Купить мерч «Эха»:

«Хочу сказать. Ларина» с Анатолием Белым

У меня пессимистические прогнозы насчет человечества. Думаю, что если вот так все продолжится, то нам осталось не так много…

«Хочу сказать. Ларина» с Анатолием Белым. 27.03.2024 Скачать

Подписаться на канал Ксении Лариной

Поддержать канал Ксении Лариной

К. ЛАРИНА: Мы в эфире, дорогие друзья. Начинаем наш сегодняшний эфир. Сегодня 27 марта, среда. Сейчас в Москве 19 часов почти, а в Тель-Авиве и в Киеве 18 часов. И как и было обещано, сегодня у нас в гостях Анатолий Белый, артист. Привет, Анатолий Белый!

А. БЕЛЫЙ: Привет, Ксения Ларина!

К. ЛАРИНА: Очень рада видеть тебя, несмотря на то, что, конечно, как всегда, мы встречаемся в течение всех этих двух лет на фоне страшных событий. Но так приятно увидеть родного человека хотя бы так вот, в квадратике Ютюба, за что большое спасибо.

Друзья, конечно же, я сегодня когда смотрела на эту ленту нашу совместную с Толей — у нас очень многие совпадают общие друзья, очень много общих друзей, — и вижу, конечно, вот эту разницу, когда кто-то пишет: «С Международным днем театра, дорогие друзья!», публикует там всякие сердечки, а другие люди пишут: «Не могу сегодня отмечать День театра. День театра для меня — это Мариупольский драматический театр». И вы видели, на обложке на нашей — я тут с Толей солидарна, — я опубликовала фото разрушенного мариупольского театра. Что для тебя театр сегодня?

А. БЕЛЫЙ: Ты знаешь, я сегодня — да, мы с тобой совпали, — выложил ту же самую фотографию и сделал пост по поводу Дня театра, что в сегодняшнем дне я не понимаю, как его как-то праздновать. Действительно, там какие-то сердечки… Хотя как сказать? Я стараюсь не осуждать, потому что все равно это праздник. Просто, конечно, он омрачен сегодняшним временем, войной и всем тем, что происходит вокруг. Но вот для меня лично такого какого-то праздника, который был всегда — он изменился, он совсем другой, этот день. И вот эта фотография разрушенного мариупольского театра — это такой символ для меня сегодняшнего Дня театра, сегодняшнего такого непраздника, праздника непраздника.

Ты знаешь, такая двоякая гамма. Потому что, с одной стороны, действительно, да, Международный день театра сегодня. И это то, чему мы посвятили свою жизнь, то, что я очень люблю. А с другой стороны, я не могу развидеть эту картинку убитого театра. И поэтому, знаешь, это такая вот гамма, что, с одной стороны, театр убит, с другой стороны, театр вечен. Вот скорее вот так для меня сегодня.

К. ЛАРИНА: Я вижу, что у нас уже пишут наши зрители. Я знаю, что очень ждали тебя, тебя очень любит аудитория Ютюба, всегда слушает, смотрит тебя и ждет от тебя каких-то важных слов. Так что огромное спасибо нашим подписчикам и зрителям, которые присылают нам свои сообщения. Можете вопросы присылать, можете просто прислать слова такие, какие вам приходят на ваше сердце сегодня, и говорить про это.

Толя, смотри, ты из одной войны окунулся в другую войну и все равно нашел в себе силы оставаться в своей профессии. Как, на твой взгляд, за время этих событий — за время войны в Украине и потом, после 7 октября, куда ты попал уже в Израиле, — как сегодня меняется, если меняется, миссия искусства в принципе вообще? Что оно должно делать в эти дни?

А. БЕЛЫЙ: Ты знаешь, да, такие высокие слова — миссия. Но, тем не менее, именно в сегодняшнем дне, именно потому, что мир окунулся в такую какую-то войну перманентную, и так много порождается ненависти, так много порождается расчеловечивания… Терроризм как ящик Пандоры открылся, и все вот это хлынуло на нас такой массой ужасной. Поэтому сегодня как раз слово «миссия» вполне себе удобно для театра. Правильно. Не удобно, а правильно. Наверное, единственное даже, что может быть.

При этом при всем я вижу, что театр разнообразен, и он таковым и должен являться. И что, с одной стороны, вот я, например — ты говоришь, я остался в профессии. Я остался в профессии только тем, что сделал. Вот первое, что я сделал в 2022 году — это моноспектакль антивоенный, и благодаря этому я остался. То есть я по-другому не мог. Я не мог говорить ни языком Шекспира, ни Чехова, никаким другим языком. Из меня вырывались только стихи Беркович, Берсен, Хайтлиной, Полозковой и других поэтов, которые вот эти все ужасы войны отразили. И мой театр является таким отражением этого всего, выражением вот этой кричащей боли и так далее.

Но с другой стороны, за это время, за эти полтора, почти уже два года — я имею в виду, моего пребывания здесь, но и два года войны в Украине, — я вижу и понимаю, что одной только вот этой кричащей болью невозможно обойтись. Потому что человеческая психика такова и человек так устроен, что он не выдержит просто этого. Это тоже терапия. Вот это выкрикивание боли — это терапия абсолютная. Это я уже прямо понял, почувствовал и на себе, и на зрителях.

С другой стороны, опять же, буду говорить о себе, потому что я вижу… Я мало вижу уже, то есть вообще не вижу российского театра. Слышу, что происходит в пространстве внутри — единственном, наверное, островке, который я знаю, оставшемся какой-то более-менее свободной сцены.

То, что происходит в израильском театре — это своя история, она другая. Еврейский народ всегда находил место для шутки, для юмора даже на войне. И здесь это другая история. Тем не менее, я вижу, что очень много спектаклей. Театр в своем многообразии помимо того, что кричит о боли, он еще и смеется. И смеется над злом в том числе, смеется над войной. Я понимаю, понятно, что это тоже оружие. Смех — это огромное, потрясающе сильное оружие. Театр и плачет, и смеется сегодня. Знаешь, как вот эти две маски, символ театра — абсолютно, сегодня именно это и происходит. В том же «Как мы хранили Иосифа Виссарионовича», в спектакле, который мы играем здесь, в Тель-Авиве, у нас просто фарс, трагифарс, просто гэг на гэге, соломоновские тексты, Артура Соломонова — смешной, едкий. И мы смеемся.

А с третьей стороны, я, например, сейчас читаю «Маленького принца» с камерным оркестром тель-авивской филармонии на русском языке. В тель-авивской филармонии это первый раз происходит, чтобы русский язык и именно литература звучит в филармонии. И это третья сторона сегодняшнего театра, когда — как тебе сказать? — он так накладывает бинты, что ли. Когда он как бы вот эти раны чем-то смазывает — вот этими простыми, вечными, шедевральными словами Антуана де Сент-Экзюпери, вот этими вечными истинами, которые он выразил в этом просто шедевре своем.

И это как бы такой госпиталь сегодняшнего дня, когда ты приходишь… Просто люди пишут и говорят о том, что мы пришли и услышали эти слова, знакомые с детства. И это то, что мне было сегодня нужно. Мне хотелось где-то отдохнуть душой, успокоиться. Отдохнуть, услышать вот это. Услышать о том, что нужно беречь свою планету. Услышать о том, что зорко одно лишь сердце. Услышать о том, что ты ответственен за тех, кого ты приручил.

Поэтому я тебе так скажу… Я много уже говорил — ты меня, если что, перебивай. Просто сегодня такой день, действительно. Я тебе так скажу, что театр даже во время войны имеет право на разноголосье, на полифонию, на совершенно такое мозаичное существование. Если это настоящий театр. Если это не суррогат, если это не подделка, если это не компромисс, игра во что-то, подыгрывание чему-то. То есть это настоящий, честный…

К. ЛАРИНА: Давай перебью.

А. БЕЛЫЙ: …театр со вкусом, то он имеет право на многообразие. Перебивай.

К. ЛАРИНА: Там не только дело во вкусе, а есть некая важнейшая разница между утверждением жизни, искусства в стране, которая защищается от зла, и в стране, которая это зло транслирует и является агрессором. Поэтому когда пишут каждый раз мне, я получаю по полной программе. Когда я пишу, что сколько можно вообще плясать и праздновать, когда это все происходит, и делать вид, что ничего не происходит, делать вид, что нет войны, мне отвечают: «Ну а как же?». Пишут хорошие люди. «А вот во время войны Великой Отечественной — и тогда было, и тогда актеры играли. И играли комедии. А вспомните Театр Вахтангова, вахтанговскую «Турандот». А помните, как попали туда снаряды во время войны, а они все равно играли?». Вот мне кажется, здесь есть очень важная разница, которую нужно просто обозначить. Как ты на эти вопросы отвечаешь?

А. БЕЛЫЙ: То, что ты сейчас говоришь… Для меня люди, которые так говорят — это произошло какое-то мозгозамещение. Знаешь, как импортозамещение они хотели, чтобы было, а вот это мозгозамещение, сердцезамещение, душезамещение произошло. Потому что действительно, как можно сравнивать с Великой Отечественной войной, когда страна оборонялась от агрессора, и сейчас, когда страна является агрессором? Вот я говорю, сумасшедший сдвиг какой-то тектонический произошел в головах. И для меня это до сих пор остается загадкой: как люди не видят себя в зеркале, что ли. Не знаю даже.

К. ЛАРИНА: Если премьеры и спектакли, и полные рестораны, и полные театры в Киеве во время войны — это одно. А полные рестораны, полные театры, и комедии, и бесконечная раздача каких-то призов, наград и праздников в Москве во время войны — это совсем… Извините за этот мем «это другое», но это правда другое. Это прямо противоположное. В одном случае говорят люди, как я понимаю, что нас не сломить… Как и в Израиле, собственно говоря. Что такое мирная жизнь в Израиле? «Нас не сломить». Как и мирная жизнь, попытка демонстрации мирной жизни в Киеве и в Украине. А здесь, в Москве и в России — «Нам похрен». Вот что это такое, вот в чем разница.

А. БЕЛЫЙ: Да, ты ответила правильно. Я что-то даже растерялся. Все правильно ты отвечаешь. Для меня это, понимаешь, как бы даже… Вот я, честно говоря, общаюсь косвенно с какими-то людьми, оставшимися в Москве, и я понимаю, что не всем похрен, далеко не всем. Но они не могут ничего сказать. Они вынуждены жить в этой системе координат и делать вид, что все хорошо, и так далее. Но все это, понимаешь, наносит урон просто твоей душе, твоему человеческому облику.

То есть это как в советское время задушили все это, правду, и люди жили исковерканные. Что такое хомо советикус в свое время? Этот человек, который живет в другой реальности — в другой какой-то, в своей какой-то, в каком-то зазеркалье. Когда говорит о высоких вещах, а у самих все на крови. Конечно, это какой-то бред. Для меня это просто неопознанный трэш.

А вот то, что происходит в Украине, то, что люди поют в переходах, в бомбоубежищах… Мы видим, как Вакарчук ездит, то же самое, по частям и поет там солдатам. То же самое происходит у нас: люди искусства ездят на базы — и комики тоже, и стендаперы израильские…

К. ЛАРИНА: Илья Аксельрод, да.

А. БЕЛЫЙ: Да, и Илюша Аксельрод прекрасный, и ивритских очень много израильтян, которые… Просто они действительно стендаперы, они комики. Они ездят туда, они ржут там с этими ребятами, солдатами. И вот это — театр. Это тот самый театр, который не убить никому.

К. ЛАРИНА: Твой опыт уже жизни в государстве, которое в состоянии, не знаю, войны — так, наверное, можно сказать, — находится постоянно. В постоянном состоянии войны против страшного, адского зла. Что ты узнал за это время своей жизни, постоянной жизни уже в Израиле? Что ты узнал, как ты увидел мир? Как война и вообще особый путь Израиля чувствуется в быту, в повседневной жизни? Это можно увидеть?

А. БЕЛЫЙ: Ты знаешь, по большому счету, вообще со мной разговаривать на какие-то такие темы опасно, потому что я по натуре своей пессимист.

К. ЛАРИНА: Привет, пессимист!

А. БЕЛЫЙ: Мы сейчас можем как бы уйти в очень темные картинки — знаешь, как «Черный квадрат» Малевича. В черную дыру туда нырнуть. Но как бы у меня очень мало надежд на человечество в целом, — говорю я, улыбаясь, потому что только улыбкой можно, знаешь, себя держать на плаву и об этом говорить с улыбкой. Вот этому я, наверное, здесь научился за это время.

А то, что ты говоришь — действительно, если посмотреть вокруг, на ту волну этого безумного антисемитизма, который охватил весь мир… Безумного, по-другому никак нельзя назвать. То есть просто никаких уроков, никакой истории, никаких выводов. Короткая память такая, что ты диву даешься. Ты вот вроде по этим учебникам учился, где эта катастрофа была. Она была в исторических мерках недавно. Недавно совсем. Еще поколения живы, которые на себе ее испытали. Все, нет, ничего, пусто в голове. Ничего люди не помнят, не хотят помнить. Более того, опять во всем виноваты евреи, если уж мы говорим об Израиле. Именно эта ситуация.

И да, я для себя понимаю, что, в общем, у меня пессимистические прогнозы насчет человечества. Думаю, что если вот так все продолжится, то нам осталось не так много. Но все, что осталось — все наше. Поэтому, ты знаешь, я за собой замечаю, что я ценить очень стал по-другому день свой, близких своих, людей, с которыми я общаюсь, то, что я делаю. Как-то внутренняя планка такая повысилась, потому что… Ну, такими дурацкими, такими высокими словами говорить не хочется, но реально каждая минута может оказаться последней. И хочется как-то что-то такое сделать, чтобы… В общем, хоть напоследок что-то хорошее. Все, сейчас мы… Все, уходим.

К. ЛАРИНА: Нет, так нельзя. Так нельзя ни в коем случае.

А. БЕЛЫЙ: Да, я понимаю. Но о’кей. Я не знаю, в какой мир я выпускаю своих детей. Мне ужасно страшно. Но где-то в глубине души остались эти надежды — угольки такие надежды, огоньки эти, всполохи, искорки. Может быть, что-то все-таки как-то куда-то, но пока…

Ну а в быту, понимаешь, это, может быть, не так заметно. Но я вчера прочитал статистику о том, что — это сейчас у нас в Фейсбуке почти у всех, — что Израиль на втором месте по уровню счастья. Опрос людей: «Счастливы ли вы?». Израиль на втором месте после, кажется, Финляндии, если не ошибаюсь. Вот, понимаешь? И это вселяет какую-то уверенность. Потому что, как ни крути, опять всякие высокие слова, но Израиль сегодня с Украиной вместе на острие борьбы — экзистенциальной такой борьбы вообще за существование мира. Всего мира. Люди этого не понимают в основной своей массе, но это так.

К. ЛАРИНА: А вот смотри, вот этот, получается, некий второй круг, который ты, как человек с таким вот обостренным чувством справедливости и беды, переживаешь после начала войны в Украине. Сейчас, ты про это сказал, вот эта волна антисемитизма, которую иногда ты получаешь от людей, от которых ты этого даже не мог предположить, что этот человек будет заражен этой бациллой. Который начинает обвинять Израиль в геноциде, в терроризме и прочее. Вот здесь у тебя тоже были какие-то по этому по поводу, что называется, извини за это слово, дискуссии, диспуты, когда тебе приходилось объяснять людям, что это такое? Переубеждать людей. Может быть, тех, в ком ты был раньше уверен.

А. БЕЛЫЙ: Нет, ты знаешь, нет. Когда-то после 7 октября, в первое время шока я понимал, я видел, что вот эта давно уже хлыщущая пропаганда пропалестинская, которая 18 лет лилась мощным потоком в весь мир и все-таки залила уши. Ну, пропаганда, она такая и есть. И вот что она сделала. Я понял, что да, этот слоган у нас тоже есть, что Израиль проиграл информационную войну и что сейчас надо наверстывать упущенное.

Я в своих соцсетях да, делал какие-то ролики, говорил впрямую обращение о том, что люди, опомнитесь, вам льют в уши ложь. Что мы подверглись действительно резне, и она есть, это не фейк. Именно сейчас Израиль должен опять бороться за свое существование, как в 1948 году, иначе просто его не будет. Я очень много в эту сторону работал, то есть был такой позыв обращения такого. Но моментов какого-то переубеждения кого-то, вот прямо таких вот — раз, и я знаю, что этого человека переубедил, — такого у меня не было.

Я надеюсь, что все-таки эти случаи есть, что люди открывают глаза, открываются глаза у людей. Это, наверное, редкие случаи, но они, наверное, все-таки существуют. Я просто знаю свою правду. И вот это тоже такая отрицательная сторона израильской политики, если можно так сказать, что именно зная, что мы же правы, зачем об этом кричать… Елки-палки, надо кричать. Надо кричать на весь мир. И сейчас в Израиле уже очень много делают для того, чтобы навертывать упущенное. Но посмотрим.

К. ЛАРИНА: Здесь методов очень мало, и способов, и ресурсов. Потому что я понимаю, опять же, на примере вот этой ужасной трагедии с Израилем, что получается. Ты говоришь про информационную войну. Показать впрямую, без купюр то, что они творили в кибуцах, как они резали людей, детей, убивали, с какой особой жестокостью? Мне кажется, что это не работает. Давай вспомним Бучу. Они говорят: «Постановка. Это все вранье и постановка». И все.

А. БЕЛЫЙ: Тут чуть-чуть другая история. Они — кто «они»? В этом случае, смотри, есть уже фильм. Он давно уже сделан. Огромный документальный фильм, основанный только на кадрах этой резни. И этот фильм, если я не ошибаюсь, показывали уже ООН или… Мне кажется, в ООН.

Но смотри, что мы наблюдаем сегодня? ООН — это что вообще сегодня такое? На сегодняшний день — мое личное мнение, может быть, я ошибаюсь, такое диванное, но, тем не менее, это очевидно, что на сегодняшний день ООН — это пропалестинская организация, которая за все это время была финансирована мощнейшим образом и сейчас лоббирует просто интересы Газы. Интересы ХАМАСа даже, вот так бы я сказал. И вот и все, вот что мы имеем сегодня в лице ООН. Как бы мы им показали этот фильм там — что дальше-то? Мы видим опять заявление Гутерриша о том, что это все не так, это все не то. Он как заводной апельсин, как не знаю кто он — говорит все одно и то же.

К. ЛАРИНА: Наш португальский Гуттериш. Но Толя, ты пойми: все равно ты говоришь про Организацию Объединенных Наций — хрен бы с ней, она и до 7 октября… Сейчас она стала пропалестинской, а до этого она была, по сути, пропутинской. Уж сколько мы видели и наблюдали всех этих бесконечных сюжетов, связанных с Россией, с тем, что там Небензя выступает, Лавров приезжает и вообще все как бы зашибись. Россия точно такой же полноценный, полноправный член, который председательствует, сидит, вякает, что-то там защищает, какую-то свою точку зрения звериную, врет и прочее. Но я говорю про обычную публику, для которой, получается, только один существует способ убедить человека в том, что перед ним преступление против человечности — это показать без прикрас эти преступления. Больше ничего не существует?

А. БЕЛЫЙ: Ну да. Но я так понимаю, что этот фильм не может быть показан вот прямо, не знаю…

К. ЛАРИНА: Публично, в общем доступе.

А. БЕЛЫЙ: В общем доступе просто по каким-то этическим соображениям. Там это страшно.

К. ЛАРИНА: А ты видел его?

А. БЕЛЫЙ: Я видел кадры. Нет, я полностью фильм не видел, но я видел кадры. Здесь в telegram-каналах наших, особенно после 7 октября сразу, было очень много видео, которые потом были собраны фильмы. Они вот этими кусочками видео выкладывались. Это может кто-то и не выдержать, понимаешь, поэтому здесь опасно. Вот я не знаю, что. В ООН показали — и все мимо. Как-то со временем, наверное, все-таки это будет донесено до людей. Не знаю. Знаешь, сейчас же уже и сегодня даже многие говорят: «А что там холокост, что там было? Да ладно». Понимаешь? Я поэтому, в общем-то, пессимист в отношении человечества. Так, мы сейчас опять…

К. ЛАРИНА: Да-да. Но тем не менее, может быть, мы с тобой и пессимисты, а Россия оптимист, она на позитиве. И вот я не могу тебя не спросить и не вспомнить про то, что наш режиссер российский Константин Юрьевич Богомолов на выставке «Россия» презентовал совершенно потрясающий проект под названием «Новый документальный театр». Типа, «Страна в лицах» — что-то типа этого. Короче говоря, к черту эту хтонь, мы перезапускаем проект документального театра. Раньше документальный театр говорил только об ужасах и кошмарах, о черноте и ужасах российской жизни, а мы теперь на позитиве, про простых людей. Монологи простых людей — шахтеров, учителей, трактористов… Кто там еще?

А. БЕЛЫЙ: Доярки.

К. ЛАРИНА: Доярок. Простые люди, у которых все колосится, жизнь прекрасна. И вообще мы живем — жить стало лучше, жизнь стала веселее, говорит он. И на это дело подписывается многие люди. И меня совершенно там потрясли… Это уже из сферы нашего междусобойчика, но скажу: допустим, участие того же Валерия Печейкина, драматурга, который долгие годы работал с «Гоголь-центром», с Кириллом Серебренниковым. И люди на это ведутся и идут. И на полном серьезе, вернее, на позитиве они это представляют как некую альтернативу тому театру, скажу для зрителей, который когда-то задумывался Леной Греминой и Михаилом Угаровым как театр боли, как театр прямого действия. Как тебе вот такие перевертыши? Чем они опасны, на твой взгляд? В чем здесь обман? Может, правда все хорошо?

А. БЕЛЫЙ: Ну, обман здесь во всем, от и до. Послушай, мне это все очевидно напоминает, в общем, советские совершенно времена, где «жить стало лучше, жить стало веселее», где ломились столы, где там в кадре веселые лица. Но просто это никакого отношения к искусству имеет. Это тот самый суррогат, это тот самый обман, самообман. Ну кому была в истории театра мирового известна, интересна пьеса «Бронепоезд»… Какой там? «14-69».

К. ЛАРИНА: Я тоже это помню, «14-69». Вот память советского человека!

А. БЕЛЫЙ: Вот скажи мне, кому нафиг была интересна эта пьеса? Кто-то вообще о ней знал? Это вот эти радости на уровне квадратных километров. Они дальше никуда не уйдут, эти радости. Ты знаешь, я даже говорить об этом много не хочу, потому что для меня это, в общем-то, такая, знаешь, конфетка, обертка, внутри которой сама знаешь что. Не о чем говорить, это не предмет искусства, разговора. Это предмет обмана, самообмана, лжи, фальши и всего, что с этим связано.

К. ЛАРИНА: Это при том — давай вспомним еще одно обстоятельство важнейшее, — что сегодня продолжают сидеть в тюрьме уже год… 4 мая будет год, как сидят две женщины молодые, ни в чем невиновные, по страшной статье «Оправдание терроризма» — Евгения Беркович и Светлана Петрийчук. За пьесу, за спектакль «Финист Ясный Сокол». Хорошо, вы не замечаете войну, говорю я им. А это вы тоже не замечаете?

А. БЕЛЫЙ: Да ничего они не замечают. У них своя жизнь, у них свой кокон. Они его создали себе и в нем прекрасно живут. Просто это не вмещается в рамки моего понимания. Хотя вот я сейчас, знаешь, в последнее время очень много себя корю за то, что был слеп, за то, что так был слеп и так надеялся, очарован был переменами в стране, что все произойдет по-другому, все будет хорошо… В нулевых это было особенно, в какие-то там 7-8 лет этих первых какой-то был расцвет и казалось, что все будет хорошо. Но в итоге сейчас мы видим, что история страны вернулась ко всему этому совку.

А мне даже обсуждать его не хочется, потому что он мне настолько противен по своей природе античеловеческой, антигуманной, анти вообще всей. Потому что это порождение совковое, как пел Юрий Юлианович — это вот оно и есть, это порождение. Исковерканная, лгущая, врущая, фальшивая какая-то субстанция, которая что-то говорит, что-то делает — а кому это интересно? Что это вообще, о чем это вообще? Вот сейчас в истории мирового театра что осталось от советского периода?

К. ЛАРИНА: Эфрос, «Таганка».

А. БЕЛЫЙ: «Таганка», сказали мы одновременно. Знаешь, Васильев Анатолий, человек, который не лгал себе.

К. ЛАРИНА: То есть все, что было вопреки. По сути, мы называем с тобой имена и события, которые были вопреки.

А. БЕЛЫЙ: Абсолютно. Поэтому честное искусство — то, что вопреки в России. А все остальное — это бабл такой какой-то. Причем такой… Все, не будем, прилагательные не буду использовать, просто бабл.

К. ЛАРИНА: У меня последняя часть нашего разговора была как раз афиша от Анатолия Белого, потому что действительно перед вами человек, который очень много работает, и очень много работает в своем профессиональном поле. Я просто поражаюсь иногда, конечно, твоей вот этой способности так много отдавать. Я уже это говорила, что ты из тех, которые отдают. И давай мы пробежимся по этой афише. Мне будет важно про это сказать. «Натан», премьера спектакля, который будет 8 апреля. Татьяна Марик, режиссер и актриса, и автор Артур Соломонов. Это что?

А. БЕЛЫЙ: Начали с «Натана», хорошо. Сейчас быстренько тогда пробежимся, сделаем дайджест. «Натан» — это спектакль по роману Артура Соломонова «Приключения еврея Натана и его друга енота Тугрика», если я не ошибаюсь.

К. ЛАРИНА: Как вообще, что это такая за пара, откуда она?

А. БЕЛЫЙ: Это да, это абсолютно очередная артуровская фантасмагория на тему современного мира. Очень смешной текст, гомерический смешной. Это где-то на уровне братьев Пресняковых я его сравниваю по уровню того, что ты просто должен сказать этот текст. Тебе просто донести его надо, больше ничего. И там столько всего заложено. Вот так вот, понимаешь: говорящий енот и такой вот — как сказать? — идейный человек Натан, какой-то такой пассионарий, которые строили всякие картины переоформления, реформы мира.

Это потрясающий текст, когда, например, в какой-то главе енот становится копирайтером Натана. И вот когда иногда я слышу, что в России говорят с трибун, я думаю: точно у них копирайтер енот. Понимаешь, то, что они говорят — вот точно енот был копирайтером.

К. ЛАРИНА: Как попадает это в сегодняшний день, в сегодняшнюю повседневную жизнь?

А. БЕЛЫЙ: Слушай, я даже как-то не смогу тебе это так сказать, потому что это очень такая у него фантазийная, фантастическая история, абсурдная абсолютно. Но этим и попадает. Потому что очень много есть тем еврейства и так далее, но это обо всем этом абсурдном мире. Вот по-другому не скажешь. Это такой фарс.

К. ЛАРИНА: «Не смотри назад» — спектакль, в основе, как я поняла, пьеса Ануя «Эвридика». Спектакль на сцене театра «Гешер».

А. БЕЛЫЙ: Да, сейчас у нас весной с этим спектаклем… Он был сделан уже тоже полтора или год назад, и этой весной этот спектакль поехал по Израилю, по городам. Вот мы недавно были в Ашкелоне, потом еще в разных — Беэр-Шева, Йехуд и так далее, перечислять не буду. Да, это спектакль, который сделал Римас Туминас и который на русском…

К. ЛАРИНА: Это его последняя работа, получается?

А. БЕЛЫЙ: Нет, это не последняя. Его последняя работа — «Сирано де Бержерак».

К. ЛАРИНА: Там же.

А. БЕЛЫЙ: Да, в театре «Гешер». Это все в «Гешере» спектакли. Это спектакль на русском языке. Этим спектаклем «Гешер» вернулся к русскоязычной публике, на русском языке спустя 30 лет, вот так получилось. Такой вот спектакль Туминаса, ничего не скажешь. Он сейчас пророс уже сквозь нас, и там такие скрываются смыслы…

Это такая эфемерная история какая-то людей, попавших на какой-то полустанок между и между. Там даже фраза у Ануя есть: между и между. Для меня это определение спектакля такое — «между и между». Тоже абсолютно о сегодняшнем дне, об этой потерянности, о том, что такое спуститься в ад, что такое вернуться. А где ад? А может, ты возвращаешься в ад? А может, ты спускаешься не в ад, а в магазин за вином? Понимаешь, там Ануй — это такой взгляд на «Орфея и Эвридику» свой, тоже очень созвучный сегодняшнему дню.

Это действительно магия Туминаса. Мы сначала играли и многого не понимали, что мы играем. Он просто такую ткань создал — она очень такая эфемерная, другого слова не найду. Но сейчас они просто проявляться уже, эти смыслы, начали, и это удивительно, это магия. Вот в День театра об этом надо сказать, что это магия театра.

Но ты знаешь, я бы еще хотел упомянуть обязательно спектакль «Я здесь», моноспектакль наш с Егором Трухиным — антивоенное высказывание, режиссер Егор Трухин, с которым мы уже в прошлом году ездили по многим городам и странам. И 12 апреля в Тель-Авиве мы делаем специальный показ этого спектакля и таким образом открываем как бы второе дыхание этого спектакля. Потому что я тебе честно скажу, я думал, что вот мы его год поиграем, потому что вот это вот, этот комок, который нужно было вырвать, прокричать — нужно было это сделать, и потом он как бы сойдет на нет. Но, к сожалению, время показывает, что никуда ничто на нет не сходит, все продолжается, ад продолжается. И мы открываем еще один сезон этого спектакля показом 12 апреля в Тель-Авиве.

К. ЛАРИНА: Опять новые тексты будут?

А. БЕЛЫЙ: Да, ты знаешь, там прибавится. Я не думаю, что много, потому что те стихи, которые в нем были — они до сих пор отражают ситуацию. Но прибавится, я думаю, одно стихотворение буквально. Не буду говорить, какое, и автора не буду называть. Но уже чуть-чуть угол зрения на эту войну — она другая. Уже чуть-чуть какое-то расстояние произошло и первые какие-то, знаешь, обобщения, не обобщения, но взгляд поменялся. И это нужно отразить.

К. ЛАРИНА: Ты про «Маленького принца» уже сказал, но мне тоже хотелось бы, чтобы ты чуть-чуть подробнее рассказал об этом проекте. Насколько я прочитала, это проект непростой. Он с симфоническим оркестром, с классической музыкой, с рукотворными картинами из песка. То есть там какая-то невероятная задумка мультимедийная.

А. БЕЛЫЙ: Да, но тут ничего невероятного такого нет. Там есть невероятное.

К. ЛАРИНА: Люди плачут. Я читаю отзывы — люди плачут просто.

А. БЕЛЫЙ: Да я сам когда читаю, плачу. Понимаешь? Но это заслуга… Тут просто соединились хорошие компоненты. Вот я тебе честно скажу, не буду врать: этот проект был в России. Я читал «Маленького принца» с «Виртуозами Москвы» — еще в Доме музыки мы это делали, — и с потрясающей действительно песочной анимацией Марины Сосниной, тогда жительницей Петербурга, а сейчас они уехали из страны тоже и не живут уже в Петербурге. Да, это потрясающий художник песочной анимации — sand artist это называется, — которая в онлайне стояла на сцене и рисовала песком. У нее потрясающая своя технология, трехслойная — там и видео, и краски эбру, и цветной песок, и все это соединялось в одном.

Сейчас этот проект мы продолжили с тель-авивской филармонией. Через знакомых людей, через одно-два рукопожатие вышли на меня и сказали: «Анатолий, у вас ничего там нет для детей? Нам вот нужно, мне кажется, русскоязычное что-то сделать. Много очень приехало людей, и мы хотим сделать что-то на русском языке для детей». Я говорю: «Вы знаете, вы попали в точку. У меня есть вот «Маленький принц»». И мы купили ноты, все. Марина записала всю видеопартитуру, все вот это, весь этот огромный видеофайл, в записи мы его получили.

И сейчас в здании тель-авивской филармонии легендарный симфонический оркестр имени Зубина Меты, но камерный его состав, 15 человек струнников, в зале «Цукер», в малом зале. Там 450 мест, и вот мы это делаем там. Я читаю «Маленького принца», потрясающие музыканты, ребята, играют красивейшую музыку, и на экране огромном люди видят вот это чудо, которое творит Марина Соснина. Вот эти компоненты скорее дали вот это чудо такое, знаешь. И текст Антуана де Сент-Экзюпери. И в сегодняшнем дне, да, как я уже говорил, это такой бальзам.

К. ЛАРИНА: Еще вы регулярно играете спектакль «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича» по пьесе Артура Соломонова. Тоже я это вижу, регулярно вы выходите на сцену в вашем прекрасном звездном составе. И я видела несколько раз, ты выходил на поэтические вечера. Опять же, с музыкой. Насколько здесь тебе важно, чтобы это существовало в твоей жизни? А я знаю, что важно, потому что ты ударенный поэзией человек и ты без нее существовать не можешь. Поэтому, кстати, в скобочках замечу: мы, поклонники «Кинопоэзии», ждем, что все-таки этот проект возобновится. Потому что, мне кажется, все ресурсы для этого есть. Есть свобода, есть артист, да и не один, есть Youtube — пожалуйста, все для вас.

А. БЕЛЫЙ: Да, «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича» — это тоже еще один спектакль, который мы играем по пьесе Артура Соломонова. Я уже о нем упоминал. Там действительно собрался очень хороший состав, прекрасный, нашей алии, что называется — русскоязычных, которые приехали в Израиль два года или полтора года назад. Он такой уже почти репертуарный. Мы его играем — Playhouse Tel-Aviv называется это место. Игаль Маргулис является продюсером этого киноклуба. Там киноклуб, и он привозит туда прекрасные фильмы фестивальные. И вот там есть сцена, и на этой сцене мы этот спектакль играем периодически.

Ну а стихи — да, конечно же, они никуда не денутся, я без них не могу. Поэтому, опять же, за все это время я переформатировал немного ту программу поэтическую, которая у меня была. Это мой багаж — Пастернак, Мандельштам, Бродский. Чуть-чуть добавил туда современных авторов, опять же, наши антивоенных, и Женя Беркович там тоже в том числе есть. И саксофонистом Арнольдом Гискиным мы сделали такую программу, которая называется «Часть жизни». Это такой прямо абсолютный джем-сейшн. Получилась такая очень джазовая импровизационная атмосфера. Мы как бы в этом купаемся — музыка, слово, соединение… Как ручейки, вот так вот разбегаются, сбегаются. Очень здоровская такая получилась ткань, такая очень джазовая. И получаем от этого удовольствие.

К. ЛАРИНА: То, что когда-то Козаков делал Михаил Михайлович. Такое соединение.

А. БЕЛЫЙ: Да. Ну и «Кинопоэзия» — ничего не буду пока говорить.

К. ЛАРИНА: Хотим, хотим. Мы ждем, мы ждем.

А. БЕЛЫЙ: Работаем в этом направлении.

К. ЛАРИНА: Значит, я теперь скажу нашим зрителям, что я должна Толю отпустить. Поэтому я сама так спешу, тороплюсь, чтобы успеть все рассказать. Куда ты бежишь, скажи нам, друг.

А. БЕЛЫЙ: Я бегу в театр, Ксения. Тавтология какая-то получается: в День театра я бегу в театр. Я бегу на спектакль Тани Шеремет. Тоже наша, в общем, алия, наша соотечественница сделала спектакль, детский и не совсем детский. В общем, она сделала новый спектакль, пригласила на премьеру. У меня свободный вечер, День театра — думаю: ну, сам бог велел, надо пойти на премьеру к Тане Шеремет и посмотреть.

К. ЛАРИНА: То есть ты сейчас бежишь на премьеру спектакля. Не своего. Ты идешь как зритель.

А. БЕЛЫЙ: Я иду как зритель. Я сейчас сажусь в машину, еду в Тель-Авив и приезжаю на спектакль к Тане Шеремет.

К. ЛАРИНА: Дорогие друзья, отпускаем Толю. Здесь очень много хороших слов, спасибо вам большое. Все это Толя увидит, поскольку это все в чате. Он посмотрит и увидит все ваши добрые слова в его адрес и благодарности. Все это мы увидим. Благодарю тебя, мой дорогой, за то, что выкроил время для нас, для наших зрителей. Желаю тебе, чтобы все получилось. Чтобы ты не замолкал, чтобы у тебя все получалось. Чтобы твоя семья была счастлива. В одном отдельно взятом пространстве можно и нужно быть счастливым, иначе всё.

А. БЕЛЫЙ: Спасибо!

К. ЛАРИНА: Обнимаю тебя, привет всем и счастливо.

А. БЕЛЫЙ: Счастливо, с Днем театра!

К. ЛАРИНА: Давай, пока. Отключается наш Толя, а я закончу эфир, друзья. Хочу сказать спасибо огромное всем нашим зрителям, которые писали нам добрые слова. Вот Ирина Голуб написала: «Спасибо за все, что вы делаете». «Приветствуем двух прекрасных неравнодушных людей», пишет Ирина Фролова. «Казахстан приветствует вас. Спасибо за поддержку Украины. Уважаем за смелость. Анатолий прекрасный актер и человек. Какое счастье видеть Анатолия»», пишет Таня Семенкова. Оля Э.: «Анатолий умный, глубокий, порядочный человек и талантливый актер. Спасибо за такого замечательного гостя». Ну и, конечно, большое спасибо за донаты от наших постоянных зрительниц Анны Эрмансон и Елены Дитрих.

У нас сегодня получилось не так много, как обычно, но, повторю, я старалась уместить все — и какие-то наши размышления о том, что происходит сегодня в мире, и в России, и в Израиле, и вообще везде, и, конечно же, хотела познакомить вас, дорогие друзья, с афишей Анатолия Белого для того, чтобы вы, если вы в Израиле находитесь, могли бы вспомнить, где сейчас, в ближайшие дни и месяцы, можно увидеть замечательного артиста.

Я продолжу знакомить вас с русским Израилем. Для меня это очень важно. Вот у меня был в гостях Илья Аксельрод, стендап-комик, замечательный парень. Я бы очень хотела с кем-то из актеров встретиться. Обязательно у меня будет, я очень хочу… Аксельрод у нас был на «Инсайдере», а на нашем канале тоже есть это интервью, посмотрите. Я очень хотела встретиться с прекрасной актрисой Женей Додиной. Это звезда театра «Гешер», где сейчас и Толя тоже работает в каких-то спектаклях. Она сейчас выпустила спектакль «Ричард III», где сыграла, собственно, главную роль — Ричарда III. Шекспировский спектакль. И я бы очень хотела с ней встретиться. Вы, может быть, ее знаете по фильму… Господи, забыла, как называется. «Убивая Еву», так называется? Где она сыграла мать как раз той самой бандитки русского происхождения. Так что замечательная актриса. Запомните это имя, кто не знает — Евгения Додина.

Собственно, это я уже заканчиваю наш сегодняшний эфир, но хочу сказать, что это не финал этой недели, поскольку завтра я выхожу внепланово на стрим, и завтра у нас будет в гостях Андрей Борисович Зубов, историк, политик, общественный деятель. Мы с ним как раз обсудим подробно все, что происходит, все происходящее сегодня. Естественно, пройдемся по самым главным темам. Это будет завтра, как обычно, в 7 часов вечера по Москве, в 6 часов вечера по Киеву. Приходите, пожалуйста. Заранее предупредим, еще раз сделаем анонс, чтобы вы не пропустили.

Напомню вам также, что существует еще у меня площадка «Инсайдера», и сегодня я записала интервью — даже не интервью, а, скажу так, диалог, беседу, — с моим товарищем и коллегой журналистом Андреем Архангельским. Завтра это можно будет увидеть на канале «Инсайдер» и, естественно, потом мы всегда выкладываем это на нашем канале.

Кроме этого, я побывала в гостях уже традиционно на канале Дмитрия Гордона у журналиста Александра Демченко. Мне очень нравятся наши разговоры. Очень приятный, уважительный и какой-то очень глубокий парень, который со мной беседует, Александр Демченко. Тоже этот эфир вы можете посмотреть на нашем канале. Ну и повторю, что суббота традиционно у нас с Фаридой Курбангалеевой, где мы обсуждаем главные события и как они отражаются в обществе, как они влияют на общество, как они меняют общество. Об этом тоже будем говорить в ближайшую субботу.

Благодарю всех, кто был с нами этот почти час — ну, получается, в чистом виде где-то 45 минут мы поговорили с Толей. Надеюсь, что он не последний раз у нас в нашей виртуальной студии. Спасибо вам, дорогие друзья, и прощаюсь с вами ненадолго. Завтра встречаемся в то же время, в тот же час, на том же канале. Приходите к нам с Андреем Борисовичем Зубовым. Счастливо!