Мы все замазаны в этой войне
Между эфирами сегодняшними беру минутку по главному медийному эпизоду дня. Я вчера не видела в прямом эфире этот эпизод, посмотрела сегодня, когда скандал уже бушевал по всем пабликам.
Сначала я написала слова поддержки Лёше Коростелёву, потом написала слова поддержки Тихону Дзядко. А потом увидела обращение Кати Котрикадзе в начале дневного выпуска новостей, обращение от имени редакции «Дождя», с объяснениями и извинениями и с решением об увольнении.
Это было душераздирающее обращение — Катерина человек сильный и волевой, умеющий держать лицо и спину в самых непростых эфирных разговорах, — здесь и сейчас она едва сдерживала слёзы. По её эмоциональному состоянию было понятно, как тяжело принималось решение об увольнении своего журналиста, одного из лучших журналистов «Дождя».
Я сегодня комментировала этот сюжет на украинском канале. И, конечно, сказала, что в прямом эфире никто не застрахован от ошибок, оговорок и ложных оценок. От «косяков». И уверена, что никакого умысла в реплики Алексея не было.
Объявление о боте для звонков и сообщений от мобилизованных и их родных в новостях «Дождя» транслируется регулярно, эта линия связи фиксирует преступления российских властей в отношении собственных граждан, фиксирует подлую сущность режима, его постоянное враньё и его презрение к собственному народу.
И реплика Алексея полностью исказила и извратила смысл этой акции. Да, это была неудачная попытка сказать «от себя», добавить «человечинки» в скупое изложение обычного объявления.
Такое бывает с каждым. Но не каждый ведёт прямые эфиры во время чудовищной войны, развёрнутой государством, гражданином которого ты являешься. Здесь должна быть совсем иная степень внимания к деталям, к интонации, к словам. И здесь возникает важнейший вопрос, который совсем не обсуждается в русскоязычном журналистском сообществе, в среде журналистов в изгнании:
Кто мы? Кого мы представляем? К кому мы обращаемся на русском языке? Применимы ли привычные стандарты журналистики — свободной профессиональной журналистики — к военному времени, да ещё с паспортом страны-агрессора? Весь этот плюрализм, все это «дать слово другой стороне», все эти свободы мнений и высказываний? И вообще, что есть «другая сторона» — когда есть сторона захватчика и сторона жертвы? Имеет ли журналист право на выбор в политических и военных конфликтах? Всегда ли мы находим правильную и точную интонацию, не нарушаем ли границ чужих свобод и прав, находясь за пределами России? Мне кажется, это очень важные вопросы.
Мы все замазаны в этой войне. И мы не имеем права требовать к себе особого внимания, никто нам не обязан помогать отмываться от этой скверны, никто не обязан входить в положение, приносить на блюдечке визы и разрешения на работы. Если есть коллективная вина и коллективная ответственность, то путь самоидентификации у каждого свой, личный.
Позиция «Дождя», озвученная не раз его журналистами — очевидна и не требует подтверждения, поскольку эфиры «Дождя» — и есть главный документ: они называют войну войной, Россию — агрессором, Путина — преступником. Это самое главное. И это личный выбор каждого журналиста — объединиться в одну редакцию, чьи принципы полностью соответствуют личным убеждениям.
Я не сомневаюсь, что и Алексей Коростелев придерживается тех же принципов, что он просто «неудачно пошутил», выражаясь словами Булгакова. Я поддерживаю Алексея и уверена, что он не останется без работы.
И я понимаю и принимаю решение руководства «Дождя», который находится под перекрёстным огнём — в него летят камни со всех сторон, от своих, от чужих, от европейцев и россиян, от украинцев и латышей… А они делают свою работу. И делают её достойно. И их вклад в победу над злом нам ещё предстоит оценить. А победа обязательно будет.