«Самый настоящий детектив»: Эпизод 5, часть 2. Дело «оборотня в погонах»
Да, именно так. Всего через несколько часов после падения милиционера из окна произошло событие, с ног на голову переворачивающее всё происходящее. Это может показаться невероятным…
Подписаться на YouTube-канал «Эхо Подкасты»
Слушайте следующий выпуск уже через неделю на любой удобной вам подкаст-платформе, мы есть в Apple Podcasts, Spotify, YouTube и YouTube Music, а также на других платформах. Если вам понравился подкаст, поставьте ему оценку и напишите отзыв — это правда помогает в продвижении.
Прошлый выпуск мы закончили на том, что молодой милиционер, сотрудник ДПС Алексей Михеев, подозреваемый в изнасиловании и убийстве пропавшей жительницы Богородска, 17-летней Марии Савельевой, совершил дерзкий побег из отделения милиции.
Чтобы добиться показаний и узнать, где Михеев спрятал тело пропавшей девушки, оперативники несколько дней избивали его, а затем подключили к нему специальный прибор и стали бить током. Тогда Михеев признался в изнасиловании, убийстве и других преступлениях, но не смог назвать место, где спрятал тело:
«Тело дергается абсолютно все. У меня стали веки сокращаться с частотой 50 раз в секунду. Все мышцы сокращаться с частотой 50 раз в секунду. Мышци лица, руки, ноги абсолютно все. Когда оперативники ненадолго отвлеклись, чтобы выпить чаю, прямо в наручниках, с руками прикованным к стулу за спиной, вскочил на ноги, запрыгнул на подоконник и разбив стекло выпрыгнул в окно».
Это был третий этаж. Михеев падает на припаркованный под окнами милицейский мотоцикл. Наручники с Алексея снимают только тогда, когда приезжает машина «скорой помощи». Врачи больницы № 33, куда привозят Михеева, ставят диагноз «компрессионный перелом позвоночника с размозжением спинного мозга». Он вспоминал, что его положили на кровать в середине палаты, а у двери поставили автоматчика:
«Всем сказали тут же убрать вилки, ножи, любые колющие острые режущие предметы. Привезли маньяка, за которым числится несколько убийств. никому не подходить и никому не разговаривать».
Как рассказывала Людмила Николаевна, мама Михеева, в интервью для документального фильма «Спасти рядового Михеева», врачи смотрели на нее косо, показывали пальцем:
«Мать убийцы, не надо ему помогать, не надо никаких уколов, пусть он умирает».
Людмила Николаевна вместе с бабушкой Михеева все эти дни (Михеев провел в заключении уже 10-й день) изо всех сил старается вытащить Алексея из милиции. Они пишут жалобы в УФСБ, в областную комиссию по правам человека. Оттуда их письма перенаправляют в прокуратуру Богородска. 18 сентября, за день до того, как Михеев выбросился из окна, Людмила Николаевна получает отписку: «нарушений закона в отношении Михеева допущено не было». На следующий день ей сообщают, что его госпитализировали.
Увидев сына посреди больничной палаты, Людмила Николаевна замечает следы на его ушах, в тех самых местах, куда подключали клеммы. Красные, болезненные следы. Она просит врача зафиксировать повреждения, но тот отказывает. Вероятно, потому, что медики увидели людей в форме и не захотели иметь проблем.
По той же причине врачи не оказывают Михееву необходимую помощь: его не оперируют, а все это время просто держат в палате.
«Три дня ко мне никто не приходил из врачей и через три дня вдруг резко убирают охрану. Ко мне подходят врачи, меня резко увозят на операцию. Делают мне операцию. Начинают меня лечить. Ко мне приходит следователь. Я спрашиваю, а что произошло? Девушка нашлась. Ну, которую я убил», — вспоминал он.
Да, именно так. Всего через несколько часов после падения милиционера из окна произошло событие, с ног на голову переворачивающее всё происходящее. Это может показаться невероятным. В Богородске, целой и невредимой, вернулась домой «убитая» Михеевым и Фроловым 17-летняя Мария Савельева.
Оказалось, что все это время она была у знакомых в Нижнем Новгороде.
«У нее, оказывается, был день рождения, – вспоминает Михеев, – Она поехала к друзьям, выпила, загуляла и что-то потеряла: то ли сережки, то ли еще что. Она боялась пойти домой из-за того, что ее мама будет ругать. Её 10 дней не было дома, а поскольку в то время не было сотовых телефонов, то вот ее искали таким образом».
Сотрудникам милиции надо было что-то придумать, чтобы посадить Михеева. Иначе ведь получится, что все их действия были зря.
«Даже сам следователь обалдел. Когда была очная ставка с этой девушкой, её начали спрашивать: ну хоть что-то было за эти человеком? Соблазнял ли он тебя? Угрожал? Можешь что угодно сказать про него. А она ответила, что ничего не может сказать. Только спасибо, ну, довез меня человек и все», – рассказывает Михеев.
20 сентября Илью Фролова доставляют в Богородский ГОВД, в котором всё и началось. Туда приезжает и Мария Савельева, в «убийстве» которой он сознался. Ей предлагают опознать Фролова, но она его даже не узнает. На следующий день Фролова освобождают, а Алексея Михеева, наконец, везут на операцию.
«Сразу после операции мама подошла к врачу. Спросила, что и как будет. Он ей сказал: “мамаша, крепитесь, ваше счастье, если он сможет сидеть”. Если сможет сидеть, сможет передвигаться на инвалидной коляске. Перелом позвоночника – это не только парализация: отказывают, как правило, все органы ниже зоны перелома. Если это, как у меня, перелом в пояснице, то отказывают все органы, которые ниже. То есть, грубо говоря, в туалет ни по большому, ни по маленькому я сам сходить не могу. У меня сейчас жизнь – от туалета до туалета, каждые два часа катетеризация», — рассказывал он.
Молодой правозащитник Игорь Каляпин тоже узнал про Михеева из СМИ:
«Была у нас в Нижнем Новгороде такая замечательная газета «Ленинская смена», такая относительно либеральная, скажем так. И в ней опубликовали статью про то, как плохой милиционер-оборотень, который изнасиловал девушку и убил, значит, на допросе, пытался сбежать из отделения полиции, выпрыгнул в окно, но был схвачен, задержан, ну и так далее».
Каляпину в то время 31 год, и он уже около десяти лет занимается правозащитой и активизмом. Он демократ. Еще до развала СССР его задержали на первомайской демонстрации за то, что он одним из первых в городе вышел на улицу с российским триколором. В 1989 году он создал в Нижнем Новгороде отделение партии советских диссидентов «Демократический союз», а также Нижегородское общество по правам человека. Организация собирала жалобы о нарушениях и писала запросы в правоохранительные органы, чтобы они разобрались с проблемой.
Вот как он вспоминает свою реакцию на материал о Михееве:
«И в какой-то момент, когда я прочитал эту статью про то, что он пытался убежать, а у него это не получилось, я испытал чувство некоего удовлетворения, что вот оборотня-то поймали всё-таки, что вот теперь ему отвечать придется за эту убиённую им девушку. А потом, чуть позже, у меня какие-то просто общие знакомые нашлись, которые рассказали, что на самом деле девушка жива, а милиционер лежит в больнице в тяжёлом состоянии, из него выбивали показания, ну и так далее».
Каляпин вспоминает, что в тот момент чувствовал стыд и вину за то, что купился на милицейскую версию и поверил в обвинения против невиновного человека. В недавнем прошлом он и сам становился жертвой полицейских пыток. В 1992 году Каляпина арестовали по подозрению в хищении, к которому он не имел отношения. Милиционеры ему не поверили: сначала сутки избивали, а потом отправили в СИЗО на три месяца.
Об этом Каляпин рассказывал в интервью Юрию Дудю:
«В перерывах между битьем они мне сказали, что пока преступника не поймаем, я буду у них тут сидеть. Поймаем — повезло. Не поймаем — получишь 15 лет».
Узнав, что Михеев на самом деле невиновен, а милиционеры выбивали из него показания, Каляпин через общих знакомых просит передать семье Михеева, что готов помочь им добиться правосудия. Через несколько недель к нему обращается мама Алексея — Людмила Николаевна Михеева.
«Там и слёзы были. В общем, это был такой очень эмоциональный многочасовой рассказ. Я понимал, что необходимо вот это зверьё каким-то образом наказать, обязательно, обязательно наказать, наказать по закону и сделать эту историю публичной», – вспоминает Каляпин.
Он взялся за дело. Важно понимать: практики работы с пострадавшими от пыток в отделении милиции в России еще толком нет. Несмотря на опыт в правозащите, для Каляпина такое дело в новинку. Ему кажется, что перед ним простой случай, ведь все доказательства перед глазами:
«Есть парень, которого покалечили. Он совершенно четко рассказывает, кто, как и при каких обстоятельствах его пытал. Есть написанная им явка с повинной. Не просто же так человек написал, что он там изнасиловал, убил и так далее. То есть эта явка с повинной, на мой взгляд, безусловно доказывает то, что к нему действительно применялись пытки. То, что он в окно выбросился, это еще одно подтверждение. На мой взгляд, все это совершенно очевидно».
В пользу Михеева говорит и проверка, которую проводит Управление Собственной Безопасности МВД. Это специальное ведомство, которое должно раскрывать преступления, совершенные сотрудниками милиции.
Проверка подтверждает, что оперативники явно превышали свои полномочия и допустили нарушения при допросах, аресте и проведении обысков, и приходит к выводу: в действиях сотрудников есть признаки преступления.
«По факту выпадения Михеева из окна» уже 21 сентября возбуждают уголовное дело по статье о «доведении до самоубийства». Михеев рассказывает, что перед самым прыжком оперативники угрожали ему ужесточить пытки. Один из них обещал подключить клеммы не к ушам, а к гениталиям. Другой рассказывал, что от пыток сильным током у подозреваемых часто запрокидываемся язык. И его потом приходится доставать булавкой.
Следователь опрашивает оперативников Ленинского РУВД Сомова, Костерина и Орешкина в качестве свидетелей. И они рассказывают, что Михеева никто не трогал, с ним якобы только беседовали, а из окна он выпрыгнул «неожиданно для всех». А раз так, то признаков преступления нет, решает следователь и закрывает дело.
Мама Михеева подает жалобу в прокуратуру, требуя принять меры против сотрудников, которые превысили полномочия: незаконно задержали и пытали её сына и проводили несанкционированные обыски. Людмиле Михеевой отказывают.
Для Игоря Каляпина это лишь первые звоночки того, что ждет впереди. Он пишет жалобу. А спустя несколько месяцев следователь снова прекращает работу. По тем же самым причинам.
«Вот где логика? Логика отсутствует. Логика отсутствует, здравый смысл отсутствует, закон нарушается, но тем не менее постановление выносится и отменяется только тогда, когда мы в очередной раз пишем жалобу. Раз за разом прокуратура выносит постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в наглую. Используя какую-то совершенно извращенную логику, что сотрудники, которых Михеев обвиняет, не подтверждают его показания».
При этом Каляпину следствие постоянно ставит палки в колеса. Мешает работе правозащитника, который пытается доказать невиновность Алексея и добиться расследования в отношении сотрудников милиции:
«Cначала вам отказывают в ознакомлении с материалами дела, Потом вам говорят, что да, хорошо, можете ознакомиться, но вы никак не можете поймать следователя. Он вам назначает время, вы приезжаете в прокуратуру, выясняется, что следователь только что отъехал, когда он будет неизвестно, телефон у него не отвечает. Вы ждёте его час-другой, уезжаете. Потом созваниваетесь с ним на следующий день, он берёт трубку и говорит, что как только вы уехали, он приехал. Он означает вам какую-то новую дату и время. Вы опять приезжаете, его опять нет. Потом вы узнаете, что дело на самом деле уже там месяц, два или три назад в очередной раз прекращено. И вот это каждый раз, и вот это вот по кругу».
Всё это следователи делают ради одной простой цели — сжечь время. На обжалование решений любых инстанций у участников процесса обычно есть ограниченный срок. Если вовремя не подать жалобу, все бюрократические процессы, придется начинать сначала. При этом самим расследованием никто не занимается.
Добравшись до материалов дела, правозащитники узнают: задачу установить личности участников допроса Михеева неоднократно поручали одному из оперативников, который сам участвовал в этом допросе и пытках. Как думаете, какова вероятность, что он успешно справится с этой задачей?
Кроме того, следователи так и не опросили возможных свидетелей, которые могли бы подтвердить, что Михеев прибыл в больницу со следами пыток на ушах. Причина: не смогли найти, где они живут.
Каляпин до последнего искренне верит, что происходит какое-то недоразумение и честно пытается помочь следствию:
«Там одного из этих больных очень долго усыновить не могли, потому что там записей не было в больничном журнале. А я приходил и находил все эти записи и людей этих дома тоже находил. Они говорили, что к ним никто не приходил и никто никуда не вызывал, ни на какие допросы. Я опять шёл к следователю и говорил, что люди дома и готовы дать показания. Он говорит, что теперь не опера пошлет, я сам сходит. И опять проходило время – следователь говорил, что он ходил, но никого дома не застал, и что даже бумажка соответствующая в деле имеется».
После очередного постановления об отмене Каляпин понимает: ему врут систематически и совершенно осознанно. Дело пытаются замять, а значит нужно проводить свое собственное расследование. В таких делах не обойтись без команды.
«Я становился все менее и менее наивным и мотал на ус. Я понял, что в одиночку с этим никто не справится. Если бы я занимался этим один, наверное, с ума бы сошел. Меня бы просто кондрашка хватила. Бросить я бы, наверное, не бросил это дело, но как-то оно, наверное, трагически кончилось. Я бы, наверное, пошёл и перебил окна в этой прокуратуре. И всем бы за хулиганство. Вот, наверное, как бы это кончилось. Но, к счастью, я бы не один: нас было несколько. Можно было вечером попить чая или водки. Повозмущаться и выслушать мудрый совет адвоката Сидорова или моих коллег-товарищей по этой движухе. Это была такая группа начинающих юристов, работающих даром», — вспоминает Игорь Каляпин.
Перед правозащитниками стояла задача не только добиться суда над милиционерами, но и доказать, что Михеев невиновен.
Когда Савельева вернулась домой, дело о ее убийстве закрыли, но вместо него тут же завели новое — об её похищении. Одновременно продолжается и дело о незаконном хранении боеприпасов, по которому парализованному Михееву даже назначают меру пресечения в виде подписки о невыезде.
Правозащитники подробно опрашивают самих пострадавших Алексея Михеева и Илью Фролова, а также их родных и близких, которые больше недели пытались вызволить их из заточения.
Следующий шаг — подтвердить последствия пыток. Для этого Каляпину необходимо изучить медицинские документы и опросить пациентов, которые лежали в одной палате с Михеевым. Один из них вспоминает, что Михеев, придя в себя, показывал ему повреждения на ушах и рассказывал про пытки. Эти показания, если потребуется, он был готов дать в суде и даже сам попросил вызвать его в качестве свидетеля.
Наконец, дело о патронах. Правозащитники опрашивают понятых, которые присутствовали при обыске автомобиля Михеева. В машине оперативники якобы неожиданно нашли три патрона, из-за которых Михеева удалось задержать под стражей.
Выясняется, что никто из понятых не видел, как именно искали «улики». Доказательства в спичечном коробке одному из них оперативник показывал прямо из своих рук. После него второму показали спичечный коробок с патронами, лежащий на автомобильном сиденье. Получается, что обыск, который провели с нарушением процедуры, ничего не подтверждает: полицейские могли просто подкинуть улики.
Также правозащитникам удается поговорить с самой Марией Савельевой. Та подтверждает, что никаких претензий к Михееву не имеет.
Правозащитники регулярно передают следователям все новые свидетельства, пишут жалобы, обращаются с запросами, однако процесс по-прежнему на мёртвой точке. Из прокуратуры и от следователей регулярно приходят отписки и отказы. За время работы над делом Михеева, власти 25 раз сначала отказывают возбудить дело, а потом закрывают его под любым предлогом.
И каждый раз сам Игорь Каляпин рассказывает об этом Алексею Михееву и его маме:
«Это было морально чрезвычайно тяжело. Мне приходилось утешать каждый раз Людмилу Николаевну и Лёшу. Сам я при этом тоже находился в таком состоянии, что меня самого нужно было утешать. Каждый раз было чувство глубокого отчаяния. И при этом нужно было находить силы для того, чтобы уговорить их не сдаваться, уговорить их в очередной раз подписать очередную жалобу, которую я составлю. Что нужно ещё потерпеть. Надо в очередной раз в очередную инстанцию жаловаться и не сдаваться. Но я понимал, что им ещё тяжелее, и, если я не приду и не проведу у них 3-5 часов, они просто всё это бросят, не подпишут очередную жалобу и не поедут со мной в суд, чтобы обжаловать очередное прокурорское постановление. Они просто на всё на это плюнут».
Каждый раз, когда правозащитники подавали жалобы и продвигались в своем расследовании, из МВД напоминали: Михеева все еще подозревают в преступлениях. Дело о «похищении Савельевой» закрывают через четыре с половиной месяца после того, как она вернулась домой. Однако в отношении Алексея тут же возбуждают новое: по мнению прокуратуры, он оставил Савельеву в опасности, высадив одну на остановке. Следствие по нему тянется еще около года.
Жизнь Михеева и его близких значительно меняется: им начинают поступать угрозы:
«Нам угрожали. Первое время приезжал и стоял под окном милицейский УАЗик. Однажды пришёл какой-то человек и спросил: вы куда против милиции идете? Вас просто не будет. Я говорю, как это нас не будет? Вы что своими руками меня убьете? А он: своими не своими, но вас просто не будет. Вас придут ограбят и убьют. А разбираться кто будет? Мы же!».
Можете представить в каком напряжении находится семья? А сам Михеев, который после армии решил пойти в органы, отучился, устроился в ГИБДД, с гордостью носил форму, а теперь бывшие коллеги, буквально братья по оружию, сначала пытали, а теперь угрожают ему и его близким.
Приходили к Михееву и с «деловыми» предложениями. В один из жарких летних вечеров, один из редких случаев, когда друзья вынесли Алексея на улицу подышать воздухом, к нему подошел мужчина и сказал: «Ну вот чего ты хочешь добиться? Все равно ничего не докажешь, а если заберешь заявление, мы поможем тебе с квартирой».
Вероятно, с такими же предложениями приходили и к Илье Фролову. В конечном итоге он отказался от показаний. Вскоре после этого его взяли на работу в органы внутренних дел.
«Насколько мне известно, Илье предложили тогда, когда мы уже начали всем этим заниматься. Милиционеры поняли, что мы достаточно настойчиво добиваемся возбуждения дела, привлечения виновных к ответственности. Для того, чтобы Фролова убрать в качестве свидетеля, предложили ему пойти на службу в милицию. Пока мы занимались делом Михеева, Фролов действительно стал работать в милиции и для него это было неким повышением социального статуса», – вспоминает Каляпин.
Не добившись результатов от российских властей, правозащитники обратились с жалобой в международную инстанцию.
Время тогда было совсем другое. Власти стремились показать, что Россия – часть Европы. По телевизору говорили про интеграцию и открытость миру. Всего за несколько месяцев до задержания и пыток Михеева, страна ратифицировала Конвенцию о защите прав человека и основных свобод. Это международное соглашение, в котором государства разных стран признают права человека и берут ответственность за их защиту. Уже с мая 1998 года Россия попала под Юрисдикцию Европейского суда по правам человека, а значит любой гражданин, права которого нарушены, мог пожаловаться в ЕСПЧ.
В жалобе правозащитники, представляющие Михеева, заявляют, что Россия нарушила четыре статьи Конвенции о защите прав человека: о запрете пыток, праве на свободу и личную неприкосновенность, на уважение жилища и корреспонденции и праве на защиту.
Жалобы в ЕСПЧ могут рассматриваться годами. В начале нулевых по делам из России не было никакой практики. Однако 1 декабря 2001 года канцелярия суда всё же регистрирует заявление под номером 7761/01.
Каляпин вспоминает: «Мне казалось очень важным реализовать это дело именно национальном уровне. Это представлялось достижимым. Не нужно много лет ждать очереди в европейском суде. Но оказалось, одно другому не мешает»
В то время состояние здоровья Михеева нестабильно, семье не хватает денег на дорогие процедуры для реабилитации. Правозащитники переживают, что Алексей может не дожить до рассмотрения жалобы, сами собирают деньги на лечение и несколько раз просят суд рассмотреть дело как можно скорее.
Нижегородские суды, тем временем, продолжают отказывать Михееву. 6 сентября 2004 года дело опять было прекращено постановлением следователя по особо важным делам прокуратуры Нижегородской области из-за отсутствия в действиях милиционеров состава преступления.
7 октября 2004 года Европейский суд по правам человека признает жалобу Михеева. И это неожиданно в корне все меняет.
«Дело тогда находилось в производстве областной прокуратуры. Руководителем следственного управления был Леонид Викторович Денисов, который до этого работал в городской прокуратуре. В общем, так сложилось, что дело Михеева постоянно находилось в производстве подчиненных следователей. Сначала в городской прокуратуре, потом в областной. Мы с ним десятки раз встречались по поводу этого дела и дискутировали – и публично и тет-а-тет. Много друг другу нервов потрепали. В один прекрасный день он мне позвонил…».
Денисов пригласил Каляпина подъехать в прокуратуру, где его уже ждал следователь, который в тот момент вел дело Михеева.
«Денисов мне сказал: знаете, Игорь Александрович, мы приняли решение со следователем, что мы предъявляем обвинение двоим сотрудникам – Сомову и Костерину. Орешкина мы привлекать не будем: он пойдёт в качестве свидетеля. Мы вас поздравляем», – рассказывает Каляпин.
На той встрече сотрудники прокуратуры честно ему признались, что дело сдвинулось с мертвой точки только благодаря Европейскому суду.
«Так случилось, что это оказалось первым российским делом о пытках полиции, которое должен был рассмотреть Европейский суд. Они поняли что это произойдет совсем скоро и просто впали в ужас. Они – это не только наши нижегородские следователи, но и чиновники в центральном аппарате генеральной прокуратуры».
Вероятно, в генпрокуратуре оценили репутационный ущерб и решили пойти на компромисс.
«Они решили срочно направить это делу в наш российский суд, привлечь виновных сотрудников к ответственности. Тогда, глядишь, может, Европейский суд не будет это дело рассматривать. Видимо, у них была такая надежд. Всех они привлекать не стали, кто в этих пытках участвовал, в частности прокурора города Богородска, который провода к Михееву лично не подключал, но при этом присутствовал. На допросе с применением электротока присутствовали восемь человек. Обвинение предъявили только двоим», – рассказывает Каляпин.
Вспоминая ту встречу, он признает, что это был компромисс, возможность хотя бы спустя 6 лет все же добиться приговора. В противном случае дело могло бы продолжаться еще долго:
«Такой договорняк состоялся. Обвинение было предъявлено Сомову и Костерину – двум наиболее виновным. Я думаю, вина остальных должностных лиц, которые при этом присутствовали – и уж тем более сотрудников прокуратуры, того же Муравьева, того же богородского прокурора – она, на мой взгляд, ничуть не меньше».
4 апреля 2005 года многократно отмененное дело «о доведении Михеева до самоубийства» в очередной раз возвращается следствию. Когда надо, система вдруг начинает работать как часы: в тот же день в отношении уже бывших сотрудников Ленинского РУВД Сомова и Костерина возбуждают уголовное дело о превышении должностных полномочий. Их объединяют в одно делопроизводство, подозреваемым избирают меру пресечения — подписка о невыезде.
Свою вину обвиняемые отрицают: с Михеевым они якобы обращались корректно, а покончить с собой он пытался из-за страха, что его осудят в преступлении, которое, как выяснилось, он не совершал. Выгородить подсудимых пытаются и их коллеги, которых вызывают в качестве свидетелей. Однако 30 ноября 2005 года суд Ленинского района Нижнего Новгорода выносит приговор: признать Сомова и Костерина виновными в применении пыток.
День приговора Игорь Каляпин не запомнил. Для него все было предсказуемо. В суд он не приехал из-за других дел. Намного ярче в его памяти сохранился день, когда решение вынес ЕСПЧ.
«Это было событием ожидаемым, конечно. Это же было, во-первых, первое наше дело. Во-вторых, первое в Нижнем Новгороде дело и первое в России о попытках в полиции. Оно получилось очень резонансным, и мы с нетерпением ждали известий о том, что дело, наконец, рассмотрено, вынесено решение».
26 января 2006 года ЕСПЧ удовлетворил жалобу Михеева, признав, что ему не обеспечили право на эффективную защиту. Суд установил, что заявитель был подвергнут пыткам, результатом которых стала попытка самоубийства, а государство является ответственным за последствия инцидента.
Россию обязали выплатить Михееву рекордную компенсацию — 250 тысяч евро. Чтобы компенсировать эти деньги, российский суд решает забрать их у пытавших Михеева милиционеров.
В разговорах с журналистами правозащитники, не скрывая радости, выражают надежду, что решение Европейского суда сможет изменить ситуацию с пытками в России, однако этого не произошло.
«Мы были полны надежд, что это решение каким-то образом изменит что-то в стране. Но во многом мы ошиблись. Прокурор Нижегородской области всего через полгода после решения Европейского суда получил звание заслуженного юриста России из рук президента. По-моему, это издевательство», – рассказывает Игорь Каляпин.
С 16 марта 2022 года Россия была исключена из Совета Европы, с тех пор страна не находится под юрисдикцией ЕСПЧ.
Дело Алексея Михеева изменило жизнь Игоря Каляпина. Вместе с другими правозащитниками он на своем опыте прочувствовал, как сложно разбираться в историях с превышением полномочий со стороны силовиков. Чтобы справиться с противодействием со стороны системы, они создали организацию – Комитет против пыток – и стали проводить собственные расследования.
Даже несмотря на внушительную сумму компенсации, поставить на ноги Михеева врачам не удалось. Его признали инвалидом первой группы. Он и сегодня передвигается на коляске.
Алексей признавался, что долго привыкал к новой жизни. Первые три месяца он не мог осознать, что с ним произошло. Особенно больно для семьи было узнать, что если бы к нему сразу допустили врачей, то Алексея могли бы поднять на ноги.
Европейские врачи, к которым Алексея привезли на лечение, начали задавать вопросы.
«Они были в шоке, почему у меня такая ситуация после травмы? Я в ущелье упал? Меня не могли найти несколько дней? Почему так долго не делали операцию? Все нейрохирурги прекрасно знают, что это простейшая операция. если бы меня привезли сразу в больницу и просто проткнули иголочкой в спине кожу и выпустили кровь. Образовалась гематома от удара, которая сдавливала спинной мозг. И нужно было просто выпустить кровь, чтобы не было давления и он не отмирал. И то, что ко мне не допускали врачей, он начал отмирать из-за гематомы. Можно было обойтись просто переломом. Ну, кости бы срослись и был бы я ходячим. Травма была не настолько серьезная, насколько оказались последствия», – вспоминает Михеев.
Михееву помогали восстановиться норвежские врачи. У семьи не было денег, но их помогла собрать Норвежская ассоциация полицейских.
История Михеева сразу привлекла внимание: журналисты стали писать заметки и выпускать сюжеты об истории 21-летнего милиционера, которого его же коллеги запытали до того, что ему пришлось выброситься из окна. Эту историю рассказали на норвежском телевидении – местные полицейские скинулись российскому коллеге.
Игорь Каляпин удивляется: «За рубежом, где эта ситуация, казалось бы, должна волновать местных гораздо меньше, чем россиян, реагировали самые разные люди. Хирург из Норвегии приехал на свои деньги, чтобы осмотреть Михеева. Он по телевизору увидел сюжет про нижегородского милиционера в далекой России. И, будучи статусным врачом, он собирал пожертвования, чтобы на эти деньги привезти Михеева».
Российские полицейские Михееву не помогли и даже не принесли извинений.
«Ты вроде бежишь во сне, а потом начинаешь просыпаться и думаешь: погоди, как бегу. Я же ходить не могу. Сейчас упаду, надо тормозить постепенно. Потом просыпаешься и понимаешь: а, это же сон. Никуда я не денусь», – говорит пострадавший.