Кирилл Серебренников: Попасть в момент
Статья в рамках проекта «Иными словами» Института Кеннана
Кирилл Серебренников — о том, кем был фотограф Дима Марков
«Дорогие россияне! Не было до сих пор и, возможно, не случится еще долго нашего коллективного портрета, лучшего, чем тот, который сделал Дима Марков, русский наш Картье-Брессон со смартфоном в руках. Не получается ни у кого, дорогие мои россияне, уловить то, что мы прячем за показной угрюмостью, напускным безразличием, неизбывной тоской, не получается никому увидеть нашу наивность, чистоту, хрупкость и беззащитность. И красоту в нашей убогости, в нашем бытии «у Бога». А вот «зачарованный странник» Дима Марков — увидел. Поймал нас. Схватил. Но не за руку схватил, а почти что за душу, которая прячется далеко и глубоко, чтоб не досталась она врагам, которые, как известно, повсюду, чтоб не досталась она тем драконам и кощеям, которые хотят украсть ее, присвоить ее, съесть ее, живую душу, и добавить нашу силу к своей и без того вечной жизни. Дима поймал своей камерой наш главный и самый тайный секрет. Секрет этот в том, что мы полны желания любви, а не злобы, дорогие россияне, что за всем неуютом нашей жизни, за всей странностью нашего быта и муторностью бытия «у Бога» есть вечная тоска по любви. Дима Марков, странник, очарованный Россией, дарит нам эту любовь, потому мы и отдаем ему, его камере себя взамен — да такими, какими нас никто никогда не видел и не увидит: теплыми, добрыми, одинокими, хрупкими, беззащитными, забавными, обаятельными… Любовью за любовь. Красотой кадра за красоту намерения. Идеальным кадром за идеализм. Истиной за влюбленные глаза смотрящего».
Этот текст написан в 2021 году для книги «Россия в квадрате». Книга вышла после одноименной выставки, которую мы сделали в «Гоголь-центре». В фойе театра стоял небольшой белый куб, зрители заходили внутрь него и видели сотни снимков Димы. Мы рассчитывали, что выставка продлится две недели. Но люди ежедневно приходили в театр, вставали в очередь к этому кубу. Мы продлили выставку еще на две недели.
23 апреля 2021 года, в день открытия выставки, в большом зале «Гоголь-центра» была встреча с Димой Марковым. Люди стояли вдоль стен, переаншлаг… Дима этого искренне не ожидал, явно стеснялся. Оглядел зал: «Как страшно-то».
Когда он слышал слова «уникальный», «исторические фотографии», «выдающийся», Дима вжимал голову в плечи и отмахивался: «Ну какая уникальность! Кирилл, вот смотри, ты говоришь, я изучаю Россию… вот тут какие-то немецкие люди написали статью про глубину моего подхода к съемке. Мне так странно это читать. На самом деле это действительно просто. Я хожу и нажимаю на кнопку». Зал смеется на это «просто нажимаю кнопку». Дима продолжает: «Вообще, это все на рыбалку похоже: клюет или не клюет. Получилось или не получилось. А потом вот один снимок получился, третий, пятый… И вот уже их много. Ты шкурой чувствуешь, где тебе встать, в какой момент нажать. Попасть в момент. Понимаешь, искусство фотографии складывается из трех составляющих: форма, содержание и третье — самое главное — элемент неожиданности, то, что невозможно объяснить. Мой учитель Александр Лапин называл это «ангел пролетел и крылышками махнул».
16 февраля 2024 года. Я смотрю наш с ним чат в телеграме. Это так странно и страшно, что человека нет, а чат со всеми сообщениями остался. Лучше бы эти чаты исчезали, когда один из адресатов пропадает с поверхности земли, лучше бы они не пугали нас своими голосовыми сообщениями, где Дима еще живой, где он прячется в деревне, как сам говорил, «чтобы почистить мозги», и где, несмотря ни на какие чудовищные события последних лет, мы все еще продолжаем надеяться на лучшее. Авось. Это вечное русское «авось». Продолжаем верить, что всё с помощью этого «авось» как-то утрясется.
Дима, вот уже два года как идет война. Вот у тебя отменилась выставка в Арле, а мы всё надеемся. Но вот как-то перетерпим, перезимуем… Мы, конечно, понимаем, что сейчас время, когда всё, что связано с Россией, и все твои картинки из российской глубинной жизни, конечно, — всё это будет раздражать. Ну перезимуем, подождем. А ты снимай, снимай, снимай дальше, Дима. Главное — не останавливайся и снимай дальше. «А я и снимаю», — отвечает мне в сообщениях Дима.
«Умер фотограф Дмитрий Марков». Я неожиданно читаю это в своем телефоне, совершенно не могу в это поверить и отправляю тебе сообщение: «Дима…» В надежде на то, что это какая-то ошибка… и ты немедленно ответишь. А ты не отвечаешь. И постепенно я начинаю осознавать, что то, что написано в новостях, правда. Это мучительно. С этим невозможно смириться.
Дима, ты умер в один день с Навальным. Новость о твоей смерти появилась через несколько часов после известия о его смерти. Черный для России день.
Ты, конечно, еще тот! Сам себя доконал. Но честно всегда предупреждал: «Не связывайтесь со мной: я наркоман». Как это, конечно, страшно, что ты жил с осознанием неизбежности. Ты знал, а мы вокруг надеялись на тот самый «авось». Я, во всяком случае, был уверен, что ты справишься. Ну как же! Ты, Дима, сильный. И ты непременно вылечишься. Вот ты прошел реабилитацию, вот вышел из рехаба, и сейчас у тебя такой успех. Вот должна открываться выставка, вот очередной тираж книжки выходит. У твоего интервью у Дудя же миллионы просмотров, у тебя подписчики в инстаграме, которые прибавляются с каждым днем. Тебя любят, тебе об этом говорят: «Дима Марков абсолютно великий».
Казалось бы, он же должен как-то себя ценить, любить, беречь. А ты, Дима, себя не берег. Эта хрупкость — одно из главных свойств твоего таланта. Любовь, боль, хрупкость, уязвимость — твои главные инструменты, твоя оптика. Наступил, видимо, какой-то предел сопротивления. И ты сломался.
Это случилось именно в тот момент, когда твоя Родина, которую ты невероятно любил и снимал, стала терять очертания и, как Атлантида, исчезать, затапливаемая безумием. Ты не знал, что с этим делать, и даже как-то признавался в этой своей растерянности. Ты не хотел увидеть то, что ты больше всего любишь, — родину — изменившейся и потерявшей человеческий облик, незнакомой. Ты боялся ее не узнать, как перестали ее узнавать многие из нас.
«Попасть в момент» надо уметь. Даже если этот момент — смерть. Вовремя нажать на кнопку — настоящее мастерство. Небытие — это тоже форма существования. И тоже форма борьбы. После смерти Навальный начал новую жизнь, став абсолютным Героем, вокруг которого стремительно возникают легенды, мифы, тонны цветов на могиле, — и это только начало.
Так и ты, Дима, наверное, понял, что смерть — это то, что сейчас происходит с нами, это то, где мы, это то, кто мы. И, как русский Картье-Брессон, нажал на кнопку. Попал в момент.
У тебя в работах так много неба. Небо над городами, над поселками, синее, глубокое, бесконечное, с облаками. И эти твои пацаны в трениках, которые летают в этом небе. Кувыркаются. Им там хорошо, как тебе, наверное, хорошо сейчас.
Очень трагическое чувство. Ты разглядываешь Димины фотографии, как будто путешествуешь с ним по той стране, которую он любит и знает. И испытываешь к нему невероятную любовь, но при этом ощущаешь зияющую пустоту, которую теперь невозможно ничем заполнить. Я никем не смогу тебя, Дима, заменить для себя.
Смерть Димы Маркова — невосполнимая потеря для всего, что мы еще зовем русским искусством.
Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона