«Утренний разворот» / Наталья Зубаревич
Когда принимался трехлетний бюджет на 2023 год, там кто-нибудь видел рост на 80% расходов на нацоборону? Не было их там. И вдруг — ах, и возникли 29% всех расходов федерального бюджета только на нацоборону. С нацбезопасностью — где-то там 37%. Опаньки. Поэтому не ходите дальше 2024 года — козленочками станете. Потому что никто не понимает, что будет…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
М. КУРНИКОВ: А я рад приветствовать Наталью Зубаревич. Здравствуйте.
И. БАБЛОЯН: Наталья Васильевна, здравствуйте.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Здравствуйте.
М. КУРНИКОВ: Наталья Васильевна, у нас вчера был довольно подробный разговор о санкциях, которые западные страны вводили против России, разговор с точки зрения Запада, какие цели ставились, какие достигаются. И мы, в общем, разделили весь разговор на политическую и экономическую часть.
Теперь давайте попробуем продолжить этот разговор, но уже с совершенно другой стороны – как это, соответственно, выглядит с точки зрения российской экономики. Одна из главных целей, которую, как говорят западные экономисты, сумел достичь Запад, – это сделать производство всего, что связано или помогает, скажем так, вооружать Россию, то есть всего, что связано с вооружением, дороже, чем оно было бы. То есть, допустим, нужна какая-то деталь, она, соответственно, каким-то теперь длинным коридором покупается.
И. БАБЛОЯН: Должна теперь пройти долгий путь.
М. КУРНИКОВ: Должна пройти долгий путь, большие деньги тратится. А, соответственно, то, на чем можно было бы заработать, теперь не получается так много. Вот вы как оцениваете, насколько вот эта цель действительно выполнена или не выполнена?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Дело в том, что производят столько, сколько могут произвести не по деньгам, а по мощностям предприятий и рабочей силе. И вот тут уже про санкции не о чем даже говорить. Более того, и деньги находятся, потому что федеральный бюджет, который все это финансируют, он с июля, с лета, профицитный. И по итогам года дефицит будет около 1% ВВП, а не 2%.
Поэтому ну что я вам могу сказать? Санкции в этом смысле на ограничение вооружений вряд ли существенно повлияли. Ну, может, с чипами какая-то проблема. Тут я не специалист. Но поскольку это маленькое изделие, его можно возить в компактных вариантах и довозить. И там уже огородами, не огородами, главное – чтобы доехало. А уж, простите меня, мощные паровые турбины, да, провести нельзя. И тут мы будем встречать проблемы, но только не сейчас, а когда ресурс существующих будет выработан.
И. БАБЛОЯН: Правильно я поняла, что большой дефицит рабочей силы?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Гигантский. Это же сейчас основной фактор, основной барьер развития. У нас на рынок труда выходит крошечное поколение тех, кому 25 плюс-минус. Оно на треть меньше, чем поколение тех, кому 35 плюс-минус. Я так огрубляю. Раз. На треть. Второе. Потихоньку с рынка труда уходит многочисленное поколение старших возрастов. Они наконец доходят до пенсии, хотя ее отодвинули. Дальше. Как минимум 300 тысяч мобилизованных и уже больше 400 тысяч контрактников – это все мужчины трудоспособных возрастов. И они в копилку добавляют. Плюс уехавшие. Часть работает на российские компании, а часть нет.
В результате у нас чудовищный кризис на рынке труда. Уровень безработицы по октябрю 2,9%. И по методологии Международной организации труда это не просто ни о чем, а это о том, что у нас колоссально не хватает рабочей силы. Поэтому так быстро растут зарплаты – на 13% с лишним за первые 9 месяцев этого года. Правда, в номинале. Но если считать по официальной инфляции, то это рост вообще на 7%. Идет переманивание работников зарплатой. И сейчас все производители в голос вопят, что у них самый острый дефицит – это рабочая сила.
И. БАБЛОЯН: А извините меня за такой, может быть, глупый отчасти вопрос, но у нас дефицит мужской рабочей силы?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Всякой, но мужская. Ну, синие воротнички. В обрабатывающей промышленности в структуре работников преобладают мужчины. Поэтому, конечно, это чувствуется сильнее. Но понятно, что не в текстильной промышленности, а в машиностроении, в химической. Там более-менее мужская преобладает. Поэтому да, синих воротничков острейшим образом не хватает. А среди белых воротничков вы сами знаете, кого не хватает – айтишников. И это никуда не девается.
М. КУРНИКОВ: Ну вот вы сказали про рост зарплат. Давайте попробуем к этой пирамидке подобраться сверху. Bloomberg посчитал в том числе состояние и российских крупных бизнесменов. И выяснилось, что оно с начала года выросло на 38 миллиардов долларов. Как так?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Флаг в руки Bloomberg. Как они там считают, я не знаю, и комментировать я не стану, потому что чаще это вилами на воде написано. Но могу вам сказать, что судя по тому, как идет дело в промышленности, спада-то нету. За январь-сентябрь рост промышленного производства 3,5% в реальном выражении с учетом инфляции. А дорогая наша обрабатывающая промышленность, где и сидит то самое машиностроение, рост почти на 7,5%.
Если мы берем сырьевые отрасли, которые, в общем, и создают богатство тех людей, которых Bloomberg считает, давайте так скажем, то да, у нас сократилось. Видимо, по итогам года будет минус 2% добычи нефти. Но в ценах все более-менее хорошо. Дальше. Да, у нас будет сильное сокращение добычи газа – аж 5-6% по итогам года. Так говорил господин Новак. Но в списке этих людей нет господина Миллера. Или я что-то перепутала? По-моему, он там не значится как руководитель государственный.
М. КУРНИКОВ: Да.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Черная металлургия восстановилась, все, порядок, потому что резко вырос внутренний спрос. А это же все стройка. Стройка вообще плюс 8%. Динамику оцените. Резко выросли запросы машиностроительных предприятий, которые делают те самые изделия.
Но когда вы видите, что динамика промпроизводства в регионах, ну уж точно понятно, относимых к оборонно-промышленному комплексу… Давайте я вас порадую, а вы послушаете. Так, Брянская область – плюс 26% январь-октябрь.
М. КУРНИКОВ: Ничего себе!
Н. ЗУБАРЕВИЧ: А вы как думали? Тульская область – плюс 20%. Название вам знакомо. Удмуртия – 22. Два места, где делают приборы и там чего-нибудь такое ракетное, две республики поволжские (небольшие, поэтому такая динамика) – плюс 30, плюс 20. Курган – плюс 17. Свердловская – плюс 15. Если вы посмотрите, это большая часть – регионы центра, больше половины, это практически вся Волга и большая часть так называемого Уральского федерального округа, потому что там сидит кусок Западной Сибири в виде Тюменской области, а горнозаводской Урал и Зауралье, Курган пашут, Новосибирская пашет.
Так что, мои дорогие, но это, правда, не к олигархам, это не их дела, но в черной металлургии восстановление произошло благодаря резкого спросу в машиностроении и строительстве. Часть удалось перенаправить на другие рынки. То, что шло на экспорт, судя по всему, экспортная оставляющая черной металлургии несколько сократилась. С цветной металлургией вообще ничего особенного не происходит – как вывозили, так и возят. Запрета ни на медь, ни на никель нет. Алюминий – там ограничение только по Штатам, а Европа покупает.
Поэтому вот металлургические богатые люди и нефтяные богатые люди, они более-менее при своих. Уж как там оно чего росло и падало, я считать и комментировать не буду. Еще раз говорю, это не слишком достоверная история. Но то, что они более-менее в порядке с точки зрения текущей доходности – это правда.
И. БАБЛОЯН: Наталья Васильевна, а эта разница 2022 и 2023 годы?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Да, это год к году. Январь-октябрь 2023-го к январю-октябрю 2022-го в реальном выражении, то есть с учетом инфляции.
М. КУРНИКОВ: Наталья Васильевна, а те логистические проблемы, которые вставали перед всеми этими людьми в связи с перенаправлением, как вы сказали, рынков сбыта, они уже решены?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Нет, конечно. Поскольку абсолютно приоритетными являются грузы, связанные с СВО, и они немалое место занимают, особенно на железной дороге, дальше приоритет топливный, формально уголь, но перевоз его стараются хоть немного снизить. И мы понимаем, что угольщики – это та как раз сфера, которой ну точно не удастся нарастить экспорт, дай бог сохранить то, что было, а скорее и этого не получится. Лучше пошли металлические грузы.
Самая тяжелая ситуация по вывозу – это, конечно, лесопродукция. Там и динамика самая плохая. Лесная отрасль не восстановилась по одной простой причине. У всех крупных производителей, а они концентрируются в европейской России, на северо-западе, главным рынком сбыта была Европа. И когда Европа закрылась, а это санкции, перенаправить то, что на 85% произведенное шло на экспорт, ну практически невозможно. Поэтому у них проблемы не решены, динамика хуже намного.
Но, скажем так, вот все, что связано с лесом, то есть российский северо-запад вплоть до Коми – это нерешенные проблемы. Чуть-чуть им помогло государство, им дали субсидию на транспорт, но она не решает всего удорожания логистики. Самое главное – нет провозных мощностей. Уж простите за этот профессиональный сленг, тупо нет провозных мощностей. Поэтому на железной дороге лихорадка, бесконечные столкновения интересов.
Я уже где-то говорила, что могу только посочувствовать железнодорожникам, потому что что бы ты ни делал, недовольные будут обижаться. Так оно и происходит. Хотя у них там правительство выдало приоритетность, но у разных структур же разная лоббистская сила, вы же понимаете, работает. Все это бодание продолжается.
М. КУРНИКОВ: Наталья Васильевна, вы назвали некоторые регионы. И, в общем, люди, хоть немножко учившие экономическую географию, понимают, какого рода производство в этих регионах есть.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Оборонка.
М. КУРНИКОВ: Да-да. Ну что же вы сразу всем? Пускай поискали бы люди, погуглили, что это, дали бы задачу людям.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Что такое Тула, Удмуртия, Брянск.
М. КУРНИКОВ: Да, да, да. Но а что с другими регионами, где оборонки нет?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Ну как, совсем нет? Ну мы всегда дураком думали, что Новосибирская область уже сильно так деиндустриализировалась. Я туда как приезжала много раз, на месте закрытых или полузакрытых заводов там какие-то складские зоны. Опаньки! И вот когда видишь 9,5% роста…
М. КУРНИКОВ: Руки-то помнят, да?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Да. Начинаешь понимать, что они же не закрыты совсем были, просто развернули, и поехала Новосибирская область делать то же, что она делала до распада Советского Союза, и вполне себе. Ой, где-то я прочитала, по-моему, в «Коммерсанте», смеялась, называется Завод синтетического какого-то волокна и делает кусочки «Искандеров». Поэтому как-то так. Но я в открытой печати прочитала, охнула. Ну, буду знать, что можно назвать и так. Поэтому все, что было, все задействовано.
Другое дело, вот это же не может продолжаться вечно. Об этом уже все говорят. Уже набил оскомину разговор о том, что это версия лайт Советский Союз гонки вооружений. И понятно, что это все как-то будет заканчиваться. Но разница, правда, в том, что все-таки есть рыночная экономика, не только живущая на бюджетные деньги. И она, скорее всего, смягчит все эти падения. Ну а те, кто на бюджетке вот все это клепает, вы же понимаете, что уже трех смен не потребуется раньше или позже. И такие зарплаты в двойном, в два с половиной раза больше вряд ли можно будет получать. Ну, похмелье будет. До него, правда, надо дожить. Но похмелье будет.
М. КУРНИКОВ: А даже если это продлится дольше? Наталья Васильевна, мы когда-то в одном из интервью аккуратно подошли к этому слову, и тогда вроде как будто бы даже я, по крайней мере, его испугался, а потом это слово стало звучать все чаще. Называется «перегрев».
Н. ЗУБАРЕВИЧ: А, да. Это так.
М. КУРНИКОВ: Теперь можно уже о нем говорить уверенно?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Дак ЦБ летом сказал. Что же вы заморачиваетесь, если уж Центральный банк обозвал это в июле «перегревом»? Это когда на пределе мощности, потому что загрузка мощностей в 80% – это невозможно, это очень много, и когда абсолютно уже очевиден дефицит рабочей силы. И все это заполировано ростом заработка, спросом на импорт, поскольку внутреннее производство точно не может его удовлетворить.
Ну и, конечно, не вишенка на торте, а база всего этого, база – гигантский рост бюджетных расходов, значимая часть которых не производительна. Вот и все. Просто эту часть ЦБ не будет говорить, а вот все, что как бы с индикаторами, да, полная загрузка, нехватка рабочей силы, он честно сказал, да. Но в базе гигантский рост бюджетных расходов.
М. КУРНИКОВ: А вот от практики к теории. А что плохого в перегреве? Почему все так боятся этого перегрева?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Да рецессия же будет.
И. БАБЛОЯН: А как она будет выглядеть?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Остановится экономический рост. Да, падения, скорее всего, не будет, но вот этот праздник роста на 3% ВВП, который сейчас нам демонстрируют, все макроэкономисты… Еще раз, мои дорогие, мне там на лоб повесьте фишечку – «Зубаревич не макроэкономист, читает умных людей и пересказывает». Это консенсусный прогноз, что, во-первых, это разгон инфляции, не забывайте, во-вторых, это существенное замедление экономического роста. Потому что он, можно я так скажу по-простому, он противоестественный. Так понятнее?
И. БАБЛОЯН: Немного.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Это значит, не на нормальных рыночных условиях все это происходит. Это как на допинге. Допинг вечно восприниматься экономикой не может.
И. БАБЛОЯН: А плавный спад подготовить можно, наверное?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Само собой. Во-первых, будет эффект уже высокой базы, с которым будут сравнивать. Сейчас-то мы еще сравниваем с 2022-м, когда по некоторым отраслям были приличные проседания. А в 2023, в 2024 году будем сравнивать с 2023-м, который уже попер. Поэтому есть понятие базы. Она может быть высокая или низкая. Когда база низкая, у вас шикарная динамика. Когда база высокая, а она будет высокая, ну, поползем. Посмотрим.
М. КУРНИКОВ: А если сравнивать 2023-й, вот этот год?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: А сравнивают с 2021-м обычно.
М. КУРНИКОВ: Например, с 2021-м или с 2020-м, то?.. На самом деле, там ведь тоже ковид был, там все непросто.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: 2021-й уже не был так с ограничениями. И Минэк правильно очень все считает к 2021 году абсолютно. Потому что это был год хорошего восстановления экономики. Мы вышли в плюс, точно выходим к концу года относительно 2021-го. То есть спад 2022-го будет полностью преодолен. И все это понимают. И в доходах населения, и в промышленном производстве.
Слушайте, я забыла вам еще фишечку сказать. Рост инвестиций за первые три квартала этого года – плюс 10% (в реальном выражении). Вот они бюджетные деньги, раз, которые широким веером идут и в стройку, и уже, собственно, в закупку оборудования комплектующих родной нашей оборонно-промышленной части экономики. А второе, он связан еще, инвестиционный спрос, с тем, что население, дорогое наше, оно же полностью оклемалось от всех страхов. Оно берет кредиты ипотечные, а это спрос на жилье, оно берет автокредиты. Осенью был заметный рост необеспеченного кредитования.
То есть два импульса. И предприятия стали брать кредиты, потому что рынок высвобождается, надо занимать нишу, а для этого надо инвестировать в свое оборудование. И вот этот вал первый – так называемый бюджетный стимул, а второй – так называемый кредитный стимул, вдвоем разгоняют инфляцию. Это правда.
И. БАБЛОЯН: Наталья Васильевна, а что происходит на так называемых новых территориях?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Они не входят в российскую статистику совсем. Никаких данных социально-экономических не публикуют. Бюджетные данные раньше были, но я могу вам сказать только одно. Это супервысоко дотационные территории. И уровень дотационности там в диапазоне примерно от 84 до 94.
И. БАБЛОЯН: Это как Чечня почти.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Не, это больше, чем Чечня.
М. КУРНИКОВ: Это больше, чем Чечня.
И. БАБЛОЯН: Ну почти, говорю, да.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Вот вам ответ. А что там происходит с экономикой? Ну, я не очень понимаю, как Росстат будет собирать в предложенных обстоятельствах статистику социально-экономическую. Поэтому я очень философски к этому отношусь: нет и ладно, и не очень надо. Потому что адекватно собрать статистику в таких условиях в принципе невозможно.
М. КУРНИКОВ: Наталья Васильевна, вы упомянули про бюджет, который по факту сейчас будет профицитным или будет совсем маленький.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Это федеральный.
М. КУРНИКОВ: Дефицит федеральный, да-да-да.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Он не будет профицитным, а будет дефицитным.
М. КУРНИКОВ: Дефицит, но 1%.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Но это терпимый очень.
М. КУРНИКОВ: Да-да-да. Так вот, а бюджет на следующий год, там увеличение, судя по всему, вот этой закрытой части, мы понимаем, почему она закрытая, скорее всего, и уменьшение расходов на экономику. Значит ли это, что, по крайней мере, строительства дорог, инфраструктуры и так далее будет меньше в следующем году?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Смотрите, я сравниваю бюджеты, у меня есть за 10 месяцев, но региональные. По федеральной части, без сомнений, именно расходы на нацэкономику будут так называемым «балансирующим элементом». Смотрите, как я интеллигентно выражаюсь. Но там у них сидят в основном такие более крупные проекты. Ну, отодвинут на год-другой очередную дорогу жизни то на Питер, то на Казань или будут меньше и медленнее строить за федеральные деньги какие-то большие мосты. Но все же понятно, как это делается.
Но там не растет очень некрупная по долям от всего федерального бюджета доля расходов на образование. Она остается в рублях как есть по факту с учетом инфляции. И на здрав. Там даже, скорее всего, немного снижается. Поэтому социальные вот эти расходы, вернее, правильно надо сказать «расходы на человеческий капитал», ими тоже пожертвуют отчасти, но опять же их доля невелика.
Смотреть за руками надо в бюджетах субъектов Федерации, потому что там сидят основные социальные расходы. Поехали. Итак, если мы берем… С чего начнем, с доходов, с расходов?
М. КУРНИКОВ: Давайте с доходов.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Хорошо. Доходы в рублевом выражении, потому что бюджеты не считают с учетом инфляции, тупо в рублях. Такова традиция, я ей следую. Доходы – плюс 11, расходы – плюс 11. Аккуратненькая динамика. Но мы видим очень интересную историю. Когда начинаешь смотреть, то, что регионы зарабатывают сами, так называемые налоговые и неналоговые доходы, – плюс 14. А почему же в итоге-то плюс 11? А потому что большинству регионов порубили трансферты. Это надо очень четко понимать. Вот где еще один источник экономии.
М. КУРНИКОВ: О, то есть центр меньше отправляет в регионы.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Да. Если мы берем межбюджетные трансферты, то это минус 4%. Всем по-разному. Кто посильнее и побогаче, тем рубили. Но у них и не было больших трансфертов. Но живенько тогда. А тем, кто средненький, там надо смотреть, по-разному. Но есть несколько регионов, хотя большинству порубили, я это посчитала, ответственно об этом говорю.
Кому нарастили. А теперь думайте сами. Урок географии продолжается. Белгородская область – 2,2 раза. Курская область – на треть. Севастополь – почти на четверть. Вы всё поняли? Но, правда, еще не обижали Чечню, которую вообще нельзя обижать, вы должны понимать.
И. БАБЛОЯН: А там же как-то Силуанов нелицеприятно высказался не так давно.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Он пугал. Он пугал, потому что действительно Чечня входит в список регионов, ну давайте, с дефицитом бюджета. Но у нее не самый тяжелый случай. Самый тяжелый случай у Хакасии, там уже 11% дефицит, то есть расходы на 11% больше доходов. А если идем дальше, то Архангельская – 8%, Еврейская, маленькая эта автономия, у которой никогда жизнь хорошо не идет, минус 10% примерно. Понятно, что Ненецкий округ потерял нефтяные доходы. Ничего страшного, не первый раз теряет, оклемается.
Но там хорошая компания. Тыва, Чечня, Ингушетия, Дагестан уже в дефиците. Еще базовый… Вы, наверное, знаете, что бюджетные расходы не очень равномерные, что пик приходится на конец ноября и декабрь особенно, когда закрываются госконтракты. Если уже ты сейчас в дефиците, ты потом что делать будешь? Поэтому окрик был такой вежливый-вежливый.
Но вы обратили внимание, что он касался четырех новых территорий, по которым мы мало что знаем? Нет, я знаю, но сейчас я уже научаюсь молчать как рыба об лед. Там бешеные масштабы. Вот давайте я без цифр. Туда идут бешеные масштабы трансфертов, совершенно не соотносимые с долей в населении и в экономике. Они просто несопоставимые. И, видимо, там тратили от души. Ну, посмотрим.
Вот для меня абсолютно очевидно, что на руководство Чеченской Республики можно куда-то нажать. Но как это мы всегда говорим, где сядешь, там примерно слезешь. Хотя у Минфина бывали успешные года, когда ему удавалось сокращать чуть-чуть трансферты, и тогда у него праздник победы. Но в следующем году маятник возвращался в исходную позицию. Поэтому будем смотреть.
И. БАБЛОЯН: А таких регионов много?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Нет.
И. БАБЛОЯН: Ну там Дагестан, наверное, еще.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: А я же сказала.
М. КУРНИКОВ: Да-да-да, перечислили.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Тыва, Чечня, Ингушетия, Дагестан. 13 пока всего регионов. Но сейчас январь – октябрь. Вот данные на 1 ноября.
Есть регионы, у которых все шикарно. Я, честно говоря, понимала, что это будет так. Давайте начну с тех, у кого в целом упали доходы. В принципе, это, как бы это сказать, похмелье в чистом виде, потому что предыдущий год был очень богатый. Понятно, да? Налог на прибыль, выросли доходы. И они падают вот с этой высокой базы. Это Санкт-Петербург, это Кемеровская область, вот тот же Ненецкий округ. Бедолага Хакасия, которая в прошлом году хорошо получила угольных доходов. Ну, называть Ингушетию и Тыву бессмысленно – им просто убавили трансферты. Сами они ничего… То есть тебе сколько дали, такая у тебя и динамика. Но все совершенно шикарно у Ханты-Мансийского округа, хотя вроде бы страна на 2% сократила добычу нефти.
Вы помните, нет прямой связи с доходностью и объемами. Все гораздо сложнее. Цены, недоплаты за прошлые годы, перерасчеты, не буду вас морочить, консолидированных групп налогоплательщиков, которые приказали в этом году долго жить. Но расчеты-то продолжаются по прежнему, старому году. И тебе плюс 20% как досчитали, и вот ты в шоколаде. И даже я думала, что Ямал просядет. Ну «Газпром» же меньше. Нет, плюс 11%.
Поэтому все как бы неоднозначно. И, конечно, никуда не девается столица нашей Родины Москва. Шикарный рост плюс 15%, устойчивый, замечательный, потому что больше 40% всех доходов бюджета города Москвы – это наш с вами, ну, ваш уже не знаю, но мой точно, налог на доходы физлиц. И с учетом уровня заработной платы в Москве это неубиваемый источник доходов. Вот так.
И. БАБЛОЯН: Благоприятная картина.
М. КУРНИКОВ: Наталья Васильевна, вы сказали о тех регионах…
Н. ЗУБАРЕВИЧ: По регионам не страшно, я еще раз говорю. По расходам я забыла вам добавить, на чем экономилиe уже бюджеты субъектов Российской Федерации. Поехали. Расходы – плюс 11%. Аккуратненько. Кстати, вот о стройке. Нацэкономика – это в основном дорожное хозяйство, под 40% с лишним. Нацэкономика – плюс 11%. Не сокращали. Дальше ЖКХ, мама ты моя, плюс 24%. Вот она. Ремонты и инфраструктуры. Но там надо быть аккуратнее, потому что в ЖКХ четверть почти всех расходов – это Москва, которая занимается реновацией, переносом коммунальных сетей в реновируемых районах. И по деньгам этот гигантский вклад. Но есть регионы, которые тоже хорошо нарастили.
Теперь наша социалка. Образование – плюс 12%. И вообще, скажу, сильно не сокращали. Таких регионов с провалом нет. Здрав наконец-то вышел в зону плюса – аж плюс 2%. До этого был минус 1% к лету. Сейчас немножко, видимо, получше. Только это в рублях. Вот, пожалуйста, это в рублях. И поэтому зарплаты врачей, медсестер, нянечек, закупки лекарств в рамках региональной дополнительной квоты, потому что территориальные фонды обязательного медицинского страхования закупают, давайте я мягко скажу, далеко не все, что нужно, и регионам приходится докупать.
Но и удивительное дело. Вот это я, честно, понять не могу. Потому что перла-перла в первой половине года динамика расходов на нацполитику. Ну, по-простому, это соцзащита. Не нацполитика, извините, а соцполитика. Это соцзащита галимая. Было там 12%, 14%, а сейчас – плюс 5%. Видимо, уже всем выплатили, что должны были выплатить. Или не индексировались многие пособия. То есть тем, кого уже взяли на контракт из региональных бюджетов, делалась эта разовая доплата, уже доплатили, а остальным, у, размер пособий установлен, он может не совпадать по динамике с инфляцией, всяко бывает. Поэтому плюс 5%, только 5%.
М. КУРНИКОВ: Наталья Васильевна, вы сказали, что есть регионы, где очень сильно вырастают трансферты из федерального центра. Мы понимаем, а на что там тратится?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: На восстановление. Курская, Белгородская.
М. КУРНИКОВ: Да-да-да. А на что тратят они, регионы?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Дома-то разрушались какие-то. Я не знаю, может, эти надолбы они там или как они там называются.
М. КУРНИКОВ: То есть это все регионам спускается, это не федеральная власть напрямую делает?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Что-то она делает напрямую. Но трансферт увеличен. И это значит, что там есть проблемы, которые надо решать. А если эти проблемы в компетенции региональных властей… Это же не вооружение армии, правда? Это какие-то гражданские вещи, которые надо решать. И понятно, что Белгородская страдает больше всего. И вот 2,2 раза. Она же никогда не была высоко дотационной. У нее уровень дотационности был на 17-18%. Сейчас почти 40%. Вот оно как работает.
Соответственно, я не могу сказать, на что они тратятся. Я, конечно, могу залезть в бюджет. А, вы правы, после передачи я залезу в бюджет и посмотрю. Но я же не могу по каждому режиму.
М. КУРНИКОВ: Естественно. Я подумал, может быть, вас просто это заинтересовало раньше, на что они тратят эти богатства.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Если б было время, я бы глянула. Но, скорее всего, это размазывается по разным. Ну, наверняка это и нацэкономика с дорогами, и инфраструктурные вещи, то есть ЖКХ. Тут очевидно.
И. БАБЛОЯН: Наталья Васильевна, а если немножко вернуться к тому практически, с чего мы начали, к дефициту рабочей силы, а как дела обстоят с трудовыми мигрантами? Это же как раз стройки, ЖКХ. Россия для них уже непривлекательна?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Нет, ну почему? Как вы любите обобщать? Жизнь гораздо сложнее и одновременно проще. Она проще, чем придуманные концепции, и сложнее однолинейных представлений о том, что происходит. Летом было плюс 142 тысячи. Это июльская статистика, январь-июль. Это сальдо миграции. Ну, это приехали. Это не трудовые мигранты, это сальдо всех миграций. Сейчас январь-сентябрь – всего лишь 160. Маловатенько, замедлился прирост. И это для тех, кто на ПМЖ. В России же сейчас очень расширились формы предоставления гражданства с возможностью довольно быстро его приобрести. Ну, условия вы примерно представляете – вы должны быстро ехать в юго-западном направлении. Ну, как бы все ясно. Стало легче, правда.
По трудовой миграции у меня итогов 2023 года нет. Но обычно она, по разным оценкам, 4,5 плюс-минус миллиона человек. Коллеги всегда говорят, потому что я не эмиграционщик в чистом виде, что когда сильно падает рубль, или отток усиливается, или приток замедляется, потому что менее выгодно работать. Поэтому дождемся конца года. Федеральная миграционная служба должна опубликовать эти данные.
Это очень специфические данные, с ними надо уметь работать. Надо смотреть количество выданных разрешений на работу. Как правило, это примерно 70% потока, который потом легально работает. А еще процентов 30 растворяется на просторах Российской Федерации. И поди ж ты их посчитай. Поэтому это очень сложная статистику. Тут должны смотреть профессионалы. И такие в России есть. Я постараюсь с ними проконсультироваться.
М. КУРНИКОВ: Наталья Васильевна, а в чем сложность подсчета тех россиян, которые уехали за эти два года, уехали и вернулись и так далее? Казалось бы, прошло довольно много времени, а до сих пор называют такой разбег цифр, что не объять.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Да уже надоело про миллион, два миллиона говорить. Ну, несерьезно. Если в вашем социальном круге уехало много, это не значит, что уехало много из всей страны. Посчитать этих людей невозможно.
М. КУРНИКОВ: А почему?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: А потому что они не на ПМЖ уезжают, они не выписываются до тех пор, пока не приняли решение окончательно продать здесь жилье и где-то осесть. Но таких редкостное меньшинство. Потихонечку все идет. Когда человек не выписывается, а просто пересекает границу, вы его эмигрантом посчитать не можете. Поэтому единственный способ счета адекватный, который был раньше, и мои коллеги эмиграционщики его использовали, он очень трудоемкий – это считать по принимающим странам все выданные россиянам разрешения на работу и учебу с допущением, что, проучившись или получив это разрешение на работу, они, скорее всего, не вернутся.
И мои коллеги в середине 2010-х провели этот бешеный анализ по всем основным странам выезда и обнаружили, что, по данным Росстата, у нас из России уезжало 5-8 тысяч на ПМЖ со всей страны, а по данным принимающих стран, только на работу и учебу приезжало 50-60 тысяч ежегодно. Это сливки. Это те, кто конкурентоспособен на рынке труда. А родной Росстат будет считать только тех, кто выписался. Понятна эта логика?
М. КУРНИКОВ: Да.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Всё. И до свидания. А мы сейчас и этого посчитать не можем. Немалая часть россиян продолжает работать на российские компании. Кто-то говорит, 70%. Может, сейчас меньше. Но они ни разу не просили разрешения на работу в принимающей стране. Поэтому разговоры, разговоры, разговоры. Оценка моих коллег-эмиграционщиков колебалась на уровне 500-700 тысяч. Не моя оценка. С оговоркой – часть вернулась.
М. КУРНИКОВ: А большая часть продолжает работать в российских компаниях. И вот об этом как раз дальше хотел спросить. Мы видим, что некоторые компании начинают требовать: «Хорошо, если работаете из-за рубежа, то, по крайней мере, только из вот этих стран». А почему? Есть ли такой дефицит кадровый? Почему компании идут на это?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Первое – это вопрос безопасности. Потому что они работают в центрах, которые основаны в этих странах, и там защищенное оборудование. Второе. Я почти уверена, что на них идет давление по чувствительным технологиям. Это банки прежде всего. Вы обратили внимание, последним держался «Тинькофф». Все, теперь и он не может. Сбер год назад уже все сказал. Это банки, это технологические какие-то компании. Но это сочетание вопросов реальной безопасности и давления органов безопасности. Давайте так скажу.
М. КУРНИКОВ: Хорошо. Наталья Васильевна, помните, разговоры были такие про нефтяную иглу. А что с ней? Мы если на игле, то на какой сейчас?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Господи, опять. Как-то я себя чувствую такой занудной учителкой. Ну ладно, ведь НРЗБ такая. Короче говоря, доходы нефтяные растут.
М. КУРНИКОВ: Нет, то, что доходы растут – да. Доля.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Так она увеличивается, мои дорогие. Да, она упала в первое полугодие 2023 года и основательно, потому что рухнули нефтегазовые доходы. Сейчас они очень неплохо восстанавливаются. Более того, заявленные в законе о бюджете 8 триллионов нефтегазовых доходов будут собраны, потому что уже было по 10 месяцам 7,3 триллиона. Ну осталось немножко поднажать. Нефть в цене сильно не падает. Поэтому первый фактор – восстанавливаются нефтегазовые доходы.
Второй фактор. Мои дорогие, фишка же еще в том, что бюджет зарабатывает на других налогах. Вот такой налог федерального бюджета очень важный – НДС. Слышали такое слово. Налог на добавленную стоимость. Он прет как подорванный. Рост на 28%. И стало быть, тем самым снижается доля нефтегазовых доходов, потому что НДС – это не про нефть и не про газ. Еще есть НДС, вот этот внутренний НДС, потому что он с каждого проданного товара или услуги. При росте инфляции что происходит с конечной ценой, с которой платится налог? И вы все поняли.
Второе – есть ввозной НДС. И он вырос, мама ты моя, процентов, по-моему, на 40. Потому что импорт-то в валюте, а платят налог-то в рублях. И вы все поняли. Только благодаря НДС-у доля нефтегазовых доходов просто в структуре всех доходов падает. И это не финал. Там нужно еще поскрести и дополнить. Поэтому это изменения конъюнктурные. Можно так сказать?
М. КУРНИКОВ: А цель такую кто-то еще провозглашает?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Не знаю, не знаю. Нет, ради политических заявлений, конечно, это будет произноситься. Просто, когда знаешь, с чем это связано, ну, немного смешно. Но, слушайте, ну навешивание лапши на уши – это до такой степени вот базовый инстинкт российской власти. Ну че вы удивляетесь до сих пор? Уж пора привыкнуть.
М. КУРНИКОВ: Ну, просто, насколько я понимаю, ведь бюджет трехлетний, и там никаких…
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Не ходите дальше 2024-го. Вот это вот настолько общее мнение у всех. Слушайте, когда принимался трехлетний бюджет на 2023 год, там кто-нибудь видел рост на 80% расходов на нацоборону? Не было их там. Совсем не было. И вдруг – ах, и возникли 29% всех расходов федерального бюджета только на нацоборону. С нацбезопасностью – где-то там 37%. Опаньки. Поэтому не ходите дальше 2024 года – козленочками станете. Потому что никто не понимает, что будет.
М. КУРНИКОВ: Наталья Васильевна, а вообще, наверное, есть какой-то опыт, когда у тебя бюджет на 37% – это оборона и безопасность. И это как вообще?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Был немного похожий сюжет, по памяти говорю, в 2015, кажется, или в 2014 годах, когда шло перевооружение армии. И тогда совокупно нацоборона была 21%, не 29%, а нацбезопасность, в 2014-м скорее, потому что напуганы были еще 2011-2012 годами, нацбезопасность составляла 11%, с половинкой даже. И, короче, вдвоем, Шерочка с Машерочкой, тянули почти на треть. А в Советском Союзе ВПК-шная доля достигала 40%. Ну вот как-то так. То есть много, но уже проходили такое. Правда, когда было 40%, потом это нехорошо закончилось. А вот смотрите, когда была треть, никто не умер. Это было в 2015 году. Особо ничего.
М. КУРНИКОВ: Наталья Васильевна, вы несколько раз сказали про рыночный характер экономики и как это сильно должно смягчить, даже если будут какие-то кризисные явления. Но вот вчера как раз нам обратили внимание не только на то, что это рыночная экономика, но и то, насколько она глобальна по большому счету. Как вы это оцениваете?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Мы очень плотно включены в мировую экономику, как поставщик сырья и полуфабрикатов и как потребитель технологических изделий. Это правда. И ничего плохого в этом нет. Чем можем, тем торгуем. Чего не умеем делать, то покупаем. Поэтому это нормально. Другое дело, что мы просто переориентировались с одних рынков на другие. От этого экономика менее глобальной не стала. Знаете, глобализация – это же не только торговать с Евросоюзом и со Штатами. Китай, Индия, арабские страны, Турция – тоже вполне себе глобализация. Принципиально, кроме логистических направлений, особо ничего не изменилось.
И. БАБЛОЯН: Да и объемы те же.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Близкие. Более того, из Китая они мощно растут. И сейчас, если вы сложите машинное оборудование плюс автомобили и другую всякую технику… 60% всего импорта из Китая в Россию – это машины, оборудование и техника. Ну вот вам Европа ушла, Корея, Япония ушли. Ну, теперь все китайское будем. Уже покупаем за страшной силой. И рост гигантский в объемах, ну и в стоимости тоже.
М. КУРНИКОВ: Но, Наталья Васильевна, кроме непосредственно товаров, есть все-таки институции, особенно финансовые. От них как легко было перестроиться, в конце концов?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Этого я не знаю. Я точно не банкир и не специалист по банковскому делу. Но я знаю, что, кстати, одним из факторов дефицита валюты на рынке России и падения курса рубля было то, что значимую часть расчетов перевели в рубли. Значит, у нас валюты поступает меньше. Она нужна импортерам.
Второе. Да, усложнились расчеты, это правда. Но с Китаем у нас проще, мы в юанях торгуем, потому что у нас сопоставимые объемы экспорта и импорта. Ну, примерно где-то, очень огрубляю, 200 миллиардов долларов. Сотня почти – мы покупаем у Китая, и чуть больше сотни (это зависит сильно очень от цены на нефть и газ) – мы продаем. Примерно пополам. Там можно рассчитываться. А уж какие дороги и пути нашли, чтобы из рупий выбраться… Говорят, что переехали в расчетах в дирхамы. Ну уж простите, я вот совсем не по валютным рынкам.
М. КУРНИКОВ: Я просто еще к тому, что все-таки есть какие-то сферы, в которых Запад, наверное, считает, что им самим дороже с этим играть. И относится ли к таким сферам сельское хозяйство?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Да нет. Там в основном запреты-то наши. И пошлина на экспорт зерна введена российским правительством. И квоты, которые обычно с февраля вступают в силу, введены российским правительством. Проблемы у производителей и трейдеров там несколько другие. Там с логистикой могут быть сложности (найм судов) и с расчетами могут быть сложности. Но поскольку везем мы в основном свое зерно, у нас три крупнейших покупателя – это Турция, Египет и Иран, ну как-то с ними, видимо, рассчитываются.
Проблема в другом – что этот рынок может быть нестабилен именно из-за запретов российских властей. Вы контракт заключили, а нам говорят, что какую-нибудь дрянь, насекомое какое-то нашли в зерне. Это египтяне находят. А у нас как бы ограничивают какими-то тоже нескучными способами этот экспорт. Сейчас проще – пошлина. Она дорогая и невыгодна. Более того, вы будете удивляться. Знаете, я никогда не знала, что такое метод будут использовать. Называется «рекомендованная цена». Вот ниже 280 долларов за тонну или 270 не продавать. Вы знаете, слово «рекомендованная» от Минсельхоза. Ну это, конечно, не идеологическое ведомство, но ущучить-то оно может. И мы проиграли немалое количество тендеров в Египте, потому что вынуждены были трейдеры расследовать этой рекомендованной цене. Поэтому я на аграрном рынке больше всего своих боюсь, а с остальным производители и трейдинг справятся раньше или позже. Да, с какими-то возросшими издержками. Но самые большие сложности создает российский регуляторный орган.
Или половину всех семян на следующее лето ты, сволочь, посеешь отечественных. Пусть у них хуже урожайность и что-то. Нет, Федя, надо. Вот этого я больше всего боюсь.
М. КУРНИКОВ: Наталья Васильевна, мы вернемся к регулятору, но я здесь скорее имел в виду про сельское хозяйство про удобрения, которые нужны западному сельскому хозяйству от нас.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Ну слушайте, мы исторически, вот сейчас, может, доля немножко снизилась, потому что российский агросектор поднялся, но исторически до 85% всех производимых в России минеральных удобрений ехало на экспорт. По калию мы с белорусами вообще 30% рынка держим, по калийным удобрениям. Поэтому да, правительство грозилось квотами, чтобы обеспечить внутреннего производителя удобрениями по более низкой цене. И этот инструмент работает. Но минеральное удобрение – это экспортная отрасль. Там фишка в чем? Ну, во-первых, квотирование вводило российское правительства, так на минуточку. Пошлину, по-моему, тоже они успели ввести. Я уже за всем не могу следить.
Далее. Действительно есть проблемы экспорта, потому что много ехало через прибалтийские порты. Сейчас это закрытый канал. И тогда они должны толкаться в очереди на черноморском направлении, а там первый приоритет вы знаете какой – военная техника. Дальше приоритеты – снабжения дизтопливом и далее. Точнее, ГСМ это называется на бюрократическом сленге. Там крупнейший угольный вывоз. А это все подъездные пути к портам. И вот в этой драке и толкании, нет, зерновозы тоже приоритетны, но как задрались цены на логистику…
Я думаю, честно, вот мне почему-то кажется, я бы хотела очень ошибиться, но мне почему-то кажется, что в следующем году аграрии просто меньше посеют зерна. Они сейчас теряют очень много, потому что резко дешевеет зерно на внутреннем рынке. Все производители сельхозтехники жалуются, что стали меньше покупать, потому что с деньгами не очень. Поэтому, скорее всего, в следующем году, если, правда, не будет руководящего указания…
М. КУРНИКОВ: Вот, да.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: А этого я сказать не могу.
М. КУРНИКОВ: Рекомендации. Не то чтобы указания, а рекомендации.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Давайте так, вот мы же с вами все-таки щупаем, щупаем, она таки еще рыночная или уже не очень. Вот давайте, пусть это будет репер. Потому что если они будут, то в прессу просочится. Это же все-таки не про боеприпасы, это про родного нашего сельхозпроизводителя. В прессу это просочится, если будут жесткие рекомендации – не снижать посевные площади! Посмотрим.
М. КУРНИКОВ: Ну и просочатся цены, в конце концов. Как, например, они просочились на яйцо, так сказать, куриное.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Но там другое. Там же все-таки дорожание происходило, когда росла цена на зерно, потому что производитель стремился за глобальной ценой. Ну как, это же сообщающиеся сосуды. И второе – там какая-то куриная гадость еще повлияла. Как вот бывает африканская чума у свиней. По-моему, там сильно стадо это куриное подкосило какое-то заболевание. Но это же промышленное производство. Вы видели, страшное дело, как они там разводятся. Просто ужас. И если попадает какая-то хворь и не хватает, допустим, качественных ветеринарных препаратов, из которых там в этой отрасли вообще никак… Ну да, скорее всего, это были именно потери, связанные с эпидемическими вещами.
М. КУРНИКОВ: Это действительно какая-то история, которая повлияла на рынок так существенно, что пришлось президенту вмешиваться.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Ну, 28% роста – это много. А курятина – это все-таки пища массовая, потому что это самое дешевое было мясо. И второе, как я учу своих студентов: «Знаете ли вы, студенты, когда вы едите колбасу, что вы едите? На 60-65% она состоит из курятины самой дешевой. Вы думали, что говядину там потребляете? Нет. Все гораздо проще». Поэтому да, это такой довольно болезненный рост, потому что это очень массовая еда.
Но сейчас же разрешили беспошлинный ввоз тушек куриных и яйца, чтобы только закрыть проблему, потому что проблема становилась политической. Поэтому и вмешиваются. Если поднимут цены на какую-то там, не знаю, иномарку, никто вмешиваться не будет, а вот на курятину…
И. БАБЛОЯН: А откуда ввозят?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Сейчас очень быстро растет китайский импорт.
М. КУРНИКОВ: Ух ты!
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Я ни разу не автомобилист, но спрашиваю автомобилистов.
М. КУРНИКОВ: А, я подумал, куриного мяса экспорт растет.
И. БАБЛОЯН: Да, я тоже подумала.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Нет, автомобили. Нет, разрешение на беспошлинный ввоз на сколько-то там сотен тысяч тонн было дано. Насколько оно реализовано, убейте, не знаю. Я мясо не ем, поэтому я не могу сказать вам.
М. КУРНИКОВ: Виртуально жму вам руку. Я тоже не ем мясо уже много лет.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: У меня нет практического опыта.
М. КУРНИКОВ: Да, но возвращаясь все-таки к этому, там ведь, наоборот, были задачи, что вот у нас какие-то, значит, куры, которых мы покупаем за рубежом, нам нужны отечественные куры и так далее, с этим ничего не вышло?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Нет, у нас стопроцентная обеспеченность. Мы экспортеры курятины, вы чего?
М. КУРНИКОВ: Не-не-не, грубо говоря, самая начальная курица или самое начальное яйцо – оно закупается, а потом из него, соответственно, там делается.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Генетическое яйцо, да. Генетическое яйцо закупается, потом там делается несколько поколений вполне себе, как это называется, быстрорастущей по мясу курицы. Яйцо было голландское. Не знаю, продолжают ли сейчас закупать или какие-то там вторые-третьи итерации этих генетических яиц уже начали производить в России. Думаю, что что-то начали.
Но там фишка же, как в любом семеноводстве, растениеводстве, так же как в генетических этих яйцах – это 20-30 лет селекционной работы, которая привела к фантастическим результатам по скорости роста, по устойчивости к заболеваниям и так далее и так далее. Там промышленным шпионажем особо все дыры-то не закроешь. Надо или продолжать импортировать, как по растениям у того же Bayer. Там миллиарды долларов потрачено на эти селекционные работы. Полагаю, что у нас решили, что нет, может, в урожайности потеряем, но чтоб свое. Посмотрим, посмотрим. Аграрий сопротивляется.
М. КУРНИКОВ: Наталья Васильевна, давайте попробуем скрестить тогда две эти темы – аграрную, урожайную и первую кадровую нехватку. Судя по тем материалам журналистским, которые есть, мы видим, что деревня чувствует уход мужчины гораздо острее, чем крупные города. Так или не так?
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Нет, не так. Значит, брали все-таки в основном не из деревни, помните это. На деревне механизатор на вес золота. И, насколько я знаю, никак не могу проверить, вот надеюсь, в декабре проверю, поеду в аграрный регион, в аграрную компанию и буду трясти их, как грушу. Но вроде бы ввели не то чтобы мораторий, но ограничение мобилизации механизаторов.
А брали вот этих бедолаг в основном с промышленных предприятий, где удобнее. В кадры военком сказал, сколько надо, и вперед. И это в основном средние, среднемалые и среднекрупные города. Со строительных организаций, промышленных организаций или с промхозовских организаций. Вот это был основной контингент. В крупных городах – кого как получалось. Вы же сами помните, что было нелегко. Но основное – средние, среднемалые и среднекрупные.
М. КУРНИКОВ: То есть, грубо говоря, трактористов не забрали.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Ну, мне говорили в Алтайском крае, что фермеров, механизаторов вроде бы не трогали. Опять же, за что купила. Мне надо достучаться.
М. КУРНИКОВ: Вы сказали про экспорт автомобилей из Китая. Я увидел сразу реакцию на это у аудитории. Понятно, что они сейчас, в общем, царь и бог рынка.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Да. А это решение всего российского автодилерского сообщества. Они потыркались с параллельным выбором этих машинок европейских и прочих, поняли, что там маржа не та еще. Во-первых, малые партии. Во-вторых, дикое удорожание. Соответственно, спрос падает. Уже я читала интервью одного из крупнейших российских автодилеров. Он сказал четко, что с лета мы приняли решение поворачиваться на Китай. Это большие партии, это можно работать, это понятная логистика. А, говорит, то, что параллельно – ну какие-то запчасти будем таскать. Ну вот примерно так. И мы это видим на улицах.
М. КУРНИКОВ: Не знаю, дошла ли до вас история о тысячах россиян, которые оказались внезапно для себя крупными должниками государства. Они купили иномарки, а там какая-то пошлина теперь действует, которая, по идее, должна была бороться с перекупщиками, а в итоге под нее попали просто люди, которые покупали подержанные иностранные автомобили.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Я слышала только о том, что – не про это совсем – люди купили западные машины, и там нужно будет какие-то предустановления делать, которые сделать невозможно. И машина стоит мертвым грузом, ею нельзя пользоваться.
М. КУРНИКОВ: Да, это другая история, тоже важная.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Это другая история, да. А про эту, признаться, я ничего не знаю, потому что я далековата от этого.
М. КУРНИКОВ: Там была льготная просто схема по оплате утилизационного сбора, и теперь ее отменили.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Ребята, химичить надо с умом. Вот все, что могу сказать. Как сейчас вот пытаются… Кстати, Ирина, вам будет интересно. На 60% выросло число разводов в Чечне, на 40% почти – в Дагестане. А потому что при разводе по нынешним правилам получения пособия на ребенка в малоимущей семье пока вы можете указать, что вот вам не платит муж или платит 5 копеек.
Знаете ли вы, что за год число самозанятых выросло с 6,5 миллионов до 9? И оно росло естественно. Но, кроме того, в республиках Северного Кавказа мужчина, который оформляет самозанятость, он считается работающим, а работающим дают пособие на детей в малообеспеченных семьях. И после этого вы мне будете рассказывать, что россияне неприспособленные? Сейчас! Но, правда, самые шустрые вот там, вот в этих местах. Остальные как-то тугодумы или у них малоимущих меньше, или социальный капитал, навык, когда ты эту схему сделал, и вся твоя родня идет следом за тобой, воспроизводя эту схему. Но Минтруд не дремлет, он готовит новые правила, которые будут ограничивать. Посмотрим, кто кого.
И. БАБЛОЯН: Почаще вас нужно слушать.
М. КУРНИКОВ: Наталья Васильевна, а как же семейные ценности? Какие разводы? Не верю, не верю.
И. БАБЛОЯН: Бог с тобой, Максим.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Молча. Дело в том, что НРЗБ зарегистрировал, а что там у тебя в загсовой этой штуке написано мало кого волнует. Поэтому так легко. Потому что брак религиозный, а все остальное – это советская власть.
И. БАБЛОЯН: И бюрократия.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: Да. Вот посмотрим, кто победит – Минтруд или креативное сообщество квазималоимущих семей республик Северного Кавказа.
М. КУРНИКОВ: Спасибо, спасибо большое.
И. БАБЛОЯН: Спасибо.
М. КУРНИКОВ: Наталья Зубаревич была у нас в эфире. Сразу после нас, кстати говоря, в приложении «Эхо» программа Бориса Гребенщикова. Всем пока.
Н. ЗУБАРЕВИЧ: До свидания.
И. БАБЛОЯН: Спасибо. До свидания.