Беслан — не только начало тотального госвранья, но и начало конца свободы слова
20 лет назад в 13:03 и в 13:05 в Бесланской школе № 1, захваченной террористами, произошли два взрыва и начался штурм, в котором спецназ и военные использовали огнеметы «Шмель» и реактивные противопехотные гранатометы.
Погибли 333 человека, в том числе 186 детей. Почти 800 человек были ранены, многие получили увечья, исковеркавшие их жизнь навсегда.До 3 сентября эти люди были живы и надеялись, что их — спасут. 3 сентября — черный день в жизни Беслана, финал самого чудовищного теракта в истории России.
Финал вранья власти и во многом — результат этого вранья.
С момента захвата школы власти, устами журналистов, сделавших потом впечатляющие карьеры, врали, что в школе «не больше двухсот заложников», но их было 1128 человек, большинство — дети.
Журналисты выходили в прямой эфир, называли лживые цифры, а перед ними стояли бесланцы с самодельными плакатами: «Нас больше! Там около 900 человек!» Потом журналисты расскажут, что ни людей, ни плакатов не видели.
Власти врали, что силовую операцию начали вынужденно — из-за взрывов самодельных бомб в спортзале, где находились заложники. Но выжившие свидетели показали, что бомбы террористов не взрывались. Заложники видели пролетевший через зал большой огненный шар, похожий на те, что бывают от выстрела из гранатомета.
Власти врали, что большинство заложников погибли именно от взрывов в спортзале. Но, в докладе военного эксперта, экс-депутата Савельева, доказано, что большая часть заложников погибла в южном крыле школы, которое не было заминировано. В ночь после теракта снесли, не оставив следов.
Беслан — не только начало тотального госвранья, но и начало конца свободы слова, ведь после него все важные данные журналисты должны сообщать так, как их сообщили госорганы. За интерпретации можно лишиться лицензии, работы, профессии.
Но это несравнимо с горем и несправедливостью, обрушившейся на осетинский город Беслан, часть которого теперь — огромное кладбище. 3 сентября там обычно собираются люди, приносят цветы, плачут.
В другие дни — пусто и страшно. Город мёртвых, чью память могло бы защитить честное расследование обстоятельств теракта. Но за 20 лет оно так не было доведено до конца.
По пути в школу сегодня я рассказывала о трагедии в Беслане своим младшим детям. Дочь спросила: «Неужели совсем никто не мог их защитить?».
Мне пришлось ответить, что видимо, тот, кто мог — не посчитал нужным. Когда подрастут, расскажу, что в день штурма Дзасохов, Аушев и Гуцериев планировали подключить к переговорам Закаева и Масхадова. Те согласились, но при условии, что до Беслана их будут сопровождать корреспондент «Новой газеты» Политковская и корреспондент «Радио Свобода» Бабицкий. Но накануне Бабицкого задержали в московском аэропорту, а Политковскую в самолете отравили неизвестным веществом.
А потом машина госвранья нарастила такие обороты, что сумела перемолоть горькую правду о Беслане в помпезный героический монолит: улицы вокруг школы названы именами тех, кто её штурмовал с помощью огнемётов, противопехотных гранатомётов и танков, а сама школа превратилась культурно-патриотический центр профилактики терроризма.
Елена Милашина, журналистка, сделавшая расследование теракта о Беслане смыслом своей жизни, сейчас дописывает книгу обо всем что предшествовало этим 3 дням и тому, что происходило в последующие 20.
В прошлом году вместе с Леной я была в Беслане. Я видела, как люди ей верят и как благодарны, что Лена их не бросила.
Они подходили и прямо так и говорили: «Спасибо, что вы не боитесь говорить нашу правду».
Я очень жду Ленину книгу, потому что надежды на то, что однажды государственное расследование будет закончено — нет. И веры тому, что там будет правда — тоже.
Вот здесь — поминутно восстановленные события 3 сентября 2004 года.
Здесь — фильм Дудя о Беслане.
Светлая память погибшим. Сил и памяти живым.