«Мне сказали, я пошел»
Выскажу непопулярное мнение. Мобилизованные — это, с одной стороны, жертвы пропаганды и войны, люди, многие из которых видят жизнь сквозь искаженную оптику бедности и безнадеги. Стоит ли их в этом обвинять и считать военными преступниками, кто умышленно отказался сесть в тюрьму или уехать из страны? Нет, не стоит. У многих из них нет и понимания, что в принципе есть какой-то выбор. «Мне сказали, я пошел».
С другой стороны, не стоит впадать в другую крайность и расширять и без того широкое понятие «жертва» до бесконечности, превращая мобилизованных и их семьи в чуть ли не святых мучеников, неприкосновенных для любых вопросов и тем более критики. Решили жены мобилизованных как-то выразить свой протест — очень хорошо. Будет он обретать какие-то ощутимые формы — еще лучше. Стоит ли немедленно впадать в эйфорию и восхищение перед этими женщинами? Не уверен. Стоит ли любой, пусть в грубой форме выраженный вопрос или даже, пускай, неприятие, подвергать остракизму только на том лишь основании, что кто-то — жертва? Вряд ли. Да мы все в той или иной степени жертвы этой ситуации — что ж теперь, в твиттере не сраться?
Нельзя создавать что-то, что нельзя критиковать. В ином случае вместо политической деятельности появляется деятельность религиозная, вместо рассудочной оценки появляется некритичная восторженность, идеи заменяются харизматичными вождями, ну и так далее.
В политике эйфория и вообще сильные эмоции — вещь обоюдоострая, и опасная в первую очередь для тех, кто ими охвачен. Чувствуйте сердцем, но думайте головой.
Доклад окончен.