«Статус» с Екатериной Шульман
Оплакивать погибших, в том числе своих погибших нельзя, запрещено. Нельзя говорить: «У нас творится черти что. Мы находимся в ужасной ситуации». Это опасно, это наказуемо. Поэтому всей страной рыдаем по поводу кота. Конечно, это невыплаканные слезы по другому поводу.
Отмеченное многими наблюдателями сходство между кандидатом Надеждиным и котом Твиксом…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
М.КУРНИКОВ: Здравствуйте! В эфире программа «Статус» на трех YouTube-каналах — на канале «Bild на русском», на канале Екатерины Шульман — здравствуйте, Екатерина Михайловна!
Е.ШУЛЬМАН: Добрый вечер!
М.КУРНИКОВ: И на канале «Живой гвоздь». Я так понимаю, что сегодня так много разных событий, что нам скорее надо к ним переходить.
Е.ШУЛЬМАН: Так много имеющего последствия, что остальным рубрикам придется подождать. Вы знаете, как мы ценим и бережем нашу рубрикацию, всегда стараемся ей следовать, но иногда приходится делать исключения.
М.КУРНИКОВ: Однако вопросы от слушателей — это святое.
НЕ НОВОСТИ, НО СОБЫТИЯ
Е.ШУЛЬМАН: Продолжаем следить за электоральным процессом, который, казалось бы, не должен приносить нам никакие неожиданности, но приносит. Сколько ни наблюдай, всегда что-нибудь внезапное обнаружится.
На какой стадии мы сейчас находимся с формальной точки зрения? На стадии предрегистрации, поэтому имейте в виду, что когда вы кого-то называете кандидатом в президенты, то это пока еще кандидаты в кандидаты. У нас эти кандидаты могут быть разбиты на три группы: кандидаты, выдвигаемые парламентскими партиями, их регистрация носит достаточно формальный характер, им не надо собирать подписи, они проходят по документам: кандидаты от зарегистрированных партий, они должны собрать 100 тысяч подписей при этом не больше 2,5 тысяч подписей в одном регионе Российской Федерации; и кандидаты самовыдвиженцы, которые не выдвинуты ни от какой из зарегистрированных или парламентских партий, они собирают по 300 тысяч подписей.
Сбор подписей у нас длится до 31 января, после чего те, кто сумел их собрать, поступают в ЦИК. Все, что на данный момент зарегистрировано, это инициативные группы по сбору подписей. Как вы помните, кандидат Екатерина Дунцова не смогла достичь этой стадии. Ее инициативную группу ЦИК зарубил на чрезвычайно раннем подходе, она подписи не собирает.
Еще одна особенность этого процесса, на которую надо обратить внимание. У нас много чего цифровизируется в выборных делах. У нас и голосовать теперь можно в значительном количестве субъектов РФ через Госуслуги, то есть через ДЭГ. И учет голосов онлайн тоже выставляется. Но на президентских выборах в отличие от выборов всех других уровней невозможен сбор подписей через Госуслуги. На выборах других уровней, например, региональных или губернаторских выборах или на парламентских выборах возможно часть подписей — до 50% в разных случаях — собрать через Госуслуги. Для президентских это совершенно невозможно.
Что вообще такое представляет собой процедура сбора подписей, давайте посмотрим на ее формальную сторону и на ее политическое содержание. Эта процедура была обругана много какими экспертами много раз и мной тоже, и я с удовольствием это повторю. Она архаична, она коррупциогенная и она оставляет чрезвычайно большое пространство для произвола. То есть тут у нас имеется большое количество формальных требований, не имеющих отношения к выявлению воли избирателя и гигантский совершенно простор для волюнтаристских решений Центральной избирательной комиссии на основании некой графологической экспертизы, неизвестно откуда взявшихся экспертов. То есть подпись гражданина можно признать недействительной на основании формальных обстоятельств, то есть, например, у вас написано: город Томск, или г. Томск или город. Томск — вот какой-то один из этих трех вариантов, сейчас не знаю, какой является глубоко ошибочным и, естественно, абсолютно нивелирует подпись гражданина. Давайте напомним, для чего это все придумано.
Процедура сбора подписей должна по идее демонстрировать, что кандидат пользуется какой-то поддержкой еще до того, как он стал кандидатом. Это необходимо для того, чтобы у нас бюллетень на выборах не представлял рулон кухонного бумажного полотенца, на котором написаны миллион фамилий всех желающих, так или иначе, прославиться или показаться на глаза избирателю хоть каким-то способом. Поэтому, действительно, доказать свою валидность необходимо.
Но почему избирательный залог является на самом деле более демократичным и более элитаристским инструментом? Почему на самом деле избирательный залог не открывает путь в политику только богатым? Потому что процедура сбора подписей стоит очень много денег. Вам нужны сборщики — люди, которые будут за вас ходить. Наверное, кто-то из них волонтеры-энтузиасты, но это работа, которая должна быть оплачена. Люди не могут столько времени, сколько там дано, — это время должно быть компенсировано.
Вам нужны места, куда будут поступать ваши подписные листы уже заполненные. Даже если у вас нет штаба, то все равно какие-то точки сбора вам нужны. Потом вам нужно это все собрать физические со всей страны и перевезти в Москву. Все это стоит денег. Если вы в состоянии собрать деньги на такую деятельность, на такую оргработу, если вы в состоянии найти людей, которые могут эту работу вести, то вы точно так же будете в состоянии собрать и деньги на избирательный залог. Там тоже можно себе представить такую норму, которая ограничивает объем средств, могущих поступать от одного донора. Те страны, которые широко пользуются избирательным залогом, США, например, в этом отношении наработали большую практику. Там тоже есть меры, которые защищают партию или кандидата от того, чтобы они стали собственностью одного своего дарителя, чтобы они, действительно, оплачивались многочисленными маленькими донорами, а не каким-то концерном. Поэтому избирательный залог, конечно, более демократичная форма. Деньги нельзя признать недействительными в отличие от подписей. Это рекомендательные письма за подписью Бенджамина Франклина или за подписью Центробанка Российской Федерации, они всегда признаются действительными. Эту подпись никто не оспаривает.
Таким образом, у нас не будет этих безумных графологов, этих экспертиз, и Тимуровичей и не будет случаев, которые были настолько многочисленны, например, в кампанию выборов в Мосгордуму в 2019-м году, когда живые люди приходили со своим паспортом и говорили: «Вот он я, я подписывался за кандидата Яшина», — дай бог ему здоровья сейчас, — а ему говорили: «Нет, мы вас не знаем, у вас точка стоит не в том месте».
М.КУРНИКОВ: Мне кажется, что после такого гимна деньгам самое время посмотреть рекламу, а потом вернуться в студию.
Е.ШУЛЬМАН: Деньги великий уравнитель, даже лучше, чем кольт.
РЕКЛАМА
Е.ШУЛЬМАН: Мы продолжаем про процедуру сбора подписей. Мы обещали рассказать про формальную сторону и про политическое содержание. А теперь — про политическое содержание.
Это как раз история про любовь, причем любовь, проявляемую активно. Процедура сбора подписей чрезвычайно выгодна тем кандидатам, которые в состоянии ее провести. Но выгодна она не в том смысле, в каком задумывала ЦИК и авторы нашего электорального законодательства. Если вы просите человека поставить подпись, это некоторое действие, некоторое усилие. Пожертвование — это тоже инвестиция, но подпись даже лучшее, потому что пожертвовать можно денежку, не выходя из телефона, а тут все-таки нужно куда-то пойти ногами и физически расписаться.
Таким образом, происходит тот эффект, который у маркетологов называется «вовлечение». Они очень к этому стремятся, к эффекту вовлечения, чтобы производить так называемую лояльность бренду. То есть если вы во что-то вложили, даже не деньги, а, может быть, усилия или свое время, то это что-то вам уже не чужое, оно вам уже родное. Таким образом, вы следите за судьбой этого, в чем лежит кусочек вас.
На самом деле в политическом процессе это используется сплошь и рядом. Вам говорят, что это страна ваша родная, поэтому вы должны то-то и то-то, или в более демократическом варианте вам говорят, что государственные расходы — это ваши налоги, поэтому вы должны за этим следить и об этом беспокоится. Это всё эффекты вовлечения. То, во что мы вложили чуточку себя, мы беспокоимся об этом.
Поэтому, например, в 19-м году, когда гражданам, жителям Москвы сказали, что их подписи ненастоящие, их самих не существует, они возмутились и стали долго и активно возмущаться. Поэтому сама процедура гражданам полезна. Это инструмент политической мобилизации.
Итак, что у нас получается со сбором подписей? Сразу скажем, что есть ряд кандидатов, как от зарегистрированных партий, так и безо всяких партий, которые вроде бы должны собирать подписи, но следов этой активности никакой не видно. Я не удивлюсь, если мы потом встретим в ЦИК, например, кандидата Богданова, ветерана, как масонского движения, так и российских выборных кампаний, который явится с таинственно появившимся подписями, видимо, от вольных каменщиков.
М.КУРНИКОВ: А почему таинственно? У человека есть телеграм-канал. Там 280… подписчиков. Вы, наверное, ждали — тысяч, но нет.
Е.ШУЛЬМАН: Читатель ждет уж рифмы — «тысяч», но нет, ее вам не дадут. Есть еще блогер Рада Русских. Ей 300 тысяч предстоит собрать, желаю ей успеха. Разнообразие лучше монополии.
На ниве сбора подписей у нас видны два кандидата, и это довольно удивительная ситуация. И это наш инкумбент незабвенный, которому надо собрать 300 тысяч. Он поставил себя в сложное положение. Он мог бы выдвинуться от парламентской партии, потому что он поддержан двумя парламентскими партиями — «Единая Россия» и «Справедливая Россия». Но ни одна из них его не выдвинула. Поэтому он собирает 300 тысяч. Нам уже рассказали, что он их собрал… три миллиона, что ли. В общем, много и больше, чем в 18-м году. Напоминаю тем, кто с тех пор родился, что предыдущие президентские выборы у нас происходили в 2018 году.
Поначалу этот сбор подписей начал происходить, как положено, через всякие избирательные кубы в публичных местах, например, на остановках общественного транспорта или в торговых центрах. Но если вы обратили внимание, через некоторое время их посворачивали, потому что они выглядели жалобно и грустно, никто к ним не подходил, никакая дворняжка лапу им не подавала, соответственно, все поняли, что враги могут нафотографировать какие-нибудь нехорошие фотографии, поэтому стали собирать подписи привычным образом — через амдинистративное принуждение на рабочих местах и местах учебы. Мы таких сообщений получаем чрезвычайное количество. Вузы этим занимаются, бюджетные организации, образовательные, не только применительно к студентам, но и к преподавателям. Вот всех заставляют подписаться за кандидата. Если вы до сей поры сумели отмотаться от этой процедуры, то отматывайтесь дальше, тяните время, говорите, что вы не можете попасть ручкой в бумагу, обязательно подпишитесь завтра. Ваш начальник не очень сильно заинтересован в происходящем. Я не особенно верю в материализацию этих подписей. Ну, какую-то резаную бумагу нам покажут, но я не думаю, что за этим стоят какие-то особенные люди.
Обратим внимание еще на одно свойство разворачивающейся избирательной кампании — билборды, появившиеся за собирающего подписи кандидата, он же действующий президент, не демонстрируя его прекрасного лица. Там где-то абстрактные пейзажи: Москва, то, сё. Посмотрим, что дальше будет. Может быть, когда он зарегистрируется и станет уже полноценным кандидатом, то его избирательный штаб решится показать россиянам, кто же у нас баллотируется такой. Но пока этого не наблюдается. Излишней персонификации стараются избежать.
М.КУРНИКОВ: Вот буквально решил проверить. В моем родном Оренбурге, там здание гауптвахты почему-то. Но это историческое здание.
Е.ШУЛЬМАН: Это историческое здание. Я там была благодаря вам. Если вы посетите город Оренбург, обязательно посетите. Ну, символ порядка, орднунга, не побоюсь этого слова.
Действительно, зачем зря раздражать людей, демонстрируя ему всю ту же самую физиономию на протяжении 25 лет — сколько можно, действительно?
И у нас имеется кандидат Надеждин, которому надо собрать 100 тысяч подписей, и по его собственным словам он их уже собрал.
М.КУРНИКОВ: Не тех 100 тысяч, всего 100 тысяч, но не значит, что те 100 тысяч, которые отвечают требованиям по 2,5 тысячи от региона и не более. Это важно.
Е.ШУЛЬМАН: Сбор подписей продолжается. Это будет продолжаться до 31 января, но надеждинские орговики хотят до 25 января всё собрать, потому что им нужно все посмотреть, проверить. Подписей оказалось, видимо, больше, чем они ожидали. Поэтому им нужно будет отобрать 105 тысяч идеальных, распрекрасных подписей, которые поедут в ЦИК.
М.КУРНИКОВ: И буквально сейчас, во время эфира мне прислали фотографию сбора подписей в Берлине, и там огромная очередь.
Е.ШУЛЬМАН: Мне сообщают об очередях в Ереване.
М.КУРНИКОВ: В Берлине точно есть. Есть фотография. Если вы видите очереди, то присылайте, в телеграм-канал «Эхо FM» бот обратной связи. Присылайте, мы попробуем это обобщить и сделать что-нибудь такое. Сейчас из Уфы мне писали тоже. Там минус 20, но тем не менее очередь на улице стоит и ждет минут по 30.
Е.ШУЛЬМАН: Как догадались многие, в том числе, политолог Сергей Марков, эти самые очереди представляют собой легальные антивоенные демонстрации. И не нужно тут ума большого при всем уважении к политологу Маркову для того, чтобы соединить эти точки в некую логичную фигуру. Надеждин — ярко выраженный антивоенный кандидат. Основное его обещание — это остановить СВО, начать переговоры, объявить перемирие, прекращение огня, выпустить политзаключенных и дальше смотреть, где мы, собственно говоря, очутились.
Поэтому нетрудно понять, каковы настроения людей, которые за него подписываются. Что у нас на самом деле происходит? Происходит вещь, с одной стороны, неожиданная, с другой стороны, предсказуемая. Мы следим долгие месяцами за общественными настроениями. Мы знаем достаточно очевидную для всех на начало 24-го года истину: война непопулярна. Даже среди лоялистов превалирующим настроением является ожидание, когда же она закончится. Они, как и антивоенно настроенные граждане делегируют ответственность за ее окончание на президента и вообще на расширенное руководство страны. Им, кажется, что от них тут ничего не зависит, они сами ничего по этому поводу делать не хотят, не видят, что они могут сделать. Но они хотят, чтобы руководство страны как-то эту лавочку свернула, потому что сколько можно? Время идет, люди гибнут — ничего не происходит. Никаких абсолютно достижений продемонстрировать невозможно. Аргументация провоенная становится все чудесатее и чудесатее, все эзотичнее. Теперь, оказывается, мы должны все пасть в неравном бою с гендерно нейтральными туалетами и непонятно, когда вернутся с победой с этого чрезвычайно важного фронта.
У нас есть большинство, вообще-то говоря, которому эта война осточертела. Если вы хотите по этому поводу каких-то печалей, а не радостей, то сходите в так называемый турбопатриотический сегмент Телеграма и прочитайте там жалобы на народ, который не тот.
Кстати говоря, наиболее пронзительной нотой в этом хоре выделятся жалоба на то, что народ денег не дает. Обратившись к Борису Борисовичу Надеждину, его избирательной кампании, должна сказать, что за 3 часа, включая, по-моему, чуть не полчаса технического перерыва, когда с Москвой не было связи нашего вчерашнего с ним разговора в эфире и за несколько часов последующих 9 миллионов рублей ему добрые граждане накидали. Это тысячи людей. Те граждане удивительные, которые собирают на дроны, маскировочные сети и другие полезные в мирное время товары и услуги, они ужасно убиваются по поводу того, что эта волонтерская активность, которая как-то еще проявлялась в 22-м году, но вот совершенно на нет спада.
То есть общественные настроения понятны. На этом фоне официальный дискурс рассказывает этим всем людям, которых большинство, что они отщепенцы, извращенцы, что их три калеки с половиной, что они все уехали, а те, кто не уехали, будут расстреляны и имущество их будет конфисковано, а те, кто уехали, их имущество тоже будет конфисковано, а расстреляны они будут несколько позже.
М.КУРНИКОВ: Или заочно.
Е.ШУЛЬМАН: Или заочно. Вот как ожидается, люди должны на это реагировать? Предполагается, что они должны впасть в уныние, как-то лечь и умереть. В общем, действительно, значительная часть 23-го года была потрачена на размышления, не заняться ли этим. Но если люди физически не умерли, то им долго находиться в таком унынии беспросветном тяжело и неестественно. Даже депрессия, тяжелая болезнь ну, сколько-то продолжается, но при соответствующем лечении, она, наверное, заканчивается.
М.КУРНИКОВ: В конце концов, уныние — грех.
Е.ШУЛЬМАН: Ой! Ужасно, смертельный грех вне зависимости от того, к какой христианской концессии вы придерживаетесь. Поэтому когда появляется возможность совершить гражданское действие, которое тебя заставляет чувствовать какую-то субъектность, а потеря субъектности очень людям тяжела. Чувствовать себя беспомощной щепкой на волнах истории — это, действительно, высасывает всю кровь из сердца. Так жить плохо, взрослому челу так жить практически невозможно.
Если есть какое-то гражданское действие, за которое не наказываю прямо сейчас, вот прямо сейчас не бьют, люди осознают свои риски. Есть опасения, что все эти списки, все эти 100 тысяч с данными пойдут не в какой-то ЦИК, а они пойдут в ФСБ и это будут списки несогласных, потом к ним ко всем придут. Люди наши, поверьте, осознают такую возможность. И мы с вами не можем сказать, глядя в камеру: «Нет, граждане, чего это вы боитесь?
Сами себя запугиваете. Такого не тем более, потому что не может быть никогда. Это не очень вероятно, потому что очень много народу. У нас даже по итогам 23-го года репрессии продолжают оставаться точечными. У нас Следственный комитет отчитался, сколько они там навозбуждали за дискредитацию, фейки — эти политические статьи, но, тем не менее, это не тысячи дел, давайте так скажем.
Но риски есть риски, они людьми осознаются, не могу не осознаваться. Тем не менее, они на это идут и чувствуют радость, счастье и благодарность за то что им такая возможность была предоставлена. Мы такое помним. Мы помним это, например, по мобилизации политической 19-го года, по тому, ч то происходило в Москве и в связи с делом Голунова и в связи с выборами в Мосгордуму. Мы помним, как собирались люди, когда в Москве были большие митинги, большие задержания в 21-м году, как машина гражданской взаимопомощи собиралась буквально из воздуха, как деньги давали, действительно, на всё. Я сама проводила в феврале 21-го года то, что потом стало известно, как царь-стрим, денег тоже на меня насыпалось невозможно сколько, потом я не знала, как их отправлять.
То есть мы знали всегда, что на самом деле потребность в каком-то действии совместном небезнадежном и ненаказуемом немедленно велика.
Борис Борисович Надеждин оказался тем человеком, который как-то ткнул палкой в какую-то жилу нефтяную — и этот фонтан хлынул просто до небес.
М.КУРНИКОВ: Вы сказали слово «деньги». Это значит, нужно снова посмотреть рекламу.
РЕКЛАМА
Е.ШУЛЬМАН: Мы продолжаем, переходим к той теме, которая связана с предыдущей: Как, казалось бы, не очень подходящие объекты становятся точками катализации общественных отношений или тем, что Стендаль называл кристаллизацией. Он, правда, о любви писал, но в политике это тоже действует. То есть веточка, опущенная в соляной раствор, перенасыщенный покрывается красивыми кристаллами и кажется буквально райским цветком.
М.КУРНИКОВ: Но слово «катализация» рождает здесь другой каламбур.
Е.ШУЛЬМАН: Хорошо. Наши «шутки за 300»…
М.КУРНИКОВ: Наоборот, как раз мы хотим их избежать.
Е.ШУЛЬМАН: Редко в нашей программе мы говорим о котах, на часто. И вообще зоозащита не моя тема, я как-то больше о людях. Я известных гуманист в смысле антропоцентрист. Но история с котом Твиксом приобрела, действительно, масштаб уже международный. Я спрашивала при случае своих британских коллег. Они говорят, что на ВВС был кот на британском ВВС. В общем, все слыхали про кота.
Поэтому что мы здесь видим важное. Во-первых, это типичное событие, которое имеет последствия. В частности, кампания РЖД, благодаря которой погиб этот самый кот, выброшенный, напомню, проводницей из поезда, потому что человек вез его в перевозке после операции. Кот вылез из перевозке. Человек заснул. Кот бродил по поезду. Проводница по отзывам поспрашивала, чей кот. Никто не отозвался, и она его выкинула в сугроб, где он и погиб.
Кота искали 5 тысяч человек. Новость, действительно, заполнила российское, и, как мы видим не только российское пространство. Петицию с просьбой уволить проводницу подписали 250 тысяч человек на change.org. Это много. Столько собирали редко какие общечеловечески значимые темы.
М.КУРНИКОВ: Давайте еще отметим, что люди, которые следят профессионально за интернет-пространством, за соблюдением прав, отмечают все-таки одну негативную тенденцию. Та компания травли, которая была не против этой проводницы, а просто похожих женщин, которых вдруг куда-то вкидывали и какая-то невероятная кампания травли была против этих бедных женщин, которые вообще не имели к этой истории никакого отношения.
Е.ШУЛЬМАН: Если проводница решит покинуть пределы Российской Федерации, где ее безопасность не гарантирована, надеемся, у нее будет такая возможность.
Что касается петиций, связанных с животными, — например, помните, был случай с какими-то касаткам и китами, которые были заперты в каком-то цирке и даже президент ими интересовался, — возбуждает страсти. Связано это может быть с тем, что, действительно, животные — идеальный объект для проекции нашей доброты. Это очевидно, невинное существо. Человек, что бы с ним не случилось, если только это не дитя малолетнее, всегда подлежит вопросу: А, может быть, он сам виноват? Может быть, он участник насилия против самого себя. Животное виновато ни в чем быть не может априори, тем более, кот.
Россия находится на первом месте в мире по количеству домохозяйств с котами. На втором месте — Турция. Мы страна котовладельцев. Это неудивительно, поскольку мы с вами страна пожилых женщин. Во всяком стереотипе есть доля правды. Стереотипы возникают не на пустом месте. С семейной жизнью у нас не очень все хорошо, с парным сожительством у россиян проблемы, поэтому кошек заводят достаточно охотно. Так что обидел котика — тебе уже не жить.
РЖД написала кучу всяких извинений и говорит, что они поменяют свои правила и теперь не позволят выкидывать никаких котов и будут сотрудничать с зоозащитными организациями для защиты прав животных, которые случайно или преднамеренно оказались на их территории.
С одной стороны, можно сказать, что вот смотрите, какое общество бесчеловечное: люди гибнут ежедневно — это никого вроде не тревожит, а вот на счет кота все заволновались. И даже это волнение вокруг кота принимает какие-то агрессивные формы, не просто кота жалеем, а хотим проводницу затравить.
С другой стороны, можно сказать, что проводница-то одна, которая кота выкинула, а волонтеров 5 тысяч, а подписавших — 250 тысяч. А тех люди, которые по этому поводу переживали, вообще какие-то страшные миллионы. И, действительно, приходит на ум, что это тоже некий перенос, как называется у психологов. Оплакивать погибших, в том числе, своих погибших нельзя, запрещено. Нельзя говорить: «У нас творится черти что. Мы находимся в ужасной ситуации». Это опасно, это наказуемо. Поэтому всей страной рыдаем по поводу кота. Конечно, это невыплаканные слезы по другому поводу. Я понимаю, что это немножко психоанализ на расстоянии, но тут как-то напрашивается.
Поэтому, действительно, отмеченное многими наблюдателями сходства между кандидатом Надеждиным и котом Твиксом, не в смысле их судьбы, мы надеемся, и даже не в смысле наружности, а в смысле этой несколько несоразмерной общественной реакции, которая говорит нам о подавленном запросе, о том, что общество находится в диссоциации со своей собственной социальной реальностью.
Я обращу ваше внимание на очень важную, на мой взгляд, научную публикацию, которая буквально вышла на днях в журнале «Социологические исследования». Это один из главных наших журналов по социологии, его выпускает РАН. Автор этой статьи — Евгений Магун, известный российский социолог. Называется она: «Эволюция базовых ценностей российского населения в 2006 — 2021 годы». Это такой компендиум, сводный анализ, метаисследование целого ряда социологических исследований, в том числе, тех, которые являются частью Всемирного исследования ценностей.
То есть это останавливается до войны. Но я вам должна сказать, что по ряду других исследований ценностей, которые я вижу, которые более сиюминутные, война не очень сильно затронула базовую композицию российского общества.
… Изъяли у Михаила Абызова, передали в бюджет.
М.КУРНИКОВ: Не хочет оборудование рассказывать про Государственную думу.
Е.ШУЛЬМАН: Третий раз про конфискацию начинаем. Третий раз забросил он законопроект — вышел невод с какой-то дрянью, надо признать.
М.КУРНИКОВ: Действительно, Государственная дума ищет способы найти деньги, и вот она нашла такой.
Е.ШУЛЬМАН: И вот, что они при думали, эти замечательные люди. В понедельник внесен у нас законопроект о расширении порядка конфискации за ряд уголовных преступлений. Под этим законопроектом больше 350 подписей депутатов. На думском языке это называется «братская могила». Это представители всех фракций, кроме фракции «Новые люди».
Что происходит? Конфискация имущества как вид уголовного наказания, то есть по приговору суда у нас уже присутствует в самых разных статьях. Какие бывают конфискации имущества? Есть возможность после осуждения изымать деньги, ценности, иное имущество, используемое или предназначенное для финансирования преступной деятельности. Либо конфискуются ценности и имущество, полученные в результате совершения преступления. Это два немножко разных типа конфискаций. Вы, наверное, слышали, как конфискуют орудия преступления — компьютер, мышь компьютерную, коврик, мышь подлежит уничтожению, повешенью на собственном проводе и так далее. Кроме того у осужденных за преступления, связанные с взяточничеством и коррупцией тоже изымают часто довольно большие суммы денег. Мы не то чтобы прямо припоминаем легко случаи, когда изымалось недвижимое имущество — жилье. Хотя, может быть, такие случаи и были, но обычно речь идет деньгах ценностях и ином имуществе.
Итак, у кого теперь что можно будет конфисковать? У всех, кто осужден по чрезвычайно широкой зонтичной статье Уголовного кодекса 280.4. Какие там преступления? Неисполнение приказа военного руководства, дезертирство, диверсия, незаконное пересечение границы, разглашение гостайны, госизмена, шпионаж, работа с нежелательными организациями. Помощь иностранным государствам в уголовном преследовании госслужащих и военнослужащих, конфиденциальное сотрудничество с иностранным государством или международной организацией. Помните, как вводили этот состав «конфиденциальное сотрудничество с международной организацией» — что этого нельзя делать.
Если вас осудили по одному из этих составов, то суд может назначить вам еще и конфискацию имущества. Эти статьи являются подсудностью ФСБ, организации, известной своей юридической техникой, экспертизой и вообще другими ценными своими качествами, высокой правовой культурой.
Кстати, Игорь Стрелков тоже идет по этой статье. Куваев — автор «Масяни», поэты, которые стихи читали. Это всё туда.
М.КУРНИКОВ: Пикантность этому добавляет, что депутат Удальцова подписалась под этим законопроектом.
Е.ШУЛЬМАН: Депутат Удальцова ни словом, ни движением не выдала никакой озабоченности судьбой своего мужа с тех пор, как она находится под арестом. В общем, декабристка, мягко говоря. Ну, слушайте, кто мы такие чтобы кого-то за это судить. У всех разные отношения в семье.
Это имущество, полученное в результате совершения преступления, может быть конфисковано у осужденных по двум уголовным статьям. Это фейки об армии, распространение заведомо ложной информации и преступления против безопасности государства — это всё вышеперечисленное, если совершены из коростных побуждений. Если вы за свою замечательную преступную деятельность, получали деньги.
Понятно, что фейки, распространяемые из корысти — это такое официальное описание журналистской деятельности. Вы журналист, вы распространяете ту информацию, которая не была произнесена Конашенковым и получаете за это деньги, потому что вы работаете журналистом. Следовательно, вы распространяете фейки из корыстных побуждений. То есть тут у вас тоже могут чего-нибудь конфисковать.
Там еще есть в этом законопроекте такая деталь. Можно будет теперь осужденных по этим статьям лишать официальных званий и госнаград. То есть, например, звание народного артиста. С удовольствием отмечу, что ученая степень не является почетным званием.
А вот, например, классный чин, который принадлежит мне еще со времен работы в Государственной думе, он, конечно, дорог моему сердцу.
Так вот, опять же за что: за фейки об армии; публичные призывы к экстремизму, призывы к отделении от России территорий; дискредитацию армии; призывы против безопасности государства; возбуждение ненависти и вражды, пропаганда нацистской символики; работу нежелательной организации; призывы к ведению санкций, помощь в уголовном преследовании российских госслужащих, военнослужащих; реабилитация нацизма.
Вы должны быть осуждены по одному из этих составов, после чего суд, назначая вам наказания, пишет, что…. 11 лет без права переписки плюс конфискация. Вот, собственно говоря, в чем замысел.
Эти граждане депутаты, которые под всем этим подписываются, надеюсь, что осознают, насколько широко они раскрывают возможности для отъема у них имущества. Это все люди, находящиеся в фиктивном разводе и переписавшие на какую-нибудь ближнюю родню свое имущество, хотя и не переписанного имущества у них тоже хватает. Любой из них завтра что-то призвал не к тому…
М.КУРНИКОВ: Точнее эксперту ФСБ показалось, что он призвал.
Е.ШУЛЬМАН: Совершенно верно. А также конфиденциально сотрудничал. Никому не видно, а ФСБ видно. Поэтому сладких снов им всем.
Мы будем следить за продвижением этого законопроекта. Первое чтение впереди, потом второе, поправки. В общем, все вам расскажем.
Еще про источники средств. Это важно. Мы должны успеть про это сказать. Когда мы слышим такие удивительные высказывания, например, депутат Милонов говорит, что надо штрафовать за разводы, то он тоже думает свой бедной головой в этом же направлении. То есть, понимаете, существует озабоченность общегосударственная тем, что из ФНБ сколько ни бери, он ведь не бесконечный, а денег надо много, потому что 24-й не только военный, но предвыборный. Помните, мы прослеживали судьбу светлой идеи обязать граждан покупать военные облигации. Эта идея не мертва. Силуанов про нее вспомнил перед самым новым годом. Мы никого зря пугать не будем, но мы хотим, чтобы вы отслеживали происходящее.
Может быть вам попадалось в свободной прессе высказывание одного товарища из Торгово-промышленной палаты о том, что у нас в результате приватизации жилья в 90-х образовался класс нищих собственников, которые не заслуживают свою собственность и надо бы у них жилье-то это поотбирать. Я посмотрела, откуда это всё происходит. Это, действительно, человек по имени Андрей Широков. Он является председателем комитета по ЖКХ Торгово-промышленной платы. То есть это не то чтобы официальное лицо, но и не то, чтобы совсем неофициальное, как сказал бы Коровьев из «Мастера и Маргариты».
Биография его, надо сказать, примечательная. Он был депутатом Мосгордумы, много лет работал в различных структурах правительства Москвы, то есть это московский чиновник, человек еще не старый. Был советником председателя Совета Федерации, правда, не указано какого. В Международном университете в Москве работает. В общем, такой эксперт. Интервью довольно длинное и дано оно с целью как-то осветить тяжелую ситуацию в коммунальном хозяйстве.
И дальше этот замечательный человек пишет, что вот инфраструктура ослабела, пределы использования советского наследства подступают, надо все обновлять — денег нет. — «Денег нет, — говорит ему корреспондент, — но ведь и с платежами за жилищно-коммунальные услуги с трудом справляются граждане». «Действительно, — пишет он, эксперт Широков, — денег, которые по-хорошему надо бы платить за содержание жилья, у большинства населения нет, и приватизация жилья, возможно, была одной из самых больших ошибок 90-х, потому что оно породило огромный класс «нищих собственников», не умеющих, а часто и нежелающих управлять своим домом , не имеющим достаточно средств для его обслуживания и ремонта. По-хорошему при нашем уровне развития экономики 60% населения должны были жить в арендном жилье, а не в собственных квартирах, а мы всех без разбора загнали в частую собственность и продолжаем загонять дальше с помощью ипотеки».
Изумленный интервьюер спрашивает: «Но прокрутить обратно этот фарш, наверное, уже не получится?» «Можно! — радостно отвечает член ТПП, — на добровольной основе за счет экономических стимулов. Деприватизировать часть квартир, создать сегмент арендного субсидированного жилья, в первую очередь, для малоимущих. Да, владеть им будет муниципалитет, но он будет нести всю ответственность за его содержание».
То есть предложения два: повысить тарифы, потому что по-хорошему надо платить больше. Денег у населения нет платить этот правильный тариф, поэтому жилье за долги надо у граждан отбирать и переселять в жилье муниципальное.
Почему я обращаю внимании на этот…, я бы его на листовках бы распространяла, по-моему, как раз в предвыборный период самое оно.
Я, надо сказать, слышу эти речи не впервые. В далеком 2017 году, когда в Государственной думе проходили слушания по реновации, знаменитые народные слушания, на которые спикер Володин позвал 450 москвичей. И там были все. Там был мэр Москвы, там был тогда министр Мень, министр ЖКХ и строительства, там был вице-премьер Козак. И вот вице-премьер Козак, стоя на трибуне сказал, что да, конечно, мы в 90-е нараздавали всем собственности, а теперь, люди вообразили себя собственниками.
М.КУРНИКОВ: Вообразили! Какой умница.
Е.ШУЛЬМАН: Я прямо тогда дернулась. Козак, понимаете ли, либерал известный. Сейчас он в немилость впал из-за какой-то своей антивоенной позиции, но эксперты все помнят, тем не менее.
Действительно, что тут надо сказать? Для страны с таким уровнем доходов граждан у нас, действительно, очень много собственников. Например, в Германии гораздо больший процент людей живет в арендованном, а не в собственном жилье, чем в России, притом, что немцы богаче русских, это понятно. Но дорогие граждане, у нас еще Пушкин писал, что в России каждый нищий, уходя нищенствовать, уходит из своей избы и в нее возвращается. Нельзя у нас жить в арендованном жилье, граждане этого не поймут. Это, действительно, их единственная собственность. Жилье для современного россиянина — это то, что земля была для его предка 100 и более лет назад, то, за что умирают и убивают. Не трогайте это, граждане! Это главное достижение 90-х. У людей появилось что-то свое, что они могут оставить детям. Вы свои лапы загребущие туда хотя бы не тяните, вот тогда вас, по-моему, на фонаре повесят, и никто о вас не пожалеет.
ВОПРОСЫ ОТ СЛУШАТЕЛЕЙ
М.КУРНИКОВ: Юнкер спрашивает вас: «Екатерина Михайловна, я посмотрел ваш стрим с Надеждиным. Понравилось. А как вам самой Надеждин и взаимодействие с ним?»
Е.ШУЛЬМАН: Вы знаете, удивил. Борис Борисович удивил. Он, действительно, человек с долгой политической биографией и, в общем, не в обиду ему будет сказано, биографией не очень триумфальной. Высшей точной его политической карьеры был 3-й созыв Государственной думы, когда он был членом фракции СПС. Большее он депутатом не был. Я его как раз там видела. Я работала в Думе. Он меня, естественно, не помнит, я была очень мелким думским служащим, вообще в другой фракции и с другой фамилией. Но он был такой партийный функционер в хорошем смысле, не очень публичный, жизнерадостный, вполне доброжелательный человек, но он выглядел большим политическим трибуном или деятелем.
Надо сказать, что те вещи, на которые я обращаю внимание — он увлекался законотворчеством. Я всегда это отмечаю. Потому что не все депутаты умеют или приобретают склонность к законотворческой работе. Он в этом деле участвовал, в комитете своем работал. Но, как он сам говорит трогательно, что «у меня нет такой харизмы, как у Немцова, я не такой красавец, как Навальный, я не такой организатор, как Чубайс, я не такой мудрый им знающий, как Егор Тимурович Гайдар, но я оказался в этом месте в это время». Он, действительно, звучит человеком, который чувствует, что на него указал перст судьбы, и он эту судьбу готов проживать. Когда я его спросила, осознаете ли вы для себя риски, потому что кончится избирательная кампания, ну, а дальше видно будет?
Он говорит: «Я много раз мог у своей жизни помереть — не помер, бонус-трек живу, меня ничем не напугаешь, я уже свое пожил».
В общем, действительно, не таким я его помню, совсем. Правда, это было 20 лет назад, и я была не такая. Вы знаете, люди меняются и под влиянием обстоятельств чрезвычайных в них иногда проявляется такое, чего они сами в себе не подозревали.
М.КУРНИКОВ: Екатерина Михайловна, — спрашивает вас Николай Попов, — пишут, что правительство России утвердило план мероприятий на ближайшие два года в рамках концепции миграционной политики, в котором планируется введение обязательного консульского учета россиян, проживающих за рубежом. В чем может быть смысл подобного начинания и каковы возможные правовые последствия?»
Е.ШУЛЬМАН: Действительно, это план мероприятий, в рамках концепции миграционной политики, которая у нас принята и действует. Действительно, предполагается обязательный консульский учет силами МИДа. К 20 июня предполагается эту норму внести. Они говорят, что это для защиты прав граждан за рубежом, чтобы родина знала, где вы находитесь, вас не потеряла, а в случае чего быстро нашла.
Предполагается введение некого правового статуса «гражданин, постоянно проживающий за пределами Российской Федерации». Зачем это может быть нужно. Может быть, хотят учет вести. У нас же все цифровизируется. Могут хотеть потом налоги брать. Могут хотеть документы продлевать, не продлевать, хотя и так они этом могут делать. Я думаю, что это реестромания, которая охватила нашу власть года с 20-го, а то и раньше, ну, плюс, конечно, не оставляющее их беспокойство о том, что все-таки, действительно, много народу поуезжало. Из этого, кстати, следует, что разговоры о том, что уехало два землекопа и две трети и из них уже больше 100% вернулись, не вполне правда. Почему это раньше они не волновались о гражданах, постоянно проживающих вне Российской Федерации, а теперь заволновались?
Там много чего другого. Они хотят создавать цифровой профиль иностранных граждан с биометрическими данными. Они хотят объединить базы всех ведомств, которые занимаются миграцией — МВД, ФСБ, Минэкономразвития, Минцифры несчастное. До 10 декабря наступившего года должны цифровые профили возникнуть. И у иностранцев должны собирать биометрические данные. Представляете, как будут рады иностранные граждане, приезжающие в Россию.
Кстати, там же запланировано создание механизма релокации врачей, иностранных бизнесменов. Особенно это хорошо гармонирует с новостями об изъятии активов иностранных собственников. Приезжайте к нам. Мы сфотографируем радужку вашего глаза, отберем ваше имущество и посадим вас за шпионаж. Давайте все релоцироваться в Россию!
М.КУРНИКОВ: От этого предложения невозможно отказаться.
Е.ШУЛЬМАН: Да нет, конечно, все такое вкусное!
М.КУРНИКОВ: Николай спрашивает вас: «В последнее время мы часто встречаем новости о забастовках фермеров в Германии и Франции, всеобщая забастовка в Аргентине. А является ли данный вид протеста эффективным в демократических обществах, если является, то почему? Бастующие добиваются своего из-за того, что власти боятся гнева обычных граждан, которых задели забастовки или на власть оказывают давление крупные экономические акторы, чьи интересы страдают из-за бастующих?»
Е.ШУЛЬМАН: Забастовка, я думаю, по степени эффективности самый эффективный метод политической борьбы. Если вы в состоянии это сделать, то вы можете все. То, что у нас в России отсутствует профсоюзное движение и трудовые протесты существуют, но забастовки применяются крайне редко — это результат целенаправленной государственной политики. Потому что, как показал опыт 19-го, и 20-го года ничего ты не сделаешь с рабочими людьми, которые не ходят на работу.
Действительно, забастовки здесь случаются довольно часто. Более того, по-моему, уже на наступившей неделе со среды до пятницы у нас Берлине ряд видов транспорта не будет ходит, потому что хотят повышения зарплаты и правильно хотят.
Почему забастовки настолько эффективны? Почему даже трудовой протест в России на самом деле эффективен, администрации предприятия предпочитают договариваться? Потому что транспорт не ходит, завод не работает, собственники убытки терпят и кроме того это рабочие люди. Что ты им скажешь, что иностранные шпионы, наймиты или с жиру бесятся и поддерживают то ли израильтян, то ли палестинцев? Нет, никакой митинг не сравнится по степени эффективности с забастовкой. Тот, кто доберется до этой кощеевой иглы, вот уж истинно доберется до кощеевой иглы.
Довольно большое количество энергии, я подозреваю, не только в России , тратится на том, чтобы, как сказал бы марксист, отвлекать пролетариат и даже не пролетариат за свои трудовые права разными бессмысленными разговорами опять же про гендерно-нейтральные туалеты. Не только наши мастера на такого рода штуки.
М.КУРНИКОВ: Давайте к хорошим новостям. Во-первых, в прошлую среду Росстат отчитался, что яйца подешевели аж на 0,2%. А вы говорите.
Е.ШУЛЬМАН: Поздравляем Росстат. Молодцы!
М.КУРНИКОВ: И такая амбивалентная новость, но при этом все-таки отметим, что продолжается низовая борьба на этот раз в столичном районе Перово, где москвичи борются с тем, чтоб там построили храм в их районе.
Е.ШУЛЬМАН: В шаговой доступности.
М.КУРНИКОВ: Продолжают, тем не менее, свои попытки гражданского сопротивления.
Е.ШУЛЬМАН: Давайте я вам скажу небольшую хорошую новость. У нас правительство внесло в Государственную думу поправки в Уголовно-исполнительный кодекс. А там могучая гуманизация. Подозреваемые, обвиняемые женщины, у которых есть дети до 14 лет, либо мужчины, если они единственные родители, в течение месяца предоставляются дополнительные свидания с несовершеннолетними детьми. Надеюсь, что Жене Беркович тоже его дадут. А также осужденные к лишению свободы получают право на дополнительные звонки родным. Сейчас у нас до 6 звонков в год, может их ограничить администрация исправительного учреждения. А если поправки вступят в силу, то до 12. То есть меньше 12 администрация дать им звонков не может, в каком бы режиме они ни содержались. Вот такая гуманизация от правительства РФ. Лучше так, чем никак.
М.КУРНИКОВ: И продолжая вереницу хороших новостей, давайте отметим, что та самая встреча 1 февраля, которая будет в Берлине, она свободна, бесплатная. Вам нужно только зарегистрироваться на эту встреч. Количество мест небезгранично, поэтому надо зарегистрироваться.
Е.ШУЛЬМАН: Посвящена она тому, что происходит в основном в Евросоюзе в рамках защиты прав российской диаспоры, уехавших, живущих россиян вне России, которые лишены нормальных услуг и защиты со стороны своего собственного, родного государства. Вот что делается для них, что может делаться, что происходит на этой почве в Брюсселе и Страсбурге, в ПАСЕ и в Европарламенте, мы Максимом Владимировичем немного знакомы с этой деятельностью. Поэтому об этом поговорим и спросить пришедших, что им в жизни не хватает, и чем еще можно было бы им помочь. Не в смысле, что мы тут помогатели великие, но, по крайней мере, обсуждать это публично назрело, потому что это такая работа, которая идет довольно много месяцев. Что-то вылезает на публику, что-то остается за кулисами. Хочется об этом поговорить.
М.КУРНИКОВ: Спасибо еще раз всем! Поставьте лайк этому видео. Всем пока!
Е.ШУЛЬМАН: Спасибо!