю, ни в каком анекдотическом смысле. Переносят для того, чтобы люди, ослепленные сложностями своей жизни и переживающие по поводу того. как им тяжело приходится с тех пор, как началась война — понятно, что очень многим приходится по-разному, но тяжело, — чтобы они в них обнаружили своего врага.
И позор заключается именно в этом. Позор на тех людей, которые ловятся на это, которые моментально попадаются, моментально заглатывают эту наживку и сейчас же начинают разговаривать в том русле, которое им таким образом предлагают.
Я почему это связал с историями выборов и с историей, скажем, этой женщиной из Ржева, журналисткой и местным депутатом, которая посмела каким-то образом поднять руку и сказать: «А можно мне поговорить что-нибудь такое про выборы?» Потому что надо найти врага во всем, что не соответствует этому шаблону. И этот режим чувствует, он знает, что он не может пройти мимо ни малейшего камушка. Вот появился уважаемый человек — топтать! Появился человек, который посмеет открыть рот и продемонстрировать какую-то инициативу, пусть наивную, пусть очень неподготовленную, в сущности, очень слабую — затоптать немедленно! Это и есть тоталитаризм. Там все тотально, там все абсолютно, ничего не должно прорасти, ничего не должно торчать, ничто не должно отличаться от стандарта.
О.БЫЧКОВА: Туда же идет эта свежая история с Улицкой, Сорокиным и Ерофеевым.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, это немножко анекдотичный эпизод.
О.БЫЧКОВА: На них набросились примерно те же самые люди, которые обычно говорят: «Вы никто, вы уехали. Нам нет до вас никакого дела. Помирайте на чужбине, как хотите. О вас никто не вспомнит». Но при первой возможности о них вспоминают.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, там идет речь о Владимире Сорокине, писателе, который приобрел очень специальную, очень особенную репутацию последнее время, потому что он, действительно, огромное количество вещей предсказал. И то, что многим казалось какой-то шуткой, игрой ума и созданием парадоксальной фантазией…
О.БЫЧКОВА: Антиутопией это казалось.
С.ПАРХОМЕНКО: Но казалось, что в значительной мере мы живем рядом с Сахарным Кремлем, как-то у нас происходит День опричника, и разворачивается Манарага, если вам что-то говорят эти названия. А если не говорят, срочно погуглите и прочтите эти книги. Он многое предсказал из того, что происходит сегодня. И он, несомненно, приобрел репутацию, неожиданную, может быть, для самого человека, к которому прислушиваются, затаив дыхание и спрашивают: А что дальше? Что еще вам видится вдалеке? А пофантазируйте-ка еще, потому что ваши предыдущие фантазии оказались очень правдивыми. Расскажите нам, что еще нас ждет.
Совсем другая природа, но тоже очень высокая и очень особенная репутация Людмилы Улицкой, книги которой тоже стали для огромного количества людей путеводителем в жизни и источником очень важных рассуждений о том, что происходит. Надо их опозорить.
Ну вот, нашелся способ их опозорить. Потому что они поучаствовали в некоем сборники, опубликовав там свои рассказы, эссе, небольшие литературные произведения, а потом, когда этот сборник был издан, они, во время его презентации подписали некоторое количество экземпляров, как обычно авторы подписывают книги, в которых они участвуют.
И один из этих экземпляров был не ими, а совершенно другим человеком, издателем этой книги галеристом Маратом Гельманом выставлен на аукцион в пользу воображаемых, на мой взгляд, в значительной мере — я вообще не очень вверю в их существование и у меня нет никаких надежных оснований считать, что все реально существующая вещь, а не пропагандистская акций украинской разведки — этих самый русских подразделений в составе Украинской армии. Авторы не имеют к этому никакого отношения. Они подписали книгу. И эта книга принадлежит тому, кто эту книгу Купил, в данном случае Марат Гельман. Они никаким образом не контролируют дальнейшую судьбу этой книги: где она будет стоять, на какой полке, кому она будет продана или подарена или на каком аукционе она будет предложена и с какой целью и так далее.
Но рвать на части начали немедленно их. Марат Гельман не очень интересует в этом смысле российскую пропаганду. Они с ним как-нибудь разберется всегда, договориться. А вот с Соркиным и Улицкой вряд ли договорится. И мы видим немедленно, как на них набросились всякие желтые, полужелтые издания. Можно, конечно, на это брезгливо ухмыльнуться и сказать, что они брешут. Но нет никаких сомнений, что это основа для дальнейших преследований. Это основа ровно так же, о чем говорил, например, Сергей Гуриев, что следующей серией этого рассказа будет объявление его и Алексашенко какими-нибудь изменниками Родины или еще чем-нибудь таким. И немедленно этот процесс, во всяком случае, в отношении Сергей Алексашенко начался. Мы видели тут же, как вынули из архива какую-то карточку розыска, которая сто лет назад лежала, теперь ее вытащили на поверхность, и теперь ее пытаются снабдить новыми обвинениями, теперь уже чисто политическими.
Ровно это же на самом деле угрожает и объектам этой травли. Конечно, это повод для дальнейших преследований, это повод для новых доносов. А к доносам в России сегодня очень прислушиваются.
Вот я на моем «Последнем адресе» это наблюдаю каждый день, как какое-то количество негодяев пишут доносы, а разного рода администраторы немедленно эти доносы исполняют. Сейчас же бросаются эти доносы реализовывать. Ой, кто-то пожаловался, кому-то не нравится — давайте сейчас же все уничтожим, сравняем, закрасим, чтобы следов никаких не осталось. Потому что донос — важная вещь. У доноса могут быть последствия.
Так и в этой ситуации тоже. И вот сегодня я увидел заявление, подписанное Владимиром Сорокиным, Людмилой Улицкой… Там есть еще третий — Виктор Ерофеев. Про него немножко отдельный разговор, но неважно, он тоже там есть. И они пишут, что они не имеют отношения ни к этому аукциону, ни к поддержке каких-то бы ни было вооруженных формирований. И они писатели. Они не хотят в этом участвовать.
Так что видите, казалось бы, очень разрозненные вещи, они складываются в некоторую картину повышенной агрессивности этого режима перед… извините, я почему-то все время употребляю слово «выборы»… Напоминайте мне об этом, когда я случайно опять это слово оброню, это, конечно, никакие не выборы. Электоральное мероприятие. Это вот в преддверии электоральных мероприятий, у них происходит обострение на разных фронтах и разных формах. Они, таким образом, шлют сигналы людям, которые им противостоят, которые имеют наглость быть уважаемыми и авторитетными, разным способом при разных обстоятельствах. И посылают им такие проклятия и начинают против них такие кампании. Так что в целом это складывается в одну картину. Даже то, что происходит на финской границе, и то, что происходит в Ржеве и в Ржевской прокуратуре и то, что происходит в Европе вокруг писателей, и то, что происходит в мире, потому что, скажем, Сергей Алексашенко живет в США, вокруг уважаемых экспертов, — это один узел, который мы наблюдаем и будем наблюдать, несомненно, в течение ближайших месяцев.
О.БЫЧКОВА: У нас осталось буквально 5 минут…
С.ПАРХОМЕНКО: Про Конституцию был смешной вопрос, помнишь? Воспользовавшись случаем, поблагодарю тех, кто задает вопросы в моем чате. Он ровно для этого был создан, и призываю всех перед этими эфирами этой возможностью пользоваться. Совершенно неожиданный вопрос.
О.БЫЧКОВА: Спрашивает Сергей, что ты думаешь о предложении вести идеологию в Конституцию России?
С.ПАРХОМЕНКО: Я бы ответил на это коротко, что Российская Конституция сегодня, то есть после этих массовых поправок, которые абсолютно беззаконным, воровским способом были в нее засунуты путинским режимом в 20-м году, Российская Конституция фактически нашпигована идеологией. И Россия сегодня одно из самых идеологизированных государств, которые существуют в мире, которые полностью подчиняют свое настоящие и будущее некоторым идеологическим установкам в бесконечных разговорах про историю. Иногда это принимает чудовищно карикатурные, цирковые формы, как история с визитом министра образования в Грозный.
Мы, по-моему, с тобой не говорили про это, когда он верноподданно зачитывал изменения в школьном учебнике истории чеченскому руководству. Мне интересно, они для каждого, наверное, субъекта Российской Федерации будут вносить отдельные туда главы. А еще мне интересно другое: а куда делся предыдущий тираж? Вот было напечатано много миллионов экземпляров этого учебника и распространено по всей России. Потому что учебный год уже начался. Учебный год уже идет. А теперь у меня возникает вопрос: Эти миллионы экземпляров были изъяты и заменены на то, что теперь зачли чеченскому руководству или только в Чечне произошла эта замена? То есть у нас сегодня в Чеченской республики один учебник истории, а во всей остальной стране другой учебник истории.
Не то чтобы я бы сторонником единства учебников истории. Наоборот, я считаю, что их должно быть много разных. Но не должно быть одного, в котором одни и те же события трактуются противоположным образом в угоду властям того ли иного куска Российской Федерации. Вот так идеология владеет Россией сегодня. И да, она делает это совершенно на основе Российской Конституции.
О.БЫЧКОВА: Александр Бастрыкин теперь же как глава Следственного комитета, обнаружил, что в Конституции у нас написано то, что у нас не должно быть никакой идеологии. И сказал он это на Петербургском международном юридическом форуме…
С.ПАРХОМЕНКО: Я нисколько не сомневаюсь, что Конституция будет еще много раз оправлена, особенно после того, как Путин обновит свою легитимность. Несмотря на то, что я абсолютно убежден, что эти электоральные мероприятия не будут признаны выборами и не будут признаны законным продлением полномочий Путина почти нигде в мире. И Путину предстоит почувствовать это изменение в своем статусе. Да, с ним будут продолжать в каких-то ситуациях иметь дело, переписываться, перезваниваться и так далее. Ровно так же, как он почувствовал изменения в своем статусе после решения о выдаче ордера на его арест в Международном уголовном суде. Ровно так ему предстоит почувствовать этот переход в разряд Лукашенки. Вот у нас есть Лукашенко, которые непризнан в большинстве стран мира законным президентом, и он окажется в том же положении. И снова и снова это будет давать о себе знать. И мировые лидеры будут просто избегать подписывать какие-либо документы с Россией, если на них должна стоять подпись Путина, потому что будут понимать, что это вещь, которая, несомненно, будет опровергнута.
О.БЫЧКОВА: Всё. Закончим на этом. Спасибо большое! Это было «Особое мнение» на «Живом гвозде» Сергея Пархоменко. До встречи, счастливо!