Купить мерч «Эха»:

«Особое мнение» Сергея Пархоменко

Сергей Пархоменко
Сергей Пархоменкожурналист, политический обозреватель
Ольга Бычкова
Ольга Бычковажурналист

Им казалось и продолжает в ряде случаев казаться, что они отправляют своих мужчин на рыбалку, что это какие-то шутки и что их там ожидает нечто гораздо менее неприятное и гораздо менее опасное, чем столкновение с полицией или столкновение с военкоматом…

Особое мнение19 октября 2022
Сергей_Пархоменко__Особое_мнение_19_10_2022_@Сергей_Пархоменко Скачать

Подписаться на «Живой Гвоздь»

Поддержать канал «Живой гвоздь»

О. БЫЧКОВА: Добрый день, добрый вечер. Это «Особое мнение» на «Живом гвозде». С вами Ольга Бычкова. С особым мнение Сергей Пархоменко. Привет.

С. ПАРХОМЕНКО: Привет, привет. Я прошу прощения, я в командировке, тут в отеле в бизнес-центре, что называется. Так что не удивляйтесь, если у меня какие-нибудь будут ходить люди, раздаваться голоса и прочее. Я тут в походных условиях. Но ничего, как-нибудь справимся. Здрасьте все. Надеюсь, что и видно, и слышно меня.

О. БЫЧКОВА: Мы отличим твой голос от каких-нибудь других. Ну что, сегодня большое количество всевозможных законов, указов, документов было принято в России. И означает ли это то, что называется по-старому «перевод экономики на военные рельсы»?

С. ПАРХОМЕНКО: Ну да, это, в общем, довольно традиционная метода: создание комитета обороны. Он, правда, в этот раз, кажется, называется координационным советом при правительстве. Но, в общем, это, конечно, комитет обороны. Правительство разделяется как-то на два сорта: на те, которые непосредственно имеют отношение к войне, и которые имеют меньшее отношение к войне. И, соответственно, чиновники оказываются как бы более или менее ценные для этой ситуации. Это очень влияет на всякие аппаратные игры, на карьеры, на разнообразные межведомственные конфликты и прочее-прочее.

Ну да, война проникает все глубже в структуру Российского государства. Точнее, того, что от него осталось. А осталось от него явно немного. Оно разваливается на наших глазах, теряет нити управления страной, теряет свои функции, теряет контроль над очень многими своими важными сферами деятельности, в частности над силовой сферой деятельности. Мы с вами говорили про это много раз. Будем говорить и дальше. Но вот как-то пытаются усидеть на этом стуле вот таким образом. Вот смысл сегодняшних указов.

Я, честно говоря, ожидал более жестких и более масштабных решений, в частности введения какого-то особенного военного или еще какого-нибудь такого положения в приграничных регионах, точнее прифронтовых. Они, в общем, уже стали фронтовыми. И это стало рутиной. Обстрелы Белгородской области, например. Но, помимо Белгородской, в эту зону я бы отнес и Курскую область, и Воронежскую, и Ростовскую, и, может быть, даже Краснодарский край. Но нет, пока эти регионы не получили никакого специального статуса. Видимо, это оставлено на будущее. Думаю, что не заставит себя особенно ждать, в ближайшее время это произойдет.

Пока военное положение объявлено только в оккупированных территориях Украины. В общем, оно там и так военное, чего уж. Там есть все эти народные милиции, все эти мобилизации, все эти бесконечные облавы на мужчин любого возраста, которых загоняют на фронт и которые, по существу, таким валом стоят впереди относительно регулярных российских войск, а также наемников, которые прячутся за их спинами. Все это теперь приобретет такой более внешне легальный вид. Собственно, в этом смысл этих военных положений. Больше ни за чем это не надо. Чтоб можно было людей тащить тотально в окопы. Ну вот. Это важная очень вещь.

О. БЫЧКОВА: Давай уточним, что в приграничных с Украиной регионах России введен средний уровень реагирования и уровень повышенной готовности. Это указ Путина.

С. ПАРХОМЕНКО: Ну да. Это какие-то игрушки и это такое постепенное разложение закона. Это для того, чтоб можно было любого человека остановить на улице, любую машину остановить, досмотреть, потребовать документы, чтоб любые ссылки на закон, любые ссылки на нормальный порядок упирались бы в «а у нас особенное положение».

Это примерно, как когда вас останавливают на улице и на вопрос: «А что вы, собственно, от меня хотите? Я еду с разрешенной скоростью, я пристегнут, с включенными фарами, у меня все в порядке», вам говорят: «А у нас сейчас месячник борьбы с пьянством, поэтому мы всех останавливаем. Вас тоже останавливаем. Вот дуйте в трубочку и давайте права». И иди докажи, есть у них месячник или нет.

Так и тут. Это, в общем, способ отмены каких бы то ни было ссылок граждан на их права, на их неприкосновенность, на какие-то их прерогативы по-прежнему, казалось бы, существующие. Войти в любой дом, досмотреть, что угодно, выяснить как угодно, конфисковать что захочется и прочее. Полный произвол местных властей, местной полиции, местных военных, всяких подразделений и так далее. Вот что это такое. Развязывают себе руки. Но пока это не военное положение. Военное положение еще будет, никуда не денется.

О. БЫЧКОВА: Военное положение в этих присоединенных, так сказать, четырех территориях.

С. ПАРХОМЕНКО: Там есть, да. Ну и отдельная история с Херсонском областью. Давай сразу поговорим об этом. Вчера выступил, дебютировал в новом амплуа генерал Суровикин. Дебютировал с точки зрения просто исполнения этого абсолютно безобразно. Говорить он не умеет, держать себя перед камерой он не умеет, смотреть в камеру он боится, смотрит вбок, читает по…

О. БЫЧКОВА: Суфлеру, да.

С. ПАРХОМЕНКО: Где поставить этот суфлер, не знает. Но, в конце концов, это не его профессия. Не обязан. Хотя в некотором роде он превратился, поскольку идет война, в крупного политического деятеля. Так что, может быть, ему и надо было бы что-нибудь из этого освоить. Но, в общем, мы, что называется, любим его не за его актерские и ораторские способности. Говорил он вполне чудовищные вещи. Чудовищность их заключается в их неясности. Что такое «нас ожидают сложные решения в связи с наступлением предстоящим на Херсонскую область»? Остается абсолютно непонятно.

Смысл этого заключается в том, чтобы замутить, запутать население и вообще всех, кто к этому имеет отношение, ну и опять-таки развязать себе руки. Можно делать совершенно все что угодно, а потом сказать: «Но мы же вас предупреждали», хотя в действительности не предупреждали ни о чем.

Лично мне представляется, что речь идет не о сдаче этих территорий, а о каком-нибудь очередном зверином зверстве, о какой-нибудь злодейской злобности, которую они собираются устроить. Многие говорят о том, что Херсон очень уязвим в смысле возможного затопления одного из водохранилищ, которое находится выше по Днепру. И это, в общем, способ этот город, по существу, смести с лица земли или сделать его абсолютно ненаселенным, недоступным для человеческого жилья.

Но могут быть самые разные здесь вещи. Могут быть и массовые пожары, которые современная военная техника и наличие там таких современных огнеметов, которые совсем не похожи на огнеметы времен войны. Это не струя бензина, которая поджигается, такая громадная зажигалка, как это было во времена Второй мировой войны. Сейчас это очень тяжелые системы, которые стреляют термобарическими снарядами и сжигают все вокруг. Можно устроить легко массовые пожары в городе. Можно устроить массовые разрушения, минирования, подрывы и так далее. В общем, такое впечатление, что Херсон ожидает какая-то очень тяжелая судьба.

О. БЫЧКОВА: Это похоже на то, что если его вынуждены оставить, то тогда уже там все в буквальном смысле гори огнем.

С. ПАРХОМЕНКО: Да, фактически да. Конечно, много разговоров о тактическом ядерном оружии. Но мне представляется, что если нас ждет применение тактического ядерного оружия, то не такое, не внутри, не в черте города. Сначала, я думаю, должно быть что-то такое подорвано в каком-то относительно безлюдном регионе в демонстративных целях, в целях испытания, а потом скорее тоже на какой-то более или менее открытой местности против все-таки каких-то вооруженных армейских частей. Я не думаю, что ядерное оружие в черте города. Это какая-то совсем уже странная вещь.

Хотя люди этим всем управляют абсолютно безумные. Что им придет в голову, совершенно непонятно. Мало ли что. Любая провокация здесь возможна. И любое осатанение, которым они движимы, может разворачиваться более-менее в любую сторону.

О. БЫЧКОВА: Смотри, в самом начале этот заход Суровикина про то, что Россия и Украина – это одна нация, и мы только должны помочь им избавиться от этого. Понятно, что это известная риторика.

С. ПАРХОМЕНКО: Гарнир, которым окружают, казалось бы, имеющие значение заявления, которые при ближайшем рассмотрении тоже оказываются бессмысленными. Но важно, например, что они в этой риторике как-то путаются, и они пугаются употреблять какие-то слова.

Один мой хороший знакомый, человек с острым и наблюдательным глазом и хорошим языком и чутьем, пригляделся к той листовке, которая сейчас появилась повсюду в интернете, которая распространяется в Херсоне, она называется «Зачем нужно переселение». «Переселение» – вот они решили такое слово использовать. Но дело в том, что в тексте все время используется слово «она»: зачем она нужна. Переселение – это точна не она. Это означает, что там была эвакуация, а потом они перепугались и заголовок заменили, потому что они путаются и, что называется, стремаются использовать слова, которые, как им кажется, могут вызвать какой-то подрыв доверия к ним дальнейший и так далее.

Это характерная очень вещь, когда агрессор, казалось бы, пошедший на невероятную жестокость, на какое-то нескончаемое человекоубийство, зверство и так далее, начинает пугаться каких-то вот таких вещей: что-нибудь не то сказать, как-нибудь не так выразиться, а что они там про меня подумают. Да плохо они про вас подумают. Вас ненавидят. Вас ненавидит весь мир. И оттого, что вы замените эвакуацию на переселение, в общем, ничего, в сущности, не меняется. Но тем не менее они продолжают это делать.

Я уж не говорю об абсолютно карикатурных, безумных заявлениях лидеров этой самой оккупационной администрации, которые за последние дни наговорили каких-то совершенно, казалось бы, смехотворных вещей, но смеха очень мало в этом во всем. Это те люди, которые получили власть, власть над реальными людьми, над реальными судьбами. Они могут казнить и миловать, от них зависит то, останутся ли люди там в живых, много ли будет в их жизни дополнительных ненужных страданий и так далее.

А уровень этих администраторов, количество мозгов в их головах видно в этих их заявлениях. И это, конечно, совершенно чудовищное зрелище. И это отчетливые совершенно мошенники и ничтожества, которые оказались выброшены вверх этой войной.

Вообще, я совершенно согласен с теми, кто говорит, что вот эта путинская специальная операция – это такой нескончаемый мусоропровод, который работает снизу вверх. Вот разнообразный мусор, какие-то человеческие помои выбрасывает наверх. И мы обнаруживаем их на каких-то руководящих должностях везде: и в армии, и в гражданских, и в полугражданских, и в квазигражданских структурах, и среди вот этих всех наемников и так далее. Это очень характерно. Какого качество самого события, такого качество и людей, которые оказываются на руководящих позициях по ходу дела.

Давай, может быть, все-таки какое-то время уделим военной стороне дела или квазивоенной.

О. БЫЧКОВА: Я тебе, например, прям вопрос могу предложить от слушателей, зрителей, подписчиков твоего «Пархомбюро» в Telegram.

С. ПАРХОМЕНКО: Да, это Telegram-канал, на который очень советую всем подписываться, в частности, для того, чтобы можно было задавать вопросы в этих наших программах. Это самый естественный для этого способ. Да-да, так что?

О. БЫЧКОВА: Вот здесь Сергей П. просит коснуться темы иранских дронов в украинском небе: «Знаю, что вы не военный эксперт, но, может быть, сможете обсудить политический аспект этого «странного» иранского оружия?»

С. ПАРХОМЕНКО: Да. У этого у всего есть одна очень важная сторона. Мы за вот те дни, что мы тут не разговаривали с тобой, можем констатировать, что российское командование, а к этому командованию относится теперь лично российский диктатор Путин, который, по всей видимости, сам руководит военными, сам выбирает направление ударов, сам выбирает, чего оставить, а что удержать, кого куда бросить и так далее, все говорят о том, что он как-то непосредственно сам этим всем управляет, так вот они перенесли направление главного удара. Точнее, цель главного удара.

Они перестали, по существу, на наших глазах это произошло, они перестали воевать с армией. Они воюют теперь окончательно с гражданским населением Украины. И особенно, конечно, это все изящно выглядит на фоне заявлений все того же Суровикина, которые ты упоминала, о том, что мы там один народ, нам важно сохранить государство и поддерживать с ним дружеские отношения. Черт знает что несет. То же самое нес Путин относительно недавно на всяких там встречах с лидерами СНГ и так далее: «Мы не собираемся уничтожать Украину».

Они именно уничтожают Украину. Они уничтожают украинский народ сегодня. Это цель. Потому что те удары, которые скромно называются ударами по критической инфраструктуре и так далее, заметьте, это не военная инфраструктура. Они уничтожают не склады боеприпасов, не оборонные предприятия, не транспортные узлы, которые особенно важны армии и так далее. Они уничтожают гражданскую инфраструктуру, прежде всего электростанции и все, что зависит от этого электричества.

А в современной жизни от электричества зависит все: не только свет, но в значительной мере и тепло, и водопровод, и канализация, и связь. И управление, например, дорожным движением зависит от наличия электричества. Представьте себе большой город, в котором вдруг выключились все светофоры, например, или большой город, в котором больше нет никакого уличного освещения. И железнодорожное движение и все остальное. Авиационное. Все, все, все зависит в современном мире от электричества. И, в свою очередь, управление разного рода другими системами. Например, без электричества системы очистки, переработки мусора и так далее не работают тоже.

Это направлено против гражданского населения. Потому что солдат уж как-нибудь обогреют, как-нибудь горячую пищу им приготовят, как-нибудь воду им подвезут, чтоб помыться, как-нибудь их перевезут с места на место, если нужно будет перевести. Как раз армия от этого страдает в меньшей степени, а гражданское население – в большей степени.

И вот мы видим, что в ситуации, в которой, в общем, подступил вплотную дефицит атакующих средства в российской армии… Все говорят о том, что современные ракетные вооружения подходят к концу, и приходится расконсервировать разнообразное старье и всякие старые болванки, которые хранились на складах многими десятилетиями.

Они не только достаточно несовершенные и дремучие с точки зрения точности, с точки зрения того, как их наводить, куда они попадают и так далее, они, между прочим, опасны и для тех, кто их использует. Их опасно перевозить, ими опасно стрелять, их опасно подцеплять к самолетам, потому что хрен его знает, в каком оно состоянии после всего этого хранения, выстрелит, не выстрелит, сработает, не сработает, отцепится, отвалится, что там с ним произойдет.

Но вот вместо этого найдено такое решение. Началось массовое использование дешевых дронов, по существу, болванок, которые используются для отвлечения противовоздушной обороны украинской, в частности отключение противовоздушной обороны, которая охраняет жилые дома, жилые массивы, которая охраняет вот эту самую энергетическую инфраструктуру и так далее и так далее.

И среди этого довольно много иранских этих самых дронов, которые ошибочно называют «Шахид». На самом деле, они не «Shahid», а «Shahed», что в переводе означает не «самоубийца» или «герой», а «вестник». Ну, неважно. Это просто такая маленькая деталь для уточнения. На самом деле, это довольно простая, довольно дешевая штуковина, в которой даже часть деталей деревянные, много пластика, много каких-то дешевых материалов используется, дешевый двигатель.

Все это летит, тарахтит, несет некоторое количество взрывчатки. По существу, не наводится никаким способом. Они наводятся, как… Я забыл этот военный термин. В общем, короче говоря, его один раз наводят, а потом он летит, куда навели. Он не меняет своего курса по ходу дела. Он не следит за целью, он не может, соответственно, быть использован против движущихся целей. Его наводят по координатам на такую-то точку. А что такое точка по координатам? Это какой-то дом. Это не военный объект, это не батарея, не радиолокационная станция, это не скопление живой силы и так далее. Это дом. В доме – люди.

О. БЫЧКОВА: Почему это не объект?

С. ПАРХОМЕНКО: Ну хорошо, или электростанция. В общем, строение, сооружение. Потому что точнее невозможно навести по карте. На карте не видно танка – он слишком маленький для этого. На карте виден дом или квартал, или какой-то промышленный объект, или что-то вроде этого. Вот для этого они и предназначены. Но главная их задача заключается главным образом в том, чтобы по ним использовались достаточно дорогие и достаточно дефицитные для Украины, у которой каждый выстрел на счету, средства противовоздушной обороны. Украине не хватает зенитных пушек, которые стреляют относительно дешевыми снарядами. Нужно запускать ракету. Ракета во много раз дороже, чем этот дрон.

Плюс, конечно, психологическое воздействие, потому что они летят долго, они летят большими стадами и роями эти дроны, они мучают людей. Люди вынуждены долгими-долгими часами, иногда целыми днями и ночами сидеть в укрытиях, бомбоубежищах, потому что непонятно, когда это кончится.

О. БЫЧКОВА: Я видела какое-то видео, когда по ним стреляют с земли и сбивают их просто из стрелкового оружия.

С. ПАРХОМЕНКО: Да, можно, в принципе, попытаться достать их просто из стрелкового оружия. И в Украине, насколько я понимаю, широко распространяются руководства для всех, у кого в руках есть автомат или даже охотничий карабин нарезной, как прицеливаться, как рассчитывать правильную дальность, когда вы стреляете по этой дичи. Потому что это же не по уткам стрелять и не по гусям, а это что-то такое, что летит совсем иначе, достаточно высоко, достаточно далеко, относительно быстро. Хотя по сравнению с другими дронами, конечно, они очень тихоходные и низколетящие и так далее. Но тем не менее в массовости этой сила.

И это поразительное совершенно политическое решение: как-то попытаться заставить население полюбить захватчика вот таким способом. Тут вступают в силу политологические знания, и тут раздаются голоса историков и политологов, которые изучают уроки прошлого и которые сейчас пытаются понять, а есть, вообще, в истории случаи, когда массовые атаки на гражданские объекты, массовое истребление гражданского населения как-то изменило бы позицию гражданского населения, заставило бы гражданское население испугаться, отнестись с большим уважением к агрессору, начать, скажем, злиться на свое собственное руководство, как-нибудь свергать свою собственную власть и так далее.

Ответ: нет, никогда. Этого не происходит. В действительности история не знает таких случаев. И атаки на гражданское население только ужесточают позицию гражданского населения и делают его более сплоченным, делают его более радикально настроенным и агрессивно настроенным в отношении нападающего.

Но этих уроков, несмотря на то что в России такая обсессия на истории, такое некоторое помешательство на исторических прецедентах, исторических аргументах, исторических всяких анекдотах и исторических лжезнаниях, которым заражен и диктатор в России, и вслед за ним какое-то его ближайшее окружение, но тем не менее в реальности они этой истории не знают, они не знают, что в результате этого бывает. Они сейчас воспитывают население Украины в духе еще большей ненависти к российскому агрессору, еще большей решительности, еще большей сплоченности, еще большего патриотизма этими атаками.

Вот я сегодня разговаривал с одним своим знакомым, тоже журналистом украинским. Спросил у него: «А вы, собственно, где сейчас? Вот вы физически где находитесь?» Он говорит: «А мы сейчас выехали за пределы Украины. Мы пытаемся здесь купить генератор, для того чтобы привезти его домой, потому что мы таким образом готовимся к зиме. Генераторы нужны всем. В Украине генераторов теперь не достанешь. Ну, ничего, вот сейчас здесь купим и поедем». Заметьте, они поехали за границу не для того, чтобы там остаться. Они поехали за границу для того, чтобы вернуться в Украину и сопротивляться дальше там у себя дома этой войне.

Тут возникает израильский вопрос, который я вижу среди тех вопросов, которые я получаю у себя в Telegram-канале «Пархомбюро» и вообще очень много про это разговоров. Это же ведь Иран. А возле Ирана есть Израиль. А между Ираном и Израилем некоторые особенные отношения. А что же Израиль думает по всему этому поводу? А где же израильцы со своей помощью, со своим «Железным куполом» и так далее? Это интересный вопрос, на самом деле.

Во-первых, действительно, мы должны констатировать, что страна Иран вступила в эту войну. Вот есть большое количество стран, которые с момента начала этой войны ведут себя очень осторожно и делают все, для того чтобы не оказаться их непосредственными участниками. Это и Соединенные Штаты, и Великобритания, и Германия, и Франция, и все прочие страны НАТО. И мы, и, во всяком случае, Украина бесконечно критикуют их и бесконечно имеют к ним претензии в связи с тем, что что ж вы так нерешительны, что ж вы не поставляете оружие, что ж вы так не делитесь открыто разведывательными данными, что же вы не помогаете так, как вы могли бы помогать, потому что вы боитесь оказаться участником войны.

Это действительно так. Они не хотят оказаться участником этой войны. Они оттягивают этот момент. Лично мне кажется, что это однажды все равно произойдет. И я уверен, что большинство европейских и американских политиков это понимает, что однажды они таки будут участниками этой войны, прямыми участниками этой войны.

Но они хотели бы, чтобы это наступило как можно позже, и чтобы это наступило в тех формах, которые не предполагают участие в этом живых людей, граждан этих стран, потому что избиратели в демократических системах очень жестоко наказывают своих политиков в тех случаях, когда начинаются какие-то жертвы среди населения мирного или немирного, или своей национальной армии, среди военных и так далее. Избиратели этого не любят и не прощают. Поэтому они этот момент оттягивают.

А вот Иран, который в этом смысле похож на Россию, страна, которая совершенно своих граждан не экономит, абсолютно этого не боится, никаких выборов там демократических в этом смысле не существует. Там есть кое-какие выборы, но они устроены совершенно по-другому, совершенно на других основах и на других критериях. И они непосредственно вошли в эту войну. Вот сегодня мы можем сказать, что Иран прямо участвует в этой войне, участвует этими массовыми поставками оружия.

Это трудно сравнить даже с тем, что происходило с Турцией, которая умудрялась довольно долго балансировать на своих отношениях с обеими сторонами (и с украинской, и с российской): поставляла эти «Байрактары» туда, но зато поддерживала экономические разного рода антисанкционные усилия России. Вот недавно совсем появились сведения о том, что Турция намерена играть какую-то особенную роль в системе экспорта российского газа, создает хаб новый для перемещения российского газа в Европу. В общем, Турция как-то довольно сложным образом ерзает на этом стуле.

А Иран совершенно не ерзает. Он участвует на одной стороне – на стороне России. И понятно, что с этим нужно как-то бороться.

Часто говорят: «Ну как же, ну вот, например, Израиль, который привык иметь со всем этим дело, пусть он поставит свой знаменитый «Железный купол», предоставит его Украине».

О. БЫЧКОВА: Давай тут поставим маленькую запятую.

С. ПАРХОМЕНКО: Паузу надо сделать?

О. БЫЧКОВА: Да, мы должны сделать паузу буквально короткую, чтобы нам напомнить нашим слушателям и зрителям, что у нас тут есть хорошего и полезного для них на канале «Живой гвоздь». И буквально меньше чем через минуту вернемся сюда.

РЕКЛАМА

О. БЫЧКОВА: Итак, мы продолжаем наше «Особое мнение» на «Живом гвозде». Ольга Бычкова, Сергей Пархоменко с особым мнением. Мы начали говорить о том, что происходит в связи с войной в Украине уже не только с Россией, не только с Западом, но и с Израилем. Вот сегодня мы имеем сообщение. Это министр обороны Израиля Бени Ганц заявил, что Израиль не передаст Украине системы ПВО и другое оружие, но предложит некую иную помощь. Об этом пишет израильская пресса.

С. ПАРХОМЕНКО: Да. Обычно говорят люди, которые поверхностно смотрят на эту ситуацию: «Ну как же, вот в Израиле есть прекрасный «Железный купол». Мы слыхали. И всякие палестинские террористы обстреливают израильские города, а «Железный купол» прям вот железно все это закупоривает, закрывает, и ничего никуда не пролетает, и все отлично работает и так далее».

Но тут нужно понимать, что система «Железный купол» стационарная, она рассчитана на защиту некоторой территории относительно небольшой. Израиль во много раз меньше Украины. И города в нем расположены гораздо более кучно. Строился этот «Железный купол» много лет. Он состоит из относительно небольшого количества мощных батарей, каждая из которых вводилась в строй, и это было целое громадное событие на всю израильскую страну. Все отмечали, что вот у «Железного купола» появилась еще одна батарея. Их, на самом деле, очень немного. Их, как я понимаю, меньше 10 сегодня. Каждая из них страшно дорогая.

И главное, они рассчитаны, по существу, на самодельные болванки, которые летят, на очень несовершенное оружие, на вот эти железные трубы, наполненные порохом, которые выстреливают с палестинских территорий, или на какие-то очень старые ракеты или имитации этих ракет и так далее и так далее. То, что они запускают в ответ, тоже, конечно, во много-много раз дороже. И каждый выстрел этого «Железного купола» обходится в довольно большие деньги.

Но тем не менее это защита от нападения совершенно другого класса. И это устроено совершенно не так. И пытаться перенести это на украинскую территорию, воспроизвести это для Украины… Во-первых, даже если бы сегодня было принято такое решение, то результат образовался бы через много-много месяцев, а может быть, и лет. И стоило бы совершенно громадных денег. А главное, был бы чрезвычайно неэффективен и против этих иранских дронов, и против всякого такого, чем сегодня Украину обстреливает российская армия. Поэтому это совершенно неэффективное было бы решение.

И абсолютно правильно, что израильское руководство не пошло по линии какой-то дешевой пропаганды. Можно было бы сказать: «Да, конечно, мы сейчас дадим, сейчас все поставим, все будет хорошо», а в действительно это все не имело бы никакого значения.

О. БЫЧКОВА: Но и не надо забывать, что эта дешевая пропаганда имеет две стороны. Потому что «Железный купол» – это слишком драгоценная для Израиля вещь с точки зрения защиты. И понятно, что с точки зрения вооружений Израилю, в общем, есть что предложить другого.

С. ПАРХОМЕНКО: И с точки зрения разведки. Тут еще один эффект, что Израиль очень не хотел бы, чтобы устройство этого «Железного купола», который является одним из самых больших и самых важных израильских секретов на сегодня, чтобы устройство и технологические характеристики этого «Железного купола» и всякие коды, которые при этом используются, и система управления этим «Железным куполом», которая, собственно, самое важное…

Вопрос даже не только в том, что там стреляет, а вопрос, как оно обнаруживает, как оно наводится, и почему оно попадает с такой высокой степенью эффективности. Вот этого всего им очень не хотелось бы. И для них было бы чрезвычайно важно это не выпустить из рук и не создать ситуацию, в которой это может попасть в какие-то чужие руки, кто-то может это изучить, и кто-то может это передать их главным врагам.

Мне кажется, что роль Израиля в этой ситуации могла бы быть другая. Израиль умеет иметь дело с Ираном. И на протяжении многих лет мы это наблюдали, что когда Израилю очень нужно, то он как-то Ирану устраивает разного рода веселую жизнь.

И мне кажется, что в нынешней ситуации помощь Израиля могла бы заключаться в том, чтобы устроить вот эту веселую жизнь Ирану. Например, в части производства этих самых дронов, в части производства тех ракет, о которых говорят, что Россия опять же там, в Иране, собирается закупить еще и некоторые классы ракет относительно небольших, но более современных, чем эти дроны деревянные.

Я думаю, что Израиль мог бы все это довольно серьезно осложнить, а может быть, и просто не допустить. И я лично ждал бы от Израиля вот такого решения. Мне кажется, что это гораздо более эффективное использование израильских усилий и израильских возможностей, и возможностей знаменитой израильской разведки, и всего прочего. Знаете, если у нас есть микроскоп, то хорошо бы им не гвозди забивать, а рассматривать что-нибудь чрезвычайно важное в этот микроскоп. Вот в этом смысле, по-моему, с Ираном правильнее так.

Но в это во все, конечно, вмешивается еще и политическая сторона дела. В Израиле вот-вот начнутся, произойдут выборы. Выборы чрезвычайно важные. И есть шанс возвращения к власти предыдущей политической коалиции во главе с Нетаньяху, которая придерживалась гораздо более мягких взглядов в отношении России и вот этого свихнувшегося российского диктатора. Я надеюсь, что этого не произойдет. Но опасность такая действительно существует. И Израиль живет ожиданием этих выборов. И от них действительно многое зависит.

Хотя мне кажется, что Израиль, будучи цивилизованным государством, умеет отличать агрессора от жертвы агрессии и умеет отличать захватническую войну от борьбы за свою собственную независимость и за выживание государства. И в этом смысле мы можем не беспокоиться о том, какую сторону Израиль в конечном итоге примет, на чьей стороне он окажется, и достаточно ли ясной будет его позиция. Израиль – участник международной системы цивилизованных отношений. Той самой системы, из которой Россия уже выпала, и из которой Россия медленно выезжает на лафете сегодня.

Меня спрашивают, существует ли вероятность исключения России из Совета безопасности и так далее. Я много раз говорил, что да, на мой взгляд, такая вероятность весьма велика. И я думаю, что Россия обнаружит себя не только за пределами Совета безопасности, но, вполне вероятно, и за пределами ООН и целого ряда других крупнейших, влиятельнейших мировых политических организаций. Правда, достаточно часто для этого придется радикально изменить их уставы, потому что в рамках сегодняшней процедуры это сделать невозможно.

В частности, с Советом безопасности ничего сделать нельзя. Но можно переучредить Совет безопасности, можно на его месте образовать какой-то другой орган уже без России, выдернуть из-под России этот стул. И я не сомневаюсь, что рано или поздно это будет сделано.

О. БЫЧКОВА: Это может произойти с учетом всех разговоров о неэффективности этих международных институтов, Организации Объединенных Наций и так далее.

С. ПАРХОМЕНКО: Израиль не находится в таком положении. Израиль как раз очень внимательно следит за тем, какое место он занимает в мировом политическом сообществе, и каким авторитетом он пользуется. И в этом смысле можно не ждать от него никаких серьезных изменений позиции.

Раз мы заговорили про выборы, давай скажем несколько слов еще и об американских выборах, которые тоже, в общем, не за горами. По-моему, 8 ноября. А нас на дворе что? 19-е. Собственно, что там осталось: 20 дней, 3 недели. Да, это будут достаточно сложные выборы для байденовской администрации, для Демократической партии. Есть большой риск, что они потеряют контроль над Сенатом. Есть большой риск, что они потеряют контроль даже над Палатой представителей. Это создаст достаточно сложную ситуацию в целом политическую для администрации Байдена. Но я думаю, что это не повлияет сильно на позицию Соединенных Штатов в отношении Украины.

Мы можем с вами убедиться, что огромное большинство решений, касающихся помощи Украине, поставок в Украину, финансирования этих поставок и так далее, принималось двупартийным способом, принималось, в общем, более или менее консенсусом.

Помните, находился какой-то там один сенатор, который вдруг говорил: «Нет, я требую все-таки обсуждения». И все ужасно злились на него и говорили, что вот, собственно, козел, из-за него придется потерять несколько дней на обсуждение. И теряли несколько дней на обсуждение. Но это никаким образом не ставило под сомнение сам факт дальнейшего решения. Всем было понятно, что решение будет принято, но просто придется провести его по какой-то полной, а не сокращенной, ускоренной процедуре. И то это всех очень раздражало.

Я не думаю, что радикально, даже в случае изменения контроля, изменения состава в Сенате и в Палате представителей… А нужно же понимать, что такое изменение контроля и там, и там. Это не то что состав сменился, вот было 100 сенаторов таких, а стало 100 сенаторов других. Нет. Баланс меняется там на 1-2-3 места, и, в общем, вот это деление на две партии сохраняется и в одном, и в другом случае. Довольно тесно это происходит, довольно небольшой перепад. Поэтому всегда найдется достаточно количество людей из обеих партий, которые поддержат это решение.

Кроме того, вступает в силу важнейшее решение – решение о ленд-лизе, которое вообще позволяет американскому президенту без всякого участия Конгресса, без участия Сената и Палаты представителей принимать практические решения о поставках, о передаче разного рода военного имущества, об оказании разного рода помощи в больших, широких рамках, которые принимаются другими законами и которые, конечно, будут приниматься и дальше.

О. БЫЧКОВА: А когда оно вступает в силу, напомни?

С. ПАРХОМЕНКО: Мне кажется, что 1 декабря. Не помню точного числа. Но, в общем, еще в этом году оно вступает. Так что вот-вот это произойдет. В общем, все с этим будет в порядке. Я думаю, что Соединенные Штаты совершенно очевидно, на чьей стороне в этой ситуации они находятся. Понятно, почему они находятся в этой ситуации. И изменение какой-то политики, оттого что там вдруг появится несколько других сенаторов или несколько других конгрессменов, не следует ожидать. Так что политика, конечно, в этом во всем играет свою роль.

Про Италию еще говорят, что вот там объявил о каком-то своем замирении Берлускони. Но Берлускони – политик, несомненно, далеко прошедший свои лучшие времена. Партия его на последних выборах выступила довольно слабо. Влияния большого он на итальянскую политику не оказывает. Человек он достаточно смехотворный в последнее время. Так что ничего особенно серьезного там не произойдет, а новое вот это вот довольно сильно правое итальянское руководство уже многократно тоже доказало, как оно относится к этой войне, кого в этой войне оно считает агрессором, а кого считает жертвой.

Так что люди, которые рассчитывают на то, что Украина сейчас останется одна, что ее все побросают, и как-то все немедленно захотят ее затолкать в переговоры и так далее, могут на это не рассчитывать. Тем более, что история с энергетическим кризисом, с замораживаем Европы и всяким таким, она, конечно, осталась позади. Европе удалось довольно эффективно подготовиться к этому сезону. Я думаю, что зима пройдет относительно благополучно.

Хотя понятно, что для европейских политиков это будет непростой момент, нужно будет работать со своим населением, нужно будет помогать им как-то к этому ко всему адаптироваться, нужно будет предлагать им разного рода компенсации. И я уверен, что большинство европейских правительств сегодня уже предусмотрели возможность помогать тем, кто пострадает. Это, во всяком случае, относится и к Германии.

Потому что вопрос не только в том, что людям будет холодно в квартирах или холоднее, чем обычно. Люди раньше привыкли к 20-21 градусу у себя в квартире, а теперь им придется жить при 18, например. Это с непривычки может показаться довольно прохладным. Приходится надевать свитер или заматывать горло шарфом и спать под толстым одеялом. Но, помимо этого, конечно, эта ситуация влияет на разного рода бизнесы, на всякую мелку розничную торговлю, на сферу обслуживания и так далее.

Требуется поддержка государства. Будет эта поддержка государства. И никто Украину одну не оставит. Если на это рассчитывают в Кремле, то зря это делают.

О. БЫЧКОВА: Тут еще есть группа вопросов, связанных с двумя действующими лицами. Одного из них зовут Сергей Собянин, другого зовут Илон Маск. Давай сейчас продолжим, наверное, пока про Илона Маска, если ты уже говоришь о внешнем мире.

С. ПАРХОМЕНКО: Я не стал бы преувеличивать, что вот Илон Маск… Там уже говорят, он продался Путину.

О. БЫЧКОВА: Тут его ругают как путинского посланца.

С. ПАРХОМЕНКО: Он вообще путинский агент и всякое такое. Нет, он не агент. Он поручик Ржевский. И мы, в общем, про него это знали. Знаете основной принцип поручика Ржевского? Поручик Ржевский подходит на балу к даме и говорит: «Мадам, разрешите вам…»

О. БЫЧКОВА: Ой…

С. ПАРХОМЕНКО: Ну, из анекдота слова не выкинешь.

О. БЫЧКОВА: Не надо нам таких анекдотов.

С. ПАРХОМЕНКО: Чаще всего он получает по морде. Но иногда, в редких случаях удается и впендюривать. Вот примерно это же происходит с Илоном Маском, который сделал попытку.

О. БЫЧКОВА: Но мы его любим не за это, между прочим.

С. ПАРХОМЕНКО: А вдруг прокатит, а вдруг получится. Любим мы его не за это. Мы его любим за то, что он на самом деле оказал Украине большую помощь, реальную, практическую. Эти его «Старлинки», эта его система непосредственного доступа к интернету, минуя всех на свете провайдеров и все наземные системы непосредственного доступа к интернету, очень помогает украинской армии, а в некоторых случаях и украинскому населению. И большое ему за это спасибо.

Он в какой-то момент попытался содрать немножечко денег с американского Министерства обороны. Не получилось. Ну, не получилось и не получилось. Как-то не прокатило. Ну, бывает. Ничего страшного. При этом, конечно, он там решал какие-то еще свои проблемы. Ему надо было отвлекать внимание от каких-то неурядиц, связанных с его компанией и так далее.

Он человек довольно изобретательный и человек, надо сказать, совершенно беспринципный, человек, который как-то действует исходя из сиюминутной целесообразности и делает это, надо заметить, очень эффективно. Потому что, видите, это он Илон Маск, а не мы. Это мы обсуждаем его действия, а не он – наши. И в некотором роде он доказал, что он представляет из себя что-то выдающееся.

О. БЫЧКОВА: Не, слушай, он представляет из себя что-то выдающееся, потому что все равно технологическое все это визионерство и невероятные проекты, которые он…

С. ПАРХОМЕНКО: Ну да. На Марс он полетит или запустит ракету раньше, чем мы с вами это сделаем. Поэтому давайте относиться к нему с уважением.

О. БЫЧКОВА: Раньше, чем кто-либо это сделает.

С. ПАРХОМЕНКО: Конечно. Скорее всего, да. Давайте относиться к нему с уважением. Давайте относиться в некотором роде с юмором к этим его попыткам на ходу чего-нибудь еще щелкнуть с Министерства обороны. Ну, не щелкнулось. Но я абсолютно уверен, что поставки его будут продолжаться, и помощь его будет продолжаться, и он будет продолжать это финансировать. Суммы, о которых идет речь, для него не очень принципиальны. Он может себе эти миллионы долларов и даже сотни миллионов долларов, а речь идет об этом, позволить и будете себе это позволять. Так что не надо здесь думать.

Я думаю, что найдется еще целый ряд разных бизнесменов. Вот там говорят о лидере одного из американских инвестиционных фондов, который тоже выступил с какими-то нелепыми мирными инициативами. Да, понятно, что люди будут пытаться на этом тоже заработать. Относитесь к этому философски.

Да, в разных ситуациях люди относятся к этому по-разному. Надо сказать, что околопутинские олигархи делают это гораздо эффективнее в этом смысле и грабят свою собственную страну, которая ведет эту захватническую войну, гораздо более беззастенчиво. И в данном случае это, может быть, и хорошо. Гораздо более беззастенчиво, чем их американские и европейские коллеги.

Вы думаете, что они не заработают на ремонте Керченского моста? Да обязательно заработают. Вы думаете, что они не воруют на поставках в армию? Да конечно воруют. Вы думаете, что вот эта вот битва вокруг разного рода армейского командования – Шойгу и всех остальных – не связана с тем, что кто-то тем временем пытается заработать на поставках в армию: на продовольствии в армию, на обмундировании в армию и на все остальное? Да конечно связана.

Эти люди пытаются щелкнуть на ходу. Вот ровно тоже играют поручика Ржевского, но только гораздо, гораздо, гораздо более эффективно в этом смысле, чем Илон Маск, потому что вместе с ними играет и диктатор и позволяет им это делать, и поощряет это во многом, потому что видит в этом залог лояльности самому себе.

О. БЫЧКОВА: И вот про лояльность как раз. Вся эта история, все это обсуждение заявления Сергея Собянина недавнего о том, что в Москве закончилась мобилизация. Все сразу начали говорить, писать в смысле и комментировать, не является ли это признаком какого-то раскола в самом верху, не является ли это признаком создания каких-то особых позиций, коалиций тоже вот там. И вообще признаком чего это является?

С. ПАРХОМЕНКО: Я не думаю, что это, конечно, является каким-нибудь там расколом или чем-то еще. Нет, не является. Я здесь вспомнил бы и сравнил бы это, и убедился бы, что это ровно то же самое или, во всяком случае, что-то очень похожее на то, что происходило во время эпидемии.

Вот знаете, бывает зона рискованного земледелия, а бывает зона рискованного политического управления. К таким зонам рискованным относятся в России большие города, прежде всего Москва и Санкт-Петербург, и прилегающие к ним области. Особенно Московская область, которая, в общем, несильно уже отличается по своим политическим настроениям и разного рода политическому окрасу от Москвы, поэтому довольно часто следует вслед за Москвой.

Вспомните, как это было во время эпидемии, когда вдруг объявляли, что у нас в Москве эпидемия кончилась. Вот она была, а вот ее уже нету. И уже маски можно не носить. И уже можно открыть все рестораны, уже можно везде бывать толпой и кучей, уже можно не соблюдать этого и того и выходить из дома, и можно открыть то и се. И как-то все у нас в Москве в полном порядке. Бац, больше нет эпидемии. Отчего это? А чтобы не напрягались. Потому что ущерб от того, что эпидемия эта начинает распространяться в Москве с еще большей силой, считается меньшим, чем теоретический ущерб от того, что люди будут недовольны.

Так и тут. В конце концов, пусть мы не доберем какое-то количество людей, вот этого мяса для этих мобилизованных толп, но зато все-таки удержимся от какого-то серьезного недовольства, которое, несомненно, именно в Москве в той среде, которая я не скажу, более образована – более информирована, более нахватана, в среде, где более плотные социальные связи, где люди чаще, гуще участвуют в разного рода общении, в разного рода социальных структурах, социальных сетях в разном смысле этого слова, люди, которые общаются одновременно и как соседи, и как соученики, и как коллеги, и как участники каких-то групп по интересам и так далее и так далее. И настроения распространяются очень быстро.

И как-то совершенно очевидно было, что постепенно происходит нечто чрезвычайно важное: люди начинают понимать, что эта война их касается. Потому что ответ на вопрос о том, как же так произошло, что люди так покорно идут на эту войну, а жены этих мужчин так легкомысленно отправляют своих мужей, а матери – своих сыновей на эту войну, как же так, почему же они не боятся и так далее: потому что они не относились к этой войне серьезно, потому что они не верили, что эта война настоящая, что это та война, на которой убивают.

Им казалось и продолжает в ряде случаев казаться, что они отправляют своих мужчин на рыбалку, что это какие-то шутки и что их там ожидает нечто гораздо менее неприятное и гораздо менее опасное, чем столкновение с полицией или столкновение с военкоматом, или столкновение с каким-то разъяренным начальником, или что-нибудь еще. Вот тут действительно опасно. А на войне что там… Ну, война. Это только название «война», а на самом деле это не совсем война.

И вдруг выясняется, что совсем, выясняется, что это настоящая война, на этой войне действительно убивают, с этой войны действительно привозят куски обгорелого мяса в целлофановых пакетах. И вот это открытие постепенно охватывает людей, и с этим нужно что-то делать.

Вот с этим Собянин нечто и сделал. Абсолютно уверен, что он это сделал по согласованию с верхом. Другое дело, что он достаточно умен, чтобы этого согласования добиться. Это факт. Среди тех губернаторов или глав регионов, которые существуют сейчас, достаточное количество дуболомов, которые не будут пытаться этого делать, которые сидят тихонько, вжав голову в плечи, и вообще боятся, что о них лишний раз вспомнят, а не то что утруждают свое начальство какими-то сложными и, возможно, даже неприятными разговорами.

Собянин оказался достаточно эффективен и достаточно политически целеустремлен, для того чтобы пойти и организовать эту договоренность, организовать эту льготу для себя: «Давайте я прекращу или, во всяком случае, объявлю о прекращении мобилизации».

Кстати, надо обратить внимание, что технически это ничего серьезно не меняет. В сущности, по-прежнему сегодня любого человека могут загрести, вытащить откуда угодно и отправить на фронт.

На самом деле, любой военком в этой ситуации имеет возможность сказать: «Да я знать не знаю, кто такой этот ваш Собянин. У меня приказ с другой стороны. Я подчиняюсь Министерству обороны (или я подчиняюсь правительству, администрации президента). Кто такой этот ваш Собянин? Он вам что-то обещал, ну вот вы у него и спросите. А у нас сейчас добор (или у нас вторая волна, или у нас специальный приказ пришел, у нас месячник собирания таких-то специалистов)». Запросто могут это организовать. И никакой Собянин этого не остановит. Так что эта вещь скорее психологическая, скорее пропагандистская.

И вот тут появляется один очень важный элемент. В оставшиеся пару минут я про это скажу. Я рекомендовал бы обратить внимание на заявление, которое Собянин при этом сделал, и на ту интонацию, с которой он говорит об уже мобилизованных. Вот это, на самом деле, достаточно серьезный поступок, потому что он говорит о них как о людях, попавших в беду, как о людях, попавших в тяжелую жизненную ситуацию.

О. БЫЧКОВА: За которых мы переживаем, да.

С. ПАРХОМЕНКО: Да. Я не знаю, что он там чувствует на самом деле, но он считает нужным продемонстрировать свое сочувствие, свое, не побоюсь даже этого слова, горе по этому поводу и говорит, что мы вас не бросим, мы вас не оставим, мы вам поможем, мы как-то будем об этом заботиться и о вас заботиться и так далее. Это совершенно расходится с официальной позицией. Но это в том поле, в котором он чувствует себя самостоятельным. Это то, что он решил, он может себе позволить, может в таком тоне высказаться о тех, кто отправился на фронт.

И он это делает потому, что он все-таки сам или при помощи тех людей, которые его консультируют, понимает, с кем он имеет дело: все-таки с более продвинутым населением, с населением, которое начинает о чем-то задумываться, начинает о чем-то догадываться. И ему в этой ситуации не хочется оказаться в таком положении, в котором был… Может быть, вы видели этот ролик совершенно свихнувшегося Миллера (газпромовский начальник), который с какой-то невероятно кривой, идиотской улыбкой говорил, что мы всех согреем, и мы всех газифицируем, мы войдем в этот сезон…ха-ха-ха. Вдруг оказался какой-то идиотский клоун.

Вот я думаю, что, глядя на это, Собянин как-то передергивает плечами и говорит: «Боже мой, ужас какой. Вот не дай бог как-то оказаться в этой позиции, чтобы обо мне вот так разговаривали». Поэтому он выбирает другую интонацию. Он все-таки политик. И он рассчитывает, что есть какое-то будущее. Запомним это. Это имеет значение. Не так много в России политиков, которые задумываются о том, что им что-то еще предстоит после этой войны. Мы можем констатировать, что Собянин – один из них.

Вот и все для начала. Ничего больше. Никуда дальше. Ничего такого особенного. Но все-таки у нас есть человек, про которого мы можем говорить: «Он думает о том, что будет дальше». Пока он совершенно лоялен, пока он очень аккуратен, пока он находится в сговоре, пока он исполняет команды, пока он проторивает дорогу, по которой движутся другие. Например, губернатор Московской области, который немедленно собезьянничал и проделал то же самое. Но тем не менее некоторые намеки на потом… Помните этот анекдот: «Бабушка сказала, это – на потом». Вот это про Собянина, да.

О. БЫЧКОВА: Помним. Это был «Живой гвоздь». Спасибо большое. Спасибо всем, кто нам писал и задавал вопросы. Продолжайте, пожалуйста, это делать. И лайки успейте, пожалуйста, поставить как можно больше. Пока.

С. ПАРХОМЕНКО: Спасибо.