Дима Зицер: Ребята, надо стать очень-очень подозрительными
Фрагмент программы “Утренний разворот”
И.БАБЛОЯН: Приветствуем педагога Диму Зицера у нас в эфире. Здравствуйте, доброе утро.
Д.ЗИЦЕР: Привет, привет.
И.БАБЛОЯН: Я, честно говоря, вы знаете, почти убеждена, что вы с Марфой будете спорить у нас в эфире сегодня.
Д.ЗИЦЕР: Такой сценарий, да?
И.БАБЛОЯН: Ну, нет, это мое внутреннее чувство. Просто когда появились новости о том, что уроки «Важного» в детских садах появятся. Все видели прекрасно, как Владимиру Путину задают этот вопрос, он отвечает и говорит, что вот некоторые вещи с молоком матери надо детям. Меня это пугает ужасно и я вообще не хочу себя представлять даже на месте родителей, у которых есть какой-то выбор, потому что ты сегодня уверен в педагоге, который разговаривает с твоим ребенком, а завтра все может поменяться.
А Марфа (Марфа, не хочу переврать твои слова), ты считаешь, что есть, во-первых, очень много преподавателей, которые вообще пропускают все, детям это влетело в одно ухо, и во второе вылетело, и никак…
М.СМИРНОВА: Я тебе говорила конкретно, на примере своих детей, которые, честно говоря, тоже 9 мая или, я не помню, еще какие-то, наверное, праздники, 23 февраля, вот точно,рисовали танки и российский триколор. Но это я это помню, а мои дети абсолютно это не помнят.
И.БАБЛОЯН: Ну вот, собственно, я хочу вас спросить вообще, насколько это опасно?
Д.ЗИЦЕР: Помнят ли дети Марфы то, что они рисовали?
И.БАБЛОЯН: Нет, насколько это опасно?
М.СМИРНОВА: Для детей в детском саду вводить «Разговоры о важном».
И.БАБЛОЯН: Ну, просто, я когда читаю эти новости, мне становится дурно уже от самих этих новостей, честно говоря.
Д.ЗИЦЕР: Слушайте, ну, из частного нельзя делать вывод об общем. Теперь я, Марфа, очень-очень рад за ваших детей. Если это так, проверим мы это с вами через некоторое время. Я надеюсь, что это так. Но это ведь очень сильно зависит от контекста и интенсивности. То есть это очень круто, что они перевернули эту страницу, что это было одно из многого-многого через запятую. Ну круто, ура! А если это не из чего-то многого через запятую, а если это не два раза в год (на 9 мая и 23 февраля), а каждый понедельник и четверг, например. А если учитель, который это делает, или воспитатель, который это делает в детском саду, убежденный фашист, например, что мы с этим будем делать?
Это зависит, конечно, от контекста. Теперь, если мы с вами говорим системно, то системно, конечно, это очень и очень плохо. Почему? В общем, говорили много раз. И в первую очередь из-за того, что влияние на людей этого возраста тотально со стороны взрослых. Так что вот.
И.БАБЛОЯН: На вопросе, на котором, я думала, вы с Марфой как раз чуть-чуть поспорите, Марфу отвлекли ее дети, потому что мы ее…
Д.ЗИЦЕР: Засчитываем технический проигрыш, хорошо.
И.БАБЛОЯН: Технический проигрыш, абсолютно. Марфа, тебе технический проигрыш.
М.СМИРНОВА: Извините, мне надо ребенка начать выгонять на английский, поэтому мне пришлось встать на секундочку.
Д.ЗИЦЕР: Быстро вы справились.
М.СМИРНОВА: Ну, я пока только импульс дала ему.
И.БАБЛОЯН: Мой прогноз не сбылся, а ваш…
Д.ЗИЦЕР: Не, ну мы можем. Марфа, давайте поспорим.
М.СМИРНОВА: Мне кажется, мы с вами спорили на эту тему. Я вам говорила, что я по-прежнему считаю… Кстати, вот, к слову, я до сих пор переписываюсь с воспитательницей из детского сада моих детей. Это государственный детский садик. Она знает, по какой причине мы уехали. И я совершенно, честно говоря, не волнуюсь за наше-экс учебное заведение. Я уверена, что даже если эти «Разговоры о важном» для детей 3-4-5 лет ведут, то вон найдутся люди, которые попытаются это обойти. Вот я о чем.
Д.ЗИЦЕР: Ну пока да, и слава богу. Но ведь мы говорим, еще раз, об одном конкретном учебном заведении. Я ни разу в жизни не сказал, что все школы и детские сады в России пропитаны фашизмом. Напротив, я каждый раз повторяю и подчеркиваю, что, безусловно, в России есть честные профессиональные педагоги, но это вопрос контекста. Понимаете, какая штука. В 1934 году Станиславский смог защитить Мейерхольда, а в 1937 году уже не смог. Оба остались теми же самыми. Когда Мандельштама выслали в ссылку в Воронеж, оказались люди, которые его защитили, опять-таки. И дальше мы знаем, что на некоторое время вернули назад и так далее, а потом не смогли. Так что в этом смысле я… Ну как вам сказать, я очень-очень естественно буду рад и рад, если большинство детских садов таковы. Нет, к моему огромному сожалению, они не таковы. А самое главное, ну что нам обсуждать конкретных педагогов? Еще раз: профессиональных педагогов и честных педагогов множество. Речь же идет о системе, о системном подходе. Речь идет о том, что со всех сторон прикрывают вот эти самые углы. Речь идет о том, что такое введение тотальных «Уроков о важном».
Введение тотальных «Уроков о важном» – это системный подход, еще раз. Это ситуация, из которой не выскользнуть. То есть они стараются сделать так. Есть люди, которые выскользают. Безусловно. На данный момент, надеюсь, у них такая возможность останется. Боюсь, что на государственном уровне не останется через пару-тройку лет, если пойдет так же. Но по-прежнему моя надежда вместе с вашей надеждой.
М.СМИРНОВА: А зачем вообще в этой системе появились детские сады. дошкольное образование? Неужели недостаточно, если говорить о промывании мозгов, неужели недостаточно этим заниматься только в школе? Зачем вообще заговорили о таких маленьких детях, которым реально 3-4-5 лет?
Д.ЗИЦЕР: Нет, конечно, недостаточно. И они с точки зрения интеграции пропаганды действуют очень грамотно и очень правильно, потому что они организовывают замкнутый цикл, то что называется. Иными словами вот мы пришли в любое государственное учреждение и в нем и остались в этой идеологии, в этом контексте. Тут довольно очевидно. Более того, успешность внедрения определенной идеологии в пять лет намного выше, чем в 10, например. По причинам, вами обозначенными. Потому что если до 7 лет мы не успели (ну влияние семьи, ну опять-таки общий контекст, ну где-то сбой дал воспитатель какой-то и так далее, и так далее) в ситуации замкнутого цикла – ну что, представим себе ситуацию, когда человек выходит из дома, в котором звучит громко Соловьев или Первый канал, выходит на улицу, где его окружают билборды, и он находится в контексте. То есть не в том даже дело, что мама его пропутинская, а просто он остается жить вот в этой системе координат, как в «1984».
А что, почему этот дяденька с автоматом на одном билборде? А за что это деньги предлагают на другом билборде? И так далее, и так далее. Дальше приходит он в детский сад, предположим. Давайте про детский сад. Ну, нарисовали там триколор. В самом по себе триколоре, как вы понимаете, нет ничего страшного. Опять-таки опасность появляется в контексте, если мы об этом говорим. Про маскировочные сети в детских садах слыхали ведь, правда же? Наверное, про парту героя слыхали ведь, наверное?
М.СМИРНОВА: Нет, я, например, не слышала.
Д.ЗИЦЕР: Про парту героя не слыхали в школах? Ой, погуглите, не буду вам морочить сейчас голову, ужаснетесь. Ну так вот. И так далее, и так далее, и так далее. Человеку в 5 лет намного труднее сопротивляться этому всему, чем человеку в 15, естественно. Более того, человек же устроен таким образом, что не может жить все время в сопротивлении. Особенно, когда мы маленькие. Ну вот, собственно, и все. Так что в этом смысле действуют они абсолютно грамотно. И не считают они это совершенно промыванием мозгов. Это система.
М.СМИРНОВА: На другую тему хотела перейти. Мне кажется, вот это реально куда страшнее, чем всякие «Разговоры о важном», будь то в детском саду или в школе. Это так называемые герои СВО, которых приглашают на классный час или как вот последняя история. Появилась новость: к 9-классникам в школу во Владимире пришел бывший участник СВО. Мальчик у него спросил, что тут почувствовал, когда убил первого человека. Его перебила учительница и сказала: это не убийство, а война. И свшоник ответил, что стрелять украинцев на войне – это ничего, еще один плюсик. При этом он тут же стал уверять, что Россия якобы не относится к жителям Украины как к врагам. Враги – это нацисты и так далее. Опять все вот это промывание.
Честно говоря, таких случаев довольно много было за последний месяц точно. Там какие-то учителями ОБЖ становятся бывшие СВОшники, приходят на работу в школу. И вот это, мне кажется, куда страшнее, чем всякие, еще раз повторюсь, разговоры о власти.
Д.ЗИЦЕР: Это то же самое, Марфа. Это то же самое. Просто, видите, вы эмоционально больше отзываетесь на это.
М.СМИРНОВА: Это человек, повидавший войну. Это человек, который реально, я не знаю, убил кого-то, не убил, но у него в руках было оружие. Он был внутри этой системы. Никакая учительница, даже очень патриотичных взглядов, все равно не настолько в контексте, как участник СВО.
Д.ЗИЦЕР: Ну, спорим?
М.СМИРНОВА: Наконец-то Ира дождалась.
Д.ЗИЦЕР: Да, доставим Ире удовольствие. Слушайте, я скажу вам в чем штука. Это и так, и не так. Это не то, что я говорю, что это неважно и не влияет приход, значит, этого убийцы и преступника в школу. Ну, еще как, конечно. Но при этом воспитательница в детском саду для человека 5 лет – это человек значимый, это значимый взрослый, который с ним находится все время. И в этом смысле приход этого человека в форме – это все-таки разовое явление. Уже не разовое во многих школах, но в данном случае, вот в этой школе во Владимире, судя по всему, это разовое явление. Пришел какой-то человек, ну вот как рисовалка на 23 февраля. А если мой значимый взрослый, кто бы это ни был, мама, папа, учительница первая моя или воспитательница, растит меня в контексте вот такой вот идеологии, в которую сама верит, то это как раз системный подход тот самый.
Но это такой спор действительно ради Иры, я бы сказал. Потому что по сути в общем все понятно, что оба хуже. Не хочется цитировать Сталина, но тем не менее.
И.БАБЛОЯН: Я, вы знаете, сегодня утром новостях, которые читала,увидела очередной запрет, который разрабатывает Государственная дума. И теперь они хотят запретить квадроберов. У них теперь движение, они называют это движение квадроберов. У меня в связи с этим к вам, знаете, два вопроса. Во-первых, почему? Если есть какой-то ответ, помимо того, что это они считают западной культурой, и что все плохое вот идет оттуда, и просто вот им надо запретить. Вот это первый вопрос: почему, зачем, что их в этом так сильно пугает. Это первое. А второе, можно ли вообще говорить о том, что это поколение, которому запрещают всё, которые живут в этих вот абсолютных запретах вообще практически всего, что оно вырастет каким-то другим совсем? И каким другим оно будет?
Д.ЗИЦЕР: Да мы уже столько поколений видели, которые выросли другими. Уж сколько мы про это говорили, уж сколько раз твердили миру. Не знаю про второй вопрос, Ирин.
Что касается квадроберов, ну мне кажется довольно просто. Мы почему-то не допускаем (и я за собой знаю этот грешок) такую простую мысль, что они запрещают все то, чего они не понимают и что вызывает у них страх, следовательно. Ну, знаете есть такие люди, которые, если видят насекомое и они его боятся, они его убивают. Вот просто первая реакция — убить. Это такое полное отсутствие рефлексии, на самом деле. Это полное отсутствие рефлексии. Это оно. Разве не то же самое происходит с видосами, предположим? Разве не то же самое происходит с современной музыкой?
Мне кажется, что в данном случае объяснение довольно простое. Мы имеем дело с абсолютно нерефлексивными людьми, особями, я бы сказал, которые всё, что они видят, ну не знаю, что устроено иначе, чем существует в их представлениях, или вообще новое любое, – всё под асфальт. Вот, собственно, и всё. Я думаю, что объяснение такое, честно. Мне не кажется, что есть специальная комиссия по квадроберам, но может появиться. На автомате не пущать. Слушайте, ну Грибоедовым описано в подробностях на самом деле.
Ну вот, что касается поколения, ну трудно конечно этим ребятам живется и будет житься. И непонятно почему почему очередной раз взрослый мир в относительном консенсусе давит мир детей. Ну не первый раз, к моему огромному сожалению. Не знаю, как это на них повлияет и повлияет ли. Ну такой месседж очередной. Они ничего не понимают. Ну старперы, ну отцы и дети, нас не любят. Восстания не будет, если вы об этом.
И.БАБЛОЯН: Я просто вспоминаю свое детство, и было сильно по-другому. Не было социальных сетей, не было такого количества информации извне. Была информация в школе, была информация от родителей. А сейчас-то у них столько возможностей узнать, что происходит в мире, и как живут в других странах, и чем интересуются в других странах. И вот это вот бесконечный, как мне кажется, диссонанс, что тебе навязывают одно, а ты видишь совсем другое. Тебе опять навязывают, запрещают одно, а ты видишь наоборот свободы в другом мире.
Д.ЗИЦЕР: Эх, поговорить бы нам с вами лет пять назад, скажу я вам. Потому что лет пять назад, или три года назад, я бы с вами безоговорочно согласился. Безоговорочно. А сейчас…
И.БАБЛОЯН: Что изменилось?
Д.ЗИЦЕР: Я скажу, что изменилось. Изменилось, в первую очередь, мое видение. Не только оно, но, в первую очередь, мое видение. Я признал свою ошибку, и я понимаю, что то, что происходит в системе образования в последние лет 20, это системный последовательный подход. Я-то считал, что это все, знаете, как петух с отрубленной головой, Бабель говорит. Тут, значит, приняли одно, а потом случайно департамент образования принял другое, а потом пришел новый министр образования, принял третий, а потом следующий отменил и так далее.
Вы абсолютно правы, если бы мы имели дело с системой образования, которая вызывает рефлексию, сомнение, любопытство и так далее. Мы имеем дело с системой образования, которая последовательно уничтожает рефлексию, любопытство, которая ведет детей к простым ответам и ведет людей вообще к простым ответам. И отчасти, ну вот, кольцуя то, с чего мы начали, все вот это то, что начинает происходить в детских садах, или продолжает, или усиливается, это в общем все зрение той же самой цепи. Вы, конечно, правы о том, что найти информацию относительно легко, но для того, чтобы найти информацию, ее нужно искать. Хотя бы малюсенький-малюсенький генчик иметь, который ставит под сомнение то, что говорят взрослые, например, или то, что говорят учителя, например. Вы скажете: нет, Дим, подожди, ну, скажем, в каком-нибудь переходном возрасте это же один из признаков переходного возраста. В переходном возрасте – да. И тут я снова отвечаю на вопрос Марфы, почему они начинают все раньше и раньше. Потому что надо успеть. Надо успеть сформировать вот эту позицию. Насколько это будет успешно, мы посмотрим. Надеюсь нет, естественно. Так что такой, ответ, видите получается: и да и нет
И.БАБЛОЯН: Сложно очень. Марфа, я читаю твое сообщение. Извините, Дима. И я считаю, что вообще ничего в этом плохого нет, если твой чудесный сын хочет зайти и помахать зрителям в прямом эфире.
Д.ЗИЦЕР: Мне тоже кажется, что совершенно так.
М.СМИРНОВА: У нас ребенок заходит все время в кадр, и мы уже писали…
И.БАБЛОЯН: Петя, иди уже к нам. Приветик. Привет, вот я тебя машу.
Д.ЗИЦЕР: Ну так а мы тебя ждали все это время, ты что! Хорошо, что ты зашел. Ура.
М.СМИРНОВА: Его видно, я не знаю, видно или нет.
Д.ЗИЦЕР: Видно, видно.
И.БАБЛОЯН: Нам видно, мы очень рады, Петя.
М.СМИРНОВА: Привет. Тебя сейчас 9000 человек видят. Все, иди на занятия, пока.
Еще одну тему, которую я тоже для вас, Дима, заготовила. В начале недели появились сообщения о том, что в разных школах по всей стране, кстати, не только в школах, это и вузов касается, стали якобы принуждать школьников и студентов вступать в некое «Движение первых». У меня, может быть, ошибочно, но, конечно, возникла ассоциация с пионерами и так далее. И с тем, что было вообще с этими организациями, которые существовали в советское время. Я уверена, что многие наши зрители помнят, и, наверное, даже в них и состояли.
Д.ЗИЦЕР: Слушайте, ну формально, формально понятно, почему у вас возникла эта ассоциация. Она и у меня возникает. Я думаю, что и у всех возникает, потому что это речь идет… Они говорят о такой широкой, объединяющей всех организации. Но при этом, конечно, нечего сравнивать с пионерами на самом-то деле, потому что пионерская организация была… Что-то я сегодня слово «системно» употребляю очень много раз. Она была системна, она была всеобъемлюща. Человек не мог не быть пионером, между прочим. Пока еще человек может не быть членом «Движения первых». У пионерской организации, как вообще у всего того, что происходило в Советском Союзе, были очень понятные задачи и очень понятно сформулированная идеология. Вот это самое «Движение первых» какая у них идеология? Что, Путину в задницу лизать? Это главный идеологический принцип или какой? Откопать его невозможно. Я тоже новость эту видел, но не понимаю, чего они совершенно хотят, эти люди. Опять взрослые, которые манипулируют детьми.
Другое дело, что в рамках того, что происходит, действительно они могут начать заставлять людей вступать в эту организацию. Пока, насколько мне известно, речи об этом нет. Ну как-то так, слушайте. Это же такое обобщение мы можем сделать. Ну чем принципиально вообще, принципиально отличается идеология, которую предлагают сегодня, от идеологии, которая была в Советском Союзе? На мой взгляд, идеология, которую предлагают детям сегодня, это разрушение морально-нравственного базиса, то есть готовность изменить свою позицию в угоду взрослым или в угоду каким-то призывам или лозунгам в любую секунду. Ну, не знаю, учебник истории, который меняется на наших глазах два раза в год. В принципе, любая ситуация на самом деле, когда то, про что мы вчера говорили плохо, мы сегодня должны сказать хорошо. Или наоборот. Ну, в Советском Союзе этого не было, как ни странно. Я, кстати, очень-очень. как вы понимаете, плохо отношусь к Советскому Союзу. Однако это нельзя не признать: идеология там была. Сейчас эта идеология в отрицании опять-таки морально-нравственной базы. Ну как то, что вы рассказали про этого человека, убийцу, которого привели к детям. Невозможно себе представить такую ситуацию в Советском Союзе. Поверьте мне. Невозможно! Даже после начала войны в Афганистане. Невозможно.
М.СМИРНОВА: Я, кстати, не задумывалась, приходили ли ветераны Афганистана или чеченских войн.
Д.ЗИЦЕР: Невозможно, потому что был консенсус, потому что был единый, был абсолютно общий консенсус: больше никогда. И это могло восприниматься как угодно. И это, ну опять-таки уже общее место, потому что все про это поговорили, но это важная тема, могу повторить еще раз. Поскольку рос я во второй половине 70-х, заканчивал школу в начале 80-х, к нам приходили ветераны, которые жили. Они были относительно молодыми на этот момент. Никогда в жизни они не пускались в рассказы о том, кто кого убил. Они делали все для того, чтобы отодвинуть нас от этого. Причем это было потрясающе. Это с годами понимаешь. Это не то, что мне повезло с ветеранами, которые приходили. Ты слышишь со всех сторон одни и те же истории: они были не готовы об этом говорить. Просто не го-то-вы. И более того, их никто и не заставлял об этом говорить. И то, что называлось подвигом советского народа, это очень-очень редко было конкретно. Это было что-то такое абстрактное, понятное. Потом появилась литература на эту тему. Потом начали говорить другую правду, потом появились, я не знаю, Рыбаков, Окуджава и так далее, и так далее. Но это было абсолютно однозначно, это не вызывало вообще вопроса никакого. Ну вот и все.
И сейчас вот эта история, которая происходит. Теперь, если я положу это на две чаши весов, это странно в моих устах, если прозвучит похвала Советскому Союзу, поэтому даже не вздумайте так это воспринимать. Но тем не менее: нас не разрушали умышленно. Это важный момент. Нынешних детей умышленно разрушают.
М.СМИРНОВА: То есть идеология коммунизма, социализма, я не знаю, марксизма, ленинизма, она не разрушительна была?
Д.ЗИЦЕР: Идеология марксизма, ленинизма, сталинизма и всего остального –изма, безусловно, разрушительна и античеловечна сама по себе. Безусловно. Но вы имеете дело с человеком, который рос в позднем Советском Союзе, на излете Советского Союза, когда идеология хромала, когда была она прогнившей. И говорим мы об одном очень-очень конкретном проявлении этой идеологии. Об одном. Мы не говорим с вами сейчас о ГУЛАГе, мы не говорим с вами о людоеде Сталине, мы не говорим о стукачах, которые сдавали близких и соседей. Мы не говорим об этом. Мы говорим об отношении с войной и с убийством. В этом смысле, да. Это не то, что я предпочитаю эту этой, но в этом смысле, конечно.
Я еще раз повторяю: невозможно представить себе ситуацию, когда пришли бы к детям и стали говорить о том, что нужно убивать, я не знаю, немцев. Невозможно. Это невозможная история. Да, на уроках литературы и углубленной литературы можно было изучать стихи «Сколько раз увидишь его, || Столько раз его и убей!». Но это невозможная история, невозможная ситуация.
М.СМИРНОВА: А если говорить про учебные материалы, раз мы уже как-то окунулись в историю советских времен. И мы с вами уже тоже не раз в эфирах обсуждали учебник Мединского. И сегодня с Алексеем Валерьевичем Кузнецовым тоже говорили. Если сравнивать вот эти методистские материалы (давайте я их так назову), и учебный план, и учебники, вот тогда и сегодня. Где больше пропаганды?
Д.ЗИЦЕР: Где больше пропаганды, я не знаю. Пропаганду взвешивать трудно. Вопрос настолько интересный, что я был бы готов взять учебник какой-нибудь начала 80-х и ещё раз, надев резиновые перчатки, учебник Мединского и посравнивать. Ну, можно про это подумать.
Ну, учебник Мединского, в первую очередь, безграмотный. Давайте начнем с простого. Мединский это кто вообще? Мы разговариваем о Мединском серьезно и легитимизируем Мединского. Ну, он совершенно необразованный человек, совсем-совсем, ничего не понимающий в образовании, ничего не понимающий в методиках, ничего не понимающий вообще. Другое дело, что беда в том, что он из тех людей, которые могут принимать какие-то правила, законы и так далее, и так далее и влиять на нас. Это очень-очень плохо.
Я думаю, что, если мы сравним с точки зрения идеологии, это похоже,. Ну, количественно. Хотя, еще раз, я импровизирую сейчас и иду по тонкому льду. Но я думаю, что важна здесь не только идеология, сколько подход, сколько как это делается. Вот еще раз: учебник истории в 70-е годы и в 80-е годы был тем же учебником истории плюс-минус. И предлагались ученикам определенные постулаты. О том, что добро это хорошо, а зло это плохо. О том, что убивать это нехорошо. О том, что человек человеку друг, между прочим. О том, что мы стремимся быть друзьями со всем миром, и мы сделаем все для того, чтобы (мы – в смысле Советский Союз) не было войны и так далее, и так далее. Значит, сейчас, если мы сравним даже вот эти вещи, человек человеку друг, Марфа, по учебнику истории? Нет. Человек человеку враг. Это написано в учебнике. Написано о том, что мы окружены врагами. Трудно сравнить. И то, и другое идеология, но эта идеология противоположна. Этот учебник дышит милитаризмом. Мы можем повторить. И повторяем, и повторяем на каждом углу. Этот учебник дышит тем, что нехорошие дяденьки и тетеньки в мире собрались для того, чтобы нами манипулировать. Среди нас были такие дурачки…Там есть абзац про Михаила Сергеевича Горбачева. Это Мединский о нем: что им манипулировали, а он был человеком падким на лесть, и поэтому он поверил в Западу в середине 80-х. Это цитаты, не дословные, но цитаты. Невозможно представить себе, еще раз, методически, с точки зрения подхода такого отношения. Почему я говорю, что это разрушение морально-нравственного базиса? Ну потому что это оно. Это разрушение морально-нравственного базиса. Невозможно представить себе ситуацию послесталинскую (Сталина возможно представить себе в такой ситуации), когда садится президент страны, России, и говорит, практически дословно цитируя Чуковского: приводите-ка мне, звери, ваших детушек, я сегодня их за ужином скушаю. Это же то, что он говорит. И многоуважаемая, поверьте мне абсолютно искренне, Марфа говорит мне: да ничего, обойдется. Нет, не обойдется. К моему огромному сожалению, если мы будем считать, что обойдется. Этим детям, некому их защитить, кроме нас с вами. И мы должны в этом смысле…
Еще раз: вот то, что я произнес только что, три года назад, я говорил бы совершенно другие тексты, но и поводов не было. Но сегодня я вынужден говорить, ну, по-серьезному говорить. Ребята, надо стать подозрительными. Очень-очень сильно. Надо начать подозревать. Надо такую паранойю немножко в себе развить. Потому что если есть первые признаки вот этого, не знаю, в детском саду или в школе, мы не можем, на мой взгляд, успокаивать себя тем, что обойдется. Потому что Марфа, честное слово, многоуважаемая, но мы не знаем, что произошло бы с вашим прекрасным мальчиком, не знаем, если бы он остался в этом детском саду, а интенсивность повысилась бы.
М.СМИРНОВА: Да, я с вами согласна, Дима. Мне легко говорить: мои дети больше там не учатся, мы уехали.
Д.ЗИЦЕР: Ну, конечно, а я, собственно говоря, не хочу вас ущемить, поверьте мне.
М.СМИРНОВА: Мне, правда, жаловаться не на что. Но хочется думать о людях, которые остаются там. Знаете, еще буквально последняя реплика. Вы сказали про учебник и про сейчас мы друг другу враги, а тогда были друг другу друзьями. Скорее, такая идеология прослеживалась. Мне кажется, что из-за этого в том числе очень многие люди сейчас ностальгируют по Советскому Союзу, по этой какой-то дружбе, чему-то доброму, на фоне того, что было очень много всего и плохого.
Д.ЗИЦЕР: Может такое быть, конечно, может такое быть. Только этим людям хорошо бы тоже порефлексировать немного, дойти до этой идеи и понять общий контекст. Конечно. Ну что вы, один из самых трогательных фильмов был «Встреча на Эльбе». Как русские встречаются с американцами на реке Эльбе и братаются, и вместе бухают там, или что они там делали.
М.СМИРНОВА: Мне очень нравится, что мы сегодня заканчиваем эфир на такой историческо-философской ноте, я бы так сказала. Дима, спасибо вам огромное.
И.БАБЛОЯН: Спасибо, Дима.
Д.ЗИЦЕР: Спасибо, друзья