«Самый настоящий детектив»: Дело мясников. Эпизод 4, часть 1
Сегодня мы начнём рассказ об одном деле, которое всполошило целый город. А расследования, связанные с ним, длились целых шесть лет…
Сегодня мы начнём рассказ об одном деле, которое всполошило целый город. А расследования, связанные с ним, длились целых шесть лет.
Слушайте следующий выпуск уже через неделю на любой удобной вам подкаст-платформе, мы есть в Apple Podcasts, Spotify, Youtube и Youtube Music, а также на Яндекс Музыке. Если вам понравился подкаст, поставьте ему оценку и напишите отзыв — это правда помогает в продвижении.
Срочный сбор
Нам нужна помощь как никогда
Убийство и реакция на него
17 января 2018 года, Восточный район Оренбурга. Время — чуть меньше восьми утра. По Киевской, это такая узкая улица между частных домов, едет белый Toyota Land Cruiser 200. За рулем — 35-летний предприниматель Денис Чернов. Рядом сидит его семилетний сын, а в багажнике лежат мешки с мусором. У Дениса простой план: остановиться на этой улице возле контейнеров, выбросить мешки, а затем довезти сына до школы. Это недалеко, всего в нескольких минутах езды. Обычная утренняя суета, обычные бытовые дела… Но как бы не так.
«Мужчина с ребенком выехали из двора. Он остановился возле бака, чтобы выбросить мусор Буквально на несколько секунд остановился, вышел из машины, чтобы бросить мешки в баки. В этот момент к нему подошли двое или даже трое мужчин. Завязалась потасовка».
Это говорит журналистка Ирина Левина, которая работала на радиостанции «Эхо Москвы» в Оренбурге и следила за этой историей. Некоторые детали она пересказывает по показаниям свидетелей:
«Даже была женщина, которая проезжала мимо машины в тот момент… Ночь, фактически зимнее раннее утро, когда еще темно. Небольшая дорога, не очень хорошо освещенная, мусорные баки, снег. Все люди в темном, в куртках, свет фар, какая-то потасовка. И она говорит, что якобы даже то ли услышала, то ли по губам, что ли, прочла что-то типа слова «помогите». Но она закрыла окно и уехала».
Через пару минут белый «Лэнд-Крузер» вырулил из частного сектора на Луговую улицу, проехал по ней около трехсот метров, зарулил во двор между несколькими панельными домами и остановился за гаражами. А ещё через несколько минут жители этих домов заметили из окон горящую машину.
«Рано утром появились сообщения, если я правильно помню, что сначала нашли машину со следами горения. А потом выяснилось, что рядом с машиной в машине были тела мужчины молодого и мальчика», — вспоминает Левина.
Денис Чернов не довёз сына в школу и не поехал дальше по своим делам. Зимнее утро не продолжилось для двоих жителей Оренбурга — но привело в ужас весь город.
«Когда бригада медиков на место приехала и кто-то из людей вокруг стоял, очень просили там попробовать еще что-то сделать с ребенком… Медики говорят, что они уже вообще все всё понимали, но все равно попытались. Сделали ЭКГ, чтобы понять, есть ли сердцебиение. Но там 17, что ли, было ножевых ранений», — рассказывает журналистка.
Семнадцать ножевых ранений. Мальчика не спасли.
«Это был январь. Часто январь бывает временем информационного затишья. И было ощущение, что в целом все более-менее было тихо? и на федеральной повестке тоже, — говорит Максим Курников. В 2018 году он работал шеф-редактором «Эха Москвы» в Оренбурге.
«Новость об убийстве ребенка всегда задевает людей. Вне зависимости от их представлений о жизни, вне зависимости от их политических взглядов. И когда происходит такое убийство ребенка — в городе, утром, по дороге в школу, 17 ножевых ранений, — это, конечно, задело большинство людей в городе», — вспоминает Максим Курников.
«Довольно быстро и личности убитых стали известны, какие-то подробности стали появляться. На месте событий, наверное, уже в 9 утра одними из первых оказались журналисты местного телеканала», — рассказывает Ирина Левина.
«Это все-таки эпоха социальных сетей: очень быстро и по «ВКонтакте», и по разным мессенджерам начали распространяться фотографии с места убийства. Надо сказать, что это действительно были страшные фотографии. Белый дорогой автомобиль, на котором куча кровавых следов, который весь обмазан кровью. И фотография мальчика в скорой помощи тоже разлетелась», — рассказывает Курников.
Первая реакция потрясенного города на такое жестокое убийство — конечно, солидарность с жертвами и с их близкими.
«Я помню, как в первые же часы после трагедии оренбуржцы понесли на место убийства цветы и игрушки. К концу дня весь этот двор, весь этот район был в цветах и игрушках. Это кадры, которые трудно забыть. После того, как первые часы и дни прошли, была панихида по погибшим. На нее пришло очень много человек, понятно, в том числе и те, кто никогда не знал этого предпринимателя», — говорит Максим.
А вторая реакция — страх и непонимание. Убийство не только жестокое — но ещё и очень наглое. Практически на виду у уже проснувшегося города.
«Над городом нависло ощущение тревоги и опасности, потому что люди, которые это совершили, не были пойманы на месте. Никто даже не знал, какие они, кто они. И, конечно, это создавало ощущение, что теперь это грозит всем», — добавляет журналист.
Версии
«Всех волновал вопрос, что должно было быть мотивом, чтобы убить мужчину, да ещё и ребёнка», — говорит Ирина Левина.
Денис Чернов был родом из села Уранбаш, но уже давно жил в Оренбурге вместе с женой Натальей. Кроме убитого сына, у них осталась еще дочь. Знавшие Дениса с детства рассказали, что они с Натальей поженились сразу после школы и уехали жить и работать в Оренбург, но часто навещали родителей, живших в селе. Самого предпринимателя называли очень порядочным, а про погибшего сына учителя говорили, что у него была тяга к знаниям. Мальчик только-только пошел в первый класс школы №32.
И дальше — следствие. Конечно, все пытались понять, что именно могло послужить причиной для такого преступления. Как это вообще могло произойти? Остались ли какие-то улики, есть ли свидетели? И одна из первых версий, которую начали обсуждать — угон. Максим вспоминает, что основания для этой версии были:
«Это действительно распространенный бизнес. Дело в том, что Оренбург находится недалеко от границы Понятно, что за любую границу, когда ты переезжаешь, поиск автомобиля, который ты перегнал туда, усложняется. Кто-то предположил, что, может быть, эту довольно дорогую машину, белый Toyota Land Cruiser 200, хотели угнать, но мужчина начал сопротивляться, его убили и ребенка тоже убили. Но тогда возникал вопрос: почему с такой жестокостью?» — поясняет журналист.
Понятно, почему версия с угоном сразу стала обсуждаться — в кадре дорогая машина. Но почему ее тогда не угнали, а наоборот, пытались поджечь? Да и к поджогу тоже нужно готовиться заранее. Вскоре местные СМИ начали писать больше деталей про личность убитого — и тогда стали появляться новые версии.
«Там еще и фигурировали две группы автоподставщиков так называемых, которые так или иначе зарабатывали на том, что подставляли автомобили в ДТП. А у этого предпринимателя была ещё компания, которая занималась оценкой автомобилей — и из этого какие-то теории пытались сложить люди», — рассказывает Максим.
«И к тому же у него какое-то время был бизнес по микрозаймам. Вокруг этого тоже журналисты пытались строить версии», — добавляет Ирина Левина.
До 2015 года у Дениса были две компании, связанные с кредитованием — «Монолит Финанс» и «Компаньон Финанс». Бывший партнер бизнесмена рассказал журналистам, что компании закрыли, потому что изменились юридические требования к таким организациям. Этот партнер, мы не называем его фамилии, не припоминает, чтобы у Дениса были с кем-то конфликты из-за бизнеса.
«Даже если мы предположим, что это заказное убийство, убийство из мести — версии было строить довольно сложно, именно потому что был ребёнок. Если как-то это планировалось, то почему именно так?», — вспоминает журналистка.
Зацепки
Пока жители Оренбурга строили первые догадки, в полиции думали о том, как задержать убийц по горячим следам. Но для этого нужно было быстро распространять любые зацепки, и полиция начала их публиковать.
«Все жадно ждали какой-то информации от полиции. И когда пришли первые ориентировки, когда пришла первая информация, конечно же, средства массовой информации начали ее распространять. И люди друг другу это пересылали ровно для того, чтобы понять, на какой машине преступники могли уехать, как они могли выглядеть, какие есть особые приметы. Все старались помочь распространить, все старались помочь расследовать это преступление», — вспоминает Максим.
Машину, на которой уехали убийцы, никто точно не запомнил — было темно, снежно, да похоже, что и модель автомобиля была неприметной. Зато внимание общества быстро привлекла деталь на фотографии машины убитых.
«Там на заднем сидении лежала красная канистра. И в итоге эта красная канистра как раз и стала той зацепкой, по которой пошли следователи», — рассказывает Максим Курников.
«Эти канистры продавались в магазине «Леруа Мерлен», и, видимо, всех, кто покупал в какой-то период времени эти канистры, стали искать. После публикации фото одного мужчины он сам в итоге пришел в полицию, сказал, что я, естественно, тут ни при чем, не при делах», — говорит Ирина Левина.
Пока оренбуржцы искали покупателей красных канистр, полиция нашла видео с одной из камер наружного наблюдения.
Было еще небольшое видео очень плохого качества, как эта машина, на которой предполагаемые преступники скрывались, заезжает куда-то во двор. Но это зима, январь, и это время, когда предприниматель вез своего ребенка в школу, — не было еще 8 утра, темно, поэтому на этом видео очень сложно вообще что-то разобрать. Но было понятно, что это чёрная, скорее всего, то ли «Приора», то ли «Гранта». И в первые дни много останавливали по городу таких автомобилей», — рассказывает журналистка.
«Я помню, как буквально в эти дни по какому-то другому делу я ездил в Следственный комитет. Подъезжаю, а мест на парковке нет — все кругом запарковано «Ладами» такого цвета. Потому что этих людей вызывали, видимо, повестками, они приходили, отмечались, рассказывали, что делали в это время», — говорит Максим.
В новостях промелькнуло еще одно сообщение об улике, найденной на месте преступления — об этом писали несколько местных газет, очевидно, по источниками из полиции, вспоминает Ирина Левина:
«В какой-то момент было сообщение о неком окурке и неких следах ДНК. Генетическом материале, который обнаружили на месте преступления»
Но похоже, что ДНК ни с какими базами не совпали — этот сюжет не получил никакого развития в первые дни и недели после убийства.
«Становилось понятно, что полиция не то чтобы знает что-то, что она просто скрывает пока. Было ясно, что следствие пока в тупике. Не только полиция, следственный комитет тоже, конечно», — говорит Максим Курников.
Громкое убийство, конечно же, не осталось на уровне местного следственного комитета. Расследование взял под личный контроль, как он это любит делать, глава всего СК России Александр Бастрыкин, а в Оренбург приехала целая следственная группа из Москвы. Возможно, именно такое быстрое внимание сверху и помешало расследованию на начальных этапах. Такую версию местный следователь называла Тимуру Рахматуллину из Комитета против пыток:
«Она говорит: Тимур, мы очень сильно не любим, когда из Москвы приезжают по поручению Бастрыкина со всем этим шумом, апломбом. Потому что, говорит, часто эти приезжие следователи работают не на раскрытие дела, а на собирание объема материалов. То есть 20-30 томов могут собрать, но, по сути, это часто хлам и мусор. Гораздо эффективнее происходит, когда, например, наш первый отдел по расследованию особо важных преступлений заинтересован в расследовании».
МВД против СМИ
Шли недели, а от следователей новостей не было. Но первый поворот в деле уже случился — неприятный для журналистов, которые пытались помочь его раскрыть по горячим следам. Похоже, что вместо поисков преступников силовые органы решили взяться именно за СМИ — тут и искать никого не нужно.
«Дело в том, что все называли фамилию мальчика. Фамилию предпринимателя называли, а после того, как фамилия предпринимателя была названа и возраст мальчика был назван, можно установить личность этого мальчика. А это, по мнению Роскомнадзора, нарушение закона о средствах массовой информации, а именно разглашение персональных данных несовершеннолетних. Потому что у нас, естественно, не было на руках разрешения того, чтобы мы упоминали этого самого мальчика», — поясняет Максим Курников.
В суде местные СМИ могли бы сослаться на МВД и СК, которые первыми опубликовали личные данные убитого предпринимателя. Но тут полицейские, как будто заранее зная о планах Роскомнадзора, подставили журналистов.
«МВД потом удалило всю эту информацию. Как будто бы оно ничего не сообщало. Поудаляло переписки. Сделали вид, что они ничего не сообщали. И когда к ним обращались потом на суде: ну это же вы писали, это же вы сообщали! — они говорили, нет, мы ничего не делали, мы ничего не знаем. Это показывало, насколько МВД трусливый орган, который просто врет в глаза при всех, прилюдно врет, лишь бы не отвечать за свои действия. Да, они, может быть, сами забыли собственные законы, но их бы поняли, их бы простили. Но нет, они решили подставить средства массовой информации, которые им же помогали», — говорит бывший шеф-редактор «Эха Москвы» в Оренбурге.
Точно так же полиция поступила и на суде с тем человеком, который купил канистру в «Леруа Мерлен» — он тоже подал иск к журналистам за публикацию его данных, которые те взяли у МВД. В обоих делах суд встал на сторону СМИ.
Но пока оренбуржцы следили за этими не самыми интересными спорами об информационном праве, по делу об убийстве новостей не было.
«Дело в тупике, никого по горячим следам, как это бывает, не задержали. И до начала марта никаких сообщений не было на этот счет», — вспоминает Ирина Левина.
Задержание подозреваемых
А потом наступило 9 марта. В этот день местный телеканал Орен-ТВ сообщает: задержаны подозреваемые. Следственный комитет подтверждает это официальным пресс-релизом.
«Сообщили, что якобы доблестно раскрыли преступление. Сейчас, наверное, мы узнаем подробности, мотивы… Но кроме того, что Следственный комитет выдал такой пресс-релиз, что в ходе хорошо спланированных действий, как это они любят писать у себя на сайте, собственно, никаких подробностей не было», — рассказывает журналистка.
Были объявлены имена. Задержанных зовут Мушфиг Гулиев, Рамин Шахмаров и Мушфиг Шихалиев. Всем на тот момент около 40-45 лет, все трое — уроженцы Азербайджана, хотя у двух последних уже было российское гражданство. И еще одна деталь — все они проживают в городе Абдулино, а это почти 300 километров от Оренбурга. И почти сразу появились инсайды, позже подтвержденные следственным комитетом — некоторые из задержанных уже сознались в убийстве. На следующий день суд отправляет всех троих в СИЗО на два месяца.
«Кадры, как их ведут по коридору суда на избрание меры пресечения, были в доступе. Но подробностей из зала суда, как это бывает при избрании меры пресечения, точно не было. Значит, не пускали туда журналистов», — вспоминает Левина.
Спустя почти два месяца относительного затишья общество снова активно обсуждает громкое убийство, а журналисты пытаются хоть что-то понять о деле. Некоторым удается получить инсайд — со ссылкой на анонимные источники в силовых ведомствах сообщают что главная улика в деле — тот самый окурок, который нашли на месте убийства. Что образец ДНК, полученный с этого окурка, совпал с ДНК одного из подозреваемых.
«В какой-то момент показалось, что все довольно стройно Следственный комитет излагает — действительно дали признательные показания и так далее», — говорит Максим Курников.
Мигранты и мясники
В обществе тоже начало складываться вполне определенное убеждение — задержанные явно виновны в жестоком убийстве. И не только потому, что кто-то из них сознался в преступлении.
«Давайте скажем откровенно: хоть и не принято об этом говорить, не принято давать таких оценок, но Россия — довольно шовинистическая страна. Задержание людей кавказской национальности, задержание людей в принципе нерусских, вызывает определенные эмоции у какой-то части общества. Не у всех, конечно, но какая-то часть общества начинает сразу там объяснять произошедшее тем, что это какие-то звери, а не люди», — поясняет Максим Курников.
«Телеканалы уже сразу показывали: жестоких убийц задержали по горячим следам. И в пабликах в социальных сетях много комментариев писали… по этническому признаку, нехорошие комментарии», — добавляет Тимур Рахматуллин из Комитета против пыток.
Кроме обвинений на расистской почве, были и другие — связанные с родом деятельности двоих задержанных. «В массовое сознание попадало то, что эти люди мясники», — говорит Максим.
Мясниками двое из задержанных были в самом прямом смысле — это довольно быстро выяснили журналисты. Они оказались двоюродными братьями, у которых в селе Абдулино был семейный бизнес, вспоминает Альбина Мударисова из Комитета против пыток: они ездили по деревням, забивали скот, выкупали мясо и дальше его перепродавали.
«А, ну, понятно: им привычно, что называется, живое существо насмерть убивать, — передаёт Максим настроения и мысли многих горожан в те дни. — Я бы не сказал, что этот нарратив преобладал. Но он тоже звучал, да».
«Это и в комментариях было, и я со многими знакомыми общался — они говорят, мол, да подумаешь, на коровах много не заработаешь, а тут такого бизнесмена один раз завалил и на всю жизнь обеспечен. Был такой нарратив. Вот, люди забивали скот, а тут малолетнего ребёнка, восьмилетнего, [смогли] исколоть ножом», — подтверждает такие разговоры Тимур Рахматуллин.
Переводчик
Пока все трое уже в статусе подозреваемых находились в СИЗО, новой информации по делу почти не было, и местные журналисты ее активно искали. Повезло той самой радиостанции, на которой работали Максим и Ирина.
«В чем заключалась наша работа? Приходили люди каждую неделю точно, иногда несколько раз в неделю. Люди приходят и рассказывают, делятся, что у них произошло. Иногда приносят прямо все свое судебное дело или переписку с инстанциями. Иногда приходят и просто рассказывают, как их якобы облучают соседи. Из десяти таких встреч две, наверное, потом выливаются в какие-то материалы», — объясняет Максим Курников.
И вот в офис «Эха Москвы» в Оренбурге пришел человек по имени Алик Ибрагимов. Максим уже не помнит, о чем тот сначала начал рассказывать
«Видимо, он держал в голове, что он хочет поговорить на самом деле о чем-то более серьезном. Очень приятный мужчина, азербайджанец, очень интеллигентный, очень спокойный, выдержанный. Как-то он сразу расположил к себе. И он начал издалека заходить, что когда-то работал участковым на территории того места, где сейчас был убит мальчик. И что он эти места хорошо знает», — вспоминает журналист.
Максим понял: персонаж интересный, может рассказать какой-нибудь контекст. К тому же, новостей по делу уже несколько дней не было, а тут хоть какой-то комментарий.
«Но тут выяснилось гораздо больше. Он не просто работал участковым, он после этого сотрудничал с полицией и со Следственным комитетом как переводчик с азербайджанского и на азербайджанский язык. И он рассказал, что работал по этому делу переводчиком — и он уверен, что это невиновные люди, — говорит Курников. — Я признаюсь, в этот момент ты начинаешь думать, насколько человек говорит правду, в уме ли он, в конце концов, насколько он хочет тобой манипулировать. Это довольно сложный всегда психологический момент, когда тебе, с одной стороны, не хочется его спугнуть, с другой стороны, нужно критически отнестись к его словам, нужно понять, насколько то, что он говорит, имеет под собой какую-то почву. Но выяснилось, что да, действительно, он владеет какой-то информацией, которую нигде в публичном поле мы не видели и которую можно попробовать проверить».
Алик Ибрагимов оказался назначенным переводчиком для Мушфига Гулиева. Гулиев — это как раз тот из троих арестованных, у которого нет российского гражданства. Он в России недавно, и пока слабо владеет языком — поэтому ему предоставили переводчика. Максим и Ирина записали с ним интервью. Дальше в подкасте звучат несколько фрагментов из него. Вот как переводчик вспоминает первую встречу с задержанным Гулиевым:
«7 марта меня пригласили в Следственный комитет в качестве переводчика по этому делу. Приехал, там был конвой, в масках были сотрудники, адвокат сидел. Я увидел худощавого, лысоватого мужчину в наручниках. У него были не одни наручники, а двойные наручники, еще тросом он был закреплен к другому сотруднику. Сидел человек весь такой, измученный, потный. Я с ним поговорил. Он оказался родом из моего района. И когда я узнал село, я понял, что он, кроме того, азербайджанец, он еще талыш, талышского происхождения. Я с ним начал говорить уже на талышском. Нашли общих знакомых, даже с этого села. Его отец покойный был учителем, он вырос в нормальной семье. Перед допросом я спросил у него, действительно ли он совершал это преступление. Он говорит, да. Я видел, совершили другие. Я говорю: а после этого как ты жил-то? Там убили мужика, там убили ребенка самым жестоким образом. Как ты с этим жил? Он опустил голову. Говорит: я не знал даже, что они намереваются делать».
Показания на месте
То есть Гулиев признался по меньшей мере в соучастии в этом преступлении. Но в чём была его роль в событиях того утра? Чтобы это выяснить, следственная группа вместе с задержанным выехала на место убийства для дачи показаний. Рассказывает переводчик:
«Мы туда выехали уже ночью на трех или на четырех машинах. Когда мы туда выехали, в составе следственной оперативной группы были с автоматами, — я не знаю, это Росгвардия или спецназ, но они были в масках все, на огромной машине типа “Урал” для конвоирования особо опасных преступников. Там были кинологи с собаками, окружили этот район полностью. Были еще статисты, поставили машину, где он ставил машину, и там, где джип, поставили джип, вот он все это рассказывал».
Представьте себе сцену — маленькая грунтовая улочка в частном секторе, рядом перекресток. Возле стенки стоят четыре больших мусорных металлических контейнера. Гулиев перед большой следственной группой рассказывает, как все произошло. Он утверждает, что стал случайным свидетелем убийства, о подготовке которого ничего не знал. Просто он просил знакомых подвезти его, а они остановились — указывает на место, где именно остановились — вышли из машины и начали разговаривать с мужчиной, когда тот выбрасывал мусор. Сам Гулиев, по его словам, в это время тоже вышел из машины и закурил.
«Он рассказывал, как видел, что они вышли из машины, разговаривали с водителем джипа, потом начали драться, я видел, лезвие ножа там блестело. А когда, говорит, ребенок вышел из машины, присел, что-то закричал, вот один из этих задержанных взял его на руки и закинул в машину. А что происходило внутри машины, он не видел. Он еще говорил, мальчик кричал, а мужик лежал из-за забора, ну, где, в мусорном баке. Он видел, что лежит человек на земле. Он говорит, я не подходил. Он показал, вот, это камень, я даже споткнулся, говорит, и пошел назад, сел в машину. Я понял, что этот человек здесь находился, этот человек здесь был когда-то. Потому что так чётко рассказал, где он бросил окурок, всё такое. Потом, говорит, один вернулся, сел ко мне в машину, а второй сел за руль этого джипа и поехали», — рассказал в интервью Ирине и Максиму Алик Ибрагимов.
Другие участники этого следственного действия также подтверждают, что Гулиев очень уверенно ориентировался на месте и упоминал много деталей, вспоминает Альбина Мударисова:
«Понятые, которые участвовали в проверке показаний на месте, где Гулиев говорит, кто где находился, где, кто, кого, как убивал и как он за этим якобы наблюдал, — скажут, что Гулиев вел себя ровно, нигде не путался, все говорил очень четко. Даже руководитель криминалистического отдела Следственного комитета скажет, что он тоже принимал участие в этой проверке показаний на месте, и у него тоже не вызвало никаких подозрений, что Гулиев что-то там сочиняет».
Что Гулиев не сочиняет, вскоре подтвердил другой задержанный, Шихалиев — он признался в совершении убийства. Находясь в СИЗО, он написал явку с повинной. Она почти дословно повторяла показания Гулиева на месте, рассказывает Альбина Мударисова :
«В явке с повинной Шихалиев написал, что они находились в машине с Шахмаровым, Гулиев находился на заднем сиденье, и Шахмаров сказал, что нужно переговорить с некоторым мужчиной для того, чтобы у него затребовать документы и деньги. Мужчина не соглашался отдавать денег и предоставлять документы, все скатилось в оскорбления, и тогда Шихалиев, у которого с собой был нож, начал его колоть в бок до тех пор, пока тот не перестал сопротивляться. И в итоге, когда они обратно якобы ехали в Абдулино, Шахмаров сказал, что в Тойоте находился ребенок, и ему пришлось его убить».
Очная ставка
Итак, один из задержанных признался, что видел, как двое других совершили жестокое убийство. А затем второй признался, что совершил его. После этого у переводчика не было сомнений, что все произошло именно так, как рассказал Гулиев. Но верить в это не хотелось.
«Ему было очень непонятно и обидно, что его земляк вот такое преступление совершил. Именно так. Он просто не мог поверить, что действительно его земляк мог совершить такое преступление», — говорит Максим.
Но третий задержанный, Шахмаров, пока ни в чем не признается. Тогда следствие назначает очные ставки между всеми задержанными. Переводчик присутствует на ставке между Гулиевым и Шахмаровым. И тут происходит первая сцена, которая заставляет его сомневаться:
«Когда один из задержанных ему говорит, давай, как истинные мусульмане, принесем сюда Коран, каждый из нас положит руку на Коран, скажет, что говорит правду, он тогда резко отказался. Я, говорит, боюсь, я на Коране не буду клясться», — вспоминал Алик Ибрагимов.
«Стоит отметить, что все трое верующие мусульмане, и поклясться на Коране — это не пустой звук. Это очень серьезная клятва. И Гулиев сказал, что на Коране клясться он не будет. А поскольку переводчик тоже был мусульманином, его это как-то напрягло, заставило задуматься, что что-то тут неладное происходит», — поясняет Альбина Мударисова из Комитета против пыток.
На той же очной ставке один из подозреваемых заявляет, что у него есть алиби.
«Шахмаров, когда очная ставка была, просил следователя: проверьте Абдулино, Шарлык, Оренбург. Везде же есть камеры. Наша машина заезжала вообще в этот день в Оренбург? — рассказывал переводчик Алик Ибрагимов. — А у них серебристая 99-я. Я в этот день был в Абдулино, говорит Шахмаров. Мы, говорит, в этот день резали корову или быка. И мы заходили в администрацию, брали оттуда справку. И сотрудники администрации могут подтвердить, что я лично заходил именно около 9 или 10 часов. Если преступление совершено в 9 часов, мы не могли никак в 10 часов, в полдесятого быть уже в Абдулино».
Это тоже добавило сомнений. Но, допустим, алиби можно и сфабриковать — кто-то другой мог получить его на их имя, или им удалось оформить его задним числом. В конце концов, если убийство было спланировано, такое можно подстроить. Но следующее следственное действие оставило еще больше вопросов.
Опознание
«7 числа провели опознание. Там были какие-то свидетели, которые видели преступников, потому что изначально ориентировка была лица славянской внешности на черной «Приоре». Я так понял, свидетелей было два человека, мы их не видели, они опознавали через зеркальные стекла. Вот именно вот этого человека, у которого я был переводчиком, Гулиева никто не опознал. Первый вообще никого не опознал, а второй свидетель опознал статиста», — говорил переводчик Алик Ибрагимов.
Статисты — это случайные похожие люди, которые стоят на опознании рядом с подозреваемым, чтобы снизить вероятность ложных опознаний. Если свидетелю кажется, что он узнал преступника, но он ошибается — с большой вероятностью он покажет на статиста. Но с Гулиевым ладно — он в сам момент убийства якобы был не в центре событий, а в стороне, его могли и не запомнить. А что там с другими подозреваемыми, с теми самыми мясниками?
«Я потом разговаривал с другими переводчиками, там тоже никого не опознали, только одного, якобы он похож и был в этой одежде, но он потом говорил: как могу быть я в этой одежде, если у меня одежда вся изъятая, говорит, это уже другая одежда на мне. То есть получается, что никто никого не опознал» — пояснял переводчик Ибрагимов.
Сильно позже юристы узнают, что опознание проводилось с явным нарушением — и даже несмотря на это, большинство свидетелей не узнали преступников.
«Статисты, которые участвовали в следственном действии при опознании, были без наручников, а наши задержанные были в наручниках. Может быть, конечно, там не было никакого сговора, но совершенно очевидно, что если этот человек стоит в наручниках, значит, он представляет опасность, а два других не представляют. Поэтому, скорее всего, вот эти вот люди, которые в наручниках, и являются теми самыми, кого надо опознать», — рассказывает правозащитница Альбина Мударисова.
Отказ от показаний
Эта серия следственных действий оставила Алика в сомнениях. Через неделю его снова приглашают в Следственный комитет, и тут уже начинается совсем странное.
«Он сказал, а мне же обещали отпустить меня. Почему меня арестовывают? Я отказываюсь от своих показаний, — вспоминал переводчик Ибрагимов. — 17-го числа меня приглашают обратно туда. Смотрю, этот Гулиев дает показания обратно, что с ним не эти ребята были. Был некий Руслан. Опять следственная группа и все остальное».
Похоже, что у Гулиева была какая-то договоренность со следствием — что его освободят, если он даст показания на Шахмарова и Шихалиева. Как только его тоже отправили в СИЗО в статусе подозреваемого, он начинает отказываться от всего, что наговорил про них ранее. А кроме его показаний, у следствия на братьев-мясников ничего нет, кроме той самой явки с повинной от одного из них. Дело разваливается, а следствие предпринимает еще одну попытку получить доказательства, только теперь — доказательства уже вины самого Гулиева в убийстве:
«И мы должны были поехать на место. Я ему объяснил суть дела: сейчас мы поедем на место, будет макет, изготовленный из картонки нож, ты на месте должен показать, как наносились удары. На что он ответил: “Я, конечно, покажу, как наносились удары, потому что я видел фотографии убитых, мне уже показывали. Труп ребенка, труп мужчины. Я видел, куда наносились удары. Зачем мне туда ехать?” И когда следователь предложил ему поехать на место, он на основании 51 статьи Конституции отказался. Это его право», — рассказывал переводчик.
Из этого рассказа Алика становится понятно — дело как минимум странное, а вполне вероятно, что и совсем шитое белыми нитками.
«И тогда мы с Ириной Левиной поняли, что надо обязательно браться за это дело и надо обязательно рассказать об этом. Потому что по той информации, которую мы имели, получалось, что эти люди будут обвинены в преступлении, которое они не совершали. Преступление настолько тяжкое и настолько резонансное, что жажда коллективного отмщения будет большой, и, конечно, защищать этих людей в такой атмосфере будет очень сложно. Мы понимали, что наша задача — рассказать не о том, что нам известно, что они совершали или не совершали, а о том, что то, как доказывается это преступление, не соответствует нормам, правилам, требованиям, которые должны быть», — вспоминает шеф-редактор «Эха Москвы» в Оренбурге Максим Курников.
***
Итак, что журналистам известно на конец марта? Из троих задержанных двое дали признательные показания. В ходе следственных действий переводчик заметил много странностей, а затем один из подозреваемых отказался от своих показаний. Во второй части мы узнаем побольше о каждом задержанном — и поймем, виновны ли они. Слушайте через неделю. Это был «Самый настоящий детектив» от Эха, меня зовут Кирилл Набутов, до скорой встречи.
Это текстовая версия третьего эпизода подкаста «Самый настоящий детектив».
Над выпуском работали:
автор сценария Олег Ян
редактор Артем Беседин
продюсер Руслан Валиев
композитор и саунд-дизайнер Антон Образин
ведущий Кирилл Набутов