«Курс» с Владимиром Миловым: Рубль окреп ненадолго. ЦБ прожигает ресурсы. Набиуллина врет. Ставка 25%
Сейчас нервный предстоит Новый год, потому что 20 декабря заседание ЦБ, и на фоне того, как все складывается, то есть инфляцию никак не удается взять под контроль, масса других проблем — никто не верит уже в какой-то хороший сценарий. Схватка Чужого с Хищником к какому-то апогею приближается…
Подписаться на «Ходорковский live»
Срочный сбор для “Эха”
Б. БАКАЛЕЙКО: Всем привет! Вы на youtube-канале «Ходорковский LIVE». Меня зовут Богдан Бакалейко, и сегодня будем разбираться в экономических вопросах. С вами программа «Курс». По традиции для поддержки поставьте нам лайк и подписывайтесь на наш youtube-канал. Ну и мы начинаем. В нашем эфире экономист Владимир Милов. Владимир, здравствуйте!
Срочный сбор
Нам нужна помощь как никогда
В. МИЛОВ: Здравствуйте!
Б. БАКАЛЕЙКО: Обсуждение, мне кажется, предсказуемое. Все думают, что там с рублем, что за путь он себе такой избрал под конец этого года непростого, и почему под Новый год все-таки опять россиянам вставляют какие-то палки в колеса и устраивают вот такие вот ралли наоборот на финансовом рынке.
Но хотелось бы спросить вас немножко с другой стороны. Когда доллар дошел до отметки 116, Центральный банк все-таки дал слабину и сказал, что перестанет закупать иностранную валюту на внутреннем рынке. Мой хороший знакомый отправил мне эту новость и капсом написал следующее: «А они что там, закупались все это время? У них там все нормально?». Можете ответить моему знакомому, пожалуйста?
В. МИЛОВ: Да, все, конечно, очень неожиданная рубрика. Кто бы мог подумать? Ну действительно, поскольку, понимаете… Отвечаю знакомому очень просто: властям надо хранить денежные резервы в чем-то. В рублях хранить их — ну это надо как бы совсем ничего не соображать и просто не смотреть на то, что на рынке происходит. То есть рубль девальвировался за последние полгода, типа, больше, чем на 20%. Он по официальному курсу ЦБ составлял в середине июня, типа, 82 с чем-то — сейчас, вы видите, уже за 100. Поэтому для того, чтобы хранить резервы и чтобы они не скукожились все буквально за несколько месяцев, надо покупать валюту. При этом Центробанк — да, он приостановить может приостановил, но если он хочет дальше, чтобы у него резервы какие-то сохранялись, ему придется покупки валюты возобновить рано или поздно — скорее рано, чем поздно.
Поэтому здесь, как всегда, у нас на пожаре пытаются какими-то экстренными мерами все это пригасить. Но мы видим, что не первый год же ситуация. Я могу просто напомнить, как все выпячивали грудь у нас провластные комментаторы, когда после начала полномасштабного вторжения в Украину ЦБ ввел всякие драконовские меры по ограничению движения валюты, и рубль там, типа, укрепился до 51 рубля за доллар. Это было в июне 2022. Ох как они били себя в грудь и говорили: «Вот видите, вы все, скептики, посрамлены, кто там прогнозировал доллар по 200». Но жизнь-то — просто она расставляет все в итоге по местам.
Поэтому настолько много факторов, которые плохо влияют на курс российской валюты, и настолько оглушительно ни одного нет, который мог бы ее укрепить, что что там будет делать ЦБ с валютой, не будет — это все неважно. Ослабление рубля — несмотря на возможные некоторые отскоки, оно, конечно же, продолжится.
Б. БАКАЛЕЙКО: Да, вы сказали, что Центральному банку надо балансировать между тем, чтобы выполнять свои резервы, и тем, чтобы как-то эту волатильность на финансовом рынке нивелировать. Здесь хотелось бы понять, насколько хватит Центрального банка — до Нового года они не будут закупать валюту, — и что будет дальше. Потому что так или иначе это падение стремительное вызвали американские санкции против «Газпромбанка». И как мне видится, сейчас и «Газпром», и другие игроки на рынке, экспортеры, импортеры, пытаются понять, как обходить эти санкции и наладить какие-то новые системы. То есть хотелось бы понять, как долго будут искать обходные пути и хватит ли на это время Центрального банка.
В. МИЛОВ: Ну, давайте несколько слов сначала о причинах вот этого падения рубля. Там есть разные школы мышления. Я не сторонник объяснять такие факты эквилибристики с курсом какими-то конкретными вещами типа новых санкций. То есть, на мой взгляд, если вы посмотрите на все остальное — на рынки, на индекс Мосбиржи, на индекс гособлигаций RGBI, — все падает. И если вы еще послушаете комментарии к этому, которые участники рынка дают, то видно, что все это такое тотальное падение всего и вся в России — это отражение общей паники и неверия в будущее. Все ждут, как, помните, на стыке миллениумов ждали даты конца света по календарю майя. Вот сейчас у нас…
Б. БАКАЛЕЙКО: Я очень хорошо помню. 9 лет мне тогда исполнилось. Очень нервный был Новый год, потому что родители накачивали ого-го.
В. МИЛОВ: Сейчас еще более нервный предстоит Новый год, потому что 20 декабря вот это заседание ЦБ, и на фоне того, как все складывается, то есть инфляцию никак не удается взять под контроль, масса других проблем — никто не верит уже в какой-то хороший сценарий. Потому что, с одной стороны, схватка Чужого с Хищником — она к какому-то апогею приближается. Потому что, с одной стороны, мы видим, что промышленность и лоббисты просто воют уже открытым текстом и чуть ли не зубами будут грызть прямо на конференции, где выступают представители Центробанка, просто глотку им, потому что действительно для предприятий такая ставка — это убийственная штука. С другой стороны, ЦБ демонстрирует твердость максимальную и инфляция не спадает. Это значит, что они ставку будут дальше повышать. На этом фоне экономика охлаждается, тут еще и санкции новые.
Вот я призываю не забывать: с 1 января вступает в силу очень серьезное повышение налогов. Если вы послушаете всю дискуссию официальную по поводу перспектив российской экономики, то вы увидите основной ответ Центробанка, Минфина и правительства на тему ситуации с высокой ставкой и ее влиянием на замедление экономики. Они всегда говорят: «А у вас, типа, хорошая прибыль корпоративная». Это там отдельный вопрос, хорошая она или нет, но с 1 января вступает в силу очень серьезное повышение налогов, которое эту прибыль сильно подрубит. Если не хватало нам плохих новостей экономических, то вот, пожалуйста, через несколько недель нас ждет еще одна. Поэтому народ смотрит на все очень мрачно. Вы видите, что и ставку на национальную валюту тоже не хотят делать.
Конечно, здесь играют роль и тактические вещи, и санкции тоже. На мой взгляд, если говорить о чем-то конкретном, то бОльшую роль сыграло ослабление требований к экспортерам о продаже валютной выручки. Причем — возвращаясь к вашему вопросу, что будет делать Центробанк, — когда в октябре 2023 Путин вот это требование о продаже почти 100% валютной выручки экспортерами ввел, уже тогда было понятно, что долго оно не проживет. Это супервременная мера, которая экспортерам очень сильно осложняет жизнь, особенно на фоне всех остальных трудностей с расчетами и платежами из-за вторичных санкций и всяких разных там других проблем — и дорогих кредитов из-за ставки, и вот угрозы повышения налогов, и так далее, и падения нефтяных и прочих сырьевых цен. И было понятно, что либо требование об обязательной продаже выручки через несколько месяцев сильно ослабят, либо его просто бизнес станет игнорировать и обходить и, в общем, сделать с этим будет ничего невозможно. Власти все это понимали и в результате эту обязательную продажу выручки сильно ослабили, как и ожидалось.
То же самое будет со всеми этими мерами Центробанка. Они будут вынуждены. То есть им резервы нужны. Если, например, ЦБ останется с потрепанными минимальными валютными резервами, то это будет дополнительный фактор, который будет угрожать курсу. Почему? Потому что при высоких резервах против курса не хотят и не могут играть спекулянты. Потому что у ЦБ настолько большие резервы, что он всегда просто, если что, выкинет из резервов валюту на рынок и любого спекулянта перебьет. Мы очень хорошо помним по 90-м годам: когда у ЦБ резервы маленькие, то спекулянты просто приглашаются — разойдись там, в общем, не сдерживайте себя, как говорится. Поэтому ЦБ нужно будет поддерживать резервы и закупать валюту, особенно на фоне обострившихся трудностей. Поэтому точно так же, как и с продажей валютной выручки, эта мера проживет несколько месяцев, но дальше они будут вынуждены вернуться в свое такое привычное русло.
Поэтому еще раз: когда начинается пожар, они всегда что-то делают, чтобы как-то экстренными мерами на какое-то время это дело пригасить. Потом видно, что экстренные меры долго действовать не могут и фундаментально плохая ситуация, конечно, все это дело перевешивает.
Б. БАКАЛЕЙКО: Да, тут еще вопрос: хотелось бы понять, насколько сложно будет обойти новые санкции. Потому что там «Газпромбанк» и еще 50 банков. Скорее всего — мы, конечно, свечку не держали и не знает, но, скорее всего, так или иначе все эти банки, которые попали под американские санкции, так или иначе как-то обходили все санкционные запреты, через них проходили платежи, и теперь нужно как-то перестраиваться. Вот хотелось бы понять, произойдет ли эта перестройка.
В. МИЛОВ: Ну, с каждым разом это делать все сложнее. В чем принципиально санкции против «Газпромбанка»? Здесь удивительные дело. Я, честно говоря, все время ругался на западных чиновников: почему вы его там держите и выводите из-под удара? Никакой энергетической безопасности он не обеспечивает, потому что газ российский покупали через него там, типа, 2-3 страны не самые крупные — ну и черт бы с ним. Тем более, что «Газпром» отрезал Австрию. У меня такое ощущение, что это связанные вещи. Вот «Газпром» в последние недели отрезал Австрию от покупок газа и, кстати, американцы сразу санкции против «Газпромбанка» ввели. Возможно, эти вещи связаны. США не вводили санкции против «Газпромбанка», именно чтобы Австрии не обидеть. Как только у Австрии отношения с «Газпромом» разорвались, типа, вот стало можно. Но непонятно было, почему они так затянули.
У России немного крупных банков — их всего там, типа, полтора десятка. Подавляющее большинство из них под санкциями. Вот «Газпромбанк» был одним из немногих исключений, и «Россельхоз» тоже оставался из-за того, что его попросили вывести из-под санкций из-за, типа, мировой продовольственной безопасности.
В чем проблема? Что Россия пытается, имея крупные банки под санкциями, работать через более мелкие, но у мелких банков больше сложностей. То есть у них не настолько развита филиальная сеть, сеть корреспондентских счетов и партнерств с другими международными банками, цифровая инфраструктура. То есть мелкие банки не могут обрабатывать быстро и эффективно большие объемы транзакций от разных экспортеров. Для этого нужен крупняк. Поэтому вот «Газпромбанк» здесь, конечно, этим освобождением от санкций пользовался. Они буквально ходили и по Европе, и по странам Азии, например, и говорили: «С нами никогда ничего не будет. Мы договорились, у нас освобождение от физкультуры. Можете, типа, работать с нами спокойно». Это большой, в принципе, удар. Это, я думаю, вызовет еще и большое количество вторичной перестраховки против в целом работы с российскими банками. Потому что вы видите, что раз даже «Газпромбанк», который считали действительно освобожденным от всех проблем — даже он попал в списки, теперь практически любой российский банк становится токсичным.
Что произошло с вот этими десятками банковской мелочевки? На самом деле когда банки попадают в санкционный список, то российский бизнес начинает искать те из них, кто еще не под санкциями, чтобы сделать их каким-то новым хабом для схем обхода. Американцы все это отслеживают и, конечно же, последовательно, постепенно новые вот эти банки в санкционные списки вносят. В этом смысле я хочу сказать, что даже, наверное, БКС и другие банки, может, чуть ли не важнее, чем «Газпромбанк», потому что они перекрыли много вот этих более мелких канальчиков обхода. Эта ситуация очень для российских трейдеров, экспортеров и импортеров грустная. То есть ситуация с расчетами и платежами с тем же Китаем, Турцией, Ближним Востоком и прочими еще намного сильнее осложнится сейчас, после вот этих банковских санкций. Так что в копилку проблем прибавилось теперь еще и вот это.
Вообще, в принципе, со всех сторон если посмотреть, то как-то такие вот хищники с оскалившимися зубами так все ближе и ближе подходят и реально какого-то луча просвета для российской экономики в этой ситуации в целом, в общем-то, и не видно.
Б. БАКАЛЕЙКО: Да, меня тоже спрашивали, почему только сейчас ввели санкции, на что я ответил: это как такой удав, который постепенно давит. Если бы просто ввели все санкции сразу в один день, то Россия быстро бы перестроилась. А здесь как раз нужно потихонечку всю эту систему душить. По крайней мере, такая логика у тех людей, которые эти санкции вводят.
Хотелось бы у вас спросить про инфляцию и Центральный банк. Вы уже отчасти это затронули. Мы знаем, что резкое повышение, обесценение рубля, валюты сильно бьет по ценам. Например, аналитики ВТБ говорят, что обвал рубля на 10% приводит к инфляции в 2 процентных пункта, по-моему, +2. Здесь на 30% практически за полгода все выросло. На ценах все сказывается с небольшим лагом в месяц-два. Центральный банк будет принимать решение по ключевой ставке в середине декабря, и уже говорят, что может быть и 25% ключ. Что вы думаете на этот счет? Действительно ли будут такие радикальные меры и действительно ли цены так сильно вырастут?
В. МИЛОВ: Ну, во-первых, я думаю, что радикальные меры 100% будут. Потому что вот что мы наблюдаем последние месяцы и годы? Что вот эти повышения ставки на 1, даже на 2 процентных пункта — они вообще не работают. То есть они никак не сказываются. ЦБ, конечно, если он хочет попытаться как-то добиться вот этих своих целей, ему надо, очевидно, более радикально действовать.
И они даже об этом говорили. Если вы помните, они в начале ноября опубликовали резюме дискуссии о ключевой ставки, которая состоялась 25 октября на совете директоров ЦБ. Они там, в принципе, сказали, что если инфляция не успокоится, то надо посылать прямо жесткий-жесткий сигнал. То есть не миндальничать там, не 22, не 23, а, скорее всего, там, типа, и выше.
Поэтому я абсолютно уверен, что в рамках той парадигмы, в которой они действуют, они действовать будут еще более жестко. Поэтому и мрачность такая вся — потому что тоже инфляционные данные последних недель были прямо очень плохими.
Смотрите, что сейчас на инфляцию работает? Во-первых, ЦБ очень интересный. Я не очень понимаю это дело. Они вроде люди умные, все их все время хвалят как профессионалов, но они адски себе сами противоречат. Они, в общем-то, обозначают, что корневая проблема, которая разгоняет сегодня инфляцию — это вот этот, как они говорят, разрыв выпуска. Что это такое? В экономику вбрасывается большущий стимул в виде бюджетных расходов на войну, бюджетного дефицита и так далее, но производство не успевает из-за дефицита мощностей, из-за дефицита кадровых ресурсов. То есть деньги вбрасывают, производство за этими деньгами не подтягивается, эти деньги оказываются на потребительском рынке — и инфляция.
Теперь, внимание, вопрос в студию: каким образом на всю эту механику влияет ставка? У нас что, дефицит из-за нее уменьшится, у нас производство вырастет? Нет. Более того, на самом деле в реальном смысле это вот то, что Чемезов там и другие лоббисты говорят: высокие ставки по кредитам, следующие за ставкой ЦБ — они же препятствуют расширению производственной базы и сокращению вот этого самого разрыва выпуска.
То есть ЦБ думает: что мы сделаем? Вот этой ставкой в рамках того, что мы можем, мы, типа, охладим кредитование. Значит, типа, кредитование охладится, все будут брать меньше кредитов, будет меньше инфляционное давление за счет вот этого сокращения кредитной массы. При этом они сами же говорят везде, что кредиты не играют такой большой роли, например, в инвестиционном процессе. Банковские кредиты — это, типа, 10-12% в доле финансирования инвестиций. Это сам Центробанк говорит.
То есть они такой ставкой, такими высокими ставками по кредитам вводят фактически запретительную ситуацию, что бизнес не может обращаться в банки за кредитами на развитие, он может рассчитывать только на собственные средства. Таким образом, в принципе, в экономической цепочке этот кредитный импульс большой роли не играет. При этом с бюджетным импульсом они ничего не делают. Развитие производства и вот этот разрыв выпуска — они только ухудшают ситуацию высокой ставкой.
Что они хотят добиться этим, я, честно сказать, не пойму. Я внимательно на прошлой неделе слушал Набиуллину в Госдуме. Вы знаете, что хочу сказать? Они просто врут. То есть описывая экономическую ситуацию, Набиуллина, ее зам Заботкин — они просто врут. То есть они говорят: «Типа, а вот в экономике высокие прибыли». Да господи ты боже мой, они концентрированы, эти высокие прибыли, в очень узком наборе секторов — банки, нефтянка, удобрения, металлурги. Вся остальная экономика если не убыточная, то супернизкорентабельная. То есть для подавляющего большинства производств ставка имеет значение. Эти высокие прибыли существуют только в спецраспределителе у того, у кого уже коммунизм наступил. Это несколько секторов, можно пересчитать по пальцам.
Дальше они говорят, что низкая доля процентных расходов в себестоимости. Ну так это же старые данные, при старых ставках она была низкой. Сейчас-то она точно вырастет. Плюс когда у вас низкая маржа, то вам любой, вам даже 1% вашу маржу убьет. Вот о чем им предприниматели-то говорят.
Понимаете, они не могут этого не понимать. Когда они это все произносят, они знают это. Они умные люди. Они знают, что они врут самим себе и всем. Поэтому я не понимаю, на что они рассчитывают. Их меры сократить инфляцию не могут.
На инфляцию еще теперь, конечно, повлияет и ослабление рубля. Потому что производство не развивается, мы по-прежнему зависим от импорта — значит, любой рост стоимости импорта в рублях транслируется в цены. Конечно же, то, что мы увидели в последнюю пару месяцев — резкий рост бюджетного дефицита на этот год, — конечно, повлияет на инфляцию. Конечно, на нее повлияет и рост, увеличение регулируемых тарифов — и «Газпром», и РЖД, и ЖКХ, и все. Вот свежая новость: «Транснефть» в ответ на повышение им налога запросила рост тарифов на 9%.
Дальше следующий момент. Набиуллина же сама об этом говорила — что инфляционные ожидания могут сами формировать такую самораскручивающуюся спираль. То есть все ждут, что инфляция будет выше — ждет бизнес, ждет население. Все начинают закладывать в свои планы повышенный рост цен, рассчитывая, что издержки будут дороже и это надо компенсировать. Все увеличивают ценник. Вот только что, на этой неделе, ЦБ выпустил очередной мониторинг и говорит: «Инфляционные ожидания остаются повышенными». Графичек вот этот инфляционных ожиданий — он вот такой. Как на этом фоне на это дело может повлиять ставка? Народ уже начинает повышение ставки воспринимать как? «А, раз они повысили, значит, инфляция будет еще сильнее расти».
Б. БАКАЛЕЙКО: «Возьмем еще больше кредитов, они все равно обесценятся».
В. МИЛОВ: Богдан, это неостанавливаемая ситуация. Это вот реально мы наблюдаем прямо конкретный тупик в области экономической политики.
Б. БАКАЛЕЙКО: Да, здесь, мне кажется, главная проблема в том, что экономисты и люди, которые находятся в России, во всех своих речах и прогнозах официальных не учитывают войну. Мы же понимаем, что все это из-за войны, и как бы там кто ни говорил внутри России, что все, кто уехали, радикализировались, но извините меня, пожалуйста, когда вы не называете белое белым, а черное черным, то у вас происходит такая история.
Вы сказали — я просто прошелся по некоторым пунктам. Так или иначе, все-таки бюджетный импульс вроде срезали, льготной ипотеки больше нет. По поводу ставки — ну да, кредитование, наверное, в розничном сегменте сократится прилично. То есть мы уже видели статистику, что стало сокращаться розничное кредитование. Но, может быть, они так по кусочкам пощупают, пощупают, и получится стабилизировать. Но основное обслуживание будет как раз таки оборонка.
В. МИЛОВ: Ну видите, розничное кредитование — это ничто по сравнению с корпоративным. А корпоративное высокое. Вот о чем Центробанк и говорит: «Мы думали, что охладим рост корпоративных кредитов, а высокой ставкой он не охлаждается». Почему? Да потому что они рассчитывали, что ну какая разница на эту ставку — все и дальше будет расти. Это ровно 90-е годы. То есть все ждут, что будет выше. В этом смысле нынешняя ставка уже перестает пугать. Это вот та самая самораскручивающаяся спираль, о которой Набиуллина говорила.
Теперь с бюджетным импульсом. Они же сами завели. Понимаете, в чем дело? Высокую ставку, как они изначально обещали, можно было допустимо поддерживать короткое время. Когда она у вас выходит на знак бесконечность, как пела Земфира, то получается, что бюджет проваливается в эту яму. Вы говорите, льготную ипотеку перестали выдавать — ее новую перестали выдавать, а по старой-то обязательства остаются. И более того, там, кроме ипотеки, у бюджета большие обязательства по субсидированию процентных ставок, например, промышленности, госкорпорациям.
Вот Решетников, министр экономики… Когда были эти слушания по основным направлениям денежно-кредитной политики в Госдуме на прошлой неделе, там выступала не только Набиуллина, но еще и Решетников, министр экономики. Он сказал, что общий процентный риск, то есть когда ставки повышаются, то государство должно больше по процентам платить субсидий — 17 триллионов рублей! Понимаете, это половина расходов бюджета завязана на уровень ставки, грубо говоря: ставка растет — у бюджета расходы растут. Поэтому Силуанов, когда комментировал резкий взрывной рост бюджетного дефицита, который был объявлен в октябре, он говорит: «Ну, главный момент — это из-за ставки у нас растут процентные расходы».
И это не прекратится даже с окончанием программы льготной ипотеки. Потому что, во-первых, старые обязательства по ипотечным кредитам, выданным до 1 июля, будут действовать и никуда не денутся, а это триллионы и триллионы рублей. И второе — что у бюджета огромное exposure на субсидирование процентов по кредитам предприятиям, госкорпорациям, каким-то отраслям, всяким ОАКу, «Ростеху» и прочим. Так сказал Решетников: 17 триллионов бюджетных расходов подвержены процентному риску. Ну пипец!
То есть в этом смысле убрать этот навес не получается. Богдан, вот верно вы сказали про войну, это же очевидная вещь. Его можно было бы убрать, если бы Россия реинтегрировалась в мировые финансовые рынки и получила доступ, как в старые добрые довоенные времена, к нормальным дешевым деньгам с мировых рынков. Но пока война продолжается, этого не будет, и так останется. Пытаться укусить себя за хвост не получается ни у Центробанка, ни у Минфина, ни у вот этих всех промышленных корпораций.
Б. БАКАЛЕЙКО: Я правильно понимаю, что облигации федерального займа не то чтобы сильно хотят покупать сейчас? Была новость как раз, по-моему, тоже на позапрошлой неделе, что Минфину не очень эта история нравится, что, в общем, можно взять депозиты, зачем брать эти ОФЗ. А из этого следует, что госдолг Россия нарастить не может, и, собственно, опять-таки, чтобы сводить вот эти дебет с кредитом, свой бюджет, им придется, не знаю, опять обваливать валюту. То есть заимствования здесь не особо работают, это не то чтобы опция.
В. МИЛОВ: Заимствования вообще не работают. Потому что если вы посмотрите, Минфин публикует ежемесячно такую табличку на 1-е число месяца по общим результатам размещения средств на долговом рынке. И вот за 10 месяцев вы что там можете увидеть? Что они платят по основному долгу и процентам гораздо больше, чем поднимают с рынка в виде привлеченных денег по ОФЗ. Минус 1,3 трлн. за 10 месяцев они выплатили по основному долгу и по процентам. Причем вот эти процентные платежи при таких доходностях примерно равны. То есть они подняли, типа, 1,8 трлн., а выплатили 1,7%. Типа таких цифр, если я не ошибаюсь и правильно помню.
То есть это бессмысленное дело при таких доходностях, которые требует рынок. И понятно, почему он требует. Потому что такая ситуация с инфляцией, ставкой — ну конечно, дешевле никто не будет правительству деньги в долг давать. Для них это бессмысленно, для них это убыточная история — занимать в долг. Поэтому считайте, что долг ушел с рынка как опция, соответственно, бюджет пополнить.
Опять же, по поводу ослабления рубля. Понимаете, тоже я вот не сторонник теории, что ослабление рубля выгодно бюджету. Мы от многих это можем услышать. С одной стороны, да, потому что бюджет тратит по своим обязательствам подешевевшие рубли, и интегрально это ему выгоднее, а от экспорта дохода он получает больше рублей, потому что курс обвалился. Вроде как все так. Но импорт-то дорожает! А в бюджете сидит очень много того, что на это дело так или иначе законнекчено. Плюс ослабление рубля — это вклад в инфляцию. Инфляция требует бюджетной индексации. Инфляция же ведет к росту ставки ЦБ и процентных ставок. Мы только что выяснили, что расходы по процентным ставкам и платежам — для бюджета это резко растущая статья, самая быстрорастущая. Даже быстрее войны сейчас она растет.
Поэтому как бы на бумаге, в 2D-плоскости вроде как бюджету ослабление рубля выгодно. Но если учесть подорожание импорта и вклад его в инфляцию, я бы не сказал. На мой взгляд, это уравновешивает как минимум одно другое, а в целом для них вообще инфляция, конечно, просто страшнее всего, потому что она в принципе убивает их горизонт, убивает горизонт бизнеса, убивает желание инвестировать. Здесь, конечно, с Набиуллиной и Силуановым по поводу негативной роли инфляции не поспоришь. То есть это дело, которое гораздо негативнее влияет, чем выгода бюджета от ослабления рубля.
Б. БАКАЛЕЙКО: Но да, здесь хотелось бы все-таки понять. Вы сказали «Силуанова и Набиуллиной». Но мне всегда казалось, что как раз Набиуллина здесь с резкой критикой, конечно же, инфляции выступает. И она тоже пару месяцев назад говорила, что мы не обваливаем рубль для того, чтобы… Нет такой цели у Центрального банка. Ну у Силуанова, мне кажется, все-таки какие-то такие мысли, как мне видится, есть. Потому что, может быть, как экономист он сильный и грамотный человек, но у него есть также Владимир Путин, который ему говорит: «Потрать столько-то на это, и мне без разницы, как ты это сделаешь». И тут у него уже просто нет опции другой, даже если он понимает негативные последствия инфляции.
В. МИЛОВ: По рублю верно, у них чуть-чуть разные на это взгляды. А вот я имел в виду, что на то, что главное зло — это инфляция, тут они полностью совпадают. То есть Силуанов — конечно же, он действительно более тактический человек и менее стратегический, чем Набиуллина. Но даже он прекрасно понимает, что это все, в общем-то, типа деньги прогулять на час. Вот эти шальные доходы от ослабления рубля для бюджета — это, в общем, в принципе, типа выигрыша в казино на самом деле. А реально, что фундаментально инфляция просто подтачивает весь финансовый фундамент правительства.
Да, конечно, он по-другому мотивирован. Ему гораздо интереснее поиграть в тактические игры: завтра хоть шах сдохнет, хоть ишак. Но с другой стороны, он везде это говорит. Он, конечно, понимает долгосрочную, разъедающую такую, термитную природу инфляции.
И кстати, у них очень интересная, вот посмотрите, на эту тему была полемика с Чемезовым. Они на этой неделе были на одной панели на форуме Финансового университета. В YouTube этого дела нет, но оно где-то у них там, в каком-то там VK-видео или где-то там они это разместили.
Б. БАКАЛЕЙКО: Найдем, да. Наверняка на канале Минфина это можно найти.
В. МИЛОВ: Посмотрите, это суперинтересно. У них случилась прямая полемика с Чемезовым. Причем такая, довольно-таки горячая, где… Вот тоже, возвращаясь к войне. Это очень смешно. Просто как два идиота, я извиняюсь, они выглядят. Потому что Чемезов начал ему зачитывать с бумажки и говорит: «А вот, значит, в Китае ставка 3% Центробанка, а у нас 21%». На что Силуанов начинает на него орать. Говорит: «Но в Китае и инфляция 1%. Вот когда мы достигнем 1% инфляции, у нас тоже будет 3% ставка».
При этом оба молчат про слона в комнате — что Китай не ведет никакой войны. Последняя война, в которой он участвовал, была в 1979 году с Вьетнамом. Китай не находится в изоляции, под санкциями, со всеми вот этими дикими расходами и дефицитами на войну. Поэтому он, конечно, может себе. У него инфляция 1%, и может позволить себе ставку 3%.
Вот они как бы делают вид, что ничего этого не происходит. Но посмотрите, у них очень интересная полемика, и вот как раз там Силуанов в этой дискуссии с Чемезовым доказывает, что… Он прямо говорит: «Инфляция важнее ставки». То есть проблемы от ставки вторичны по сравнению с теми базовыми проблемами, которые возникают от инфляции. Ну и здесь, конечно, не поспоришь, эта инфляция убивает все. Это, в общем, давно известная истина, за которую у нас в России много раз в буквальном смысле слова заплачено в том числе и кровью.
Б. БАКАЛЕЙКО: Я вот тогда не понимаю, почему. Вот вы уже сказали про Сергея Чемезова, который руководит всей оборонкой, в общем-то, и все вот эти компании вроде как должны получать льготные кредиты, и чего ему жаловаться, непонятно. Но, тем не менее, до Чемезова еще РСПП говорил, что будет очень тяжело уже в следующем году и какие-то компании могут не пережить вот этот период высоких ставок.
Мы видим, например, такие гиганты российской экономики, как «Русал». Казалось бы, во время войны алюминий — только пожалуйста, печатай эти листы алюминия для снарядов и прочего. Но даже «Русал» сокращает свое производство, оптимизация там происходит. То есть, так или иначе, ставка сжирает экономику, и об этом все говорят. Насколько это может быть существенно, в конечном итоге?
В. МИЛОВ: Конечно, сжирает. Эта дискуссия была бы гораздо более мягкой, если бы мы дискутировали коридор, типа ставка 5% или 10%. Это тоже плохо, это большие ставки по мировым меркам, но это как бы терпимо. Когда у вас ставка 21% транслируется в кредиты, которые обходятся вам в 25-30% и даже больше, это прямо уже очень серьезный удар в условиях низкой маржинальности большинства бизнесов.
Вот я просто приведу вам. Там по машиностроению они все время, например, озвучивают цифры, что где-то там рентабельность у них в пределах 5%. Чемезов в интервью майском РБК озвучивал, что средняя рентабельность в военном производстве — это, типа, 2,3%. По данным Росстата, которые были чуть раньше в этом году, я помню навскидку, что в розничной торговле средняя рентабельность меньше 2%, а, например, в автоперевозках (это сейчас 70% грузоперевозок по объему), типа, меньше 4%.
Я давал как-то табличку в одном из своих видео по прибылям и убыткам самых разных российских компаний, от «Яндекса» до VK и «Аэрофлота». Ни у кого нет большой маржи, все где-то около нуля, многие в минусе сидят. Те же маркетплейсы — вот мы все говорим: Wildberries, Ozon, — они где-то все около нуля или в убытках тоже сидят. Когда у вас нет маржи, ставка 30% по кредиту вас просто убивает. Никакой экономической целесообразности здесь нет. Поэтому…
Б. БАКАЛЕЙКО: Владимир, а можно все-таки небольшое уточнение? Зачем в принципе нашей советской оборонной машине, вот этим всем заводам, которые в любом случае живут на халявные деньги (я это так вижу), думать о рентабельности? Они даже не думают о конкуренции. То есть это не какая-нибудь там американская «Локхид Мартин», которая конкурирует с другими рынками и еще с другими компаниями, у них реальный конкурс на госзаказ и прочее-прочее.
В. МИЛОВ: Два момента здесь. Первый — что они получают только 30-40% авансом. Так система государственная устроена, что она больше им не дает и давать не может. У них были случаи, и они стараются, Минфин старается максимально этого дела избегать. Когда они дают авансирование, близкое к 100%, то, как правило… Богдан, вы сами легко можете догадаться, чем это заканчивается. Они прожирают все эти деньги, а потом говорят: «Ой, извините, мы ничего не сделали, нам надо еще. Чтобы мы доделали, нам надо еще денег». И даже Путин открыто на эту тему, соответственно, на них ругался, на военные предприятия. И кстати, Шойгу на них очень за это ругался. Я считаю, что это главная причина, почему он и вылетел — из-за конфликта с Чемезовым, скорее всего, а вовсе не по другим каким-то там критериям.
Так вот им не дают — вот Чемезов об этом и говорит, — им не дают больше 30-40% авансирования, а оплату за готовую продукцию им дают, когда они уже ее сдали и все потратили. То есть им надо кредитоваться оборотными средствами, на рынке брать деньги, чтобы профинансировать остальное. Вот для этого им нужна рентабельность.
Это раз. Второе: им очень четко регулируют издержки на конкретную продукцию. То есть, соответственно, когда вы, не знаю, производите или артиллерийскую установку, или подводную лодку, или снаряды, вам как ценообразование происходит? Я тоже все это дело регулировал там в свое время. Происходит это так, что вы под конкретную продукцию приносите, там вам дают какую-то норму рентабельности. Ее большую вам не дают. В госрегулировании ее дают, типа, 5-10%. Там сильно не разжируешься. И как правило, даже какую бы ни давали, она сжирается ростом издержек в процессе, потому что инфляция, как вы видите, высокая.
Так вот, в чем, например, нормальное военное предприятие — я не знаю, тот же «Локхид Мартин» или какой-нибудь «Рейнметалл»? Они зарабатывают как предприятие совокупную прибыль, потому что, соответственно, продают продукцию по рыночным ценам, и из этой совокупной прибыли они инвестируют. То есть модернизируют производственные линии, строят новые, строят какие-то новые предприятия и так далее. У «Ростеха», поскольку ему все дают, грубо говоря, по смете, нет вот этой шапки, которая есть у BA Systems, у «Рейнметалл», «Боинга», у «Локхид Мартина». То есть госзаказ, гособоронзаказ не дает им дельты прибыли, которая дает им возможность развивать производство. Когда они за этим приходят в Минфин, им говорят: «Нет-нет, мы даем вам плату за конкретную продукцию. Конкретная продукция, посчитали по издержкам, добавили там 5%, 10%, ну хорошо, даже 15% рентабельности — больше вам не дадим».
Поэтому вот для этого прибыль им нужна — чтобы производство развивать. Единственный сегодня вариант, как это они могут делать — это брать кредиты на рынке. Кредиты по таким ставкам, которые при своей рентабельности они не отдадут. Вот для этих двух вещей надо — для оборотных средств под выпуск текущей продукции и в целом для развития. Вот поэтому им нужна выше рентабельность.
Б. БАКАЛЕЙКО: Да, я вас перебил. Все-таки будет ли как-то закрываться бизнес, банкротиться из-за высокой ставки?
В. МИЛОВ: Да, безусловно, будет. Вот просто свежая цифра, которая, на мой взгляд, должна власть очень беспокоить. Ее тоже озвучил на этом форуме Силуанов. За почти 11 месяцев по 20 ноября с начала года поступления по налогу на прибыль упали на 7% в целом по России. А прибыль, как они много раз сами говорят, и Минфин, и Центробанк — это единственный такой лайфлайн, из которого бизнес может финансировать инвестиции. 7% — это очень существенное падение. Если вы это помножите еще на грядущее с 1 января повышение налога на прибыль, то это значит, у бизнеса инвестиционные возможности по финансированию капвложений сокращаются примерно на пятую часть, на 20-30%, может быть, с учетом всех этих факторов и роста издержек, который прибыль еще будет съедать.
Они везде говорят, тоже можно смотреть… Этого, к сожалению, всего нет в YouTube, но я везде это выискиваю и, например, для зрителей своего канала периодически компилирую эти выступления. Вот был в начале ноября Русский экономический форум в Челябинске. Сейчас, только что, на этой неделе прошел форум «Российский промышленник» в Питере. Они везде говорят, просто кричат, все представители предприятий говорят: «Мы умираем. Мы будем сворачивать инвестпрограммы, мы будем сворачивать производство при такой ставке».
И это не бравада, это не шантаж, потому что это действительно экономически невыгодно им. Мы по всем признакам вот это замедление экономической активности уже прямо очень сильно в экономике видим. Вот мы обсуждали последние несколько недель вот этот сценарий, что Россия может перейти к стагфляции в ближайшее время, когда роста нет, а рост цен и инфляция высокая. Так вот мне кажется, дело идет к тому, что уже это пахнет не стагфляцией, а прямо рецессией, когда ВВП будет уже падать, а не находиться где-то около нуля. Потому что длительный период… То есть вот эта высокая ставка была рассчитана изначально на полгода, а потом инфляцию возьмем под контроль и будем ставку снижать. На выживание на такой длинной дистанции с такими ставками никто не рассчитаны, это невозможно. Производство будет, безусловно, сокращаться. Здесь, конечно, с Чемезовым не поспоришь. Единственно, он, конечно, войну не видит как причину в упор, а так, в принципе, правильно в этом смысле говорит.
Б. БАКАЛЕЙКО: Да, главная проблема. Спасибо большое! Это был Владимир Милов, экономист. Ну и расписали мы перспективы уже, мне кажется, и на 2025 год. К сожалению, они не такие уж радужные, как хотелось бы, наверное, многим внутри страны. Спасибо вам большое!
В. МИЛОВ: Спасибо, до встречи!