«Высокие лбы» с Анастасией Бураковой
Я бы была всегда на чеку, особенно если вы мужчина призывного возраста и живете в России, например, если у вас нет возможности уехать за границу. Эмиграция — это, конечно, не универсальный совет. Нельзя просто всем сказать: «Ну вот вставайте и уезжайте»…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
Е. СЕРВЕТТАЗ: Анастасия Буракова, основательница проекта «Ковчег», гость «Живого гвоздя». Я Елена Серветтаз. «Высокие лбы». Говорим сегодня о важном. Настя, привет!
А. БУРАКОВА: Елена, привет!
Е. СЕРВЕТТАЗ: И предлагаю построить разговор таким образом, что сначала мы поговорим лично о тебе, потом – про проект, а потом будем давать какие-то технические детали поддержки, если люди будут задавать нам вопросы. Прямо вот реально по каждому кейсу, если вдруг они появятся, эти кейсы. А если не появятся, тогда я просто свой список вопросов тебе зачитаю. Тебе окей так?
А. БУРАКОВА: Договорились. Согласна.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Смотри, у нас наши продюсеры, когда готовили наш эфир, на обложке написали «основатель проекта». Я знаю, что очень многие девушки сейчас хотят в такие времена говорить «основательница», «авторка», «редакторка». Тебе из этих представлений какое ближе? Ты за феминитивы или против? Или тебе все равно?
А. БУРАКОВА: Я абсолютно нормально отношусь к феминитивам. И если человек представляется как основательница или авторка, я буду говорить в отношении этого человека так. Но в отношении себя я феминитивы не употребляю.
Е. СЕРВЕТТАЗ: У меня тоже такая же история. Если я имею возможность, я говорю, что я журналист, а не журналистка. Ну смотри, для тех, кто вдруг тебя не знает. Если зайти к тебе в Телеграм-канал, у тебя на нике написано «burakova for president». Это почему так?
А. БУРАКОВА: Честно сказать, доступ к своему Инстаграму я потеряла больше года назад. Сразу после начала войны я была в Праге. У меня украли телефон с российской сим-картой, и техподдержка почему-то не пошла мне навстречу, не восстановила другими способами. Поэтому доступа к нему у меня нет. На самом деле это такое полушуточное название. Когда-то я занималась, в России когда жила, выборами, помогала кандидатам на муниципальных выборах и сама хотела баллотироваться. Но понятно, что после 24 февраля 2022 года все это не так важно. Но поменять название своего аккаунта публичного в Инстаграме я уже, к сожалению, не могу.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Расскажи подробнее, куда ты хотела баллотироваться и конкретно какие шаги у тебя получилось предпринять?
А. БУРАКОВА: В 2021 году были выборы в Государственную думу, но, к сожалению, на тот момент в России я уже постоянно не жила, потому что с начала 2021 года началась очень массированная атака на разные организации гражданского общества, не только политические. Если помните, как раз тогда Штабы Навального после возвращения Алексея в Россию признали экстремистскими, и многие координаторы и волонтеры были вынуждены уехать из России. Но дальше атака продолжилась, в том числе на журналистов, на медиа. Закрывали просто целыми медиаплатформами, отзывали лицензии и так далее. Потом атака продолжилась и на организации, которые занимаются исторической памятью, и на правозащитные организации.
Я координировала одну из правозащитных организаций и сама как юрист работала по делам, когда у людей были нарушены их базовые конституционные права. Поэтому из-за такой нависшей угрозы возбуждения уголовного дела по нежелательности я была вынуждена уехать из России. То есть у меня был такой немножечко фальстарт, чем массовая волна эмиграции после начала войны, я была вынуждена уехать в 2021-м. И касательно вопроса про Госдуму. Это были такие задумки очень заранее. Они не были как-то оформлены договоренностями или договоренностями с политическими партиями. Поэтому это скорее было такое, как бы какие-то идеи, которые не находили пока реального плана воплощения.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Слушай, ты говоришь, заранее. Вот, например, Эмманюэль Макрон, он с детства, он в 2 года уже решил, что он хочет стать президентом, о чем всегда говорила его бабушка. Поэтому, знаешь, твой Инстаграм, может быть, ты его восстановишь после войны, и, может быть, тебе он еще пригодится. Никогда не знаешь. Ты говоришь, что ты уехала из России, это был фальшстарт. Вот в тот момент, когда ты уехала и когда вдруг повально люди начали уезжать (не знаю, «повально» – правильное это слово или нет), ты сказала себе: «Ну как здорово, что я вообще не дождалась этого кошмара, 24 февраля, уехала раньше»?
А. БУРАКОВА: Я думаю, вообще ситуация, когда люди вынуждены уезжать из своей страны, из страны, которая начала войну, вторглась на территорию другой страны, как бы отъезд из-за таких причин, он не может быть с позитивной коннотацией. То есть нельзя сказать, что слава богу я уехала пораньше. Я никогда в жизни не хотела уезжать из России, я хотела жить в России, продолжать свою правозащитную деятельность, помогать людям, работать как юрист, ну и, соответственно, заниматься политическими проектами, которыми я занималась, помогать людям заинтересоваться политикой, помогать людям избираться на местных выборах.
Мы вели большой муниципальный проект в нескольких регионах на протяжении 3 лет. И никогда представления о моей будущей жизни не были связаны с эмиграцией. Поэтому я думаю, что для каждого человека, который уехал из России, не собираясь этого делать изначально, уехал из-за антивоенной позиции, уехал из-за угрозы преследования или из-за нежелания экономически поддерживать войну, платя налоги, для каждого человека это большая боль и трагедия.
Е. СЕРВЕТТАЗ: У нас есть вопрос в чате. Люди спрашивают, кто такая Анастасия Буракова? Я не знаю, насколько там ироничен этот вопрос или нет, но вот если бы мне нужно было кому-то рассказать, кто такая Анастасия Буракова, ты знаешь, что бы я сказала? Я бы сказала, что Анастасия Буракова – руководитель одного, наверное, из самых успешных проектов «МБХ». Почему именно один из самых успешных? Потому что какие бы проекты Михаил Борисович ни запускал в разное время, всегда найдется часть людей, которые скажут: «Это вы сделали не так. Вы не умеете делать то. Я это делаю лучше. А почему вы поставили этого человека на это место? Я бы сделала вам класснее». И так далее. У «Ковчега» какие-то потрясающие результаты, о которых знают люди и с той, и с этой стороны. И как-то все единогласно говорят, что эта инициатива удалась.
А. БУРАКОВА: Я бы сказала о себе так – юрист, правозащитник, основатель проекта «Ковчег». И я немножечко тебя поправлю. На самом деле мы в партнерстве с Антивоенным комитетом. Они помогают нам в том числе в вопросах адвокации, например, на европейском уровне, если мы стараемся какие-то, например, такие отголоски санкций, которые сказываются на россиянах, преодолеть, или там по каким-то отдельным кейсам, когда людям угрожает опасность, сделать какое-то, может, системное решение проблемы. Также, когда мы запускались, Антивоенный комитет нас поддержал и дал нам первый донат на аренду шелтеров в Ереване и Стамбуле. Но так глобально «Ковчег» – это самостоятельный проект, который живет на краудфандинг. И мы ищем системное финансирование, в том числе и сейчас, потому что пожертвования упали. Но я бы сказала, что «Ковчег» скорее в партнерстве с Антивоенным комитетом, нежели проект, который под зонтиком.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Ну да. Но смотри, когда я говорила о «МБХ». я просто его выделяла из Антивоенного комитета. Потому что Антивоенный комитет – это как бы такая какая-то глобальная история. Никто не понимает, что там они делают. «Ковчег» знают все, «МБХ» знают все. Поэтому вот эти две позиции я вытащила. Ну, конечно, да, если там соблюсти все легальные вещи, наверное, ты права, стоит говорить про это тоже. Смотри, если мы могли бы рассказать про KPI, то есть то, что ты хотела сделать в «Ковчеге», и то, что у тебя получилось, и назвать какие-то цифры, опять же тем, кто задает вопросы, а чем, собственно, «Ковчег» занимается, есть ли какие-то вещи, которые мы могли бы сейчас в плане презентации рассказать?
А. БУРАКОВА: Я могу сказать, что у нас изначально, когда мы запускались, был какой-то KPI, потому что началась война. Я сама на момент войны жила в Киеве и уехала на несколько дней буквально по рабочим делам в Литву. Я тогда работала в организации, которая не была связана с политикой. И для меня это стало шоком, для меня это стало потерей дома второй раз за короткое время. И я немножечко отошла от такого первого шока и непонимания, что же делать дальше, и буквально в памяти у меня всплыл Дом свободной Беларуси в 2020 году после массовых протестов в связи с результатами подтасованными выборов президентских в Беларуси. Белорусы массово уезжали из страны, были ужасные репрессии, пытки и так далее в отношении тех, кто не поддерживал Лукашенко.
И ребята сделали Дом свободной Беларуси в Литве и, соответственно, помогали тем, кто уезжал, кто часто бежал вообще без документов, без денег и без чего-либо. И также оказывали помощь с временным проживанием, адаптацией, изучением языка и так далее. И у меня сразу как-то всплыло в голове, что это достаточно неплохой формат помощи, который действительно нужен человеку, если человек просто за один день собрался, уехал и приехал в незнакомую страну. А у многих россиян нет опыта поездок даже за границу. То есть у 30% населения России есть заграничный паспорт. Поэтому как бы о чем говорить?
Е. СЕРВЕТТАЗ: То есть у 70% его нет, и они никогда никуда не уезжали.
А. БУРАКОВА: Да. Люди растеряны, люди не знают, куда ехать, как себя вести. Плюс сказывалась блокировка, например, карт российских. Даже если у кого-то были небольшие накопления, то это невозможность воспользоваться деньгами. Поэтому мы открыли шелтеры в Ереване и Стамбуле и запустили бот юридической помощи. Я попросила двух своих коллег-юристов правозащитников помочь мне pro bono консультировать людей в этом боте, потому что приходили вопросы на мой личный аккаунт. Так как я занималась правозащитой и знакома со многими журналистами, активистами, ко мне приходило огромное количество вопросов по отъезду, по юридическим последствиям выступления против войны и так далее. И мы начали вот с такого – буквально два шелтера.
Причем я знала друзей моих, которые уехали в Стамбул и в Ереван, и попросила их просто поискать какую-то квартиру в аренду и арендовать ее для шелтера. То есть это не было каким-то структурным проектом, который изначально запускался с каким-то штатом или с какими-то планами, показателями, KPI. Но очень быстро мы начали расти. Мы всегда смотрим на запросы и всегда стараемся адаптироваться под запросы эмигрантов. Мы довольно быстро открыли психологическую помощь, потому что люди, которые уезжали от преследования, часто находились в очень плохом эмоциональном состоянии. Если, например, журналисты спрашивали, можно ли с кем-то поговорить, пообщаться, особенно в начале войны очень интересовались зарубежные российские издания, как вообще обустраиваются люди, которые уехали из-за антивоенной позиции, не только активисты, журналисты, но и простые люди, для которых это стало первым политическим действием, и люди вообще боялись даже тем, кто с ними в одном шелтере, кто, казалось бы, таких же взглядов, рассказывать какие-то свои истории. И открыли мы быстро психологическую помощь.
А сейчас она практически полностью оказывается на волонтерских основах, мы только платим за часть групп. Индивидуальные консультации и часть групповой терапии – это наши 120 волонтеров, психологов и психотерапевтов. Сейчас у нас есть изучение иностранных языков. 20 языков могут изучать эмигранты онлайн. Совсем недавно мы запустили курсы профессионального переобучения на дистанционные профессии, и сейчас мы набираем четвертый курс. После некоторых люди, которые не имели опыта в этой сфере вообще никакого, получили офер или сейчас проходят собеседование. И я думаю, что даже какие-то вот такие единичные успехи – это достаточно хороший результат. Потом, у нас есть наши сообщества, которые для меня вообще самое ценное, наверное, в «Ковчеге». Это и профессиональные сообщества (6 сообществ по профессиям), и специфичные сообщества людей, у которых есть какие-то общие проблемы или трудности, и для людей с инвалидностью, для абитуриентов, и сообщества по странам, конечно же, куда включено более 70 волонтеров. Они модерируют чаты, они помогают с ответами на вопросы.
Если нужен какой-то индивидуальный подход, индивидуальная помощь, то они включаются и могут помочь на месте с решением каких-то бытовых вопросов. Ну и, конечно, поддержка антивоенных инициатив. Это тоже для меня такой в топе один. Даже я бы сказала, что это по списку важности для меня стоит выше, чем номер один. Это поддержка антивоенных проектов и инициатив. Сейчас мы знаем о 260 проектах, которые россияне сделали после начала войны. Некоторые оказывают гуманитарную помощь украинцам как внутри страны, так и тем, кто уехал из зоны боевых действий. Это и люди, которые борются с пропагандой разными способами через разные социальные сети, это и политические движения, движения, которые рассказывают, как разговаривать с родственниками, как построить диалог, если родственники придерживаются, например, провоенной позиции. Ну и так далее. И мы стараемся помочь им быть сильнее, мы стараемся вовлечь новых эмигрантов, которые ранее не были политически активны, в эту деятельность, в деятельность этих инициатив, организаций.
И какие-то консультации, если им нужны. Не знаю, привлечь айтишников, наших волонтеров, которые могут сделать Телеграм-бот или что-то еще, чтобы люди могли работать более эффективно с использованием новых технологий. И вот это антивоенное движение, оно растет. И я бы сказала, что политическая активность людей, она тоже растет. Поэтому суммарно, наверное, полмиллиона человек, которые так или иначе вовлечены, так или иначе получили какую-то консультацию, помощь или сформировали какой-то свой круг общения, пожили в наших шелтерах, прошли курсы психологической помощи, прошли языковые курсы. Наверное, примерно так. Это, понятно, в разной степени вовлеченности. Кто-то, например, разово спросил в боте какой-то совет или какую-то инструкцию. Кому-то мы помогали более углубленно (например, диссидентам с получением гуманитарных виз в разные страны). Кто-то жил у нас в шелтерах. В общем, уже, я думаю, невозможно посчитать, сколько людей прошли через «Ковчег».
Е. СЕРВЕТТАЗ: Смотри, когда ты говоришь, более полумиллиона человек вовлечено, вы делаете разницу или, я не знаю, есть ли у тебя какие-то данные по поводу того, что не все же люди уехали, потому что они имеют такую четкую, жесткую антивоенную позицию против войны и просто не хотят ничего общего иметь с этим государством, которое бомбит соседнюю страну, мирных жителей, детей? Есть люди, которые уехали, потому что им сложно вести бизнес, у них там, не знаю, карточки не работают и им как-то комфортнее жить в какой-то другой стране, не знаю, в Таиланде. Четкая антивоенная позиция у людей, которые, например, сейчас живут в Дубае, она есть не у всех, скажем так. Я не говорю, что все, кто уехали в Дубай, – это люди, которые просто искали какой-то комфортный выход, чтобы продолжать вести бизнес и так далее. Вот эти люди обращались когда-то к вам в «Ковчег»? И если вдруг ты знаешь, что у человека нет никакой антивоенной позиции, ну просто для того, чтобы ему вести дела комфортнее, ему нужно переехать, будете ли вы ему помогать?
А. БУРАКОВА: Мы однозначно не будем помогать людям с провоенной позицией. Всем остальным мы готовы помогать. И после начала мобилизации на самом деле уезжало очень много именно аполитичных людей, для которых в их информационном поле, в их информационной повестке вообще не было войны. И часто эти люди впервые были за границей. Мы делали очень много адаптационных мероприятий, например, в безвизовых странах. В Ереване у нас несколько мероприятий было в неделю, где мы рассказывали о легализации, о получении ВНЖ, о том, как здесь снять квартиру и так далее, о каких-то культурных особенностях и рассказывали, например, какие медиа можно читать, чтобы получать какую-то достоверную информацию, не только пропагандистские ресурсы, чтобы видеть свою информационную повестку шире, чтобы видеть ее более полно. И часто люди не знали, что есть вот такие независимые медиа, которые можно смотреть и читать.
Е. СЕРВЕТТАЗ: То есть ты хочешь сказать, что они смотрели Дмитрия Киселева, Первый и Второй канал и реально не могли…
А. БУРАКОВА: Это люди, которые ничего не смотрели. То есть которые читали какие-то бытовые новости и не интересовались вообще никакой политической повесткой. Я думаю, что все-таки люди, которые смотрят пропагандистов, они так или иначе провоенные. Но у «Ковчега» достаточно ясная идеологическая позиция. На сайте она отражена и везде. Если зайти на наш Телеграм-канал, Инстаграм, это видно сразу. Поэтому я думаю, что просто люди, которым эта позиция не близка, к нам не обращаются. Поэтому у нас сформировалось такое комьюнити, которое или с четкой антивоенной позицией, или хотя бы хочет что-то узнать и не придерживается, например, какой-то вот этой провоенной z-риторики.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Анастасия, к тебе вопрос в чате. Иоганн Себастьян: «Сколько, по вашим данным, суммарно народу из России, – он пишет, – убежало?» Но я скажу «уехало».
А. БУРАКОВА: Очень сложный вопрос. Я боюсь, что я не смогу дать на него статистически точного ответа. Мы считали, сколько людей уезжало. И у нас примерно получилось от начала войны до начала мобилизации около миллиона человек, может быть, чуть-чуть поменьше. И после начала мобилизации можно было посчитать уже более точные статистические цифры потому что данные давали государства, граничащие с Российской Федерацией, и в первую очередь это безвизовые страны. Там мы уже составляли такую табличку со статистикой, потому что нам самим было интересно. И там мы насчитали тоже около миллиона. Но здесь оговорюсь. Мы не знаем, сколько людей вернулось. Поэтому сколько точно вот эта волна эмиграции в итоге унесла людей из России, унесла мозгов из России, мы не можем сказать. Но, наверное, я бы оценила в плюс-минус миллион человек, которые уехали и постоянно проживают за границей. Да, может быть, кто-то иногда по каким-то личным делам ездит в Россию, но постоянное место жительства уже не в России.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Еще вопрос. Михаил Башкирцев: «Сколько россиян эмигрировало благодаря “Ковчегу” в настоящем времени приблизительно?»
А. БУРАКОВА: Тоже сложно сказать. Мы не занимаемся эвакуацией. Есть другие очень крутые ребята, организации, которые вывозят людей, особенно тех, у кого есть риски или уже есть возбужденное уголовное дело. У нас на сайте «Ковчега» они все отражены. Если вдруг не дай бог слушателям такая помощь понадобится, пожалуйста, обращайтесь к ним. И это ребята, которые помогли сотням людей уехать из России. В противном случае эти люди бы сели в тюрьму. Поэтому мы не вывозим. И здесь у меня нет статистики. Не могу сказать, что «Ковчег» прямо кому-то взял и купил билет на самолет или купил билет на поезд. Мы занимаемся уже вопросами адаптации в новых странах. Это и шелтеры на первое время.
По общему правилу можно жить до двух недель, чтобы немножко отдышаться, осмотреться, найти квартиру в долгосрочную аренду или найти потенциальных соседей для совместной аренды. И большой набор адаптационных форматов. У нас есть, например, в Ереване коворкинг, где можно приходить и работать, если люди работают как-то дистанционно и у них их жилищные условия не позволяют, например, комфортно работать из дома. Также мы проводим мероприятия, которые направлены на такую культурную адаптацию. Мы приглашаем и местных спикеров. Плюс в странах, где мы есть офлайн, у нас есть языки местные. Эмигранты могут совершенно бесплатно изучать, например, в Армении армянский, в Турции турецкий, в Польше польский и так далее. Да, изучение иностранных языков, о чем я уже говорила, психологи, юридические консультации и так далее.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Вот мы долго говорили про то, что сделал «Ковчег». Сообщества – это очень круто. Это, кстати, может быть какая-то даже новая политически активная не то что масса, но группа людей. Это очень огромное количество людей. Плюсы мы знаем. А были ли у «Ковчега» минусы? Я не знаю, ты хотела что-то сделать или, я не знаю, что-то глобальное какое-то изменить и у тебя не получилось, и ты точно знаешь, что, в принципе, может быть, ты и могла бы, но это вот твой промах или там промах «Ковчега». Вдруг если кто-то присоединился, «Ковчег» помогает людям, которые из-за своей антивоенной позиции сегодня вынуждены уезжать из России и поселиться где-то в другом месте, адаптироваться, перевезти туда свою семью, найти работу и так далее. Вот есть ли у «Ковчега» промахи?
А. БУРАКОВА: Очень сложный вопрос. На самом деле у нас было огромное количество планов. Много волонтеров приходило с какими-то такими глобальными структурными идеями. Например, сделать полноценный трек по поиску работы, собирать вакансии от компаний, которые готовы, например, принимать россиян с релокацией и так далее, где можно размещать резюме, например, россиян, которые ищут работу за границей, потому что, конечно, трудоустройство – это такой самый болезненный вопрос, я бы сказала, и, конечно, самый насущный. Но в итоге так мы до этого и не дошли. У нас, к сожалению, я бы сказала, нет достаточных компетенций, то есть у нас нет какого-то кадровика, который бы знал иностранный рынок труда. Мы делаем иногда с одной очень классной компанией такие вебинары открытые. И плюс они для подписчиков «Ковчега» разыгрывают несколько бесплатных карьерных консультаций вплоть до вот ведения от поиска до офера. Но это такие очень точечные вещи, которые не решают проблему системно.
И также у нас есть несколько задумок, которые буксуют по разным причинам: или технически в реализации сложные, или у нас не хватает каких-то скиллов, компетенций, или, например, волонтеры изначально вызвались делать, но потом выгорели или какие-то появились свои дела, своя, например, дополнительная работа. Я бы сказала, таких задумок много, но глобально одна организация не может охватить все виды помощи. Мы стараемся по принципу синергии действовать. И если какой-то проект, какая-то организация в каком-то аспекте профессионально хороша и помогает эффективно, то мы скорее поддержим их, попромоутируем их и как-то заколлабимся, нежели будем там сами изобретать велосипед.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Нам в чате пишут о диагнозе «релокация». Я, кстати, знаю, что ты очень не любишь этот термин – «релокация», ты предпочитаешь какие-то другие слова: «эмиграция», «вынужденная миграция». Что тебе в этом термине не нравится? Но только очень коротко. Почему это не нравится?
А. БУРАКОВА: Для меня он какой-то искусственный, если честно. Я не помню, чтобы до 24 февраля 2022 года кто-то вообще употреблял «релоканты» или что-то еще. Все говорили «эмигранты», «эмиграция». И мне кажется, это термин, который больше отражает действительность. То есть это не люди, которые сменили место жительства из-за, не знаю, того, что здесь более выгодная налоговая юрисдикция, а так у них выбор есть. Это люди, которые уехали, потому что в своей стране они не нужны, в своей стране они враги народа или их страна, наша страна, например, на налоги спонсирует покупку оружия и убийство украинцев. Поэтому я бы не сказала, что это релокация. Это какое-то очень такой мягкое и, извините за такое просторечие, соевое слово. Поэтому мы употребляем «эмигранты».
Е. СЕРВЕТТАЗ: Анастасия Буракова, основатель проекта «Ковчег». К ней прямо сейчас отправляйте вопросы по тому, что, не знаю, как устроиться в той или иной стране, где учить язык, вообще чем занимается «Ковчег». Буду зачитывать, и будете получать ответы. А тебе, кстати, был вопрос про сербский язык. Есть ли у тебя в проекте бесплатные курсы сербского языка?
А. БУРАКОВА: У нас они точно были в прошлом наборе. В этом наборе пока не было. Но уточним. Вообще, зависит от того, есть ли преподаватель-волонтер, который готов вот в этот цикл. У нас обычно курсы трехмесячные. Иногда бывает больше, но по желанию волонтера, готов ли конкретный волонтер, который преподает тот или иной язык, вот в этом наборе включиться в преподавание. У нас около 120 преподавателей в постоянном взаимодействии, которые на волонтерских основах как раз формируют курсы. И сейчас пока точно не было сербского. Но я уточню. Может быть, кто-то из преподавателей-волонтеров есть, кто планирует в ближайшее время набрать такой курс.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Обращаются ли люди в «Ковчег» из Украины?
А. БУРАКОВА: Да. Особенно когда только-только оккупировали территории, был большой поток беженцев с этих территорий. И часто людям, например из Мариуполя, не давали просто другого выхода, кроме как уехать в Россию или остаться под бомбежками. Поэтому много украинцев, которые не хотели уезжать, которые не хотели в Россию, оказались там. И мы в том числе помогали, консультировали людей, у которых нет документов никаких. Например, они потеряли их, потому что не успели вообще собрать никакие вещи. Есть такой серый паспорт, «белый паспорт» он называется, который могут получить родственники по доверенности, отправить в Россию, и, соответственно, человек по нему разово может пересечь границу.
Этот механизм не был особо известен, часто люди про него не знали, поэтому мы консультировали по тому, как уехать из России в Европейский союз. Для таких как раз людей это было очень актуально. Мы сотрудничали с организацией «Друзья Мариуполя», которая помогала на российско-эстонской границе, давала тоже такое временное пристанище, чтобы люди могли, когда пересекли границу, отдышаться, немного прийти в себя. И, конечно, достаточно много было вопросов по пересечению границы, как вести себя с пограничниками, потому что все мы видели эти ужасные новости и сообщения о фильтрации, о долгих допросах украинцев на границе, поисках татуировок на теле или чего-то еще, которые им не понравятся. Поэтому достаточно много консультаций мы также оказывали по пересечению границы.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Вопрос в чате. «Для вступления в одну из Телеграм-групп “Ковчега”, – это Олег Абрамов, – необходимо ввести свои фамилию, имя, отчество и другие данные». Какие другие, кстати? – «И в чем необходимость такого подробного сбора инфо?»
А. БУРАКОВА: Я думаю, что речь о проекте «Первым рейсом». Мы его запустили недавно, буквально пару месяцев назад. Это проект для тех, кто хочет в России после Путина принимать участие и в политической, и в общественной жизни, то есть быть активным и получить знания по разным интересующим их сферам. В первую очередь это необходимо для обеспечения безопасности всего комьюнити. То есть, условно, чтобы это не была какая-то токсичная среда, чтобы туда не попадали провокаторы, чтобы самим же участникам было комфортно общаться. Мы проверяем социальные сети, смотрим, например, не поддерживает ли человек войну, не подписан ли он на какое-то огромное, безумное количество z-пабликов или что-то еще.
Также мы просим описать кратко мотивацию участия в проекте и смотрим, насколько человек вообще понимает, куда он заполняет анкету. На самом деле этот вопрос достаточно частый. И меня он немного вводит в ступор. Потому что с марта 2022 года, когда мы проект запустили, мы также собираем данные и еще больше данных, например, на жилье, потому что когда люди живут в одном пространстве, то это повышает риски каких-то конфликтных ситуаций или не очень чистоплотного поведения, не знаю, чего-то еще. И поэтому туда мы отбираем еще более тщательно. Но почему-то когда это бесплатные виды помощи, то у людей не было никаких никогда вопросов, почему мы данные собираем.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Олег написал, что речь шла о группе по региональному бизнесу в Европе.
А. БУРАКОВА: Да, я поняла. Спасибо большое. У нас на самом деле в чате для айтишников, в чате для инженеров есть анкеты на вступление. И сначала, когда мы сделали профессиональные сообщества и сообщества бизнеса, мы не просили заполнять анкеты. Но очень много приходило людей, которые приходили, например, просто посмотреть, что тут происходит. И в итоге профессиональное общение превращалось в такой немножечко балаган, и люди не очень понимали, какие вопросы сюда можно задать, и спрашивали какие-то общие вещи по эмиграции, что немного мешало формированию профессионального комьюнити.
Поэтому мы сделали вот такие верификационные штуки, чтобы внутри комьюнити было удобнее. Но по политике данных тоже неоднократно были вопросы. Я на них в письменном виде отвечала. После обработки мы не храним данные, храним только электронные почты, чтобы сделать, например, рассылку, если у нас какая-то важная новость по сообществу или по какому-то аспекту деятельности. И в остальных случаях мы эти данные удаляем и, естественно, не храним там в каких-то онлайн серверах эти почты или что-то еще, они хранятся только на физическом носителе.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Анастасия, давай чуть подробнее. Вот смотри, «Первым рейсом». Я не очень поняла. То есть это комьюнити для тех людей, которые заинтересованы в участии в каком-нибудь политическом России и общественном после Путина? И что? Я вот этот момент не очень поняла. Думаю, что зрители тоже наши не очень поняли. Чуть подробнее про «Первым рейсом». Кто вступает в этот чат, зачем и чего там можно ждать или чему можно научиться?
А. БУРАКОВА: Да, именно так. Ты правильно поняла. И на самом деле последние 23 года путинский режим постепенно внушал, что политика – это что-то для каких-то маргиналов, активизм – это для маргиналов, сидите занимайтесь своим делом, занимайтесь своим экономическим благополучием, не нужно сюда лезть, здесь специальные дяди в костюмах, которые все за нас решат. И, к сожалению, эта мантра повторялась постоянно и засела в голове у многих людей, очень талантливых людей, у людей, у которых есть профессиональный опыт, достаточное образование и, может быть, какое-то на подкорке желание. Но всем кажется, что участие в политической жизни – это не для них, а для каких-то специальных людей. И мы увидели как раз, пока развивали «Ковчег» и развивали сообщество, мы увидели огромное количество неравнодушных людей, очень умных людей, людей высокой квалификации в своей профессии, которые могли бы стать очень неплохим таким костяком для будущей демократизации России.
Часто мы говорим о том, что вот после Путина если мы всех чиновников уберем, а кого мы на это место поставим? Ну, вроде как и нет людей, которые на это место встанут, поэтому давайте там, не знаю, каких-нибудь, тех, кто непосредственно, не знаю, в Совете безопасности РФ не состоит и не принимал там решение о вторжении, давайте их не трогать. Но нет, конечно, в 140-миллионной стране огромное количество талантливых людей. И как раз мы хотим этих людей собрать (и собираем сейчас) и рассказать им, как вообще устроено государство, как устроены разные сферы, какие есть хорошие или плохие практики, которые внедряли в других странах или которые уже работают, или которые показали свою неэффективность, разрабатывать «дорожные карты» будущих реформ и конечно…
Е. СЕРВЕТТАЗ: Ты говоришь, хорошие и плохие практики. Вот мне интересно про плохие практики. Про хорошие, конечно, многие слышали: прямая демократия, свобода, равенство, братство, я не знаю, детский парламент, например, в Швейцарии. А плохие практики в других странах? Это, скорее всего, будут, я не знаю, страны бывшего СССР, Северный Кавказ, Южный Кавказ, Средняя Азия, Центральная Азия или это в Европе тоже можно найти какие-то плохие практики, как ты говоришь?
А. БУРАКОВА: Ну, я бы не сказала, что, например, если мы берем Европу или США, то это идеальный мир, в котором все выстроено так, как должно работать.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Давай конкретно.
А. БУРАКОВА: Приведу хайповый пример. Вопрос люстраций, например, после какого-то авторитарного или тоталитарного режима. Мы часто слышим эту дискуссию и часто слышим мнение, что нужно вообще всех, кто имел какую-то принадлежность к государственным органам, к политической партии, которая узурпировала власть, нужно всех вообще иллюстрировать. Так сделали в Ираке. И в итоге они просто физически не набрали, потому что за годы диктатуры в партии так или иначе побывали практически все, кроме тех, кто по возрасту не подходил, ну и, может, каких-то отдельных людей. И они просто физически не смогли набрать людей, которые бы заняли эти позиции. И таких на самом деле примеров много.
Конечно, в каких-то устоявшихся демократиях их меньше. Здесь вопросы скорее дискуссионные, насколько должна быть, например, социальная политика развита, насколько налоговая нагрузка на бизнес или на граждан. Там разные модели, например, федерализации. Где-то унитарное государство работает, где не работает и такая очень тотальная, я бы сказала, федерализация – это успешный пример. Я не говорю, что сейчас мы можем взять и сказать, что вот раз это работает, не знаю, в Германии или в Швеции, то оно обязательно будет работать в России. Конечно, нет. И, конечно, так мир не устроен, к большому сожалению. Поэтому изучение практик, знания, где, например, какой опыт удался, какой не удался, какой, например, по экономическим показателям выглядит неплохо, по масштабам страны подходит и так далее. Можно вырабатывать что-то свое для России.
Это может быть не один проект. То есть, условно, какой-нибудь там социальной политики, налоговой нагрузки на граждан и бизнес могут быть несколько проектов. Кто-то скажет, что нет, люди, которые склонны больше к либертарианским взглядам, скажут, что нет, вообще государство тут нигде не должно участвовать, давайте через НКО давать им какие-то там государственные гранты, остальное пусть они сами зарабатывают, и пусть они обслуживают, а государство с себя эту ответственность снимет, и вообще не надо облагать бизнес налогами. Кто-то скажет, что модель северных стран больше по душе, потому что нет какого-то равенства, нет в мире совершенства и даже если у людей равный доступ к образованию, то это все равно очень как бы разные уровни входа. У кого-то семья благополучная и могла дать что-то ребенку, у кого-то нет и круг общения соответствующий, поэтому говорить о тотальном равенстве мы не можем, даже если это равный доступ к тем или иным социальным благам и услугам.
Поэтому здесь может быть несколько проектов. У нас не могу сказать, что не возникает внутри сообщества каких-то жарких споров на разные темы, но это плюрализм мнений. И я бы сказала, это то, чего мне хочется для будущей России – чтобы у каждой точки зрения, у каждой идеи были свои сторонники, были свои противники и соответствующие представители той или иной идеи получали тот или иной уровень поддержки, который есть у этой идеи в обществе. Ну, это демократия. И я надеюсь, что когда-то у нас получится построить ее в России.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Ты сказала про чиновников в костюме. Я сейчас сделаю небольшую рекламную паузу, потому что у нас сегодня не книги, к сожалению или к счастью для кого-то, а одежда. Мы сегодня зовем всех в магазин «Дилетант», для того чтобы купить новые брендовые футболки, на которых написано, футболка есть такая у нас, например, «Цензура запрещается» или есть футболка, на которой такой красный крест и зеленая стрелка «Аптека за углом». Есть также футболка с культовой фразой Алексея Венедиктова «Будем наблюдать». И есть «Будем наблюдать с котиком». Заходите обязательно в магазин «Дилетанта» и покупайте себе футболки, которые уже примерили ведущие «Дилетанта» и «Живого гвоздя».
У нас в чате есть вопрос к тебе. Я прочитаю вопрос. Вы пока заходите за футболками. 3 тысячи рублей их цена. Доставка будет после 3 сентября. Вот я прочитаю вопрос, но перед этим просто моему соведущему по эфиру в чате Сапсану хочу сделать такой небольшой, маленький сигнал. У нас есть человек, которого зовут Русский из Баку. И мне совершенно не нравится, когда мы начинаем в чате говорить на такие странные темы, кто там воевал в Карабахе и с кем боролся, потому что это вопросы, которые сейчас не имеют никакого отношения к нашему эфиру. И когда у вас такой ник Русский из Баку и на аватарке, простите, по-моему, серп и молот… Но, в общем, вопрос я прочитаю ради справедливости. Настя, у тебя спрашивают, есть ли ваша организация в Азербайджане?
А. БУРАКОВА: У нас есть чат по Азербайджану и есть достаточно активные волонтеры, такая группа ребят, которые делают очень полезные гайды практически по жизни в Азербайджане. Но я бы не сказала, что в Азербайджан уехало очень много россиян и там большое комьюнити. То есть чаще уезжали те, у кого есть родственники, например, или там какие-то друзья, или происхождение азербайджанское. И это совсем небольшое комьюнити.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Кстати, почему они туда не уезжают?
А. БУРАКОВА: Не могу ответить на этот вопрос.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Но я вот тебе хочу сказать, что когда я разговаривала с людьми из Азербайджана, они говорили, что люди, у которых есть политическая активность в России, они должны, несмотря на то, что пусть там местные жители их прекрасно примут и там помогут им с какими-то базовыми вещами на начальных этапах, но они должны осторожно относиться к этой стране, потому что никогда не знаешь, как два друга – лидеры этих стран – могут потом относиться к этим самым эмигрантам и что там может произойти. Вот такого у тебя не возникало в твоей голове? Я не знаю, грубо говоря, тебе грозит 25 лет тюрьмы за критику власти и критику военной операции специальной, ты приезжаешь в Азербайджан, и тебя просто выдают. Такое может произойти?
А. БУРАКОВА: Я как бы слежу за международной повесткой, в том числе и вовлеченностью тех или иных стран в процессы, которые связаны с поддержкой Украины. Азербайджан очень поддерживает Украину, очень. И на государственном телевидении там буквально Путина словами, которые мы тут не можем говорить, в эфире называют.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Ну-ка, ну-ка, это какие слова? Они очень критично настроены к Владимиру Путину? Ты это говоришь?
А. БУРАКОВА: Смотри, я давай не буду комментировать внутреннюю политику других стран.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Но мы про эфир.
А. БУРАКОВА: Но вы можете посмотреть просто какие-то выдержки из программ на азербайджанском телевидении, вы можете посмотреть поддержку Украины со стороны Азербайджана, в том числе вооружением. И я бы сказала, что этот тезис, который был озвучен, он не совсем основан на событиях.
Е. СЕРВЕТТАЗ: И организация твоя там работает, никаких проблем нет?
А. БУРАКОВА: Я бы сказала, что в любом случае, когда люди уезжают из такого авторитарного режима, то, наверное, им хочется переехать в какую-то страну, где они могут, например, если они делают гражданскую активность какую-то или что-то, не выбирать слова, исходя из каких-то опасений быть арестованными, задержанными. В разных странах разный уровень политических свобод. Но я бы сказала, что чаще выбирают страны с более высоким уровнем каких-то гражданских, политических свобод, свободы слова и так далее.
Е. СЕРВЕТТАЗ: У нас есть вопрос от Дэна Ставросского: «“Ковчег” не думает расширить свою деятельность в части оказания содействия русским эмигрантам-мужчинам в знакомстве с местными женщинами? Как бы смешно это ни звучало, но мне кажется, это проблема. Это реально проблема». Конечно, когда ты молодая женщина, незамужняя, приезжаешь неважно куда, в Азербайджан, в Армению, во Францию, в США или в Норвегию, наверное, у тебя больше шансов построить свою личную жизнь, построить семью, не знаю, выйти замуж или… В этих многих странах запрещены, пардон, разрешены однополые браки, поэтому заключить какой-то союз… А вот мужчинам всегда сложнее, особенно если мужчина не говорит. То есть приезжает мужчина из России, не говорит, у него нет работы, нет документов. Конечно, ему одиноко. По-моему, вопрос такой по существу.
А. БУРАКОВА: Я думаю, что для начала, чтобы как-то больше коммуницировать, например, с людьми, которые в этой стране живут, с гражданами страны, хорошо выучить, например, местный язык. Это очень помогает в коммуникации. Я знаю людей, которые как бы планировали эмиграцию, но откладывали ее и в том числе заранее учили язык той страны, куда они собирались ехать. И люди, которые переехали даже с такими средними знаниями языка страны, куда они переехали, конечно, адаптировались лучше и больше общаются с местным сообществом. Поэтому я не думаю, что тут как бы нужно какое-то участие, кроме участия самого человека и стремления узнать культуру, выучить язык и так далее, чтобы лучше интегрироваться в местное сообщество.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Кстати, я про Швейцарию скажу. Люди, которые приехали с Украины… Про Швейцарию и про Францию. Там точно так же. То есть мало того, что тебе дали документы, тебе дали, я не знаю, там проездные, доступ к бесплатной страховке, но тебе власти этой страны говорят: «Пожалуйста, приходи, будь частью нашей страны, учи язык». Это очень здорово. Я вижу, многие украинцы просто с радостью эту инициативу воспринимают. Поэтому то, что ты говоришь, курсы – это помогает людям действительно включиться в эту страну. И я очень понимаю желание той страны, какой-нибудь европейской страны не продлевать ВНЖ, например, даже если человек живет там, скажем, и уехал в эту страну, в какую-нибудь там балтийскую страну, например, или в другую страну Западной Европы и не выучил язык, и когда вы живете здесь 20 лет и вы живете в своем, не знаю, русском, украинском, белорусском комьюнити, и говорите только на своем языке, и не интересуетесь политикой, прессой, не читаете ничего, наверное, конечно, я думаю, что им просто не совсем приятно и они могут от вас потребовать или попросить вас хотя бы знать какие-то там основы.
А. БУРАКОВА: Я бы сказала, это в первую очередь сужает немножечко горизонты и сужает возможности вообще для человека, которые у него могут открыться в новой стране, если, например, человек не учит язык. И я понимаю, например, если это транзитная страна для человека. Очень многие уезжали в Турцию, там получали, например, вид на жительство по аренде жилья и дальше уже смотрели какие-то рабочие оферы в Европе, подучивали язык, что-то еще. И если ты понимаешь, что это твоя транзитная страна, а дальше цель какая-то другая и эмиграция в какую-то другую страну, то можно выучить на каком-то базовом уровне, например, какие-то слова, используемые в обычных бытовых ситуациях (в магазине, в такси и что-то еще), чтобы просто там было всем приятнее и не углубляться совсем в изучение языка. Но если вы планируете задержаться в стране хотя бы на несколько лет, видите такой горизонт для себя, то, конечно, учить местный язык – это очень полезно и очень расширяет горизонты и круг возможностей.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Ты знаешь, что люди сначала уехали в первую волну мобилизации… Кстати, будет ли вторая? Стоит ли ее ждать к сентябрю, как ты думаешь?
А. БУРАКОВА: Я боюсь предсказывать, потому что какие-то решения и действия Кремля, они, к сожалению, не основаны на каком-то рациональном выборе, их уже невозможно предсказать. Это просто какие-то шизофренические действия, которые направлены на удовлетворение своих геополитических амбиций, и представления об устройстве мира собственного и об устройстве, не знаю, истории и чего-то еще. Поэтому я вижу некоторые такие тревожные звоночки в виде принятых законопроектов недавно, буквально вот под самый конец весенней сессии Государственной думой и запланированный на ближайшую осеннюю сессию законопроект об уголовной ответственности за уклонение от мобилизации. И как бы я вижу в этом, по крайней мере, подготовку почвы к тому, что такое действие возможно.
И ужесточение законов, ужесточение правил вручения повесток, точнее, наоборот, облегчение вручения повесток военкомами и так далее, закрытие выезда из страны с момента направления повестки, даже не получения. Насколько это будет рабочая схема и насколько они решатся на вот такой шаг, ну, увидим. Но, по крайней мере, я бы была всегда на чеку, особенно если вы мужчина призывного возраста и живете в России, например, если у вас нет возможности уехать за границу. Эмиграция – это, конечно, не универсальный совет. Нельзя просто всем сказать: «Ну вот вставайте и уезжайте». Разные обстоятельства, разное материальное положение, разные возможности, например, видят люди для себя, адаптируются, даже какие-то психологические барьеры. Поэтому можно, не знаю, сменить место жительства внутри страны и переехать в какой-то другой регион и в город, если вы живете особенно в Москве или в Санкт-Петербурге, в город, где так хорошо не работает система распознавания лиц, в какие-то небольшие города, если у вас есть такая возможность, не жить по адресу регистрации даже в пределах одного города, если такой возможности нет, ну и так далее. То есть предпринять какие-то меры, которые могут вас физически обезопасить.
Потому что даже вот эти административные штрафы или уголовная ответственность – это не сравнится с тем, что вы можете стать убийцей и вас могут убить. То есть, если вас убили, то у вас уже дальше ничего не будет. Вы уже не изучите возможность рассчитаться со штрафами или что-то еще. Уже ничего не будет. Поэтому старайтесь сохранить себя и старайтесь сохранить себя от призыва, потому что такой вариант возможен, никто не может его исключать. И мы видим вот такие не очень хорошие сигналы.
Е. СЕРВЕТТАЗ: У нас в чате вопрос насчет курсов языка: «Какие возможности есть дистанционно выучить язык? Группы или все самостоятельно учить?» Обязательно подписывайтесь на «Ковчег». Там реально идут наборы. Вы заполняете анкету – по-моему, так, Насть, – вы доказываете свою мотивацию и дальше учите язык дистанционно в том числе.
А. БУРАКОВА: У нас все курсы дистанционные. У нас только армянский в Армении офлайн и турецкий в Турции офлайн. Все остальное онлайн. И в целом можно попасть в группу. У нас раз в три месяца новые наборы. То есть мы начинаем набор, он длится примерно в течение месяца, мы анонсируем, на какие языки наборы открываются. И если вдруг вы не попали вот в этот набор, который у нас начался в июле, не переживайте, где-то в конце сентября – в начале октября у нас будет еще один набор, и там будут повторяться те же языки, которые были в предыдущем наборе.
Е. СЕРВЕТТАЗ: А я сейчас призываю послушать мою коллегу Ирину Баблоян, которая к нам в чат пришла. Она просит ставить лайки девочкам. Спасибо огромное, Ира. Насть, мы говорили о том, что люди уезжают и возвращаются. Естественно, такой вопрос. ФСБ интересуется теми гражданами, которые вернулись? И вообще как это происходит, это возвращение? Потому что тоже есть риск того, что тебя по возвращении под белые ручки и будут с тобой беседовать.
А. БУРАКОВА: Если мы говорим о допросах на границе, они скорее очень рандомные. То есть они не коррелируют с каким-то сроком пребывания в другой стране. Ну, с родом деятельности… Наверное, если обратно едет активист или журналист, у которого есть какое-то публичное позиционирование в качестве такового, то, наверное, внимания будет больше. Но что касается обычных людей, то здесь это скорее такая рандомная практика. Я бы сказала, что да, действительно есть и допросы, есть и требования предъявить мобильный телефон, и угрозы уголовными делами. Но это единичные случаи. То есть большинство проходит нормально, и вот как-то рандомно так выдергивают и допрашивают. То есть вообще вся последняя с начала войны правоприменительная практика в России основана на такой выборочности. То есть в кого попадет эта молния репрессий, ты не знаешь. Она может завтра попасть в тебя. Да, наверное, шанс в общей статистике не очень большой, но он есть и он сохраняется у любого человека.
Например, если региональному ФСБ нужно будет отчитаться, что у них столько-то дел возбуждено и они столько-то шпионов, госизменников поймали, то просто на улице в один прекрасный день сзади накинут мешок на голову и увезут. Да, конечно, процент этого небольшой, но он есть и сохраняется у каждого человека. И в этом страшна вот эта выборочность правоприменения и отсутствие правосудия, в том, что если эта молния ударит в вас, то дальше уже никто не сможет помочь, не на что будет рассчитывать.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Вопрос, который задают себе многие уехавшие или люди, которые не осмеливаются уехать, потому что у них в России останутся родители или какие-то другие пожилые родственники. Как быть с ними?
А. БУРАКОВА: Еще раз скажу, эмиграция – это дико сложно. То есть нужно всегда оценить свои и психологические, и материальные возможности, и возможности, например, поиска дистанционной работы или трудоустройства за рубежом. Я не могу сказать, что вот сейчас возьмите все сядьте и уедьте. Это просто невозможно и это реально сложно. Это спуск на несколько ступеней вниз. Даже если у человека была хорошая работа в России, высокооплачиваемая или какая-то достаточно квалифицированная, в другой стране это может быть спуск на несколько ступеней вниз. Причем на протяжении какого-то длительного времени (например, не знаю, первого года). Это может быть работа, чтобы вот просто заработать денег на какой-то низкоквалифицированной работе. Это может быть первичная страна, которая вам не нравится, пока вы подтягиваете язык или смотрите какие-то оферы, проходите курсы, для того чтобы уехать, например, в европейскую страну, в Ирландию, в Британию, в США и так далее. И просто всегда оценивайте свои силы, насколько вы сможете, потому что это правда тяжело.
Что касается людей, которые остаются в России. В первую очередь старайтесь сохранить свое психологическое состояние стабильным, старайтесь сохранить себя, старайтесь сохранить веру в свои идеалы. Для мужчин, конечно, старайтесь сохранить еще себя физически от мобилизации, от призыва, от участия в преступной войне. Но здесь каких-то универсальных советов я дать не могу, потому что я не могу предсказать действия Кремля, что завтра сделает Путин, что он решит сделать и как еще мучить, например, свое население, как еще мучить население Украины. Поэтому старайтесь беречь себя, своих близких, своих единомышленников и сохраняйте как-то здравость мышления, рассудок. Это сейчас самое главное.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Насть, еще один вопрос, который часто люди друг другу задают. Если, допустим, ты уезжаешь, оставляешь родственников в России, как им сегодня можно привезти деньги в Россию, если у тебя какой-то счет в иностранном банке? Есть ли какие-то ходы, есть ли какие-то механизмы, как это делать, как поддерживать тех, кто остался там? Или мужчина уехал, чтобы избежать мобилизации, а у него там жена и дети.
А. БУРАКОВА: Сразу скажу, что мой ответ будет актуален на момент нашего эфира. Завтра все может измениться, и какой-то из способов может не работать. Но до сих пор работают денежные переводы. Это «Золотая корона» в первую очередь как самая распространенная. И вы можете из большого количества стран переводить денежные суммы в Россию. Это будет сумма обычно за одну транзакцию в пределах 2000 долларов. Но там достаточно такие большие комиссии, они могут достигать, например, 30 долларов за транзакцию. Но тем не менее есть возможность в любом случае это делать.
Конечно, криптовалюта. И не думайте, что криптовалюта – это что-то сложное или что-то вообще непостижимое. На самом деле в этом достаточно легко разобраться. И мы в «Ковчеге» публиковали инструкции по пользованию криптовалютами. И у нас выложены на сайте записи вебинаров. В том числе у нас специалист как раз по крипте рассказывал для такого начинающего уровня, как начать пользоваться этими инструментами. Это совсем не сложно. Это тоже способ.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Для родственников это не подойдет, скорее всего, я думаю. Да, это людям молодым. Например, жене, да, я согласна. Но вот родителям, наверное, по крипте сложно будет что-то передавать.
А. БУРАКОВА: И SWIFT на самом деле для неподсанкционных банков работает. Не из всех стран, но из некоторых. Например, «Райффайзенбанк». Он не под санкциями и поэтому у него, например, SWIFT-переводы работают. Но второй вопрос, что не каждый заграничный банк будет с этим связываться. То есть это могут быть ограничения на стороне конкретной финансовой организации за границей. Поэтому можно почитать, например, смотреть апдейты, какие банки в каких странах все еще могут работать, например, теоретически с Россией по SWIFT-переводам. И еще, конечно, старая добрая наличка и российские карты. Вообще самый, я бы сказала, распространенный способ среди эмигрантов – это спрашивать в чатах, нужно ли кому-нибудь, не знаю, 200 долларов, а мы вам сейчас – уже сколько это, 20 тысяч рублей? – 20 тысяч рублей на российскую карту. Ну вот это, наверное, самый распространенный способ.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Еще быстро хочу вопрос успеть тебе задать. Есть ли представительство в Шотландии, спрашивают у нас. У нас, по-моему, минута до конца.
А. БУРАКОВА: К сожалению, в Шотландии у нас нет какого-то представительства. Я бы сказала, что там особо как-то нет активных волонтеров, кто бы нам писал. Но если вы такой человек, напишите нам, пожалуйста, в «Ковчег Help» – это аккаунт координаторов-волонтеров. И чего-нибудь попробуем сделать вместе.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Окей. И еще один вопрос. Все говорят про айтишников и каких-то толстосумов. По-моему, так там звучало. А что делать каменщикам, водителям? Потому что они же тоже бегут. Есть какой-то совет? Очень коротко попробуем.
А. БУРАКОВА: Зайдите посмотрите, у нас недавно был вебинар со сварщиком, который рассказывает, как вообще он искал рабочий офер, какие страны принимают рабочие специальности, где есть такие вакансии. И более того, у нас было несколько подборок как раз от кадровых агентств, которые занимаются трудоустройством россиян за рубежом, как раз какие страны и какие требования есть для рабочих профессий. Эти материалы есть у нас. Зайдите найдите в поиске по каналу.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Еще вопрос, который задавали. Как уехать без паспорта и без денег?
А. БУРАКОВА: Мы даже делали как-то с таким заголовком – «Как уехать без денег и паспорта?». И в комментариях нам писали: «Ну вот это совет – сделайте паспорт и накопите деньги». Но без загранпаспорта можно уехать в Армению, в Казахстан, например. Кыргызстан тоже вариант, но для тех, кто политически активен или публично высказывался, к сожалению, сейчас стала не очень безопасная страна. Точнее, все эти страны и так с поправкой на то, что ситуация может измениться. Но тем не менее. И там уже делать в дипломатическом представительстве российском новый заграничный паспорт. Это возможно сделать за границей. Это вариант, если у вас нет загранпаспорта, но вы хотите уехать сейчас и опасаетесь, например, что в сентябре будет новая волна мобилизации. Что касается денег. В Армении и в Казахстане даже без знания местного языка можно найти работу. Это будет неквалифицированная работа. Но, как шутят у нас ребята, которые жили, чтоб в Казахстане найти работу, достаточно просто выйти из дома. Поэтому на первое время можно заработать так и параллельно смотреть какой-то трек на будущее.
Е. СЕРВЕТТАЗ: Спасибо огромное. Это Анастасия Буракова, основательница проекта «Ковчег». Я Елена Серветтаз. Увидимся в следующую субботу. Настя, спасибо тебе огромное за ту работу, которую ты делаешь. Обязательно идите в «Ковчег», ищите все чаты. На вопросы, которые вы задавали, наверняка там уже есть ответы в этих чатах. Спасибо огромное.
А. БУРАКОВА: Спасибо большое.