«Навигатор» с Дмитрием Быковым: Путин сбежал от Курска к Кадырову. Срочники уже на фронте. Народ взбунтуется. Осенью перелом
У меня есть ощущение, ощущение абсолютно иррациональное, что на этой неделе российская власть, долго державшая паузу, сделает какую-то чудовищную мерзость. Эта мерзость будет, конечно, направлена и на собственное население, и в огромной степени на Украину. Я не думаю, что это будет вот прямо сразу тактический ядерный удар. Но это будет какое-то масштабное зверство…
Подписаться на «Ходорковский live»
Купить книги Дмитрия Быкова на сайте «Эхо книги»
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: Среда, 17 часов. Как обычно в это время, программа «Навигатор» выходит на канале «Ходорковский LIVE». Во-первых, я поздравляю всех наших зрителей и себя тоже с этим поздравляю – 2,5 миллиона подписчиков у нас. Вчера мы преодолели эту планку. Это очень круто. Спасибо вам. Не уставайте комментировать, лайкать, подписывайтесь на канал, если вы не подписаны. Прямо сейчас перейдем к беседе с Дмитрием Быковым. Приветствую вас, Дмитрий Львович.
Д. БЫКОВ: Здравствуйте, Ренат. Здравствуйте все.
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: «Принесите-ка мне, звери, ваших детушек, я сегодня их за ужином скушаю» – это Александр Роднянский процитировал «Тараканище» Чуковского у себя в Инстаграме. И знаете, я прочитал его пост, стало мне довольно-таки жутковато, потому что действительно ведь Тараканище. Роднянский пишет про слова чеченского генерала Апти Алаудинова, который внезапно стал главным спикером событий в Курской области. И Алаудинов прямо заявил, что зачем еще стране нужны солдаты-срочники, если не для того, чтобы умереть?
А. Алаудинов: «Я в последний период наблюдаю такую картину: всхлипы, всплески по поводу того, что срочники вообще не должны воевать и вообще почему они даже находятся в Курской области. У меня вообще встает к вам один вопрос: а зачем вы и ваши дети нужны этой стране?»
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: Как вам кажется, принесут детушек Тараканищу?
Д. БЫКОВ: Во-первых, России предстоит тяжелое мероприятие – официальное признание того, что срочники введены в боевые действия. В конце концов, Владимир Путин только на протяжении этого года, насколько я помню, трижды говорил, что срочники не участвуют в боевых действиях и не планируется их участие. Следовательно, поскольку факты их участия документированы и оно массово, и более того, об их участии рассказывает не украинская пропаганда, а, например, представители курской администрации, которые встретили их заблудившимися в лесу с двумя рожками от автоматов и это все, я думаю, что после таких заявлений делать вид, будто ничего не происходит, уже нельзя. Значит, придется это признавать вслух.
Теперь второй вопрос, чрезвычайно сложный: в какой степени можно ожидать реакции солдатских матерей? Надо сказать, что последние всплески такой реакции зафиксированы были в конце 90-х, во время чеченских, как говорят сейчас, событий, происшествий.
– «Вы срочники, да?»
– «Да».
– «А как вы сюда попали?»
– «Забрали».
– «С какого времени вы здесь? Ребята, тише!»
Чтобы в последнее время, во время украинской войны, голоса жен и матерей звучали громко, такого не было. Максимум, что мы видели – это протесты на коленях перед приемной Министерства обороны, да и то к ним вышел, в общем, абсолютно беспомощный чиновник, ничего не решающий.
– «Мы просим вас, что вызвали нам министра обороны. Ну сил правда уже нет. Почему наши мужчины должны воевать? У нас мальчики там молодые, юные гибнут».
Так что я не уверен, грубо говоря, что у нас есть какой-то шанс увидеть протесты матерей. Тем более, что ситуация – вот здесь уже в пору применить неприличное слово «экзистенциальный» – ситуация гораздо более жестокая, я бы сказал, пограничная. И не только потому, что события происходят на границе. Сегодня Украина захватывает, уверенно захватывает – я предупреждал вас, что нам будет о чем поговорить в сегодняшнем эфире, есть о чем поговорить – окружает все большую группировку, захватывает все большую территорию.
Как вы понимаете, говорить об этом с радостью не получается. И не из страха, что где-то там Россия отреагирует. А просто потому, что когда захватывают твою землю, далеко уже не твою, но ты на ней когда-то родился, это вызывает неоднозначные оценки. Мы понимаем, что это справедливая война. Мы понимаем, что это легитимно со стороны Украины, мы понимаем. Мы понимаем, что это легитимные абсолютно ответы на то, что творила Россия в Украине. И, кстати говоря, ничего подобного Украина на российской территории не делает. Ни Бучу, ни Мариуполь мы не наблюдаем. Но тем не менее, что говорить, однозначно радоваться этому не получается.
Когда срочникам приходится реально воевать и реально воевать на своей земле, как бы защищая ее, в этих условиях выступления народных масс или выступления матерей сколь угодно невинное будет приравниваться автоматически к предательству. Поэтому, скорее всего, никаких перемен в антивоенных действиях российского населения мы в ближайшее время не увидим. А вот перемену в настроениях увидим. И даже не потому, что допустили это вторжение, что пропустили действительно украинцев на территорию Курской области. В конце концов, Владимир Путин сам уничтожил границу, развязав вторжение. Границы нет. Границы империи, как мы знаем, не заканчиваются нигде.
Другое дело, это поведение в условиях агрессии. Когда я недавно прочел, что Владимир Путин вылетел в Курск, я подумал, вот наконец-то с его стороны ход, который никак не получается осудить. А это шутка была. Он не в Курск вылетел, а в Баку, где, видимо, у России сейчас более важные, более критические задачи.
То, что во время агрессии – назовем это агрессией, как называют пропагандисты – президент страны едет не в Курск поддержать его население… Он и в Беслан-то приехал, как вы помните, он сейчас тут каялся на могилах бесланских детей, крестясь на коленях, он ведь и в Беслан приехал тогда, когда все уже закончилось, в общем, не тогда, когда он был там нужен, когда его присутствие могло оказаться решающим.
Он и в Курск, вероятно, приедет после того, как Курск будет вбит в Средневековье, как Курск будет до половины срыт. Не дай бог, конечно. Я очень этого не желал бы. Причем срыт именно отечественными войсками. Это их стиль ведения войны. Я, честно говоря, вот этого совершенно не понимаю.
Зеленский, который приезжал на передний край, при том, что охрана Зеленского, мы знаем, поставлена все-таки значительно слабее, у него столько народу просто нет, как у Владимира Путина, да и денег, я думаю, столько нет на личную безопасность. После того, как Зеленский не покинул Киев и делал селфи с Банковой во время обстрелов города, после того, как Зеленский приезжал раздать награды на передний край, после этого Владимир Путин вот едет сейчас в Баку, где у нас, видимо, пролегает главный фронт нефтяной. Как это назвать? Если это не предательство собственного народа, то я уж и не знаю, что тогда предательство.
В конце концов, обычно агрессора оправдывали, ну косвенно оправдывали в веках, хотя бы тем, что у него было какое-никакое личное мужество. А что касается российской власти, ее пребывание на переднем крае не зафиксировано ни во время Второй мировой, хотя легенды такие были, Сталин не слетал даже в поверженный Берлин, вопреки фильму «Падение Берлина», соответственно, ни во время украинской войны. Вот здесь, мне кажется, это вызовет протесты нешуточные.
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: Раз уж вы заговорили о том, чем занимался Владимир Путин, я тут себе выписал на листочке, отдельно хочу зрителям нашим озвучить, чтобы было понимание того, чем занимался российский президент, пока захватывалась Курская область. Он 13 августа встретился с главой Палестины, заявил о гуманитарной катастрофе в регионе, 14-го – с временным губернатором Калининграда, 15-го у него был очень важный разговор с президентом Узбекистана, 19-го – вот посещение Азербайджана и покатался в автомобиле с Алиевым, ну и вот накануне посмотрел грушевые сады в Кабардино-Балкарии.
И удивительно, что за эти семь дней он не сделал ни одного заявления про события в Курской области. А, собственно, эти события событиями в Курской области, бои с ВСУ, он назвал последний раз 8 дней назад. Вот удивительно, конечно. Медведев тоже ничего не пишет. Белоусов, министр обороны, не делает никаких официальных заявлений. Им страшно просто?
Д. БЫКОВ: С одной стороны, им нечего сказать. А с другой, такую тактику мы с вами можем легко объяснить. Это же тоже своего рода пиар. Ничего не происходит. Какие-то войска, не представляющие для нас никакой угрозы, окружили какую-то нашу группировку, оторвали какую-то часть нашей территории. Территорий у нас много. Дойдут до Орла, не дай бог, конечно, ну подумаешь, господи, где тот Орел. Мы же много раз говорили, что России не жалко ни денег на войну, ни территории, ни людей. Всего этого очень много. Это такое, как назывался один немецкий роман «Бедный расточитель», когда расточают, не сознавая бедности, не понимая, как на самом деле всего этого осталось мало.
Владимир Путин убежден, что у него есть три бесконечных ресурса: ресурс людской, ресурс территориальный и кредит доверия народа к нему просто по причине полной безальтернативности. Ну на кого ставить-то? Навального нет. Значит, насчет ресурса людей, пожалуй, он прав. Людей действительно вбили в то состояние, когда для спасения своей жизни они не пошевелят пальцем. И кроме того, русской тюрьмы они боятся больше, чем смерти.
Я вот ношусь сейчас с идеей отмены тюрем в будущей России. Когда государство чем-нибудь, какой-нибудь институцией очень злоупотребляет, как Германия армией, как Япония армией, она этой институции лишается. Мне кажется, Россия злоупотребила тюрьмами на протяжении своей истории так, что разрушить ее пенитенциарную систему, а опор лишить, а не реформу, уже, по-моему, жизненно необходимо. Тюрьмы боятся больше, чем войны, больше, чем смерти, больше, чем позора. Поэтому со стороны населения протеста не будет.
Со стороны, вероятно, территориальных утрат тоже, в общем, можно ничего особенного не бояться. Говорил же Александр I, что Россия может начаться с одной губернии, хоть с Камчатки. С потерей Москвы не потеряна Россия. Пропустить агрессора на свою территорию и потом разжаться, как гигантская пружина, если угодно, такое российское ноу-хау. И я, честно говоря, не вижу препятствий сегодня, чтобы дойти прямо до Москвы. Более того, многие в Москве будут делать селфи. Население переобувается очень быстро. Ну, а потом все покатится обратно. Это есть такие шансы. И ничего страшного.
Вот насчет кредита доверия. Он напрасно полагает, что этот ресурс бесконечен. Потому что российское население может схавать любую ложь. Да, в общем, любое население может схавать любую ложь. Что мы будем там эксклюзивно Россию обвинять? Некритично относятся к жизни практически везде. Сколько Трамп набрал на последнем интервью с Маском? И ничего, хавают. Чтобы, кстати, уравновесить, я скажу, и Байден врал порядочно. Это норма для руководителя. Если бы я руководил, я думаю, что говорить правду мне было бы чертовски затруднительно.
А вот насчет самоуважения, с этим у России всегда обстояло хорошо. И российское население привыкло, что оно народ, что его мнение главное, что мы академиев не кончали, но нутром чуем, нутряная чуйка на правду матку. И вот это безумное самоуважение – мы особые, мы духовные, у нас особый путь, мы противопоставлены гей-сообществу Запада, Гейропе, у нас даже обезьянья оспа не может быть, потому у нас традиционные ценности – вот это самоуважение в последнее время переживает удары все более болезненные.
Дело даже не в том, что Украина с такой легкостью производит свою интрузию, а прежде всего потому, что с этим населением не разговаривают. Вот все упрекали Гайдара: он не разговаривал с населением во время рыночных реформ. Владимир Путин вообще уже давно забыл, в отличие от всех деятелей 90-х, когда он последний раз общался с народом, а не с переодетыми представителями ФСБ. Если Владимир Путин так популярен, если его кредит доверия, если его рейтинг, как утверждает ВЦИОМ, 80%, что же он не приедет в Курск поговорить с простыми гражданами на улице?
Мне-то пишут эти люди из Курска. Они, слава тебе господи, знают мой адрес. Я получаю довольно много довольно любопытных текстов оттуда. И вот мне кажется, что если бы Владимир Путин приехал туда побеседовать, и не с подставными лицами, которых немедленно опознают в качестве бывших рыбаков или бывших моряков, а в качестве реальных людей, реально живущих и работающих, город продолжает работать, вот это был бы шаг. Но, видимо, рейтинг доверия таков, что Владимиру Путину сейчас опасно высунуться за пределы Баку или за пределы международной повестки. Поэтому мы ничего подобного и не видим.
И вот этот кредит, он не бесконечен, потому что русский народ, ну он так себя называет, население России очень любит, чтобы его уважали, чтобы ему кланялись, льстили, чтобы его обожествляли, называли богоносцем, принимали любые его решения, в самой его необразованности, общинном единстве и некоторой, прямо скажем, пещерности его сознания, до сих пор абсолютно языческого, видели бы какую-то абсолютную истину. А народ не любит неуважение. А то, что демонстрирует сегодня российская власть на всех уровнях – это или беспомощность, или неуважение, или, простите, откровенное наплевательство.
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: Вы знаете, мне по работе пришлось в последние дни поговорить с мамами срочников, которые оказались в Курской области. Причем смерть одного из призывников была подтверждена военкоматом на следующий день после моего разговора с мамой. И меня поразило знаете что? Они все говорят: «Ну Путин-то, наверное, не знает просто. Президент просто не знает. Вот мы пытаемся дозвониться до приемной. Нам говорят, что только в письменном виде обращения принимаются». И они винят военкомов, а Путина нет.
Поэтому, возможно, если он даже приедет на эту встречу с разъяренными мамами, все равно мамы всю вину будут возлагать не на него, по сути, единственного человека, на которого можно вину возлагать, а вот на этих каких-то отдельно взятых военкомов и даже не на генералов. Вот это меня поразило сильно.
Д. БЫКОВ: Понимаете, Ренат, вот я читал воспоминания Александра Гладкова о разговоре с Пастернаком в декабре 1941 года в Чистополе. Гладков тогда еще не отсидел. Гладков – это, если вы помните, завлит мейерхольдовского театра, которого посадили после войны. Тогда он был автор пьесы «Давным-давно», такой, можно сказать, поднятый на знамя человек. И вот он Пастернаку говорит: «Может быть, Сталин просто не знает». На что Пастернак ему с нехарактерной для него, в общем, твердостью ответил: «Если он не знает, это преступление худшее, чем если он бы знал».
То есть если допустить на секунду, что Владимир Путин действительно так заэкранен, так заслонен, так дезинформирован о происходящем в стране, то как называется президент, который так себя заэкранировал? Как называется человек, который до такой степени охраняет себя от любой объективной информации, не говоря уже об информации неприятной? Я думаю, что лидер, замкнувший на себя принятие всех решений, уничтоживший все институты и практически изолировавший себя от любых контактов с оппозицией, даже с умеренными советниками вроде Явлинского, такой человек просто не заслуживает права называться руководителем страны.
Ведь лидер – это все-таки довольно ответственное понятие. Лидер – это не тот, кому все молятся. Вот это надо помнить. Это не то, что Заболоцкий называл «свинцовый идол мой». Это не идол. Это именно человек, который пытается возглавить, возглавлять хоть как-то движение страны. Но поскольку нет движения, давайте уж назовем вещи своими именами, есть продвижение в Харьковской области, но это не движение в истории, то нету лидера, соответственно, то нету и человека – вот это очень принципиально – нет человека, который взял бы на себя ответственность за Россию.
А кто сегодня отвечает за то, что делает Россия? Народ? Народ никогда не был допущен к рычагам. Интеллигенция? Интеллигенция абсолютно деморализована и, в общем, в значительной степени деклассирована, а в значительной степени выдавлена или посажена. А власть, либо она пребывает в состоянии Дмитрия Анатольевича, то есть в состоянии перманентного делирия, происхождение которого мне не ясно, либо она пребывает в состоянии изоляции. Кто отвечает за страну, кто координирует происходящее? Апти Алаудивно? Но, простите, я его не выбирал, как никто его не выбирал из российского населения. Это невыборная должность.
Вот эта ситуация тотальной безответственности. А я вам могу сказать, кто это предсказывал. Я помню, пришел Искандер в «Общую газету», его позвал Яковлев, и его напрямую спросили, следует ли интеллигенции принимать участие в делах власти. Он сказал: «А больше некому. Кто есть сегодня в России, кроме интеллигенции? Пролетариат и крестьянство благополучно уничтожили. По сути дела, – вот эту ситуацию, эту формулу я запомнил дословно, – ситуация отказа интеллигенции от власти и отказа власти от любых консультантов – это ситуация постоянно усугубляющейся взаимной безответственности».
Вот мы живем сегодня в ситуации тотальной безответственности. С кого спросить за Россию? Мне кажется, не с кого.
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: Знаете, меня вот, к слову, о людях, которые пытаются возвышать голос от имени России, поразило заявление госпожи Нарочницкой, которую знаете вы, я думаю, хорошо. Причем она далеко не единственная, кто вот эту идею озвучивает – залить Курскую область напалмом, уничтожить тактическим ядерным оружием. И, в общем, фактически она перешутила шутку про «Путин бомбит Воронеж».
Н. Нарочницкая: «Я считаю, что нам необходимо после того, что случилось в последнюю неделю в Курской области, сделать такое возмездие, чтобы вот надо все, что там в Курск вошло, а там, по подсчетам военных, которые не афишируются, дивизия в целом, несколько бригад. Это непросто. Вот надо их окружить и уничтожить все, просто ковровым».
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: А как люди, которые там живут, как вам кажется, в Курской области, они это слышат? Власть их страны говорит: «Мы вас будем бомбить».
Д. БЫКОВ: Насколько я помню, даже ведущий попытался ее окоротить: «Не будем выдавать наши секретные планы». Этот ведущий, он работал когда-то на «Коммерсанте». Я забыл, кто это. Он долгое время считался приличным человеком, но сегодня его фамилия абсолютно вылетела у меня из головы. Вы не помните, вот с кем она была в диалоге, когда высказала свою знаменитую мысль про жечь Курскую область? Я забыл просто фамилию этого персонажа. Просто я не могу все держать в голове. У меня 20 студентов на каждом семинаре, я каждого должен помнить, а тут я буду помнить каких-то российских агентов информационных.
Но этот человек там, или не человек, но этот персонаж, когда с ней разговаривал, он попытался сбить как-то ее градус, сказать, что мы не будем озвучивать наши секретные планы относительно Курска, страшное дело.
И вот когда я на все это смотрю, я задаюсь одним вопросом. Простите, что я буду опять ванговать. Темпы расчеловечивания и российской власти, и российских спикеров, и, в общем, 90% людей, представленных в российском публичном поле, темпы этого расчеловечивания заставляют понять, что конструкция российской власти близка к обрушению как никогда. Это же ситуация ужасная. На одной седьмой, уже не одной шестой, но на одной седьмой части суши абсолютно непонятно, кто рулит. У всех пропагандистов разные версии происходящего. Кто-то называет это войной, кто-то не называет. У всех теоретиков разный подход к делу.
Власть молчит, и, видимо, она не просто молчит, а готовится. И, по всей вероятности, план удара тактическим ядерным оружием рассматривается. По крайней мере, мы предполагаем, что это одна из красных линий, которую нарисовал Запад.
Обрушение этой конструкции – это не вопрос десятилетий, как многие пессимистически заявляли, это даже не вопрос лет. На наших глазах происходит полное гниение, распад, расползание государственной ткани. Готовы ли мы к этому? Готов ли к этому мир? Готов ли хоть кто-то внутри России, не считая отдельных, вы знаете, командиров частных военных компаний, взять на себя ответственность за происходящее?
Ведь если такими темпами пойдет дальше и эта системная деградация, и эти действия Украины на российской территории, и эта готовность ко все большему уничтожению собственного населения, неважно какими, конвенциональными, неконвенциональными способами, если это так пойдет дальше, нам вот сейчас придется думать о том, что будет с Россией в будущем году.
Я совершенно не хочу, чтобы мне напоминали мой прогноз, что я буду встречать Новый год на «Эхе Москвы». Я его встречал на «Эхе Москвы», правда, в Тбилиси. Но я тогда давал 70% на это или больше. Сейчас, мне кажется, очевидно уже всем, что осенью этого года мы увидим роковые, необратимые, чудовищные по масштабу события. Кто к этому готов? Я думаю, что к этому не готова ни российская власть, ни российская оппозиция. И, в общем, единственная страна, которая сегодня готова, это Украина, и то, честно говоря, уверенности у меня нет.
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: Вы знаете, я по долгу службы вынужден читать патриотические Телеграм-канал и разного рода Z-блогеров.
Д. БЫКОВ: О, да. Понимаю вас хорошо.
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: Приходится, да. Не то чтобы мне это нравилось, но нужно. И там любопытная дискуссия такая началась: почему государство платит огромные гробовые, но не закупает на эти деньги необходимую военнослужащим технику? То есть буквально парни воюют без автоматов, вы тоже говорили про этих срочников, которых встретили фактически без портков, но зато, когда они умрут, их похоронят в золотых гробах. И такая получается тоже немножко искаженная российская реальность, когда мертвый в любом случае ценнее живого, даже если мы говорим про военнослужащего.
Д. БЫКОВ: Здесь вы задаете вопрос довольно страшный. Я об этом думал, не является ли тайной целью Владимира Путина масштабная утилизация населения. Я бы ввел в политологию один такой основополагающий принцип, не экономический, не социальный, а нравственный: любая власть стремится подогнать страну под себя, под свои масштабы. Сталин пытался ее заразить своей паранойей, Хрущев – своим волюнтаризмом, а Владимир Путин, отчетливо понимая масштаб своей личности, пытается российскую территорию и российское население минимизировать до своего уровня.
То есть, по всей видимости, он предполагает оставить людей, которые будут выкачивать нефть, оставить людей, которые будут охранять его лично и тех, кто выкачивает нефть, ну и газопровод, ну и территорию сократить до того масштаба. Вы же знаете масштаб заброшенной российской территории, российские северные города, которые после Абрамовича, по-моему, вообще никто ими не занимается. Иными словами, он пытается…
Тут же, кстати, еще и во Владивостоке произошло самоубийство Валентина Дубинина, одного из самых инициативных, самых талантливых людей, которые, не знаю, самоубийство или убийство, пока не ясно, которые занимались развитием Владивостока, развитием там молодежной политики. И произошло это убийство или самоубийство после выемки документов в его офисе. Вот как Дубинина не вспомнить, одного из тех людей, которые пытались, которые хотели любой ценой российское население активизировать, российскую территорию освоить? Видимо, Владимиру Путину все эти люди лишние.
По-моему, есть ощущение, что сколько бы народу ни погибло, это не пугает. Это воспринимается властью российской как такое, что ли, здоровое кровопускание. Никаких разговоров о сбережении народа, которые вел Солженицын, давно никто не ведет. По-моему, есть прямая установка на, во-первых, утилизацию всех пассионариев за счет сначала ДНР, потом войны, а потом есть установка на массовое сокращение самой трудоспособной и самой перспективной категории населения, а именно молодых, не только молодых мужчин, молодых женщин тоже.
И мне кажется, что следующей стадией этого является сокращение, полная редукция российского населения и российской территории до такого очень небольшого анклава, вооруженного ядерной ракетой. Это что-то вроде Северной Кореи, как территориально, так и морально, и обнесенное глухим забором. Ведь согласитесь, что управлять Северной Кореей, наводить там чистоту на улицах и идейность в народе гораздо проще, чем управлять Россией, которая слишком велика.
Значит, видимо, у нас будет огромное дикое поле, о судьбе которого тоже надо думать, а в центре его – небольшой такой кусок земли, Кремль плюс Жуковка, может быть, оставят Константиновский дворец в Ленинграде, обнесенный железным занавесом и вооруженный до зубов. Вот если представления Владимира Путина об идеальной России таковы, то, мне кажется, российскому населению пора подумать о самоспасении.
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: А ведь кажется, действительно, Российская Федерация существует исключительно в следующем виде. То есть есть какая-то абстрактная Россия, а есть просто Москва, VIP-поезд «Москва-Санкт-Петербург» и немножечко Петербурга с Константиновским дворцом. Вот это вот та Россия, которая в голове Путина существует, и остальная Россия, на которую Владимиру Путину, называя вещи своими именами, абсолютно наплевать. Но почему-то российское население все равно, если проблема, пишет Путину, мать пишет Путину в администрацию президента письмо, которое никогда не получит ответа, беженцы Курской области записывают Путину почему-то обращение, несмотря на то что Путин виноват в том, что они лишились домов. А Путин где-то живет в этом несуществующем золотом поезде, который курсирует из Жуковки в Константиновский дворец. Всё.
Д. БЫКОВ: Понимаете, Ренат, тут вопрос, когда мы в последний раз получали адекватную информацию о происходящем в стране? Последняя новость из Екатеринбурга… А, кстати, еще одна из столиц России, по крайней мере, потенциальная. Когда будет децентрализация этой территории, а это необходимо, потому что в централизованной стране, какой-нибудь пирамидальной жить совершенно некомфортно. Екатеринбург – один из смысловых центров, один из центров силы, простите за оккультный термин, российской территории. Последняя новость оттуда, что там запрещено выступление Галины Юзефович. А когда мы слышали из России какие-либо новости, не связанные а) с запретами, б) с мобилизациями и в) с арестами?
Мы знаем, что это страна, где регулярно кого-то арестовывают, в том числе во власти. Мы знаем, что это страна ужесточающихся приговоров. Мы знаем, что это страна, в которой практически ни одна инициатива не остается безнаказанной, даже если эта инициатива провластная. Но когда мы в последний раз получали новости из России, кроме Москвы?
Я избегаю словосочетания «провинциальная Россия», тут же скажут, что это высокомерие, да и потом, понимаете, «провинция» – это термин имперских времен, когда страна бешено расширяется. Провинциями называются рубежи этого расширения. Сегодня мы ни расширения, не освоения не видим. Поэтому в интеллектуальном смысле, кстати говоря, немосковские мыслители давно уже превзошли московских, они не так регламентированы.
Я даже допускаю, что внутри России возможно существование каких-то качественных театров с ненавязанным репертуаром, каких-то выступлений и фестивалей, не тотально идеологизированных и заорганизованных. А Россия за счет этого невнимания властей может оказаться более щелястым, более свободным пространством, как оно всегда бывало.
Но обратите внимание, что жизнь любой России, кроме правительства, мы давно о ней ничего не знаем. И сбываются слова Александра Проханова, говорившего, что история России – он это в положительном смысле говорил – это прежде всего история власти, история волшебного, прелестного, хрустального – он любит такие эпитеты – государства, которое построил российский народ.
Простите меня, но ведь смысл жизни российского народа, смысл жизни России вовсе не в создании государства, которое в России убого, некомпетентно и ничего не делает для народа. Не для того же, чтобы построить этот убогий, уродливый стержень, трудилось лучшее российское население. Ведь Россию во всем мире знают не благодаря ее государству и даже не благодаря автомату Калашникова, а все-таки благодаря ее культуре, единственному результату творчества масс. Потому что больше массы ничего не творили, ни институтов, ни голосований, ни каких-либо органов самоуправления. Ничего этого нет.
Единственное, куда канализировался талант страны, это культура. Она внушает сегодня, что есть только жизнь власти, о которой мы только что-то и знаем. И вот эта диспропорция чудовищная. Правильно говорил Никита Михалков в свое время: «Когда российские новости станут интересными, – говорил он в 1987 году, – тогда можно будет говорить о переменах». Жаль, что в 1987 году остались последние его достойные слова и поступки.
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: Раз уж вы сами заговорили про отмену выступления Галины Юзефович, я хочу вам вот такой вопрос задать, при всем уважении к Галине. А насколько адекватным вам кажется само по себе решение принимать участие в каких бы то ни было фестивалях, чтениях, выступлениях, круглых столах?
Д. БЫКОВ: Я уже написал о том, что, конечно, я полное ничтожество, я это признаю. Я никогда не влиял на литературный процесс. Как говорил Бродский, простите за аналогию, отсутствие мое большой дыры в пейзаже не сделало. Я понимаю, что для екатеринбуржцев выступление ведущего литературного критика критически, простите за выражение, важнее, чем выражение даже самого толстого поэта. А я очень толстый, уродливый человек. Мне об этом многие уже написали.
Но ведь проблема не в этом. Проблема в том, что, мне кажется, сегодня от участия в официальных мероприятиях российской власти и культуры можно бы и воздержаться. И дело не в том, что это белопальтовость. Я никогда не был замечен в особой белопальтовости, никогда не упрекал всех оставшихся в том, что они остались, не запрещал уехавшим есть блины и так далее. Мне кажется, что просто нарываться на унижение, когда тебя запрещают, когда тебе отказывают от дома, не нужно. Потому что кто ты ни есть, а в твоем лице унижена культура.
Ну зачем участвовать в мероприятии «Красная строка», которое организует мэрия Екатеринбурга, в том числе Комитет Екатеринбурга по делам молодежи? Я понимаю, когда мэром Екатеринбурга является Ройзман и он лично тебя приглашает. Но сегодня, в ситуации, когда сам Ройзман находится в положении, прямо скажем, полулегальном, сегодня, когда Екатеринбург, пусть протестный город, тем не менее никакой протестности не демонстрирует и спокойно относится к тому, что запретили выступление не только Галины Юзефович, но множества талантливых людей, зачем в этом участвовать? Я не вижу в этом смысла. Финансового интереса, насколько я понимаю, нет. И не такая я сволочь, чтобы все на свете объяснять корыстным интересом.
Мне вот тут написали, что Галина Юзефович строит мосты между разными слоями общества. Мне кажется, что взрывать мосты, что делает сейчас украинская армия, эта тактика более понятная. Зачем городить мосты? Хотя я совсем не одобряю окружение россиян, мне горько о них думать, я надеюсь, что предприняты будут меры для их спасения, но вместе с тем строительство мостов в ситуации, прямо скажем, военных действий между разными частями страны, в ситуации полного разобщения, когда одних натравливают изо всех сил на других и натравливают, между прочим, героев ваших одобрительно-критических публикаций.
Было время, я сам горячо поддерживал Захара Прилепина. Было время, Захар Прилепин фотографировался с Навальным. Было время, когда Захар Прилепин искал выгоду у либеральных авторов и покровительство у либеральных редакторов. Потом он понял, что плюшки толще на другой стороне. А ведь было время, когда он был адекватен, говорил адекватные вещи, талантливые.
То есть я просто к тому, что в ситуации, когда большая часть страны натравлена на меньшую, не следует наводить мосты. Как говорил Ильич, чтобы объединиться, надо размежеваться. А Ильич, по крайней мере, в революционной тактике понимал. Он был не очень хороший человек, но представления о тактике у него были верные.
Мне легче, потому что меня ни на какой сегодняшний фестиваль в России не пригласят. И мне кажется, простите меня за этот дикий, непристойный эгоцентризм, мне кажется, что для пристойного литературного критика выступать на фестивале, куда никогда не позовут ни Улицкую, ни Сорокина, ни вашего покорного слугу, ни Михаила Шишкина, не позвали бы покойного Кенжеева, мне кажется, что в этой ситуации как-то легитимизировать это своим присутствием не очень правильно. И не надо говорить, что вы таким образом способствуете гражданскому миру. Вы таким образом способствуете распространению гангрены на большую территорию.
При том, что сама Галина Юзефович вызывает у меня бесконечное уважение и благодарность, подчеркиваю, уважение и благодарность, и никогда я не брошу камня в человека, который искренне пытается быть культуртрегером даже в нацистской Германии. Камень не брошу, мимо пройду.
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: Про мосты хочу немножко поговорить, потому что удивительная новость, которая, как мне кажется, тоже является новостью про мосты. Это такой очень неожиданный и очень человечный поступок украинского журналиста Юрия Бутусова в военкомате города Суджи. Он сжег личные дела призывников, которые находятся в розыске за уклонение от службы, и написал следующее: «Поможем гражданам, которые не хотят воевать и умирать за Путина, не дают Путину себя убить, поможем этим разумным россиянам». Я вообще не ожидал от украинского журналиста такого поступка. Это же тоже про мосты.
Ю. Бутусов: «Список разумных людей. 110-ОР. Находящиеся в розыске вследствие уклонения от мероприятий, связанных с исполнением воинской обязанности. Допоможемо тем россиянам, яки сведоми».
Д. БЫКОВ: Украинская армия подчеркивает, а он, насколько я помню, в форме военной это произнес, украинская армия подчеркивает, что она пришла не завоевывать, а освобождать. Это правильная тактика. Если украинская армия воздержится от унижения российского населения на захваченной территории, можно ожидать того, что это население оценит, по крайней мере попытается сравнить поведение российской армии в Украине и украинской в России.
Уже появился анекдот. Вы же знаете, анекдоты появляются мгновенно. Вернулся курский срочник с войны, зашел в бар, спросил пива, а ему говорят: «100 гривен». Он от неожиданности аж унитаз выронил.
Простите и прости господи, я совершенно не хочу ни злорадствовать по этому поводу, ни тиражировать разговоры вечные о кражах и мародерстве, но мне кажется, что если такое сравнение будет в пользу украинской армии, то это сравнение рано или поздно сделает и население, ведь оно может сложить два и два. И кстати говоря, опросы в Курске показывают совсем неоднозначную реакцию на происходящее. Мне кажется, что у российской власти есть сегодня последний шанс выправить свой имидж, ну вот в эти дни. И мне кажется, что она не воспользуется этим шансом.
И более того, мне кажется, что все люди, оказавшиеся под оккупацией, по крайней мере оказавшиеся на территории, занятой Украиной, станут жертвами репрессий. В том числе те призывники, те уклонисты, дела которых сжег Юрий Бутусов. Сегодня виновным будет не Юрий Бутусов, его надо сначала поймать, а вот этих призывников, которые всегда под рукой, обвинят в том, что он сжег их личные дела, хотя это делали не они.
Вы помните, что в России пребывание на оккупированной территории долгое время было главным грехом. Вы не могли устроиться ни на одну должность, не могли выехать за границу, в партию не могли вступить (сомнительная радость), если вы были на оккупированной территории. Сегодня отношение к тем, кто на оккупированной территории, напоминает примерно это.
Все время мне вспоминается повесть Симонова «Жена приехала» из цикла «Из записок Лопатина (Так называемая личная жизнь)». Помните, он приезжает в освобожденный город и говорит: «За что вы наказываете хлебопеков, которые в это время пекли хлеб?» А ему отвечает руководитель райкома, кстати, новоназначенный, потому что недавно приехал: «А почему они не застрелились? Ну действительно, а что они не застрелились-то все? Ходят к тебе…». Облегчить еще задачу по утилизации населения.
И вот это, а также отсутствие очередей в курские военкоматы – это, мне кажется, очень красноречиво говорит о сегодняшней ситуации в России. Когда придет освободитель, он не будет встречать активного сопротивления, а будет, как в известном тексте Солженицына «В круге первом», если погибать вместе с ними, то жги.
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: Вы заговорили про унитаз, который выпадает из рук курского срочника. Вы знаете, меня, конечно, поразили кадры, как бойцы батальона «Ахмат», того самого великого элитного батальона «Ахмат», занимаются мародерством на территории Курской области.
Ужасно прозвучу, я не оправдываю мародерство на территории Украины, но когда они у себя дома обворовывают магазины сотовой связи, у меня это совершенно никаким образом не укладывается в картину мира.
Д. БЫКОВ: Понимаете, Ренат, ведь и это все описано. Я понимаю, что вы имеете в виду разграбление мегафоновского центра в одном из курских поселков. Его сняли на камеру и, более того, идентифицировали этих грабителей. Тут, понимаете, все было. Программа «Новости в классике» постепенно расползается на все остальное публичное поле. Потому что как не вспомнить Маршака 1945 года?
Когда-то грабил ты, дружок,
Деревни Белоруссии,
А нынче грабишь ты, дружок,
Дома Восточной Пруссии…
В ответ раздался стекол звон
И хриплый голос Фрица:
– Я не могу, – воскликнул он,
Уже остановиться!
Понимаете, надо же иметь в виду, что люди, которые развращены полным беспределом в Украине, беспределом, за который давали ордена и звания гвардейцев, за доказанный садизм, когда эти люди возвращаются на территорию России, ну как-то смешно от них ожидать гуманизма, милосердия и тем более соблюдения законов войны.
Это же, понимаете, что происходит по большому счету. Люди, которые расчеловечиваются на войне, они опровергают давний советский штамп о том, что война способствует улучшению, исправлению нравов. Ничего подобного не происходит. Война загоняет реальные проблемы страны в подсознание, в безум. Война приводит к чудовищным нагноениям в национальном сознании.
Потому что как можно обсуждать сегодня российские проблемы? Сказать что-нибудь негативное – это уже предательство. И в результате возникает такая парадоксальная ситуация, когда вместо граждан элиты, как сказал Владимир Путин, нового российского государства воспитываются люди, готовые за любое несогласие, а мы видим тому свидетельства, об этом репортажи появляются регулярно, готовые за любое несогласие или недостаточную почтительность избить кого угодно где угодно. Они чувствуют себя в своем праве.
Не наводит ли нас это на мысль, что Россия давно уже оккупированная территория, только оккупирована она не украинцами?
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: Я хочу еще немножко про предлоги поговорить. Я тут задумался, не сам, натолкнули меня на эти рассуждения посты Ильи Бера, который автор «Проверено. Медиа». Он пишет про войну в Украине и войну с Украиной. И вот даже я все эти два с половиной года называл эту войну войной в Украине. А сейчас я понял, что это же тоже такой был нарратив пропаганды, что это война где-то там, что мы не с кем-то воюем, а где-то там воюем. Но сегодня же нельзя назвать эту войну войной в Украине, потому что это война с Украиной в России. А вот эти предлоги, они могут как-то эмоционально повлиять на восприятие войны?
Д. БЫКОВ: Думаю, что говорить о войне в России нам в ближайшее время придется много, так что надо привыкать. Я имею в виду не захваченные территории и не возможный удар возмездия, который украинской территории нанесет в случае обещанных массовых бомбежек или ракетных обстрелов центра принятия решений в Киеве.
Я думаю, война в России по большому счету идет. И здесь я согласен с Арестовичем, который всего лишь повторяет слова Олега Хлебникова о вечной холодной гражданской войне. Гражданская война в России идет. Она там маскируется. И некоторые люди предпочитают мосты наводить, хотя не очень понятно, как можно наводить мосты. Помните, как говорила Голда Меир: «Мы хотим с ними сосуществовать. Они хотят, чтобы нас не было. Я, признаться, не вижу здесь пространства для компромисса».
Гражданская война идет. Почитайте, что пишут про нас с вами. Почитайте, что пишут про Яшина, Кара-Мурзу и Пивоварова. Почитайте, что пишут про уехавших, в частности про уехавших артистов. Охлобыстин, я понимаю, конечно, его юродство, но договорился до того, что уехавшие артисты дезертировали, у них, оказывается, свой фронт, им надо ободрять и развлекать, а они гляди ж ты.
В общем, гражданская война в России – это факт. Война на территории Украины сместилась на свою, как это бывает всегда. И давайте не забывать о том, что у Ленина был такой лозунг «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую!». И она превратилась, без всякого Ленина, без его личной воли. Вообще говоря, любая война превращается в конце концов в войну против собственного народа.
И массовые репрессии 1946-1948 годов вплоть до 1953-го – это тоже форма гражданской войны. Давайте опять-таки называть вещи своими именами. Когда такое количество своего населения истребляется не за убеждения даже, а просто потому, что у правителя-параноика возникли подозрения насчет буржуазного национализма евреев, например, о чем тут говорить?
Гражданская война в России тлеет постоянно. Я, честно говоря, вот здесь не боюсь сказать, что я не знаю. Я не знаю, как можно ее остановить. Я не представляю, какое общее дело можно придумать сегодня для России, чудовищно и безобразно расколотой, тем более что власть сама расширяла, раскапывала этот разлом как только возможно, внушала, что вот есть враги народа, что есть иностранные агенты (поздравляю, кстати), что есть агенты мирового империализма. Сколько можно?
В такой стране город, расколотый сам по себе, не устоит. В Библии сказано, и это много раз подтверждалось. Никакого дела, кроме экспедиции на Марс, где, кстати, говорят, воду нашли, объединяющего, способного объединить Россию, я сегодня не вижу. Когда-то таким делом действительно был космический проект. Но сегодня мы, кажется, и в этом плане несколько поотстали.
Поэтому, если честно, никакого общенационального проекта, кроме отмены тюрем, я в сегодняшней России, простите уж, что я о своем, предложить не могу. Прежде всего потому, что я не знаю ни одного дела, которое для российского населения было бы общим. Мне кажется, даже бить инородцев сегодня уже сплотит не всех.
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: Раз вы заговорили про тюрьму. Мне кажется, что иногда мы, я про себя говорю, увлекаясь повесткой, забываем про важных героев. Я хочу немножко времени нашей программы этим героям уделить. Я прочитал письмо Жени Беркович из тюрьмы. Письмо очень тяжелое, потому что она пишет про то, что у нее кончились силы. Она фактически просит ей не писать. За Женю я очень переживаю. И вот как я хочу сформулировать, наверное, этот вопрос. Мы очень часто забываем про этих героев. Как не забывать? Как не забывать про Женю? Просто просыпаться и говорить себе в зеркало «сегодня не забывай про Женю, напиши письмо или скажи в эфире, произнеси в эфире фамилию, чтобы зрители тоже не забывали»?
Д. БЫКОВ: Она не пишет, что кончились силы. Она возражает человеку, который со своей позицией довольно подлым образом говорит, что она сидит в гуманных условиях. Она описала те условия, в которых она находится, что она давно не видела солнца более 40 секунд подряд. Это довольно страшное письмо действительно, потому что Женя Беркович все держится, а держаться можно неопределенно долго, пока ты не получаешь удара от своих, удара под дых от своих, которые говорят: «Да ну, собственно, у вас там условия человеческие». Помните, как говорили, что что-то там Яшин, Пивоваров, Кара-Мурза подозрительно хорошо выглядит, не похоже, что они сидели в пыточных условиях. В общем, подонков хватает. Это надо понимать.
И, конечно, надо написать Жене Беркович и, конечно, надо ее поддержать, елико возможно. Но при всем при этом важно помнить еще одну важную вещь. Женя Беркович – не простой заключенный, равно как и Светлана Петрийчук. Вот это элита. Элита не в финансовом и даже не в каком-то статусном смысле. Это просто лучший поэт России и лучший ее драматург. Иначе бы они не сидели.
Вот у нас критерием оценки является безошибочное чутье государства. Государство плохого писателя сажать не будет и запрещать не будет. А сидит не просто Женя Беркович, сидит человек, у которого отняли возможность работы, отняли возможность ставить ее блистательные спектакли, удостоенные, кстати, «Золотой маски» не один раз, и писать ее великие стихи, которые были голосом России с самого начала войны.
И в этой ситуации нельзя спокойно смотреть на то, как страна сама не стреляет себе в ногу, а отрубает себе руки, голову свою запирает в тюремную камеру, как страна будущее у себя отнимает. Потому что Беркович и Петрийчук – это не просто заключенные. Любого заключенного жалко, виноватого даже жалко, а уж невинного заключенного, каких в России подавляющее большинство, чудовищно жаль. Но дело в том, что это элита, это будущее страны, это те люди, которым предстоит вытаскивать ее из бездны, а когда-нибудь вытаскивать ее придется. И вот это должно быть, я думаю, самой главной головной болью не просто тюремщиков Беркович и Петрийчук, которые понимают, с кем они имеют дело, но всего населения России.
Я, впрочем, все равно знаю, что есть прямая зависимость между советским судом и Нобелевской премией. В случае Бродского, в случае Солженицына это подтвердили. Когда Нобелевскую премию будут вручать Беркович или пополам с Петрийчук, я буду очень радоваться, что это произошло. Думаю, что такой предлог у меня появится скоро.
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: Страшно, когда не успевают дожить до премии те люди, которые этих премий достойны. И просто хочу, чтобы еще одна фамилия прозвучала. Мы, по-моему, не обсуждали в наших эфирах Павла Кушнира. Вышла как раз просто в Германии книжка «Русская нарезка». Успели ее опубликовать вскоре после того, как музыкант очень талантливый умер в российской тюрьме. И только после того, как он умер, фактически мы стали о нем говорить. Он стал знаменит благодаря своей смерти. И от этого мне тоже жутко. И во многом себя я тоже обвиняю, в том, что только после смерти мы заговорили и я заговорил про него вслух.
Д. БЫКОВ: Я не знал о нем, пока он не умер. И это действительно мой грех. Но тут, видите, издание посмертное книги Павла Кушнира ему уже ничего не добавит, кроме, может быть, посмертного удовлетворения. Я все-таки верю в бессмертие души.
Мне кажется, что на большое количество читателей Кушниру все равно не стоит рассчитывать, потому что его книга – это такой постмодернистский коллаж, довольно интересный жанр, который на массовое внимание никогда рассчитывать не мог. Такое, своего рода, пропускание через решетку Кардано своих и чужих текстов. Но даже его беседы о музыке, гораздо более доступные, чем его проза, на большую аудиторию рассчитывать не могут.
Мне кажется, что нам уже пора оценивать людей не по масштабу их влияния, не по количеству подписчиков, не по количеству пришедших с ними прощаться, вообще не по массовости. Тут речь идет о том, что Кушнир прежде всего человек, объявивший сухую голодовку, человек, героически сопротивлявшийся своему неправосудному аресту и неправедным репрессию. Но репрессий правыми не бывают. Это героический борец. И скорбь по Кушниру должна бы, вообще-то, трансформироваться в конкретные действия, в кампании гражданского неповиновения. А это очень легко, это не требует героизма.
Давайте перечитаем Солженицына «Жить не по лжи!». Жить не по лжи, в общем, не трудно. Для этого достаточно не участвовать в том, что эта власть творит. А форм для этого множество. Форм, способов заявить о своем протесте – мирном протесте, не мирном, потом обсудим – чрезвычайно широкий спектр. Когда спрашивают: «Ну что вот нам делать?» Прежде всего не ходить на собрания, не посещать митинги, отвечать правду в соцопросах, проводить собственные мониторинги общественного мнения, писать правду. За писание стихов не убивают пока в России. То есть убивают, конечно, но можно же их публиковать в соцсетях под псевдонимом, анонимно, как угодно. В сегодняшнем мире есть масса способов не молчать.
Я не говорю даже «жить не по лжи», но просто не мараться в крови. А сколько народу не может избежать соблазна, не удерживается от доносов, не удерживается от восторженного подмахивания, когда происходит очередная мерзость. Ведь сколько добровольных осведомителей и добровольных восторгантов, уж простите меня за чудовищный неологизм. Ведь это так просто. На самом деле быть человеком – это не требует абсолютно никакой жертвы. И более того, это очень приятно – не так противно смотреть по утрам в зеркало.
Но я думаю, что сейчас как раз, вот именно сейчас, мы присутствуем при некоторых сдвигах. Да и по большому счету, говорить сейчас о способах гражданского протеста как-то уже несвоевременно, протестовать надо было раньше. Сейчас надо думать о том, что делать, когда эта система сколлапсирует. Сколлапсирует она скоро.
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: Ну и в завершение, как обычно, попрошу дать небольшой прогноз на ближайшую неделю. О чем будем говорить в следующую среду?
Д. БЫКОВ: Вот, понимаете, не могу. Потому что у меня есть ощущение, ощущение абсолютно иррациональное, что на этой неделе российская власть, долго державшая паузу, сделает какую-то чудовищную мерзость. Эта мерзость будет, конечно, направлена и на собственное население, и в огромной степени на Украину. Я не думаю, что это будет вот прямо сразу тактический ядерный удар. Но это будет какое-то масштабное зверство. Потому что обычно российская власть набирает в рот воды именно перед тем, как вот харкнуть кровью. Что это будет, я не знаю, но почему-то мне кажется, что через неделю нам будут представлены все доказательства того, что Владимир Путин утратил последние ограничения.
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: Благодарю вас. До встречи через неделю.
Д. БЫКОВ: Спасибо. Увидимся. Пока
Р. ДАВЛЕТГИЛЬДЕЕВ: Пока. В завершение совсем коротко хочу сказать, мы в начале программы обсудили с Дмитрием Львовичем Быковым визит Владимира Путина в Беслан, он побывал на кладбище, Кладбище ангелов. Впервые с 2008 года он посетил город, место самого страшного, наверное, теракта в истории России. В этом году – 20 лет. И, знаете, теракт забыт, память об этом теракте во многом стерта. Ну вот пять лет назад, благодаря Юрию Дудю, мы немножечко вспомнили эти страшнейшие события.
Но я хочу одно сказать. Это будет замылено. Но я хочу, чтобы вы помнили, что вина за гибель этих детей, за смерти в Беслане лежит не только на чеченских террористах, но и на Владимире Путине, который картинно сегодня посетил это кладбище, на офицерах ФСБ, на генералитете, которые давали команду о штурме этой школы. Давайте об этом тоже не забывать. Увидимся ровно через неделю. Пока.