«Особое мнение» Валерия Соловья
Вот это конфликт такого сорта, который разделит политэмигрантов или политически ангажированных людей на симпатизантов, условно, одной группы и на симпатизантов другой группы. Это будет продолжаться. Это то, что надо, допустим, людям, не заинтересованным в каком-либо влиянии политэмиграции на процессы в России. Мне кажется, что-то, что им нужно было, они получили в конечном счете…
А. ВЕСНИН: 11 часов 2 минуты в Петербурге. Всем добрый день. Меня зовут Арсений Веснин. Это Ютюб-канал «Ищем выход», Ютюб-канал, который ведут журналисты «Эха Петербурга». Также это метавселенная «Эхо». Поэтому привет всем, конечно, из Петербурга. Привет всем на Ютюбе. Привет всем в метавселенной «Эхо» и потом тем, кто будет слушать наш разговор в подкасте или читать его расшифровку на сайте. Подписывайтесь везде, где можете подписаться. Ставьте лайк, где это получается. Вы прекрасно знаете, что это важно для продвижения этого видео. Тем более сегодня у нас в гостях профессор Валерий Соловей. Валерий Дмитриевич, я вас приветствую.
В. СОЛОВЕЙ: Доброе утро, Арсений. Спасибо за приглашение. Здравствуйте, уважаемые зрители и слушатели.
А. ВЕСНИН: Валерий Дмитриевич, взбодрили нас вчера вечером новости. Во всяком случае, как я вижу по реакциям в соцсетях. Владимир Путин, возможно, с того света или кто-то, кто называет себя Владимиром Путиным, как вы это говорите, обновил ядерную доктрину, и теперь она выглядит в каком-то смысле еще более угрожающей, чем была. В любом случае ядерная доктрина звучит страшно.
Но тут, на что все обратили внимание, теперь ядерное оружие России может применяться в случае, если ядерные державы не нападают прямо на Россию, но какая-то страна при поддержке других ядерных держав атакует Россию. В общем, речь-то понятна, о чем идет – Украина, которую поддерживают Америка, Великобритания и так далее. Плюс речь еще идет о том, что ядерное оружие Россия может применить, если будет она атакована, например, массово дронами и так далее. Что это такое? Объясните, пожалуйста, к чему это сейчас все делается?
В. СОЛОВЕЙ: Арсений, вы очень точно употребили формулировку, хотя я думаю, в данном случае она неизбежна, «выглядит угрожающей». Выглядит – это не означает, что это реальная угроза. На самом деле это попытка провести так называемые – один из излюбленных терминов Кремля – красные линии. Ну, еще раз красным, что ли, их окрасить, если хотите. Прошу прощения за невольную тавтологию. Здесь видно, что есть две аудитории.
Первая – это внутренняя аудитория, особенно Z-патриотическая, хотя не только она. Это аудитория, которой надоело, что гибнут в результате подрывов, падения обломков БПЛА русские арсеналы, что залетают эти беспилотники, а может быть, и не совсем беспилотники, а может, и ракеты все дальше и дальше и на самом деле, несмотря на все угрозы российского руководства, ничего не происходит. Это вот одна аудитория.
И она связана в данном случае, как ни странно, со второй аудиторией – это уже западные политики и чиновники, от которых зависит решение вопроса о том, давать ли Украине карт-бланш на использование западного дальнобойного оружия по отдаленным территориям Российской Федерации. Вот пытаются их напугать одной красной линией. Но дело в том, что здесь получается, помните, как с фразой Льва Толстого знаменитого об Андрееве: «Он пугает, а мне не страшно». Обратите внимание, никакой бурной реакции ужасающей на Западе не было и в помине.
Дело в том, что цена этих красных линий Западу стала понятна в августе, после 7 августа, когда началось вторжение украинских войск в Курскую область. Тогда, по идее, эти красные линии должны были сработать.
Я могу вам сказать совершенно точно, что если бы президент Путин был живой, тактическое ядерное оружие уже было бы использовано. Не потому, что он был таким приверженным красным линиям, а потому, что человек, который смертельно болен, он с гораздо большей легкостью оперирует жизнями и смертями других людей. Он готов отправиться на тот свет, понимая, что это в скором времени для него неизбежно. А сколько он собой потянет, ему все равно. А может быть, ему даже греет душу такое дьявольское ощущение, что он потянет многих.
Нынешние российские руководители, так называемое Политбюро 2.0, оно не собирается ни само направляться в рай. Оно себе сейчас создало некое подобие, хотите, филиала рая в России. Их все устраивает. Зачем им?..
А. ВЕСНИН: Валерий Дмитриевич, ну не могу здесь не уточнить. А если все-таки просто Путин сейчас живой и здоровый и не собирается отправляться в рай, тогда тоже не использует оружие.
В. СОЛОВЕЙ: Арсений, нет. Я понимаю. На все ваши естественные предположения отвечу нет. Вот совершенно точно, 100% мертв. Мертв 26 октября прошлого года. А нынешний в рай не собирается. Но надо же что-то делать. Понимаете, собираются люди, в общем, маститые люди, которые здесь всех в России запугали. И какое-то время тому назад, я бы сказал, до 24 февраля 2022 года, казалось, что они запугали если не весь мир, то всю Европу. И вдруг выясняется, что по ним бьют как хотят и в хвост и в гриву. И вошли на суверенную территорию Российской Федерации, и залетают вражеские средства, давайте назовем их так, гаджеты вражеские все дальше и дальше, рвутся арсеналы.
Что делать-то? Вот скажите. И используется такой дворовой прием: держите меня четверо, а то я сейчас брошусь и вас всех своей ядерной финкой порежу. На Западе прекрасно знают, что никто не бросится и не порежет. Максимум максиморум на что способны (и то не факт) – это провести ядерные испытания. Ну вы вспомните, было сколько разговоров о возобновлении ядерных испытаний на Новой Земле. Вдруг говорят: «Мы, конечно, готовы, но только в том случае, если американцы их возобновят». Означает, вы и к этому не готовы.
А. ВЕСНИН: Это что значит? Что не взорвется бомба они боятся?
В. СОЛОВЕЙ: Технически боятся. Технически. Дело в том, что российский ядерный арсенал боеспособен всего на 15%. 85% арсенала уже небоепригодны. 15% от нескольких тысяч ракет ядерных, от боезарядов, более чем достаточно, чтобы уничтожить все человечество. Но вы наперед, понимаете, до испытания не знаете, ваше изделие взорвется или нет. Если не взорвется, то повторится история с «Сарматом».
Вот страшное оружие, кажется, самое страшное в мире, но оно не летает. Только одни испытания «Сармата» прошли благополучно, все остальные заканчиваются единообразно. Когда меня спрашивают: «А что случилось?», я говорю: «Ничего не случилось. Просто ракета не летает. Она так сделана, по всей видимости, с серьезнейшими конструкционными дефектами». И продемонстрировать городу и миру, что у тебя ядерное оружие еще непригодно, тогда где к чертям окажутся твои красные линии? Даже риторические.
Речь пока идет, по счастью для всех нас и для Запада, Запад прекрасно это понимает, о риторике, об эскалационной риторике, об эскалации риторики, но никак ни о каких действиях. Еще раз повторю то, с чего практически начал, что реакция Запада показывает, что цену этим угрозам он знает. Но я согласен с вами, это звучит всегда неприятно, когда кто-то угрожает ядерным оружием.
А. ВЕСНИН: Почему же тогда Запад, понимаете ли вы, не дает, например, вот эти вот пресловутые разрешения Украине на удары по территории России вот этим вот западным дальнобойным оружием? Если понимает Запад, что бояться, в общем-то, нечего в глобальном смысле, ну так дали бы бить тогда этими своими ATACMS, Storm Shadow.
В. СОЛОВЕЙ: Арсений, ответ тоже прост. Их политики не дюжинного десятка. Это не те политики, которые возглавляли западные страны в 80-е годы прошлого века.
А. ВЕСНИН: То есть Чемберлены, а не Черчилли, да?
В. СОЛОВЕЙ: Это точно не Тэтчер, это точно не Рейган. Это довольно посредственные личности. Тем более, что риски все равно есть. Они понимают, что они имеют дело… Да, хорошо, нет Путина, о чем они знают. Но есть непредсказуемый Кремль, который готов ущипнуть где-то там, который готов в ответ на передачу этих ракет передать противокорабельные ракеты хуситам, который может активировать свою диверсионную сеть в Европе. И сделает это весьма успешно и быстро.
Собственно говоря, западные эксперты и западные государственные деятели, я имею в виду западноевропейские, они уже и так постоянно говорят о том, что Кремль ведет диверсионную войну против Европы. То есть он способен дать, обратите внимание, не ядерный ответ, но асимметричный. Вполне себе способен дать. Зачем это? Зачем будоражить собственное население? Американцы в этом смысле находятся в гораздо большей безопасности. Поэтому они так подзуживают, говорят: «Ну, если вы, англичане, французы, не против, ну хорошо, дайте это добро».
Понимаете, согласие может носить непубличный характер. Вот немцы, ну Шольц я имею в виду, сказали публично: «Мы не дадим такого согласия». Французы и британцы могут на словах промолчать, а фактически – ну давай, давай, давай.
Но здесь мы упираемся вот во что. Сколько ракет способны передать украинской стороне? И способно ли это количество ракет повлиять на стратегический баланс? Ответ на первый вопрос: ограниченное число ракет способны передать, даже Англия, Великобритания и Франция.
И второе важнее: несмотря на то, что они выносят арсенал и способны вынести штабы, на стратегический баланс это все равно не повлияет. То есть это не обеспечит стратегический перелом в военных действиях для Украины. Это способно затормозить какое-то продвижение российских войск, способно повлиять на стоимость военных действий действительно и способно, как ни странно, стимулировать стремление России к мирным переговорам. Потому что на самом деле вторжение украинских войск в Курскую область стимулировало поиски мирного решения со стороны Кремля, вы удивитесь.
А. ВЕСНИН: А как это происходит?
В. СОЛОВЕЙ: Это происходит через посредников, это происходит на нейтральных площадках. Идут интенсивные мирные консультации с украинской стороны не напрямую. Хотя Зеленский сам признал публично, что, по крайней мере, по видеосвязи один раз это были прямые консультации. В основном они идут не по видеосвязи, через посредников. Я могу сказать, я не буду заходить очень далеко, что, как ни странно, я знаю, это вот покажется сейчас очень странным, по ряду пунктов стороны близки к взаимопониманию. По ряду пунктов мирного соглашения.
А. ВЕСНИН: Именно мир или прекращение огня?
В. СОЛОВЕЙ: Здесь будет два этапа. Первый этап – это прекращение огня. Второй этап – это полноценные мирные переговоры, понятно, что они будут очень тяжелыми, с заключением мирного договора. Что касается сроков. Все должно завершиться, насколько я знаю, до конца следующего года. Обращаю ваше внимание, «все» – это означает подписание уже мирного договора. Прекращение огня, соответственно, должно случиться раньше. Но должно – это не означает, что это неотвратимо произойдет, потому что очень много переменных, включая те, которые нам не известны. И что-то может сломаться.
Напомню, что в апреле 2022 года стороны были очень близки уже к заключению договора, который был бы, в принципе, весьма небезвыгоден Украине. А для России он бы выглядел отступлением от тех целей, которые она провозглашала. Но тогда обстоятельства – я сейчас не берусь выяснять, какие именно – помешали договор заключить. Поэтому сейчас, несмотря на то что украинская сторона тоже понимает, несмотря на декларативное объявление так называемого плана мира, который, в общем, выглядит малореалистичным…
А. ВЕСНИН: План победы?
В. СОЛОВЕЙ: Да, да. Это выглядит малореалистичным. Но, понимаете, это нормально для воюющей стороны. Нормально, когда вы на словах объявляете одно. А любые мирные консультации всегда проводятся негласно и за кулисами. Всегда. Причем они ведутся сейчас через посредников. Когда они уже примут прямой характер, непосредственно российский украинский, они тоже будут поначалу скрываться и вряд ли долго их удастся таить в тайне. Арсений.
А. ВЕСНИН: Спасибо, Валерий Дмитриевич, за маленький перерыв. Друзья, сейчас напомню, поставьте, пожалуйста, лайки нашей трансляции. Если вы хотите и можете поддержать наш канал, тут вот все написано на видео и под видео, как это можно сделать. Спасибо за поддержку.
Валерий Дмитриевич, у меня вот тут вопрос. Раз вы говорите, что уже нащупана какая-то общая почва между Россией и Украиной, все-таки на базе чего могут быть эти договоренности? То есть какая-то линия разграничения. Очевидно, что Россия какие-то территории аннексирует, захватывает. Украина, соответственно, их отдает. Куда смотреть надо?
В. СОЛОВЕЙ: Вы знаете, вот сейчас речь идет о признании не довоенного статус-кво, а все-таки послевоенного статус-кво. Но при этом нынешняя линия фронта не считается линией разграничения. Извините, намеренно туманно выражусь, потому что здесь какая-либо конкретика способна этому процессу помешать. Я вполне серьезно. То есть она может вызвать не очень здоровую реакцию со стороны людей…
А. ВЕСНИН: Я правильно понимаю, что вы имеете в виду, что Россия заберет не так много, как сейчас контролирует?
В. СОЛОВЕЙ: Да, вы правильно понимаете. А если контекст сложится для украинской стороны очень благоприятно, то, возможно, она почти или даже полностью добьется своих целей. Но еще раз. Здесь, понимаете, неспроста процесс разведен на два этапа. Первый процесс, первая часть или первый этап – это прекращение военных действий, то есть, собственно, замирение без заключения обязывающего договора. А вторая часть – это заключение договора. Расчет в том числе и на то, что за то время, которое пройдет, которое необходимо для проведения переговоров, многое может измениться. Это всегда очень контекстуально. Это первое.
И второе. С российской стороны заявлены две позиции. Это очень важно понимать. Потому что две группировки элиты на самом деле придерживаются различных позиций. Одна группировка придерживается позиции признания статус-кво государственной границы. То, что сейчас есть, признается как новая государственная граница без всяких подвижек. И вторая позиция – ее представляют люди, склонные к более широкому и очень гибкому компромиссу. И они гораздо ближе или находятся на той позиции, которую сформулировали вы, тоже довольно обтекаемо.
Поэтому все очень-очень непросто, я вам честно скажу. Но тем не менее есть понимание и с украинской стороны, что вот на этом этапе нельзя получить все то, что провозглашается. Это понимание есть.
Другое дело, здесь встает, вы прекрасно понимаете, вопрос того, как государство – украинское и российское – строит свои отношения с обществами. Российское государство легко продаст любой результат как победу. Легко. Без всяких проблем. Та же пропаганда заявит, что все цели достигнуты, а то, что мы уходим сейчас в казармы, это замечательно, потому что враг разгромлен, оружие натовское уничтожено, если надо, мы из казарм быстро вернемся.
А вот как украинской стороне продавать компромисс? Я имею в виду украинскому государству украинскому обществу как это продать как победу? Вот это очень сложный вопрос. И я думаю, что это одно из обстоятельств, да что там думать, это понятно всем, кто хоть чуть-чуть интересуется политикой, одно из обстоятельств, которое сдерживает украинскую власть в поиске компромиссов и в поиске мирных решений. Это неизбежно, потому что такой характер взаимоотношений между украинским государством и украинским обществом. Арсений.
А. ВЕСНИН: Тут вас спрашивают, а все-таки вы понимаете, почему тогда в Стамбуле переговоры в апреле 2022 года провалились, почему не был заключен мир тогда?
В. СОЛОВЕЙ: Я не уверен, что была одна причина, которую отечественная пропаганда находит в действиях то Бориса Джонсона, в словах его, то в словах американцев. Я думаю, что был комплекс причин. Решение все-таки принимали украинцы. Решение принимали они.
А. ВЕСНИН: То есть это со стороны Украины не состоялось?
В. СОЛОВЕЙ: Да. Почему? Потому что они сочли некоторые условия для себя неприемлемыми. Очень возможно. Я не берусь судить. Но я бы не объяснил это только одной причиной. Мне кажется, что это был комплекс обстоятельств.
А. ВЕСНИН: Валерий Дмитриевич, вот про нынешнюю ситуацию. Вот вы говорите, что российские власти готовы к довольно серьезным компромиссам. Что же мешает этим переговорам тогда начаться? То есть Зеленский много раз говорил: «Я готов уже разговаривать, даже готов разговаривать с Путиным». Вот он сейчас в Нью-Йорке. Кстати, он встретился с Байденом. И вот накануне он снова повторял: «Мы готовы к переговорам, готовы к переговорам». Почему российские власти не идут на это?
В. СОЛОВЕЙ: Да по очень простой причине – никто не хочет выглядеть проигравшей стороной. И украинцы не хотят, и российские власти.
А. ВЕСНИН: Ну это же можно устроить. Там Эрдоган говорит: «Я всех приглашаю». Одновременно принимаются приглашения.
В. СОЛОВЕЙ: Да, Эрдоган приглашает. А кто будет подписывать соглашение? Потом, это очень сложная проблема. То есть это соглашение надо долго готовить, действительно долго, долго договариваться до каждой буквы, выверять каждую букву. Потому что обе стороны хотят, чтобы это было юридически обязывающее соглашение и полное соглашение. Здесь невозможно не учитывать, допустим, позицию Запада. Надо ее учитывать.
Здесь важна позиция Китая. Но, кстати, в данном случае если Запад подталкивает Украину к миру, это заметно уже более-менее, то Китай и Индия – Индии-то виднее, чем Китаю, но на самом деле Китай более значимый игрок – подталкивают Российскую Федерацию к миру. И, кстати, Китай в любом случае сдерживает возможность использования Россией ядерных угроз. Даже не оружия, а угроз. Китайцам это категорически не нравится. А поскольку Россия критически зависит (продолжение интенсивных военных действий) от Китая, она не может не учитывать позицию.
А. ВЕСНИН: А почему Китаю выгодно прекращать эту войну? Так со стороны, вроде, наоборот, Россия является таким мощным раздражителем всего западного мира.
В. СОЛОВЕЙ: Нет-нет, вопрос развития экономики, вопрос торговли. Это наносит ущерб.
А. ВЕСНИН: Какой ущерб?
В. СОЛОВЕЙ: Темпы экономического роста снизились, мир находится накануне глобальной рецессии и, может быть, очень глубокой. И одна из причин глобальной рецессии – это ожесточенный кровопролитный конфликт, в общем, по большому счету в сердце Европы. Это не единственная, я сразу скажу, но это одна из причин. И китайцы от этого страдают. Они очень хорошо понимают причинно-следственные связи. Я уже не говорю о том, как страдает Украина. И Россия тоже очень серьезно страдает. Потому что перспективы российской экономики совсем-совсем нерадужны, вопреки тем официальным заявлениям, которые делают, конечно же, российские власти.
А. ВЕСНИН: Вот тут как раз интересно. Вы говорите, что российские власти собираются заключать вот этот вот мир. Как они видят послевоенное будущее России? Сейчас в каком-то смысле экономика России действительно оказалась на подъеме. У многих даже вырос уровень жизни. Мы это видимо и по статистике, и просто по людям. Война закончится, соответственно, придется перекраивать бюджеты, которые пока только становятся все более и более военными, придется перераспределять ресурсы, вернутся люди с фронта. В общем, известно, когда война заканчивается, экономические чудеса заканчиваются тоже и превращаются в такую большую тыкву. Как видят эту ситуацию российские власти?
В. СОЛОВЕЙ: Знаете, Арсений, они видят точно так же, как и вы. Другое дело, что они об этом не говорят. Они понимают, что этот рост имеет злокачественную природу. Это вот как раковая опухоль. Она растет очень быстро. Но надо ли гордиться этим ростом? То есть власти это понимают. Это первое.
Второе, что еще, я бы сказал, опаснее для нас с вами перспектива – они понимают, что неизбежен тяжелейший экономический кризис. Он неизбежен. Они к нему сейчас готовятся. Вот сейчас обсуждается мера замораживания банковских вкладов. Вот сейчас она обсуждается российским руководством. Потому что они не знают, как выйти из того финансового кризиса, который на страну надвигается.
А. ВЕСНИН: В смысле замораживать банковские клады?
В. СОЛОВЕЙ: Замораживание банковских кладов.
А. ВЕСНИН: Как накопительные пенсии.
В. СОЛОВЕЙ: И введение лимитов на возможность ими пользоваться. То есть вы сможете в месяц снимать не более определенной суммы. Я вполне серьезно это сейчас. Это не теоретически обсуждается, это обсуждается практически, когда эту меру использовать, когда ее вести в действие. Знаете, что это все значит? Это что, от процветания, от такого небывалого экономического роста? Нет, такие шаги обсуждаются от колоссальных экономических проблем.
А вслед за замораживанием предполагается провести деноминацию, то есть обмен денежных знаков. Ну, там будут отрезать нули. Я не знаю, сколько нулей. Деноминацию давно готовили. Сейчас считают, что это будет один из способов – замораживание вкладов и деноминация – предотвратить финансово-экономическую катастрофу.
А. ВЕСНИН: Когда стоит ждать?
В. СОЛОВЕЙ: Будут решать в зависимости от ситуации. Пока еще, знаете, как в старой истории, оттягивают конец, свой собственный конец. Потому что последствия ведь тоже очень серьезные и негативные. Я имею в виду общественную реакцию. Одни говорят, что надо это сделать в конце этого года. Другие говорят, что давайте мы подождем до следующего года. Пока что монетарные власти говорят, что они не исчерпали весь арсенал. Еще раз повысят ставку, еще раз повысят банки ставки по депозитам, еще больше этот пылесос выкачает, а потом скажут: «Ну зачем вы несли деньги? Ну все теперь. Все».
А. ВЕСНИН: Ну вот раз у нас такой пока еще был немножко геополитический разговор, внутрь России мы, наверное, во второй части перенесемся, вот уже в сами коридоры власти. Все-таки тут Трамп выступил довольно любопытно. Сказал, что Россия вообще чуть ли непобедимая страна, там Гитлера победила, Наполеона победила. Отказался встречаться с Зеленским. Понятно, что у Зеленского и у западного мира есть некое сейчас напряжение перед вот этими американскими выборами. Есть ли у вас понимание, во-первых, как закончатся американские выборы, все-таки Харрис или Трамп, и как это повлияет, соответственно, на нас на всех?
В. СОЛОВЕЙ: Вы знаете, нет понимания, каков будет этот исход. Это вот дефект демократии, Арсений. Мы не знаем, как там завершатся выборы. Ну вот не знаем.
А. ВЕСНИН: Ну, может быть, там уже в службе СВР как-то посчитали, внедрились.
В. СОЛОВЕЙ: Посчитали, посчитали. Шансы Камалы Харрис выглядят пока более предпочтительнее. Но тем не менее это не означает, что исход предрешен.
А. ВЕСНИН: Если Трамп вдруг выиграет выборы, насколько это будет катастрофически для Украины и насколько это будет хорошо для России? Или вообще все не так?
В. СОЛОВЕЙ: Не очень понятно, каковы будут последствия. Позиция Кремля не только официальная, но и фактическая состоит в том, что готовы иметь дело с любым победителем. И неизвестно, какой для России окажется лучше. Потому что была и есть группа оптимистов, возлагающих надежды на Трампа, которые полагают, что с Трампом удастся договориться. И есть группа, я бы сказал, реалистов, исходящих из предшествующего опыта, которые говорят: «Слушайте, он победил в 2016 году. Ну и что? Удалось нам с ним договориться? Вообще он непредсказуем».
И одновременно эти люди говорят: «Ну помилуйте, если посмотреть на Харрис, если она будет наследовать линию Байдена, мы же знаем, как иметь дело с Байденом. Ну ничего же катастрофического для нас не произошло. Ну точно, видимо, так же будет проводить политику и Харрис. Тем паче, что усталость от Украины накопилась, все равно неизбежно она накапливается, и что Запад в целом склоняется в пользу поиска мирного компромисса. То есть это не так уж и плохо для нас». Поэтому ясных симпатий нет, вот ясно выраженных.
Скажем, Николай Платонович Патрушев, он симпатизант Трампа. Он был уверен, что Байдена не заменят и, конечно же, в этой конкуренции выиграет Трамп. И поэтому вот тот обмен политзаключенными или, хотите, пленными политическими, политическими заложниками, он первоначально предполагался быть осуществленным после победы Трампа на выборах. Это должен был быть жест доброй воли со стороны российского руководства в пользу Трампа. Как только, обратите внимание, Байдена заменила Камала Харрис и стало понятно, что исход не предрешен, предпочли сделать жест доброй воли в отношении демократической администрации и сказали: «Смотрите, мы готовы». Кстати, возможно, будет еще жест сделан.
А. ВЕСНИН: Обмен тоже?
В. СОЛОВЕЙ: Да, новый обмен возможен. Я не хочу сказать, что он предрешен, но, в общем, в структуру ситуации это заложено, возможность нового обмена. И речь шла о том, когда первый проходил, что будут и последующие обмены. Естественно, о подготовке нового обмена сейчас никто говорить не станет, но возможно, что она идет. Возможно. Так что российское руководство сейчас более или менее гибко смотрит на ситуацию.
Но тем не менее, поскольку это самые важные выборы в мире, самые важные действительно, американские, то многие важные решения внутрироссийские отложены на после американских выборов. Считают, что когда они пройдут и будут сделаны первые заявления, ситуация станет яснее, и российское руководство сможет принимать некоторые решения, которые оно пока отложило.
А. ВЕСНИН: Друзья, давайте сейчас мы отложим наш разговор буквально на 30 секунд – минуту. У нас будет небольшой перерыв. Наши зрители дорогие, у вас есть время как раз-таки поставить лайк и поддержать донатом наш канал. Спасибо за то, что вы это делаете. Как это сделать, на Ютюбе здесь все написано. Буквально 30 секунд, и мы с Валерием Соловьем к вам вернемся.
РЕКЛАМА
А. ВЕСНИН: Возвращаемся в эфир. 11 часов 32 минуты в Петербурге. Меня зовут Арсений Веснин. Валерий Соловей у нас в гостях. Валерий Дмитриевич, за кем сейчас стоит следить, за какими политическими фигурами в российской политике? Вот Патрушева вы сейчас вспомнили, что вот Политбюро 2.0. Все-таки кто в ближайшее время будет принимать решения? Может быть, кто-то, наоборот, появится на нашем небосклоне политическом российском?
В. СОЛОВЕЙ: Да, понимаю. В ближайшие, я думаю, несколько месяцев вряд ли кто-то появится из числа неизвестных нам фигур. Это будет все тот же старый состав. Но тут достаточно посмотреть на то, как продлевают срок полномочий Бастрыкину.
А. ВЕСНИН: И Матвиенко переизбрали.
В. СОЛОВЕЙ: Да, и Матвиенко. Матвиенко – это не важная фигура на самом деле. Это уж под сурдинку. Там важнее Бастрыкин. Бастрыкин как раз фигура консенсуса между двумя коалициями – коалицией Чемезова и коалицией Патрушева. Они решили его не трогать. Другое дело, что там на повестке чистка МВД. Неясен вопрос с руководством Генпрокуратуры. Он, скажем так, не до конца прояснен для них.
Чистка в вооруженных силах идет, как вы видите, и она будет возобновлена с новой силой. Это, кстати, одна из причин, по которой российские генералы, понимая бесперспективность военных действий и невозможность добиться стратегического перелома, тем не менее эти действия продолжают. Как только они их завершат, вы понимаете, сразу начнется что? Поиск виноватых, награждение непричастных и наказание невиновных. В данном случае они вполне себе будут виновными.
Будут следить за кадровой диспозицией. По всей видимости, кадровая диспозиция в конце этого года изменится очень серьезно. Ну, я думаю, процентов на 75-80. Я имею в виду состав правительства.
А. ВЕСНИН: То есть министры поменяются?
В. СОЛОВЕЙ: Да. И премьер-министр. Министры и премьер-министр.
А. ВЕСНИН: Мишустина отставят?
В. СОЛОВЕЙ: Да. Обратите внимание, кто фактически выполняет сейчас обязанности премьер-министра Российской Федерации – Денис Мантуров. Это ключевая фигура российского правительства.
А. ВЕСНИН: Вот, кстати, хотел вас спросить. Вот вы про Бастрыкина сказали. Естественно, сейчас говорят Бастрыкин, сразу вспоминается, помните, эта фотография, как он в лупу смотрит на экран компьютера. Они вообще умные? Ну вот Бастрыкин, в частности.
В. СОЛОВЕЙ: Вы знаете, эти люди гораздо часто умнее, чем нам кажется. Понимаете, есть вполне понятное, я бы сказал, для такой интеллигентской, либеральной НРЗБ стремление выставить этих людей не очень далекими.
А. ВЕСНИН: Да, так часто бывает.
В. СОЛОВЕЙ: Да, да, да. Но на самом деле это люди, прекрасно понимающие, как работают механизмы власти. Обратите внимание, как Бастрыкин, допустим, активен в последние месяцы был. Вот любая громкая история, и тут же появляется Бастрыкин и говорит: «А Следком возбудил дело в связи с…».
А. ВЕСНИН: Это, на самом деле, уже несколько лет, даже по всяким бытовым делам.
В. СОЛОВЕЙ: Нет, последние полгода, когда решаются кадровые вопросы, он активнее, чем прежде. Он знает, как работают эти механизмы. Он прекрасно в них разбирается. Он адаптирован к этой ситуации. Он понимает – очень важно – логику системы. Эта логика системы с нашей стороны, с нашей позиции кажется странной, кажется смешной. Но дело в том, что она есть. Если вы хотите, в этой системе находясь и играя по ее правилам, добиться успеха, вы следуете логике, каким бы вы при этом игроком ни выглядели. Главное же результат, понимаете? И они этого результата добиваются.
Что и как относится, допустим, из этого к общественно значимым проблемам… Я думаю, вот эта попытка антимигрантской кампании, в которой Бастрыкин принял посильное и активное…
А. ВЕСНИН: В чем ее смысл, кстати, сейчас?
В. СОЛОВЕЙ: Вы знаете, на самом деле смысл формулирует госбезопасность по большому счету. Она считает – она, кстати, всегда так считала, – что мигранты, в большом количестве мигранты из Центральной Азии, ну из того, что раньше было советской Средней Азией, это угроза национальной безопасности. Они сейчас получили подтверждение после ряда террористических актов, особенно акта в «Крокусе».
И они пытаются сформулировать политику и, в общем, формулируют ее по ограничению миграции в Россию. И им, естественно, противостоит, условно, строительное лобби, именно строительное, которое говорит: «Ну, без мигрантов мы не сможем реализовать ряд проектов, не сможем того, не сможем этого». Как вы понимаете, истина находится где-то посередине, действительно посередине. Пока верх берут силовики.
Но в целом эта политика в отношении миграции нуждается в кардинальном реформировании, понятно. В системном. Не в кампанейщине. Сейчас это такая кампанейщина во многом, но уже затянувшаяся. То есть там число мигрантов действительно сократилось. Выросло число проверок и прочее. Говорят, это относится далеко не ко всей России, даже в Москве это не всюду происходит. Но, так или иначе, какие-то изменения видны. Вот я объяснил, какими мотивами те люди, которые инициировали изменения, руководствуются.
Кстати, опять же, пока был жив Путин, ничего подобного, даже близко похожего на эту кампанию бы не случилось, просто не могло случиться. Как бы не было никаких массовых арестов генералов Генштаба и Министерства обороны. Их просто бы не было.
А. ВЕСНИН: Валерий Дмитриевич, вас наши слушатели сейчас просят еще раз прояснить, я присоединяюсь к ним, все-таки вот Политбюро 2.0 – это кто сейчас?
В. СОЛОВЕЙ: Ключевые фигуры – это Патрушев и это Чемезов.
А. ВЕСНИН: Мантуров – человек Чемезова, я правильно понимаю?
В. СОЛОВЕЙ: Мантуров – человек Чемезова. Но Мантуров в Политбюро не входит. Вот Антон Вайно входит в Политбюро. Бортников (и один из его замов) входит в Политбюро. Нарышкин входит. Но он такой, я бы сказал, кандидат скорее в члены Политбюро. Входят Ковальчуки. Они входят в это Политбюро. Ротенберги входят в это Политбюро. То есть это по наследству досталось от путинской команды. В общей сложности их не более 20 человек.
Все вместе они, как правило, не собираются. Они если проводят, то видеосовещание. Большое удобство сейчас эта видеосвязь. Иногда собираются, что называется, по секциям интересов. То есть, допустим, когда обсуждаются вопросы безопасности, то, естественно, там председательствует Патрушев. Это он делает реприманды военным, он их ругает, он угрожает им репрессиями, он отвечает за силовую часть и в том числе за попытки наступления со стороны российских сил. А что касается экономического блока, то куратор – Чемезов. Такое более или менее разделение профессиональное корпоративное.
А. ВЕСНИН: То, что вы сказали, это таким литературным даже отчасти термином «банка с крысами». Они в какой-то момент должны друг друга перегрызть. Должны ли? Начнется ли это? В какой момент?
В. СОЛОВЕЙ: У них серьезный внутренний конфликт, очень серьезный, чрезвычайно. Сейчас они достигли компромисса касательно схемы транзита, вот как будет осуществляться переход в новой политической власти, когда, в какие сроки, с какими мероприятиями. Дело осталось за малым – решить, кто конкретно станет новым премьером. Вот я назвал фигуру Мантурова. Она считается предпочтительной. Но это не означает предрешенным. Кто станет новым президентом.
А. ВЕСНИН: А Путин-то когда все-таки уже истлеет окончательно?
В. СОЛОВЕЙ: Да, да, да. Они считают, что процесс надо завершить в начале следующего года. До лета, по крайней мере.
А. ВЕСНИН: Они все переносят и переносят эти строки.
В. СОЛОВЕЙ: А это естественно для России. Если это работает, то не трогайте. Может быть, как-то оно само собой решится. Понимают, что само собой не решится, потому что ситуация поджимает, что экономический кризис на носу (вот то, о чем мы с вами говорили в первой части), что надо договариваться о мире.
Это, кстати, тоже водораздел очень серьезный. У них разное видение будущего России, у этих группировок. Допустим, у одной группировки будущая Россия – это путинизм без Путина и очищенный от язв, ну вот там от коррупции, но при этом с закручиванием гаек, естественно.
А вторая группировка говорит: «Ну нет, ну помилуйте. Мы уже все это попробовали. Если мы хотим договориться с Западом, то нам, во-первых, надо заключить мирное соглашение с Украиной, которое устроит и Украину, и Запад. А это не так просто. И второе – мы не можем идти прежним курсом. Потому что в этом случае санкции будут сохраняться». А они хотят снятия санкций. Они понимают, что без снятия санкций российская экономика обречена. Нельзя полагаться только на Китай.
И это очень серьезный принципиальный водораздел. То есть впервые в России за 25 лет раскол элит-то случился на самом деле. Помните, этим термином мы постоянно оперировали, но его не было. А вот сейчас он случился. Но он носит для нас незаметный характер. Он манифестируется в очень скором времени, когда мы увидим кадровые перестановки и, возможно, в той или иной мере прямые конфликты между этими группировками. Они пытаются этого избежать. Они не хотели бы доводить дело до, не знаю, вооруженных, что ли, эксцессов.
А. ВЕСНИН: Популярная нынче тема – империализм или, наоборот, антиколониальное движение. Вот этот конфликт, он все-таки может вылиться в то, что какие-то регионы отвалятся от России?
В. СОЛОВЕЙ: Я считаю это крайне-крайне маловероятным. Я думаю, что с этой точки зрения наиболее опасен Северный Кавказ. Там всегда любой кризис проявлялся и проявляется гораздо острее, чем в материковой России. Это традиционно. Это мы с вами видели на протяжении последних более чем 30 лет. И там кризис будет проявляться гораздо острее, безусловно, в любом случае.
Означает ли это, что кризис автоматически приведет к сепаратизму, я не уверен. Потому что, опять же, по крайней мере в ряде республик Северного Кавказа, насколько я знаю, среди общества есть ясное понимание, что а как без России-то прожить? Вот как прожить вне этого государства? Вот каким образом? То же самое относится более или менее к республикам Поволжья.
И на самом деле какой-то экономический потенциал для относительно автономного существования есть только у Татарстана. Ни у какой другой республики этого потенциала нет. Но есть ряд ограничений для реализации этого потенциала. Это вопрос рационального выбора всегда: вы что-то больше получите или больше проиграете.
Вот когда Советский Союз распадался, там рациональный выбор был, несмотря на все риски и издержки, в пользу ухода. Сперва началось со стран Балтии и Закавказья, потом это стало очевидно для всех. Если центральная власть, как выяснилось в августе 1991 года, не способна удержать страну, не способна предложить какой-то программы, вообще малодееспособна в целом, ну лучше просто направиться в самостоятельное плавание. Они и направились.
Сейчас ситуация другая. Не стоит воспринимать Россию как копию Советского Союза. Это совсем не так. Это совсем не так, потому что и этническая композиция другая, и распространение российской культуры, в общем, безальтернативно. В России российский, даже не российский, а русский культурный стандарт. То есть это другая на самом деле страна, не Советский Союз.
А. ВЕСНИН: Валерий Дмитриевич, Кадыров все-таки в Политбюро или нет?
В. СОЛОВЕЙ: Нет, он не в Политбюро, естественно. Но он получил карт-бланш на формирование системы преемственности власти в своей республике.
А. ВЕСНИН: Отсоединяться пока не собирается?
В. СОЛОВЕЙ: А зачем? Если ситуация сложится так, что можно пуститься в самостоятельное плавание, тогда и будут приниматься решения. Сейчас она таким образом не выглядит. Можно получать все от Кремля, что ему надо. Он и получает все. Ну, за исключением Wildberries. На Wildberries претендовал гораздо более влиятельный претендент. Он его и получил.
А. ВЕСНИН: Да, кстати, что с Wildberries? Как это вообще все происходит? Под носом у Кремля вот эта склока.
В. СОЛОВЕЙ: Это не под носом у Кремля, это с участием Кремля. Просто Бакальчук сделали предложение, от которого она не могла никак отказаться. За это предложение ей сохранили часть Wildberries, ну в обмен на ее согласие. И все. А муж не понял, с кем он имеет дело, с кем и с чем, и обратился за помощью к лихим джигитам. Ну вот все закончилось. История закончилась. Судьба Wildberries была предрешена ровно в тот момент, когда определенная группа людей решила сделать предложение Бакальчук.
А. ВЕСНИН: А это кто?
В. СОЛОВЕЙ: Не буду говорить.
А. ВЕСНИН: Ну ладно, хорошо. Давайте тогда к другой банке с крысами. Наверное, тоже так можно сказать. Хотя, может быть, я кого-то и обижу этим. Обсуждается, наверняка вы видите это, очень-очень активно вот этот «Невзлингейт», ситуация, которая происходит в оппозиции. Я не буду ее сейчас даже нашим слушателям уже описывать. Мне кажется, все прекрасно понимают, о чем идет речь. У многих разные точки зрения. Ваше понимание, Валерий Дмитриевич. Во-первых, все-таки, может быть, как-то от спецслужб приходит. Они это как-то продали, радуются этому скандалу, не знаю, может быть, заплатили Невзлину? Вообще что здесь происходит?
В. СОЛОВЕЙ: Ну понятно, что без спецслужб здесь не обошлось. И даже ФБК, который у нас признан экстремистской и террористической организацией, это признает, что вот один из их информаторов связан с ФСБ. Ну и сам информатор, давая интервью и находясь сейчас в Москве, это и прямым, и косвенным образом признает. Это просто о фактах.
Второе. В целом я не прокурор, не судья, не следователь и не эксперт-криминалист. Я не могу судить и, честно говоря, не собираюсь, кто здесь прав, кто виноват. Я могу судить о последствиях. Последствия есть, они очевидны.
Первое. В целом российская оппозиция, политическая эмиграция, точнее, она, конечно, претерпела колоссальный репутационный, имиджевый урон. Колоссальный просто. Потому что сейчас любой человек, даже относящийся к ней с симпатией или нейтрально, он скажет: «Слушайте, ну а чем вы лучше Кремля? Ну чем? Объясните. Может быть, Кремль правильно делал, что вас выдавливал, гнобил вас? Может быть, правильно?» Эти вопросы неизбежно встают.
И второе. Исходя из имиджевого, репутационного ущерба и даже провала, не провала, а катастрофы, политическое влияние, соответственно, на общество в России минимально будет.
А. ВЕСНИН: Оно и было минимальным, в общем-то.
В. СОЛОВЕЙ: Оно не было таким уж минимальным. Давайте вспомним, когда была возможность кратковременная легальной политики, выборы, допустим, в Думу были, в общем, призывы некоторых людей из-за рубежа влияли на политическое поведение, это правда. Но обратите внимание, что те люди, которые повлияли на политическое поведение, они не участвуют в этом конфликте. Они воздерживаются от публичных оценок. Они хотят находиться в стороне.
Мне кажется, что это очень трезвое поведение. Потому что вы точно ничего не приобретете, даже если попытаетесь выступить в роли, как говорил Бисмарк, честного брокера, но вы совершенно абсолютно точно потеряете, если вы в это дело влезете. Вас будут с обеих сторон клевать, и вы совершенно точно потеряете. Поэтому наиболее трезвомыслящие люди, думающие о каком-то будущем России, в этом публичном скандале не участвуют, безусловно.
Ну а что контора? Конечно, довольна, помилуйте. Ну помилуйте. Да, она могла подбросить материал, конечно, горючий материал, дровишек, спички дать. Но в конце концов поджигает же кто-то сам, понимаете?
А. ВЕСНИН: Здесь же действительно, Валерий Дмитриевич, ситуация такая, как, мне кажется, многие наблюдатели правильно говорят, это же не просто совсем срач внутри российской оппозиции, простите за это слово, но оно уже термином, наверное, стало применительно вот к этой вот эмиграции политической российской, дело в том, что действительно один из заметных людей, судя по всему, и я знаю этих расследователей, которые занимались этим расследованием, я внимательно прочитал, посмотрел это видео, довольно серьезные аргументы звучат в пользу того, что Невзлин причастен к этим событиям.
То есть как бы есть прям серьезное основание задуматься. И история довольно серьезная. То есть это не просто «ты плохой, я плохой, тебя Кремль купил, нет, тебя Кремль купил». Это все-таки нападение, покушение на жизнь.
В. СОЛОВЕЙ: Арсений, я вас понимаю, но я остаюсь сторонником позиции – уж извините, это банально прозвучит – пусть компетентные органы разбираются. Но поверьте, качество доказательств таково, качество именно, что их невозможно ни подтвердить полностью, ни полностью опровергнуть. Поэтому остается возможность противоположных трактовок. И с этой точки зрения конфликт, конечно, будет носить длительный и тлеющий характер. Его в любой момент можно вытащить и сказать: «Ну вот посмотрите, что было тогда». Помните, как покойному Алексею все время вспоминали «Крым – не бутерброд»? Вы помните, да.
А. ВЕСНИН: До сих пор это продолжается.
В. СОЛОВЕЙ: Да, и в посмертии вспоминают. Хотя там все было вырвано из контекста действительно, из контекста и ситуативного, я бы сказал, и историко-культурного контекста, если хотите. Потом вдову его Юлию обвинили после ее выступления в невесть каких грехах. Вот это конфликт такого сорта, который разделит политэмигрантов или политически ангажированных людей на симпатизантов, условно, одной группы и на симпатизантов другой группы. Это будет продолжаться. Это то, что надо, допустим, людям, не заинтересованным в каком-либо влиянии политэмиграции на процессы в России. Мне кажется, что то, что им нужно было, они получили в конечном счете.
А. ВЕСНИН: Подождите, а кто не заинтересован? ФСБ не заинтересована.
В. СОЛОВЕЙ: Контора не заинтересована. Контора заинтересована в компрометации, конечно. Она своего добилась. Уверен, что без нее здесь не обошлось. Абсолютно уверен.
А. ВЕСНИН: Вообще, какой-то потенциал у этой политической эмиграции, этой оппозиции за рубежом вообще есть, как вы считаете?
В. СОЛОВЕЙ: Как у явления, как у феномена нет. А вот у отдельных людей, я думаю, их до пяти человек, есть. Ну есть, безусловно. Они смогут свой потенциал реализовать. Я их называть не стану.
А. ВЕСНИН: Хорошо. Каким именно образом? Ну вот я предполагаю, что вы имеете в виду там Яшина или Кара-Мурзу. Думаю, что я не ошибаюсь, кого вы имеете в виду.
В. СОЛОВЕЙ: Потенциал они поддерживают, находясь в политэмиграции. Но реализовать они его смогут, актуализировать, только вернувшись в Россию. Не сейчас, конечно, это понятно, но в той ситуации, которая может в России сложиться, в ситуации политического кризиса. И когда они вернутся, вот станет понятен их вес, влияние и возможность влиять на ситуацию.
А. ВЕСНИН: Когда? Когда смогут они вернуться?
В. СОЛОВЕЙ: В следующем году.
А. ВЕСНИН: В следующем году.
В. СОЛОВЕЙ: Я думаю, в следующем году они смогут вернуться. Может быть, даже до лета. Возможность откроется для них. Захотят ли они вернуться, это вопрос другой. Потому что это все равно будет рискованно.
А. ВЕСНИН: То есть и остальные люди, которые уехали с какими-то уголовками, иноагентствами и так далее. Что же тогда будет со всей вот этой репрессивной политической машиной внутри России? Ведь она тоже разогналась. Политзаключенных огромное количество.
В. СОЛОВЕЙ: Вы знаете, это правда. Она остановится. При Сталине была еще более мощная и взбесившаяся абсолютно репрессивная машина. Но ее быстро довольно остановили. Остановили и обуздали. Эту удастся остановить еще быстрее, будь на то только политическая воля. Если ситуация политическая сложится так, что верх возьмет группа заинтересованных в прагматичных решениях (обратите внимание, я не говорю о либеральных, демократических), то совершенно точно начнется процесс демократизации (пока еще не демократии, но демократизации) и реабилитации с отменой всех тех чудовищных административно-полицейских ограничений, которые были введены.
А. ВЕСНИН: А вот с идеологической политикой? То есть все западное плохо, вот что сейчас обсуждают в Госдуме, штрафы за некое чайлдфри, то есть за то, что люди кто-то не хочет иметь детей, вот их уже хотят штрафовать, это ЛГБТ у нас экстремистская организация. Ну и можно продолжать этот список. Я до конца эфира, у нас времени не так много остается, буду продолжать вот этот список этого безумия. Это вообще разогнанная машина? Или она в целом какая-то такая бутафория?
В. СОЛОВЕЙ: Ее остановить будет очень просто. Как только вы даете указания новой пропагандистской элите, вот все это прекратится. И более того, те же люди, ровно те же люди, которые сейчас выступают с позицией, что да, это абсолютно необходимо, это наши ценности, они будут точно так же на другой же день осуждать эти излишества, эти перегибы и эти головокружения от успехов, как в свое время Сталин назвал свою статью. Вот уверяю вас, для них вообще никакой проблемы не составит. Они развернутся на 180 градусов. На 180. Мы с вами еще удивимся. Удивимся еще с вами тому, что увидим.
И вы знаете, как ни странно, российское общество это точно так же проглотит. Не все, но значительная часть. А через 2-3 месяца оно будет думать, ну да, ну так и надо, так и правильнее. Ну, оно действительно вздохнет с облегчением. Вздохнет с облегчением, потому что не стоит, знаете, данные социологических опросов, где вопрос формируется таким образом «вы поддерживаете СВО или хотите поехать на 15 лет?», воспринимать за выражение общественного мнения. Причем даже при таких вопросах уже половина говорит, что она хочет скорейшего заключения мира. Причем добавляют, что не обязательно при выполнении всех целей.
А. ВЕСНИН: 49% вот в последнем опросе так высказались.
В. СОЛОВЕЙ: Это не мало. Это совсем-совсем не мало. Люди хотели бы уже перемен. Поэтому как только эти перемены начнутся, они их примут с облегчением и постараются забыть о том времени, которое они сейчас переживают.
А. ВЕСНИН: Друзья, последний раз напомню, поставьте, пожалуйста, лайк нашей беседе. Если можете, поддержите наш канал, это можно сделать материально, донатом, тут на Ютюбе написано, как это сделать. Спасибо за вашу помощь. Про подписочку тоже не забывайте. Валерий Дмитриевич, вот вам задают вопрос зрители: выборы в следующем году уже будут нормальные в России?
В. СОЛОВЕЙ: Не знаю. Честно вам скажу, не знаю. Я думаю, что они будут проходить в иной атмосфере. Но это не означает, что они будут полностью свободными и конкурентными.
А. ВЕСНИН: Бандитизм вообще стоит ждать?
В. СОЛОВЕЙ: Да, стоит. Бандитизм стоит ожидать. Но опять же, будь на то политическая воля, его легко удастся обуздать. Это не гражданская война и не последствия гражданской войны начала XX века.
А. ВЕСНИН: Ну, это, наверное, сложный вопрос. Как мне кажется, он сложный будет для любых людей, которые будут принимать решения в России. Все-таки Россия довольно разделенная сейчас страна. Есть многие, с закрытыми глазами смотрящие на мир. Есть те, которым не нравится все происходящее. По понятным причинам публично многие не выступают, потому что страшно. Но очевидно, что таких людей много. Есть Z-патриоты, есть те люди, сотни тысяч уже, которые вернутся еще и с покалеченной психикой, а кто-то вернется и с оружием внутрь России. Вот как эти вопросы, на ваш взгляд, нужно решать?
В. СОЛОВЕЙ: Знаете, вы уж извините, я отвечу банально и довольно расплывчато – комплексно. Но решить их удастся. Есть опыт других стран, есть в каком-то смысле отечественный опыт. Да, я понимаю, последствия афганской и чеченских войн были не столь масштабными. Но тем не менее они были. Решить эти проблемы можно. Есть программы, показывающие, как можно проводить социальную, медицинскую реабилитацию. В общем, все это удастся решить. Но давайте скажем так, не одномоментно, это процесс. Потом, если вы имеете дело с ампутантами, а ампутантов очень много, они всегда будут с нами. То есть это будет и серьезной социальной, финансовой и моральной нагрузкой на общество, и само решение этих проблем, оно в каком-то смысле общество преобразует.
А. ВЕСНИН: Спасибо.
В. СОЛОВЕЙ: Спасибо вам.
А. ВЕСНИН: Валерий Соловей был у нас в гостях. Меня зовут Арсений Веснин. Друзья, берегите себя. Я в конце скажу, подписывайтесь и на канал Валерия Соловья, и на мой Ютюб-канал, он тоже есть в описании или в чатике. Я там рассказываю про свои морские приключения в эмиграции на лодке. Надеюсь, что Валерий Дмитриевич прав и смогу вернуться на этой лодке я в любимый Петербург. Спасибо вам, друзья. Всем счастливо. Всем пока.
В. СОЛОВЕЙ: Спасибо. И до свидания.