«Персонально ваш» с Татьяной Лазаревой
Я в ответ тоже могу назвать Володина негодяем. Но я-то понимаю, что это ничего не меняет. Если они считают, что это что-то меняет, назовите меня «врагом народа», окей, назовите меня «белым земляным червяком». Да ради бога. Как говорится, хоть горшком назови, только не какай. Но они ведь еще какают…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
М. МАЙЕРС: Дорогие друзья, здравствуйте. У микрофона – Маша Майерс. Это YouTube-канал «Живой гвоздь». Пожалуйста, приходите к нам. Не забывайте подписываться, не забывайте ставить лайки. Я сегодня веду программу «Персонально ваш», точнее, персонально ваша телеведущая Татьяна Лазарева. Татьяна, здравствуйте.
Т. ЛАЗАРЕВА: Здравствуйте. Да, феминитивы, не забываем.
М. МАЙЕРС: Ой, господи. Вот не надо об этом. Ладно. Хотя не известно, куда нас в течение этого часа занесет. Может, и об этом поговорим тоже. Пожалуйста, пишите ваши вопросы в комментариях. Идет прямая трансляция на YouTube-канале «Живой гвоздь». Я постараюсь ничего не пропустить, хотя не всегда это бывает просто, особенно если комментариев много. В любом случае, спасибо вам за вашу активность.
Татьяна, если позволите, я одну минуту украду у нас с вами, чтобы рассказать о том, что интересного будет в эфире «Живого гвоздя» и на что стоит обратить внимание. Собственно, очень важно мне сейчас напомнить вам, что завтра, в субботу, в час дня на YouTube-канале «Дилетант» выйдет прямой эфир программы «Агенты», и она будет посвящена животрепещущей теме противостояния КГБ и ЦРУ: «Кто победил в холодной войне?» Ведущие, как вы понимаете, Алексей Венедиктов и Юрий Кобаладзе. В гостях – Лев Кошляков, бывший резидент КГБ, эксперт по вопросам разведки. Завтра программа «Агенты» выходит в час дня на YouTube-канале «Дилетант». Не пропустите.
И еще одно важное объявление. В нашем интернет-магазине на сайте shop.diletant.media продается удивительная книга, очень интересная «Корона. Официальный путеводитель по сериалу». Заходите на shop.diletant.media и там вы найдете массу интересных изданий и это издание в том числе. Обязательно обратите на него внимание. Подробно рассказывается здесь о тех исторических фактах, которые были создателями сериала искусно вплетены в ткань художественного вымысла. Это сайт shop.diletant.media.
Ну что, теперь непосредственно обратимся к темам сегодняшнего дня. Татьяна Лазарева, телеведущая, наша гостья сегодня. Татьян, вы в одном из ваших текстов, в одном их ваших постов в Telegram или в Facebook написали, что не следите за новостями. И тем не менее некоторые новости нам с вами придется обсудить. Во-первых, это действительно так ли? Может быть, я вас недооцениваю?
Т. ЛАЗАРЕВА: Главное, никого не переоценивать, Мария. Я, конечно, слежу за основными новостями, но я все время подчеркиваю, что я не журналист, не документалист, я обычный обыватель. И все что в массе своей становится известно, я, конечно, в курсе в основном. Но стараюсь первым делом не лезть в новости с утра. Есть куча других забот.
М. МАЙЕРС: Получается?
Т. ЛАЗАРЕВА: Да, да, да. Полчаса получается.
М. МАЙЕРС: Ну вот смотрите, я вам процитирую одного известного государственного деятеля Российской Федерации: «Уехавшие негодяи живут безбедно благодаря нашей стране. Находясь за границей, сдают в аренду недвижимость, продолжают получать гонорары за счёт российских граждан. При этом позволяют себе публично лить грязь на Россию, оскорбляют наших солдат и офицеров. Цель таких негодяев – выслужиться и попытаться сохранить свое благосостояние за рубежом». Эта инициатива конфисковывать имущество уехавших россиян, которые позволяют себе публично лить грязь на Россию, принадлежит спикеру Госдумы Вячеславу Володину. Скажите, как к этому относиться?
Т. ЛАЗАРЕВА: Вот эту новость я как раз уже вчера даже вечером обсуждала с Михаилом. Ну как к этому относиться? У нас с Михаилом – ничего в этом такого секретного нет – осталась квартира в Москве. Больше у нас ничего нету. И как-то, в общем, краски сгущаются настолько и стремительно (мы как раз это с ним обсуждали), что, в общем, не хотели мы ее, конечно, продавать, потому что это такое прям гнездо семейное. Дети плачут, я плачу. Но придется, видимо. Как к этому относиться? Слушайте, к этому можно как угодно относиться, но когда ты внутри этого, то, конечно, ужасно то, что ты чувствуешь.
Есть ключи, естественно, у женщины, которая помогала по хозяйству. Вот что мы все сегодня с ней обсуждали. Что нужно вывозить? Мне кажется, фотографии. Что еще может быть ценного? Во-первых, конечно, такие аллюзии сразу. Мы вспоминаем все, на чем мы выросли: фильм «Бег» и вот эти все кадры, и вообще вот это все, как все люди уезжали, теряя все. Даже, кстати говоря, не будучи врагами народа тогда еще, во время революции, а просто бежали от того, что происходит.
И, конечно, это ты сейчас понимаешь, что да. Но есть опыт – сын ошибок трудных. То есть, оказывается, нужно брать с собой золото, бриллианты, которых немного накопилось, скажу вам честно, но, допустим, там вот эти все вещи, которые как бы олицетворяют, как и квартира тоже, какой-то старый мир, старое наше какое-то, вот то, что…
Вообще, я не журналист. Я скорее какой-то больше философ. Естественно, не журналист. Меня очень интересует вот такой вопрос, как что вообще происходит сейчас? Если глобально посмотреть, вот эта борьба добра со злом, во-первых. Категорически я считаю, что это так. То есть люди разделились: кто на стороне зла, кто на стороне добра. Хотя обеим сторонам кажется, что это все наоборот. И при этом есть люди, которые не определились, не понимают, куда им, в какую сторону. У них такой внутренний вот этот вот шатающийся стержень.
Во-вторых, конечно же, это такая война между старым и новым. Потому что вот этот самый новый мир, который мы с вами уже начали практически обсуждать, с феминитивами, с новой этикой, с невозможностью оскорблять, касаться, насиловать и вообще с личностью каждого очень важной – это новый мир. Старый мир – это то, от чего должны, по идее, сейчас отказаться. То есть возможность давать советы непрошеные, если так говорить. То есть там много-много всего. И мне вот это ужасно интересно.
Но вот этот старый мир – это тоже абсолютный опыт нашей страны. Мы все это прекрасно видели все времена. Этот старый мир действительно прямо вот даже не образно, а физиологически со своей смертью… То есть он не хочет идти в новый мир и не хочет никого отпускать в эту новую жизнь, которая ему страшна.
Как представитель старого мира – Путин, например, Владимир Владимирович. Он этот новый мир даже не хочет понимать. Ему там ничего не понятно, страшно, он не знает, как это все работает. Поэтому он свой вот этот старый привычный уютный мир, в котором он привык жить, с друзьями, которым можно доверять, при этом их держа на крючке, чтобы они не предали никогда, с какими-то моральными своими устоями, которые сейчас ну просто в новом этом мире совершенно невозможны, что можно унижать людей, со своими вот этими принципами про то, что вообще люди… То есть вот эта вертикаль, которая у него работает, что люди горизонтальные вообще мало интересны и мало нужны. Вот этого всего в этом новом мире нету.
Поэтому, заканчивая ваш вопрос, как к этому относиться, вообще ко всему сейчас, я считаю, нужно относиться как наблюдатели. То есть стараться говорить «да, окей, я вижу, я это замечаю», не делать особо резких движений и, конечно, смотреть вперед, в то будущее, которое будет. С нами оно будет или без нас. Скорее без нас.
М. МАЙЕРС: Правильно ли я вас услышала в том смысле, что для вас вот эта новость из уст Володина и возможное решение о продаже московской квартиры – это и есть окончательное прощание со старым миром?
Т. ЛАЗАРЕВА: Ну нет. Старый мир у нас вообще еще много где. Я же говорю еще про устои всякие, про привычки. Но это событие – безусловно, лично для меня это такая проверка, действительно, на то, а могу ли я вообще отказаться. Ну вот придут и заберут у меня все, что мне оттуда действительно прям так важно. И ты начинаешь. Ой, сначала мне этот комод ужасно нравится. Мы с Мишей его покупали там-то там-то на блошином рынке в Париже. Это такая память. А потом ты думаешь: «И что? И куда этот комод я потом – натурально комод – попру?»
М. МАЙЕРС: Вы знаете, но мой-то вопрос был… Еще тут же формулировка. Я же неслучайно начала даже не с новости, что придется расставаться с имуществом, а с формулировки, с цитаты Володина, потому что он называет вот эту категорию людей «уехавшими негодяями». И я спросила, как к этому относиться? Вы могли бы сказать: «Сам ты, Володин, негодяй». А вы сразу это на себя приняли и сразу начали мне рассказывать, что вы квартиру продаете. Вот что удивительно.
Т. ЛАЗАРЕВА: Понимаете, да, у нас в этом смысле… Я, по крайней мере, такой абсолютный толстовец. Но Володин, безусловно, негодяй. Но что будет от того, что я ему это скажу?
М. МАЙЕРС: Вы сразу на себя это приняли, вот что удивительно. То есть мы будто бы с этим смирились: со статусом иноагента, с уехавшими, бросившими Родину на произвол судьбы, с предательством, с этим статусом, простите, или не статусом, оскорблением из уст государственного чиновника. То есть мы с вами негодяйки, Татьяна. Вот такая история получается. Сидим думаем, как квартиры московские продавать.
Т. ЛАЗАРЕВА: Вы знаете, Мария, мы с вами не негодяйки. Вот вы сейчас правильно сказали, что нас оскорбил человек со статусом государственного чиновника. Я его статус не воспринимаю никак. Для меня его статус не важен вообще абсолютно. Все, что происходит в России со статусами, с государственным устройством, с этой всей системой – это все вещь, которая надумана, будет разрушена и меня вообще никоим образом не касается. Я, собственно, поэтому, наверное, не соблюдаю каких-то особенных требований по поводу иноагентства. Поэтому тоже я понимаю, что если я даже буду все соблюдать, на меня навесят уголовку при всех соблюдениях. Ну что? Ну да. Ну будем как-то так жить.
Там, с той стороны, на мой взгляд, со стороны зла именно могут делать все что угодно со мной они сделать ничего не могут. Со мной физически можно что-то сделать, но с моим пониманием мира, как я его вижу, кто бы меня там как ни обзывал, как ни называл и какие статусы ни навешивал, чуваки, вы можете это делать. Маш, я в ответ тоже могу назвать Володина негодяем. Но я-то понимаю, что это ничего не меняет. Если они считают, что это что-то меняет, назовите меня «врагом народа», окей, назовите меня «белым земляным червяком». Да ради бога. Как говорится, хоть горшком назови, только не какай. Но они ведь еще какают.
М. МАЙЕРС: Вы сказали о трех категориях людей, для которых добро – добро, зло – зло и наоборот. Это я примерно понимаю. Но вы еще и обратили внимание на колеблющихся. Вот я вам честно скажу, вот кого-никого, а таких зверей я в природе не встречала. Вы можете объяснить, что это за люди, какие у вас с ними коммуникации? Может быть, они приходят к вам на YoeTube, может быть, они задают вам вопросы. Колеблющиеся. В чем они сомневаются? И где как раз та точка, в которой можно начать их переубеждать, перетягивая их на сторону добра, которую мы с вами считаем добром?
Т. ЛАЗАРЕВА: Слушайте, я вам сразу скажу, наше дело правое, как говорится, мы победим.
М. МАЙЕРС: Но мы не колеблющиеся с вами, да.
Т. ЛАЗАРЕВА: Да. У меня совершенно четкое понятие, почему правда за нами. Именно потому, что вот та сторона, у которой нет вот этой внутренней уверенности в правде, вот прямо внутренней, такой глобальной жизненной: вот я поступаю так, потому что я уверена, потому что это мой ответ, вот это мое.
Со стороны так называемого зла очень много нападения, агрессии, такого, что ты говоришь: «Что происходит? Что случилось? Что вы так кипишите-то? Что-то случилось у вас? Что вы орете-то?» И вот тогда ты понимаешь, а почему человек начинает на тебя нападать. Потому что у него что-то внутри…нет опоры, нет уверенности какой-то внутри. Мы ж с вами спокойно. Это, правда, так всегда бывает. Я ему, главное, спокойно так говорю, а он мне: «Да ты что!» А мы же с вами спокойно, Маша, разговариваем.
М. МАЙЕРС: Пока, пока.
Т. ЛАЗАРЕВА: Да. По крайней мере, не кричим, что, типа, вас всех нужно поубивать, утопить в реке и так далее. Нет. Мы понимаем, что нам нужно засучивать рукава и предстоит много работы. Вот как раз работы с теми людьми, которые потом скажут… Ведь это очень быстро произойдет. Но это тоже у нас огромное количество уроков. Мы же понимаем, что потом очень быстро все эти люди, с них спадет пелена с глаз, они скажут: «Боже, простите. Мы были неправы». Или вот как раз те самые колеблющиеся.
Маш, так и будет. Мы просто сейчас в это не верим. Но обычные люди действительно увидят грязь на улицах, говно, в котором они живут, асфальт, который им не перекладывали. Почему? Да потому что воровали все. И сами они поймут, что сами они подворовывали.
М. МАЙЕРС: А что им мешает это видеть последние 20, 30, 70, 100 лет? Им что глаза застилает?
Т. ЛАЗАРЕВА: Надежда, которая умирает последней, но должна умереть первой. Надежда, что если не колыхать и ничего не делать, то, может, оно авось и будет лучше. Это как больной организм. Ну вот мы становимся старше, и ты каждый раз, когда заболеваешь, думаешь: «Ну выздоровею же. Как-то раньше же проходило это все». А с каждым годом все труднее тебе. Организм уже такой становится, немножечко не так сильно сопротивляется.
И вот эта надежда плюс, конечно же, безусловно, вот этот сектантский абсолютно подход государственной пропаганды к людям и внушение им, что, ребята, вы что, да, блин, мы с вами сила, вы лучшие, кроме вас вообще никого нет, Кузьмичи, Марьиванны, вы the best, никто вас, сука, не ценит. Извините, я что-то так… Уже началось, началось.
М. МАЙЕРС: Продолжайте. Вошли в образ.
Т. ЛАЗАРЕВА: Да. Вас никто не любит, только мы вас любим, только мы о вас заботимся. Да, у нас сейчас грязь. Да, у нас сейчас умирают люди. Но мы тэ-тэ-тэ. Вот в этом и есть такая подпитываемая надежда, которая мне, например, кажется сейчас вот из этой триады вера, надежда, любовь, ее нужно просто убить эту надежду, прям взять, вот так хрясь, чуть-чуть, может, оставить ей подышать, потом отпустить. Но это то, что сейчас не должно вообще никаких иллюзий нам строить. Никаких надежд нет. Все, берем и меняем прям что-то сейчас.
Но людям свойственно бояться же. И это совершенно нормально. Тем более бояться, когда их так пугают. Потому что, конечно, государственной системе, причем любой, будем честны, любой государственной системе удобнее управлять людьми, когда они в страхе, когда они напуганы, когда вокруг создается информационное поле, что все плохо, на нас напали, у нас кругом враги, давайте собьемся в кучу. То есть тут человек – это массовое сознание – он даже не может головы поднять и сказать: «А что?» И он сразу напуган. И сразу ему говорят: «Вот так делай. И так будет лучше». Но это все такое… Работа глубочайшая. У нас страна этому научена. Много, много, много лет этому обучалась.
М. МАЙЕРС: Вы месяц назад или около месяца назад вернулись в YouTube, стали вести стримы ваши, общаться с людьми. Собственно, а зачем вы это сделали?
Т. ЛАЗАРЕВА: Да вы знаете, собственно, такой корыстный абсолютно интересе, наверное. Я просто по-прежнему же без работы, без профессии, без стабильного заработка. Не то чтобы меня прям сильно это беспокоит почему-то…
М. МАЙЕРС: Есть еще квартира в Москве, конечно. Есть что продать.
Т. ЛАЗАРЕВА: Продам комод. Кстати, если что, друзья, комод продается.
М. МАЙЕРС: Да, обращайтесь. Комод.
Т. ЛАЗАРЕВА: Комод, да. Сейчас, конечно, после нашего интервью… Надеюсь, что вас смотрят все. Встретила всех. Конечно, сейчас желтая пресса будет: «Лазарева и Шац продают квартиру». Нет, еще не продаем, успокойтесь. Просто думаем о том, что будет, наверное, лучше ее продать, чем придут и ее просто заберут. Но это будет уже совсем обидно. Да, ушла, простите, мысль.
М. МАЙЕРС: Мы говорили с вами о том, что вы вернулись YouTube. Я вас спросила, зачем вы это сделали? Вы стали рассказывать про корысть.
Т. ЛАЗАРЕВА: Вы меня пореже спрашивайте. Я расскажу все абсолютно и долго. Но дело в том, что да, вроде бы как мне интересно, как работают механизмы YouTube. Я каким-то образом могла зарабатывать в своем Instagram, Facebook. Это была реклама. Все это теперь накрылось, схлопнулось. Конечно, аудитория все-таки русскоязычная. В России запрещены эти соцсети. Но YouTube мне очень нравится. Я давно за этой соцсетью слежу. Я еще застала времена и помню, когда выходили такие выпуски на YouTube – может быть, вы помните, кто-то помнит – «Телевидение на коленке».
М. МАЙЕРС: Конечно, помню. Когда вы на бумажке, на ленте бумажной писали бегущую строку и двигали по экрану.
Т. ЛАЗАРЕВА: Да. Это была туалетная бумага, да. Так вот мы помним времена, когда… Например, если бы сейчас что-то запустилось подобное, то это были бы миллионы просмотров. А тогда это было 20 тысяч просмотров. И это казалось просто вау, ничего себе. То есть, в принципе, мне ужасно интересно наблюдать за каким-то ростом какой-нибудь площадки. Вот сейчас YouTube. Меня на все, конечно, не хватает. В TikTok мне вообще запрещают заходить, Антонина говорит: «Мама, фу, перестань. Это неприлично. Не смей». Слава богу, я лишена этого.
Но с YouTube интересно, потому что действительно прямой эфир, стрим. Я же, собственно, кроме этого, ничего не умею: сидеть и разговаривать. Мария, вы очень удачно мне позвонили сегодня.
М. МАЙЕРС: Как я вас понимаю, да.
Т. ЛАЗАРЕВА: Да. Но найти какую-то для меня сейчас… Я ищу формат. У меня там не много выпусков было. Я пытаюсь понять, а что. Просто разговоры. Вот вчера был выпуск с прекрасной Анной Левадной, врачом, которая тоже вынуждена была уехать из страны. Нет, не работает. Но мне нравится экспериментировать. Вот я каждую неделю теперь экспериментирую. Кто поддается на мои эксперименты, кто хочет быть кроликом подопытным, welcome: YouTube-канал «ЛазареваТут». Спасибо вам, Мария, за возможность прорекламироваться.
М. МАЙЕРС: Да, это классно. Видите, квартиру мы вашу уже продаем, комод продаем, YouTube-канал рекламируем. Но я-то ожидала от вас некого пафосного спича на тему того, в чем вы видите свою миссию, как вы видите свою задачу. И вы же до этого сказали фразу, когда я вас спросила про колеблющихся, что с людьми надо разговаривать, что людям надо объяснять. Хорошо, давайте вашу корысть оставим за скобками.
Т. ЛАЗАРЕВА: Мария, знаете что, вы мне сразу задавайте вопрос вот так вот – «а правильно ли я вас понимаю, что этот канал вы завели для того, чтобы?..». Слушайте, я вчера как раз буквально обсуждала. У меня прекрасная группа и продюсер, с которым мы обсуждали… Он все время мне говорит: «Так будут у тебя там просмотры. Надо сейчас то, это, пятое делать». А я сижу и внутри я понимаю, что мне эти просмотры вообще не важны и вот эта монетизация вообще не важна, потому что для меня как раз очень важно одного, двух, трех человек за этот эфир переманить.
Потому что, Мария, к сожалению, это штучная работа. Это так не работает. Это работает, если мы сейчас придем с вами, залезем на Останкинскую башню (или где там этот рубильник?), вот так вот сделаем, появятся наши прекрасные, хорошо сохранившиеся лица в экране, и скажут: «О, блин, мы же их помним». И мы им скажем: «Ребята, все не так. На самом деле все вот так». И на всю страну опять всем в уши зальем, как все правильно. И они опять будут кивать, опять будут слушать. Но истинная-то задача в чем? Истинная задача – человека… «Заставить» – плохое слово. Но, возможно, жизнь нас именно сейчас и заставляет. Заставить думать своей головой. А это то, от чего нашу страну отучали годами, если не сказать веками.
Поэтому нам предстоит, Мария, очень трудная штучная работа. Я не могу назвать это прям миссией. Ну какая миссия?
М. МАЙЕРС: Ну задача.
Т. ЛАЗАРЕВА: После вчерашнего интервью, например… То есть, вот знаете, правда такая информация… Одному человеку, который причастен был к этому видео, написала мама, с которой он не общался 4-3 месяца, и сказала: «Я смотрела. Мне понравилось». У меня вчера прям мороз по коже. Все! Вот я считаю, что я вчера свой день прожила не зря. А не вот эти вот там: «Сейчас всем вам расскажу, как надо». Да на фиг. Мне кто-нибудь, ага, начнет рассказывать сейчас, как надо. Что я скажу? Да иди ты к черту. Можно я сама решу? Но я – это я. Я умею сама решать. Я не боюсь смотреть в боль, я не боюсь трудностей, я знаю, что у меня внутри есть стержень, который я не предам никогда.
А люди, у которых нет этого внутреннего стержня, которые боятся, которые не столь смелы, мне их жаль. Я готова им помогать. Они слабее меня. А помогать всегда нужно тому, кто слабее тебя. Мне кажется, в этом слабость человека. Я такой человеколюб, -фил. Есть зоофил, а есть…
М. МАЙЕРС: Да, человекофил, хорошо. Я, конечно, могу легко парировать (а будь я Володиным, я бы еще и погрубее сказала): «Конечно, вы не боитесь: вы – там, а мы – тут». Это, наверное, первое, самое важное. К вам же на YouTube, наверное, приходят люди, которые в основном находятся в России. Или приходят люди, которые находятся за рубежом, но растерявшиеся, люди, которым трудно, которым трудно финансово, которым трудно профессионально. Как вы с ними общаетесь? Как вы общаетесь даже с эмиграцией, я в большей степени понимаю. А как поддержать человека, который внутри России находится?
Т. ЛАЗАРЕВА: Это очень сложно. Это да, сложнее. Но здесь как раз я тоже придумала такую интересную штуку… Ну не я придумала, господи. Вот сейчас два вида эмиграции. Она была всегда в Советском Союзе. Почему я все время обращаюсь к нашей истории? Это все было уже. Это так странно, что мы опять идем по тому же самому пути. Внутренняя эмиграция, внутренняя Монголия. Что происходило в Советском Союзе? В отличие от того времени, сейчас еще возможна внешняя эмиграция для всех, теоретически. Ну, окей. Да, для всех, в принципе. Если вот у тебя есть цель – я хочу уехать, то ты ее добьешься. Тушкой, чучелом, не важно, какими способами, но да.
Но я совершенно сейчас, естественно, никого не призываю это делать, потому что это чудовищно, это несправедливость ужасная. Никто не должен уезжать из своей страны без своего на то желания. Но при этом внутренняя эмиграция, она, может быть, даже еще и сложнее. И, может быть, даже тех людей еще и больше нужно поддерживать, что я и делаю, естественно.
Потому что, смотрите, внутренняя эмиграция, как вот она мне видится и в чем она страшна. В том, что ты вроде бы живешь в своей стране, ты никуда не уезжаешь, ты говоришь на том же языке, у тебя нет вот этих всех проблем, у тебя та же самая почта, тот же магазин, те же вроде бы люди, но тебе не с кем говорить. Это чудовищный такой вакуум, с которым ко мне прямо приходят люди. И там я уже, естественно, вручную каким-то образом пытаюсь поддержать. То есть есть люди, которым реально физически не с кем поговорить. И есть люди и в России, которые мне пишут: «А у меня все друзья Z-овцы, все подруги Z-овцы. Я не знаю, что мне делать».
И вот эта внутренняя эмиграция – это, конечно, вообще кошмар. То есть ты сидишь, вроде бы все у тебя нормально, руки, ноги на месте, ты сам вроде бы на месте, а мир вокруг тебя чужой, чуждый. И не известно, что хуже. То есть мы вспоминаем всех этих писателей наших, книжки которых клались на полки, которые не могли ничего говорить весь этот Советский Союз, киношников. Почему я говорю об этих людях? Потому что это все-таки яркое проявление жизни человеческой вообще. Ну вот как люди жили. А это просто более выпуклое. Все художники, писатели, музыканты и так далее – это творцы, которые отражают в принципе то, что происходит в массах, в людских головах сейчас в этом времени.
Но сейчас все-таки, конечно, с этим попроще. Мы не повторяем ошибки полностью, которые были. Сейчас есть интернет, сейчас есть понимание, что другой мир существует, и есть люди, которые тебя могут поддержать. То есть в этом смысле света в Советском Союзе в какие-нибудь 70-е года было гораздо меньше, конечно. Вот это действительно было какой-то общий суицид думающих людей.
М. МАЙЕРС: С одной стороны, да. С другой стороны, когда мы говорим о том, к чему мы пришли к 24 февраля 2022 года, каждый раз хочется спросить – это, наверное, банальный вопрос, но тем не менее – ведь мы к этому пришли от чего? От «НТВ», от «ТВ-6», от «33 квадратных метров», от «Телевидения на коленке», от Лазаревой и Шаца, от свободного телевидения, от свободных медиа, от «Эха Москвы» в конце концов. И я каждый раз задаю вопрос: «А где вы ошиблись? Что вы конкретно сделали не так?» Вы сейчас понимаете?
Потому что интернет-то тоже был. У нас вон в России самое широкое, по-моему, покрытие по стране, сопоставимое с европейскими странами или даже лучше в некоторых регионах. И мы, несмотря ни на что, пришли вот в эту точку. Вот как вы сами себе объясняете, что вы конкретно сделали не так? Где вы оступились, где вы ошиблись? Есть ли вообще ваша ответственность? Ваша личная.
Т. ЛАЗАРЕВА: Давайте только сразу, я считаю, никакой коллективной ни у кого нету, есть только личная как раз. Но личная ответственность при этом у меня есть только за меня, извините меня, и за моих детей до 12, 14 лет. А дальше уже, простите, это уже личная ответственность каждого взрослого человека: как они жили, чего они там слушали и так далее.
Здесь можно бесконечно гадать и думать, как так получилось. Это правда очень интересно. И я много думаю об этом, много всего было. Но, как любит говорить мой муж Михаил, ну так получилось. Я ненавижу эту фразу. Как это так получилось, блин? Но действительно сейчас какие-то такие времена, когда ты думаешь, как Скарлетт О’Хара: «Окей, об этом я подумаю завтра». Нет, кто-то, конечно, думает и обязательно должен думать и философствовать, как это получилось, чтоб нам снова не это самое.
Но конкретно если о моей личной ответственности идет речь, все что я могла делать наилучшим образом для той ситуации, когда я что-то делала, я делала. Если бы я могла сделать лучше, я бы сделала лучше. Но я не сделала. Значит, я делала то, что я тогда могла. И так вся жизнь.
Сейчас, допустим, у меня тоже, естественно, постоянно эти вопросы: «Что ты там сидишь? Давай приезжай в Россию, выходи на площадь». Дальше что? Нет, ну конечно я могу, в принципе, приехать. Меня пустят еще в Россию, я надеюсь. Но выйти на площадь, сжечь себя – даже это уже было, даже это мы уже прошли. Сжигали себя. Жертвовать собой дальше ради чего?
Ну вот теперь у меня такой выбор: что я могу сделать? И вот на весах у каждого человека: одна спасенная душа человеческая или пойти и сесть в тюрьму.
М. МАЙЕРС: Прошу прощения, что я вас перебиваю. Мой вопрос-то не об этом, на самом деле. Я вас понимаю как opinion maker, как человека «я вырос на ваших эфирах», вот в этом смысле. Я вас понимаю как человека, который во многом формировала через ваши программы… Я именно не ваш личный статус, а вас как телеведущую, как узнаваемого человека, как человека, которого действительно еженедельно смотрело, в общем, полстраны. Вот в этом смысле. И в этом смысле, конечно, и ваша ценность, и ваша сила. Именно поэтому я начала спрашивать вас про YouTube-канал, про то, как вы видите свою задачу. Потому что ваша сила – это ваше лицо, это ваша узнаваемость, это ваша способность влиять на людей.
Т. ЛАЗАРЕВА: Слушайте, конечно, да, я это знаю.
М. МАЙЕРС: А не выходить на площадь, для того чтобы отправиться вслед за политиком Ильей Яшиным, за Алексеем Навальным и так далее.
Т. ЛАЗАРЕВА: Да, хорошо, окей. Спасибо, Мария. Так и буду продолжать влиять на людей. Тут вот какая история смешная, что мне пишут одинаково… Окей, я не проводила статистику. Но есть люди, которые пишут: «Спасибо, я в детстве вас смотрел и ржал. И вот сейчас так удивительно, что вы оказались тоже… Я благодарен, что вы меня не разочаровали». А есть другие люди, которые пишут: «Вы такая была, блин, смешная, хорошая. Что вы творите-то? Что вы Родину-то предали?»
Я не знаю. Я, конечно, стараюсь обращать внимание на тех, кто радуется, что не предала их веру. Потому что взаимодействовать с людьми, которых я, по их мнению, предала, я не могу, потому что это их решение было. Все равно мы не можем влиять на другого человека больше, чем он сам, где его граница встанет, где он скажет: «Нет, вот тут я тебе доверял, а вот тут, извини, нет». Что я могу сделать? «Да нет, пожалуйста. Ты что, ты забыл, что ли?» Вот это смешное было. «Давай доверяй мне». Это выбор другого человека. Единственное, что я могу, – конечно, оставаться собой. Это тоже очень важно, да. Я не могу и не хочу нравиться всем.
Меня недавно потрясла одна такая переписка, что есть люди, которые говорят: «А вот вы знаете, у меня…». Причем я не обвиняю, на самом деле, меня просто это потрясло. И я об этом не задумывалась. – «А я не могу говорить слово “война”, потому что меня смотрят и украинцы, и русские, читают. Просто мы решили с командой это не произносить, вообще этого не касаться».
Я не осуждаю, но для меня… Нет, без «но» без всяких. Правда, я не могу это осуждать. Я просто не могу так поступать. Хотя тоже не факт, кто там. Потому что там тоже люди и помогают кому-то. Помогают и тем, кто, в общем-то, и за войну, и за Россию. Это тоже люди, которым, в принципе, нужно помогать. Они тоже растерянные. Там вот какая-нибудь мать, у которой убило двоих сыновей. Что, ей не помочь, что ли? Что ей говорить? Да будь ты проклята, ты таких сыновей еще и на войну отправила? А ей никто не помогает. Государство ей не помогает. Или там вернулись какие-нибудь дети или муж без ног, без рук. Кто им будет помогать? В общем, им тоже помогать надо.
М. МАЙЕРС: Татьян, еще один вопрос. Вы тоже уже несколько раз произнесли эту фразу смешную. Вы вернулись на YouTube. Есть место, извините за выражение, уместность даже скорее для каких-то юмористических форматов сегодня, в вашем представлении? И если да, то какими они могут быть?
Т. ЛАЗАРЕВА: Всегда есть. Разве что в моменты шока. Шок – это наши три состояния: замереть, бежать и нападать. Ну вот это состояние шока когда проходит, когда ты так обратно, у тебя возвращается та же самая возможность шутить. То есть ты когда начинаешь дышать, организм живет. А организм живой, что у него есть? И слезы, и смех. Все это живое. Нельзя из организма отрезать какие-то куски. Тогда будет не сильно работающий организм.
Смех – это очень большое оружие. Я же, собственно, в Киеве была. 23 февраля у меня закончились как раз съемки в Киеве в передаче «Лига смеха». Маш, прям вам советую тоже на досуге посмотреть. Я же вам футболку показывала – «Наша лучшая статья».
М. МАЙЕРС: «Наша лучшая статья. Статья 29 Конституции РФ». Да.
Т. ЛАЗАРЕВА: Это статья о свободе слова, о запрете цензуры. Вам должна быть знакома как «Отче наш» эта статья Конституции. Так вот, когда ты приезжаешь в Украину и видишь, что она не просто формально соблюдается, а там реально шутят про всех: про Зеленского… Но это до войны там было еще. Я дважды была в Киеве на этих съемках, и где-то только на второй-третий день погружалась в эту норму. Потому что это нормально. Это юмор. Это должно быть так.
Кстати говоря, когда мы делали программу «Телевидение на коленке», мы как раз в этом смысле и задумались, что если ты шутишь по-настоящему – а это был какой год-то? 2013, по-моему, – то ты должен шутить про всех: и про Путина, и про Навального, и про Кадырова, простите, и так далее. И про себя. Это очень сложная задача. Вот все мы помним карикатуры эти французские… Как там это было?
М. МАЙЕРС: «Шарли Эбдо».
Т. ЛАЗАРЕВА: Да, «Шарли Эбдо». А они про все шутят. Вдруг мы говорим: «Нет, подождите, вот про это шутить нельзя». Почему?
М. МАЙЕРС: Ну это вы у радикальных мусульман спросите. Я не знаю.
Т. ЛАЗАРЕВА: Ну вот. Такого всегда много. И необязательно у радикальных мусульман. Вы, пожалуйста, возьмите Россию. Нельзя шутить про… Ни про кого нельзя.
А вот когда ты в Киеве, в Украине понимаешь, что можно. И вот эту передачу, которую я сейчас смотрю… Они отсняли в октябре вот эту «Лигу смеха». Они продолжают. Уже в зале сидят бойцы. Ведущего Виктора Розового отпустили из армии (с трудом). Снимают они это все на генераторах в Киеве. Зал какой-то полутемный. Мы с вами понимаем, что так, вообще-то, не снимают. Но при этом ты когда смотришь… У меня лично мороз по коже, потому что то, как они шутят над Россией, над этой русней, над этими ненавистными солдатами. Они их высмеивают. То есть это даже убийственнее. Когда над тобой смеются – это прям очень серьезно. Особенно для людей, которые этого не любят.
Что происходит у нас в России сейчас? Мы так быстро вскочили на этот эзопов язык прекрасный – мы же понимаем, о чем мы говорим, – который существует недолго. И вот этот, кстати говоря, всех поразивший Петросян, который на «Голубом огоньке»… Вы же смотрели это?
М. МАЙЕРС: Конечно.
Т. ЛАЗАРЕВА: Это вот как раз тоже абсолютный образчик такого же… А на фига им был нужен этот Петросян, зачем? Потому что юмор. Потому что юмор нужен. Потому что смешно. Людям это нужно. Людям это важно. Людям нужно смеяться.
М. МАЙЕРС: У меня сложилось ощущение скорее к вашему первому пассажу по поводу старый мир. А потому что старпер, простите за выражение.
Т. ЛАЗАРЕВА: Конечно. Я вот поэтому и говорю. На фига, господи прости? Почему Петросяна этого выкопали?
М. МАЙЕРС: Откопали, действительно.
Т. ЛАЗАРЕВА: Отряхнули, откопали, да. Почему Петросян? Окей, где, где, где? Тут опять же вопросы к молодым юмористам. Конечно, это небезопасно. Не просто небезопасно, это опасно. Поэтому все сейчас уезжают, шутят из-за границы. Но это обязательно нужно. И это происходит. Да, к сожалению, надежды на известных каких-то телевизионных людей – «Comedy Club» тот же самый – не оправдались.
М. МАЙЕРС: А вот то, как шутят в «Лиге смеха», – это не просто точно, это прямо смешно? То есть это заставляло вас хохотать?
Т. ЛАЗАРЕВА: Ну правда это прям смешно.
М. МАЙЕРС: Правда, да?
Т. ЛАЗАРЕВА: Ты, правда, при этом… То есть это страшно. Это больно. Да, это смешно и это ужасно больно, ранит. Поэтому это важно, это нужно, это честно. Поэтому, собственно, и формируются такие вот режимы, которые про Путина… Ну нельзя про него шутить.
М. МАЙЕРС: Вы знаете, мало кто, по-моему, это вспоминает, кроме Виктора Шендеровича. Ведь одним из первых решений Владимира Путина после прихода к власти было приостановка выхода в эфир программы «Куклы». Их просто закрыли. При Борисе Николаевиче было можно, а при Владимире Владимировиче уже стало нельзя.
Т. ЛАЗАРЕВА: Ну как? Ну представьте себе, вспомните этого вот… Такое слово есть «задрот» не очень приличное. Вспомните, каким он пришел. Такой вот… Такие люди не любят, чтоб над ними шутили. Вы что? Понятно, Ельцин. Он махина такая: «Да ради бога. Не боюсь вас. Раскидаю. Шутите». А люди, которые боятся, когда над ними шутят, – ой-ёй-ёй. Это вот как раз Путин такой и был.
М. МАЙЕРС: Вы представляете себе формат, в котором вы будете смеяться над тем, что происходит сейчас? Вам это сейчас по плечу?
Т. ЛАЗАРЕВА: Мне это не интересно, Маш.
М. МАЙЕРС: Не интересно?
Т. ЛАЗАРЕВА: Точно не моя миссия сейчас. Я в этом поучаствовала, между прочим, когда «Лига смеха» начали. Они начали буквально сразу маленький такой формат очень жесткий, сидя в студии. Вот эти шутки – это прям было такое на грани. Но это было такое еще чуть-чуть в состоянии шока, конечно. И я там поучаствовала. Там были, может быть, не самые лучшие шутки. Я как профессионал вам говорю. Но это тоже было нужно.
Я в этом поучаствовала. Скетчи какие-то там забавные про то, как Россию видят из Украины. Я тоже в этом поучаствовала немножко. Была очень сильно захейтена, конечно, что, типа, ну уж совсем уже, еще и шутки плохие она там шутит из-за границы, позволяет себе вякать, да еще и шутки говно.
В этом смысле я попробовала поучаствовать. Но это не тот формат, который мне сейчас интересен. Мне кажется, то, что происходит… Я вижу гораздо больше вещей, от которых мне не смешно. Нет, я продолжаю шутить. И шутки порой бывают такие даже, что, типа, кхе-кхе, извините. Но бывает это все, конечно. Ты при этом оговариваешься, потому что, конечно, есть шутки, которые ты можешь пошутить на 10 человек, а есть шутки, которые ты в YouTube скажешь, и ты понимаешь, что аудитории-то разные. И конечно ты кого-то можешь задеть. Поэтому ты говоришь: «Извините».
М. МАЙЕРС: Татьян, а можно ли это соотнести с тем самым новым миром, о котором вы говорили в начале нашего с вами разговора? Ведь в этом новом мире толерантность равно обида равно недопустимость высказываний равно недопустимость задевать чье-то достоинство и так дале далее равно BLM и далее везде – это, в общем, пространство, в котором юмору отводится гораздо более скромная роль, чем то было ранее в старом мире.
Т. ЛАЗАРЕВА: Возможно, Маш.
М. МАЙЕРС: Как жить? Все шутки – они же неприличные. Смешные шутки же должны быть на грани, они должны задевать, они не могут просто в безвоздушное пространство улетать и быть такими же беззубыми, как у Петросяна, прости господи. Как же нам с вами перебраться в новый мир, но сохранить чувство юмора?
Т. ЛАЗАРЕВА: Машечка, а кто вам сказал, что мы в этом новом мире вообще будем? Мы там вообще на фиг нужны? Не факт, дорогая. Этот вопрос для меня открытый. Я пока пытаюсь. Но видите, Антонина мне даже в TikTok запретила заходить. Поэтому часть нового мира уже точно без меня.
Во-вторых, в этом смысле… Смотрите, такую сейчас выскажу мысль спорную. В принципе, тот новый мир, который мне видится, он стремится к сепарации разных этих самых. Не будет уже такого, как у нас общий бэкграунд: мы смотрели все вместе мультик «Рукавичка», «Каштанку» читали.
М. МАЙЕРС: South Park мы с вами смотрели.
Т. ЛАЗАРЕВА: Нет, это вы смотрели, кстати. А я вот уже не смотрела, Маш.
М. МАЙЕРС: «Варежка» он назывался.
Т. ЛАЗАРЕВА: «Варежка», да, да, да. South Park я уже не смотрела. Все, у меня этого нет бэкграунда. А потом будут люди, которые: «Ты слушал в детстве Монеточку?» – «Да, блин, круто». – «А я – нет». – «А Нойза слушал?» – «Нет». – «А Влади?» – «Нет». Все. – «А вот этот мем ты видел?» – «О, да. Блин, прикольно». На этом мы строим какие-то эти самые. Поэтому, например, по юмору совершенно четко я вижу, что есть шутки, которые одним заходят, а другим не заходят. Вот поэтому тоже будет сепарация.
Вообще, общение людей, оно такое сейчас все больше и больше, как мне кажется, очень выборочное. Уже совершенно не так. Я просто по своим детям смотрю, сужу как минимум. Все-таки выборка у меня такая есть. Они четко совершенно знают. Они не будут общаться, как в классе раньше мы со всеми общались. Там 30 человек. Да ну на фиг. В страшном сне это. Просто сейчас я думаю, как страшно. Нет, конечно. Нет, вы должны, вот мы вместе дружная семья. Ни фига.
Я вижу у своих детей, у них один-два друга. Даже Антонина говорит. Я чувствую ее некоторое беспокойство. Потому что вроде должно же быть… Вот у вас столько-то друзей. А нет. В этом тоже будет другой мир. То есть друг – это что? Это человек, с которым у тебя есть… То есть там должно так совпасть все. У нас друзья – мы все «Варежку» смотрели. А здесь-то, извините меня, друг – это у которого совпадает просто это, это, это, это, это, это, это. Ну ладно, допустим, фирма Gucci мне не нравится, а мне нравится Figucci, условно. Но там слишком много должно совпасть, чтобы это был действительно человек, с которым тебе прям вау, комфортно.
М. МАЙЕРС: Ну какие при этом шутки? Мы ж понимаем, что это степень ранимости. Это же степень открытости, это степень ранимости.
Т. ЛАЗАРЕВА: Так шутки для чего, Маш? Шутки-то как раз для того, чтобы ты пошутил, ты увидел, что ты сделал человеку больно, или не увидел, а тот человек понял: «Что-то так меня зацепило». Вот она новая этика, Мария. Мы должны все время… Этот мир ужасен, в которым мы идем. Он ужасен. Стругацкие не зря писали, что ну его на фиг. Там все по-другому. Ты меня обидел. Значит, я должен подумать: «А, пойти к своему психотерапевту и спросить у него: а почему меня так это задело, какая травма у меня?» Очень сложный мир, Маш. Никто не говорит, что там зашибись. Этим детям, я до сих пор каждый раз, когда они все втроем собираются, я им пытаюсь дать понять, что я очень им сочувствую, что они родились.
М. МАЙЕРС: Ну вот видите. А мы же с вами начали это совершенно в несмешном контексте. Мы же с вами начали говорить о Путине, о войне – по крайней мере, это подразумевалось, – то есть новый мир и он вот такой. Он сложный, как мы сейчас видим, к чему мы сейчас с вами пришли. А в начале мы говорили о том, что сохранять старый мир сегодня – это искусственная и убийственная фигня, извините за выражение. Это то, что позволил себе российский президент, и то, от чего сейчас полмира захлебывается в крови. И вот это страшно. То есть если мы находимся сейчас на переломе, то, в общем, не очень понятно.
И есть аудитория федеральных каналов, которой говорят, что нам там лучше. И, в общем, на фоне того, что вы сейчас рассказали о ваших детях, в общем, их можно понять. По крайней мере, не в контексте украинской войны, но в контексте того, что происходит вокруг нас с вами и в контексте человеческих отношений, человеческих коммуникаций.
Т. ЛАЗАРЕВА: Да. И когда-то еще придется встречаться.
М. МАЙЕРС: Татьяна, не могу не спросить. У меня крутится этот эпизод с этой шуткой блогера Некоглая. Старая история. Но есть вы понимаете, о чем я. Это парень, который лег на ковер и стал сбрасывать с себя эти гранаты. А потом его забрали в ментовку. А потом его избили и обрили. А потом его депортировали, по-моему, в Молдавию, если я ничего не путаю. Ну и плюс есть там какие-то более яркие кейсы типа Моргенштерна, который, в общем, тоже всегда был смешным. Он же был классным, крутым и, в общем, довольно ироничным в своих видеоклипах, песнях и так далее.
Т. ЛАЗАРЕВА: Конечно.
М. МАЙЕРС: И российская власть умудрилась со всеми ними поссориться, причем поссориться жестко. И на этом фоне появляется Петросян. Раньше было неплохо притащить туда когда-то молодого Диму Билана, а потом молодую Бузову, а потом Моргенштерна, тем самым обновляя аудиторию. А сейчас оказалось, что вот эти юмористы – сложно их назвать юмористами – стендаперы, я не знаю, блогеры, представители нового поколения, эти люди российской власти не нужны сейчас?
Т. ЛАЗАРЕВА: Ну конечно нет. Если мы говорим о том, что российская власть именно держится за старое и не хочет никакого нового мира, кроме того, который она знает, конечно, они ей на фиг не нужны. Что касается вот этих всех шуток Моргенштерна и этого мальчика…
М. МАЙЕРС: Некоглай его звали, да. Половина головы у него была черная, а половина – белая, если помните.
Т. ЛАЗАРЕВА: Я не следила.
М. МАЙЕРС: Понимаю. Антонина вам все расскажет.
Т. ЛАЗАРЕВА: Не думаю, кстати. Нет, это тоже нее. Так бы она, конечно, да. Тут видите какое дело-то. Тут как раз про то, что я вам говорю, – про аудиторию. Он бы это мог сделать, если бы на него посмотрели его одноклассники, поржали бы. Но когда у тебя миллиона подписчиков, чувак, будь ответственным тогда. Ты понимаешь, на что ты идешь. То же самое – Моргенштерн. Это все урок. Значит, мальчики после этого усвоили его или не усвоили. Как они будут жить, какие они выводы сделают? Ну, не знаю, кстати говоря, какие они выводы сделают. Шутить будут осторожнее, это точно.
М. МАЙЕРС: О, да.
Т. ЛАЗАРЕВА: Это правда серьезный, острый инструмент. С ним нельзя так просто обращаться. И правда это очень зависит от камерности шутки. Прекрасная шутка, если так поржать. Черный юмор тоже есть.
М. МАЙЕРС: Камерных шуток в интернете не бывает.
Т. ЛАЗАРЕВА: Конечно. Ну так ты что хочешь: шашечки или ехать? Ты хочешь миллион подписчиков или ты хочешь сохранять свое истинное я.
М. МАЙЕРС: Татьяна, еще одна тема – у нас несколько минут остается, – которой вы тоже уделяете довольно серьезное внимание. И у вас, по-моему, даже был стрим на эту тему. Это женщины. То есть если мы с молодежью плюс-минус разобрались, поняв, что российская власть не работает в этом сейчас… И, кстати, интересно, к чему это ее приведет через какое-то непродолжительное время. Какую роль вы отводите женщинам тем, которые сейчас находятся в России? И в этом смысле это путинский электорат или это протестный электорат, потенциально протестный электорат, на ваш взгляд?
Т. ЛАЗАРЕВА: Послушайте, вся Россия – это потенциально протестный электорат, независимо от гендера и так далее, если у человека начинают работать мозги. Почему они работают, как мне кажется, быстрее у женщин? Ужасные вещи говорю.
М. МАЙЕРС: Ужасное сексистское высказывание.
Т. ЛАЗАРЕВА: Меня осудят.
М. МАЙЕРС: Оскорбительное, да.
Т. ЛАЗАРЕВА: Я привыкла к этому, потому что меня осуждают все время. Видите ли в чем дело, мы рожаем когда детей, мы становимся автоматически гораздо более подвижными, мобильными, лабильными. Мы под этих детей до какого-то возраста очень сильно подстраиваемся. Мы нашу жизнь не можем продолжать так же, как мужчины, например. Вот он как ходил на работу, так и все. А мы, извините, кормить должны грудью, детей кормить должны тоже если не грудью, то как-то там, потом учитывать его какие-то интересы (а вот здесь он так, здесь он так), подстраиваться (а вот это ему нравится, вот это ему не нравится). Все дети разные. Поэтому в этом смысле женщины физиологически отличаются от мужчин, да. Они могут рожать детей.
Не у всех. Кстати, некоторые женщины есть по-другому. У Валентины Терешковой, по-моему, тоже дети есть. Или нет?
М. МАЙЕРС: Ой, не буду врать. Не знаю.
Т. ЛАЗАРЕВА: Давайте зададим вопрос вашим подписчикам. Это я к тому говорю, что действительно женщины вот этим качеством обладают. Они более мультизадачны. Ну, в массе своей, я говорю, естественно. Они более быстро, легко меняются, подстраиваются под какой-то такой мир. И плюс, конечно же, женское – это все-таки про любовь, про эмоции, про всепрощение, про доброту. Вот эти все слова, может, и присущи, конечно, мужчинам, но, очевидно, в меньшей степени. У мужчин – другая задача. Сейчас мы о ней не говорим. Она тоже очень важная. Наверное.
Но вот то, что сейчас в мире действительно не хватает какого-то такого взгляда с любовью на этот мир, на людей, любви… Ужасно не хватает любви. Просто любви друг к другу. Не сексуальной никакой, а просто вот от души к душе: я тебя люблю, мне с тобой хорошо, ты у меня вызываешь хорошие эмоции. Это запрет стоит во всем мире. Эмоции такие мы разучились выражать. Это кажется слабостью. Ты как будто бы открываешься и тебе туда тыкают чем-нибудь больным. А любви должно быть столько, чтобы эти тычки были, как комариные укусики. Ну да, давайте. Я все равно вас люблю. И пока вы меня не убьете, я вас все равно буду любить. Вот этого всего очень не хватает сейчас.
Да, женского не хватает. В этом смысле я пытаюсь как раз нащупать какой-то формат в эфире, что-то. Но это все так не работает. Вообще по-старому ничего не работает. Вот у меня будет миллион подписчиков, и я буду сидеть такая, у меня будет светиться вокруг меня голубой ореол, и я говорить буду: «Я вас всех люблю. Любовь всех спасет».
Ни хрена. Это не работает больше. Если я кого-то конкретно люблю и готова спасать, то да. Но таких людей должно быть больше. И разрешение для этой любви, которая все-таки больше такая женская, материнская любовь. Глаза, который смотрят на тебя с любовью, вот их очень сейчас не хватает. У нас у всех очень такие глаза требовательные. – «Как у тебя дела?» И ты сразу такой: «Нормально». А можно же: «Ну как? Как ты там? Как ты, мой зайчик? Как у тебя дела вообще? Как ты живешь? Чем я могу помочь?» Вот такого очень не хватает.
Я в этом смысле не сексист. Бога ради, если есть это все у каких-то мужчин. И оно есть. Послушайте какого-нибудь Асмолова, любимчика моего. Это же все про любовь. Колмановского старшего. Ну и младшего, разумеется, тоже. Это все про какую-то такую всепоглощающую любовь.
М. МАЙЕРС: Как это все увязано с контекстом войны? Как это все связано с контекстом матерей, мобилизации? Как это все связано с тем, что нас с вами окружает? В этой тотальной нелюбви – большой привет и низкий поклон Андрею Звягинцеву – как выжить? Мы уперлись в войну, где женщин, в общем, не слышно. Никакой любви не слышно. Где? Где даже те же самые солдатские матери, которые были в Чеченскую войну? Дай бог здоровья Валентине Мельниковой и той организации, которую она возглавляла многие десятилетия и возглавляет до сих пор, по-моему. Где здесь женское слово? Почему его нет? Почему его не слышно?
Т. ЛАЗАРЕВА: Потому что война. Потому что вот этим отсутствием любви, вот это нелюбви… Звягинцев в каком году этот фильм-то снял?
М. МАЙЕРС: По-моему, лет 10.
Т. ЛАЗАРЕВА: Прекрасный сейчас альбом, между прочим, Влади «Длится февраль». Это тоже про это. Это про то, как мы вообще до этого дошли. Мы перестали любить. Мы запретили себе это чувство. Потом, в этом материалистическом мире, простите меня, потребительском мире немножечко это не самое такое лучшее чувство. А сейчас нас каким-то путем – через боль, через страдания – возвращают опять к тому, что а вы, вообще, ничего не забыли, не забыли, случайно, про ценности, которые должны двигать людьми? Мы не животные. Это другое. И это ценности, которые мы с вами потеряли. Так вот вас тыкают носом, чтобы вы вспомнили и нашли. Конечно любит победит. Это такая впадина. Такая вот жизнь.
М. МАЙЕРС: Да. И за это придется заплатить очень высокую цену.
Т. ЛАЗАРЕВА: За это нужно бороться. Бороться, потому что ты ничего не можешь просто так получить. Если ты не будешь бороться за что-то, что тебе дадут, то тебе и дадут. Насыпят тебе гору шмоток, блин, ну и спасибо, тоже хорошо, да. А я не хочу. А я вот эту шмотку не хочу.
Пожалуйста, пример детей моих: «Нет, я вот это носить не буду». Чего?! Почему? Синдром колючей кофты. Мы все носили эти долбанные колючие кофты и колготки. Ну и что хорошего из нас выросло в итоге? А они вот сейчас тонкие. Они не будут носить колючие колготки. Попробуйте засуньте ребенка во что-нибудь, что ему не нравится. Или как это выглядит. Да это же ужас какой-то. Вот они поэтому такие тонкие. Они-то себя чувствуют. Они чувствуют в себе все. И поэтому будет новый мир. Они такие будут там. Не потому, что мы этого хотим или не хотим. И им с ним потом разбираться. Я не знаю, как жить с такой тонкой кожей, когда мне вот этот человек нравится, этот не нравится. Я и не знаю. Я не умею.
М. МАЙЕРС: Спасибо вам большое.
Т. ЛАЗАРЕВА: Пожалуйста, Мария. Звоните еще.
М. МАЙЕРС: Наши дети будут лучше, чем мы.
Т. ЛАЗАРЕВА: Наши дети будут разбираться со своими проблемами уже без нас. Слава богу.
М. МАЙЕРС: Это точно. Телеведущая Татьяна Лазарева персонально ваша. Меня зовут Маша Майерс. Счастливо и берегите себя.