«Хочу сказать. Ларина» с Андреем Орловым (Орлушей)
Меня волнуют только жертвы с украинской стороны. Ни одна жертва с российской стороны, будь то военные, будь то гражданское население, не вызовет у меня ни одной слезы…
Подписаться на канал Ксении Лариной
Поддержать канал Ксении Лариной
К. ЛАРИНА: Добрый вечер, дорогие друзья, дорогие подписчики, дорогие зрители! Это Ксения Ларина, канал Ксении Лариной. И сегодня суббота. Как обычно, у нас творческая встреча против войны, как я называю субботние стримы под названием «Хочу сказать». Сегодня с вами и со мной Андрей Орлов, Орлуша, которого вы прекрасно знаете. Андрюша, привет!
А. ОРЛОВ: Привет! Якою мовою мы спiлкуватися будем?
К. ЛАРИНА: Мы будем на русском, на прекрасном русском языке с тобой разговаривать сегодня, поскольку он принадлежит не им, но нам, я так считаю. Правда же?
А. ОРЛОВ: Слава украинцам, нашим братьям!
К. ЛАРИНА: Да. Друзья, мы в прямом эфире, поэтому, конечно же, я всегда призываю вас не только ставить лайки для того, чтобы как можно больше людей нас увидело, и не только подписываться на наш канал, но и, конечно же, задавать вопросы. Задавать вопросы вы можете просто так, а можете за донаты. У нас есть чат трансляции, который открыт. Поэтому любые вопросы для Андрея Орлова сегодня приветствуются. Они уже у нас поступают потихонечку из разных источников — и с telegram-канала моего, и вот из чата. Андрей обязательно на ваши вопросы ответит — или не ответит, как он сам захочет.
Друзья, конечно же, мы говорим о том, что происходит сегодня. Год войны. Я хочу напомнить, что Орлуша не только поэт, не только «гражданин поэт»… Причем я напомнила сегодня, анонсируя нашу встречу: Андрей Орлов вернулся в проект и буквально последний выпуск «Гражданина Поэта» был на его стихи. Вернулся в команду Андрея Васильева, Дмитрия Быкова и Артура Смольянинова. Но я хочу напомнить, что Орлуша…
А. ОРЛОВ: И Васи Обломова.
К. ЛАРИНА: И Вася Обломов, кстати, да, будет на концертах. …что у Андрея в жизни было много чего интересного. В том числе если не участником он был строительства Путина, то свидетелем точно. Я бы с этого и начала наш разговор. Андрюша, кому, как не тебе, понятно, из какого сора вырос этот стих под названием «Владимир Путин».
А. ОРЛОВ: Во-первых, кто сказал, что это стих? Это, по-моему, страшилка или плохой анекдот. Ну и потом, знаешь, я уже несколько раз говорил: про этот сор на момент 1999 года… по поводу избрания Березовского в Карачаево-Черкесии в Доме приемов ЛогоВАЗа. Она подошла и говорит: «Боренька, бывших кгбшников не бывает. Он тебя или посадит, или убьет. Или нет, сначала он тебя посадит, потом уже в тюрьме убьет. Или сначала убьет, а потом мертвого посадит». Все посмеялись, но, в общем-то, Валерия Ильинична была права как никогда. В то время как все остальные были уверены, что бывшие кгбшники бывают, что Путин себя нормально показал, таская чемоданчики Собчаку. А что сейчас меня-то спрашивать? Я присутствовал при многих моментах.
К. ЛАРИНА: Ты помнишь, как все начиналось, как в известной песне поется.
А. ОРЛОВ: С персонажем я знаком года, наверное, с 1995 или 1996, если так говорить. С тем же Шойгу с 1999. Я имею в виду личное знакомство. И поэтому говорить сейчас о них — это примерно как вспоминать, знаешь, как Чикатило на уроках труда делал скворечники. То есть спрашивать учителя труда, хорошо ли он держал молоток и не попадал ли себе по пальцам.
То есть это все давно проехали. Не говоря уже о том, что прошло с тех пор лет больше, чем Брежнев правил. То есть вырос совершенно другой человек, даже каким бы он ни был. Вспомни себя в 1999 году или меня в 1999 году. Мы были совершенно другие люди. Из какого сора родился поэт Орлуша или испанская ведущая Ксения Ларина? Мы бы посмеялись, если бы нам сказали, что я буду сидеть у Черного моря, а ты у Средиземного и будем разговаривать о том, кто должен сидеть вообще-то в «Матросской тишине» как минимум.
К. ЛАРИНА: Но я почему тебя спрашиваю, что меня занимает. Я не понимаю, каким образом этот человек превратился в такого могущественного диктатора, коим он сегодня себя видит и позиционирует. Потому что все мы помним 1999, когда он появился: это абсолютно безликий персонаж. Ты его видел вообще вблизи. Я его никогда в жизни вблизи не видела.
А. ОРЛОВ: Надо сказать, что этих людей готовят быть безликими. Я, например, сейчас не узнал бы в лицо ни одного из сотрудников советского КГБ, с которыми я общался. То есть это должно быть лицо незапоминающееся. То, что говорят: «моль», «мышь», все остальное — моль никто в лицо не помнит. Все хлопают, но при этом лица ее никто не знает. То же самое, как никто не запоминает лица 4-го человека в строю, почтальона… То есть это такой человек, который находится всегда за пределами зрения. То есть ты поворачиваешься, а он отходит. То есть в глаза ему редко кому удавалось посмотреть, кроме музыканта Юры и еще нескольких человек.
А так что? Я не психолог, чтобы говорить. Могу просто сказать, что когда мне говорят в Украине ли, в России ли: «тупой преступник и вообще он бездарь», я могу сказать, что, во-первых, не тупой, это совершенно точно. Во-вторых, это человек, у которого оказались яйца послать нафиг своих кукловодов.
То есть то, что не получилось у Медведева. Все же надеялись, что Медведев на следующий день после избрания его… Путин этого, я думаю, боялся и ворочался со своей тогда еще женой в постели, потому что тот мог позвать и сказать: «Владимир Владимирович, я вам поручал наладить школьные завтраки. Ну вот вы его уволены. Исполняйте».
Он имеет право это сделать. Он воспользуется правом, которое ему дали. У нас неограниченная президентская власть дает возможность тому, кого хотя бы на день избирают, уже делать все, что он хочет. И поэтому здесь, виноват, я наблюдал на высоких постах, причем даже в международных корпорациях, людей, которые, становясь начальником, становились совершенно другими людьми.
То есть мы не будем брать уже начиная с 2014 года — Крым, войну и все остальное. Он же тоже не сразу выстроил себе план: стану диктатором и всех убью. То есть планы были у него от членства в НАТО и «Сотрудничества ради мира», безвиз он пытался делать. И вообще все шло не всегда по такой совсем уж наклонной вниз плоскости. Иногда что-то и получалось. Другое дело, что то, что он сделал сейчас, затмило все, что он мог бы, или хотел бы, или с чьей-то помощью мог бы сделать. Потому что существует событие. Если ты отрезаешь палец, то после этого говорить об отпечатке пальца уже немного странно, искать человека по этому отпечатку. И сейчас он себе все, что нужно, отрубил, и уже этих отпечатков пальцев нет. Он уже никаких следов не оставляет.
То есть, как он пошутил, как ему тогда казалось (может, он и правда тогда шутил, что задание по внедрению во власть выполнено, на Дне госбезопасности уже в каком? — в 2000 году, в декабре, когда он там отмечается), то тогда это была шутка, а потом он решил: «А почему бы не выполнить?». Потому что кабинет гэбухой он набил не с первого дня. Сначала вполне себе работал с теми, кто был и остался от прошлого правительства. А уже через 2 или 3 года было понятно, что там 75% имеют реальные кадровое прошлое в органах госбезопасности или близких к ним структурах. Это было еще до появления всех этих кооперативов «Озеро» и всего такого.
А у каждого же из них — если у наполеоновских солдат было маршальский жезл в ранце, то тут у каждого охранника в ширинке губернаторская булава или чем там они управляют страной. И совершенно нормально. Сержант может дослужиться до лейтенанта, лейтенант до подполковника. То есть кадровый резерв — вот он у нас в гараже сейчас курит. Сейчас поедем и сделаем его губернатором. То есть это все не какая-то вещь. То есть я не думаю, что родила царица в ночь холодной зимой в Санкт-Петербурге… Когда у него день рождения, кстати?
К. ЛАРИНА: 7 октября. Я знаешь почему это запомнила? Потому что Аню Политковскую убили в этот день в качестве подарка для Владимира Путина.
А. ОРЛОВ: Ну вот, что я тебе могу сказать? Значит, 7 октября. Это же не то, что, знаешь, убивать в колыбели и родили монстра. Про монстров все говорят, уже когда они становятся монстрами. То, что он сейчас монстр реальный, преступник — это понятно всем. Кроме, я думаю, его самого и его окружения. Потому что они себя преступниками не считают. И поэтому они не совершают, с точки зрения своей психологии… Когда говорят: «Как можно изнасиловать ребенка в лесополосе? Как этот человек мог?». Этот человек мог, потому что он считает, что это прикольно, весело и приятно. То есть он не считает это преступлением, иначе бы он его не совершал. То есть все, что делает сейчас Путин, он преступлением не считает.
И здесь мы с этим сделать ничего не сможем. Никакой там ни совести, ни ума, ни чести. Ну, ум определенный есть, сноровка есть. Управленческая хватка, конечно, так себе, потому что такая изоляция… Кстати, недавно мне рассказали, что есть подозрение, что кто-то — не знаю, может, уборщица, может, официантка, а может быть, охранник — его научили пользоваться то ли планшетом, то ли телефоном, и он начал задавать такие странные вопросы, как будто бы… Раньше Пригожин, Володин или кто-то там вошел — знали слово «Бахмут» и все остальное. А тут вдруг сказал «Ново-Васильевка». То есть, значит, все-таки где-то под кроватью посматривает не только порномультики, но и какие-то сводки, и понимает, что не все… Что смешного? Я думаю, что у него лицо человека, который точно любит ГДРовское порно.
К. ЛАРИНА: Я почему с этого начала? Потому что все-таки в то время, когда возник Путин, ты работал с Борисом Березовским и вообще был свидетелем того, как все это начиналось. Почему я об этом спрашиваю? Вот мне хочется сейчас от тебя услышать, какие были аргументы. Что, действительно ли все — Таня, Валя, «семья», Борис Абрамович — они все думали о том, что это будет такая фигура управляемая, техническая, что называется? Какие вообще были аргументы в пользу этого человека?
А. ОРЛОВ: Там же не было «давайте соберем семью и родительское собрание». Там все происходило как у Достоевского в «Братьях Карамазовых». С утра решил: надо пойти поговорить с Марией Ивановной, любит ли она Петра Алексеевича. И человек через весь город идет, говорит. Там все складывается, только когда совместить всех вместе. Все эти разговоры были, я думаю — Таня и Валя вместе кого-то принимали, возможно, но в основном-то встречи были все сепаратно. Никто нигде никогда, я думаю — по крайней мере, я об этом не слышал.
То есть позиция Березовского обсуждалась на так называемом политсовете: Дубов, Патаркацишвили, Дема Кудрявцев, когда-то я. То есть какие-то такие вещи. И то все равно решение было за одним человеком. Никакой коллегиальности. То есть были разные кандидатуры, которые звучали. Я могу сказать, какую я озвучивал. Там было все, как пелось в песне: «Пальба и рев, и вопль, в котором смерть». Там ведь реально звучала кандидатура Никиты Михалкова, предположим.
К. ЛАРИНА: Да ладно? В качестве президента? Да ты что?
А. ОРЛОВ: Дело в том, что в принципе и так называемая «семья», и Борис Абрамович, и вот эти все прочие акторы — Администрация президента, аппарат и все остальное — все же все-таки, при всей своей иногда декларируемой демократичности, думали, что нужно ставить некоего человека управляемого. То есть человека ставят на должность, говорят ему: «Вот ты каптер. Здесь у тебя лежат сапоги, здесь звездочки, здесь погоны, и аккуратно с этим обращайся. А выдавать будешь, когда мы тебе скажем».
То есть никто не думал, что это будет реальный политический актор. Думали, что будет некий, условно, регентский совет, опять же, вместе собираемый или по отдельности заходящий, у которого свои игры и задачи. И реально человек, которому сказали: «Ну ладно, мы поехали в отпуск, а ты здесь управляй квартирой, хозяйством и сам покупай себе все, что нужно, в магазине, заправляй кровать, а мы вернемся через 4 года». То есть такого же не было. А оказался мальчик, которому, что называется, как продавщица в анекдоте говорит: «Мальчик, ты точно помнишь, что тебе сказали купить 5 кг конфет и 200 г картошки?». То есть он знал, что должна быть картошка и конфеты, но, в общем, конфеты, видимо, любил больше. И этими конфетами всю страну накормил.
К. ЛАРИНА: Я помню в книге у Алика Гольдфарба эпизод, который мне запомнился, вот этого выбора Путина, когда, как пишет он, Березовский его уговаривал. Что он не хотел быть президентом. Что он якобы сказал ему: «Я не хочу быть президентом, а хочу быть таким, как ты». То есть олигархом, что называется. Это нет?
А. ОРЛОВ: Во-первых, эти разговоры могли быть только один на один. Ни при каком Алике Гольдфарбе они вестись не могли. Это можно было узнать только либо со слов Путина, либо со слов Березовского, либо со слов какой-нибудь Геворкян или Колесникова, которые говорили с Путиным. Это все сейчас очень легко, особенно когда половина фигурантов — к сожалению, не самая достойная — мертва, а половина делает все, что хочет.
Я очень сложно отношусь к подобного рода мемуаристике. Так же, как я не верю, предположим, какому-нибудь Тынянову, который пишет, что думал Пушкин, или «Лермонтов проснулся, сказал: «Какое чудесное утро!»». Ну понимаешь, да? Например, тебе скажи сейчас написать про мою жизнь в совершенно чудной Грузии: «Орлов проснулся, посмотрел в окно — о, какое море!». Ну а я, может, в это время, не знаю, не смотрел в окно. Но ты предполагаешь: как же этого не сказать, когда это видно? Поэтому все эти заключения задним числом — это вечная русская тема: написание истории в собственной версии. Я думаю так.
К. ЛАРИНА: Еще один вопрос по этому начальному периоду. 1999 год, взрывы домов. У тебя были по этому поводу подозрения? Или тогда еще даже никто не мог предположить, что, как потом было написана в книге, ФСБ взрывает Россию, и что это была первая, что называется, пиар-акция нового безликого президента, на волне которой он, собственно, и вошел в доверие к народу?
А. ОРЛОВ: Знаешь, ну как? Пиар-акцией можно назвать эти чеченские войны. Народ должен быть напуган, у народа должен быть враг. Во всех этих ситуациях, даже включая «Норд-Ост», я, немного изучив историю всякого мирового терроризма, не понимал, почему чеченцы этой террористической войны не ведут, предположим, практически, а то, что ведут, идет явно с каким-то кукловодством или маленьких людей. Потому что взорвать в Москве какую-нибудь высотку на Восстания или на Котельнической набережной, что симпатичнее с точки зрения визуального эффекта — на это даже огромных денег не нужно на организацию. Потому что даже когда дежурили по подъездам и все остальное, у меня приятель заезжал в высотку, снимал там квартиру, и завозил коробки из IKEA, как раз когда была вся истерия по поводу взрывов. Огромные коробки из IKEA грузчики перетаскали в квартиру, и у них никто даже не посмотрел. То есть если IKEA и снимаешь квартиру за 3 тысячи долларов, то пожалуйста, проноси все, что хочешь. То есть не нужно, знаете, в метро в поясе ходить.
По поводу пиар-акции. Я всегда подозревал, что с ГБ ничего хорошего не будет. Я подозревал, что они вполне могут что-то взрывать, что-то делать. Исторически к этому предпосылки были. Я подозревал всегда, что им совершенно наплевать на людскую массу и население. Но я не думаю, у него не было тогда какого-то штаба, который запланировал бы: вот, давай.
Ведь когда мы говорим «пиар-акция», пиар-акцией руководят хорошо знакомые тебе и мне люди, и они говорят: «Нужно сделать вот это, вот это и вот это для того, чтобы это и это». Я думаю, нет. Знаешь, как с убийством Бориса Немцова. Я думаю, там помощники, которые хотят сделать приятно хозяину… Типа как с убийством Немцова — я уверен, что Путин не давал приказа убивать Немцова. Это ему хотели, не знаю, условно говоря, чеченцы (а я думаю, военные, моя версия) просто сделать подарок.
Я вообще не очень понимаю, почему мы на эту тему говорим. Потому что мнение мое, пусть даже когда-то бывшего на этой кухне — это все равно что ты была в гостях у какой-нибудь, не знаю, Ники Белоцерковской, ела у нее борщ, а потом через 3 года ты меня спрашиваешь, что она там сейчас готовит.
К. ЛАРИНА: Ника — это не Путин. Мне очень важно понимать. Почему я это спрашиваю у тебя, как у многих других людей, которые имели отношение к восхождению этого человека, к выбору этого человека. Сейчас скажу тебе мой вопрос. Можно ли было тогда предположить, что будет, во что он превратится? Во что он превратит страну! Можно ли было тогда предположить такое?
А. ОРЛОВ: Нельзя. И мало того, ты говоришь «Я пытаюсь понять». Ты никогда этого, во-первых, не поймешь. А если будешь думать, что поймешь, это ничего не изменит. Понимаешь, да? Это все равно, что говорить: «А если бы я пошла в школу справа, а не слева от булочной, я бы не сломала ногу». Вот можно ли было предположить? Или сосулька упала на человека, на моего соседа, а если бы он в этот день не пошел бегать, а, например, сидел бы с утра и бухал…
К. ЛАРИНА: Можно было в люльке удушить, как говорит Шульман. «Что же вы его в люльке-то не удушили?».
А. ОРЛОВ: Ну пусть идет и душит сейчас. По роддомам наверняка таких ублюдков рождается десятки в день. Пусть любимая мною Шульман пойдет по роддомам и найдет хотя бы одного. «Можно было бы». И Гитлера, и Сталина, по идее, можно было бы удушить. Гитлер бы не стал хорошим художником. Все эти повороты судьбоносные — они же происходят не на уровне зачатия. Можно было презерватив подарить папе Путина. Ну и что? Ну подарили — через неделю он про это забыл. Или в соседней квартире родился другой такой же точно.
Я вообще уверен, что никакой предначертанности этого не было. У меня в 2004 году были стихи про День работника госбезопасности… А, нет, про день рождения Ленина и Сталина — как раз про то, что можно было удавить в колыбели, пуповиной задушить. И там написано, что если приходит диктатор, страна сама раздвигает ноги. «Только есть у меня ощущение, что страна моя снова беременна». Вот беременна диктатурой, войной. Это 2004 год.
Как это предотвратить? Нужно несколько очень простых процедур. Нельзя прощать нквдшников, нельзя прощать, условно говоря, функционеров-коммунистов. Нужна была декоммунизация в 1993 году — в 1991 невозможно было. Почитай в 2005 году мое интервью журналу «The Rolling Stone». Я написал, что нужен полный запрет на профессию всем бывшим сотрудникам карательных органов.
У нас же как? Этому можно, этому нельзя, а это наш дедушка — опять же, он хорошо на лыжах нас научил бегать и покупал конфеты. У нас же ни в одной семье никто не говорит, за совершенно редким исключением, что да, мы живем в семье преступников. Ведь не только доносы писали — нет ни одного суда над расстреливавшими, нет ни одного суда сейчас над уничтожающими эти могилы. Страна живет в совершенно той же ипостаси задавленного блатного человека, который давит политических, а сам спокойно, как Довлатов, стоит на вышке охраняет лагерь.
К. ЛАРИНА: Это очень важная тема. Сейчас мы, наверное, к этой теме уже перейдем. Я напомню, что у нас в гостях Андрей Орлов, Орлуша. Дорогие друзья, конечно же, лайки нужны для того, чтобы не только засвидетельствовать ваше почтение нам, но и для того, чтобы мы собрали полный зал, чтобы как можно больше людей нас увидело. Подписывайтесь, пожалуйста, и вопросы присылайте.
А. ОРЛОВ: Какой зал? 26-го числа в Париже произойдет воссоединение и возрождение проекта «Господин хороший» с не столь любимым мною названием «Можем повторить», потому что я считаю, что даже в шутку подобные лозунги использовать стремновато. Между тем я в нем участвую. Все, кто меня видел, слышал на десятках концертов, приходите. Там будет интересненько. Там будет не совсем то, что сейчас выходит на канале. Будут писаться специальные концертные номера. То есть, как говорили в довоенное время, и живые позавидуют мертвым. Достанется многим. В том числе сидящим в зале некоторым. Потому что мы знаем, что придут некоторые люди, которые являются иногда фигурантами наших стихов.
К. ЛАРИНА: Ну что ж, я могу только повторить этот призыв. 26 марта, да?
А. ОРЛОВ: Марта, марта.
К. ЛАРИНА: Приходите. Потом дальше поедем.
А. ОРЛОВ: Потом будет Испания — Барселона, Марбелья и Бенидорм. Билеты на best-events.com. То есть просто набираете в YouTube «Господин хороший», там есть все ссылки.
К. ЛАРИНА: Подожди, почему ты нам говоришь, что это «Господин хороший»? Это «Гражданин поэт».
А. ОРЛОВ: Потому что когда я пришел, это был «Господин хороший».
К. ЛАРИНА: Спрашивают, кстати, про Германию. Будете ли вы в Германии?
А. ОРЛОВ: Знаете, пока планы конкретно на 4 концерта. Это все вопросы к продюсеру проекта Андрею Васильеву. Я знаю, что разговоры идут, но как раз сейчас мы достаточно нервно будем выходить на сцену, потому что не очень понятно, кто, как и когда придет. Вот я говорю, у меня были концерты на Кипре. Я могу сказать, что и с концертов некоторые люди уходили, потому что там и пророссийской аудитории очень много. Мы же не были на публике… Еще при Ефремове, до карантина, мы последний раз…
К. ЛАРИНА: Я помню, был последний прекрасный концерт. По-моему, он был к 100-летию октября, где Миша выходил в образе Сталина. Был этот совершенно потрясающий монолог, тобой написанный.
А. ОРЛОВ: «50 оттенков красного».
К. ЛАРИНА: Да, это был великий концерт.
А. ОРЛОВ: Это был, соответственно, 2017 год. После этого мы еще повыступали немножко, а потом уже… Но после этого выступали, да.
К. ЛАРИНА: Я хочу, раз уж ты пригласил в Париж и в Испанию, тогда назвать географию наших сегодняшних зрителей, откуда нас смотрят более 2 тысяч в моменте. Это хорошая цифра, огромное спасибо. 2 тысячи лайков, пожалуйста, поставьте. Израиль, Воронеж, Осташков, Киев, Мурманск, Тулуза, Саратов, Москва, Сан-Франциско, Ульяновск, Подмосковье, Вена, Усть-Каменогорск,Ростов-на-Дону, Волгоград, Витебск, Ирландия и Гамарджоба (Грузия).
А. ОРЛОВ: Если бы ты сейчас читала список нашего тура на следующий год, какое бы это было счастье! От Ульяновска до Грузии.
К. ЛАРИНА: Ну хорошо, давай пойдем дальше. Тогда, возвращаясь к финалу нашей первой части разговора, страна раздвинула ноги. Почему она так охотно раздвигает ноги навстречу диктатору? Что происходит?
А. ОРЛОВ: Объясню тебе. Если кто-то вспомнит сейчас, страна наша очень любит жить в концлагере или в зоопарке. Это факт установленный и наблюдаемый очень давно. То есть никто особо не хочет работать, а очень мяса хотят. Все говорят: «Порядок». Когда в 1999 году проводили соцопросы откуда, в общем-то, я думаю, как четвертое лицо, взялся и Путин. Потому что народ весь хотел жесткую руку. Все опросы показывали. Все хотели демократию, но чтобы олигархов прижать. Все хотели демократию, но чтобы все было под контролем. Все хотели демократию, и в результате появилась вот эта тройка — Шойгу, Карелин, Гуров. Все при погонах.
К. ЛАРИНА: Никто уже не помнит, кто такой Гуров, Боже мой! Лев готовится к прыжку.
А. ОРЛОВ: Короче говоря, это были три невоенных в военной форме. Шойгу — это МЧС, которая тогда не была еще даже военизированным формированием, это просто была спасательная служба. Карелин — ЦСКА, борец известный. Гуров — борец с коррупцией. То есть вот милиционер-борец (антигосударственный практически), спортсмен и спасатель. То есть три, но все они с виду производили…
И плакаты, которые делались Никитой Головановым — там было написано «Мы пришли работать». Вот они стоят на фоне этого, условно, Кремля, но это все был монтаж, фотошоп и прочее. Они стоят. Причем Гуров стоит на съемке на табуретке, Карелин уменьшен немного, Шойгу немного впереди, чтобы они были примерно одного роста. Представь себе, Гуров рядом с Карелиным, если он 1 метр 50, с огромной этой фуражкой-аэродромом. Такие три.
И народ проголосовал. Там же планы были набрать 5%, Это же партия-спойлер была, Межрегиональное движение «Единство». А набрали-то 26% или 27%, и непонятно, почему. Народ ждал эту «твердую руку». Народ ждал, когда бы стране раздвинуть ноги. Потому что когда на тебе лежит огромное потное дышащее здоровое тело, то тебе не до охов и вздохов — ты просто пытаешься, как в плохом анекдоте, получить удовольствие. По крайней мере, ты никуда не вылезаешь — может, уснет и забудет.
Но здесь никаких сомнений в том, что условная Россия, условное население ностальгировало по Сталину и по временам… Тем более, что в последнее время, уловив всю эту ностальгию, начали опять возвышать все от СМЕРШа и НКВД, что они чуть ли не спасли в Москву. Но ты же понимаешь, Сталин победил в войне, которую сам же начал. То есть это легко: надраться на человека, потом его побить, а потом говорить, что он так хотел нас бить. Тут то же самое прослеживается. Вот сейчас нужна ли им жесткая рука? Я думаю, все скажут, что нужна жесткая рука. Опять же, сейчас та массовая поддержка войны, которая существует…
К. ЛАРИНА: Она существует, на твой взгляд?
А. ОРЛОВ: Конечно. А что значит «на мой взгляд»? Посмотри, ведь реакция, когда по военному аэродрому ударили — никто не говорил: «Давайте прекратим войну». «Да, нужно бомбить Киев», стали говорить люди. Причем в маленьких пабликах. То есть это не Соловьев и Скабеева или полная идиотка Симоньян, которая сейчас, я думаю, не прошла бы 2 метров по Батумской набережной после фразы, что с Грузией никто не будет церемониться, просто долбануть ракетами и уничтожить Тбилиси — там даже нет Киево-Печерской Лавры. Ничего, что здесь есть церкви почти на тысячу лет старше, чем всякая Киево-Печерская Лавра. Это ей совершенно все равно.
И реакция-то какая? Сейчас они за раненого в двух машинах мальчика, который спас девочек, при этом ни одного террориста никто не видел, не мог их описать и все прочее, «ударом возмездия» назвали вчера самый массированный ракетный налет на Украину.
То есть это же все ни читать, ни слушать нельзя без реальных слез. Это за что? За то, что два дурака с флагом сфотографировались возле почты? Вот за это 90 ракет летит? Тогда, знаете, почитайте российские законы про то, что называется «достаточная необходимая оборона при нападении». Если Шойгу говорит, что это удар возмездия за террористический акт в Белгороде, тогда что мы должны были делать с Турцией за сбитый российской самолет, например? То есть сбитый, нормально, турецкой авиацией. Помните историю? Тогда уж наступили на ногу нашей собачке в парижском метро — чем это грозит? Возмездие за Бута и всех остальных.
К. ЛАРИНА: То есть подожди, я хотела уточнить. Да, допустим, поддержка есть. А скажи мне, вот мой вопрос: как тебе кажется, если бы поддержки не было, он бы начал эту войну? Она ему нужна вообще, эта поддержка? Проверял ли он в 2014 году, когда была аннексия Крыма, важна ли ему была общественная реакция? Изучали ли они ее в Кремле, в Администрации президента?
А. ОРЛОВ: Я думаю, что во время Олимпиады он и ни о чем, кроме Олимпиады, не думал. Я думаю, опять же, что это было неким сюрпризом для самого — то есть принятие им решения. Потому что за 4 дня до окончания Олимпиады у Куснировича в «Русском доме» был день украинской делегации. Там были все вице-премьеры, там были министры российские и украинские. Уж поверь мне, что если бы там что-то где-то на послезавтра намечалось, то никто из них не пошел бы фотографироваться под украинским флагом. Ни один бы не пошел. То есть эту информацию скрыть невозможно. Она появилась на следующий день после закрытия Олимпиады.
А то, что у кого-то эти планы были — думаю, были давно. Никто из них ведь не ожидал, что Украина не будет воевать. И именно из-за того, что, условно говоря, мягко прошли все эти «зеленые человечки», думали, что что-то подобное будет и в марш-броске на Киев. То есть просто займем дороги, не выпустим украинцев из воинских частей, а народ, как в условном Севастополе, будет на нашей стороне. Говорить об аналитике — и американские аналитики говорили, что 2 недели на всю войну с Украиной. Многие паникеры были и в Украине. Украина к войне не готовилась, потому что даже на подъездах Киеву не было никаких особых заграждений, ни временных, ни постоянных.
То есть никто не ждал. За 3 дня они практически добрались до Киева — до Гостомеля и уже до окраин Киева. А то, что никто из них не мог ожидать и никаким образом уже этого исправить не смогут, что Украина оказалась пусть не готова, но не удивлена этой войной, и они спокойно встали на защиту… Чего никто из русских не ожидал. Сегодня, когда разговариваешь с украинцами, сомнений в победе нет ни у кого. Как долго она будет еще приближаться и из чего она будет состоять, сейчас говорить сложно. Ясно, что, к сожалению, не короткий период времени. Но то, что Украина уже одержала победу — это тоже понятно совершенно всем.
К. ЛАРИНА: Но цена, как велика цена. Ты посмотри, сколько погибло людей, сколько страданий вообще принесло это все украинскому народу.
А. ОРЛОВ: Меня волнуют только жертвы с украинской стороны. Ни одна жертва с российской стороны, будь то военные, будь то гражданское население, не вызовет у меня ни одной слезы. То есть мне не жалко мальчиков, мне не жалко их пальчиков без носков и варежек. Тут, понимаешь, уже, как говорил атаман Гнат Бурнаш в фильме «Неуловимые мстители», «Время сейчас такое, бабоньки, не обойтись нам без сирот». То есть у меня в сторону России ни одной жалости ничего не вызовет уже.
Вот сегодня опубликовали письмо ассоциации врачей Белгородской области — не читала его? «Дорогой товарищ Путин, сделайте так, чтобы с нашей области не стреляли по Украине ракетами, потому что будут стрелять в нас. Откуда-нибудь из других областей стреляйте, потому что у нас у всех дети, а ракетами давайте из соседней области будем стрелять». То, что эти ракеты летят в больницы, в детские дома, в школы и театры, их не волнует. Их волнует, что почему-то они за это будут получать что-то в ответ. Будут и получат.
Другое дело, что, к огромному сожалению очень многих российских демагогов по обе стороны границы, Украина не планирует переходить границу с Россией. Никто ни на каких «абрамсах» в Москву ехать не собирается. Потому что несколько сотен русских добровольцев, которые воюют на украинской стороне, в том числе непонятных совершенно вот этих белгородских террористов — у них никаких сил не хватит дойти даже до Белгорода. Потому что я не знаю ни одного призыва, ничего к попытке перевести эту войну в войну гражданскую в России. Я считаю, это невозможно. Считаю, что Россия, к сожалению для мира, просто закроется на изоляцию и будет копить силу для реванша. И мне, как жителю Грузии, делается страшно, потому что реванш они могут направить не на тех, кто их только что мордой сунул в грязь, а на тех, у кого меньше сил, меньше возможностей, меньше помощи. Здесь едешь в Тбилиси и в 20 километрах Южная Осетия с русскими там. Страшно.
К. ЛАРИНА: Андрюша, мы уже начали говорить про возможные дальнейшие сценарии. Я напомню нашим зрителям, что помимо того, что вы можете свои вопросы присылать и отправлять нам ваши лайки и ваши слова поддержки, донаты тоже. Я хочу сказать спасибо Лене Дитрих из Нью-Йорка, нашей постоянной зрительнице, которая нас донатит постоянно. Лена, огромное вам спасибо! Вопросов тоже много.
А. ОРЛОВ: Можно, я попрошу? Напишите, чтобы мне было поспокойнее, кто-нибудь из Парижа, из Барселоны, из Бенидорма, из Марбельи смотрит хоть один человек?
К. ЛАРИНА: Пожалуйста, дорогие друзья, не зря мы объявляем о концертах в Париже.
А. ОРЛОВ: Я понимаю, что людям из Ульяновска будет сложно доехать на концерт в Барселону, даже если бы хотели.
К. ЛАРИНА: Короче, повторю: если кто-то есть из Парижа, из Барселоны, из Бенидорма, из Марбельи, напишите, что вы нас смотрите, чтобы сделать приятное Андрею. Он будет понимать, к кому он приедет 26 марта на концерт в Париж, например, и так далее.
Андрей, теперь я хочу тебе задать вопрос про русских и про «дорогих россиян». Есть ощущение — не знаю, согласен ты со мной или нет, — что русские («дорогие россияне», вот так в кавычки возьму) в упор эту войну не видят. Несмотря на количество трупов, которых уже на сотни тысяч — почти 200 тысяч дают уже различные источники, включая американскую разведку и включая украинский генштаб. Как можно не замечать этой войны? Как можно делать вид, что ее нет? Она всерьез. Тебя это не удивляет?
А. ОРЛОВ: Нет. Дело в том, что если… Ты была на Арлингтонском кладбище в Вашингтоне?
К. ЛАРИНА: Нет.
А. ОРЛОВ: Там лежат все погибшие во Вьетнамской войне. В одном месте. У нас одного хоронят без надписи в Нижнем Тагиле, другого еще что-то. Если собрать вот эти условные некрологи, то там, дай Бог, за все время, 2-3 в день. в год тысяча человек наберется, которых упомянули в прессе и все остальное. Никто не упоминает кладбище под Ростовом с безымянными могилами, куда из холодильников и моргов разгружают. Никто не упоминает, сколько народу похоронено на территориях этих прокси-республик Донецка и Луганска, а сейчас Херсона и прочего. Это все покрыто мраком. Тем более, что у нас миллион человек единовременно все время служит в армии. Около миллиона человек У тебя есть ощущение, что у нас вся страна служит в армии?
К. ЛАРИНА: Нет, конечно.
А. ОРЛОВ: 200 тысяч человек для России, как это ни смешно, это статистическая погрешность. Даже если всех их собрать на Болотной площади, 150-200 тысяч. Для Тбилиси, например, 200 тысяч на улицах — это все равно что для России, условно говоря, 2 миллиона человек. Это не критическая масса.
В России критическая массы еще очень сильно понижается за счет вот этих всех компенсаций, страховок, пенсий, которые платят погибшим. Плюс визг про то, что погиб за Родину, визг про венки памяти и три патрона в небо. Я же помню детство наше, когда мы в «Зарницу» играли, бегали в советское время. То есть что такое? У нас страна сейчас очень инфантильная, и поэтому для них все это немножко кино про Мальчиша-Кибальчиша и нападающих буржуинов: вот все побежали, все упали. У нас же нет этих новостей, как было из Вьетнама, про оторванные руки и ноги. Вообще у нас просто нет войны. У нас войны нет, мира не будет и страна привыкла жить, не проявляя эмоций. То есть плакать вроде, считается, можно только маме.
Списков погибших нет. У меня есть книги — я даже сюда привез — «Вестники Русско-японской войны». Каждую неделю выходил вестник, в котором были перечислены с фотографиями все офицеры, погибшие на предыдущей неделе, и списком все низшие чины. Каждую неделю. У нас этих списков нет, это все засекречено. И если что-то и попадает, то это просто уже через местную прессу. То есть народ имеет право знать, кто, где и как погиб. Другое дело, что в России, смотри, десятки тысяч человек гибнут в автомобильных авариях…
К. ЛАРИНА: Но тут непонятно, на какой войне. Они что хотят? Смотри, идет бесконечная борьба за какие-то компенсации. Дают то мясом, то молоком за убитого солдата, то пельменями, то дверь в туалет сделают. То принесут цветочки и скажут: «Поздравляем, ваш сын погиб геройски». А ты говоришь… Возвращаясь к тому, что ты сказал — что тебе не жалко всех этих мобиков, которые погибают на этой чужой войне, куда они сами идут. Ну блин, а почему матери…? Ты говоришь: мать плачет. Я что-то не вижу, что мать плачет. Мать не плачет. Мать говорит: «А дайте еще денег, вы мне обещали, Владимир Владимирович».
А. ОРЛОВ: Плач матери — это, я считаю, дискредитация вооруженных сил Российской Федерации. Заплакала? Посиди 15 суток, выходи и с сухими глазами приходи за деньгами в кассу.
К. ЛАРИНА: Вот. Это же, значит, что-то он сделал с людьми. Или они такими всегда были?
А. ОРЛОВ: Всегда они были такими. Совершенно всегда. Ты что, думаешь, Путин сделал? «Давайте их сделаем так, чтобы…». Но надо сказать, что когда застрахованный человек погибает, в семье, в общем-то, меньше переживают, если при этом получают в качестве какой-то компенсации… Вот застраховался от болезней, предположим, или от несчастного случая. Это улучшает психологическое и материальное состояние, если называть это страховкой.
Другое дело, что здесь я не беру в этой ситуации ЧВК «Вагнер». Они реально ехали рисковать жизнью всегда, и в Южную Африку, и в Сирию, за большие деньги, которые в нищей стране, в общем-то, заработать другим способом у них не было возможности. И такие армии «солдат удачи», «диких гусей» есть и во Франции, и в Америке — то есть вот эти наемники так называемые.
Другое дело, что сейчас, уже когда они становятся регулярной армией и их начинают убивать так же, как регулярную армию… Не просто они там выступили на зачистку деревни или охраняли какое-то нефтяное месторождение в Сирии. Это один разговор. А сейчас, когда примерно те же деньги платят за мертвого вагнеровца и за мертвого человека без всякой военной специальности, который «украл, выпил, в тюрьму», а тут «приехал, погиб, компенсация». То есть они едут. Это как у Брехта в «Марше телят», когда идут телята, бьют барабаны…
К. ЛАРИНА: «Идут бараны, бьют барабаны».
А. ОРЛОВ: Телята. Из бараньих шкур никогда не делают барабаны. Там телята.
К. ЛАРИНА: Я просто помню по спектаклю Театра на Таганке. Там они как раз пели про баранов.
А. ОРЛОВ: Потому что «бараны» лучше рифмуются за словом «барабаны». Поэтому только у нас и стал баран. Точно так же, как у нас Вербное воскресенье, а во всем мире Пальмовое. Все с пальмовыми веточками. У нас пальмы нет — будет Вербное. Наши по Израилю и по Сирии ходят с вербочками. Просто человеку что ни говори, он через день привыкнет. Как к Деду Морозу и Снегурочке, которых не было никогда.
К. ЛАРИНА: Хочу тебе сказать хорошие новости. Нас смотрит Барселона, нас смотрит Париж, нас смотрит Торревьеха — до Бенидорма 50 км. Париж, Марбелья. Так что все зрители с нами, не волнуйся, все ждут.
А. ОРЛОВ: Аудитория есть.
К. ЛАРИНА: Если еще появитесь, пишите. Спасибо большое! Амстердам смотрит. Анна прислала нам донат. Спасибо большое! Татьяна спрашивает: «Ну как же так? Ведь в Чеченскую войну матери ездили в Чечню, искали сыновей. А сейчас никого не волнует».
А. ОРЛОВ: В Чеченскую войну ездили выкупать и искать в основном мертвых или пленных сыновей. Сейчас тоже люди пытаются. В начале войны через Украину пытались въезжать, искать среди пленных. Чеченская война, во-первых, была намного меньше. И потом, в то время не было еще такой цензуры. Были комитеты солдатских матерей, были организации по поиску, были фонды при той же «Новой газете», был фонд Березовского по выкупу и помощи. То есть были люди, которые на территории готовы были помогать. Сейчас ведь ну как — ты туда не попадешь просто.
И потом, Чечня, в отличие от Украины, очень небольшая. Если ты уже добрался до Грозного, то у тебя вся Чечня, условно, максимум 100 км. А здесь пойди ищи. Тем более, что никто на стороне ДНР, ЛНР, ХерНР и ЗапНР тебе помогать не будет. Нет, у нас же любая активность подавлена. Ну пойди сейчас, приди с письмом в Администрацию президента, например. Тогда люди стояли под Верховным Советом с утра до вечера.
К. ЛАРИНА: Боря Немцов привез целый грузовик, миллион подписей против войны. Тогда это было возможно. Люди не боялись говорить. И вообще тогда была общественная дискуссия, как ни крути. Я тоже прекрасно это помню. Можно было выступать против войны. Я помню, как Аня Политковская в лицо говорила этому генералу Шаманову про то, как насилуют его бойцы чеченских женщин, как грабят и мародерят по чеченским селам. Я уж не говорю про Самашки, про зачистки и про все прочее. Это все было возможно. Я просто помогаю тебе тоже на этот вопрос ответить: почему сейчас так — из страха?
А. ОРЛОВ: Я не знаю. Начнем с того, что я очень давно не был в России и не собираюсь туда ехать, даже если умрет 10 путиных и все остальное, и президентом будет кто-то…
К. ЛАРИНА: А почему?
А. ОРЛОВ: А нет для меня этой страны. Знаешь, как? Во-первых, ради чего — раз. То есть ради чего мне туда ехать? И во-вторых, что я там буду делать? У меня там нет аудитории. Я спокойно отношусь не только к праву выбора уезжать или оставаться, но и к праву делать нелогичный выбор. Вот вчера какой-то человек отсюда улетел квартиру продавать, переписывать, кто-то за мамой ухаживать — это все понятно. Просто вся эта продажа квартир из Израиля в Тбилиси или из Барселоны в Москве, попытки перевести денег — это все бытовуха. У этих людей тоже в голове нет войны.
Я бы там не жил по причине того, что там преобладает масса, которой я враждебен. То есть они считают меня врагом. И жить и доказывать — я не в том возрасте, Ксения, чтобы ходить по улице и доказывать, что нет, я не предатель, нет, я не сбежал. Я уехал как уехал. Я не предавал. Все, что я этой стране мог бы быть должен (хотя я считаю, что не должен ничего), я давно отдал. Я давно заплатил массу налогов, я отслужил в армии, я не получал там бесплатного высшего образования, практически не болел. То есть упрекнуть меня тем, что я чем-то там особенно пользовался…
К. ЛАРИНА: Да-да, «тебе страна все дала» это называется.
А. ОРЛОВ: Вот, поэтому я вижу, как изменились люди, с которыми я общался еще совсем недавно. Я вижу, как изменились разговоры в театральной среде. Я вижу, как изменились разговоры в художественной среде, в архитектурной — что у них все продолжается, что они там ставят эти не пойми какие спектакли.
Я этот русский театр и раньше-то не шибко любил и ходил. Знаешь,мне неудобно было: я всегда просил, когда меня артисты звали, куда-нибудь подальше билет, чтобы не видно было во 2-м ряду, что я свалил через 15 минут. То есть культурная жизнь — я считаю, что в России заниматься так называемым искусством… Что такое русская культура, я не понимаю.
К. ЛАРИНА: А великая русская культура, ты понимаешь, что такое?
А. ОРЛОВ: Нет, ее нет. Есть литература, которая условно великая. Есть музыка классическая, которая условно великая. Но вся классическая музыка написана по западным образцам, кроме, может быть, какой-нибудь «Хованщины». То есть я имею в виду, что нельзя назвать Дягилева или Рубинштейна русскими артистами. Это началось с крепостных театров, все это импортированное. Нужна ли мне русская культура? Ответ: нет. Зададут мне вопрос: «Назови мне хоть одного музыканта, которого я поставил бы в ряд с Бобом Диланом и с Леонардом Коэном», — я скажу: «Таких нет».
К. ЛАРИНА: А Гребенщиков как же? А Макаревич?
А. ОРЛОВ: С Бобом Диланом поставь их рядом. При всей любви к одному и другому. Это во-первых. Макаревич? Концерты Макаревича я организовывал в 1972 году в английских школах. Гребенщиков? Понимаешь, для начала, это не рок-н-ролл. Это так же, как Бутмана назвать джазом, например. Ни у одного джазмена не поднимется язык назвать Бутмана джазменом. То есть никак. Много ли русского играет Башмет? Не знаю, по-моему, нет. Русский ли виолончелист Ростропович? Нет. Русский ли писатель (ну или советский) Солженицын? Нет, он антисоветский. То есть если говорить «антироссийское» — не поворачивается, у меня все равно в голове «антисоветское».
К. ЛАРИНА: Антисоветское, конечно.
А. ОРЛОВ: Антисоветское, по крайней мере, имело смысл некой борьбы с Советами. Как только ты говоришь «антирусский» — то есть вот этот сентимент — получается, что ты борешься как бы с самим собой. «Но ты же русский?». Во-первых, я не знаю, во-вторых, я сторонник теории, что русского генотипа вообще не существует. Существует славянский генотип, а русский…
А советский?
А. ОРЛОВ: Нет, конечно. Советский — это как Советская Армия: собрали отовсюду понемножку, кто хотел, переженился, кто хотел, переехал, и вместе строят светлое не пойми что. Конечно, нет. И общности этой нет.
К. ЛАРИНА: То есть все, что мы имеем сегодня — на твой взгляд, все-таки это не является результатом построения новой общности под названием «советский народ»? Не является наследием совка?
А. ОРЛОВ: Никто никогда не строил американский народ. Понимаешь, да?
К. ЛАРИНА: Но он есть, американский народ.
А. ОРЛОВ: Американская нация есть. Дело в том, что очень занятные бывают вещи, когда говорят: «Кто вы по национальности?». Ты знаешь, что если ты откроешь Википедию… Всем советую: наберите статью «Национальность». Там сбоку есть список языков, на которых эта статья существует. Кроме русского, она существует только на украинском и белорусском языках. Во всех другах других это этническая принадлежность, а национальность — это то же самое, что гражданство. Только у нас национальность — это и то, и другое. Тем более когда еще Russian как «российский» и Russian как «русский» спутаны во всех языках.
К. ЛАРИНА: Все равно нас называют всех русскими. Как это было при совке, в советское время: во всем мире всех советских людей называли русскими. И это не национальность, согласись. Так и сейчас: это все русские. Русские убивают.
А. ОРЛОВ: Тебе это не нравится?
К. ЛАРИНА: Нет, просто я думаю… Сейчас я тебе скажу. Я не знаю, как ты называешь этих русских — русскими или российскими? Как ты называешь тех, кто сегодня ведет войну против Украины?
А. ОРЛОВ: Я думаю, «российский», «россиянский» мы во времена Ельцина услышали впервые. Российская сборная… Нужно было формирование каких-то новых слов после «советский». Советским называли,но никогда себя татарин не называл русским и не назовет. Башкир, тувинец никогда себя русским не называет. Они говорят «русский солдат» — но это, условно говоря, «американец итальянского происхождения».
Я как называю? Я, например, когда меня представляют в Украине и говорят «российский поэт», я говорю: «Я русский поэт». Русские и россияне — это разные понятия. В украинском, я думаю, сейчас большинство разговоров про запрет — ну, не запрет, а добровольный отказ от русского языка идет из-за того, что называется «російська мова», а не «руська». Есть «руська мова» — это русинская, а сейчас это все называется «росiйска». Это все равно что у нас называли бы «сшанский язык». Представь, идет война с США — я на сшанском говорить не буду. У нас и против немецкого-то сентимент даже в нашем поколении еще есть, потому что «наши» и «немцы». То есть война — это не фашисты, а именно немцы.
Был бы у меня сейчас грузинский паспорт, я, совершенно не предавая никакой своей этнической принадлежности, называл бы себя грузином как гражданин Грузии. Скажем, в Украине люди, которые писали себя в переписях как «російська мова», «россиянин» по этнической принадлежности (сегодня они себя не называют никак, кроме как украинцы), совершенно спокойно относятся к тому, что в школах дети не будут учить окупантьску мову.
К. ЛАРИНА: И ни Пушкина, ни Достоевского?
А. ОРЛОВ: Извини, пожалуйста, ты знаешь, что в Зимбабве никогда не преподавали в школах Пушкина?
К. ЛАРИНА: Ну так мы же не в Зимбабве.
А. ОРЛОВ: Нет, Украина — это за граница. И на кой черт? Я вот давно проводил тест. Можем провести его сейчас среди наших зрителей, чтобы как-то активизировать, чтобы они пальчиками потыкали. Значит, прошу вас, особенно жителей Барселоны, Парижа, Марбельи и Бенидорма, которые ждут не дождутся, пока к ним приедет «Гражданин поэт», сказать: если бы вас поставили перед выбором (у вас 1 минута) на всю жизнь отказаться от пользования мобильным телефоном, который есть у всех вокруг, или от чтения Пушкина, от чего бы вы отказались?
К. ЛАРИНА: Итак, выбирайте: мобильный телефон или Пушкин.
А. ОРЛОВ: Мобильный телефон или Пушкин, автомобиль или Достоевский. Я думаю, что те, кто скажет, что «конечно же, Пушкин», немного покривит душой. Потому что он завтра вспомнит, что у него ребенок идет первый раз в школу, и говорит: «Ой, нет-нет, пожалуй, Пушкина возьмите, дайте мне телефон, верните». Причем будет возможность еще через сутки подумать и…
К. ЛАРИНА: Давайте. Но выбор, конечно, странный. Потому что я бы сказала: «А нельзя и то, и другое?».
А. ОРЛОВ: Нет, нельзя. Нельзя война и мир сразу, как у Толстого. Нет, нельзя — или война, или мир.
К. ЛАРИНА: Кстати, Пушкин, я уверена, точно выбрал бы мобильный телефон, если бы перед ним стоял такой выбор. А вот Достоевский — вопрос. Не знаю, захотел бы он автомобиль или мобильный телефон. Я думаю, что он выбрал бы великую русскую литературу.
А. ОРЛОВ: Это почему?
К. ЛАРИНА: Не знаю. Это я сейчас просто отвечаю на твой вопрос. Думаю, нет, Пушкин точно выбрал бы телефон.
А. ОРЛОВ: Достоевскому можно задать вопрос: казино или Державин?
К. ЛАРИНА: Андрюша!
А. ОРЛОВ: И угадайте, что бы он сказал. Казино и тысяча рублей золотом раз в неделю или старик Державин.
К. ЛАРИНА: Точно выбрал бы казино. Так, еще одна Марбелья нас смотрит.
А. ОРЛОВ: В Википедии есть статья под названием «Пушкин». Там написано про увековечение памяти. Значит, Пушкину существует огромное количество памятников по миру. Все они подарены российским правительством, за исключением трех: один в Эфиопии, один где-то там… Но все советские скульпторы, и памятники, соответственно… Поэтому как можно говорить… Пушкина у нас в стране читало — если говорить «читало» — не больше 50%.
К. ЛАРИНА: Проходило в школе.
А. ОРЛОВ: Так что нет. Как после злодеяний Пол Пота, предположим, в Камбодже народ очень надолго забыл о памятниках кампучийской древней культуры. То есть просто все заросло, все люди перестали ездить. Для того, чтобы гордиться этой культурой, надо к ней иметь какое-то отношение. А просто говорить, что «Пушкин наше все» — ну это…
К. ЛАРИНА: Слушай, во-первых, давайте, раз уж мы сказали, дорогие друзья, голосование сейчас сделаем. Пожалуйста, голосуйте. Если бы перед вами стоял такой выбор: отказаться от Пушкина на всю оставшуюся жизнь или отказаться на всю оставшуюся жизнь от мобильного телефона, что бы вы выбрали?
А. ОРЛОВ: Пушкин на всю жизнь, а мобильный телефон на полгода.
К. ЛАРИНА: «От телефона не откажусь», говорит нам наш зритель Алава. «Кстати, по телефону можно и Пушкина почитать, между прочим».
А. ОРЛОВ: Нельзя, Пушкин заблокирован.
К. ЛАРИНА: Так, хочу сказать, что нас смотрит и Марбелья опять, и Бремен, и Ливерпуль. Зовут в Берлин, зовут в Ливерпуль, зовут в Бремен, зовут в Тель-Авив. «Приезжайте, пожалуйста, с концертами», просят. Ирина Шапука нам прислала донат. Спасибо большое, дорогие друзья! Чат YouTube работает.
А. ОРЛОВ: Пишите мне на Facebook.
К. ЛАРИНА: Куда зовете, да.
А. ОРЛОВ: Кто куда зовет. Потому что есть даже маленькие выступления, до которых я с удовольствием доберусь. А также пишите Ксении туда, в чат, или куда-то — она мне передаст.
К. ЛАРИНА: Осло тоже очень ждет. Очень зовут в Осло. Спасибо большое за лайки, спасибо за подписки! 3 тысячи нас в моменте смотрят, это очень хорошая цифра, спасибо! Елена Золотова, Нью-Джерси, спасибо за донат. Анна Гринберг и Виктор Казаков, Нью-Джерси, спасибо большое за донат. «А «Вежливый отказ», русская группа?».
А. ОРЛОВ: И что?
К. ЛАРИНА: Ну, хорошая группа, русская, действительно. «А какие ваши гражданства?», спрашивает Вован.
А. ОРЛОВ: Гражданство у меня, к огромному сожалению, одно. У меня есть — без этого здесь как бы нельзя долго находиться — вид на жительство и просто разрешение на пребывание. Это практически такая виза при ненужной визе.
К. ЛАРИНА: Андрюша, конечно, я хотела про Грузию спросить, поскольку она сейчас тоже в новостной повестке за последнюю неделю, что еще раз подтверждает, что не только Украина не Россия, но и Грузия тоже не Россия.
А. ОРЛОВ: У кого-то были сомнения, что Грузия — это Россия?
К. ЛАРИНА: Ну ты видишь, как мы понимаем, там достаточно мощное путинское лобби работает внутри грузинской политики. Мы это видим по многим приметам. И даже эта попытка принять закон про иноагентов — это тоже привет. Как будто Путин ногами вошел уже и в Тбилиси, и в Грузию. Но народ оказался не такой простой неожиданно.
А. ОРЛОВ: А он и был здесь всегда непростым. Грузия однозначно сделала свой выбор в пользу Европы. Какие бы ни были президенты, какие бы ни были правительства, то же самое правительство нынешнее — если кто-то из них употребит в парламенте слово «Россия» без добавления «страна-оккупант», он будет иметь большие проблемы.
То есть, условно говоря, у них у них есть люди, которые экономически завязаны с Россией — с экспортом, через санкции, везут через Армению и через Турцию очень много товаров в Россию. Этого много. То, что пытаются влиять через Бидзину Иванишвили — но тот давно задекларировал, что отошел от любой политики. Хотя, конечно, в ней участвует. То, что президент Грузии Саломе Зурабишвили в первый же день протеста сказала, что она на стороне протестующих — это очень большой… То, что разогнанная демонстрация в Грузии не расходится, как у нас — в 11 пошли в метро и все такое, — а собирается здесь же через час и стоят до утра… Потом кто-то остается, но на следующий день, даже когда они победили, они все равно собрались и сказали: «Выпустите всех до одного». И всех до одного выпустили.
Грузия не Россия, потому что в России дали палкой по башке, и на следующий день не вышел никто. Сколько людей вышло после Болотной, предположим, куда-то в Москве? В Киеве разогнали 100 тысяч — вышел миллион. В Москве разогнали 200 тысяч — вышло, как всегда, несколько людей с одиночными пикетами, которые тогда еще были возможны. Русские расходятся, когда их разгоняют. Когда русским говорят: «Пройдемте», они что делают?
К. ЛАРИНА: Проходят.
А. ОРЛОВ: Проходят. Когда русским говорят: «Предъявите», они что делают? Они предъявляют. Как писал и говорил в свое время Жванецкий, честному человеку, когда его обыщут, только приятно. Я помню эти унизительные разворачивания лозунга с тем же Борей Немцовым перед антивоенным маршем в 2014 году, когда «это можно, это нельзя». Причем «Банду Сутина под пуд» можно, а какой-то лозунг про то, что «Россия — страна мира и труда» нельзя.
Само понятие разрешенных и неразрешенных митингов делает нашу страну не просто не-Грузией — оно делает ее не-страной. В Грузии, например, нет такого. У нас же представляют как? В каждой стране… У нас масштабируют до размера Грузии. Предположим, есть олигархи, есть миллиардеры. У нас же представляют, что у них здесь своя маленькая Рублевочка, еще что у них у всех дети учатся за границей и все тому подобное. Здесь перед первым днем протеста, или после, мы были на дне рождения. Там была жена одного из депутатов, который инициировал закон. Ей такого насказали! Детям говорят в школе, у них у всех есть семьи и родственники. Люди живут в Грузии — все знают всех, условно говоря. И просто так ходить потом всю жизнь — ты всю жизнь будешь ходить как человек, который, когда Грузия идет в Европу, сделал шаг в другую сторону. То есть тебя попрекнут.
Во всех официальных газетах каждый день упоминается…Здесь есть англоязычные газеты, есть одна, по-моему, русскоязычная — или была, по крайней мере, в Тбилиси. Но то, что Россия оккупирует 20% территории Грузии — об этом звучит постоянно. Я живу в Батуми. Здесь огромное количество населения — это люди, изгнанные или уехавшие из Сухуми, из Абхазии. Здесь на шоссе все обозначено. «Абхазия — это Грузия» — это звучит намного острее и ярче, чем в Украине звучало «Крим це Украiна» или «Донбас це Украiна».
Другое дело, что здесь идет реальное разделение, которое я, кстати, видел и во Львове в 2015 году, когда были магниты «Есть Путин и есть русские». То есть люди всегда разделяли. Сейчас попытка сделать вид, что слова «Нет русскому закону!» — не российскому, а русскому закону, — что в них нет совершенно ничего антирусского. Ничего, ни слова. Даже когда была история с этим депутатом Гавриловым, который там был, это не были антироссийские.
Я хожу по улице каждый день и я вижу. Бывают иногда какие-то напряжения. Я вижу граффити на улицах, я вижу, что пишут и говорят люди — здесь этнического антирусского настроения нет, что пытаются сейчас сказать. Потому что если кричат… Это как сказанное где-то студентами «Москаляку на гиляку!» после этого показывают до сих пор как то, что происходит в Украине каждый день. Я в России слово «москаль» слышал намного чаще от людей, которые ругали Украину, чем в Украине. Уж не говоря о том, что «Кто не скачет, тот москаль» — это родилось же в Москве при погромах рынков спартаковскими и цсковскими болельщиками, где кричали: «Кто не прыгает, тот хач». Вот эта попрыгушка с лозунгом родилась в России.
То есть у нас тоже есть что им экспортировать из национализма и прочей туфты. Но то, что Грузия не Россия, и то, что здесь, особенно после многих-многих лет, принципиально свободнее, что здесь люди не боятся полицейских… А полицейские, которые охраняли или разгоняли митинг — они в кепках, а не в шлемах в основном были. То есть это потом, когда подошли уже спецсилы какие-то, когда уже вытеснение после 23:00, потому что у них там не разрешен на улице шум и все прочее. То есть формальная привязка к закону о тишине была.
Но то, что здесь полицейские проводят тебя, если ты пьяный — когда вы это в Москве можете себе представить? Что документы не проверяли ни разу, кроме как на границе. Машина, на которой мы ездим с московскими номерами — у нас нет штрафов, но за год для рутинной проверки… Если парковка, и машина стоит не там, подъедет полицейский: «Здесь нельзя». То есть никто тебе не будет сразу штрафовать. То есть это принципиально другое.
Кроме того, у них есть солидарная мультиэтническая нация — грузины. То есть у них есть сваны, есть аджарцы, есть картвели — именно грузины. Все они при этом Грузия. То есть они солидарны. И это понятие для них.. То есть когда они кричат «Сакартвело! Сакартвело!», то есть «Грузия!», это не то, как у нас на стадионе кричат «Рас-си-ия!». Это не просто кричалка. То есть здесь совсем другое. И главное, что я подумал — и Невзоров сказал, что надо было 2 тысячи «коктейлей Молотова» ночью, перед тем, как власти пошли на попятную, или покрышки жечь — нет, здесь полиция не будет стрелять в людей.
К. ЛАРИНА: Но все равно жестко разогнали все-таки.
А. ОРЛОВ: Не очень. Там преувеличенные жертвы травм среди полицейских, но раненых меньше, чем на футболе обычно.
К. ЛАРИНА: Еще две темы по Грузии. То, что меня интересует — это, конечно же, волна вот этой эмиграции, которая хлынула после 24 февраля, а потом после 21 сентября. И Грузия оказалась одним из самых таких популярных направлений. Как к русской эмиграции послевоенной относятся в Грузии сегодня?
А. ОРЛОВ: Во-первых, она преувеличена, потому что когда они говорят, что въехало 260 тысяч, по разным сведениям осталось в стране порядка 40 тысяч.
К. ЛАРИНА: То есть дальше поехали.
А. ОРЛОВ: Это самый удобный транзит был через Верхний Ларс. Турция, Армения. То есть многие к родственникам ехали куда-то в Грецию, в Европу. То есть это все проездом. И потом ведь как считать. Если я за этот год въехал в Грузию 6 раз, то меня и посчитали 6 раз. Вы понимаете, я — это еще 6 русских.
К. ЛАРИНА: То есть как бы не чувствуется, что количество русских увеличивается на глазах?
А. ОРЛОВ: Количество русских увеличивается. Оно увеличилось. Например, Батуми не закрылся на зиму впервые за многие годы. То есть открытые рестораны, народ гуляет. С другой стороны, чего не гулять, если сейчас +24°? Но русские открывают довольно много заведений — от всяких барберов до еще кого-то. То есть они вливаются, условно говоря, своими маленькими предприятиями в грузинскую экономику. Русским присылается довольно много денег из России, это факт . Русские покупают довольно много недвижимости, цены на нее пошли вверх. Что, я считаю, хорошо, потому что все равно ничего они с собой, если будут уезжать, не увезут. То есть это оживление экономики, деньги в страну ввозятся.
А то, что в Тбилиси на улицах я довольно часто слышу русскую речь — есть сомнения у грузин, у наших друзей. Например, открываются какие-то книжные магазины, которые почти полностью, доказано, финансируются русским посольством закрытым, у которого вот эта сеть интересов в посольстве Швейцарии. То есть есть какие-то кураторы, которые культуру… То есть грузины очень осторожны к этому относятся, потому что как это? — открыт двухэтажный книжный магазин, в котором книг не продается, но как-то он работает. Но в качестве чего и каким образом?
Нытье по поводу тыквенного латте, которое стало мемом, давно прошло. Ниши, которые есть здесь в каких-то видах ресторанного обслуживания, заполняются. Негатива такого бытового — я слышал в Батуми среди знакомых про 2-3 случая. Но и то, знаете, у одного моего знакомого ночью возвращался сын, и на багажнике машины стоит вино, выпивает толпа. Не толпа, человек 10. На их машине расположились пикничком в центре города. Он говорит: «Ребята, отойдите», — и тут же началось: «Русский приехал, не учи нас жить». То есть, понимаете, этот конфликт мог произойти в любой стране мира. А если способ придраться, потому что ты русский, им воспользуются все малообразованные люди. То есть если бы он был грузин, ему бы набили морду как человеку из другого района.
К. ЛАРИНА: Еще одна тема по Грузии тоже. Конечно же, я хочу спросить про Саакашвили. Потому что за этим наблюдаем, за этой какой-то, на мой взгляд, невероятной демонстративной жестокостью. Как вообще эта тема обсуждается в грузинском обществе? Кто-нибудь вообще встает на защиту этого человека? Чем ты это объясняешь, что это такое?
А. ОРЛОВ: Объясняется тем, что, во-первых, так же, как и Навальный, он в страну въехал. Въехал под посадку, и это было очевидно.
К. ЛАРИНА: Он хотел повторить после Алексея, безусловно.
А. ОРЛОВ: Подвиг Алексея в том, чтобы приехать и сесть в тюрьму. Знаешь, ты можешь повторить подвиг, не знаю, Александра Матросова: стреляет пулемет — ложись на амбразуру. Ну повторил. Другое дело, что он ожидал другого приема, я думаю. Он ожидал, что его от Батуми или от Поти донесут на плечах до Тбилиси. Он здесь давно не был. Молодежь, которая сейчас митингует, выросла практически уже после него. То есть для них он не является особым фигурантом. Я слышу разные мнения: что если будут какие-то выборы, и он будет участвовать — от 5%, то сейчас, на волне вот этого, так как он хороший оратор, он мог бы…
Молодежь здесь, которая завалила этот закон, не дала от своего имени выступать никому из политиков. Ни одной партии они не позволили. То есть никто там не махал, как у нас на антивоенных маршах, флагами «Яблока» или какой-нибудь «Справедливой России», как было поначалу. Здесь молодежь не дала. Сейчас это, условно говоря, прогрузинское, скажем, массовое даже не движение, а событие без лидера, и ни одной партии они не дали права говорить, что это мы организовали. То есть политиков не допускали на сцену.
Да, еще отличие от русских митингов. У нас это обычно идет разрешенный марш: собрались, прошли, разошлись — все. Здесь это слушание очень ярких ораторов и очень сильная реакция. То есть у нас кроме каких-то уже много лет назад, митингов с речами практически в России давно уже нет. А здесь люди выходят. Какой-то скрининг есть: начинает выступать, и видно по реакциям — очень много сильных ораторов, никто не читает ни по каким бумажкам.
Я думаю, что все будет здесь хорошо. Еще 3 дня назад я сомневался и с российским, русским пессимизмом ждал, что всех разгонят, 200 человек посадят…
К. ЛАРИНА: И все кончится.
А. ОРЛОВ: А здесь ведь их заставили демонстративно каждого поименно проголосовать против этого закона. То есть человек подписывается в том, что он марионетка. Сказали «за» — проголосовал за, сказали «против» — проголосовал против. Все поименно. То есть это не то, что партия отозвала безымянная — нет, за 3 дня они изменили мнение.
К. ЛАРИНА: Дорогой мой друг! У нас голосование-то идет. Значит, на эту минуту, отвечая на вопрос «От чего бы вы отказались в первую очередь: от Пушкина и Достоевского или от телефона и автомобиля?», 77% нашей аудитории отказались от Пушкина и Достоевского.
А. ОРЛОВ: Ну вот, понимаешь, а мы говорим, cancel или не cancel. Если народу, как при социологии, давать правильную мотивацию для ответа… То есть мобильный телефон — наше все. «И долго будет тем любезен он народу, что маму с папою всегда соединял».
К. ЛАРИНА: Тут, кстати, есть комментарий очень интересный. «Без Пушкина легко, — пишет Татьяна. — Когда читаю Пушкина со своей 11-летней внучкой, объясняю ей половину слов, потому что они ей уже незнакомы. Ну и зачем ей? А по поводу Достоевского все-таки стоит подумать», считает она.
А. ОРЛОВ: Когда в школе попросили проиллюстрировать Пушкина, строчки были «Бразды пушистые взрывая, летит кибитка удалая». Значит, бразды — они думали, что это что-то типа дроздов, меховые такие,как бобрята. И они взрываются. Причем они пушистые, бразды. Вы слыхали, как поют бразды? А «летит кибитка удалая» — что это что-то типа самолета, и она взрывает этих браздов сверху. Никто же не знает — какие-то бразды пушистые взрывая. Как понять?
К. ЛАРИНА: Хочу прочитать несколько комплиментов в адрес нашего гостя. Лариса: «Орлуша мыслит так же, как и стихи пишет — глубоко и философски». Искандер пишет: «Орлуша потрясает до сих пор. Знал его лишь как грандиозного поэта, но он еще и необыкновенный человечище. Спасибо, Ксения, за великолепную возможность послушать умнейшего свидетеля эпохи». Анна пишет: «Ксения, огромное спасибо за гостя!». Алексей Комаров: «До Парижа ехать 120 километров. Приеду с огромной радостью 26 марта. Уважение Андрею!». Тут как раз и стоит повторить про 26 марта.
А. ОРЛОВ: Да, 26 марта, а далее Барселона, Марбелья, Бенидорм. Там кому ехать 50 километров лень — не знаю, по-моему, в Барселоне точно можно хорошо выпить пива, поесть тапасов, а потом уже послушать. А вот у меня, кстати, про иноагентов есть набросочек стиха.
К. ЛАРИНА: Давай.
А. ОРЛОВ: Будем называть это тизером. Не тизером, спойлером. Значит, звучит так:
Иностранному агенту
Нужно только одного:
Развалить страну родную,
Да и больше ничего.
Если дома прижимают,
Он отвалит только так.
Иностранному агенту
Завсегда везде ништяк.
Эх, агенты стремные,
Провокационные.
Гниды либеральные,
Гады аморальные (это мы с тобой).
Изверги, предатели,
Бумагомаратели,
Сволочи, вредители,
Скрепоразрушители.
Если выкормыш заморский
Вдруг немного загрустит,
Он достанет папироску
И покурит, посидит.
Посидит, подумает,
Гадости придумает.
Например, мутить соседей,
Чтобы родине вредить.
Эх, пойдут майданчики,
БТРы, танчики,
Митинги протестные,
Лозунги прелестные.
Будет президентская
Власть иноагентская
Через две минуточки.
Вот такие шуточки.
Кремль такой мечтой не бредит,
И тогда надумал он
Импортировать соседям
Про агентов наш закон.
Глаз казахи сузили,
А потом и в Грузии
Люди стали хмуриться,
Закипела улица:
«Лбы у нас не узкие,
Прочь законы русские!
Нафиг нам империя
И Эсэсэсерия».
Эх, интеллигентские
Споры диссидентские!
Эх, мозгов поллюции,
Импорт революции.
Пусть войска диванные
Русско-иностранные
У грузин поучатся —
Может быть, получится.
К. ЛАРИНА: Вот такая у нас премьера эксклюзивная для зрителей нашего сегодняшнего эфира. Мы больше, чем 1,5 часа в эфире. На этой прекрасной ноте мы должны заканчивать, Андрюша, потому что кода прекрасная. Спасибо за то, что ты прочитал и спел свой замечательный стих.
Напомним, дорогие друзья, что «Гражданин поэт» ждет вас в живом виде 26 марта в Париже и далее в Испании. Все остальные города, что называется, рассматриваются. Если хотите видеть бригаду «Гражданина поэта», пишите мне, пишите Андрею.
А. ОРЛОВ: best-events.com.
К. ЛАРИНА: А мы, может, ссылку поставим на билеты? Можно же? Вот, поставим ссылочку. Андрюша, огромное тебе спасибо!
А. ОРЛОВ: Спасибо тебе! Извини, поговорили ни о чем.
К. ЛАРИНА: Прекрасно!
А. ОРЛОВ: В другой раз меня не спрашивай про психотип Путина и про его назначение в 2000 году.
К. ЛАРИНА: Но все равно сказали все, что могли. Спасибо тебе огромное! Желаю удачи, успеха и здоровья прежде всего — это обязательно. И любви, и согласия в доме, чтобы все было у вас хорошо, полная чаша.
А. ОРЛОВ: Слава Украине!
К. ЛАРИНА: Героям слава!
А. ОРЛОВ: Друзи, побачимо писля перемоги у Киеве.
К. ЛАРИНА: Спасибо! Андрей Орлов наш сегодняшний гость, Орлуша. Мы прощаемся с вами, дорогие друзья. Я напомню, что я выйду в понедельник в программе «Человек без телевизора» с вами как всегда и отвечу на все вопросы. (А. Орлов показывает надпись на майке)
Ой, отлично!
А. ОРЛОВ: «Шо це сука робиться?».
К. ЛАРИНА: Прекрасный финал. Спасибо, Орлуша! Ксения Ларина была с вами. Мы остаемся в записанном виде, поэтому можно ставить лайки за эту прекрасную майку.
А. ОРЛОВ: Смотрите Ксению Ларину, потому что экспромтом и случайным гостем я могу появиться там в любой момент, а вы это можете прозевать. Поэтому смотрите ее с утра до вечера.
К. ЛАРИНА: Правильно, спасибо большое! Оставайтесь, пишите комментарии. Остаемся с вами, дорогие друзья. Всем спасибо и до встречи!