«Исторический разворот» Алексея Кузнецова
На доклад сената о нищете и разорении Швеции Карл отвечал: «Что касается нужды в нашем отечестве, то это уже столько раз повторялось, что было бы достаточно, если бы об этом сообщали как можно короче – так ли обстоит дело, как прежде, или же ещё хуже»…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
М.КУРНИКОВ: А мы переходим к нашей традиционной исторической рубрике. С нами на связи Алексей Кузнецов.
И.БАБЛОЯН: Алексей Валерьевич, доброе утро.
А.КУЗНЕЦОВ: Доброе утро, доброе утро, Максим, доброе утро, все. Вы сегодня сделали столько подводок к нашей сегодняшней теме, что мне остаётся только прямо сразу начинать.
М.КУРНИКОВ: Только напомню, что мы с самого начала предупредили, что на этой неделе мы решили – никаких ассоциаций. Мы выбрали темы, которые никаким образом не должны ассоциироваться с тем, что происходит сегодня в России и в мире.
А.КУЗНЕЦОВ: Дело в том, что мы с вами выбрали, мы с вами проявили, как нам показалось, свою свободу воли, но жизнь настолько властно вносит в это во всё коррективы, что вот сегодня те первые 15 минут после новостей вашего обсуждения – ну вот лезет, ну подбрасывает, как тут удержаться от ассоциаций, когда вы удивились, что прокуратура и суд города Владимира попросили заблокировать сайт ООН, ну вот как тут не сассоциировать? Мы не так давно, месяц назад я зачитывал большой кусок из «Москва-Петушки», а Петушки, напомню, едет в том направлении, и вот эта вся история, когда они пишут письма в НАТО, королю Норвегии там, Моше Даяну открытку с вензелями посылают – ну вот же оно, вот.
М.КУРНИКОВ: Жизнь догоняет искусство!
А.КУЗНЕЦОВ: Догоняет, догоняет.
И.БАБЛОЯН: Перегнало уже.
А.КУЗНЕЦОВ: Герой Ерофеева до Петушков добраться никак не может, а жизнь добирается своими реальными, к сожалению, новостями к казалось, абсолютной фантасмагории того не совсем трезвого, значит, бреда, который Венедикт Ерофеев изобразил в своей поэме. Значит, у нас сегодня заключительная часть сериала «Сказка о грустном короле» или «Сказка о грустных королях». И сегодня я подобрал три случая трёх правителей – двух королей и одного императора – чьей смерти настолько желало население или какая-то определённая часть достаточно влиятельная этого населения, что в конечном счёте это всё реализовалось. Причём случаи эти разные. В одном случае, в первом, есть вероятность, что это не просто провидение, но люди его немножко подкорректировали, во втором случае похоже, что это провидение, хотя было подозрение, что без людей тоже не обошлось, но оно на сегодняшний момент не подтверждается. Ну в третьем случае сомнений нет никаких, люди взяли на себя.
Итак, первое. Мы отправляемся с вами в Англию, именно в Англию, не в Великобританию, не в Соединённое королевство, потому что отправляемся мы с вами в 10й век к такому поворотному периоду английской истории, когда англо-саксонские короли в результате поражения в битве при Гастингсе в 1066 году были сменены на английском престоле герцогами нормандскими.
М.КУРНИКОВ: Чувствуется влияние МИДа на Андрея Валерьевича, говорит «англо-саксонские короли».
А.КУЗНЕЦОВ: А у меня слева МИД тут, до него метров 400.
И.БАБЛОЯН: Мы на это и намекаем. Не намекаем, а прямо говорим.
М.КУРНИКОВ: Луна, которая гораздо дальше от Земли, чем я от МИДа, и то влияет на нашу жизнь, а вы хотите на меня вот это – громадина вон в окно видна. Значит, что делать, из песни слова не выкинешь – они действительно англо-саксонские короли до 1066 года. И вот, Вильгельм Первый, Вильгельм-завоеватель утверждается, объединяет под своим владычеством северную Францию, то есть, владения герцога Нормандского, собственно говоря, Англию, именно Англию, Уэльс, Шотландия всё ещё в далёкой перспективе, и в течение 20 лет всем этим худо-бедно управляет, наладив там довольно новый порядок, ну и естественно, раздав значительную часть английских земель своим сподвижникам, тем рыцарям, тем баронам, как называли крупных феодалов в то время в Англии, которые вместе с ним переплыли через пролив и вырвали победу у короля Гастингса. Когда он умирает, естественным образом умирает, выясняется, что в его завещании его владения разделены между двумя его сыновьями. У него был старший сын Роберт, Роберт Вильгельмович, названный в честь дедушки, который всё время воевал. Всю свою взрослую жизнь он с папой либо конфликтовал, либо напрямую воевал. Поэтому обойти его по закону было нельзя, и герцогство Нормандское ему досталось автоматически, а вот в качестве английского короля, тут такой традиции не было, Вильгельм-завоеватель решил проявить свой отцовский характер и отписал Англию своему второму и любимому сыну Вильгельму Вильгельмовичу по прозвищу Руфус. Это латинское слово, но, видимо, это не классическая латынь, потому что в словаре классической латыни я это слово не нашёл. Это какая-то средневековая латынь, и так же, как в английском языке слово red означает и рыжий, и красный, вот это вот слово также имеет двойное значение. Поэтому историки, благожелательно относящиеся к Вильгельму рыжему, переводят как «рыжий» и «рыжеволосый», а историки, относящиеся неблагожелательно…
М.КУРНИКОВ: как коммунистический?
А.КУЗНЕЦОВ: Нет, говорят, что это цвет не волос, а лица, красномордый, так сказать, от широты жизни король отличался вот несколько повышенной концентрацией красной краски в лице. Король был жёсткий. Хороший воин, человек безусловно отважный, очень уважал своего папу и даже после смерти выражал ему всяческие почести, ну что неудивительно – его авторитет на какой-то степени на авторитете его великого отца зиждется, ну вот на этом, как говорится, список его хороших качеств исчерпывается. В первый же год, как он стал королём, на его подведомственных территориях в Англии вспыхивает восстание феодалов, которых не устраивает, что они оказались в двойном подчинении, потому что все они были вассалами герцога Нормандского и вассалами английского короля. Но раньше в этом не было проблемы, потому что это был один и тот же человек, а теперь проблема возникает. Я, правда, всё-таки подумал, они всё-таки, военные люди, иногда бывают чрезмерно прямолинейны. Чего плохого-то? Наоборот, ситуация гениальная. Вот представьте себе, Максим, что у нас сейчас вассально-феодальные отношения, и вы являетесь одновременно вассалом «Бильда» и вассалом Венедиктова лично. Это же очень удобно. Вы говорите Венедиктову, когда он пытается вам что-то поручить, что в данный момент вы вассал «Бильда», «Бильду» вы говорите, что вы вассал Венедиктова, а сами, как говорится в анекдоте, «на чердак и учиться, учиться, учиться». Вот. Но они почему-то считали по-другому. Они считали, что это двойное бремя, и попытались одно из этих бремён скинуть. Но король выстоял, король победил, король широко раздавал обещания, для того, чтобы в том числе снискать поддержку простого населения, что он налоги снизит, что он отменит многие ограничения, в том числе связанные с правом охоты, казалось бы, кого волнуют ограничения с правом охоты – тогда всех волновали, потому что это вопрос земель. Король половину королевства отвёл под свои охотничьи угодья, и потом, кк мы знаем из печальной истории про Робина Гуда, ни оленя застрелить, ни потом его пожарить. Но когда король победил, он с присущей ему прямотой про всё это самое забыли и сделал ровно наоборот. И на протяжении 13 лет его правления постоянно вводились новые налоги, постоянно расширялись новые территории, постоянно против него были новые восстания, он их жестоко подавлял и прочее, и прочее. Поссорился с церковью, а с церковью он поссорился по тем же самым финансово-хозяйственным причинам. Дело в том, что когда умирал очередной епископ, то король в течение долгого времени, иногда нескольких лет, не назначал следующего – а по сути именно ему принадлежало право назначать этих самых епископов. Почему? А потому что когда вот эта кафедра оставалась без конкретного человека, доходы от этой местности король клал в свой карман. Он вообще был исключительным мастером по извлечению доходов, потому что любил красивую жизнь, устраивал всякие мероприятия, строил себе резиденции, ничего не известно о его любовницах, он точно совершенно не был женат, у него точно совершенно не было детей, известно точно, что при его дворе было много молодых смазливых людей, большинство английских историков делает совершенно определённые из этого выводы, что не то чтобы было не принято – нет, это было довольно широко распространено в Средневековье – но, как говорится не при всех же, в связи с печальным событием, кончиной Инны Михайловны Чуриковой, конечно, вспоминаем «Тот самый Мюнхгаузен» в том числе: «Хочешь иметь любовницу, имей, сейчас все имеют любовниц, но нельзя на них жениться, это аморально». Одним словом, король умудрился за сравнительно недолгое правление восстановить против себя все три составных слоя тогдашнего общества. Он восстановил против себя феодальный класс, он восстановил против себя церковь и он восстановил против себя простонародье. Его старший брат, один из его старших братьев, Ричард, в своё время, лет за 20 до описываемых событий, отправился на охоту на южное побережье Англии, и там на охоте якобы случайно был застрелен. За год до описываемых событий его племянник отправился на охоту в тот же самый лес и был якобы случайно на охоте застрелен. Вот скажите, кем надо быть, чтобы отправиться в этот же лес на охоту?
М.КУРНИКОВ: Вильгельмом вторым.
А.КУЗНЕЦОВ: Совершенно верно, ответ засчитан. Ну а дальше предоставим, так сказать, слово хронисту, Вильяму из Малсбери, который описывал это так: «Хоть короля сопровождало несколько человек, преследуя добычу, они оставили короля с Тиррелом (это один из его феодалов), солнце уже клонилось к закату, когда Вильгельм натянул лук и послал стрелу, которая легко ранила оленя, пробежавшего перед ним. Олень продолжал свой бег, за ним бросился король, прикрывая рукой глаза от солнечных лучей (помните, анекдот под Хармса, бежит Александр Сергеевич Пушкин, за ним Лев Николаевич Толстой, за ним полицмейстер, а на следующий день во всех европейских газетах заметки: «Гонения полиции на русскую интеллигенцию». Здесь похожая ситуация, олень слегка раненый, за ним король, солнце клонится к закату. В этот момент Вальтер решил убить другого оленя. Удивительная концентрация оленей даже в заповеднике. «О милосердный бог! – восклицает Вильям из Малсбери. – Стрела, пущенная Вальтером, поразила в грудь короля». Причём поразила там, что король умер сразу. Да, был убит на месте. А дальше любопытная штука. Что произошло с Тиррелом? Судили Тиррела, казнили, сожгли, конфисковали его поместья? Ничего подобного. Единственное – что он на всякий случай убрался из Англии и больше никогда там не появлялся, но ничего из того, что я сейчас предположил, с ним не произошло, более того, короля спешно захоронили. Никаких там, никакого траура, никакого ничего.
И.БАБЛОЯН: Как же надо было всех достать!
А.КУЗНЕЦОВ: Так я к этому и веду. Более того, после смерти короля церковь, так сказать, продолжала функционировать, и в католической службе того времени во время проповеди, производимой священником, часто применялись так называемые «экземпла», примеры, когда приводился какой-то известный пример, а из него делались какие-то практические выводы, некая мораль. Так вот, многие священники для своих экземпла выбрали жизнь покойного короля и приводили это как пример справедливой божьей кары. Вот смотрите, король у нас был сами знаете какой, но вот, бог не фраер, но есть и высший суд, наперсники разврата! Тот же самый Вильям из Малсбери, кстати говоря, хорошо относившийся к Вильгельму Второму в отличие от многих, приводит такой пример, что некоему Ансельму Кентерберийскому было видение, все святые Англии жаловались на короля Вильгельма, и господь вручил святому Олбану, это первый мученик на Британских островах, римский солдат, очень почитаемый в Англии, вручил святому Олбану стрелу, приказав ему позаботиться о смерти этого человека, на коего вы возводите такие жалобы. Святой Олбан не медля передал мстителю за грехи, духу зла, который подобно комете помчался выполнять повеление. Вскоре после видения Ансельм знал, что в ту самую ночь король погиб от стрел.
М.КУРНИКОВ: Не могу не обратить внимание на смесь языческих и христианских таких сюжетов.
А.КУЗНЕЦОВ: Аллюзий. Ну это такое общее место, что конечно. Во времена поближе к нам, в отличие от Вильгельма второго, которого мы знаем, конечно, плохо, прекрасно известный нам персонаж, хоть и не наш, но в российской истории обильно отметившийся, это шведский король Карл XII. Карл XII, ярчайший пример человека, оказавшегося не в своём времени. Собственно говоря, это был человек, созданный вот как раз для того самого 9-10 века. Ему бы куда-нибудь к Эрику Рыжему на корабль, плыть бы в Винланд, открывать Америку. Он викинг. А для викинга что самое позорное, как мы знаем? Умереть от старости в своей постели. Он должен погибнуть на поле боя, причём желательно не просто погибнуть, а задохнувшись под грудой зарубленных собственноручно врагов. Тогда все викинги скажут: это да, вот тут никаких претензий, даже викингский Фейсбук не найдёт, в чём его обвинить. И Карл XII воевал всю жизнь, даже когда политически это было нецелесообразно по каким-то причинам. И вот он долго, сложно, со скандалами возвращается в родную Швецию из русского похода, поскольку он ещё несколько лет в Бендерах сидел, в гостях якобы у турецкого султана, тот его никак выпроводить не мог, пришлось целую операцию военную проводить, чтобы короля выпихнуть обратно на родину. Вернувшись на родину, в Стокгольм король не поехал, он там в Стокгольме и не появился до конца своей жизни, поскольку он понимал, что шведский парламент Риксдаг сильно не одобряет всего, что он делает. Он обосновался в одном из провинциальных городов и возобновил своё правление, которое всё заключалось в сборе солдат и сборе денег на войну. И вот процитирую современного историка, вчера я цитировал Сергея Цветкова, вот сегодня его же процитирую, Из другой биографии: «Король перебрался в Лунд, ставший его резиденцией. Отсюда Карл отдал приказ о новом наборе солдат. В некоторых деревнях королевские комиссары забрали всех мужчин, начиная с 15-летнего возраста, так что за плуг пришлось браться женщинам. Карлу удалось набрать 60 тысяч человек, в основном, это были ополченцы. Регулярная армия не превышала 36 тысяч. Датчанин Ван Эффен, посетивший в те годы Швецию, писал: «Могу заверить, что во всей Швеции я не видел кроме солдат ни одного мужчины от 20 до 40 лет». Историки оценивают людские потери Швеции за годы правления Карла XII в 100 тысяч или даже 150 тысяч человек, это значит, что погиб каждый 4й-5й мужчина, то есть, почти всё трудоспособное население. Ещё труднее было пополнить флот, потерпевший серьёзное поражение от русских при Гангуте. Карлу пришлось забрать у народа самое необходимое. Правительство беспрерывно вводило новые поборы, чтобы увеличить поступления в казну, сборщики налогов посетили все дома и взяли половину припасов на королевские склады. За счёт казны было скуплено всё железо в стране, причём государство платило векселями, то есть, долговыми расписками, а не деньгами. Ношение шёлковых платьев, париков и золочёных шпаг было обложено пошлиной. Чрезвычайная подать была введена на каждую печную трубу. На доклад сената о нищете и разорении Швеции Карл отвечал: «Что касается нужды в нашем отечестве, то это уже столько раз повторялось, что было бы достаточно, если бы об этом сообщали как можно короче – так ли обстоит дело, как прежде, или же ещё хуже.
М.КУРНИКОВ: Прекрасно.
А.КУЗНЕЦОВ: Думаю, что эта идея хорошая, надо бы её нашей новостной службе подкинуть. Ну чего Ира мучается по несколько минут, читая новости?
И.БАБЛОЯН: Страдаю, конечно.
А.КУЗНЕЦОВ: Можно за несколько секунд – не хуже, граждане, есть даже мнение, что на полтора градуса лучше. И всё, граждане, вспоминайте вчерашний день как золотой век просто.
М.КУРНИКОВ: И что, есть какие-то свидетельства, что все ждали, когда он того?
А.КУЗНЕЦОВ: Что удивительно, что король, не закончив войну с Россией, ввязался в новую войну с Норвегией и в определённый момент при осаде одной из крепостей, а дело происходило в Дании, которая в то время находилась в унии с Норвегией, При осаде одной из крепостей король поднялся из траншеи и рухнул бездыханный. В него прилетела пуля.
М.КУРНИКОВ: С какой стороны?
А.КУЗНЕЦОВ: Вот, а дальше на протяжении нескольких столетий вплоть до наших дней шведские и не только шведские специалисты разного рода пытались выяснить, с какой стороны она прилетела. Там действительно были определённые сложности с судебно-медицинской экспертизой, хотя труп мумифицирован и его даже в 20 веке осматривали, в общем, достаточно хорошей сохранности. Потом пришли в конечном итоге к выводу, что всё-таки пуля прилетела со стороны противника, со стороны датской позиции, потому что на короле была шляпа, она несколько исказила вид входного-выходного отверстия, поэтому сначала подумали, что прилетела из тыла. Но на самом деле, шляпа шляпой, а ясно, что вот эта версия, что короля пристрелили свои, опиралась не столько на вид входного-выходного отверстия, это же не эксперты этим занимались в первые дни, а полуграмотные солдаты, которые разных отверстий повидали. А на том, что все прекрасно понимали, что армия исходила из того, что пока этот человек жив, нам не выбраться из этих мёрзлых окопов, из этой осенней жижи, этой дизентерии, лихорадки, не увидеть нам родного Вестерлунда или какой-нибудь там маленькой деревни – потому что пока король жив, король будет воевать. Ну какие отсюда выводы? Ещё раз говорю, на сегодняшний день оснований считать, что короля убили свои, нет – но то, насколько эта версия была распространена и как долго она держалась, да и сегодня она нет-нет да всплывает – конечно, это говорит о том, что король очень был любим своим народом, и народ очень переживал его кончину.
Ну а теперь совсем уже к родным осинам. Один из очевидцев зафиксировал такое необычное происшествие: утром 12 марта 1801 года по Невскому проспекту, разбрызгивая перемешанный снег с навозом, грязью и со всем прочим, как сумасшедший летел молоденький офицерик, видимо, в драбадан пьяный, и на весь Невский орал одно слово: «Умер!». Приведу вам несколько свидетельств того, что 12 марта 1801 года, хотя это великий пост был, до пасхи 12 дней, никаких торжеств – какое там, две недели до пасхи осталось, народ праздновал необычайно широко. Известие о смерти Павла с быстротой молнии распространилось по всему городу. Для лица, не бывшего очевидцем происшедшего, нельзя представить себе чувства радости, которое овладело жителями столицы. День этот был для них днём освобождения от всех невзгод, которые они терпели в течение четырёх протекших лет. Все понимали, что это ужасное время миновало, чтобы уступить место счастливому будущему, которое должно было наступить царствие Александра, как только рассвело, все улицы были наполнены народом. Знакомые и незнакомые целовались при встрече, поздравляя друг друга со счастливым событием, объединившим всех и каждого. Человека, который это написал, можно заподозрить в пристрастности. Генерал Леонтий Беннигсен был участником событий прошедшей ночи, и хотя писал он уже за пределами России, писал он у себя на родине, в Германии, в достаточно уже пожилом возрасте, мог ничего не бояться, но желание выставить то, что ты сделал к народному благу – оно естественно и понятно. Но интересно, что ещё более, так сказать, такие радикальные описания буйной радости встречаются у людей, никакого к заговору не имеющие. Вот например, был такой Александр Николаевич Вельяминов-Зернов, он оставил довольно обширные материалы, оставленные с убийством Павла. Он интересовался этим дело. Он в нём никак не участвовал. Он был уже немолодым человеком, бывшим гвардейским офицером в отставке, сенатором. Вот что он пишет: «Нет возможности описать восторг столицы при распространившейся вести о смерти Павла. На рассвете 12 марта заговорщики рассыпались прямо из дворца во все концы Петербурга, каждый по своим знакомым, с бешеной радостью вбегая в дома спящих, громогласно ещё из передней кричали они: «Ура, поздравляем с новым государем». Где дома были заперты, там сильно с криком стучали, так что будили всю улицу, и каждому высунувшемуся в окошко провозглашали свою новость. Все из домов выбегали и носились по городу с этой радостной вестью. Многие так были восхищены, что со слезами на глазах бросались в объятия к людям совершенно незнакомым и лобызаниями поздравляли их с новым государем. В 9 часов утра на улицах была такая суматоха, какой никогда не запомню. К вечеру во всём городе не стало шампанского. Один не самый богатый погребщик продал его в тот день на 60 тысяч рублей (60 тысяч рублей – это большое село с деревнями, в смысле, купить). Пировали во всех квартирах. Приятели приглашали в свои кружки людей вовсе незнакомых и напивались допьяна, повторяя беспрестанно радостные крики в комнатах, на улицах, на площадях. В то же утро появились на многих круглые шляпы и другие запрещённые при Павле наряды, встречавшиеся, размахивая платками и шляпами, кричали «Браво». Весь город, имевший более 300 тысяч жителей, походил на дом умалишённых». А вот теперь очень интересный эпизод, там же, в записках у Вельяминова-Зернова я нашёл…
М.КУРНИКОВ: Не помню, на кого ссылался Эдвард Радзинский, ещё на рубеже девяностых-нулевых он тоже эти же события, у него была телевизионная лекция, и он рассказывал про какого-то французского цирюльника, который, увидев это всё, выбежал и начал кричать «Революсьон, революсьон», потому что он-то видел уже что-то такое.
А.КУЗНЕЦОВ: Совершенно естественно, реакция здорового организма.
М.КУРНИКОВ: Эдвард Радзинский, он же не только драматург, он ещё и актёр – и вдруг он резко менялся в лице и говорил: «Но это был не революсьон!» И он это вот этим своим голосом – это было прекрасно. Простите.
А.КУЗНЕЦОВ: Нет, ничего, спасибо. У Вельяминова-Зернова же, он приводит анекдот – анекдот в значении того времени, то есть, реальную историю, но по каким-то причинам забавную. К вопросу о теме, чьей смерти ждали. Вот то, что была такая реакция – это понятно, что ждали, но вот прямое указание. «Какой-то екатерининский вельможа, полагаю, что граф Апраксин, ибо я слышал это от престарелой девицы, графини Прасковьи Алексеевны Апраксиной, которая называла его дедом, смиренно жил в своём доме на Царицыном лугу. У него ежедневно был съезд родных, так что всегда человек до 20 садилось за стол. 11 марта один из его внуков, камер-юнкер тогдашнего двора, молодой взбалмошный повеса, сидя за ужином, около полуночи безотвязно просил у своего дедушки шампанского. Тот долго не хотел исполнять его просьбу, но наконец согласился. Когда налито было шампанское, молодой человек, часто поглядывая на часы, наконец, схватил бокал и громко провозгласил: «Поздравляю вас с новым государем». Все вскрикнули в один голос и разбежались по внутренним комнатам. Повеса остался один и, не дождавшись ничьего возвращения, уехал. Через несколько часов предсказание его оправдалось. Графиня, бывшая свидетельницей, прибавляла, что этот молодой камер-юнкер по ветреному своему характеру и болтливому языку никак не мог быть в числе заговорщиков, а, вероятно, знал это только по слуху». Ожидание настолько сильно, что начинают… Смотрите, мы с вами не так давно пережили новый год. Не все люди удерживаются, и некоторые начинают в Москве праздновать Новый год по Тюмени…
И.БАБЛОЯН: Знаю, мы с Максимом работаем каждый раз.
А.КУЗНЕЦОВ: Вы с Максимом работаете. Сожалею, что не был хотя бы мичманом, как писал Суворов Ушакову…
И.БАБЛОЯН: Потому что вы поддались, да, Алексей Валерьевич?
А.КУЗНЕЦОВ: Да, но я всё-таки Новый год встречал по Москве. А некоторые встречают с Петропавловска-Камчатского, который на 9 часов раньше…
М.КУРНИКОВ: Я рассказывал, я по Оренбургу в этот раз встретил, в 8 часов вечера по Берлину и всё.
А.КУЗНЕЦОВ: Вот смотрите, та же самая ситуация 12 часов ночи, той ночью, в которую, по слухам, убьют императора, некоторые нетерпеливые молодые люди уже начинают праздновать. И закончить я бы хотел попыткой осмыслить то, что произошло с Россией за четыре с небольшим года павловского правления, попыткой, которую предпринял человек, несомненно, блестящего ума, но при этом, что важно, человек абсолютно консервативных, абсолютно монархических настроений, человек, который считал, что цареубийство – это в любом случае…
М.КУРНИКОВ: Это про лекцию Алексея Венедиктова сейчас, про Павла?
А.КУЗНЕЦОВ: Может быть, но этот человек жил раньше. Я не стал бы сравнивать величие заслуг на всякий случай, но этот точно раньше, хотя по профессии тоже историк…
М.КУРНИКОВ: Просто я был свидетелем лекции Венедиктова.
А.КУЗНЕЦОВ: Тоже историк, так что много общего. Так вот, я хочу процитировать отрывочек из «Записки о древней и новой России» Николая Михайловича Карамзина, из сочинения абсолютно концептуального, написанного за год до начала войны с Наполеоном, я имею в виду «Войну 12го года» Карамзин в конце 10го, начале 11го года пишет эту записку, и вот как он это объясняет: «Павел взошёл на престол в то благоприятное для самодержавия время, когда ужасы французской революции излечили Европу от мечтаний гражданской вольности и равенства (видите, он сразу заявляет свою позицию). Но что сделали якобинцы в отношении к республикам, то Павел сделал в отношении к самодержавию…
М.КУРНИКОВ: Ох, как красиво повернул!
А.КУЗНЕЦОВ: Да, заставил ненавидеть злоупотребление оного. По жалкому заблуждению ума и вследствие многих лично претерплённых им неудовольствий, он хотел быть Иоанном четвёртым, но россияне имели уже Екатерину вторую, знали, что государь не менее подданных должен исполнять свои святые обязанности, коих нарушение уничтожает древний завет власти с повиновением и низвергает народ со степени гражданственности в хаос частного естественного права». Карамзин – сын своего века, теория общественного договора, конечно, не могла пройти мимо него. «Сын Екатерины мог быть строгим и заслужить благодарность отечества. К неизъяснимому изумлению россиян, он начал господствовать всеобщим ужасам, не следуя никаким уставам, кроме своей прихоти, считал нас не подданными, а рабами, казнил без вины, награждал без заслуг, отнял стыд у казни, у награды – прелесть». Не правда л, это то, что сегодня многие ощущают – вот эти награды, сегодня раздаваемые за военную службу, уже не воспринимаются как прадедушкина медаль за отвагу или орден Красной звезды, полученный в ку году. «Легкомысленно истреблял плоды государственной мудрости, ненавидя в них дело своей матери. Умертвил в полках наших благородный дух воинский, воспитанный Екатериною и заменил его духом капральства. Героев, приученных к победам, учил маршировать, отвратил дворян от воинской службы, презирая душу, уважал шляпы и воротники. Имея как человек природную склонность к благотворению, питался желчью зла».
М.КУРНИКОВ: Какой публицист, а?
А.КУЗНЕЦОВ: Карамзин, читать его – невероятное удовольствие. И вот, собственно, вывод: «Кто верит провидению, видит в таком самодержце бич гнева небесного. Во всём его, как бурю, землетрясение, язву, феномены страшные, но редкие, ибо мы в течение девяти веков имели только двух тиранов (ну он первым считает Ивана Грозного, вторым Павла), ибо тиранство предполагает необыкновенное ослепление ума в государе, коего действительное счастье неразлучно с народным, с правосудием и с любовью к добру. Заговоры да устрашают народ для спокойствия государей, да устрашают и государей для спокойствия народов. Две причины способствуют заговорам: общая ненависть или общее неуважение к властителям. Бирон и Павел были жертвой ненависти, правительница Анна и Пётр третий (имеется в виду Анна Леопольдовна) – жертвой неуважения. Миних, Лесток и другие не дерзнули бы на дело, противное совести, чести и всем уставам государственным, если бы сверженные ими властители пользовались уважением и любовью россиян».
И.БАБЛОЯН: Красиво.
М.КУРНИКОВ: Опытный придворный Николай Михайлович прекрасно понимает ,что адресат этого – Александр первый, что именно такую логику Александр одобрит и оценит, но я думаю, он писал это абсолютно искренне. Да, он примерялся к настроениям нового государя, то есть, давно уже не нового, уже десять лет как правящего, но он, вся его жизнь тому свидетельством, и сам так думал. Хочется закончить стихотворением, которое я уже не раз цитировал, но оно каждый раз удивительным образом подходит и подходит. Это к вопросу – бежишь, бежишь от всяких аллегорий, они тебя догоняют. Булат Окуджава:
Вселенский опыт говорит,
что погибают царства
не оттого, что тяжек быт
или страшны мытарства.
А умирают оттого
(и тем трудней, чем доле),
что люди царства своего
не уважают боле.
М.КУРНИКОВ: Спасибо большое, Алексей Валерьевич. Кстати, я думал, будете ли вы раскрывать тему дыхания Чейн-Стокса или нет, потому что ведь тоже ждали, но ведь ждали не всем народом, конечно, здесь всё сложнее.
А.КУЗНЕЦОВ: Нет, здесь всё сложнее, и я слышал много воспоминаний об этом дне, когда было объявлено о смерти Сталина, воспоминаний абсолютно личных, семейных, да, были люди, которые говорили, что у них, занавесив окна, закрыв двери, отключив телефоны и так далее, шёпотом говорили «ну слава богу, ну сдох» и так далее, но большинство, в том числе и мой отец, и моя мама, вспоминали, как к ним на урок пришёл бледный директор с залитыми слезами лицом: «Ребята, случилось страшное горе» – и так далее, вот, но дело не в том, какая реакция первая, первая реакция говорит – ждали, не ждали. Главное – какая реакция наступит потом, через несколько десятилетий, когда придёт время делать работу над ошибками. Вот по этому поводу можно точно сказать, у нас работа над ошибками по поводу 5 марта 53 года сделана безобразно. Переделывать надо.
М.КУРНИКОВ: Да, повторно, это правда. А можно уточню? А Брежнева ждали или нет?
А.КУЗНЕЦОВ: Я помню этот день. Я помню, чего ждали. В этот день ждали концерт ко Дню милиции, 10 ноября же. Главный, не считая Голубого огонька, главный концерт года. Все лучшие силы, те, которые частично сегодня объявлены иноагентами, это я про Аллу Борисовну. Было известно, что уж на этом-то концерте Пугачёва точно споёт что-то живьём. Так что когда в этот день по телевизору пошло «Лебединое озеро» – ведь Леонид Ильич, по меньшей мере, с 79 года, был в том состоянии, которое обычно изображают в анекдотах. А умер он в ноябре 82. И вот за эти три года все стали воспринимать сот этого больного человека как часть пейзажа. Как ни странно, он казался вечным. Я ни разу ни от кого из моих старших товарищей не слышал, что вот ждали – ну когда же Брежнев умрёт.
М.КУРНИКОВ: Во-первых, ждали не с надеждой, а просто по факту, что называется.
А.КУЗНЕЦОВ: Да, ну понятно, пожилой человек, за полгода до этого в Баку, это не смогли даже советские новости скрыть, у него случились серьёзные проблемы со здоровьем. Плох он был, в этом смысле ждали, но вот что все думали, что вот он умрёт, и назавтра мы проснёмся в другой, более лучшей стране…
М.КУРНИКОВ: Этой иллюзии не было?
А.КУЗНЕЦОВ: Нет, не было, мне кажется.
И.БАБЛОЯН: Помнишь, мы принимали звонки в день смерти Сталина. И спрашивали людей, кто помнит этот день, чтобы они позвонили и рассказали. Это были, конечно, удивительные истории, как кто-то сидел в школе в классе, и учительница заставляла всех плакать…
А.КУЗНЕЦОВ: Слушайте, Ира, вот вы прямо попали. Я помню этот день в школе, как нас собрали, включили нам, у нас в кабинетах были телевизоры, вот идёт там некая траурная речь – это ещё не день похорон, это день, когда объявлено о смерти, это 11 ноября, идёт какая-то программа, а народ переглядывается, включая учителей. Я помню, у нашей классной руководительницы явно на лбу вопрос, а как реагировать-то? Плакать-то надо ли? В 82 году я был мальчиком достаточно взрослым, мне было 14-15 лет. И вот этот вопрос «а как?» Стать смирно, выкатить глаза…
И.БАБЛОЯН: Шампанское открыть?
А.КУЗНЕЦОВ: Ну не помню я. Ну какое в школе шампанское?
М.КУРНИКОВ: Детское.
А.КУЗНЕЦОВ: Детского шампанского в моём детстве не было, настолько сурово…
М.КУРНИКОВ: Если серьёзно, он просто воспринимался, кажется, гораздо более безобидно, чем Павел и Сталин.
А.КУЗНЕЦОВ: Ну конечно, он воспринимался как повод для юмора. У кого-то этот юмор был помягче, у кого-то достаточно злая ирония. Но вот конечно это не то, как воспринимали Сталина, Павла или Карла XII в Швеции, в которой практически не осталось мужчин не в военной форме.
М.КУРНИКОВ: Спасибо вам большое, Алексей Валерьевич.
А.КУЗНЕЦОВ: Спасибо вам, ребята, счастливого вам окончания вашего дежурства. Всего доброго.
М.КУРНИКОВ: А я напомню, что программа Алексея Валерьевича выходит не только по выходным, но и в будни. Заходите, смотрите на канале «Живой гвоздь», читайте на сайте «Эха», слушайте в приложении и на сайте тоже. Ну а мы сейчас послушаем новости.