«Суть событий» с Сергеем Пархоменко
Запрет «международного движения ЛГБТ» — это государственный террористический акт. Гомосексуальность — это не каприз, не какая-то распущенность, это биологический факт. Существует достаточно стабильное количество людей, которые такими родились и не могут произвольным образом отказаться от своей натуры…
Подписаться на Сергея Пархоменко
Поддержать канал Сергея Пархоменко
С. ПАРХОМЕНКО: Добрый вечер, дорогие друзья! 9 часов и 3 минуты в Москве. Это «Суть событий» на YouTube-канале Сергея Пархоменко. Собственно, я и есть Сергей Пархоменко. Я и есть владелец канала и ведущий этой программы, так же, как я был ведущим программы с аналогичным названием на протяжении многих-многих лет на «Эхе Москвы». Теперь мы с вами продолжаем здесь, в YouTube, в разных условиях, обстоятельствах, в разных географических точках.
Вот я снова в путешествии, в таких походных условиях. Вы видите, что я в каком-то немножко непривычном интерьере, но ничего страшного. Все остальное остается у нас ровно на своих местах. И я очень рад приветствовать здесь зрителей и слушателей – тех самых, которых я вижу довольно часто, потому что они начинают просмотр этого пятничного эфира обычно одинаково, с географической переклички.
И вот я уже вижу привет из Липецка, вот я уже вижу Новомосковск Тульской области, вот я уже вижу Пятигорск и Петергоф, и почему-то Алматы-ди-Жанейро. Вы бы что-нибудь выбрали бы все-таки, или Алматы, или Жанейро. Немножко на некотором расстоянии друг от друга эти города. Тула, Иерусалим, Дублин, Петербург, рабочий поселок (судя по всему) Даниловка – боже мой, откуда же и где такая Даниловка? Пермь, Марушкино-Сити… Ну, такое вообще Подмосковье. Екатеринбург, Тула, Караганда, Москва, Одесса, Беркли… Беркли – это я знаю где, очень хорошо помню свои визиты в университет, который у вас там один из лучших университетов мира. Стамбул, Москва, Домодедово, Сочи, Дубай, Ижевск, Паланга, Петербург, Нью-Йорк, Сестрорецк (Финский залив), Тюмень, опять Пермь. В общем, здравствуйте все! Я очень рад всех видеть, я очень рад чувствовать, что вы здесь.
Я вижу цифру присутствия зрителей на нашем эфире, которая постоянно растет. Я вижу, как растет кучка отметок «нравится». Пока совсем маленькая кучка, но я надеюсь, что она отрастет побольше через некоторое время, и мы с вами исполним этот долг. Точнее, вы его исполните, поскольку это вещь чрезвычайно полезная для роста моего канала и распространения этого эфира, для появления рекомендаций тем людям, которые никогда этого не смотрят. Вот ведь в чем дело, на самом-то деле это важнейшая проблема: как сделать так, чтобы наш с вами круг расширился. Как сделать так, чтобы мы с вами не сидели в одном, так сказать, пузыре, состоящем из одних и тех же зрителей и слушателей, и не разговаривали бы сугубо между собой, а как сделать так для того, чтобы наш круг расширялся. Вот с помощью этих самых отметок «нравится» и сделать. Так что, пожалуйста, не стесняйтесь, не смущайтесь и не ленитесь. Это то, что вы можете сделать. Это очень просто: один клик – и вы в дамках.
Подписки тоже очень пригодятся, особенно если это подписки, которые подключены за время эфира. Пожалуйста, если вы еще не подписаны на мой канал, не забудьте это сделать. Лучше всего прямо сейчас, но нет, так позже. Есть также возможности у вас для поддержки моего труда, моего канала и вообще всего, что я делаю в YouTube, всего, что я делаю в разных аудиоресурсах. Есть «Суперчат». Это простейшая система. Прямо во время эфира можно кликнуть в правом нижнем углу под картинкой. Собственно, под экраном вы увидите эту кнопку. Но есть множество разных возможностей, которые записаны в описании этого стрима. И там прежде всего обратите внимание на «Патреон», особенно если вы находитесь за пределами России. «Патреон» – это самый лучший, самый удобный способ поддержки. Подписка на «Патреон», даже совсем небольшая, на самом деле очень пригодится.
Кстати, о «Патреоне». Я думаю, что многие из вас впервые услышали слово «Патреон» и вообще как-то втянулись в какую-то поддержку моей работы тогда, когда я стал делать подкаст «Суть еды». Я знаю, и я очень рад этому, что среди вас есть немало слушателей «Сути еды», поклонников «Сути еды», которые меня спрашивают, когда же я возобновлю эти серии. Возобновлю однажды обязательно, но пока обратите внимание, что «Суть еды» появилась на вот этом удивительном интернет-радио, которое затеял Александр Плющев и его друзья и коллеги. Называется «Антидот-Радио». Есть такая кнопка у многих теперь в смартфоне. Кнопка эта берется, если у вас айфон, из AppStore – можно скачать приложение. Если у вас андроидовский телефон, то Google Play – добро пожаловать туда тоже, есть там приложение. Это приложение не требует ни VPNов, никаких обходов блокировок. Оно уже есть и оно работает. И оно работает без всяких дополнительных подпорок. И есть надежда, что оно будет работать даже тогда, когда заткнут YouTube, когда заблокируют социальные сети, VPN и всякое такое. Поэтому не забудьте про такую возможность. Хотя бы впрок скачайте этот самый «Антидот». Кстати, обратите внимание, что там теперь есть и «Суть еды». Особенно по ночам, часто поздно вечером они там в программе этого интернет-радио запускают серии из моего подкаста.
Буэнос-Айрес, говорят, забыл. Или что там, Буэнос-Буэнос? А есть такой, Буэнос-Буэнос? В общем, какой-то Буэнос я забыл, а теперь вспомнил. Да, все в порядке, и Прагу вижу, и Волгоград вижу, и ТАвду Свердловской области. Или ТавдУ – где у вас ударение, не знаю. Мытищи, Доминиканская республика – кого только нет и откуда только нас ни смотрят.
Ну вот, сегодня уже 1 декабря, зима началась. Но мы с вами пойдем по минувшей неделе, еще не закончившейся, и по основным ее новостям. Конечно, все наши мысли, все наши тревоги, все наши надежды сегодня сосредоточены там, где столкнулись добро и зло. А столкнулись добро и зло в Украине – там, где агрессор, где варварство российского режима, путинского режима пошло в атаку на цивилизацию.
Мы видим там чрезвычайно тяжелый момент и постоянно говорим об этом. Действительно, сейчас наступила очень сложная фаза этой войны. Я, пожалуй, с этого бы и начал. Я даже на обложку этого моего сегодняшнего выпуска вынес другую тему, чрезвычайно важную – мы о ней поговорим чуть позже. Но начал бы я все-таки с Украины. Начал бы я все-таки с того, что действительно в украинской войне наступил в свою очередь кризис. Да, так бывает. Война сама по себе один огромный кризис, но внутри нее, несомненно, есть другие кризисы.
Сегодня становится понятно, что западная помощь Украине является крайне недостаточной. Я много раз говорил, что она такова, какую могут, так сказать, выжать из политических систем своих стран политики, которые поддерживают Украину. Я совершенно не склонен обвинять ни американского президента, ни британских премьеров, ни германского канцлера, ни французского президента – никого я не готов обвинить в том, что они недостаточно добросовестны, что они недостаточно хотят. Все они были бы рады предоставить Украине больше. Они были бы рады большим успехам Украины, они были бы рады более убедительному положению украинской армии, более убедительному поражению России. Но у каждого из них в ногах огромное ядро. И это ядро – политическая система их страны, избиратели, партийное противостояние, необходимость выигрывать следующие выборы. А без этого они не смогут в целом продолжать никакую поддержку.
В конце концов, тоже смешно обвинять этих людей – скажем, немецкого канцлера: «А чего он так заботится? Он только думает о своих выборах, больше ни о чем не думает». Ну да, но если он не будет думать о своих выборах, то он не сможет никак поддержать Украину завтра, оказавшись не у дел. Если он хочет продолжать ее поддерживать, ему нужно сохранять этот пост, и он хочет его сохранить.
Так что, к сожалению, здесь это не может быть устроено просто. Это не может быть устроено по желанию, по щелчку пальцами любого политика, который распорядился отдать, вытащить со склада, произвести на заводе, отправить в Украину, отгрузить и так далее. Нет, это абсолютно невозможно. В каждой стране это предмет долгих согласований, в каждой стране это предмет сложнейшей политической торговли с теми, кто готов воспользоваться этой темой для того, чтобы изменить свою ситуацию. Так что на самом-то деле это чрезвычайно сложный процесс. Мы видим только результат этого процесса.
Результат на самом деле совершенно неубедительный и недостаточный. Давайте напомним только одну цифру: миллион снарядов в текущем году пообещали страны НАТО поставить украинской армии. Поставлено, как я понимаю, где-то в районе 300 тысяч. И это приводит к тому, что весь этот год – вот, собственно, наступил декабрь, – весь этот год украинская армия воевала в обстоятельствах жесточайшего дефицита. Не того, который выдумал Пригожин, который кричал: «Шойгу, где снаряды?», а реального, настоящего дефицита боеприпасов. Реального, настоящего перекоса в российскую сторону, когда на каждый украинский выстрел российская армия могла отвечать десятками выстрелов. И для этого мобилизовала все запасы, которые существовали еще в Советском Союзе, мобилизовала и поставила на военные рельсы всю российскую экономику, по существу, почти закончив процесс милитаризации России. Ее экономика вся посвящена, вся, так сказать, скручена под военные нужды. Кроме того, всякие специфические источники типа Северной Кореи и, я думаю, других стран, в которые в свое время Советский Союз и Россия продавали разнообразное вооружение и боеприпасы, в том числе устаревшие, думая, что они никогда не понадобится, думая, что это способ от них избавиться. А вот сейчас все это пригодилось. Вот сейчас все это рекой потекло обратно. Я думаю, что целый ряд азиатских стран и какое-то количество африканских стран будут задействованы для этого.
Так что Россия использует все, что у нее есть, поставила на службу этой войне всю себя. А Европа нет. У Европы есть все-таки множество других задач. Прежде всего любой европейский политик озабочен тем, чтобы обеспечить достойное существования своим гражданам, своим избирателям.
Другое дело, что это оказывается все более и более связанными вещами. Сегодня мы наблюдаем в Украине несколько одновременных обстоятельств. Стагнацию на фронте, о чем в открытую заговорило военное руководство Украины, прежде всего Валерий Залужный в своих известных интервью, которые мы все продолжаем вспоминать и анализировать, потому что они действительно произвели очень сильное впечатление. Одновременно в украинском обществе созревает усталость и созревает готовность обсуждать, кто же виноват, кто же недоработал, на кого следует возложить ответственность.
И как всегда в этих обстоятельствах, отвечают политики, не военные. Военные – они воюют. Они воюют тем, что у них есть. Вот сколько дали мне в руки стволов, шашек, сколько дали мне патронов, снарядов, крыльев и бомб, вот столько я и навоевал. А все остальное – это политики.
С самого начала войны, если вы помните, существовало это негласное разделение между Залужным и Зеленским. Залужный воюет, а Зеленский обеспечивает. Зеленский – это была его сфера ответственности, и есть до сих пор, это его поле для работы, – он должен ездить по миру, если может, а не может – разговаривать по телефону или еще как угодно общаться с лидерами самых разных стран и обеспечивать Украине поддержку, обеспечивать Украину притоком всего, что необходимо военным.
И вот теперь оказывается, что это Зеленский не справился. Вся ответственность оказывается на нем. И мы видим, в общем, чрезвычайно печальные для него результаты социологических опросов, которые показывают, что люди разочаровываются в нем и в его правлении, и что оттого единение нации, оттого, в общем, восхищение его мужеством, его решимостью, его самоотверженностью, его храбростью, которые потрясли буквально весь мир в начале войны, когда прозвучала знаменитая фраза «Мне нужны снаряды, а не такси» (или «Мне нужно оружие, а не такси», я не помню, как точно сказал тогда Зеленский в разговоре со своим западным коллегой) – тогда это привело всех в восторг. Тогда это имело колоссальный эффект. Сейчас постепенно, по прошествии уже почти двух лет, этот эффект снижается, и Зеленскому приходится платить по счетам.
Второе важнейшее… Точнее, уже третье. Если первым мы считаем обстоятельства непосредственно на фронте, вторым вот этот политический конфликт, а третьим приближающиеся в целом рядом стран политические сложности. Прежде всего мы смотрим с большой тревогой на Соединенные Штаты, где приближаются выборы. И, в общем, они начнутся уже вот-вот. В марте-апреле будет уже активная фаза избирательной кампании. Сами выборы произойдут в начале ноября, как обычно, следующего, 2024 года. Но начнутся активно вот эти события достаточно рано.
И мы видим, что человек, который в этой ситуации был бы чрезвычайно вреден для этой европейской войны, человек, который несет с собой хаос, несет с собой неопределенность, несет с собой поверхностные и очень недальновидные решения – мы видели последствия огромного количества решений, принятых Трампом (а я говорю именно о Трампе, конечно), – этот человек сегодня снова является довольно вероятным претендентом на пост американского президента, на возвращение в Белый дом.
Конечно, это создает некоторую дополнительную нервозность во всех – и в Европе, и в Украине. Это создает дополнительные надежды в российском начальстве. Потому что ничего у них не вышло с Трампом в прошлый раз. Ничего он такого им не сделал, на что они рассчитывали и отчего собирались с шампанским ездить вокруг Садового кольца и праздновать его первые выборы в 2016 году, его первое избрание. Но он несет с собой хаос. Хаос очень нужен, беспорядок очень нужен российскому фараону и всему его фараонову воинству. Это возможность для того, чтобы создавать все новые и новые кризисные политические ситуации с участием Соединенных Штатов.
Я гляжу в чат, который у меня тем временем тут идет на экране, и вижу заведомо издевательские вопросы, которые задает человек по имени Джеймс-45: «Для чего Джонсон сорвал переговоры в Стамбуле?». Ну, мы с вами это подробно уже обсуждали. Последний раз я про это говорил и неделю тому назад, я про это говорил и, по-моему, уже две последние среды: Джонсон не срывал переговоры в Стамбуле. Там нечего было срывать. Переговоры в Стамбуле изначально были сорваны российской стороной, которая для этого их и организовала. И вам, Джеймс, хорошо бы все-таки это наконец себе уяснить. Я понимаю, что вы человек недалекий, соображаете долго и туго, но вы постарайтесь что-то еще почитать и, может быть, вам в конце концов эта истина откроется.
А истина заключалась в том – я не поленюсь это повторить, потому что про это очень много говорят сегодня, это является одним из важнейших элементов политической дискуссии и в Украине, и в Европе, а вслед за тем, разумеется, и в России, которая превращает это в очень мощный такой пропагандистский мотив, в носитель для разного рода демагогической пропаганды, – идея заключается в том, что будто бы в марте-апреле прошлого года, буквально через месяц-полтора после начала войны, были организованы переговоры, в которых будто бы российская и украинская сторона пришли к какому-то предварительному согласию и вышли на практическую возможность окончания войны и подписания каких-то соглашений.
Это ложь, этого не было. Это просто ложь. И тех политиков, которые сегодня это повторяют, очень легко по этой лжи идентифицировать. Очень легко можно обнаружить момент, когда более-менее серьезный политик переходит на такую сугубо демагогическую линию. Вот, скажем, Арестович в последнее время очень этим отмечен. Он сел на этого коня и он считает, что это очень удобная вещь для того, чтобы пропагандировать себя и свою, так сказать, мудрость, дальновидность и все остальное. Но, к сожалению, он это делает при помощи абсолютно ложных аргументов, утверждая, что существовала возможность договоренности и она будто бы была сорвана западными покровителями Украины.
На самом деле мы с вами хорошо помним – и давайте еще раз это повторим специально для Джеймса-45, который задает нам эти вопросы, поможем ему все-таки в этом еще раз, как-то все-таки спасем человека от этого незнания, – Россия вела эти переговоры так, чтобы не нести по ним никакой ответственности. Россия так организовала эти переговоры и так сформировала свою сторону на этих переговорах, чтобы можно было заведомо отказаться от каких бы то ни было обязательств по этим переговорам.
Именно поэтому во главе этой делегации стоял Мединский – человек, не обладающий никаким весом, никаким авторитетом, человек, на мнение которого, на подпись которого, на честное слово которого Кремль мог наплевать в достаточно издевательском тоне. Ровно поэтому там была организована какая-то мутная роль для Абрамовича. Ровно поэтому вот в таком стиле велись эти переговоры – для того, чтобы заведомо поставить их в ситуацию, когда российская сторона не собиралась их исполнять.
Это было очень хорошо видно. Об этом очень подробно говорили тогда и наблюдатели – вот такие, как я, например. Нас таких много было. Об этом открыто говорили и украинцы, об этом открыто говорили их западные союзники – что это не те переговоры, из которых может даже теоретически родиться договоренность, которая будет исполняться сторонами, которая проживет хотя бы несколько дней после того, как бумаги будут подписаны.
А дальше случилось неизбежное. Дальше российские войска были изгнаны из-под Киева. Были освобождены первые фрагменты украинской территории после того, как украинская армия местами пошла в контрнаступление и освободила некоторые территории возле Киева, освободила Сумскую область, начала освобождать часть Харьковской области и так далее. И тогда открылись следы совершенно чудовищных военных преступлений, массовых убийств, истреблений местного населения, которые произвели российские войска на этих территориях. И дальнейшие переговоры оказались невозможны.
Собственно, это и поставило на этой истории жирную точку. И никакой на самом деле ни Джонсон, тогдашний британский премьер, ни какой-то другой западной политик не мог по своей собственной воле остановить эти переговоры, свернуть эти переговоры. Но сегодня это оказалось очень важным элементом пропаганды. И таких элементов на самом деле много. Это очень удобно – возвращаться назад и как-то: «А вот, мы же вам говорили, а мы вспоминали, это каждый раз было».
Вот здесь задают мне вопрос, разделяю ли я мнение господина Венедиктова, что началом конфликта на Донбассе послужила гражданская война. Нет, это не была гражданская война. Это была диверсионная операция с использованием наемников. Мы хорошо знаем, кто был во главе этих наемников, есть много расследований на эту тему. Тогда были заброшены эти милитаризованные силы в юго-восточную Украину. Они организовали там войну. Попытались организовать ее гораздо шире, пытались организовать это и в Днепропетровской области, и в Одесской области, и в Харьковской области. Нигде больше это не получилось. Получилось вот в Донбассе и в Луганске. Ничего общего с гражданской войной это не имеет, никакая это не гражданская война. Это попытка развернуть вот такую диверсионную войну на территории чужого государства – не первая и не последняя в истории человечества.
«Сам же Арахамия сказал, – пишет мне Эдуард, – что были близки к договоренности». Вот Арахамия ровно один из тех политиков, которые сейчас пытаются использовать эту карту. При том, что, надо сказать, то, что говорит этот самый Арахамия – это один из лидеров украинского парламента, который, собственно, возглавлял тогда украинскую делегацию, – он говорит, надо сказать, очень осторожно и очень двойственно. Он говорит так, что его можно понять разными способами. С одной стороны, он как бы соглашается с тем, что договоренности были абсолютно неисполнимые. Он соглашается с тем, что абсолютно не было никакой веры российской стороне. Но с другой стороны, он, конечно, оценивает свою роль чрезвычайно высоко и склонен сейчас говорить, что вот он совершил почти невозможное и что-то такое там выторговал, чего никто другой выторговать не мог. Но это ему нужно для его сегодняшней политической борьбы, надо делать на это поправку. Он сейчас пытается продемонстрировать себя мудрым политиком, у которого есть некоторые особенные заслуги перед украинским государством. А вы ему верите, Эдуард. Ну и зря. Конечно, он врет. Но врет, надо сказать, осторожно. Врет так, чтобы при желании можно было отскочить, чтобы при желании можно было сказать: «Нет, подождите, я ничего такого не утверждал». Вы перечтите это его интервью, где он говорит: «Нет, что вы, России верить нельзя. Нет, ну конечно, мы и не верили. Никто бы не стал этого исполнять». Но вы почему-то пропускаете это мимо ушей, а верите только первой половине его речи. А вы прочтите внимательно, не поленитесь.
«А для Израиля Трамп – это хорошо или плохо?», спрашивает меня Анатолий Вайзенфельд. Вы знаете, Трамп – это вообще плохо. Трамп – это в целом международный авантюрист, аферист, который нам всем – нам, миру, человечеству, – наносит большой ущерб. Так не бывает, знаете, чтобы человек наносил вред всему миру, но пользу одному маленькому кусочку какой-то одной страны.
Все то, что вам Трамп рассказывает про то, как он урегулировал ситуацию на Ближнем Востоке – так же ровно, как известно, он готов урегулировать ситуацию в любой точке мира. Он по любому поводу имеет план, как в течение 24-х часов (спасибо, что 24-х, а не 2-х) решить любую проблему и как-то установить мир по любому поводу. Но, в конце концов, то, что вы видите в Израиле сегодня – это, в частности, результат того, что выделывал там Трамп. Не без этого. В нынешнюю ситуацию зашито и то, что сделал Трамп за время своего правления.
Вы отдаете себе в этом отчет, господин Вайзенфельд, или нет? Ну так отдайте. Не существует никакого другого отдельного Израиля, которому помог Трамп. Есть вообще такой Израиль, который сейчас воюет с ХАМАСом, а еще есть счастливый ТрампоИзраиль, у которого все хорошо. Правда же? Нет, это одна и та же страна. Так что вы видите сейчас результат того, что сделал, в частности, и Трамп тоже. Не он один, но и он. Так что нет, никаких иллюзий на эту тему иметь вам не следует.
Мы уклонились немножко в сторону от моего плана. Я возвращаюсь назад. Ну да, мы с вами перечисляли то, из чего складывается сегодняшний вот этот кризис вокруг Украины. Он складывается из военной ситуации, из ситуации внутри Украине и из ожиданий того, как будут разворачиваться важнейшие выборы, которые предстоят в Европе.
Не так далеко, между прочим, и германские выборы, где ситуация постепенно меняется. Та партийная коалиция в Германии, которая сегодня находится у власти, по всей видимости, не сможет удержать свое положение, и нам с вами предстоит увидеть другую конфигурацию, другое германское правительство и, может быть, даже другого канцлера. Посмотрим. В общем, все близко.
Ну вот, так что сложная ситуация вокруг Украины. А теперь мы вернемся к России и вернемся к важнейшему событию. Вчерашнее, или уже позавчерашнее – в общем, недавнее совсем. Ситуация вокруг решения российского Верховного суда по поводу запрета так называемого «международного движения ЛГБТ» и объявления его экстремистским.
Я бы сказал, что это такой государственный террористический акт. Это акт государственного политического террора. Он, собственно, и был так обставлен, если вы посмотрите просто, как технически это было устроено: закрытое заседание Верховного суда в зале, где рассматриваются обычно секретные дела (вообще там 4-й этаж под землей), в отсутствие каких бы то ни было наблюдателей, какой бы то ни было публики, какой бы то ни было прессы, совершенно закрытое. Там была только сторона заявителя, то есть сторона Министерства юстиции. Никто не представлял это воображаемое «сообщество ЛГБТ».
Наверное, никто и не мог его представлять, потому что не существует этого сообщества. Это выдумки, как мы с вами понимаем. Нет такой организации, нет такого офиса, нет такого выборного управляющего органа – ничего этого не существует. Существует идея свободы человеческой личности. Существует идея предоставления современному человеку возможности самому определять то, что для него ценно, что им любимо, что ему важно, с кем он хочет разделить свою судьбу и так далее.
В этом всем, как мы знаем, чрезвычайно много объективного. Гомосексуальность – это не каприз, это не выдумка, это не какая-то распущенность. Собственно, это биологический факт. Существует достаточно стабильное количество людей, которые устроены вот таким образом, которые вот так себя осознают, которые находятся вот в таких взаимоотношениях со своим телом, которые, в сущности, такими родились и не могут произвольным образом отказаться от своей натуры.
Они могут начать скрывать это. Это чрезвычайно мучительно и это отравляет человечеству жизнь. Они могут начать прятаться, они могут начать прикидываться, если их заставить, если их запугать. Есть некоторое количество варварских стран в мире и варварских территорий на территории России, где людей заставляют прятаться. Где людей ставят в условия, когда они вынуждены тщательнейшим образом скрывать эту свою натуру.
Но российская политическая система путинская выставила это в качестве политической организации, в качестве какой-то воображаемой террористической структуры, и вот таким воровским образом оформила этот запрет. Даже судьи и представители вот этой обвиняющей, заявляющей стороны были в масках. Они скрывали свои лица, хотя, разумеется, ничто не заставляло их таким образом поступать. Это все выдумки по поводу какой-то там эпидемической угрозы, какой-то там ковидной опасности или чего-то такого. Эти люди просто понимают, что жизнь может сложиться по-разному и, возможно, однажды им придется ответить за то преступление, которое они сейчас совершили. Поэтому они предпочитают скрывать свои имена, они предпочитают скрывать свои лица. Они знают, что лучше бы, чтобы никто не знал, что они принимали в этом участие.
В чем «в этом»? Вот это чрезвычайно важная вещь, которую я бы хотел до вас донести. Я абсолютно убежден, что целью, мишенью этой операции являются не те несколько процентов людей, которым свойственен гомосексуальный характер их поведения, их сексуальной жизни, которые относятся, в сущности, к этой части человечества. Не в них целились те, кто затевали эту акцию. Здесь есть несколько задач.
Одна задача такого самого общего характера, которая заключается в том, что тоталитарный режим на то и тоталитарный, чтобы пытаться контролировать все. И вот этим я объясняю большое количество разных выходок, которые проделывал путинский режим в последнее время.
Меня иногда спрашивают, в частности, западные коллеги: «Что это за такое помешательство на демографии? Почему они все время думают о том, что нужно, чтобы больше детей рожали, чтобы как-то это все росло? Неужели они правда считают, они ждут, что это будут солдаты, они заботятся о будущей армии и так далее?». Вы знаете, я совершенно уверен, что и Путину, и людям вокруг него глубоко наплевать на демографию. Что они заботятся совершенно не об этом.
Риторика эта ими используется, да. Это очень удобный набор, громкий, яркий набор пропагандистских штампов, который позволяет на этом выстраивать или пытаться выстраивать какую-то патриотическую истерию, апеллируя к инстинктам, апеллируя к каким-то законам природы, к каким-то символам стихии и так далее. Но им в целом важно контролировать все, включая личную жизнь людей, включая то, что происходит дома, в квартире, за запертой дверью, в постели, в спальне – где угодно. «Вы от нас не скроетесь. Мы будем управлять этим всем».
И вот отсюда берутся и запреты абортов, и все эти бесконечные разговоры о том, что нужно вторгнуться в эту сторону человеческой жизни, отсюда берется бесконечная эксплуатация религиозной темы. Да, мы заставим вас верить в то, во что мы хотим, чтобы вы верили. Мы вас приучим, мы вас обяжем, вы будете обязательно… И так далее. И теперь еще и это.
Вот это общая вещь. Про нее тоже не надо забывать, она все равно при прочих равных играет важную роль. Вот это стремление контролировать все, до чего можно и нельзя дотянуться – оно по-прежнему есть. Но здесь, в данном случае, есть еще второй мотив. И он, может быть, важнее даже, чем первый. Это абсолютная универсальность репрессий. Обвинение в причастности к ЛГБТ-сообществу, которое теперь объявлено экстремистским, террористическим – это обвинение, которое можно направить абсолютно на кого угодно. 100% населения, 100% людей оказываются под угрозой того, что рано или поздно им это укажут и их за это притянут, что называется, за шкирку.
Хотя бы потому, что никто и никогда не сможет доказать, что он не имеет к этому отношения. Докажите, что вы не сочувствуете ЛГБТ-сообществу. Докажите, что вы сами не являетесь его частью. Докажите, что у вас никогда не бывает никаких мыслей, связанных с гомосексуальным поведением. Докажите, что вам не нравится ни одна книга, в которой это описано, ни один фильм, в котором это показано. Докажите, что это все вам чуждо, противно и так далее. Вы докажите. Не я буду доказывать, обвиняющий вас, а вы докажите – тот, кого обвиняют.
Любой человек может быть в любой момент произвольно в этом обвинен. И вот слово «произвольно» – это опять одно из важнейших слов для описания российской политической жизни, общественной жизни, гражданской жизни, для того образа, который избран российским режимом для общения со своими подданными. Произвольно. По произволу. Вот и всё.
Это очень важная вещь. Если кто-то сегодня пытается утешить себя тем, что «Вы знаете, меня это не касается. В конце концов, я не имею к этому никакого отношения. Да, я не имею ничего против, но я не имею ничего за. Это вообще не мое, я про это ничего не знаю и вообще не понимаю, почему я должен про это думать», – вот я хотел бы вам напомнить, что вы примерно так же думали тогда, когда вы впервые услышали об истории с иностранными агентами. «Ну да, вот есть какие-то иностранные агенты. Они заключают какие-то контракты с какими-то западными фондами, получают какие-то гранты. Но я же не собираюсь этого делать. У меня и знакомых таких нет, у меня и затей таких нет, я ничего такого не умею. Поэтому это все совершенно не по моему поводу». Теперь выясняется – вот прошло уже 10 лет с тех пор, как идея иностранных агентов существует в России, – что абсолютно любой человек – и вы это видите, вы каждую пятницу можете это обнаруживать, – абсолютно любой человек, вне зависимости от того, с кем он там в реальности общается, чем и как он зарабатывает, чем он занят и так далее; любой человек при одном-единственном условии: что он не нравится действующей российской власти; любой человек может быть отнесен к этим иностранным агентам просто потому, что иностранный агент – это способ оскорбления. Это способ нанесения метки, это такой мазок краской, который на человека накладывают.
Вот Виталий Марков у меня спрашивает: «А суд описал признаки принадлежности к ЛГБТ?». Да нет, конечно, не описал. У него не было такой задачи. Его никто не просил, не предлагал и он ни за что не будет этим заниматься – описывать эти признаки принадлежности к ЛГБТ. Потому что весь смысл, вся ценность этого решения заключается в том, что эти признаки никем никогда не описаны и не будут описаны. Потому что это способ объявить экстремистом любого. Вообще любого человека, который вам не понравился. Так же точно, как сегодня можно любого человека объявить иностранным агентом просто потому, что вам не нравится, что он сказал, что он написал, куда он вышел, чем он помахал над головой, как он отнесся к чему-то, в чем-то поучаствовал или не поучаствовал. Не нравится – иностранный агент, всё. И сегодня это стало абсолютной рутиной. Завтра это будет ровно так же: не нравится – ЛГБТ. Не нравится – ну так ты экстремист, ты часть международного ЛГБТ-сообщества.
Вот мы наблюдаем сейчас маленький эпизод. Я отвлекусь чуть-чуть. Вчера – нет, сегодня, сегодня формально, – в Москве началась ярмарка Non/fiction. На протяжении уже многих лет эта ярмарка является замечательным событием российской культурной жизни, российской книжной жизни. Это такое место, куда собираются лучшие издательства и выставляют там лучшие книги, изданные ими в течение года.
Таким это было еще пару лет тому назад. Сегодня это, несомненно, уже не так, потому что все это погрузилось в идеологическую жижу и сегодня происходит такой очень тщательный отбор по идеологическим принципам и признакам правильной литературы и неправильной, правильных авторов и неправильных. Мы с вами видим, как там по поводу этой ярмарки происходит атака на лучших российских писателей, таких, как Людмила Улицкая, например, или Владимир Сорокин. Это повод для оскорбления их, это повод для того, чтобы их обвинить в измене, для того, чтобы угрожать изъятием их книг.
И я думаю, что в конце концов это будет приведено в исполнение. Я думаю, что раз вцепившись, они уже не отвяжутся – люди, которые решили осуществить теперь и эту репрессию. Какое-то количество времени книжный мир и книгоиздательское дело оставалось таким наименее пострадавшим от цензуры, испытывающим наименьшее давление. Казалось, что книги – это вещь такая медленная. Есть, в конце концов, достаточно ограниченный контингент людей, которые интересуются книгами. Все сказки про то, что российское общество является самым читающим в мире и что все поголовно собирают себе какие-то библиотеки – все это, конечно, давно осталось в прошлом, никто давно уже про это не помнит. Поэтому как-то снисходительно власти и весь террористический режим относился к книжной сфере и книжному делу. Все это теперь позади.
Вот мы видим, как вот эти ярлыки – почему я вспомнил сейчас про Non/fiction, – развешивается на этих книгах и на этих авторах абсолютно произвольно. Мне не нравится, он что-то не то сказал. Он недостаточно уважительно отозвался. Он позволил себе аналогию, он позволил себе какую-то сатиру, он позволил себе насмешку над нашим всем, над нашим великим, над нашей властью, над нашими идеями, над нашим величием и вот над этим всем. Значит, а) иностранный агент, б) экстремист, враг – ну а еще есть прекрасный способ сказать, что да, а еще у него в книгах ЛГБТ сидит. У него там про ЛГБТ. Почему? Да потому что мне не нравится, потому что ЛГБТ. Давайте изымем, сожжем, удалим, никогда больше издавать не будем, издателя накажем. А читателя того, кто купил эту книжку, возьмем на заметку. Это же тоже прекрасный способ. Мы же помним, как это выглядело в Советском Союзе – кто помнит (а кто не помнит, тот может прочесть), – когда наличие этой книги, запрещенной книги, в доме было маркером, было способом определить нелояльность человека, семьи, круга общения и так далее. Когда эта книга была уликой прежде всего.
Мы с вами, несомненно, доживем до момента, когда книга Сорокина, или книга Улицкой, или книга Глуховского, или книга Акунина, или книги еще целого ряда разных авторов разных жанров… Причем я уверен, что в этот круг войдут и авторы научно-популярной литературы. Я уверен, что в этот круг войдут, конечно же, и историки, и авторы всякого нон-фикшна, в том числе посвященного психологии, социологии, социальной антропологии и так далее. Вот их книги будут маркерами. Наличие этой книги в руках у кого-то, наличие этой книги в доме, попытка купить такую книгу, попытка привезти такую книгу тогда, когда они перестанут издаваться в России и люди начнут пытаться привезти откуда-то – те немногие, кто еще будут сохранять возможность путешествовать по миру…
Вот это, собственно, способ репрессий. Это способ определения новых жертв репрессий. У меня спрашивают: «Получается, что, как обычно у нас, закон будет иметь обратную силу». Ну конечно. В России закон давно уже имеет обратную силу. Вообще все эти воспоминания о каких-то там принципах права, принципах юриспруденции пора выкинуть вон. Нельзя больше разумному человеку говорить: «Но у нас же есть презумпция невиновности». Нет, у нас нет презумпции невиновности. Именно поэтому когда я говорю о том, что люди сами вынуждены будут доказывать, что они не имеют отношения к экстремизму, не имеют отношения к ЛГБТ – это вы будете доказывать. Вы не будете ссылаться на презумпцию невиновности. Вас обвинили – вы доказываете. Нет презумпции невиновности, нет состязательности суда, нет принципа того, что закон не имеет обратной силы. Конечно, имеет.
Еще разные люди, которые склонны ко всякой демагогии, любят говорить: «У нас же не прецедентное право». Нет, дорогие друзья, у нас право прецедентное давно уже. У нас давно уже одни суды ориентируются на решения других судов. И стоит какому-нибудь одному суду решить вот так, проколоть этот воздушный шарик, туда устремляются все. И по этому прецеденту начинают решать снова и снова. Поэтому не повторяйте больше никогда этой глупости про отсутствие в российском суде прецедента, про наличие в российском суде презумпции невиновности и про невозможность применить закон в обратную сторону по времени. Можно. При желании все можно.
Так что вот это важнейшая вещь – что история с ЛГБТ и объявлением их экстремистским движением является всеобщей, а не избирательной, не частичной. И еще одно обстоятельство, о котором тоже надо упомянуть. С тех пор, как возникла эта опасность – несколько недель тому назад, может быть, недели три назад, прозвучала эта новость о том, что вот, существует этот запрос Министерства Юстиции в российский Верховный суд и что, по всей видимости, будет принято такое решение об объявлении ЛГБТ в целом экстремистским сообществом – сразу с этого момента (особенно сильно это, конечно, происходит со вчерашнего дня, когда это решение было уже принято), сразу все бросились перечислять разные имена. «А как, интересно, себя чувствует вот такой-то? А вот такой-то что думает? А вот этот – как же он теперь будет дальше жить и как он дальше будет служить этому режиму?». И дальше перечисляют имена людей, про которых у нас есть те или иные основания считать, что они, собственно, являются гомосексуалами, что они прямо относятся к гей-сообществу, что их, так сказать, природа устроена ровно вот таким образом: они входят в число тех, кто чувствует себя вот так. Кто является представителем этих меньшинств, так скажем. Что же теперь с ними будет? А вот они теперь согласятся или нет? Или, может быть, они восстанут? Или, может быть, они как-то поймут, что они были неправы, раскаются? Они, может быть, начнут сопротивляться и призовут тирана к порядку, бросят ему в лицо или еще что-нибудь вроде этого.
Вы знаете, важнейшая часть этого процесса еще и следующая. В целом вот это политическое явление этой тотальной дискриминации – это процесс, я бы сказал, глубоко подчеркивающий ту рознь и то неравенство, которое существует в тоталитарном обществе. Важнейшей частью тоталитаризма является то обстоятельство, что никому нельзя, но некоторым можно. Что существует каста людей, которая освобождена от тех тягот, которые тоталитарный режим несет для любого обычного человека.
Это люди, которым разрешена коррупция, которым разрешены самые разные излишества, извращения, любая роскошь, любое нарушение закона, любой произвол, любой каприз, абсолютно все, что угодно. Которые чувствуют себя защищенными от тоталитарных ограничений. Тоталитаризм – это прежде всего система разнообразных запретов и ограничений. Для них этих запретов и ограничений нет. Это люди, которые чувствуют себя защищенными от насилия. А тоталитаризма – это насилие, ежедневное насилие. Это люди, у которых есть то, что другим запрещено, отобрано у других. Это люди, которым позволено то, чего другие лишены. И так далее.
Так и тут. Я думаю, что довольно большое количество людей в Государственной Думе, в правительстве, в официозных российских медиа, в искусстве лизоблюдском, холуйском, которым окружила себя сегодняшняя российская власть – там достаточное количество людей, которые, собственно, относятся к ЛГБТ-сообществу. Они абсолютно убеждены, что они совершенно защищены от каких бы то ни было неприятностей, что это не про них, не для них, им это не угрожает.
Каждый из них сегодня бормочет себе под нос, глядя в зеркало: «А все-таки я правильно свою жизнь устроил. А все-таки я все правильно сделал. Вот всем вон чего, а мне нет, а со мной все будет хорошо». И они от этого чувствуют себя еще более победительно, чувствуют себя еще более защищенными, чувствуют себя еще более правыми и готовыми ко все новым и новым подвигам. Потому что они убеждены, что они заработали себе право не подвергаться этому риску. Поэтому в них нет никакого раскаяния, и никаких опасений, и никакого желания противостоять этому режиму, отстаивать какую-то справедливость и так далее. Они знают, что они сами в полном порядке.
Так они думают. Но нет никаких сомнений, что они еще больше в этой ситуации становятся заложниками того самого режима, который они строят. Потому что все в этой ситуации построено не на законе, не на равенстве, не на справедливости, не на ясном описании человеческих обязанностей, человеческих отношений, разного рода ограничений, запретов, взаимных обязательств и так далее, а построено, опять-таки, исключительно на произволе. Пока они в произвольном порядке находятся в милости у этого режима, у них все в порядке. Как только они перестают, выпадают из этой милости, они проваливаются в общую ситуацию.
И мы видим это. Люди, которые как-то рассорились с режимом, не поделились, как-то залезли слишком высоко, вовремя не осознали, что есть и более крутые яйца, чем они сами – помните, все эти какие-то полковники в ФСБ и в МВД, у которых в квартирах находят какие-то несметные миллиарды наличными, или члены правительства, которых выдергивают оттуда как морковку и сажают, – они оказываются в совершенно чудовищных обстоятельствах. Они обнаруживают на себе весь груз этого произвола и жестокости этих отношений.
Это люди, которые оказываются в самых страшных колониях и подвергаются там самым страшным издевательствам. И достаточно часто там погибают, не выходят оттуда. Кончают с собой, оказываются объектом каких-то чудовищных издевательств и насилия там внутри. Потому что они, вчерашние сенаторы, вчерашние депутаты, вчерашние генералы и так далее, вдруг обнаруживают, что это такое там развелось. Им-то казалось, что это к ним не относится. Им казалось, что они не имеют к этому никакого отношения. Что это не для них все придумано, что эта система не для них построена. Когда они оказываются внутри этой системы издевательства над человеком и уничтожения человека – вот тогда выясняется, что на самом деле они ошибались.
Но пока это так. И пока вы увидите много самодовольства в тех самых людях, по поводу которых вы, может быть, даже начинаете беспокоиться. Вы, может быть, даже будете говорить: «А как это так получилось? Что он думает? А он думает, что его это не касается, что ли?». Да, он думает, что его это не касается. Именно так. Он думает, что он защищен, что он заговоренный, потому что он часть этой системы, потому что он создатель этого режима, а не жертва этого режима. Вот почему.
Вот это то, о чем я хотел бы напомнить в связи с этим довольно страшным решением, которое, конечно, будет иметь очень большие последствия. У власти сегодня есть инструмент для тотальных преследований. Абсолютно тотальных. Вот я теперь обращусь к тем вопросам, которые я получил, в частности, у себя в telegram-канале «Пархомбюро». Александра Пилькина у меня спрашивает: «А почему они выбрали такую хамскую форму так называемого суда над так называемой международной организацией ЛГБТ? Публично положили болт на право и конституцию. Хотят, наверное, показать, что с унтерменшами больше другого разговора не будет – всех в концлагерь». Ну, отчасти, я уже сказал, они выбрали такую хамскую форму потому, что они хотят скрыть свое участие. Это более удобный вид для того, чтобы не показать своих лиц, не назвать своих имен и остаться анонимными. Это очень важная вещь.
А кроме того, да, они выбрали эту форму… Мы говорили про то, что этот суд, собственно, не вынес никаких содержательных решений относительно того, каковы признаки этого экстремизма, в чем в точности он заключается, как отличить этот экстремизм от разных других экстремизмов и так далее. Вот именно поэтому – потому что важно было сохранить универсальность решения. Важно, чтобы оно получилось максимально размытым и максимально всеобщим. Чтобы оно затрагивало буквально всех, могло быть применено к кому угодно. Вот поэтому и была выбрана такая форма.
Пошли по другим вопросам. Они довольно разнородные, но я в том порядке, как они были заданы, так и буду пытаться на них ответить. Нет, знаете что, погодите. Давайте я, прежде чем перейти к вопросам, все-таки еще раз напомню про то, что у нас с вами лайков меньше тысячи на сегодня, и это совершенно неправильно. Я бы очень вас просил как-то вернуться к этому виду полезной деятельности и наставить этих лайков все-таки так, чтобы было как-то не стыдно заканчивать сегодняшний эфир. И с подписками тоже не очень хорошо обстоит дело. Они не растут, это неправильно. Мне кажется, что мы должны выйти из нынешнего эфира с каким-то более или менее ощутимым приростом числа подписчиков у этого канала.
Я напоминаю, что у вас есть «Суперчат». Этим «Суперчатом» только что воспользовалась Марина Кремянская. Большое спасибо, Марина, за ваш небольшой, но чрезвычайно ценный взнос. Вадим Бендерский. Вадим, и вам тоже большое спасибо. Пишет мне Вадим Бендерский: «Спасибо за вашу работу. Стараюсь не пропускать еженедельные беседы. Отдельно благодарю за «Все сначала»». Да, это моя книжка «Все сначала», которую, кстати, до сих пор даже можно раздобыть в интернете. Она и в электронном виде есть, и в аудиовиде есть, и даже бумажные экземпляры кое-где сохранились в разных магазинах. Димитрий тоже прислал небольшой взнос при помощи «Суперчата». А еще до этого была Диана Замошкина. Спасибо, Диана, не первый раз я вижу здесь ваш донейт. Это всегда очень приятно и всегда очень вовремя.
Ну вот, сказал все общие слова технические, поэтому возвращаюсь к вопросам. Пойдемте по вопросам. «Прошло больше года, – спрашивает у меня Дмитрий Ховратович, – с момента взрыва на «Северных потоках». Появляются новые свидетельства причастности Украины. Было, если не ошибаюсь, расследование в одном из американских мейнстримных изданий. Склоняетесь ли вы к такой точке зрения? Как следует оценивать эту операцию в ретроспективе?».
Ну, что касается одного из американских мейнстримных изданий, писала относительно недавно «Вашингтон Пост» по этому поводу. Они, если помните, указывали на такого полковника, офицера Сил специальных операций Украины по имени Роман Червинский, что будто бы это он. Это писала или «Вашингтон Пост», или в «Шпигеле» они повторяли, или это было даже их совместное расследование, что будто бы это он руководил этой операцией. Там яхту нанимали, подрывали «Северные потоки», все 3 нитки, и так далее.
Но, во-первых, я хотел бы обратить ваше внимание, что сами эти издания очень аккуратно это описывали. Все эти тексты заканчиваются сообщениями о том, что это одна из версий, в конце концов, возможны и другие варианты, и мы совершенно не настаиваем на том, что дело было именно так. Поэтому не надо ничего преувеличивать.
Второе. Источники. Источниками в этих случаях чаще всего и в основном являются неназванные украинские же чиновники и сотрудники украинских спецслужб. Конечно, эта история с «Северным потоком» является частью внутриукраинской политической интриги, внутриукраинской политической борьбы. Легко можно предложить несколько вариантов, почему той или иной стороне выгодно обвинять каких-то своих политических соперников – внутриукраинских политических соперников, соперников по внутриукраинской политической борьбе.
Поэтому к этому всему нужно относиться с осторожностью, я бы сказал. Потому что, например, даже вот этого Червинского, которого вроде бы подозревают в том, что он был непосредственным руководителем этой диверсионной операции, называют человеком, который относительно, в общем, через определенную цепочку всяких начальников близок к Залужному. То есть можно себе предположить, что эту версию запускают люди, которым чего-то хочется поставить под вопрос репутацию Залужного, и прежде всего его репутацию на Западе среди тех, кто недоволен этим взрывом.
Там же ведь мнения разделились насчет взрыва и прекращения деятельности «Северного потока». Потому что часть западных политиков стали говорить, что вот, это сильно осложнило нам дело, мы остались без газа, это очень не вовремя, как же так и так далее. А часть, наоборот, стали говорить, что, в конце концов, это очень помогло для того, чтобы решить эту проблему радикально. Чтобы да, наконец уже освободиться от этой зависимости перед Россией, найти другие альтернативные источники.
И в результате ведь все получилось. Никто же ведь не замерз. Никакая Германия не замерзла, никакая Франция не замерзла, никакая Европа тоже вся в целом не замерзла. Все нашлось, все образовалось как-то, все удержалось, все выстояло. И экономики не рухнули, и всеобщей эпидемии воспаления легких не случилось. И в конце концов, в итоге это прекращение действия «Северных потоков», прекращение поставок газа через «Северный поток» оказалось полезным для вот этой европейской системы обеспечения энергией и для освобождения Европы от экономической, а вслед за ней и политической зависимости от террористического путинского режима. Так что аккуратнее с этим, не доверяйте сильно этим расследованиям. Там слишком много разных интересов за ними.
«На прошлой неделе прошла информация о нападении в американской тюрьме на Дерека Шовина». Дерек Шовин, для тех, кто не помнит, это полицейский, который, собственно, обвинен, судим и посажен на долгий срок за убийство чернокожего хулигана. В результате вот это убийство оказалось поводом для очень мощного подъема общественного движения, которое получило известность под названием Black Lives Matter, то есть движение за равноправие рас в Соединенных Штатах и за запрет разного рода расовых дискриминаций и насилия по расовому признаку, прежде всего со стороны силовых органов – полиции и так далее. Это оказалось очень важным политическим фактором в Соединенных Штатах.
А теперь этот самый полицейский, собственно, с которого все началось, сидит, и на него напали. «Прошла информация о нападении в американской тюрьме на Дерека Шовина. Турбопатриоты вывели из этого сложную конспирологическую теорию…». Дальше излагают эту теорию – позвольте, я не буду ее излагать. «В каком состоянии Шовин? Есть ли что-то в зарубежных СМИ?», и так далее.
Слушайте, я посмотрел, погуглил, по-моему, ровно 2 минуты и быстро нашел много упоминаний о том, что на него действительно напали в тюрьме. Какой-то его сокамерник пырнул его ножом. Надо сказать, что адвокаты этого Дерека Шовина много раз просили обеспечить ему условия нахождения в тюрьме защищенные, потому что они подозревают, что поскольку он является такой символической фигурой, найдутся желающие как-то осуществить над ним какое-то насилие, как-нибудь ему отомстить и так далее. Не были удовлетворены эти ходатайства, он сидит, так сказать, на общих основаниях. Но все пишут, что состояние его, в общем, вполне удовлетворительное. Оно улучшается, жизнь его вне опасности и можно, в общем, особенных конспирологических теорий больше не строить.
Black Fox у меня спрашивает: «Скажите, пожалуйста, что думаете о заявлении Чичваркина? Оппозиция закончилась, ее теперь не существует, Путин выигрывает и так далее». И еще есть другие вопросы. Вот тот же Александр Пилькин присоединяется: «Что это, дурость или усталость от борьбы?».
Если одним словом, это выгорание. Есть такой термин в психологии – выгорание. Когда человек, который очень интенсивно, старательно, убежденно, добросовестно занят какой-то работой, отдает себя какому-то делу, в какой-то момент чувствует опустошение. В какой-то момент устает, в какой-то момент ему кажется, что работы все больше и больше, а цель все дальше и дальше. И люди испытывают иногда довольно тяжелый психологический кризис. Я лично склонен ровно так оценивать то, что публично произошло с известным российским предпринимателем Чичваркиным.
Он человек, несомненно, талантливый. Он человек, несомненно, очень энергичный. Он человек, имевший большой успех. И знаете, это не тот случай, когда он, что называется, пролизал себе какой-то путь к богатству, протер лысиной об чужие ковры. Нет, это не из тех олигархов и не из тех предпринимателей, которые холуйством, или преданностью вождю, или еще чем-нибудь получили какие-то богатства. Он в свое время создал вполне уникальный многомиллионный бизнес торговли всякими электронными товарами в России. Никто больше, кроме него, не смог этого сделать. И это было сделано очень остроумно, очень энергично, очень умело и хорошо работало. И многие из нас с вами этим пользовались, бесконечно покупая там разные полезные в быту товары и приборы, начиная от мобильных телефонов и кончая всякой прочей разнообразной электроникой.
Потом у него это все отняли – просто отняли. Просто наехали на него и отобрали, используя усилия некоторого количества путинских холуев, которые там брали это подержать на минуточку, потом отдавали кому нужно было отдавать. Выгнали его из страны. Он фактически бежал, чуть ли не прячась тайно, и там создал снова совершенно другой, но опять, как говорят, довольно успешный бизнес немножко меньшего размера, связанный с ресторанами, с торговлей всякими деликатесами, всякой дорогой едой, вином и так далее. Но тоже, в общем, совершенно стоящий на ногах бизнес, достаточно успешный и богатый, тоже довольно остроумный, тоже энергичный и своеобразный.
И создал это в таком довольно сложном месте. Потому что это все в Англии. Вы можете себе представить, какая там конкуренция по этой части. Опять успех. Что, кстати, редко бывало с российскими олигархами и разного рода вот этими припутинскими предпринимателями, которые, оказавшись за границей, довольно часто оказываются совершенно беспомощными и абсолютно неспособны, в естественных условиях какой-то честной конкуренции и необходимости действительно генерировать какие-то коммерческие идеи действительно неспособны это воспроизвести. Он смог.
Когда началась война, он довольно активно стал участвовать в поддержке Украины. Известно, что Чичваркин много покупал и сам, и устраивал всякие сборы денег на покупку разных полезных для сражающейся Украины товаров. Чаще всего, если я правильно понимаю, это было связано со всякой медициной: какие-то лекарства, какие-то системы переливания крови, кровоостанавливающие всякие средства. Известно, что на фронте нужно огромное количество носилок определенного рода, всяких защитных предметов обмундирования и так далее. Вот все это он закупал, вез туда, бесконечно организовывал сборы самыми разными способами, начиная от какого-то традиционного краудфандинга и кончая какими-то роскошными ужинами для богатых, с которых он собирал довольно много денег для того, чтобы обратить их на эту же самую помощь.
Устал? Ну, в какой-то момент устал. Давайте отнесемся к этому с пониманием и снисходительно, не будем делать из этого каких-то страшных выводов. Конечно же, понятно, что он этим сделал большой подарок путинской пропаганде. Нашлось значительное количество негодяев, которые на этом начали как-то танцевать, что ха-ха, вот, Чичваркин смотрите в каком состоянии. Вот теперь-то он понял, теперь он убедился. Теперь ему и впредь будет что-то такое неповадно.
Ну да, одно удовольствие хохотать по этому поводу. Но мы с вами не станем. Да, человек имеет право в какой-то момент почувствовать себя утомленным, опустошенным, разочарованным. Момент действительно очень тяжелый, мы с вами подробно про это говорили всю первую половину этой программы. Ну вот, видите, мы с вами стараемся сохранять какое-то хладнокровие. Может быть, потому что мы немножко менее эмоциональные. Ну так зато мы и не такие талантливые, как Чичваркин. Зато Чичваркин вот умеет создавать бизнес, так сказать, вырывая энергию из своего сердца, а мы с вами не умеем. Ну вот у каждого свои недостатки и свои достоинства в данном случае. Так что давайте не будем на этом сильно концентрироваться.
Хотя прислушиваться к мнению, несомненно, тоже можно. Он сказал много справедливого. Он, в общем, вполне откровенно описал ситуацию. В том числе, кстати говоря, и кризис с российской оппозиционной мыслью. Давайте я чуть-чуть задержусь на этом, раз как-то на это вывел этот разговор о Чичваркине.
Действительно, есть большая проблема. Это проблема с выборами. Она заключается в том, что нет сложившейся стратегии, сложившейся тактики, сложившейся идеи, каким образом использовать эти выборы для продвижения антивоенной мысли, антивоенной идеи и – как бы это сказать? – какой-то энергии, направленной против этой войны.
Мы с вами ясно понимаем, что все, что связано, собственно, с голосованием, не имеет больше значения. Абсолютно неважно, кто, как и куда пойдет на участки, опустит бюллетень в такую урну, в сякую урну, напишет на бюллетене то, зачеркнет сё, за такого кандидата, сякого кандидата. Это все теперь совершенно неважно, потому что цифры итоговые не будут иметь никакого отношения к тому, что в результате будет сделано с этими урнами и что в реальности в этих урнах будет лежать – в электронных урнах или бумажных урнах.
У власти сегодня есть достаточное количество инструментов, чтобы полностью извратить результаты этого голосования, чтобы нарисовать те результаты, которые им нужно. Раньше мы говорили, что существуют какие-то ограничения. Что можно добавить здесь 3%, там 5%, но, в общем, нельзя радикально изменить ситуацию. Сейчас можно. Сейчас, с появлением электронного голосования, оно оказалось абсолютно таким ядерным оружием в этой сфере. И возможность электронным образом фальсифицировать результаты вообще без наблюдения, вообще без доступа каких бы то ни было посторонних глаз к этому всему – голосование больше не имеет значения.
А что имеет значение? То, что до голосования. Вот коммуникационная часть выборов – то, что связано с избирательной кампанией, то, что связано с агитацией, и так далее. Вот здесь, на этом поле, теоретически можно было бы выразить какие-то важные идеи, главным образом идею антивоенную. Но непонятно, как технически это сделать. Потому что нет никакой возможности сделать это оффлайн, сделать это за пределами интернета, в реальной жизни. Во всяком случае, пока такая возможность не найдена, такая тактика не найдена.
Есть какие-то абсолютно бредовые, безумные, идиотские идеи – не знаю, организовать теракты на избирательных участках, бомбить избирательные участки. В буквальном смысле. Достаточно есть дебилов, которые это предлагают: бомбить избирательные участки для того, чтобы создать физическую невозможность людям принимать участие в выборах. Вы подписываетесь под этим? Я нет. Вы хотите участвовать в террористических актах? Нет, я не хочу участвовать в террористических актах ни по какому поводу. Я не террорист и вам не советую за дебилами идти. А конструктивной идеи никакой нет.
И к чему это приводит, собственно? Это приводит к тому, что в целом оппозиционное сообщество оказывается без какой-то несущей идеи. Потому что невозможно же взять и не обратить внимание на выборы. Просто зажмуриться и сказать: «Никаких выборов нет, ничего не знаю, первый раз слышу и вообще не хочу про это разговаривать». Так нельзя. Выборы есть. Точнее, не выборы, конечно. Это – как это назвать? – электоральные мероприятия. Вот электоральные мероприятия существуют. И нужно каким-то образом с их помощью выразить главную нашу идею – идею того, что путинский режим ведет преступную войну, эта война должна быть прекращена, а путинский режим должен быть за эту войну наказан.
Раз нет этой идеи, значит, возникает кризис. Значит, вся энергия уходит в споры, уходит в выяснение отношений. Почему? Да вот поэтому. Потому что нет практической точки приложения. Как только появляется такая практическая точка, как только есть реальная работа, которую нужно разным оппозиционным структурам, разным оппозиционным медиа независимым сделать вместе, выясняется, что нет никаких проблем. Тут же все договариваются, тут же объединяются, тут же нет никаких споров, никаких разногласий, и все отлично тогда, когда есть практическая точка приложения. Как только эта точка исчезает, исчезает смысл.
И вот об этом говорит Чичваркин. Справедливо говорит. Собственно, это он и обнаруживает – что нет результата от этой деятельности. Все активничают, все пытаются как-то шевелиться, а результата нет. Почему? Вот поэтому. Потому что нет сложившейся идеи. Это важная, очень тяжелая вещь. И в этом смысле Чичваркин прав.
Но что касатется манеры, в которой он все это изложил, момента, который он выбрал, слов, которые он нашел, и так далее – мне это кажется просто результатом усталости, отчаяния. И в этом смысле я это не одобряю. Мне кажется, что нужно держать себя в руках. Нужно пытаться самому себе сопротивляться в этой ситуации.
Протест жен мобилизованных – вопрос, который тоже мне задают. Борис Иванов его задает. «Аналитики отмечают, что отличие этого от других протестов, что власть так просто не сможет его подавить. Потому что если солдат на передовой увидит фото или видео, где омоновец бьет его жену, то это уже чревато бунтом в армии». Послушайте, нет, это не чревато бунтом в армии, потому что российская армия – это не то место, где человек может выразить свое отношение к чему-нибудь, проявить свою гражданскую позицию и так далее. Сегодня российская армия – это сообщество преступников, бандитов, за деньги отправившихся убивать. И они, эти люди, в общем, заведомо развращены, заведомо деморализованы. Они боятся друг друга. Управлять ими на самом деле легко. Именно поэтому их так легко отправляют в эти «мясные штурмы» так называемые и так далее.
Вопрос не в этом. Вопрос не в том, что есть какая-то такая особенная специфика, что это какие-то такие особенные специальные жены и с ними надо как-то особенно специально обращаться. Смысл этого и ценность этого протеста заключается в том, что он натуральный, что он реальный, живой. Что это действительно настоящие живые люди, которые наконец начали что-то чуять. Которые наконец начали оглядываться вокруг и говорить себе и друг другу: «Тут что-то не так. Нас, кажется, обманули. Нас, кажется, используют. Нас, кажется, убивают. И нас убивают неизвестно за что».
А если приглядеться, то оказывается, что все-таки известно за что, но это «что» является абсолютно отвратительным, ничтожным поводом. Потому что это просто способ для удержания у власти конкретного диктатора. И в этом единственный смысл происходящего. Никто не собирается отстаивать никакую идею, никто не собирается как-то служить какой-то исторической миссии. Вся задача заключается в том, чтобы удержать на стуле этого конкретного диктатора, этого конкретного фараона. И за это нас убивают.
И вот люди это постепенно начинают понимать. Они проходят не короткий и не прямой путь к этому пониманию. Они сначала начинают с того, что «А почему мы, а вот не они, не соседи? А почему так долго? А почему нам ничего не объяснили? А почему с нами так разговаривают?». И вот они, постепенно углубляясь в это, начинают добираться до первопричин – до того, что такое эта война. Это происходит на наших глазах.
Там есть много всяких сложностей. Понятно, что на этом процессе есть масса всяких паразитирующих сил. Вы знаете, что есть история с telegram-каналом, который был объявлен фейковым. Я уж не знаю, кем он был объявлен фейковым и по каким причинам, каков был механизм этого объявления. В общем, мне кажется вполне правдоподобной версия, что это просто было большое количество таких искусственно организованных жалоб на этот канал для того, чтобы его закрыть. Но в целом мне сам этот канал, канал «Путь домой», знаменитый теперь, кажется довольно сомнительным заведением. Я про это уже говорил, потому что я думаю, что просто основное общение этих недовольных жен и матерей должно происходить не в анонимном telegram-канале, а в закрытых чатах, где они должны разговаривать между собой без нашего с вами присутствия. И мне сам факт, что появляется открытый анонимный telegram-канал, кажется, я бы сказал, неестественным. Мне кажется, что это так не должно было функционировать.
Но, впрочем, может быть, это и неважно. Важно то, что движение-то настоящее, жены есть, вот эти матери и другие члены семьи. Кстати, они совсем не все женского пола. Среди этих матерей есть достаточное количество отцов. Там есть и такие, и сякие. Они настоящие, и в этом их большая ценность. И именно поэтому власть относится к этому так серьезно – потому что они тоже понимают, что это настоящее. Что это не принесенная откуда-то пропаганда, что это не чья-то инициатива, это не апельсинки наколотые и не что-нибудь такое еще в этом роде. Нет, это настоящее. Поэтому они этого так боятся. И мы поэтому к этому так будем относиться.
Ну и последнее. Мне пересказывают здесь, по-моему, последнюю статью Владимира Пастухова. Он несколько раз и устно уже это сказал, и в Телеграме написал. Что с его точки зрения, как пишет мне Андрей Кирковин, «на Западе будто бы, как пишет Владимир Пастухов (он действительно пишет похожую вещь), созрел консенсус относительно того, что безопаснее и наименее рискованно способствовать сохранению власти Путина, а после его смерти способствовать транзиту власти к новой диктатуре, потому что Россия не может быть без царя, а демократия несет риски развала государства и прихода к власти еще более мрачных фигур, чем Путин».
Первое, что я хочу сказать на эту тему: нет у уважаемого Владимира Пастухова никаких оснований, чтобы говорить, что на Западе созрел консенсус. Мы не видим этого консенсуса и он не видит этого консенсуса. Нет никаких источников, которые позволили бы обнаружить этот консенсус. Он нигде не созрел. Мнений есть много разных и они меняются каждый день. Ничего там не созрело. И тем более нет никаких надежных сведений о том, что созрело.
Разумеется, идея, что давайте не будем ничего менять, а все лучше оставим как есть – это универсальная идея, которая приложима к любому политику, описывающему любой процесс в любой стране. В конце концов, есть масса недовольных тем, что в Соединенных Штатах каждые 4 года происходят какие-то выборы, там все меняется, переворачивается. То одна партия, то другая; то одна волна чиновников приходит и рассаживается по всем кабинетам, а то совсем другая; то членов Верховного суда такие назначают, то сякие; в Конгрессе то такое большинство, то сякое. Как бы было хорошо все это прекратить и оставить раз и навсегда как есть.
И канцлера немецкого тоже не менять – вот как хорошо, пусть сидит уже. Мы будем знать, кто это – отлично. А во Франции вообще черт знает что. Там все время какие-то выборы, там все время маячат какие-то ле пены, там бесконечные профсоюзы куда-то лезут и организуют нескончаемые забастовки. Нельзя уже чтобы этого всего не было, чтобы все было тихо, спокойно, всегда одинаково, на много лет вперед предсказуемо и так далее? Это универсальная идея, которая свойственна вообще любому человеку, который разговаривает про политику. Но любому разумному человеку, который разговаривает про политику, ясно, что так не будет. Так не бывает.
И да, разумеется, в отношении России то же: давайте оставим как есть, а то хуже будет. Пускай лучше уже Путин сидит как сидит. А лучше, чтобы вместо Путина пришел какой-нибудь другой Путин – такой же, но немножко как-то поразумнее. Потому что этот все-таки сумасшедший явно, а надо, чтобы был не сумасшедший. Но такой же. И мы тогда будем знать.
Можно сколько угодно говорить, что этот консенсус существует. Тем не менее, всем прекрасно понятно, что так не может существовать долгое время. Что рано или поздно власть меняется в любой стране, и в России она в конце концов поменяется.
В 90-е годы мы отлично это знаем, сколько усилий было положено так называемым Западом, в частности, Соединенными Штатами Америки, чтобы сохранить Советский Союз, вопреки всему тому, что рассказывает теперь про это диктатор Путин и все остальные, которые любят обвинять Запад в том, что они, или, не знаю, Горбачев, Рейган, Буш – я не знаю, кто там у них, – разрушили Советский Союз. Да нет, они мечтали его оставить как было. Они бесконечно ездили в надежде как-нибудь укрепить, как-нибудь залепить это разваливающееся сооружение, как-нибудь его там замазать каким-нибудь цементом. «А не надо ли вам еще дать чего-нибудь, добавить, поставить какого-нибудь гуманитарного груза? А не надо ил вам списать каких-нибудь долгов? А давайте мы вам поможем с тем и с этим, давайте мы так и сяк, только, пожалуйста, миленькие, не распадайтесь». Есть знаменитая история про то, как старший Буш ездил в Украину для того, чтобы уговаривать украинское руководство в 1990, по-моему, году, чтобы они, не дай бог, не устраивали никаких референдумов и, не дай бог, никуда не отделялись ни от какого Советского Союза. Пожалуйста, оставайтесь там внутри.
Это всегда так происходит. И понятно, что этих мыслей предостаточно и сейчас. Прежде всего потому, что все очень боятся дальнейшего развития событий. Вот это то, перед чем стоит сегодня этот самый Запад (это будет последняя моя мысль на сегодняшнем этом стриме). Те, которые сегодня говорят, что давайте мы как-нибудь аккуратненько доведем дело до каких-нибудь переговоров и до какой-нибудь заморозки ситуации… Да, постепенно как-то сведем на нет помощь Украине – тут мы возвращаемся к самому началу нашего разговора, – сведем на нет помощь Украине, пусть они никуда не наступают, не рыпаются, пусть они только вот как-то так держатся. И постепенно они сами начнут разговаривать, постепенно они сами будут склоняться к тому, что нужно все это остановить, что нужно на что-то согласиться, что нужно смириться с какими-то потерями и так далее. Не надо разрушать этот путинский режим – пусть он будет. Давайте не будем это трогать руками. Пусть он как-то в том виде, в котором он есть… Он как-то инкапсулировался внутри себя – пусть он там клепает свои железяки.
При этом все эти люди отдают себе отчет. Рано или поздно они просыпаются утром, открывают глаза и начинают понимать, что ведь про главное-то они не сказали. Они не сказали о том, что это ведь не последняя война. И что попытка заморозить путинский режим, оставить его таким, как есть, сохранить его в том виде, в которого он есть сегодня, удовлетворить его теми приобретениями, которые он получил в результате этой агрессии против Украины – это просто отсрочка, причем совсем небольшая, очень коротенькая отсрочечка от следующей войны. И абсолютно очевидно, что следующая-то линия фронта будет проходить не по восточной границе Украины, а по западной будет линия фронта. И что следующая атака будет не на Запорожскую область, а на Латвию с Литвой и на Польшу. Ну и уж на Молдову-то тем более – это прямо, что называется, к бабке не ходи.
Совершенно очевидно, что диктаторские режимы на этом не останавливаются… (чихает) Вот видите, чистую правду сказал. Вот прямо сейчас ни одного лишнего слова. Чистая правда, откуда и чих. Знаете, есть такая примета, что если кто чихает, значит, говорит правду. Вот я сказал чистую правду. Что эта война – только первая война в ряду тех войн, которые не просто задумал диктатор Путин, а которые необходимы диктатору Путину. Потому что для него сами эти войны являются не инструментом получения какой-то другой, более важной цели, а являются собственно способом жизни. Этот способ правления – единственный, который сегодня ему доступен. Как только он перестает управлять воюющей страной, он перестает управлять страной вообще. Потому что никаких других аргументов, никаких других мнений, никаких достоинств для того, чтобы оставаться во главе огромной России, у него нет. Единственное, что он может – это заморозить это с помощью войны, навязать с помощью войны.
И об этом надо помнить этому самому Западу. На самом деле Запад должен понимать, что Украина – это барьер, что Украина – это граница, охрана границы сегодня. Если эту границу сдать, то это не означает, что границы не будет. Это просто означает, что граница подвинется. И дальше начнется новая приграничная война уже на новом рубеже.
Это надо понимать. Я думаю, что и Пастухов это понимает. И те люди, про которых говорит Пастухов, когда рассказывает про какой-то консенсус выдуманный, тоже это понимают. И если существует на свете консенсус, то вот этот – что диктаторы никогда не останавливаются на достигнутом. Они всегда хотят еще. И попытка накормить диктатора всегда заканчивается тем, что его аппетит только разгорается и он становится еще более голодным, еще более свирепым, еще более злым.
Вот, давайте на этом мы остановим наш сегодняшний стрим. Я сразу скажу, что в следующую пятницу «Сути событий» не будет. То есть события, несомненно, будут, и суть у них будет, но рассказывать я буду в какое-нибудь другое время и каким-нибудь другим способом про это. Потому что в следующую пятницу в это время я буду очень занят. Я буду в важной деловой поездке, на важной деловой встрече. У меня будет некоторое большое мероприятие, которое я сам организую, и я не смогу провести этот стрим. Такой же, точнее. Ничего страшного. Мы встретимся с вами через неделю, я опять буду отвечать на ваши вопросы, буду освещать события, и нам с вами явно будет что обсудить.
Это была программа «Суть событий» у меня на канале Сергея Пархоменко. Я был очень рад с вами поговорить. Отметки «нравится» перевалили через тысячу, большое спасибо. А вот с подписками не очень хорошо. Пожалуйста, добавьте подписок. И, пожалуйста, обратите внимание, что у меня есть «Патреон» и с этим «Патреоном» надо иметь дело. Меня зовут Сергей Пархоменко. Всего вам хорошего, до свидания, до через пятницы. А впрочем, мы встретимся еще и в среду в программе «Особое мнение» на канале «Живой гвоздь». Спасибо, счастливо!