«Садись, Орлов! Три!»
Коротко суть дела Олега Орлова
Прокурорам не понравился приговор, которого они сами требовали в обвинительном заключении, – штраф без лишения свободы.
Но прокурор Ступкин решил посадить Орлова на несколько лет.
Прокурор Ступкин предлагает суду лишить Орлова свободы без рассмотрения всяких дополнительных материалов и фактов.
Это обычный метод подросткового буллинга: если жертва выбрана, то жертва всегда виновата, и мы жертву добьем. Поэтому я назвал свое выступление, как в школе.
«Садись, Орлов! Три!»
Я прошу для своего выступления всего 15 минут. Буду краток.
Только три тезиса.
Каждый тезис, считаю я, – это минус год заключения.
Тезис первый
Зададимся вопросом. Почему суд первой инстанции вынес Орлову обвинительный приговор, не связанный с лишением его свободы?
Потому что следствие и обвинение не дали суду никакой возможности посадить Орлова.
Вынужден напомнить, как и положено защитнику, некоторые детали процесса в первой инстанции.
В основу обвинения положено ровно 2 (два) документа.
Первый: лингвистическая экспертиза текста Орлова.
Второй: два допроса свидетелей – Бохонько и Мироненко.
Сначала – про экспертизу.
По абсолютно непонятным причинам следствие заказало экспертизу в частную компанию АНО «Центр социокультурных экспертиз», экспертам Крюковой и Тарасову.
А почему частной компании?
Ведь согласно Постановлению Верховного Суда России, судебная экспертиза по уголовным делам должна проводиться в государственных экспертных учреждениях. И лишь если это абсолютно невозможно, экспертиза может быть поручена негосударственным структурам.
Заявляю: ни одно государственное учреждение в экспертизе следствию не отказывало. Следователь Савченко сознательно нарушил закон. Потому что он хотел обвинительного, а не экспертного заключения.
Я докажу это.
1. В экспертизе (подчеркну – лингвистической!) мы с помощью дипломированных специалистов, кандидатов и докторов наук, лучших учителей школ обнаружили более 60 орфографических, синтаксических, пунктуационных ошибок.
Уровень экспертов-лингвистов Крюковой и Тарасова, если б они сдали эту работу в рамках ЕГЭ, оценили бы в 2 балла.
Об экспертизе Тарасова, Крюковой много сказано. Поразительно, как эти эксперты обращаются со следствием и судом. 2/3 из так называемой экспертизы составляет описание и цитирование используемой ими литературы и методик, которые вообще не применялись в этой экспертизе.
Текст Орлова Крючкова и Тарасов предлагают анализировать как КреАлизованный (то есть, текст с картинками, графиками, мультиками и видео). Но в тексте Орлова никаких картинок, ни видео не было и нет! Как и буквы «А» в слове креАлизованный.
Эти эксперты изумленному суду сообщили, что контекст Орлов создает паралингвистическими средствами: «смехом, свистом, шепотом, телодвижениями и мимикой».
Мы просили экспертов продемонстрировать их выводы, показать нам смех, шепот и даже телодвижения. Они благоразумно отказались…
Объяснили, что просто «перечисляют методики». Конечно, уверен я, для придания халтуре внушительного объема. «Перечисление» неиспользуемых методик составляет почти что 2/3 экспертного заключения.
Например, эксперты рассказывают нам об эмотиконах (но смайликов у Орлова нет) и гетерографиках (это структурные сложные вкрапления одного языка в другой). Но у Орлова нет вставок древнешумерского в китайский…
Государство платило за брутто (неочищенный объем), за откровенную халтуру, извините, паленку, то есть ядовитую подделку. Смею утверждать – не просто за подделку. А за краденую подделку.
Заботясь о наукообразии, Тарасов и Крюкова минимум пять раз (экспертиза, стр. 9, 10, 11) воруют чужие тексты, выдавая их за свои.
А когда дело касается сути, они переходят все этические границы.
Цитата: «Коммуникативная ситуация сводится к созданию у адресата негативного отношения к проводимой Специальной военной операции на Украине. Для обоснования данной негативной оценки автор использует в тексте стереотипы, которые он использует (так в оригинале) при раскрытии тем, предложенных им к обсуждению».
Какие же стереотипы? Эксперты ставят в вину автору статьи Орлову его следующий стереотипа (заблуждение).
«Стереотип, что военные действия не должны касаться гражданского населения, гражданской инфраструктуры, военные не должны осуществлять противоправных действий».
И еще один стереотип.
«Стереотип – у власти должны находиться люди, принадлежащие к «Светлой стороне Силы»* (по аналогии с Философией Светлой стороны, которые воплощают в жизнь Джедаи)». (Так в экспертизе!)
Зачем эти люди, которым платят за экспертизу, сравнивают Орлова с джедаем!? Зачем тащат джедаев в обвинение?
Причем здесь вообще джедаи?
Было у меня подозрение, что, намекая на «Звездные войны», они хотят Орлову приписать разглашение гостайны в сфере военно-космического производства.
А вот со стереотипом № 1 очень серьезно. Эксперты полагают, что стереотип № 1 («военные действия не должны касаться гражданского населения») Орлов использует для «негативной оценки Специальной военной операции». То, что военные действия не должны касаться гражданского населения, что военные не должны осуществлять противоправных действий, для экспертов является негативной оценкой СВО!
То есть, по мнению Тарасова и Крюковой, правильно, чтобы гражданское население страдало от военных действий, а преступления военных – это не противоправные, а вполне справедливые действия. Действительно, на какой планете живут Крюкова и Тарасов, полагающие, что военные преступления – норма?
Даже официальная пропаганда считает иначе, нежели кровожадные эксперты-лингвисты. Минобороны не раз официально заявляло, что не предпринимает слишком активных действий, избегая жертв среди мирного населения. Я не комментирую фактическую сторону дела, но это официальная позиция.
Я пощажу суд, удержусь от обильного цитирования Крюковой и Тарасова.
Но одну вопиющую вещь упомяну непременно.
На листах экспертизы 14, 15, 16 эксперты пишут дословно: «Автор осуществляет дискредитацию СВО».
То есть эксперты не суду оставляют, не гособвинителю, а сами дают юридическую оценку действий автора текста. Они прямо пишут: «осуществляет дискредитацию».
Допустима ли такая подмена экспертизы – обвинением?
Категорически – нет. Вот что нам говорит Пленум Верховного Суда РФ: «Полученное в суде, а также в ходе досудебного производства по уголовному делу заключение эксперта, содержащее выводы о юридической оценке деяния <…>, не может быть допустимым доказательством и положено в основу судебного решения по делу».
А Пленум – высший судебный орган. И эта экспертиза должна быть признана ничтожной. Не случайно, что суды в России справедливо отказываются признавать труды экспертов Крюковой и Тарасова.
Когда уже шел процесс над Орловым, стало известно: этой осенью суд в Шуе по делу гражданина Веселова признал экспертизу Крюковой и Тарасова некомпетентной, и, цитирую, «эксперты не использовали никакой методики для своих выводов и приписали обвиняемому те слова, которых он не говорил».
А еще раньше Министерство юстиции России подтвердило отсутствие у Крюковой и Тарасова должной квалификации, и Минюст прямо указал: «данные специалисты не обладают профессиональными компетенциями и даже высшим лингвистическим образованием».
Так что главная, фундаментальная часть обвинения и следователя Савченко (жаль, нам не дали его допросить) – ничтожна.
По-хорошему, деньги за эту экспертизу, полученные от государства, надо вернуть. Хоть с мимикой, хоть с телодвижениями, хоть со свистом, хоть со смехом. Но смехом – горьким.
Не может жизнь и судьба человека зависеть от подобной халтуры. Я б назвал это «филькиной грамотой», но много чести. «Филькиной грамотой» Иван Грозный называл глубокие и мудрые размышления запытанного Малютой Скуратовым митрополита Филиппа.
Итак, экспертиза, имеющаяся в материалах дела, не может быть опорой для приговора. Что же остается у обвинения?
Два свидетеля, Бохонько и Мироненко.
– Они знают Орлова? Знакомы с ним? – спросим мы.
– Нет!
– Они являются политическими противниками Орлова?
Ответ: Да.
«Мемориал» борется за реабилитацию жертв политических репрессий, а оба свидетеля состоят в организации, которая считает разоблачение сталинизма «информационным оружием», которое якобы «развалило СССР». И прямо в этом, в разоблачении Сталина, они и обвиняют Орлова»!
Начали халтурить с экспертизы – надо и тут. Свидетелей Мироненко и Бохонько допрашивали, согласно материалам дела и показаниям, данным ими в суде, по отдельности и в разные дни. Однако их показания абсолютно, буквально идентичны. Как синхронное плавание. Протоколы их допросов различаются лишь установочными данными и датой. Математическая вероятность такого совпадения – менее одного миллионной доли процента! В природе такие совпадения не встречаются.
Копипаста – то есть, копирка – вместо следственных действий.
Ну, и какие возможности дали суду, чтоб он мог посадить Орлова?
Суд вел себя, профессионально оценивая доказательства. Даже согласился на обвинительный приговор, но не на реальный срок. А следствие требует теперь от суда изменить закон по принципу корпоративного государства: «Друзьям – все, врагам – закон».
Тезис 2
Что предлагает обвинение в лице прокурора Ступина суду второй инстанции?
Сначала согласимся, что приговор Головинского суда – это то, что просила прокуратура. Что просила, то и вошло в судебный акт. Но теперь прокуроры говорят, что суд должен был сам!!! сделать приговор более жестоким. Самостоятельно, найти отягчающие обстоятельства.
Чем аргументирует зампрокурор Ступкин? Например, тем, что во время процесса Орлов вел себя неподобающим образом. Серьезный факт. Разберемся.
Мы запросили стенограмму процесса, у нас есть собственные аудиозаписи.
Так вот. Ни разу Орлов не получал замечаний.
Ни одного! Господин прокурор! Приведите пример замечания!
Хоть один!
Весь процесс зафиксирован. Ни обвинение, ни суд не усмотрели ничего оскорбительного или противозаконного в поведении Орлова во время процесса. Просто обвинение не факты исследует, а разоблачает «врага народа», сообразно своей интуиции. Так известный инквизитор однажды убедил судью, что рыжие волосы и зеленые глаза ему подсказывают, что подсудимую надо считать ведьмой.
К инквизиции я еще вернусь.
Суд исследует совершенное деяние, квалифицирует его и выносит приговор после изучения всех материалов дела и состязания сторон в суде. Но зампрокурора Ступкин в апелляционном представлении просит изменить приговор не на основании изученных материалов, а на основании мнения прокуратуры, усомнившейся в собственных требованиях, уже удовлетворенных судом нижестоящей инстанции. То есть по другим каким-то обстоятельствам – но усилить приговор. Хоть за что-нибудь, но посадить. Это – правовой буллинг! Выбранная жертва должна быть добита!
Прокуратура не доверяет суду и собственному коллеге, выступавшему в первом процессе? То, что она предлагает сейчас в качестве отягчающего обстоятельства, вовсе не было предъявлено суду в ходе судебного состязания. Не было этого и в материалах уголовного дела.
Что это за правовая позиция: мы хотели, мы сказали, мы требуем – меняйте приговор! Это не правовой язык. Это, извините, «слово пацана».
Кроме «плохого поведения Орлова во время процесса» (а оно не нашло ни малейшего подтверждения в материалах дела и в стенограмме судебных заседаний), молодой зампрокурора Н.П. Ступкин хочет посадить 70-летнего Орлова в лагерь по следующей причине: «Мотивом преступления Орлова О.П. явилась политическая и идеологическая ненависть к Российской государственности». Это, по мнению бдительного Н.П. Ступкина, и является отягчающим обстоятельством.
Разберемся совсем коротко и с этим. В самом УПК понятие «политической ненависти» не расшифровано.
Однако ученые, в частности П.А. Кабанов, советуют судьям и студентам-юристам учитывать, что политическая ненависть и вражда в чистом виде проявляется крайне редко. Разве что у фанатиков, в том числе религиозных.
А вот признаки «политической ненависти» – это ненависть к политическим оппонентам, представителям других партий. Но Орлов не является членом какой-либо партии.
Ненависть, продолжает уточнять исследователь Кабанов, – это внутрипартийная борьба за лидерство или партийные ресурсы.
Нет, Ваша честь, Орлов не борется за политическое лидерство или политические ресурсы. Так же Орлов не борется за необходимое решение на референдуме или включение какой-либо или своей кандидатуры в избирательные списки…
Таким образом, Ваша честь, мы не можем отыскать следов неподобающего поведения Орлова на процессе в Головинском суде. Их нет ни в деле, ни в стенограмме. И здесь прокуратура нам их тоже не предъявила.
Нет и близко в тексте Орлова политической ненависти. Именно поэтому суд их и не нашел.
А что есть?
Есть болезненная фиксация прокурора на лишении подсудимого свободы.
Есть желание непреодолимой силы, даже ценой закона и Конституции, сделать глаголы судить и посадить синонимами в современной России.
Это маниакальная приверженность практике сталинского правосудия – сажать за мысли. Сажать за ненасильственные преступления.
Кроме пошлой фразы – «Такие люди и на свободе» – я ничем не могу объяснить желание сгноить пожилого человека, уже получившего обвинительный приговор! А чего такого? Давайте осудим за одно и то же дважды. Это требование Ступкина – и есть прямая реабилитация троек, палачей, репрессий сталинизма.
Орлова сажают за слова. А совсем недавно член правящей партии, генерал Гурулев заявил, что «процентов 80 поддерживают президента, а процентов 20 оставшихся надо как-то уничтожить».
20 процентов – это 30 миллионов россиян. Вот это ненависть так ненависть! Но МВД посчитало, что призыв к уничтожению 20процентов россиян – высказывание личных убеждений. Не более!
А Орлова, значит, надо сажать…
Я постарался найти аналог такому предложению прокуратуры – ужесточить приговор не на основе доказанных фактов, а по подозрению. И я нашел. В трактате инквизиции «Молот ведьм», написанном инквизитором Генрихом Крамером. По Крамеру, для того чтобы отдать человека под суд и казнить, требовалось 4 обстоятельства.
Первое – обвинение в ереси, то есть в том, что подсудимый высказал мнение, противоречащее действующей идеологии.
Второе – «дурная молва», показания не менее чем двух свидетелей (как у нас).
Третье – помощь, оказанная обвиняемым другим людям (любая, хотя бы врачебная).
Тут как раз пригодится эпизод, когда Орлов обменивал себя на заложников и тем самым спас 1500 человек в захваченной боевиками больнице в Буденновске. Помогал людям! Спас 1500 человек, и рожениц, и младенцев!
Четвертый признак совсем средневековый – способность не тонуть в воде.
Но и он подходит! Орлов же байдарочник!
Прокуратура, следуя не действующему в РФ закону, а средневековым технологиям обвинения, хочет изменить приговор по обстоятельствам, не изученным в суде. Это говорит о неслыханном неуважении к суду, которому отводится роль нотариуса для заверения косяков следствия и паленого содержимого экспертизы.
Прокуратура заказывает приговоры как доставку еды на дом – по своему вкусу.
Она, прокуратура, не законом руководствуется, а своими представлениями о возмездии и справедливости. Не правом, а понятиями. Это же, извините, какое-то «слово пацана»!
Ну, не может прокурорский работник, советник, извините, юстиции требовать от суда обязанности разыскивать отягчающие обстоятельства. Ну, вот же часть 2 ст. 14 УПК: «Бремя доказывания лежит на стороне обвинения». Уж если прокурор дочитает УПК и до ст. 15, то с удивлением узнает: суд не является органом уголовного преследования. Суд не выступает на стороне обвинения или защиты.
И третий мой тезис
Уважаемый суд! Орлова пытались скомпрометировать. Сейчас его обвиняют в каких-то нарушениях во время процесса, а ранее – в это сложно поверить, но в обвинительном заключении указано, что он состоит на учете нарколога и психиатра. Мы хотели помочь нашему другу преодолеть эту пагубную страсть, но нет, такого нарколога нет, нигде Орлов на учете не состоит. Это было вписано в обвинительное заключение, чтобы уничтожить его как личность. И это тоже прием инквизиции. Кстати говоря, слово «инквизиция» от глагола quaerare – «искать». Кто ищет, тот найдет. Они нашли. Искали и нашли за пределами права.
Я уговаривал Орлова. Практика и мой опыт подсказывают, что его решили посадить, закрыть. Что пока он на свободе, лучше уехать. А не собирать сумку и не приходить сегодня с ней в суд. Орлов мне отказал. Он сказал, что он русский интеллигент и не собирается предавать свои ценности.
Я убеждал его, что это доставит наслаждение всем тем, кто подделывает результаты следствия. А он говорит, что убеждения, ценности, честность, принципиальность – то, с чем он не может расстаться. Ему придется доказывать, подтверждать всю свою прошлую жизнь тем, что сейчас, в свои 70 лет не готов бежать. Я думаю, всем было бы легче, если бы он уехал. Но он отказался это делать. Я у него спрашиваю: может, у тебя есть надежда на суд? А он отвечает: «У меня ни на что нет надежды. Я верю в свои ценности. Я верю в то, что права человека незыблемы, а Конституцию надо соблюдать».
Почему он в это верит? На нашем процессе автор действующей Конституции, председатель Конституционной комиссии Владимир Лукин сказал, что Орлов имеет право на эти убеждения, потому что 29-я статья Конституции не может быть отменена никакими иными законами. «В Конституции есть неизменяемые статьи, в число которых входит 29-я, гарантирующая свободу слова и мысли и запрещающая цензуру. Конституция является документом прямого действия, эта статья действует прямо и непосредственно, – сказал Лукин. – Если какой-либо закон противоречит Конституции, то действует Конституция».
Я спросил: в каком случае действие 29 статьи о том, что человек имеет право высказывать свои убеждения, может быть ограничено. «В том случае, если введено военное положение», – ответил он. У нас в стране не введено военное положение, уважаемый суд. Оно введено только в головах прокурорских работников, когда им кажется, что все можно делать бессудно, тройками, как в сталинские времена: сажать, расстреливать и пытать, как на улице Никольская, 23, где выносились самые жестокие приговоры в нашей истории. И где «Мемориал» хочет сейчас сделать музей, а эти люди хотят сделать там круглосуточный рабочий офис по производству репрессий.
Но Орлов остается здесь. Орлов готов идти в лагерь. Я не одобряю. Но я ничего не могу сделать с ним. Как не могли с ним ничего сделать террористы в Буденновске, как не могли с ним ничего сделать бандиты, которые выводили его на расстрел, убеждая отказаться от защиты прав человека на Северном Кавказе.
И я с ним тоже ничего не смог сделать…
* * *
Я заканчиваю.
Позиция прокуратуры, изложенная в сегодняшнем процессе, – это попытка уничтожить суд как институт, превратив его в исполнителя, которому прокурор может заказать приговор, как доставку еды.
Уважаемый суд! Я надеюсь, что абсолютно необоснованные, отсылающие нас к самым мрачным временам нашей истории сегодняшние требования прокуратуры будут на абсолютно законных основаниях отклонены.
Я уверен, Орлов прав: можно любить свою страну, но быть не согласным с государством. Это и называется – Республика.
* * *
P.S. Так получается, что посадить Орлова можно только вместе с Конституцией. Именно ее он соблюдал. Именно она защищает его право на свободу убеждений в ст. 29.
Я передаю Орлову Конституцию. В его сумку, собранную для тюрьмы.
Им сидеть вместе.
* См. «Звездные войны»