Скачайте приложение, чтобы слушать «Эхо»
Купить мерч «Эха»:

О бедной империи замолвите слово…

Мнения30 января 2025
2103

Имперскость как история.

В сторону от актуальной повестки, которая меня уже просто «утрамповала». Еще чуть-чуть, и, как в старом еврейском анекдоте, мой философский бог перестанет меня узнавать. Поэтому хочу немного порассуждать о развитии и экспансии, а в связи с этим – и о двух ипостасях имперскости (прости меня, Довлатов).

Начну издалека. Вроде бы абстрактный вопрос: может ли быть развитие без экспансии? На это Ходорковский, которому я недавно задал этот вопрос как риторический во время какой-то нашей ночной непубличной дискуссии (которые, увы, проходят гораздо живее и, мягко говоря, неполиткорректнее, чем «дневные» публичные полемики), ядовито заметил, что в Шаолине, безусловно, да. В полночь я не сообразил, что ответить, но задним умом, которым я особо крепок, скажу, что все-таки да, но нет. И даже в Шаолине развитие и экспансия идут рука об руку, только там экспансия осуществляется не в формате расширения, а в формате уплотнения, не за счет выноса внутреннего «я» во внешний мир, а за счет его деления и размножения внутри себя. Но большинство из нас не живет в Шаолине, и путь развития исключительно через самосовершенствование остается для нас экзотикой.

В обычной ситуации человек, развиваясь, стремится заполнить своим внутренним «я» все окружающее его пространство, выплеснув себя в него. Развитие без амбиции освоения окружающего мира, его экспроприации, – штука редкая. Художник выплескивает себя наружу через картины, писатель – через тексты, пророк – через проповеди. Творческая эволюция неразрывно связана с экспансией внутреннего мира во внешний. 

Думаю, это в равной степени относится как к отдельной личности, так и к обществу в целом. Общепризнанным свойством состоявшейся цивилизации считается ее устремленность в бесконечное, претензия на универсальность, нацеленность на всеобщий охват, всемирное самоутверждение. Если есть цивилизация, способная к творческой эволюции, то у нее есть и бесконечная амбиция и соответствующее этой амбиции стремление к безграничной экспансии.

Но там, где появляется цивилизация, всегда вдогонку появляется и империя. В своем первичном значении имперскость есть всего лишь момент развития (движения) цивилизации, ее зенит, точка, в которой развитие перетекает в экспансию. Цивилизация и империя – это в известной степени парные категории. Если есть цивилизация, то рано или поздно она обязательно достигнет стадии империи (если не будет уничтожена какой-нибудь иной цивилизационной противоракетой на траектории взлета). 

И в обратную сторону также работает – если есть империя, значит, под ней надо искать подложку из цивилизации. Некоторые цивилизации (западно-христианская, например) могут стать грибницей для целой грозди империй. Некоторые империи (как российская и китайская, например) могут быть сосудом, внутри которого умещаются несколько последовательно сменяющих друг друга цивилизаций. Но связь между цивилизациями и империями остается в любом случае сущностной. 

В целом формат поста в Телеграм не позволяет осуществить подробный пересказ сочинений Шпенглера или Тойнби, куда я и отсылаю всех интересующихся подробностями. Для целей этой короткой заметки мне достаточно констатировать, что в имперскости как таковой нет ничего порочного, в ней нет первородного греха, требующего искупления. Быть цивилизацией или быть империей в анамнезе – не значит переболеть историческим сифилисом. От имперскости в ее простейшем историческом смысле не надо лечить. 

Историческая имперскость не создает повода ни для шейминга, ни для покаяния. Да, так устроен социум, что отдельные обособленные культуры развиваются до уровня самостоятельных цивилизаций. Эти цивилизации в своем дальнейшем развитии осуществляют экспансию, продвигая себя во всех возможных направлениях, в том числе – за счет поглощения и подавления других культур. На определенном этапе истории человечества этот формат развития считался естественным, единственно возможным и соответственно – нормальным. 

Имперскость как политика. 

Без империй не было бы современной культуры и ее продуктов, в том числе – борцов с империализмом. Впрочем, это утверждение не равно оправданию империализма как особого рода политики, возникшей на рубеже XIX-XX веков. Но надо понимать, что это уже разговор совсем о другом. Не о том, как ужасно быть имперцем, а о том, что то, что было естественно и нормально сто лет назад, не может оставаться естественным и нормальным сегодня. 

Что же пошло не так с империями? Почему полмира сегодня одержимо идеей разрушения империи до основания, а другая половина – идеей их восстановления? С самими империями, честно говоря, собственно, ничего особенного не произошло – как раньше пытались расшириться до упора, так и сейчас продолжают это делать, как раньше делали это за счет других («судьбой обиженных родов»), так и сегодня натаскивают в свою имперскую нору ресурсы отовсюду, докуда могут дотянуться. А вот внутри и вокруг империй мир сильно поменялся. Методы осуществления имперской политики стали другими. Но, как выяснилось, не для всех. 

Империи подвело именно то, подо что они были более всего заточены, – развитие. Их настигло и постигло горе от ума. Хотя сами они оставались такими, какими были испокон веков, – машинами насилия с хорошо развитым военным и бюрократическим аппаратом, – среда, в которой они существовали, сильно изменилась. 

Чем богаче становились империи в материальном отношении, тем быстрее развивалось внутри них знание, в том числе – гуманитарное, в том числе – политическое и правовое. Как следствие, в общественную повестку имперских обществ был включен вопрос и о цене самого развития. В какой-то момент цена эта показалась обществу неприемлемой с этической и политической точек зрения.  Сначала это коснулось насилия как универсального метода управления империями. Чуть позже – как универсального метода их экспансии. 

Первый звоночек прозвенел в эпоху великих европейских (включая в этот ряд и США) революций. Идее империи была противопоставлена идея нации-государства, где на место персонализированной власти императора была водружена деперсонализированная власть некой абстрактной сущности – нации, воля которой конституировалась весьма сложным и замысловатым путем через взаимодействие множества демократических институтов, призванных ограничить власть бюрократии и внедрить правовой закон как альтернативу насилию. 

Имперскость как судьба. 

Итогом переосмысления роли и значимости политического насилия в истории стало возникновение на месте империй «национальных государств» – весьма своеобразных субьектов истории, которые в своей внутренней политике руководствовались идеями Нового времени, а внешнюю политику продолжали осуществлять теми же методами, что и во времена Римской империи. Этот разрыв не мог существовать бесконечно, и на рубеже  XIX-XX веков он проявил себя в виде глобального «антиимпериалистического» движения, где в едином потоке слились левые силы внутри новоявленных империй («национальных государств») и силы многочисленного имперского «лимитрофа», боровшиеся либо за свою независимость от империй вообще (что было редким явлением), либо за право свободного перехода из зоны влияния одной империи в зону влияния другой. 

По итогам двух мировых войн XX века пять выживших и в конечном счете победивших империй договорились между собой перенести на внешнюю политику принципы и идеи того самого Нового времени, которые на Западе (но не в России и не в Китае) вот уже более пары сотен лет лежали в основании их внутренней политики.  Это соглашение было настолько же непрочным и противоречивым, насколько непрочным и даже противоестественным был союз победителей. Нет ничего удивительного в том, что «мир, основанный на правилах», спустя три четверти века выродился в «мир, основанный на ханжестве». Невыполнявшиеся практически никем в полном объеме «ООНовские заповеди» с каждым десятилетием все больше тяготили своих «отцов-основателей». В конце концов, первым не выдержал Путин, чьи возможности играть по правилам оказались исчерпанными раньше, чем у остальных. Позднее оказалось, что он был всего лишь предтечей.

Дело не в том, плохо или хорошо быть имперцем, а в том, что империи XXI века, существующие в формате «национальных государств», вдруг решили вернуться к методам осуществления имперской политики XIX века, то есть к «боям без правил». Причем как во внешней, так и во внутренней политике. В этом, а не в борьбе с мифической порочностью и греховностью имперской идеи, я вижу сегодня главную угрозу миру. 

Трамп, возможно, и имперец, который замыслил вернуть Америку в эпоху «дипломатии канонерок», когда развитие и военная экспансия были словами синонимами. Но кто уж точно не имперец, так это Путин, потому что его экспансия не имеет никакого отношения к имперской политике ни в прямом, ни в переносном смыслах слова. Путинизм – это экспансия без развития и даже в ущерб развитию, не говоря уже об этической и политической неприемлемости ее методов, позаимствованных из позапрошлого века. Эта экспансия бессмысленна и губительна не только для соседей России, но и для нее самой. У нее есть один-единственный смысл – сохранение власти правящего в России клана. Но побойтесь Бога, при чем же здесь империя?!

Оригинал

Купить книги Владимира Пастухова на сайте «Эхо Книги»



Выбор редакции


Боитесь пропустить интересное? Подпишитесь на рассылку «Эха»

Это еженедельный дайджест ключевых материалов сайта

Сейчас в эфире
«Особое мнение» Артемия Троицкого
Далее в 20:00Все программы