«Хочу сказать. Ларина» с Дмитрием Назаровым и Ольгой Васильевой
Тот самый случай, когда начали жрать себя. Начали брать не тех, кто против, как мы, а тех, кто за. Тех, кто за двумя руками, на лбу носили букву Z, вытатуированную, выжженную. И я понял, что это конец концов…
Подписаться на канал Ксении Лариной
Поддержать канал Ксении Лариной
К. ЛАРИНА: Добрый вечер, дорогие друзья, дорогие зрители, дорогие подписчики нашего канала! Это канал Ксении Лариной. Ксения Ларина – это я. И вы видите, что я не одна, нас сегодня много. И сегодня у нас в гостях – всегда приятно это повторять в скобках – по вашим многочисленным просьбам актерский дуэт и семейный дуэт, прекрасные артисты Дмитрий Назаров, Ольга Васильева и их елка. Привет, привет, дорогие друзья!
Д. НАЗАРОВ: Здравствуйте! С наступающим!
О. ВАСИЛЬЕВА: Здравствуйте, дорогие, хорошие наши.
К. ЛАРИНА: С наступающим вас тоже.
О. ВАСИЛЬЕВА: В кадр еще может входить иногда Индиго.
Д. НАЗАРОВ: Белый волк.
К. ЛАРИНА: Индиго – это член семьи, очень красивый. Он или она?
О. ВАСИЛЬЕВА: Он.
К. ЛАРИНА: Он, прекрасно. Белый волк. Хотя год наступает, говорят, зеленого дракона, но нам зеленый дракон нипочем. У нас будет год белого волка, год Индиго. Ребята, значит, смотрите, мы в прямом эфире. Я благодарна моим коллегам с канала «Ходорковский Live», которые устроили такой как бы промоушен, по сути, нашего сегодняшнего эфира. Поскольку буквально только что, когда мы уже настраивали нашу технику, я всегда, по традиции, включаю своих коллег для вдохновения, и вдруг батюшки! Смотрю – знакомые все лица. Вот они! Мы сразу все столпились, говорим: а вот такая картинка будет. Тут будет елочка, там будут огоньки, тут будут они сидеть. Отлично, вот так, супер, все проверим.
Ребята, – говорю я нашим зрителям, – обращаюсь к вам тоже «ребята», потому что мы в прямом эфире и вы наши зрители. Поэтому, пожалуйста, не забывайте ставить лайки, чтобы как можно больше людей нас увидело, чтобы у нас был полный зал, полный стадион, как говорил Евгений Александрович Евстигнеев в известном фильме. Поэтому ждем вас. Не забывайте, что это прямой эфир, у нас чат открыт для ваших вопросов.
Понятно, что если это прямой эфир сегодня, 30 декабря, на исходе 2023 года, мы не будем делать вид, что мы живем в прекрасной стране, волшебной стране. Нет и не будет, что называется. Как в «Питере Пэне». Нет, у нас то, что мы имеем. Но все равно я хотела начать с очень важного заявления. Может быть, об этом даже и мои гости не помнят: когда я вас позвала, я совершенно не предполагала, что это было ровно год назад. 30 декабря 2022 года моими гостями были Дмитрий Назаров и Ольга Васильева. И мы как раз строили прогнозы на будущий год, пожелания и прочее. То есть ровно год. Поэтому предлагаю закрепить традицию и сразу же с первых минут сказать: следующая встреча… Нет, мы можем раньше встретиться, но обязательно должна быть встреча 30 декабря 2024 года. И ничто, никакая сила нам не помешает. Согласны?
О. ВАСИЛЬЕВА: Прекрасно. Прекрасная традиция.
Д. НАЗАРОВ: Замечательно.
К. ЛАРИНА: Давайте тогда начнем.
Д. НАЗАРОВ: Я помню этот эфир. С него многое началось.
К. ЛАРИНА: С него-то как раз все и началось. Давайте мы про это немножко скажем. Я хотела именно с вашей жизни этого года начать. Понятно, что мы будем обсуждать события в мире и события в России, но для вас лично что произошло за этот год, скажу так, важного для вас?
Д. НАЗАРОВ: Ну как? 2 января будет как раз ровно год, как мы приехали сюда во Францию в отпуск свой новогодний инвалидный, положенный мне, и уже не вернулись. Дальше произошло то, что произошло – как нас поувольняли, это все запретили, ошельмовали, оболгали, назвали предателями, пригрозили 7-й статьей, и мы сочли за благо не возвращаться.
Это очень важно, потому что многие считают, что мы сбежали. Мы не сбегали, мы здесь были, когда нам сказали не возвращаться. Это была показательная порка – такая же примерно, как сейчас происходит после определенной вечеринки. Это была показательная порка, что неприкасаемых нет – вот артисты МХАТа, вот любимый вами шеф-повар, а мы его сейчас вот так возьмем и лишим всего, что у него есть, и посмотрим, как быстро он погибнет вместе со своей семьей, с женой и так далее. Вот этот год мы провели здесь, не считая гастролей в 14 странах.
О. ВАСИЛЬЕВА: Простите, пожалуйста, если вы слышите этот шум, это Индиго всегда ест. Если ему не дают быть в кадре, то он подходит к миске и начинает нагло есть.
Д. НАЗАРОВ: Громко хрустеть.
О. ВАСИЛЬЕВА: Поэтому, извините, пока не поест…
К. ЛАРИНА: Это протест.
О. ВАСИЛЬЕВА: Да, я его пыталась отодвинуть от миски, он на меня посмотрел грозно и сказал: «Не мешай». Ну и я поняла. Так что извините.
К. ЛАРИНА: Итак, 14 стран мира, где вы были.
Д. НАЗАРОВ: Да, 14 стран, больше 40 концертов и спектаклей. То есть я так посчитал по занятости, которая была у нас во МХАТе – мы ее даже немножко превзошли. И не в обиду будет сказано, и по заработкам превзошли зарплату эту нашу театральную несчастную. Хотя на нее вообще артисты не живут, а выживают как-то иначе. Но, тем не менее, вот так. Вот этот год у нас прошел здесь, без России.
Скучаем? Скучаем. Снег? Снег. Хотя можно тут немножко подняться наверх в Гассен, чуть выше в горы, и там будет и снег, и лыжи, и так далее. Все это есть. Ну держимся, теплимся надеждой, что мы будем и дальше востребованы здесь так, как востребованы, а мракобесие когда-нибудь закончится. Поскольку Оля не очень любит… Но я считаю, что сегодня змея начинает жрать собственный хвост.
К. ЛАРИНА: Я услышала эти слова от тебя вот сейчас, когда вы были у моих коллег. У меня в записочке моей, когда я готовилась к эфиру, пишу: «Революция пожирает своих детей – не забыть про это». И это именно тот самый случай.
Д. НАЗАРОВ: Тот самый случай, когда начали жрать себя. Начали брать не тех, кто против, как мы, а тех, кто за. Тех, кто за двумя руками, на лбу носили букву Z, вытатуированную, выжженную. И вдруг их, совсем уже неприкасаемых и ни при чем, некие активисты… И началось. И я понял, что это конец концов.
О. ВАСИЛЬЕВА: Нет, мы так же, как и Ксюша и большинство наших зрителей, понимали, что этим и должно закончиться, и никак иначе это не может быть. И вы, которые пытаетесь отмолчаться, или вы, которые пытаетесь быть лояльными – ха-ха-ха, пройдет еще совсем капелька, и придут за вами, товарищ художественный руководитель, или за вами, директор музея, или еще за кем-то, и так далее. И главный врач туда же полетит, и главный инженер.
К. ЛАРИНА: Ну и соратники по партии тоже рано или поздно с этим столкнуться.
О. ВАСИЛЬЕВА: Конечно. Просто вы хотели, повязав всех этой коррумпированной системой, в которой все говорят: «Нет-нет, я не имею отношения к коррупции»… Как моя мама говорит: «Но я не коррумпированная особа». Я говорю: «Да ты что, моя дорогая? Мы все коррумпированные в России, а ты не коррумпированная?». «Я не коррумпированная, я никогда». Я говорю: «Мамочка, дорогая, а каким образом ты получаешь лечение?». – «А как я получаю лечение?». Я говорю: «Ты идешь в поликлинику, тебе говорят: «Через полгода». Ты звонишь нам и говоришь: «Оля, а как бы мне попасть к доктору?». Оля берет трубку, говорит: «Маша, Федя, Вася, пожалуйста, ради бога». Они говорят: «Угу, конечно, ребята, для вас все, что угодно». И мама, живая и здоровая, некоррумпированная особа, идет благодаря нашим…
Д. НАЗАРОВ: Оленька, ты путаешь коррупцию и кумовство.
О. ВАСИЛЬЕВА: Нет, он почему-то все время настаивает. Вот они так и думали. Они все думали, что они кумовством занимаются. Так вот эта система – она иначе не может быть. Замазавшись в этой коррупции, ты волей-неволей становишься уязвимым. А уязвимым стало все общество.
Д. НАЗАРОВ: Оля, ты все очень верно говоришь, но, как мне кажется, я имел в виду другое. Я имел в виду, что та самая пресловутая машина, на которой держится сейчас все в России, под названием пропаганда – она начинает уничтожать сама себя. Потому что карательные механизмы, раз запущенные, не остановятся теперь. Потому что надо продолжать кого-то жрать. Ну сожрали бы Назарова, теперь мы сожрали Киркорова, Билана, Ивлееву и еще кого-то. Сожрем учительницу с плакатиком, сожрем ученика с картинкой. А уже сожрали всех – дальше-то кого жрать?
К. ЛАРИНА: Своих.
Д. НАЗАРОВ: Давай друг друга.
К. ЛАРИНА: Да, найдем врагов в собственном коллективе.
Д. НАЗАРОВ: В железную бочку, чтобы избавиться от крыс на корабле, туда забивают 100 крыс и оставляют. Выживает там одна крыса, которую впускают в трюм этого корабля. Она крыса-людоед – в смысле, не людоед, а как когда себе подобных жрут? Как это называется? Ксения, как?
К. ЛАРИНА: Как? Крысоед.
О. ВАСИЛЬЕВА: Самсебяед.
Д. НАЗАРОВ: И все крысы сбегают. Вот сейчас дойдет до этого, они начнут друг друга жрать. Они уже начали. Они начали жрать друг друга. И это замечательный симптом. И это ускоряется. То, что я говорил в прошлом эфире – да, во времена Сталина на это понадобилось много времени. Потому что все надо было писать, куда-то посылать, узнавать, кто твой сосед. Там были коммуналки, когда можно было освобождать соседнюю комнату, чтобы ее занять. Вчера вы выпивали вместе на кухне, а теперь ты идешь по этапу, а я занимаю твою комнату. Но так как сегодняшние средства массовой информации электронные все это ускорили в десятки раз, не прошло и двух лет, а уже сами себя пожирают. Я надеюсь, что в 2024 году они доедят себя, упыри.
О. ВАСИЛЬЕВА: Так выпьем за то, чтобы они пожрали друг друга наконец-то.
К. ЛАРИНА: Ну вот скажите, это у вас не отрывок из спектакля – то, что сейчас происходит у нас в эфире?
Д. НАЗАРОВ: НРЗБ спектакль у нас о другом. Там ни слова о политике, о президентах, о войне. Нет, мы о любви.
К. ЛАРИНА: Напомните, как называется.
Д. НАЗАРОВ: «Черт знает что» называется. Спектакль называется «Черт знает что». Открой!
О. ВАСИЛЬЕВА: Открою. Дима, говоря о том, что у нас было, об этом совсем даже и не сказал. А было у нас два репетиционных блока весной. Вот только что мы закончили второй блок и март-апрель мы выходим на финишную прямую с тем, чтобы 24 апреля сыграть премьеру в Париже. Спектакль называется «Черт знает что» по пьесе Алексея Арбузова. Трагифарс.
К. ЛАРИНА: А какая же это у Алексея Арбузова такая пьеса?
Д. НАЗАРОВ: «Старомодная комедия».
К. ЛАРИНА: А, ну конечно же. Слушайте, ну и как это можно все перенести в сегодняшний день? Это же все такое… Или у вас там действие в сумасшедшем доме происходит?
Д. НАЗАРОВ: Не меняя текста. Чуть сокращая…
О. ВАСИЛЬЕВА: Слушай, не меняя ни одной буквы, как нам свойственно.
К. ЛАРИНА: Я тебе говорю, Оля, я бы перенесла это в сумасшедший дом в сегодняшний день. Потому что там это происходило в санатории.
О. ВАСИЛЬЕВА: В общем, ты немножко близка.
Д. НАЗАРОВ: Чудинки будет немножко.
О. ВАСИЛЬЕВА: Потому что он, полагаю я, писал тоже… Просто будучи советским языком написано, неся публике, он говорил об этом как более понятном, но имел в виду… Все-таки большие драматургии во многом крупнее берут. Поэтому то, что там в голове у него было, мы смеем догадываться – наверное, и ты, и мы, и он думаем немножко в одном направлении. Значит, так: 24 апреля Париж, 26 апреля Мюнхен, 28 апреля Прага, 30 апреля Женева, 12 мая Лондон, 18 мая Вена, 20 мая Барселона, 22 мая Милан. Это начало.
О. ВАСИЛЬЕВА: Почему ты так замолчала?
Д. НАЗАРОВ: Расстроилась, что не в Португалии.
К. ЛАРИНА: Да, я все жду, когда будет Лиссабон в этом списке. Пока его нет, но он должен быть обязательно.
О. ВАСИЛЬЕВА: Будет, будет.
Д. НАЗАРОВ: Да, с Лиссабоном были переговоры. Очень туго работает ваша бюрократическая машина, лениво. Договор с площадками – ой, как это…
К. ЛАРИНА: Надеемся, что обязательно получится. У меня есть зрители, которые вам пишут. Пишет Рома Бессмертный – такой ник у нашего зрителя: «Мы были в Израиле на концерте ваших гостей. Замечательные Дмитрий и Ольга. Надеемся, что у нас будет мир и они снова к нам приедут. Безмерное уважение честным людям».
О. ВАСИЛЬЕВА: Обязательно.
Д. НАЗАРОВ: Мы обещали приехать со спектаклем и мы приедем обязательно.
К. ЛАРИНА: Что за публика? Давайте спрошу так, поскольку все-таки одно дело, когда люди работают и живут в России и изредка выезжают на гастроли, а другое дело, у вас год абсолютно другой, новой жизни, когда вы в своей профессиональной жизни фактически стрелку перевели и поехали уже по совершенно другому пути. Что здесь нового для вас, какие у вас открытия? Публика же, естественно, должна быть русскоязычная. Что это за люди? Они разные. Не все люди, которые придерживаются тех же взглядов, что и вы. Это естественно, поскольку все-таки русские за границей разные, и собирались в разные годы, в течение многих лет. Как здесь, что за публика?
Д. НАЗАРОВ: Во-первых, конечно, да, это русскоговорящие люди, которых очень много. И отовсюду – Россия, Украина, Казахстан, Белоруссия и так далее. Но мы при этом не собираемся брезговать местным населением, поэтому будем использовать супратитры. Это театральный перевод, который на экранах в титрах появляется. И поэтому мы хотим вовлекать в нашу кампанию и местных жителей тех территорий, куда мы приезжаем, чтобы они были.
Но, конечно, фундамент – это русскоговорящие. Это люди – вообще их три категории, как мы уже поняли, касательно театра. Те, которые выживают – им не до театра, у них нет на это денег. Если они нам не напишут, мы не устроим им бесплатные билеты. Куда-нибудь в Instagram. Есть очень олигархические люди, которые в театр не очень ходят. А вся средняя масса – вот они все с удовольствием. Они голодают, им не хватает, и они придут. И наша честь, задача, достоинство – не обмануть их ожиданий. Мы должны работать на сливочном масле, так, чтобы потом в гримерке упасть и минут 15-20 себя собирать, чтобы пойти домой. Мы любим тратиться.
О. ВАСИЛЬЕВА: Нам очень лестно, когда после концерта – потому что у нас большинство гастролей было с концертом, с нашим спектаклем было чуть меньше городов, – когда после концерта люди в своих отзывах говорят, что вот это артисты МХАТа. Вот это настоящий МХАТ.
Это мы делаем, простите меня, ничего не делая. Мы пытаемся стихами, песнями и существованием на сцене от начала до конца предложить зрителю какую-то форму диалога и какое-то произведение, начиная с одного, в середине другое, заканчивая совершенно третьим, чтобы они прожили с нами эти полтора часа.
Люди, конечно, хотят настоящего искусства. И твоя задача за первые 10-15 минут вовлечь их. И нам, к счастью, это удается. И никакая позиция… Забываются все позиции, забывается всякая ерунда. Потому что ничего нет на свете, кроме истинной любви, кроме истинных чувств. Потому что зло и какая-то всякая гадость – это привнесенное. Оно не должно быть в человеке. Оно откуда-то выкопанное, искусственно созданное. И вот оно отметается. Те, кто хотел бы говяшками изойти – они уже не могут, потому что они вовлечены во что-то другое. Хоть на этот момент, хоть на этот час времени их что-то увлекло. И после этого они могут пойти и просто подумать, просто подышать.
К. ЛАРИНА: А на что аплодисменты, вот интересно? Тоже наверняка вы на это обращаете внимание, потом анализируете, где вдруг неожиданная реакция, которую вы не ожидали. Когда вдруг люди, может быть, считывают тот смысл, который совершенно чудесным образом неожиданный. Были такие?
Д. НАЗАРОВ: У нас есть в концерте несколько маркеров, мы их знаем. И отсюда мы уже в начале концерта понимаем, что за зритель сегодня пришел.
К. ЛАРИНА: А как? Ну-ка, расскажите, какие там у вас лакмусовые…
Д. НАЗАРОВ: Есть вещи, на которые есть аплодисменты или гробовая тишина: люди не определились и они не очень понимают, как им дальше себя вести – встать и выйти или еще дать шанс этим артистам что-то со мной сделать. А потом есть маркеры – они все, уже объединившись, весь зал… Это очень важно, ведь зал – это соборность. Это люди собираются плечом к плечу, если это рядом, друг за другом, если это рядами. И они все вместе. И они слышат реакцию друг друга, и они видят, если кто-то не вовлечен, а сидит в телефоне – это тоже имеет значение. Нет, конечно, они в результате все объединяются какой-то единой волной, которая выплескивается на финальных поклонах.
И получается, что мы не врем. Мы их не обманываем, и они, придя к нам, в результате совершенно об этом не жалеют. Они слышат свои мысли, которые они не могут выразить так. Им попадает это в какой-то мозжечок, в какие-то части головного мозга, которые не всегда задействованы в жизни.
В этом-то сила и мощь искусства. Пропаганда работает через глаза и уши в мозг, а мы попадаем сразу в сердце. И даже если ты не сразу понимаешь, что со мной происходит, но что-то происходит. И ты понимаешь, что ты это не очень плохой, а что-то на самом деле всегда хорошее. И ты какие-то вещи переосмысливаешь, лежа в постели или по дороге куда-то за рулем. В общем, вот для этого мы нужны, необходимы и мы будем.
К. ЛАРИНА: Скажите, ребята, не жалеете ли вы о том вообще, что случилось с вами? Не жалеете ли вы о том, что поступили так, как поступили? Что сейчас тоже могли бы быть в списке доверенных лиц. И Дима бы не вылезал из телевизора, был бы звездой намбер ван везде, на всех шоу, во всех сериалах. «Кухня» 225-я серия…
Д. НАЗАРОВ: Не жалеем ли мы, что ровно год назад Ксения Ларина дала отмашку Мурдану и ректору Коту… Я все жду, когда они друг на друга донос напишут. Нет, нисколько не жалеем. Потому что сейчас существовать там, имея в сердце ту правду, для нас невозможно.
О. ВАСИЛЬЕВА: Мы бы не смогли выжить. Мы бы просто не смогли.
Д. НАЗАРОВ: Я удивляюсь на моих прежних знакомых, которые с этой мерзотой живут. Я-то знаю, как они на самом деле относятся к войне, к букве Z, ко всему тому мракобесию, которое происходит, но молчат ради выживания. Но как же им тяжело! Я знаю, что им это не по нутру, но они каждый день с этим живут. С этим просыпаются, идут на службу, с этим возвращаются домой. С этим они ругаются с родными, знакомыми, близкими – громко ли, тихо ли ругаются… Тихо, скорее всего, потому что уже даже в метро и в автобусе нельзя ничего говорить – тут же появится активист, тут же. Потому что у них голод – то, о чем мы говорили в начале.
Им крайне тяжело. Но вот каковы те, которые мне тяжело, которые прекрасно себя отдают отчет, что происходит беда с его родиной, с его страной… Но он сделал вид, что принял эту беду за благо, и начинает получать звания, назначения и так далее. Но я-то знаю, что он врет. Ну, это старый вопрос о том, что ни один из них, кроме дебилов, проверку на полиграфе не пройдет. Ни один.
К. ЛАРИНА: Даже Машков?
Д. НАЗАРОВ: Машков не пройдет.
К. ЛАРИНА: Да ладно? Он же не моргая просто служит, у него глаза выпучены.
О. ВАСИЛЬЕВА: У него проблемы со здоровьем.
Д. НАЗАРОВ: Обмануть полиграф – это особое искусство, этому тренироваться надо. Вряд ли его в ФСБ учили этому искусству, он не пройдет.
К. ЛАРИНА: Тогда зачем? Ответьте на вопрос, вы же психологи. Зачем тогда?
Д. НАЗАРОВ: Ксения, самое страшное, что те, которые сверху, и те, которым нравится, что делает условный Машков – они тоже знают, что Машков врет. Вот ведь что. Врут все, и все это знают. Я считаю, что и первое лицо понимает, что происходит нечто катастрофическое и не совсем по его плану. И я не уверен, что он полностью… То есть я уверен, что он полностью недоволен тем, что затеял.
К. ЛАРИНА: Но сейчас уже поздняк метаться, уже все. Ему-то уж точно.
Д. НАЗАРОВ: Конечно, именно поздняк. И то, что он подает сигналы по дипломатическим каналам о прекращении огня – это все та же патовая ситуация. Украина и Россия на эти условия пойти не могут. Украина – «освободите все», а Россия – «мы будем здесь». Ну пат, патовая ситуация.
К. ЛАРИНА: Возвращаясь к людям… Почему-то опять вспоминаю Евстигнеева из фильма «Любимая женщина механика Гаврилова». «Кто меня удивляет, так это люди», говорил Евстигнеев.
Д. НАЗАРОВ: Извини, перебью. Еще раз прочел цитату Евстигнеева: «Как только невостребованные бездарные актеры начнут снимать штаны, культуре каюк».
К. ЛАРИНА: Ой, слушайте, а какой он прекрасный… Тут «Голого короля» вспоминают последние годы постоянно, вот эти уцелевшие прекрасные сцены.
Д. НАЗАРОВ: Смогли же сказочку поставить, смогли же! И никак они не могли понять, идиоты, снять ее или не снять. Это что? Или нет, или это мы уже дуем на молоко? Это ужасно. Это ужасно, что до сих пор пока, во всяком случае, до нас не дошло, что никто не придумал, как это сделать. Грубо говоря, фигу в кармане. Как выйти на сцену…
О. ВАСИЛЬЕВА: Ну страх, Дима.
Д. НАЗАРОВ: Но постойте, ты же делаешь то, что никто не поймет.
К. ЛАРИНА: А вот у меня вопрос. Я неслучайно сейчас вспомнила «Голого короля». Ведь у нас у всех есть этот опыт советской жизни, этого преодоления цензуры, преодоления немоты, умения говорить с зашитым ртом и говорить то, что ты чувствуешь и понимаешь. Я говорю не про себя, а там, не знаю, про авторов, про режиссеров. Про того же Товстоногова, Гончарова, Любимова… Боже мой, Эфроса – кого мы только ни назовем. И про авторов – того же Арбузова, про которого мы сегодня тоже вспоминали. Из советских авторов – и Розова, и Арбузова, и многих других.
Сегодня вы же видите, что и «Современник» вроде не тот. Я уж не говорю про Таганку. Почему-то сегодня совсем другое. Как мне кажется, эти люди видят совсем в ином предназначение театра. Они видят это предназначение в «служении отечеству» в самом мерзком смысле этого слова. Как это может быть?
О. ВАСИЛЬЕВА: Но они же давно к этому шли. Война стала для них дополнительным трамплином к богатствам, скажем так.
Д. НАЗАРОВ: К мечте.
К. ЛАРИНА: К служению начальнику, я бы сказала так. Не к служению отечеству, а к служению начальству.
О. ВАСИЛЬЕВА: Да, начальству, не отечеству, конечно. Вот ты отвергаешь мою теорию с кумовством – нет, тут дело-то в этом. Что тогда они все – мы все, мы-то там тоже были, – мы все становились повязанными, и чтобы еще больше услужить, еще больше получить… Вот эта спираль – она закручивалась и закручивалась. И не надо душу рвать, все гораздо проще. Находятся вот эти куски еды. Можно гораздо проще получить. Это же проще – служить начальнику, чем быть независимым художником. Это проще.
И эта пропаганда, которая сделала свое дело – она же до того делала свое дело. Она же до того развратила. Она же до того уничтожила образование, уничтожила культуру, уничтожила медицину, начала полное уничтожение науки. А война подстегнула и дала больше преференций: а теперь вы можете вообще все, что угодно, ребята, и за это вы все получите. Только теперь мы тут – те, кто тут сейчас находится, и наши слушатели, и зрители, – мы-то понимаем, что все, ку-ку, ребята. Просто мы год об этом говорим, а вечеринка произошла только вчера. Но неважно.
Д. НАЗАРОВ: Одна из сотен подобных вечеринок, которые всплывают.
О. ВАСИЛЬЕВА: Но это же было понятно. Ну что ж такое-то? А что они сделали с подрастающими, с ребятишками? Вот они пишут в Instagram или мне в Telegram: «Оля, объясните мне, пожалуйста, как же к этому относиться? Вот нам педагог в институте сказал вот так вот». Я говорю: «Это хороший педагог, передавай привет. А вот это плохой педагог, не слушай его». Это хорошо еще хоть кто-то, вообще прямо капельки какие-то думают. А остальных…
К. ЛАРИНА: И что делать, как это преодолевать?
Д. НАЗАРОВ: Молодой человек мне пишет: «Можно я прочту какое-то ваше стихотворение в школе?». Я говорю: «Можно, но боюсь, вас не поймут». – «Но я попробую». Пишет: «Прочитал. Получил по шее».
К. ЛАРИНА: А если бы сказал, что это Лермонтов написал, было бы шикарно. Понимаешь? Вот представь себе.
Д. НАЗАРОВ: С Google-то сразу.
К. ЛАРИНА: Нет, все равно, ты понимаешь, все равно это… Как тебе сказать? Ну представь себе, я вот листала твои стихи за последние несколько месяцев. Конечно, просто ничем не хуже, между прочим, Лермонтова, скажу я так.
О. ВАСИЛЬЕВА: Ой, что натворила сейчас! Все, он мне будут говорить: «Я Лермонтов».
К. ЛАРИНА: И попробуй скажи. Как моя любимая сцена в «Лесе» твоя – «Цензурировано», когда ты показываешь.
Д. НАЗАРОВ: «Одобряется к представлению».
К. ЛАРИНА: Надо напомнить контекст для тех, кто не знает. Когда герой Димы… Ну, расскажи эту сцену, она очень важна в понимании.
Д. НАЗАРОВ: Когда Несчастливцев говорит страстный монолог о том, что вы все зверье и так далее, вскакивает Буланов и говорит: «Вот за такие слова вас можно к ответу. Мы все свидетели». На это Аркашка достает книжку и говорит: «Шиллер, «Разбойники». Цензурировано, одобряется к представлению. Эх ты, злокачественный мужчина».
К. ЛАРИНА: Боже мой, какие только речи нам было позволено произносить со сцены! Послушай, это же спектакль Кирилла Серебренникова. Боже мой…
Д. НАЗАРОВ: Потом был «спектакль режиссера».
О. ВАСИЛЬЕВА: А теперь просто «спектакль».
К. ЛАРИНА: И спектакль еще идет. Акунина уже сняли. Даже в РАМТе Алексей Владимирович Бородин, порядочнейший человек… Я помню, как началась первая волна, когда заставляли снимать имена с афиш, он позвонил – по-моему, один из немногих, кто позвонил своему автору и сказал, что вот такая ситуация. И Акунин сказал ему: «Ну что поделать, я понимаю. Главное, чтобы спектакли шли». А сейчас уже и спектакли…
Д. НАЗАРОВ: А теперь Акунин написал, как же ему жалко тех, которые снялись в его фильмах. Что делать теперь Никите Сергеевичу Михалкову? И так далее. Ведь очень много людей снимались в картинах.
К. ЛАРИНА: Безруков. И Хабенский.
Д. НАЗАРОВ: Все. Наверное, немножко присели в какой-то момент, узнав, что он экстремист. Террорист, экстремист. Немножко так присели. Так шарахнут!
О. ВАСИЛЬЕВА: Кстати говоря, если присели, то уже понимают. И так оно и будет, вот в чем ужас.
Д. НАЗАРОВ: И доберутся. «А почему вы пропустили вот этого?».
О. ВАСИЛЬЕВА: «А почему вы там снимались?».
Д. НАЗАРОВ: Активисты – они ведь с пеной у рта.
К. ЛАРИНА: Все это, кстати, мы все время возвращаемся к этому сюжету активистов, доносчиков, и расплаты, и покаяния, и требования… Вот я вспоминаю стихотворение твое замечательное – «Мне говорят: «Конечно, возвращайся»». Ты там как бы моделируешь ситуацию, что потребуют, чтобы ты валялся в ногах, просил прощения. Это следующий этап. Обратите внимание, мы начали с чего – что они пожирают собственный хвост и сейчас будут искать врагов в собственном коллективе. И они будут каяться. И что самое омерзительное, если про «голую вечеринку» говорить – я знаю, Оля не любит про это говорить, но здесь важна не она сама, хрен бы с ней, а то, как они себя потом повели. Как они друг друга все сдают: «Это не я, это она». Это вообще!
Д. НАЗАРОВ: «Я вообще зашел на минутку».
О. ВАСИЛЬЕВА: А кому они приносят извинения? Ребята, кому они приносят? «Я приношу извинения своему народу. Простите, зашел в сортир. Извини меня, народ». Мне кажется, народ должен сказать: «Ты чего, парень?». Что творится-то? Это что за народ такой, перед которым нужно просить прощения за то, что он зашел в сортир? Ребята, вы чего?
К. ЛАРИНА: Вы же понимаете, что это не народ – они обращаются к конкретному… Не знаю, дорогой Сергей Владиленович, дорогой Алексей Алексеевич Громов, дорогой Владимир Владимирович Путин, дорогой Дмитрий – как его там? – Сергеевич Песков. Там такие обращения, скорее всего. Это не к народу.
О. ВАСИЛЬЕВА: Но хоть кто-то еще должен понять. Там кто-нибудь еще остался, кто понимает, кроме наших детей?
Д. НАЗАРОВ: Но это получилась массовая диарея.
К. ЛАРИНА: Да, массовый обсер, это правда. И это будет иметь страшные последствия.
Д. НАЗАРОВ: Да, и будет дальше. Просто на этом основана вся эта карательная машина. Просто никто не знает, как ее выключать, эту машину, этот трактор или каток, который завелся и поехал. И будет ехать. Ни у кого не хватит мужества остановить его.
О. ВАСИЛЬЕВА: Ксюша, там люди-то есть какие-нибудь?
К. ЛАРИНА: Да, много, я смотрю, что здесь пишут. В основном «спасибо, спасибо». Из Одессы спасибо большое вам, дорогие друзья.
Д. НАЗАРОВ: Там прилеты в город.
К. ЛАРИНА: Вообще очень тяжело это все, потому что мы говорим на фоне жуткой трагедии.
О. ВАСИЛЬЕВА: Трагедии непрекращающейся.
К. ЛАРИНА: «Снова хочется посмотреть «Штрафбат». Огромное вам спасибо!». «Штрафбат» вряд ли сейчас покажут, дорогие друзья.
Д. НАЗАРОВ: Но в интернете есть, люди смотрят.
К. ЛАРИНА: «Ваше отношение к поговорке, которую часто цитируют в этом году: «Не трогайте артистов и кучеров, они служат любой власти?»». Это приписывают Колчаку, но слушайте, давайте еще спортсменов добавим. Вот, кстати, перед вами живая иллюстрация к тому, что это все чушь собачья, все вот эти поговорки.
О. ВАСИЛЬЕВА: Это как эта нация плохая, а эта нация хорошая.
К. ЛАРИНА: А вообще есть какие-то профессиональные приметы? Не знаю, все спортсмены дебилы, говорят. Все артисты проститутки. Что мы еще скажем? Все военные идиоты. Что еще мы скажем? Все политики проститутки, опять же.
Д. НАЗАРОВ: Тут есть глубочайшее заблуждение почему-то – наверное, от зависти, от востребованности, от медийности этих лиц, которые смеют что-то такое говорить. Мне десятки ботов, полуботов, четвертьботов…
К. ЛАРИНА: Мне нравится: «полуботы». В этом есть какое-то изящество, очень модное.
Д. НАЗАРОВ: Они мне пишут: «Ты артист – давай играй, что ты в политику полез?». Во-первых, это никакая не политика. Это моя гражданская позиция, мои гражданские стихи. И потом, кто вам сказал, что токарь должен только точить деталь, артист говорить чужие слова со сцены, дворник подметать, а космонавт летать? Мы граждане этой страны.
К. ЛАРИНА: Вот именно поэтому война, Дима. Именно поэтому война случилась – потому что учили всю жизнь, что токарь должен делать втулки, артист читать чужие тексты со сцены… Все, что ты сказал. А позицией будут заниматься политики. Начальники, вот.
Д. НАЗАРОВ: Вот они. При этом они сами периодически во что-то лезут. Некоторые пишут, некоторые пытаются что-то сыграть.
О. ВАСИЛЬЕВА: Поют, подтанцовывают.
Д. НАЗАРОВ: Никто не говорит: «Иди занимайся политикой».
К. ЛАРИНА: Пишут пьесы и заставляют театры эти пьесы играть. Бастрыкин выступает со стихами на открытии сезона в театре Вахтангова. Ну ты что? Сейчас заставят еще пьесы писать. Не могу не спросить вас… Хрен с ней, с вечеринкой, это не наши люди, а вот то, что касается истории с Калягиным и с Машковым – вот это тоже, мне кажется, очень драматическая и очень драматургическая история, когда Калягина, по сути, сместили. Человека, который верой и правдой служил начальству. Я не знаю, видели ли вы это письмо, где он пишет в Администрацию президента, что «я только актер, как меня вообще можно было упрекнуть в том, что я недостаточно лоялен?». Это просто цитата из «Мефисто», по сути.
Д. НАЗАРОВ: Нет, я этого письма не читал. Я для себя это объяснил, что, наверное, это с согласия Сан Саныча произошло. У меня было такое ощущение, что как когда-то Ельцин: «Я устал, я ухожу».
К. ЛАРИНА: Нет!
Д. НАЗАРОВ: Нет, его сместили просто? Ну браво, Владимир Львович, браво. Давай, еще есть куда ты можешь замахнуться.
О. ВАСИЛЬЕВА: Да нет, ребята, он там сейчас сидит во главе СТД, в президиуме, что ли… Я видела фото с поднятыми руками, голосовавшими то ли за «Золотую маску», то ли за что-то.
К. ЛАРИНА: За принятие Донецкой области в СТД. За принятие новых регионов. Новое отделение.
О. ВАСИЛЬЕВА: Вот что страшно – что все когда-то уважаемые нами люди теперь поднимают руки и теперь просто стадо. Почему же вы себе не зададите вопрос: почему же мне стало удобно быть в стаде? Я стадное животное.
Д. НАЗАРОВ: Задают. И ночью ворочаются с одного бока на другой.
О. ВАСИЛЬЕВА: И все равно идут и голосуют. Но ведь раньше, когда какой-то человек на улице в той жизни меня оскорблял, особенно матом, в какой-то бытовой ситуации, я говорила: «Неужели вам сейчас не будет стыдно за это перед своими детьми? Вот если ваш ребенок узнает, что вы так меня обидели, так меня оскорбили?». Это у меня было самым главным аргументом. Потому что мне, например, стыдно… Все, что я делаю – критерием являются мои дети. Я не должна сделать ничего дурного, за что было бы стыдно моим детям. Это самое главное. А они что? Такое ощущение, что они все стали бездетными. Им не жалко убиваемых детей, им не жалко своих. Они отреклись от детей. Они стали только с начальством.
Д. НАЗАРОВ: Может быть, не было критерия?
О. ВАСИЛЬЕВА: Ну как, любая нормальная мать…
Д. НАЗАРОВ: Нормальная – да. И отец.
О. ВАСИЛЬЕВА: Значит, они утеряли вообще человеческие инстинкты какие-то, человеческую совестливость.
Д. НАЗАРОВ: Они потом на кухне этим же детям объяснят: «Так было надо, сынок».
К. ЛАРИНА: Так они и сейчас объяснят, Дима. Они сейчас могут сказать: «Вам же будет лучше. Вам же будет лучше, если я буду так себя вести. У вас не будет проблем».
Д. НАЗАРОВ: Или «родину надо защищать, даже если она неправа». Причем здесь родина? Это не родина. Это люди, которые ее захватили. Россия в плену и поэтому не надо на нее все спихивать. Что мы, не патриоты, что ли? Да патриоты мы. Что мы, Россию не любим? Да любим мы Россию, это наша родина. Но то, что произошло – ну что же делать? Ничего, рано или поздно…
К. ЛАРИНА: Они могут сказать по-другому, Оля: «Мама, что ты все время лезешь-то? Нам и так тут опасно хоть слово сказать лишнее, а сейчас еще ты будешь тут. Сиди спокойно, не высовывайся». Как раньше, при советской власти, нам родители говорили: «Не высовывайся, в школе об этом ни-ни», так сегодня я не исключаю, что дети могут сказать своим родителям: «Не надо, не лезь».
О. ВАСИЛЬЕВА: Да, потому что их уже так воспитали. Мне очень грустно, потому что мне только мама может сказать до сих пор: «Вы там не особо лезьте-то». Нас уже для того общества не существует, а она говорит: «Вы все равно аккуратненько».
К. ЛАРИНА: Расскажите, откуда вас вырезали. Назаров, тебя вырезали откуда-нибудь?
О. ВАСИЛЬЕВА: Мы не знаем, мы не следим, Ксюша.
Д. НАЗАРОВ: Вырезали? Да нет, была какая-то волна полуфейковая, полунастоящая. Наверное, кто-то ляпнул, как обычно, не от большого ума, что вот надо вырезать. Потом они посмотрели, что этих фильмов и сериалов 90, и стало сложно. Как кто-то говорил на полном серьезе: «Да можно вырезать из «Кухни», там есть без него много линий». Но нельзя. Поэтому я не знаю, где вырезали, я этого не видел. Тут у нас есть отголоски российского телевидения – я видел и «Кухню», и «Штрафбат», и «Вызов».
К. ЛАРИНА: То есть они там все показывают? И «Кухню» показывают? Ну а куда деваться? Потому что в советское время и вырезали эпизоды, и из титров стирали.
Д. НАЗАРОВ: Да, Крамарова вырезали.
О. ВАСИЛЬЕВА: Наверное, если по Первому и Второму, если по этим каналам, то, может, что-то там и вырежут.
Д. НАЗАРОВ: Может, не вырезали, а просто не показывают.
О. ВАСИЛЬЕВА: Да, или не показывают. А там же у них полно, им же надо делать… Простите, но им надо делать деньги. А для того, чтобы делать деньги, нужно что-то показывать. И они вот на каких-то… Черт знает, как их называют, эти каналы – по всем каналам идет.
К. ЛАРИНА: На платформах, наверное, или где-то там.
О. ВАСИЛЬЕВА: Это не платформы, это картины для ТВ, которые запрещены. Первый, Второй – вот эти все каналы. А все остальное – оно идет. «Киносерия» или «Кинопремьера»…
Д. НАЗАРОВ: «Кинохит», «Кинопремьера», вот это все. «Русское кино», «Родное кино».
О. ВАСИЛЬЕВА: На этих платформах все идет. На каналах – не платформах, каналах.
К. ЛАРИНА: Но вы следите за тем, что выпускают сегодня в России? Я имею в виду, в сериалах, в кино. Или есть какая-то информация про театры, что там происходит? Вообще есть какая-то попытка какого-то пусть художественного сопротивления, на ваш взгляд? Потому что у меня-то есть ощущение, что да. Но иногда я думаю: может быть, я сама себе придумываю, может быть, это просто мои ожидания. Как вы чувствуете?
Д. НАЗАРОВ: Мы знаем один театр – я не буду его называть, чтобы не привлечь активистов, – где есть слабые попытки говорить между строк. Честь и хвала, но надо смелее. А что касается кино, мне все труднее и труднее по вечерам что-нибудь найти. Но надо быть объективным, дело даже не только в российском кино. Может быть, я просто много уже посмотрел, и все труднее и труднее найти в западном что-либо интересное. И потом вообще это сложное дело – делать хорошее кино или хороший сериал, не оторваться. Вот они взрываются как бомбы, потом какое-то затишье, потом еще что-то. Ну да, я посмотрел…
К. ЛАРИНА: «Чушпанов»?
Д. НАЗАРОВ: Да, посмотрел. Посмотрел причем тот вариант, который как бы авторский считается, несмонтированный, а не тот, который эфирный. Ну, хорошо сделано. Крыжовников, конечно, талантливый человек, хорошо сделано. Но беда та же, которая была с «Бригадой». Та же беда. Огромное, растянутое бесконечно действо, когда ты долго-долго влюбляешься в героев и влюбляешься. Подобные вещи нельзя делать, тактически это неверно. Вот «Однажды в Америке» – ты влюбился в героев, пожил с ними, и когда все это страшно закончилось, ты разочаровался во всем этом, вышел из кинотеатра и тебя туда не тянет. А тут, понимаешь, после 3-й серии «Пацанов» уже начинают мочить друг друга на остановках в разных городах.
К. ЛАРИНА: Ты думаешь, это влияет?
Д. НАЗАРОВ: В России да. И долго, долго… И пока дойдет до того, что это все плохо заканчивается, тебе уже обратно трудно перестроиться. Вот в этом, мне кажется, очень большая беда. Но это замечательное умение работать с молодыми актерами. Это замечательно. Когда-то Ролан Быков умел с детьми, с подростками работать, а вот, получается, Крыжовников может. Но у меня все время был вопрос: зачем? Вот зачем ты это делаешь? Да, интересно следить за канвой, но плакать не хочется, смеяться негде, катарсиса нет. А к чему ты ведешь это все? А к тому, чтобы тебе в конце концов сказали: «Пересними последнюю серию».
К. ЛАРИНА: Это то же самое, что эти сейчас каются, эта «голая вечеринка», по сути.
О. ВАСИЛЬЕВА: Да, все одно и то же.
Д. НАЗАРОВ: Ты что, не знал, где ты и что делаешь? Ты знал. И ты знал, что и платформы, и все тебе скажут. Эти огромные списки запрещенных к производству артистов, которые сидят. У каждого продюсера в столе лежат, кого нельзя.
О. ВАСИЛЬЕВА: А я, отвечая на ксюшин вопрос, немножко заглядываю, естественно, на сайт МХАТа и слежу за их премьерами. Гогочу просто вслух. Потому что эти премьеры – мама дорогая! Когда малая сцена отдается художественному слову с художественным руководителем и называется премьерой нового спектакля… Два человека на сцене, Хабенский и Цыпкин – ну все, мама дорогая, привет родителям. Ну что ж, давайте так, ребята, служите.
К. ЛАРИНА: Горько очень. У вас это чувство боли и утраты по отношению к месту, которому вы столько отдали в своей жизни, по отношению к театру – нет, не притупилось? Вы освободились от этого ужаса?
О. ВАСИЛЬЕВА: Ксюша, мы по приглашению Олега Павловича Табакова, а ушли из другого театра. Уволил нас…
Д. НАЗАРОВ: Совершенно другой человек.
О. ВАСИЛЬЕВА: Другой руководитель. Это было бы страшно, если бы это сделал Олег Павлович Табаков. Тогда бы мы страдали.
Д. НАЗАРОВ: Но переживаем, да. А сейчас – ну что? Ты не знаешь, как в этой ситуации себя вести, кроме как отдать честь. Ну не знаешь ты, нет у тебя опыта. Так у тебя опыта нет и формировать репертуар в этих тяжелейших условиях. Ни опыта, ни фантазии, ни советчиков, ни подсказчиков. Команды нет, собственных семи пядей во лбу нет. Поэтому вот так, как есть.
Это временно. И все понимают и ощущают, что это временно. Что МХАТ возродится, что будет все хорошо. Да, мне очень жалко. Там люди стараются, играют, там есть какие-то непатриотические вещи. Но все равно все зацикливается на детских спектаклях, спектаклях агитационных.
К. ЛАРИНА: Сейчас очень популярна советская драматургия опять стала.
Д. НАЗАРОВ: Да, читки и так далее.
К. ЛАРИНА: Но ты говоришь… Дело же не в том, что МХАТ такой, а дело в контексте, опять же – что так сегодня складывается. Обстоятельства предлагаемые таковы, что и МХАТ такой. А «Ленком» какой? А «Современник»? Я уже устаю перечислять это все. И здесь, конечно уже, я думаю, вам виднее, поскольку это ваша личная история, личная биография и личные отношения с этими конкретными людьми. Но я думаю, может, и не в Хабенском дело. Ты говоришь про это голосование за Донецкую область – кто там сидел, кроме верноподданных Машкова и этого самого бывшего зама Калягина Смирнова? Кто там еще, уж не помню. Женовач сидит! Сергей Васильевич Женовач поднимает руку и смотрит в стол. Я понимаю: вот ему точно, наверняка стыдно. Но он поднимает руку.
Д. НАЗАРОВ: Он знал, что этим закончится. Зачем пришел? Заболей, воздержись в крайнем случае. «Я сомневаюсь…». Страшно. Страх рулит.
О. ВАСИЛЬЕВА: А давайте о чем-нибудь хорошем поговорим.
К. ЛАРИНА: Давай. Покажи нам книжку.
Д. НАЗАРОВ: «Без кожи».
К. ЛАРИНА: Без кожи, так и живем.
Д. НАЗАРОВ: Сроду никогда не продадим при нынешних…
К. ЛАРИНА: А, ссылка есть на «Озон», где можно купить. А кто это издавал, Дима? Сейчас же никто не издает, сейчас только уничтожают.
Д. НАЗАРОВ: Не скажу.
О. ВАСИЛЬЕВА: Зачем нам говорить-то?
Д. НАЗАРОВ: Мы хотим еще вторую выпустить.
К. ЛАРИНА: Но это российское издательство?
Д. НАЗАРОВ: Да. Вообще презентация была почти год назад, в декабре.
О. ВАСИЛЬЕВА: 25, что ли, где-то.
Д. НАЗАРОВ: На презентации расхватали 150 книжек. Пришли люди, все раскупили. А дальше уже те, которые обещали ее распространять, сказали: «Не можем». «ЛитРес» просто по полной диареей заболел. Тогда еще заболел. Они так хотели, чтобы это было в текстовом формате, чтобы мы пришли и начитали эти стихотворения, всю книжку. Мы были согласны на это. И потом: «Нет, еще не сейчас, еще не сейчас… Вообще никогда, простите, нет. Ой, я побежал в туалет». И все. Ну что делать, пока так.
К. ЛАРИНА: Но кстати, обращаю ваше внимание. Думаю, что вы тоже в курсе, что уже естественным образом появляются русскоязычные издательства за пределами России, как в советское время, которые издают запрещенных российских авторов. И уже как минимум 3 или 4 названия есть – замечательные команды людей. Так что имей в виду: если там – обойдемся. Есть где издавать.
Д. НАЗАРОВ: Обойдемся, конечно.
О. ВАСИЛЬЕВА: Вы нас не запретите, миленькие. Мы еще дадим.
Д. НАЗАРОВ: Вас жизнь запретит.
К. ЛАРИНА: Слушайте, еще одна тема. Я все время к ней возвращаюсь, потому что меня все время об этом спрашивают зрители. Когда мы начинаем обсуждать какие-то гадкие поступки публичных людей, особенно артистов: «Ну как же, он же играл этого, он же того играл! Как же он мог играть такого великого человека, а быть таким говном?», вот скажите, как носители профессии, насколько вообще это связано – артист и его роль? Есть тут какое-то взаимное кормление, взаимовлияние, или это вообще никак не сказывается на человеке, на его убеждениях?
Д. НАЗАРОВ: Вообще никак. Иначе это клиника. Это клиника, это нездоровье. Ты играешь роль и потом ты с этой ролью живешь. Ну как быть Безрукову, который сыграл Иешуа и в «Бригаде» Сашу Белого? Кем быть-то? Кем быть мне? И еще много других ролей сыграл – уголовников, милиционеров и так далее. И что делать? Нет, это не имеет никакого отношения. Можно играть поддонков и мерзавцев, да и вообще…
К. ЛАРИНА: Как Басилашвили, кстати, блестяще играет именно подонков и мерзавцев. А какой потрясающего благородства человек!
Д. НАЗАРОВ: Это не имеет никакого отношения. Мне то же самое пишут: «Надо же, другие ценности нес в сериале «Штрафбат», а сейчас вот такой…». Ты что, дурак, что ли, совсем? А Бодрова все время мне цитируют: вот он в фильме «Брат-2» сказал: пока Родина… Идиоты, во-первых, он говорил не свои слова. Ну не свои слова он говорил! Это текст, который он выучил и достоверно сказал в этом тяжелейшем, очень спорном фильме-дилогии «Брат». Где просто если взять за основу эпизод, когда он идет и стреляет, просто часть компьютерной игры, просто на уничтожение всего и вся – совсем о других ценностях говорили создатели фильма. Но их не поняли, взяли эту поверхностную шелуху. Наш так называемый «глубинный народ» взял поверхностное. Поэтому я говорю, что они не глубинные, они поверхностно все судят. А стать глубинным очень тяжело. И как только станешь, ты не выдержишь и будешь бежать прочь от режима.
О. ВАСИЛЬЕВА: Вообще очень тяжело ведь заставить себя читать. Еще тяжелее заставить себя…
Д. НАЗАРОВ: Писать.
О. ВАСИЛЬЕВА: …мыслить.
К. ЛАРИНА: Мне кажется, писать некоторым стало легче, чем читать.
О. ВАСИЛЬЕВА: Писать стало легче. Не знаю, если мы все будем вот сюда, говорить об этом: «Прочтите, дети, читайте книжки»…
К. ЛАРИНА: Но постой, давайте так. Если следовать той логике, которую мы сейчас предъявили в качестве актерской работы, ведь чтение – это тоже… Чем оно отличается? Вот ты читаешь про чужих людей – почему ты обязан проникаться этими идеями? Ты читаешь чувством, ты читаешь эмоцией, тебе кто-то нравится, кто-то не нравится. Но это тебя не воспитывает – извините за это ужасное слово, но это так. Или нет, или я неправа?
Д. НАЗАРОВ: Читать не надо для того, чтобы проникаться чужими идеями. Читать надо, чтобы находить подтверждение собственных мыслей. Я говорю о хорошей литературе.
О. ВАСИЛЬЕВА: Прочитать сейчас… Просто я, на удивление, накануне войны прочитала «Война и мир». Ну так сложились обстоятельства: я вернулась вновь к Толстому и он меня просто покорил. Со мной был припадок от того, что я прочла. Но ведь кроме как в школе, это изучают… И это поверхностное изучение.
Д. НАЗАРОВ: Почему, в институте тоже.
О. ВАСИЛЬЕВА: В институте тоже? Никто не может прочесть, потому что молодые мозги совсем юного человека не могут даже понять, о чем писал этот великий художник. И ты начинаешь размышлять, мыслить. Читать и мыслить, мыслить. Надо мыслить, а не следовать в стаде.
Д. НАЗАРОВ: Но без подготовки нельзя вот так вот Ольге Васильевой взять «Войну и мир»… Ты не прочтешь, если у тебя нет опыта и тренировки по этому поводу. НРЗБ Что такое «Двенадцать стульев»?
К. ЛАРИНА: А, вот, тебя оттуда вырезали?
Д. НАЗАРОВ: Из «Двенадцати стульев»? Сказали, снимать не будут, ни меня, ни Ольгу.
К. ЛАРИНА: Но вы были утверждены на роли.
Д. НАЗАРОВ: Я начал сниматься, а потом это все приостановилось и вроде как при продолжении сказали, что меня выбросят. Но пока они ничего не снимают.
О. ВАСИЛЬЕВА: Мы не знаем, сумел ли этот режиссер, который…
Д. НАЗАРОВ: Петр Зеленов или Зетр Пеленов, я не знаю.
О. ВАСИЛЬЕВА: Который нас помоями облил и не захотел с нами сотрудничать. Смог ли он снять хоть что-нибудь после этого?
Д. НАЗАРОВ: Пока нет.
О. ВАСИЛЬЕВА: Просто интересно. Может, не «Двенадцать стульев», может один стул какой-нибудь, но что-то не слыхать.
К. ЛАРИНА: Слушайте, а вот еще одна тема, тоже хотела у вас узнать. Известная история про то, как Золотухин согласился заменить Высоцкого, когда разозлился Любимов, в очередной раз выгнал его из театра и предложил играть Гамлета, по-моему, вместо Высоцкого попросил играть Золотухина. И он согласился.
Вот люди, которые соглашаются играть вместо отмененных артистов… Вот уже все, спектакль или… Да, спектакль прежде всего. Спектакль состоялся вот с этими конкретными людьми. И если их нет, то и спектакля нет, рассуждаю я простым убогим умом простого зрителя. Но вдруг вместо артиста такого-то появляется другой человек, вместо другого артиста другой человек, и все это превращается в какую-то пародию на то, что было когда-то. Вот скажите мне, пожалуйста, когда человек принимает это решение, он понимает, что он поступает, мягко говоря, херово?
Д. НАЗАРОВ: Он оправдывает себя понятием «производственная необходимость». Производственная необходимость плюс беседа с художественным руководителем.
К. ЛАРИНА: Профилактическая.
Д. НАЗАРОВ: Плюс желание роста. Но я не знаю, меня, например, греет, что один артист меня заменить не смог – понадобилось четыре. Четыре артиста меня заменили в четырех спектаклях, а два отменили, потому что там…
О. ВАСИЛЬЕВА: Меня нельзя было заменить.
Д. НАЗАРОВ: Да, тебя нельзя было заменить и вообще никто не решился на это. Ну, когда я уходил из Театра Армии, там нашлись штрейкбрехеры, которые за меня сыграли какие-то роли.
О. ВАСИЛЬЕВА: Из-за производственной необходимости.
Д. НАЗАРОВ: Из-за производственной необходимости. А вот Отелло все отказали Морозову, сказали: «Ой, нет, Борис Афанасьевич, это надо выращивать с самого начала, вести». Он обращался, как я потом узнал, ко многим – все отказали. А в данном случае никто не отказал. Все согласились, бодро и весело играют. Среди них были люди, от которых я ждал звонка, но не дождался.
О. ВАСИЛЬЕВА: Я о великом скажу. Например, Олег Иванович Борисов, с которым мы выпускали «Павла I» на сцене Театра Армии при Леониде Хейфеце. И когда я забеременела, Борисов не давал мне уйти в декрет. Вплоть до того, что я кричала: «Олег Иванович, я рожу однажды на сцене!». Он сказал: «Ничего, будет Павел II». И когда волей обстоятельств должен был появиться Арсений, я на некоторое время вышла, и меня заменила другая артистка. Олег Иванович сказал: «Эта артистка сыграет ровно столько дней, сколько не будет Оли. А потом я буду играть только с Олей».
Вот так поступают большие артисты. Ему на производственную необходимость было наплевать. А упомянутый уже Валерий Золотухин после смерти Олега Ивановича с радостью заменил Олега Ивановича. С которым я потом не хотела играть. Валерий… – забыла уже отчество, конечно.
К. ЛАРИНА: Сергеевич.
О. ВАСИЛЬЕВА: Валерий Сергеевич, играя Павла I, в фойе продавал свои книжки, в антракте подписывая. Мы свои книжке не продаем в антракте, не найдете их.
К. ЛАРИНА: Причем он сам стоял и продавал эти книжки.
Д. НАЗАРОВ: Именно сам!
К. ЛАРИНА: Я помню, как мы пришли с моим приятелем как раз в театр… Послушай, смешно.
Д. НАЗАРОВ: НРЗБ подписал НРЗБ потом извинился и побежал на сцену.
К. ЛАРИНА: Да-да. Мне говорит мой товарищ, с которым мы пришли туда на спектакль «Павел I», где как раз играл Золотухин… Говорит: «Мужик похож на Золотухина, который книжки продает». Я говорю: «Это и есть Золотухин». – «Да не может быть!». – «Да, это так». Это вообще… Но это отдельный персонаж, безусловно.
Тут, знаешь, я могу сказать, какая у меня бывает ассоциация: когда умирают солисты, кордебалет выходит на первую линию. Вот это и есть настоящие звезды: если этих расстреляли, теперь мы здесь будем. В этом есть уже какой-то момент мародерства, согласитесь.
Д. НАЗАРОВ: Ну, мародерство не мародерство… Есть производственная необходимость и есть желание самому себе доказать: а я не хуже этого. И вот я доказал. Вот я выучил слова, вот я вошел в его рисунок и все сделал. Ребята все поздравляют же потом с премьерой: «Молодец, все здорово, как сыграл!». Мне очень интересно, как все эти четыре сыграли второй спектакль. Это очень показательно.
О. ВАСИЛЬЕВА: Да бог с ним!
К. ЛАРИНА: Переживает, конечно. Это же то, что кровью полито, что называется. Ну что тут сделаешь?
Д. НАЗАРОВ: Нет, мы идем дальше.
О. ВАСИЛЬЕВА: Мы не останавливаемся, мы идем дальше.
К. ЛАРИНА: А были такие эпизоды в вашей жизни, когда вам предлагали кого-то заменить? Не по болезни, а потому что мы с этим человеком расстаемся, он больше не с нами, а теперь ты будешь играть.
Д. НАЗАРОВ: Такого не было. У меня был один случай – я зарекся. Абдулов потерял голос и где-то под Москвой отменили его антрепризу и предложили мне – не в этой антрепризе, сыграть свою на замену, я Абдулова не замещал. Я сыграл и потерял голос на 2 недели. Господь сказал: «Эй, не шали. На чужом несчастье счастья не сделаешь».
Это было очень давно, но я запомнил. Я это помню и не делаю. Кого-нибудь я заменял? Да нет. Да еще тем более изгнанных. Ну, умирал Хохряков – так он меня сам вводил в «Не все коту масленица», сам мне все рассказывал, показывал, как он играл. Это с его позволения и благословения. Виктор Иванович Хохряков. Но это было очень давно. «Не все коту масленица». Что еще? Нет, похоже, нет.
О. ВАСИЛЬЕВА: В общем, если и было в нашей биографии что-то из подонства, то мы этого не помним.
Д. НАЗАРОВ: А что, было из подонства?
О. ВАСИЛЬЕВА: Нет, конечно.
К. ЛАРИНА: Нет, я сейчас искренне напрягаюсь, пытаюсь…
О. ВАСИЛЬЕВА: Нет, я помню, в «Даме с камелиями» на роль Маргариты Готье меня Алена Покровская благословила. Причем не предупредив. Она вышла на сцену и сказала: «Теперь я передаю роль моей коллеге, прекрасной актрисе Ольге Васильевой». Перед спектаклем! Я это в трансляции услышала – у меня потекли слезы градом. «Это единственный человек, который может это сделать». И я пошла игра играть.
Д. НАЗАРОВ: А, был случай – в театре «Сфера» еще служил, когда артист Сайко подрался с художественным руководителем и Екатериной Ильиничной Еланской.
К. ЛАРИНА: Как подрался с Еланской?
Д. НАЗАРОВ: Ну они вот так вот, вцепившись друг в друга, стояли, потому что он пришел пьяный на спектакль «Чайка» в родной театр и зрителям говорил: «Что вы на эту фигню ходите? Это же мура!». А она вылетела: «Ты что делаешь? Пошел вон отсюда!». – «Я не пойду». И дальше была долгая-долгая тяжба, в которой я Сайко совершенно не поддерживал. Когда группа артистов «Сферы», которые хотели просто тупо захватить власть в этом театре – имели они на это право, не имели, имели моральное основание, нет, но, тем не менее, это был рейдерский захват и он не прошел. И одну роль я за него сыграл – Ивана-дурака в спектакле «До третьих петухов» Шукшина. Да, ввелся и играл. Были репетиции. Но с ним мне было не о чем говорить, потому что ну что, конфликт был глубочайший. И мой личный в том числе. Так что все, я все вспомнил. Нет, никого.
К. ЛАРИНА: Вы всю жизнь служили в театрах государственных, всю жизнь в труппах, и что такое производственная необходимость, цеховая солидарность, интересы коллектива – все это прекрасно знаете. И вот сейчас волей судеб, что называется, вы абсолютно свободны от всего этого. Какие тут есть преимущества? Ведь люди очень боятся. Вы это знаете сами по своим коллегам. Когда им говорят: «Ну что же ты мучаешься? Уйди уже сам оттуда. Что ты страдаешь, зачем ты себя насилуешь?». – «А как же я без этого? А куда же я? А как же я без коллектива своего родного?». Есть такой момент?
Д. НАЗАРОВ: Конечно, есть.
О. ВАСИЛЬЕВА: Ксюша, я даже когда из Театра Армии была после звонка Олега Павловича приглашена в Московский Художественный, мне было страшно уходить из Театра Армии, потому что это мой родной дом был в ту минуту. Вот эта боязнь и этот ужас – конечно, он присутствовал. А что будет дальше? Здесь-то как-то все понятно: ты на первых ролях, у тебя все хорошо. А что там? Конечно, это просто свойственно человеку – даже, не знаю, квартиру менять.
Д. НАЗАРОВ: Ну, дом покинуть. Тяжело, да.
О. ВАСИЛЬЕВА: Да, это тяжело. А уж уйти вообще на вольные хлеба – это, наверное… Я не знаю, кто на это решится. Мы-то, опять-таки, волею судеб. А что, теперь у нас есть театральная ассоциация.
Д. НАЗАРОВ: Я президент.
О. ВАСИЛЬЕВА: Он президент, я казначей. Нормально, у нас есть театр.
К. ЛАРИНА: Бродячий театр, да.
О. ВАСИЛЬЕВА: Почему бродячий? Он зарегистрирован. Это зарегистрировано в Приморских Альпах. У нас есть passport talent, мы можем работать.
К. ЛАРИНА: Ну вот мой вопрос: это не страшно ведь, скажите? Не страшно, когда ты привычный свой уклад жизни…
Д. НАЗАРОВ: А что, оставаться там?
О. ВАСИЛЬЕВА: И поднимать руку. И бояться, что же сказать своему ребенку. Вот это страшнее. Говорить, что черное – это белое, белое – это черное.
Д. НАЗАРОВ: Оглянитесь, все раздумывающие, назад и поймите, как стремительно все ухудшается и как все гайки завинчиваются все туже и туже с каждым днем. А завтра что будет? А после 17 марта вообще будет черт знает… Чуть не сказал название спектакля.
О. ВАСИЛЬЕВА: Это ты просто сейчас рекламируешь премьеру нашу. Ксения, а сколько у вас идет эфир вообще? Мы будем до утра разговаривать?
К. ЛАРИНА: Нет, мы можем закончить. Мне просто хорошо с вами.
О. ВАСИЛЬЕВА: Люди есть там?
К. ЛАРИНА: Есть, не волнуйтесь. Просят прочитать что-то. Если у Димы есть желание что-то прочесть, мы будем благодарны.
О. ВАСИЛЬЕВА: Мы заготовили.
Д. НАЗАРОВ: Новогоднее такое, очень личное.
Ты моя лебедушка,
Вся перо к перу,
В радости и в горюшке,
В страсти и в миру.
Нежная и дикая,
Приручить нельзя.
Лебедь многоликая,
Желтые глаза.
Каждым утром свежая
На крыло встаешь,
Непреклонно нежная,
Спать всем не даешь.
Вся в делах до вечера,
Чтобы чистый дом
Распахнул доверчиво
Скатерть над столом.
Чтобы в восхищении
Нёбо и язык
Смяли угощение
С Новым годом встык.
И поняв, что нравится,
Этот пир нам мил,
Ты, моя красавица,
Упадешь без сил.
Счастье угорелое,
Нежная гроза,
Лебедь моя белая,
Желтые глаза.
К. ЛАРИНА: Да, очень понятно. Я с ужасом жду завтрашнего дня, что приблизительно так он и кончится. Спасибо за поддержку, дорогой Дмитрий Назаров, от всех белых лебедушек.
Ну что, давайте к финалу. И конечно же, что мы хотим? Мы хотим света, надежды и понять, из чего, собственно, ее складывать – этот пазл, который позволит нам дальше жить и не умирать, не унывать. Не знаю, я не умею, у меня никаких хороших слов надежды нет на следующий год. Тем более, что даже сегодня за время нашего эфира было сказано не раз, что дальше будет только хуже. Давайте так.
Д. НАЗАРОВ: Ксения, это рождение черной звезды. Они сами в себя засосутся. Будет какой-то белый карлик, что называется – такой сгусток дерьма, который куда-то улетит. Они уничтожают себя. Уничтожают и уничтожат. Просто остановиться не могут, и все. В это я верю, и в этом моя надежда. Вопрос только, через 2-3 месяца произойдет или 5-6.
О. ВАСИЛЬЕВА: Я не знаю. Я хочу, чтобы перестали бомбить и убивать. Мне кажется, что когда перестанут, это будет счастье для очень многих людей. Потому что столько горя они принесли людям – боже мой! Я говорю и об Украине, и о России. И о растерзанных судьбах, и о расстрелянных жизнях, и о разлученных семьях, и о потерянных мечтах.
Д. НАЗАРОВ: Об извращенном сознании.
О. ВАСИЛЬЕВА: И наверное, когда закончат бомбить, должно все измениться к лучшему. Это единственное, что должно прекратиться без всяких обсуждений. Просто бум – и должно прекратиться.
К. ЛАРИНА: Как вы думаете, это может быть действительно какое-то испытание, которое не случайно возникло? Ну да, понятно, что это испытание, которое на этой земле посеял один человек, который решил, что так надо, что вот он хочет такое. Но в итоге все равно это какое-то невероятное, скажу так, чистилище. Ведь как по-разному проявляют себя люди! Я все время вспоминаю фразу одного доктора из Украины, который сказал, что война как рентген – она высвечивает все внутренности человека. Ну и дальше завершил тоже достаточно таким распространенным выводом – я думаю, что это так, – что хороший человек становится лучше, а ужасный еще ужаснее.
О. ВАСИЛЬЕВА: Да, наверное так.
Д. НАЗАРОВ: Мир народам, война уродам.
К. ЛАРИНА: Вот видишь, все равно война уродам. Понимаешь? То есть будет мир, но войну уродам-то кто-то должен продолжать. Получается, что так. И конца и края этому не будет.
Д. НАЗАРОВ: Политика – это продолжение войны мирными средствами. Вот мирными средствами уродов…
К. ЛАРИНА: Все равно мне нравится этот настрой, он правильный. Не сдерживай.
Д. НАЗАРОВ: Да нет, они все НРЗБ, что мы какие-то бесполые, безжаберные, безрукие, безногие, безмозглые дебилы, у которых нет ни харизмы, ни силы, ни гнева. Есть все это, и побольше, чем у вас. Просто мы не обращаемся к вам на «ты» и не пишем матом о том, насколько вы дебилы. Потому что всегда имеем надежду на вашу метаморфозу в имаго.
К. ЛАРИНА: Ну что, за что мы выпьем в конце?
Д. НАЗАРОВ: Выпьем за то, что Новый год на носу. Это всегда вера и надежда на что-то хорошее. Ни разу никто не встречал Новый год с надеждой, что все будет хуже. Плевать, что он високосный – просто на один день дольше.
К. ЛАРИНА: Оля, а ты за что выпьешь?
О. ВАСИЛЬЕВА: За мир и любовь.
К. ЛАРИНА: За любовь, конечно! Спасибо вам большое, друзья. Я вас отпускаю.
Д. НАЗАРОВ: Спасибо!
К. ЛАРИНА: Удачи во всех делах! Чтобы все премьеры, которые вы задумали, состоялись. Чтобы ваш замечательный театр… Название-то есть у театра вашего?
О. ВАСИЛЬЕВА: Да, «Reflexion», «Отражение».
К. ЛАРИНА: Прекрасно. Можно там и лекции проводить.
Д. НАЗАРОВ: Это будет двойной смысл – «отражение» и «размышление».
О. ВАСИЛЬЕВА: В этом театральном пространстве будет для всех художников. Если мы пойдем дальше и дальше, это будет все, что угодно.
К. ЛАРИНА: Давайте, это хорошее начинание, все очень правильно. Наверное, отсюда будем стартовать дальше в следующий год – чтобы все шло дальше так, как вы чувствуете, понимаете и хотите, чтобы это произошло. Потому что здоровье – тьфу-тьфу-тьфу, пожалуйста, не болейте. Потому что вы не можете друг без друга существовать – я это просто вижу, это одна упряжка абсолютно. И такое счастье, когда я вижу людей, которые вместе! Вы вместе, это так здорово! Обнимаю вас, спасибо большое, с наступающим Новым годом, и до встречи в новом 2024-м!
О. ВАСИЛЬЕВА: Спасибо всем, целуем!
К. ЛАРИНА: Пока! Дорогие друзья, мы остаемся в записи. Пишите, пожалуйста, комментарии, ставьте лайки, подписывайтесь и говорите нам слова любви. Спасибо всем, дорогие друзья, до встречи в Новом году! Я с вами встречусь 1 января – послезавтра буквально, но уже в новом году.
О. ВАСИЛЬЕВА: С Новым годом! Ура!
К. ЛАРИНА: С Новым годом!