Купить мерч «Эха»:

«Статус» с Екатериной Шульман

Максим Курников
Максим Курниковруководитель проекта «Эхо», журналист

Выдали методичку с двумя типами тезисов. Первое: «Ваш Навальный — американский агент». И там же: «Никто его не замечает, никто не пришел». И второй тип тезисов — насчет генетического рабства: «Вот вы только и хороши класть цветочки, нет бы… — не знаю, что — сжечь кладбище, убить всю охрану…».
И те, и другие происходят из одного колл-центра…

Статус5 марта 2024
«Статус» / 05.03.2024 Скачать

Подписаться на «Живой гвоздь»

Поддержать канал «Живой гвоздь»

М.КУРНИКОВ: Здравствуйте! В эфире программа «Статус». И, как обычно, она выходит на трех каналах — на канале «Bild на русском», на канале Екатерины Шульман… Здравствуйте, Екатерина Михайловна!

Е.ШУЛЬМАН: Добрый вечер!

М.КУРНИКОВ: И на канале «Живой гвоздь». Нетрудно заметить, что сегодня Екатерина Михайловна не в студии. Она уже в Великобритании. И в четверг мы воссоединимся на лекции в Лондоне. Она там будет. Сразу скажу, что потом мероприятие у нас будет, правда не с Екатериной Михайловной, а с Леонидом Гозманом в Праге. А вот потом в Осло у нас будет снова совместная лекция. Ну, а сейчас мы переходим к первой рубрике.

Е.ШУЛЬМАН: Я надеюсь, что ни разделяющие нас расстояния, никакие глобальные сбои в мировых социальных сетях не помешают нашему сегодняшнему выпуску. Мы, действительно, будем говорить о тех событиях, которые привлекли наше внимание на прошедшей неделе и до этого. И, конечно, первым делом мы должны сказать о тех, совершенно беспрецедентных событиях, которые развивались и продолжают происходить вокруг похорон Алексея Навального.

Это как раз тот случай, когда происходит нечто, с одной стороны, ожидаемое, с другой стороны, невиданное. С одной стороны, вырастающее из всего предыдущего, с другой стороны, опрокидывающее его. В нашей истории не так много было похорон такого масштаба. Это не то, чем особенно следует хвастаться, но, действительно, если пытаться проводить параллели или приводить примеры, то что у нас приходит на ум?

Похороны были на достаточно окраинном кладбище Москвы. Были многочисленные попытки как-то ограничить количество людей, которые смогут там присутствовать. Пугали народ тем, что будут закрывать метро на выход, чему были прецеденты. Например, когда в Москве происходили большие митинги в 2021-м году, то станции метро закрывались. Не дали людям заходить в церковь, там все было достаточно быстро и ограничено по времени. Давайте вспомним, что не было, собственно, гражданской панихиды, как это обычно происходит. Потому что во всей большой Москве не нашлось ни одного зала, который можно было бы снять для церемонии прощания.

Тем не менее, в течение трех дней — пятницы, субботы и воскресенья непрерывный людской поток шел на Борисовское кладбище и, насколько я понимаю, люди продолжают туда идти. Притом, что цветы, как полагается, убирают и относят в сторону каждые три часа работники кладбища, тем не менее, это место захоронения, эта могила уже полностью скрылась за этим гигантским курганом из цветов.

Мы не будем заниматься подсчетами того количества людей, которое за это время там побывало. Должна вам сказать как бывший работник городской администрации, что нельзя подсчитать движущуюся толпу, то есть можно, но это будет в высшей степени приблизительно. Можно посчитать людей, когда они стационарно стоят на каком-то измеряемом пространстве. Если идет поток, то вы точно не посчитаете. Но дело даже не в этом. А дело в том, что мы можем сказать, что речь идет о десятках тысяч людей.

М.КУРНИКОВ: Как минимум.

Е.ШУЛЬМАН: Давайте так: десятки тысяч людей — это мы можем сказать, не цепляясь к цифрам, каковые подсчеты мне представляются и ни на чем не основанными и достаточно бессмысленными.

Возвращаясь к историческим параллелям, что у нас такое было, что приходит нам на память? Похороны Льва Толстого, похороны Высоцкого, похороны Сахарова. Что интересно во всех этих трех случаях? Во всех трех случаях речь шла о людях, которые находились с властью в открытом либо скрытом конфликте. Лев Толстой на момент смерти был отлучен от церкви. Высоцкий не был пострадавшим в прямом смысле, но было понятно, что он неодобряем официальной сферой культуры. И Сахаров на момент смерти уже не был ссыльным, новая власть его вполне привечала, даже пыталась как-то политически к нему прислониться, но при прежней власти он был ссыльным и разжалованным человеком.

Но ни один из этих трех людей не был на момент смерти в буквальном смысле в заключении. Когда мы видим этот поток людей и эти горы цветов, надо иметь в виду, что это хоронят человека, осужденного за особо тяжкие преступления. То есть которого государство считает тяжелым преступником, организатором экстремистской структуры, специально созданной для нарушения прав граждан. Человеком, внесенным в списки террористов и экстремистов Росфинмониторинга. Человека, который получил 19 лет лишения свободы и находился в колонии особого режима. То есть те люди, которые туда приходят, не просто осознают риски лично для себя (мы об этом еще вынуждены будем, к сожалению, сказать), но и отдают дань уважения и любви человеку, которого государство не то что старалось не замечать или притесняло, или косо на него смотрело, а которого государство напрямую осудило.

Это происходит в Москве, это происходит в 2024-м году, спустя два года войны и спустя полтора или два года довольно массовой эмиграции как раз тех людей, которые составляли или могли бы составлять круг поддержки Алексея Навального. Вот по этим признакам мы понимаем, что мы имеем дело с из ряда вон выходящим событием.

Что это нам дает? Среди прочего это дает нам, людям, не принадлежащим ни к какой конфессии, возможность посмотреть на практике, что такое «смертию смерть поправ». Что такое, «если пшеничное зерно упадет в землю и не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода». Что значит, сказать «Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?» Вот, в общем, так это, наверное, выглядит. Как и у событий прошедших две тысячи лет назад в одной римской провинции, у такого рода вещей имеются последствия долговременные и они в сердцах человеческих, а имеются последствия политические и немедленные.

Тут надо иметь в виду вот что, немного опускаясь с этого торжественного уровня. Лица, принимающие решения, в том числе, во всем мире, они тоже люди. Предполагается, что они, наверное, более склонны воспринимать информацию аналитически, чем эмоционально, но и на них тоже картинка действует сильнее, чем тысяча слов. Эта картинка, которую нельзя развидеть, которую нельзя забыть, эти толпы людские в России, в Москве сейчас, ложатся на достаточно подготовленную почву. Всегда с такими большими событиями есть предшественники, которые говорят: «Идущий за мной будет сильнее меня». Были очереди подписываться за Надеждина в другом совершенно эмоциональном регистре, но тоже люди показали, что несогласных с текущим положением вещей немало.

Был там еще до этого кандидат Дунцова, человек, возникший ниоткуда и, вдруг, тоже ставший таким фокусом внимания тех, кому так нужна хоть какая-то надежда. Это всё ложится одно на другое и становится убедительным. Когда мы все, занимающиеся российской экспертизой, ходили, размахивали этими результатами социологических исследований, говорили про милитаристское ядро, про поддержку, про оседание поддержки, нас, конечно, слушали с большим уважением, головой кивали. Но потом, в следующий раз ты слушаешь очередного европейского деятеля, и он говорит: «По всему, что я читаю, большинство-то там поддерживает».

Понимаете, как сказано в соответствующем тексте, «помните, что дорогой ценой вы куплены». Ценою своей жертвы и смерти своей, Алексей Навальный нас всех выкупил у этого позора, который хуже смерти. И теперь ни одна сытая европейская… личность не может нам уже сказать: «Вы же всё это поддерживаете, вам же это всё на самом деле нравится».

Это всё не до конца рационально. Лучше было бы смотреть на данные. Но данные данными, но эта картиночка, которая тебя по носу хлопает, она уже поселяется в твоем мозгу навеки. И теперь это уже случилось и назад это никак не открутишь.

Какие будут у этого практические последствия мы посмотрим, но поворот здесь в понимании и внутри страны и снаружи того, что происходит в России, как на самом деле там устроено общественное мнение, на какие риски готовы идти люди одних убеждений и на какие риски (ни на какие) готовы идти лоялисты, которых численно, может быть, и больше, но они ничего не сделают. Они в очередной следующий момент точно так же останутся дома, как они сидели дома во время пригожинского летнего мятежа. Это то, что мы знали и говорили, и рассказывали сто десять тысяч раз, теперь это уже явлено таким свидетельством, от которого нельзя отвернуться и которое нельзя позабыть.

М.КУРНИКОВ: Давайте здесь выдохнем, осознаем… И вернемся в студию через какое-то время.

РЕКЛАМА

М.КУРНИКОВ: Вы сказали, в том числе о том, что похороны Алексея Навального — это, по сути, приговор судебной системе России. Это то, как люди воспринимают значимость этих объявленных нам приговоров.

Е.ШУЛЬМАН: Похоже на то. То есть про это никто даже и не вспоминал. Когда обсуждается его пребывание в тюрьме, то дискуссия сводится к тому, правильно ли он пошел в тюрьму

или неправильно он пошел в тюрьму. Одни говорят: «Зачем же? Надо было действовать иначе». Другие говорят: «Вот какой молодец — пожертвовал собой». Но никто вообще, даже никакие самые лояльные лоялисты, по крайней мере я не слышала, никто не обсуждает валидность тех обвинений, за которые он, собственно, в тюрьму-то попал. То есть ни у кого нет сомнений, что это просто такая политическая мера по изоляции политического оппонента. Мы к этому привыкли. Я почему это произношу? Нам это кажется чем-то самим собой разумеющимся. Но это полезно сформулировать именно потому, что это такая сама собой разумеющаяся вещь.

Ничего хорошего для будущего в этом нету. До такой степени вывернуть наизнанку судебную систему, сделать ее посмешищем или сделать ее чем-то несуществующим, невидимым в глазах собственных граждан, — это, мягко говоря, повышению правовой культуры не способствует.

М.КУРНИКОВ: Давайте еще поговорим об этом основном событии. К людям начали приходить полицейские, к людям, которые были на этих похоронах.

Е.ШУЛЬМАН: Мы, к сожалению, могли такое предполагать, тут ума большого не надо. Это тактика как минимум с 2019 года применяется, с тех пор, как после московских протестов было решено, что лучше избегать картины избиения протестующих полицейскими на свежем воздухе, потому что это плохо выглядит. Вот такова мощь и всесилие картинки в наш век визуальный.

С тех пор стали действовать так. Если уж люди собираются, им, в общем, дают собраться. И так же было в 2021-м году, когда Навальный вернулся и был арестован. Но к ним начинают приходить потом. Еще точнее говоря, приходят до с так называемыми профилактическими беседами, к тем кто подозреваемый, рецидивист митингующий. И приходят после.

Я думала, что это будет в понедельник, но это начало происходить со вторника. Тут тоже Алексей Анатольевич нам купил дополнительный день, потому что, видимо, никто из правоохранителей не ожидал, что после пятницы — они все на пятницу настроились, — а то что люди пойдут еще и в субботу и воскресенье, это они не додумались. Поэтому понедельник у них ушел, видимо, на совещания.

Нам известно о нескольких, пока в пределах десятка, таких случаев. Кстати, напомним, что в день похорон было более 100 задержаний по стране, не в Москве. Почему? Потому что в Москве если похороны, то это не митинг, там людей задерживать неловко. А в других городах, там, где выходили цветочки положить куда-нибудь, им говорили, что они несанкционированное мероприятие.

У нас будет в описании видео ссылки на инструкции ОВД-Инфо, что вам делать, если к вам пришли с профилактической беседой, пришли на работу, в вуз, вызывают вас поговорить, — какие на этот счет есть правовые нормы.

Давайте еще раз повторим наш рекуррентный тезис. Не успокаивайте себя или, наоборот, не приводите себя в отчаяние, в любом случае не приводите себя в неподвижность тезисом о том, что никто никаких норм не соблюдает.

Во-первых, где не соблюдаю, а где соблюдают. Если вы не лично Алексей Навальный и его ближайший соратник, то за вами персонально никто особенно не гоняется. Но если вы, как выражаются на грубом русском языке, «поднимите с пола срок», то никто вам тоже мешать не будет. Поэтому не поднимайте с пола срок. Знайте и любите свои права, читайте все инструкции. Мы будем следить за тем, как развивается вся эта репрессивная активность.

Тут еще надо иметь в виду, что как говорится Safety in numbers— безопасность в массовости. Слишком много пришло народу. Все эти разговоры про камеры, которые каждого вычисляют — это, конечно, хорошие разговоры. Но на том конце все равно стоит тот же участковый, тот же «эшник,» а их на все не напасешься, их тоже не хватает. Поэтому чем больше народу придет, тем к меньшему количеству народа придут потом. Такая здесь довольно понятная арифметическая логика.

Эти всенародные похороны, они зашибли и совершенно изничтожили в информационном поле довольно большое количество событий. Во-первых, никто совершенно не обратил никакого внимания на Послание президента. Мы сейчас постараемся это исправить, потому что, ну что же это такое? Еще, оказывается, в это время проходит в Сочи Фестиваль молодежи и студентов. Но не Всемирный, как было при советской власти, потому что его проводит какой-то конгломерат левых молодежных организаций, а они отказались с Россией иметь дело. Поэтому это какое-то наше собственное мероприятие.

И на саму выборную кампанию это бросает гигантскую совершенно тень, в этой тени тонет чрезвычайно многое. Кстати говоря, обратили внимание медиааналитики на то, что государственные информационные агентства теперь, рассказывая о каких-то государственных мероприятиях, многократно употребляют слово «очередь». У них тоже теперь должны быть очереди. То есть они сообразили… От людей она слыхала — как крыловская мартышка, — что у людей-то бывают очереди, они там собираются и стоят. «Это зло еще не так большой руки: Лишь стоит завести очки». И поэтому они тоже решили завести себе очки и сказать, что к каким-то шабашам в Сочах тоже все выстраиваются в очередь. Зачем они выстраиваются, с какой целью, малопонятно. Это тоже интересная подражательная затея.

Тем не менее, мы с вами как все-таки люди, бывшие на государственной службе, имеющие классный чин…

М.КУРНИКОВ: Единственную очередь провластную, которую я видел, это только очередь из ботов в комментариях. Такое ощущение, что щедро отгрузили просто всем по всему интернету.

Е.ШУЛЬМАН: Это правда. Боты, действительно, пришли. Наверное, не все люди, которые пишут какие-то глупые комментарии, это боты. Каждый гоминид может быть дураком самостоятельно, без технической помощи. Но, понимаете, в чем дело? Живые физические лица довольно редко массово пишут однотипные, с повторяющимися фразами комментарии строго в рабочее время по Москве. Вот тут самый доверчивый человек, например, я, начинает что-то подозревать.

Выдали им методичечку с двумя типами тезисов. Первое: «Ваш Навальный — американский агент». О’кей. И там же: «Никто его не замечает, никто не пришел». И второй тип тезисов — насчет генетического рабства: «Вот вы только и хороши класть цветочки, нет бы… — не знаю, что — сжечь кладбище, убить всю охрану, как-то иначе проявить себя социально».

То, что и те и другие происходят из одного колл-центра, несмотря на то, что на одних нашиты украинские флаги, аватарки, на других — другие, это на самом деле заметно на самый поверхностный взгляд.

Все-таки возвращаясь, — вы пытаетесь сбить меня с моей государственнической позиции, но я на нее вернусь. Я сколько лет Послания вообще читала и не отступлюсь от этой традиции, даже если никто не обратил внимание, ни один человек — пусть я буду единственная.

Я прочитала стенограмму, чтобы вам не пришлось. Что интересно? Все отметили уже, что оно самое длинное — два часа практически этих замечательных разговоров. Послание, разумеется, предвыборное. Разумеется, это некая предвыборная программа, причем программа на 6 лет. Многократно повторяется что это до 2030-го года, что это на шесть лет, давайте еще бюджет планировать, давайте у нас будет шестилетка. У коммунистов пятилетка была, а у нас шестилетка будет. Почему шесть лет, понятно. Потому что это следующий президентский срок.

Также из содержания Послания ясно, что социологические данные известны управлению референтуры не хуже, чем они известны нам. Поэтому военная часть была, не скажу, скомкана. Она была в начале, там что-то говорилось, что, помните, мы в 2018-м году показали какие-то интересные штуки, а вот они, действительно, материализуются. Тут как-то некстати выступил Чемезов со своим танком «Армата», который хороший танк, но слишком дорогой, чтобы его использовать. Тогда не очень понятно, зачем он нужен, но тем не менее, неважно.

Но часть военная была гораздо меньше, несравнимо меньше в процентном отношении, чем часть мирная. И мирная часть ее много перевесила. Мирная часть состояла в обещании раздачи денег. Про это мы тоже немного скажем, потому что тут на самом деле интересно. Была попытка изобразить какую-то перспективу на будущее, по крайней мере, на эти ближайшие шесть лет. Вначале было сказано, что эти западные страны нехорошие хотят Россию как-то обидеть. «Вместо России им нужно зависимое, угасающее, вымирающее пространство, где можно творить всё, что угодно».

Помните, мы, по-моему, в позапрошлом выпуске цитировали тоже выступление президента в Туле на встрече с молодыми активистами, где он говорил про эту дряхлеющую страну, про дряхлое общество. Это, видимо, идея, которая крутится как-то у них в голове — вот это угасающее, вымирающее пространство. Видимо, этот набор идей связан с демографической озабоченностью. Потому что в демографическую озабоченность тоже было достаточно в послании сказано.

При этом одновременно Запад покушается на эту необычайно богатую, ресурсную, единую, населенную Россию — и, одновременно, как-то видит ее уже этой самой зависимой, угасающей. И вымирающим, дряхлеющим, пустым пространством. Вот этот страх пустоты, страх вымирания, этот весь Танатос, прости господи, с которого никак наше пожилое руководство слезть не может. Эти образы смерти: либо смерти желанной, либо коллективного суицида, либо того, как замечательно умереть не от водки, а от защиты родной страны. Или то, что как-то бабы разленились, рожают плохо. Места много — людей мало. Вот что-то такое у них крутится.

По поводу зловредного Запада одно забавное обстоятельство, которое не совсем по моей части, этим занимаются медиааналитики, но, тем не менее. Любимец всея официальной Руси Такер Карлсон не успел уехать к себе домой, немедленно дал интервью и сказал, что «вот, мол, я такой дури, как в разговоре с президентом Российской Федерации, сто лет не слышал». Я знаете, почему обратила на это внимание? Потому что эта динамика извращенная, это ровно та модель отношений с внешним объектом, с внешним Западом, которая у нашего руководства в голове. Чтобы вы понимали их чувства, вот этот Такер Карлсон, он весь этот Запад и воплощает.

Приехал, мы его приняли всей душой (на самом деле не всей)…

М.КУРНИКОВ: В супермаркет свозили.

Е.ШУЛЬМАН: На самом деле не всей душой, на самом деле хотели произвести впечатление, чтобы получить от него какой-то результат. Но расстарались, денег заплатили. Он, паразит, деньги взял, уехал, и там, на безопасном расстоянии над нами издевается. Вот они такие!

Эту гамму чувств трудно понять здоровому человеку, который, наверное, никогда и не был ни с кем в таких отношениях: «Я хочу тебя обмануть, чтобы тебе понравиться. При этом я знаю, что я на самом деле тебе не нравлюсь и за это ненавижу тебя еще сильнее», вот это всё.

Ну, кстати, манера общения интервьюированного с интервьюером, когда ты собеседника хочешь одновременно унизить и как-то очаровать его. Это всё, настолько нездорово, насколько можно себе представить.

Опять же в это трудно вжиться. Я думаю, что никто из вас таких чувств ни к кому, надеюсь, никогда не испытывал, тем более, к Западу, с которым у нас нет такой динамики. Мы просто принадлежим к одной культуре, вот и всё. Кстати говоря, в рамках одной культуры можно много чего друг с другом делать, воевать тоже можно, это само по себе не гарантия дружбы и любви. Франция с Германия вон всю жизнь воевали. Но там нет этой перверсии бесконечной по поводу того, что я тебя ненавижу и я жажду твоего обожания, на которое, я знаю, что я не имею право. Трудно даже влезать в эти все темные воды, но тем не менее. Просто когда это становится понятно, то ты более-менее можешь считывать ту подкладку эмоциональную, которая подо всеми этими пассажами имеется.

Итак, возвращаемся к посланию. То, что мне, как обычно, бросается в глаза (каждый смотрит на свое), во-первых, про то, что демография упала, — как называется один известный телеграм-канал на эту тему, — потому что люди норовят сначала поучиться и заработать, а потом уже рожать детей. Но многодетная семья должна стать нормой. Каким-то образом она должна стать нормой, почему, непонятно. Надо обеспечить устойчивый рост рождаемости — так не бывает, этого не будет. Но ладно, демография — это отдельная тема.

Привлекает внимание тезис насчет снижения потребления алкоголя. Вот тут, конечно, грустно, потому что когда видно явное вранье в том, чем ты занимаешься, потом начинаешь думать, что все остальное тоже как-то может быть придумано.

Цитата: «Реально, без всякого экстремизма: мы значительно снизили употребление алкоголя и, прежде всего, крепкого алкоголя, и это, безусловно, сказывается на здоровье нации».

Вот, что называется, с точностью до наоборот. К сожалению, с 2021-го года устойчивый рост потребления алкоголя, особенно крепкого. По итогам 2023-го года продажи крепкого алкоголя достигли максимума с 2017-го года. Только за два года войны крепкого алкоголя стали потреблять больше на 11%. Это очень большой рост за такое короткое время, в особенности, на основе до этого имевшейся понижательной тенденции. Вот это, конечно, горюшко-горе.

И это, действительно, нельзя не согласиться с президентом, безусловно, сказывается на здоровье нации. На криминальной обстановке это тоже чрезвычайно здорово сказывается.

На что еще мы обратим внимание. Помните, мы с вами говорили и, продолжаем говорить, мусолить тему покушения Минфина на сбережения граждан. Помните, когда мы впервые услышали звон этой зловещей ноты, сказали, что они не отвяжутся, что мысль эта в головах начальственных засела, и она будет давать какие-то плоды.

Сначала Силуанов говорил, что что-то больно много денег граждане накопили, а нам не хватает. Потом говорится, нет, ни в коем случае мы ни у кого насильно брать не будем. Тут люди должны особенно насторожиться. И вот уже эта идея в одной из своих форм появляется в послании президента. Итак: «Считаю необходимым запустить новый финансовый инструмент, так называемый сберегательный сертификат. Граждане смогут размещать свои сбережения в банках на длительный срок, более трех лет. Сертификат будет безотзывным, а значит, банки смогут предлагать клиентам более высокий, выгодный процентный доход». Далее говорится, что эти средства граждан также будут застрахованы государством на сумму вдвое большую, чем обычные вклады. Там 1,4 миллиона рублей, а тут будет 2,8 миллиона рублей.

Ключевые слова, дорогие граждане, «безотзывный» и «более 3 лет». Вы отдаете деньги, вы не можете их забрать, и они лежат там больше трех лет. Но если что случись, то ваша сумма будет застрахована. А ничего не случится. Она будет лежать в банке, с которым ничего не сделается. Просто вы этих денег не увидите, а проценты сожрет инфляция.

«Граждане смогут размещать свои сбережения…». А смогут не размещать? Вот у меня такой вопрос. Вот есть такая опция «не размещать». В общем, что мы вам хотим сказать. Мы вас, дорогие зрители, зря не пугаем. Мы не любим никого пугать зря. Но все-таки многолетнее наблюдение за бюрократическим поведением позволяет отличить этот особый тон голоса, когда у них глазки загораются желтым огнем на чужое добро, и у этого потом всегда бывает продолжение. Вот, пожалуйста, это у нас есть.

При этом про предпринимателей сказано, что они хорошие. Абсолютное большинство стоит на отечественных патриотических позициях, и бизнес, который работает здесь, в России, должен иметь гарантии неприкосновенности собственности, активов, своих новых вложений.

М.КУРНИКОВ: Это говорят ровно в тот момент, когда отбирают собственность.

Е.ШУЛЬМАН: Да, когда у нас кампания по деприватизации в первые два месяца нового года не только снизила темпы по сравнению с 2023-м, а даже их наращивает. Кстати говоря, в феврале вступило в действие судебное решение по изъятию собственности у «Рольфа». Об этом меньше говорили, но, тем не менее, один из крупнейших автодилеров страны национализируется. Кстати говоря, то предприятие, о котором мы говорили в прошлый раз, Ивановский, по-моему, комбинат, он не национализируется, он переходит к «Ростеху». «Ростех» — это не вполне государственная корпорация.

Смотрите, как хорошо сформулировано это в послании: «Абсолютное большинство предпринимателей стоит на отечественных, патриотических позициях». Ну, а какое-то меньшинство не стоит, им гарантий не полагается. Деприватизируют же не всех пока. Большинство-то не деприватизируют и не национализируют. А если кто-то попал, — ну, значит, он просто не стоит на отечественных и патриотических позициях. Надо было стоять. А он как-то не стоит или как-то съехал с них.

Далее сказано, что «никому — ни представителям власти, ни сотрудникам правоохранительных органов не позволено притеснять людей, преступать закон или использовать его в корыстных целях». Это хороший тезис для послания президента: «Никому не позволено преступать закон». Ну, надо же! А еще дорогу переходить положено на зеленый свет, а на красный — не положено. Спасибо большое!

Еще один пассаж, о котором были какие-то разговоры, насколько вообще были какие-то разговоры про это злосчастное послание. Это про новую элиту.

М.КУРНИКОВ: Это как раз тот самый момент, когда эта новая элита убивала заслуженную учительницу, учительницу года.

Е.ШУЛЬМАН: Подождите, это пока еще не элита. Программа еще не вступила в силу. Их просто еще не перевоспитали достаточным образом.

Итак: «Вы знаете, что слово «элита» во многом себя дискредитировало теми, кто, не имея никаких заслуг перед обществом, считает себя какой-то кастой с особыми правами и привилегиями. Особенно, имею в виду тех, кто в предыдущие годы набили карманы за счет всяких процессов в экономике с 1990-х годов. Они точно не элита».

Это описание подходит, как влитое, примерно всем, кто сидит в зале в этом момент, включая говорящего. «Не имея заслуг перед обществом, считают себя кастой с особыми правами и привилегиями». Разве нет? «Набили карманы в предыдущие годы за счет процессов в экономике 90-х годов». Кстати, обратите внимание на эту последовательность: не «набили карманы в 90-е» (тут можно сказать, а я в 2000-е набил), а «набили карманы в последние годы за счет тех процессов, которые происходили в 90-е». Разумеется. За счет процессов приватизации, например, за счет рыночных реформ разных. Это не элита.

М.КУРНИКОВ: Сеанс саморазоблачения практически.

Е.ШУЛЬМАН: Или, как это называется в соответствующих кругах, «хуцпы». Это здорово, конечно. Пробрались во власть, понимаете ли, особой кастой себя считают. Какая же это элита? Это слово себя дискредитировало. И, действительно, согласимся. Нельзя не согласиться, дискредитировало.

«В связи с этим сообщаю о важном решении. Уже с завтрашнего дня, с 1 марта 2024 года ветераны специальной военной операции, а также солдаты и офицеры, которые сейчас сражаются в действующих частях, смогут подать заявление для участия в первом учебном потоке специальной кадровой программы. Назовем ее «Время героев». Эта программа будет строиться по тем же стандартам, что и наши лучшие проекты – высшая школа государственного управления, которую называют школой губернаторов, а также конкурс «Лидеры России».

Этот пассаж прямо из-под пера Сергея Владиленовича Кириенко вышел, это его большая политическая удача. Все эти программы им изобретены, им курируются. И «Школа губернаторов», и «Лидеры России».

Во-первых, они характерны тем неповторимым оттенком комсомольской бессмысленности, которым отличается вся деятельность этих братьев-методологов-комсомольцев. Они производят красивые и хорошо организованные эвенты, за которые ничего не следует. Через школу губернаторов проходят те, кому уже предназначен карьерный рост, а, не наоборот. Более того, никаких новых людей снизу, которые бы воспользовались этим карьерным лифтом и заняли какую-то позицию на государственной службе, не видать. Это способ легитимации тех, кто и так в силу родственных ли связей или выслуги лет претендует, или имеет право по правилам самой системы, на право движения внутри нее.

Видимо, со «Временем героев» будет такая же история. Помним мы про то, как говорили, что теперь на Донбассе будут делаться карьеры, и все губернаторы оттуда откуда-то будут происходить. Мы пытались найти этих губернаторов. Нашли мы Омскую области и Чукотку. И там и там были люди, опять же кириенковские кадры, которые на три месяца съездили куда-то в Запорожскую область, посидели там тихо-незаметно в бомбоубежище, потом быстро были вывезены на материковую Россию и назначены губернаторами.

Я подозреваю, что с солдатами, офицерами ветеранами будет такая же примерно история. Правда, смотрите, какой тут еще интересный момент: «Участниками программы смогут стать военнослужащие и ветераны с высшим образованием и управленческим опытом, независимо от занимаемой должности». Граждане, если вас мобилизовали, и вы подумали, что это ваш шанс на карьерный рост, то нет. У вас должно быть не только высшее образование, но и управленческий опыт. То есть возможность продвигаться по службе дается тому, кто и так продвигался по службе.

И также сказано, что если какие-то бойцы, офицеры захотят попробовать свои силы в этой кадровой программе, то президент обращает внимание командиров на то, чтобы им была дана такая возможность подать заявку на участие выезжать на очные занятия. Понимаете, что это значит? Если вы какой-нибудь мэр города, подозреваемый в коррупции, вы поехали смывать позор кровью. А дальше вы говорите: «Вы знаете, мне на очные занятия надо очень сильно выехать. Я в программе «Время героев» обучаюсь». И выезжаете.

М.КУРНИКОВ: За сравнительно небольшие деньги руководитель части отпустит.

Е.ШУЛЬМАН: Можно и так. Поэтому я бы не разделяла этих опасений, что какая-то толпа уголовников с ПТСР у нас займет все управленческие должности. Не для того система наша устраивала войну и продолжает войну, чтобы пускать кого-то к себе за стол. Два года мы пристальнейшим образом следим за тем, не появляются ли у нас какие-то новые люди в управленческой верхушке, которые туда попали благодаря войне. И вот уже два года никого. Может быть, ситуация изменится. Как только она начнет меняться, мы вас сразу предупредим, что типа, налетай, подешевело! Пока ничего подобного близко не видно.

Переходим к той части, где раздача денег. Тут бы я советовала вам слушать настоящих экономистов, но, что видно человеку неэкономическому. Суммы, которые называются, поражают воображение своим масштабом. Но надо иметь в виду, что это деньги на шесть лет. Поэтому, например, коллега Александра Прокопенко из Центра Карнеги, которая, собственно, экономист и бывший работник Центробанка, она пишет, что если без списания бюджетных кредитов — это кредиты регионам, — то получается 5,5 триллионов рублей. Это на 6 лет, по триллиону в год. По ее подсчетам это 0,6% ВВП в год. Деньги небольшие. Это не фестиваль невиданной щедрости. Ничего подобного. И в этом я вижу влияние Минфина.

Помните, мы с вами говорили о том, как отличается бюджет 2024-го года от бюджетного планирования на 2025-й и 2026-й? И Минфин как бы говорит, что на один год у нас хватит сверхвысоких расходов, дальше, давайте по одежке протягивать ножки.

В послании я вижу на самом деле скрытым за этими разговорами про 44 тысячи автобусов и прочую красоту, это довольно рациональное сообщение о том, что больших раздач денег не ожидается.

Самое крупное расходное обещание, которое прозвучало в послании, это обещание списать две трети задолженностей регионов по бюджетным кредитам. Это трансферы регионам, бюджетные кредиты, которые Минфин дает регионам-реципиентам, каковых у нас гораздо больше, чем регионов-доноров. То есть государство разрешает не возвращать себе долги. Тут можно сказать, что они бы этих долгов и не увидали, потому что регионы бедные богаче не становятся, и это все перекладывание из одного кармана в другой. Но это списание долгов регионам, это самый большой расход.

На фоне невеликих этих обещаний при этом говорится, а не повысить ли нам налоги? Говорили о том, что давайте все-таки какую-то налоговую реформу придумаем, но только такую, чтобы была стабильность. Поэтому мы закрепим эти параметры на 6 лет. Ничего себе стабильность! Мы закрепим параметры тех изменений, про которые сейчас еще ничего не известно. Возможно, речь идет о прогрессивной шкале НДФЛ, более прогрессивной, чем сейчас. У нас сейчас уже не плоская шкала. Больше 15 миллионов в год — вы платите 15%, а не 13%. Что будет дальше, нам расскажет правительство, но заявлена была необходимость с кого-то, видимо, брать больше денег. Это, что касается послания президентского.

Теперь, что касается второго послания, которое прозвучало за день до этого, и которое тоже будет иметь значительные политические последствия.

Юлия Навальная выступала в Европарламенте с краткой речью, во многом повторяющей те тезисы, которые были ею провозглашены на встрече с министрами иностранных дела

Евросоюза. Но на что бы я обратила внимание как политолог, что меня сразу зацепило. Там говорилось о том, что российский режим в его нынешней стадии следует воспринимать не политически, а криминологически.

Цитирую: «Путин — главарь организованной преступной группировки. В ее составе и отравители, и наемные убийцы, но это все пешки. Главное же — это близкие к Путину люди, его друзья, подручные, хранители мафиозной кассы. Вам — и нам всем — надо бороться с путинской мафией. И политическая инновация заключается в том, что надо использовать те методы, которые применяются для борьбы с организованной преступностью, а не для политической конкуренции. Не дипломатические ноты, а расследование запутанных финансовых схем. Не выражения озабоченности, а поиск пособников мафии в ваших странах, незаметных юристов и финансистов, которые помогают Путину и его друзьям прятать деньги. В этой борьбе у вас есть надежные союзники — это десятки миллионов россиян, которые против Путина, против войны, против того зла, что он несет. Вы не должны преследовать их — наоборот, вы должны работать совместно с ними. Совместно с нами».

Что я тут хочу сказать голосом политолога. Это на самом деле довольно интересная и, наверное, политически рациональная концепция. Она, с одной стороны, всем знакома, потому что о криминальной природе российской власти сказано было многое. С другой стороны, она освежающе действует на мозги, протирает некоторые окуляры и позволяет европейскому правящему классу выйти из этого узкого коридора, где они бились между двух стен. На одной стенке было написано: «У России есть интересы, их надо учитывать, давайте договариваться, Россия никуда не денется». На второй было написано: «Российское руководство не понимает никаких правил, не выполняет никаких договоренностей. Как они с нами, так и мы давайте с ними».

То есть либо это такое нормальное государство, просто у них свой интерес. Либо это какие-то исчадия ада и дети сатаны, и мы тоже должны все озвереть, потому что мы имеем дело с таким чистым злом.

Понимаете, в чем дело? Если вы осознаете своего оппонента как бандита, опять же не как Люцифера, не как изверга рода человеческого, а как бандита, то вам сразу все становится понятно. Вы перестаете думать: «Он безумен, он психопат, он потерял рассудок, съехал с глузду». Бандит не съехал с глузду, он по-своему рационален. Просто у него такая рациональность. И поэтому если вы с ним боретесь, вы не должны становиться другим бандитом. Над трупом бандита должен стоять закон, а не другой бандит. И это тоже многое сразу правильно выстраивает.

С точки зрения политической теории это отлично ложится на теорию Дугласа Норта об обществах с ограниченным доступом. Понятно, что никто не думает в таких терминах, когда произносит такие речи, но нам, политологам, такое приятно. То есть клептократический режим, в котором элита придумывает правила для себя, но не распространяет эти правила на других. Это двухступенчатая схема демократизации по Норту, когда внутренние правила потом распространяются на внешние.

Кто бы это не писал, кто бы это не придумал, я со своей политологической кафедры хочу сказать, что это, возможно, продуктивный подход. Исходя из этого, можно переформатировать себе голову и, действительно, придумать какие-то новые решения. Кроме того, это сильно заземляет. Потому что эта возгонка эмоциональная насчет того, что у нас тут новый Гитлер народился, она мешает думать и принимать решения. И она тоже довольно часто людей обездвиживает, потому что им кажется, что они столкнулись лицом к лицу прямо, действительно, с живым сатаной. Да какой же там особенный сатана? — скажем мы, знакомые с этим делом поближе.

М.КУРНИКОВ: Можно ли придумать лучшего момента, чтобы перейти к понятию, на которое у вас минут 5-7.

Е.ШУЛЬМАН: Итак. Понятия у нас последнее время какие-то, во-первых, невеселые, во-вторых, такие, которые исключают возможность «отца», понятия безотцовщины, потому что мы не хотим про неприятных людей рассказывать, хотим про приятных.

В прошлый раз у нас была геронтократия и «отцы» умерли все от старости. Сегодня наше понятие «мафиозное государство» — mafia state. И там все «отцы» попрятались, или перестреляли друг друга, или скрывают свою личность, поэтому, буквально не на кого посмотреть.

В чем сложность с этим некоторым кустом понятий, о котором мы сейчас попробуем поговорить. Это, конечно, эмоционально окрашенная лексика. Поэтому довольно часто она употребляется не как определение, а как ругательство. Все друг друга называют жуликами, ворами, бандитами, убийцами и так далее.

Вообще, если мы вспомним теорию Олсона о формировании государства на пути трансформации из «кочующего бандита» в «бандита оседлого», то мы поймем, что вообще говоря, государство, присваивая себе монополию на легальное насилие, имеет некоторые черты сходства с криминальными группами и способом управления ими. Если кто-то управляет, обладая инструментом насилия, то в нем этот уголовный оттеночек будет проскакивать.

Для того, чтобы было понятно в практических терминах, что я имею в виду. Феодальная этика вооруженной аристократии и этика уголовная имеют между собой массу сходства. Об этом

неприятно бывает думать, потому что дуэль — это романтическое предприятие и предмет для художественной литературы, а бандитская стрелка — это позорище какое-то. Но представление о том, что существует этика для своих, вот эта самая честь, за которую убивают и умирают, что за слова можно убивать и нужно, что нельзя договариваться, а нужно доказывать свою правоту своей жизнью или чужой.

При этом ощущение, что другие люди, которые вне этого круга этой аристократии или уголовной аристократии, они не вполне люди, и моральные нормы или этические нормы на них не распространяются, это сходство есть. Поэтому у преступной группировки и у государственного аппарата будет много общего.

В чем отличие? Для того, чтобы наш термин «мафиозное государство» имел хоть какой-то смысл, мы должны провести отличие. Отличие состоит в том, что государство в своей деятельности имеет в виду общий интерес, общее благо. Государство врастает в социум путем расширенной бюрократии, этой самой рациональной бюрократии по Веберу, которая в силу своей массовости происходит из народа. Она не может быть малочисленной и этому народу оказывает разнообразные услуги за его же деньги. Поэтому этот элемент общего блага, элемент добровольности, элемент прозрачности, то есть понятые писаные правила и проверка их соблюдения. И многочисленные перекрещивающиеся линии контроля и сдержек отличают государство от мафиозной структуры.

При этом надо сказать, что мафиозные структуры, почему так часто пользуются поддержкой местного населения? Почему сицилийцы любят своих мафиози? Почему колумбийские картели тоже вполне обладают народной любовью? Потому что мафии в своем первоначальном смысле это, в том числе, и некоторые, как мы бы сказали, структуры местного самоуправления. Это структуры правосудия, взыскивания долгов, восстановления справедливости для тех, кому закон недоступен или к кому закон враждебен. Почему мафиозные структуры и ОПГ возникают в этнических анклавах? Потому что они ощущают себя изгоями. Полиция официальная к ним не заходит или, заходя к ним, несправедлива, поэтому они свои вопросы решают сами. Сами они решают его таким способом.

Что же такое в этом случае мафиозное государство? Существует еще такое понятие, как «клептократия», что в буквально смысле означает «власть воров». Клептократии — это властные структуры, властные системы, целью деятельности которых является обогащение верхушки. Опять же ни в какой политической системе верхушка не бедна, такого не бывает. Элиты — это элиты. При этом нельзя из этого сделать вывод, который любят делать наивные советские граждане о том, что все воруют. Не все воруют, потому что за некоторыми следят получше. Весь вопрос в целеполагании, в основной цели. Да, элиты склонны воспроизводиться. Да, элиты своих детей сажают на свои же места или на места повыше или хотя бы стремятся это сделать. Да, власть несет за собой, в том числе, материальные выгоды. Это тоже правда. Но вопрос в том, кто телега, а кто лошадь, что сначала, что потом. Власть дает собственность автоматически или наличие собственности позволяет иметь вам какое-то увеличенное социальное и политическое влияние.

Клептократические структуры направлены исключительно на обогащение этой самой верхушки. Обычно клептократии, кстати говоря, сосредоточены на выкачивании ресурсов из своей страны. Клептократические политические режимы — это не просто те, кто грабят народ, забирают себе, — это стандартная схема эксплуатации, — а которые забирают себе и вывозят из страны.

М.КУРНИКОВ: Ну, Екатерина Михайловна, так слова «элита» может себя дискредитировать.

Е.ШУЛЬМАН: Ужас какой-то, прямо, да. Мы не хотим никого дискредитировать, мы хотим только разъяснить некоторые понятия. Так вот если вы подумали, что с СВО у нас тут ситуация поменялась, то нет. Вывоз капитала из России растет в последние два года. Эта бесконечная выкачка крови народной за пределы Российской Федерации, если и есть какая скрепа, то эта скрепа и существует. Несколько изменились направления, хотя есть подозрения, что конечные остановки не изменились по-прежнему. Только дорога стала несколько более извилистой.

Возвращаясь к нашему понятию. Что здесь важно понять? Мафиозное государство — mafia state, не государство, которое пользуется преступными инструментами. Тут тоже можно сказать, что много кто тайно убивает, разные государства это делают. Это ситуация, в которой преступные сообщества таким образом проникают в государственный аппарат, что подменяют его собой, его замещают.

Я, кстати, не уверена, что то, что в своей речи описывала Юлия Навальная, это именно mafia state. То есть ситуация, в которой условная тамбовская преступная группировка, в свое время посадившая своего ставленника и, видимо, действительно, когда-то близкого к себе человека, в президенты, потом окончательно, как некая грибница, вросла в государственные структуры.

Я думаю, что, скорее, мы с вами имеем дело с политической системой, которая переродилась в результате изоляции и бесконтрольности в нечто, что действует все более и более криминальными методами, не скрывая этого.

Мафиозное государство — это немножечко другое. В качестве примеров довольно часто приводят непризнанные государства: Косово, Приднестровье… Кстати, элементы мафиозного государства находят в Венгрии, стране-члене Евросоюза.

М.КУРНИКОВ: Екатерина Михайловна, все-таки Косово гораздо более признано, чем непризнано, но это, ладно, это вкусовщина.

Е.ШУЛЬМАН: Во-первых, да, это оценочное суждение. Во-вторых, эта характеристика применялась к Косово той поры, когда оно было самопровозглашенным государством. Когда у вас образуется какое-то серое место, где закон не действует и внешний мир его не признает, «за стол не сажат, по отчеству не величат», как в известной сказке, — вот там эта штука происходит. В этом смысле, чего далеко ходить? Наши народные республики Донбасса, вот это классика, вот это оно. Государственного аппарата толком не сформировалось. На его месте находятся люди с криминальным прошлым, с криминальным настоящим, с криминальным будущим, действующее уголовными методами. Уголовники по всем своим характеристикам.

Кстати, вы хотите посмотреть на mafia state — в Москве еще не оно, слишком большая машина, слишком много гражданской бюрократии. А вот там — вот это вот оно. Если вы считаете, что то, что сейчас происходит на Донбассе, через четыре года происходит в большой России, можете смотреть на это. Я лично пока не вполне пришла к этому выводу, но для того, чтобы посмотреть, как это выглядит, это прямо классическая хорошая лабораторно наглядная картина.

М.КУРНИКОВ: Ну, а мы переходим к следующей рубрике.

М.КУРНИКОВ: Dream Baby Dream спрашивает вас: «В текущих реалиях наблюдения, являются ли голоса, отданные за другого кандидата (за любого) более защищенными, чем испорченные бюллетени? Кажется, переписать голоса за живого кандидата все-таки посложнее, чем выбросить недействительные бюллетени. Уж их-то никто защищать не будет».

Е.ШУЛЬМАН: Если на уровне УИКа, я думаю да, эта логика действует, потому что за кандидатом будут наблюдатели. Им, конечно, могут сказать: «Ты там особо не выступай». И мы знаем партии, которые не постесняются это сделать со своими наблюдателями. Но, действительно, это все-таки именные голоса. С бюллетенями испорченными да, наверное, легче… А что с ними сделать, просто в урну засунуть, то есть не отразить их вообще? Нет, они же… сколько выдано бюллетеней, а потом сказать, что это все были голоса за основного кандидата?

В общем, основные фальсификации не на уровне УИКов, оно на уровне ТИКов происходит, на уровне этих переписанных протоколов. Но в целом, наверное, на голоса за кандидатов как-то больше будут смотреть. Это немножко такие тонкие степени. Мы пытаемся вычислить размах руки фальсификатора, а это такое занятие… Но в результатах именные голоса будут виднее, чем испорченные бюллетени. Кстати, сейчас проходят иранские парламентские выборы. Я за ними взялась следить, потому что я говорила уже до этого, иранская оппозиция применяет тактику абстиненции, не приходит. Вот там рекордное количество испорченных бюллетеней и самая низкая с 1979-го года, с создания Исламской республики, явка. И надо сказать, благодаря этому повышенный результат у ортодоксов, консерваторов, это тоже правда.

М.КУРНИКОВ: Юля 1294 спрашивает вас: «Какую практическую пользу мы должны, можем извлечь из такого массового прощания с Алексеем, кроме того, что все мы увидели, как нас много. Что нам сделать, чтобы этот всеобщий порыв не растворился в воздухе?»

Е.ШУЛЬМАН: Во-первых, запомнить, как это было. И когда вам в следующий раз будут говорить про то, что все против, все за, все слились воедино, а вы один такой на белом светушке извращенец, — вот просто вспомните, каково это.

И помните, что это воображаемое большинство, которым вас пугают, даже в той части своей, где оно если не большинство, то хотя бы не воображаемое, оно принципиально неспособно ни к какому действию. Донос может написать, да и то только в том случае, если начальство прослушает этот донос, в чем нет полной уверенности, потому что начальство не нуждается в указаниях снизу насчет того, на кого им кидаться.

То есть эта разница не просто количественная, это разница в деятельности или отсутствии деятельности. Есть теперь место, есть точка, которую не уничтожишь как Немцов мост, где люди могут собираться, приходить, проводить поминальные мероприятия и смотреть друг на друга. Это само по себе неплохо.

Образуется ли у нас какое-то сообщество, как это было после революции 1917-го года ссыльных и политкаторжан, соответственно, друзей Навального, не знаю. Но сейчас видно, как это, действительно, всенародное единение, как оно перекрыло деморализующий эффект этой смерти. Вот это, конечно, насчет «Смертию смерть поправ». Это совершенно поразительно.

Помните, когда только это все произошло, мы с вами говорили, что, возможно, настолько люди будут деморализованы, что вообще не пошевелятся. Эта вероятность не сбылась, случилось совершенно неожиданное, абсолютно противоположное.

М.КУРНИКОВ: Вопрос про попадание фонда «Нужна помощь» в список иностранных агентов: «Какая логика в этом решении? Это же абсолютно аполитичный фонд, который занимается просто помощью разным людям. Или теперь под ударом будут любые горизонтальные структуры, вплоть до кружков филателистов», — спрашивает Александр.

Е.ШУЛЬМАН: Действительно, что там за марочки они собирают? А может, они в это время какую-нибудь крамолу рассказывают друг другу.

Я думаю, что фонд попал по двум причинам. Во-первых, потому что когда-то у его истоков стоял Дмитрий Алешковский, который иностранный агент. И он один из таких, как считается, зловредных иностранных агентов и сам по себе, и потому что он сын Тамары Эйдельман, и занимается ее всякой публичной просветительской деятельностью. Это считается нехорошо, вредоносно и поэтому надо тут, не считаясь с побочными потерями, навредить.

Второе. Конечно, нехорошо и опасно, когда люди сами собирают на что-то деньги. Сегодня они собирают на больного ребеночка, а завтра на штрафы, а послезавтра — на свою собственную ЧВК не дай бог. Поэтому все благотворительные организации должны ходить за деньгами только в Фонд президентских грантов, а не куда-то еще. Чтобы они не воображали, что у них есть иная база поддержки, кроме милости или немилости родного государства. Это понятно. При этом у родного государства никогда в жизни не хватит ни ума, ни денег на то, чтобы закрывать те нужные потребности, которые закрывают фонды, поэтому фонды все равно будут искать деньги. Но инфраструктуру горизонтальных связей истребить — это, конечно, сделал гадость — сердцу радость.

М.КУРНИКОВ: А теперь вопрос вечный, который вдруг неожиданно на этой неделе ворвался сразу в нескольких местах: «Вы говорили, что солдаты, массово вернувшиеся с фронта после окончания войны, могут повысить уровень насилия и преступности. Остановить нелегальный поток оружия от фронтовиков тоже будет сложно. А поможет ли теоретически в борьбе с такого рода преступностью легализация владения оружием в России и его применение для самообороны?»

Е.ШУЛЬМАН: Спрашивают, говорите? Интересно. Ну, пока еще с фронта никто особо не возвращается, кроме этих замечательных бывших заключенных, которые немедленно продолжают свою преступную деятельность. А рост числа преступлений с использованием оружия и взрывчатых веществ у нас уже с 2022-го года на десятки процентов, в основном в прифронтовых региона, но не только в них. В регионах глубинной Росси он тоже высок. Это говорит о том, что серый рынок оружия масштабнее, чем мы, видимо, предполагали. Это не может не происходить. Если у вас есть высококоррумпированная система и достаточно массовая война, то, что же могло пойти не так? Разумеется, все торгуют всем, чем только можно. Из отдельных сообщений неосторожных всяких так называемых военкоров можно понять, какая торговля наркотиками идет там, в войсках, какие другие услуги за деньги оказываются, как с самих этих мобилизованных и контрактников берут деньги за все, включая каску и бронежилет. В общем, там какой-то праздник чудовищного совершенно воровства и грабежа. И количество оружия и взрывчатки, которое по стране бродит, видимо, выше, чем мы в состоянии оценить.

Выдать ли в связи с этим каждому русскому человеку по дробовику, чтобы он отстреливался от героев СВО и проходящих по программе «Время героев»? Ну, это предмет большой национальной дискуссии должен был бы быть. Если бы у нас были настоящие выборы, это бы была одна из тем, которые обсуждаются на дебатах. В России же много и легального оружия. Охотников и людей, которые записались в охотники, чтобы иметь собственное ружье, их тоже немало. Поэтому считать, что в Америке у каждого что-нибудь спрятано под кроватью, а у нас в Россиюшке все безоружные, это не совсем справедливо.

Сейчас выдача лицензий, это бизнес Росгвардии. Это один из могучих источников их дохода наряду с ЧОПами, которые тоже им отдали по новому их закону, который принимался в 2016-м году.

Поэтому никакой здесь транспарентности, никакой реформы ожидать пока не стоит. Как это будет в грядущем, не знаю. Будет зависеть от того, как люди проголосуют. Я могу себе представить партию русских либертарианцев, не в нынешнем смысле этого термина, а в буквальном, вот таких вот: низкие налоги, гражданское оружие, отстаньте от меня, я отстану от вас. Эти идеи популярнее в России, чем мы предполагаем. На свободных выборах такая партия имеет хорошие шансы на попадание в парламент. А там уже поговорим.

М.КУРНИКОВ: Заканчиваем программу. Как всегда, стараюсь найти какую-нибудь новость, которую можно условно назвать хорошей. И вот цитирую по каналу: «Эхо.Новости»: «Фильм о советских репрессиях и цензуре установил рекорд российского кинопроката». Наверное, вы догадались, что это фильм «Мастер и Маргарита». 2 миллиарда рублей картина, которая маркирована как 18+ собирает впервые.

Спасибо большое, всем, кто смотрел нас сегодня. Не забудьте поставить лайки этому видео. До свидания!

Е.ШУЛЬМАН: Спасибо!