«2024» с Георгием Васильевым
Безумно жалко Петрийчук и Беркович. Безумно жалко людей, которые сейчас сидят в тюрьмах. И безумно жалко авторов, которые всю свою жизнь писали, например, Улицкую или Акунина, которые всю жизнь отдали литературе, и теперь их книги под запретом.
Но, с другой стороны, ты понимаешь, что вот такими мерами государство лишь загоняет культуру в подполье, она приобретет другие формы, она снова станет андеграундной, она снова станет эзоповой, вот примерно той, в которой мы формировались…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
М. КУРНИКОВ: Здравствуйте. В эфире программа «2024». И сегодня у нас в гостях Георгий Васильев, которого «Википедия» титрует в первую очередь предпринимателем. Но для нас он не просто предприниматель. И сейчас мы об этом подробнее поговорим. Здравствуйте.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Здравствуйте. Здравствуйте, Максим. Здравствуйте, дорогие друзья. Очень рад. Максим, я, вообще-то, рассчитывал, что мы с вами будем сидеть в одной комнате.
М. КУРНИКОВ: Как я на это рассчитывал, вы не представляете. Но жизнь распорядилась иначе.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Я, можно сказать, специально приехал в Берлин, для того чтобы увидеться с вами.
М. КУРНИКОВ: Но я рад вас видеть в студии «Эха».
Г. ВАСИЛЬЕВ: Вы же в Берлине скрываетесь от правосудия, да?
М. КУРНИКОВ: Нет, никакое правосудие за мной пока не охотится. Я даже не иностранный агент. Поэтому видите как.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Ну как хорошо. Слушайте, у меня прямо отлегло от сердца. Потому что я недавно тут заключил контракт – права на одно из своих произведений я продал для использования одной уважаемой компании. И там было просто черным по белому записано, что меня лишат авторских прав, если я дам интервью иноагенту.
М. КУРНИКОВ: Вот это да.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Это новое, да?
М. КУРНИКОВ: Это интересно. Но я не иноагент, не переживайте.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Новые тенденции в бизнесе.
М. КУРНИКОВ: Георгий, я хочу вас спросить как как раз предпринимателя в том числе, который делает контент для Ютуба, делал много контента для Ютуба. Я посмотрел, миллиарды просмотров у «Фиксиков» и на русском, и на английском, и на других языках.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Это вы еще на китайском не смотрели. Там под 20 миллиардов.
М. КУРНИКОВ: Да, да, да. Я понимаю, о чем вы говорите. Мы об этом обязательно поговорим. Но я вас хочу спросить про замедление интернета и контент на русском языке. Это тревожный звонок для вас?
Г. ВАСИЛЬЕВ: Вы знаете, ко мне вообще это никакого отношения не имеет, лично ко мне, потому что я сейчас отошел от предпринимательской деятельности, перестал делать благотворительные проекты. Я просто сейчас полностью углубился в творческую работу. Я сейчас пишу книгу, о которой я давно мечтал, всю жизнь мечтал. Поэтому и «Норд-Ост», и «Билайн», и «Фиксиков» я упоминаю теперь как исторические факты моей биографии. Сейчас для меня главное – это написать то, что я давно хотел.
М. КУРНИКОВ: Я понимаю, что вы не следите за тем, как развивается канал, сколько он приносит прибыли и так далее. Но для человека, который просто делал так много контента на русском языке, скажите, замедление Ютуба – это веха? Или ничего страшного, перетечем на другие платформы?
Г. ВАСИЛЬЕВ: Не знаю. Я не знаю. Это смотря какой контент. Контент для детей, который я делал на протяжении десяти лет, он вечен. Нарождаются все новые и новые дети. Поэтому все равно «Фиксики» или что-то подобное, они пробьют путь к сердцам юных зрителей. Причем этот контент не знает границ. «Фиксики» переведены на многие-многие языки, в том числе и на украинский. Кстати, на украинский язык «Фиксики» переводились энтузиастами, просто людьми, которые хотели, чтобы «Фиксики» звучали по-украински. Это не были какие-то государственные корпорации, там не были какие-то большие дистрибьюторы, это были просто энтузиасты, которые перевели «Фиксиков» на украинский язык.
Но с тех пор, как вы знаете, поток российской культуры в Украину остановился. И тот поток, который Украина генерировала, русской культуры, Украина генерировала огромный поток русской культуры, он тоже остановился.
Тут, мне кажется, технические проблемы, связанные с замедлением интернета, они второстепенные. Первостепенно отношение к русской культуре, к русскому контенту в мире. А оно, к сожалению, ухудшается, ухудшается и ухудшается. Ну и, естественно, ухудшается отношение к языку, потому что эти вещи связаны. Русская культура и русский язык очень сильно связаны. Ухудшается отношение к русскому языку, он вытесняется в странах Прибалтики, он вытесняется в Украине, он вытесняется в Казахстане. Потихонечку. Это незаметно.
М. КУРНИКОВ: Как человеку, выросшему в Казахстане, поверьте, было это заметно в момент, когда это началось. Нам ведь понятны причины, почему он вытесняется.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Конечно. Начиная с 2014 года русский язык начал вытесняться из Украины. Те же самые «Фиксики» были запрещены в Украине. Все серии и фильмы про «Фиксиков», которые были сделаны после 2014 года, запрещены в Украине. Показывалось только то, что было сделано до 2014 года.
Ну и очень многие страны уже почувствовали, откуда ветер дует. И та же самая Прибалтика, и Грузия, и Казахстан, и страны Средней Азии, они потихонечку-потихонечку начали поджимать русский язык. Особенно после февраля 2022 года этот процесс стал уже просто видимым, он просто стал видимым. Потому что эти страны не хотят повторения украинского сценария. То есть они рассматривают людей, говорящих на русском языке, как пятую колонну внутри своих стран. И то, что сейчас в Латвии творится, просто удивительно. Теперь, насколько я знаю, невозможно получить там гражданство или даже ПМЖ, если ты не сдал экзамен по латышскому языку. Русский язык выжимается, выжимается, выжимается.
И это парадокс. Потому что на самом деле русский язык распространен во многих этих странах больше, чем национальный язык. Например, в той же Украине до начала боевых действий на русском языке в семьях говорила половина населения. Половина населения. Несмотря на то, что вот из тех людей, которые говорили на русском языке в семьях, лишь половина считала его родным. Но тем не менее говорили на русском языке.
Чуть ли не 90% людей, живущих в Казахстане, говорят по-русски. Меньше, чем по-казахски. Парадокс, да? Меньше, чем по-казахски. Потому что русские не считают необходимым считать казахский, а казахам приходится учить русский, для того чтобы интегрироваться.
М. КУРНИКОВ: Это зависит от региона. Довольно много в разных регионах Казахстана выглядит по-другому.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Ну да, где-то говорят по-казахски больше, чем по-русски. Да, безусловно, зависит от региона. Но я говорю о статистике в целом по стране. Понятно, что существуют региональные различия. Вообще русский язык очень быстро уступает свои позиции в мире. В Советском Союзе, по-моему, жило около 300 миллионов человек к моменту распада, и практически все они говорили по-русски. И еще там миллионов 50, наверное, за пределами Советского Союза говорило по-русски. А сейчас вот я заглянул в статистику, похоже, что по-русски говорят около 250 миллионов всего человек на настоящий момент. То есть это потеряны 100 миллионов человек, говорящих по-русски. Потеряны для русской культуры. То есть они теперь уже не будут интересоваться русскими мультфильмами, русскими фильмами, русской литературой. 100 миллионов человек. Кошмар.
Причем я хочу сказать, что русский язык был очень мощным, очень влиятельным в мире, очень влиятельным. Ну, не таким влиятельным, как английский. На английском языке говорят полтора миллиарда человек, из них только четверть – это люди, которые считают английский своим родным языком. Остальные говорят просто потому, что это язык межнационального общения.
Для сравнения, китайцы, то, что называется путунхуа язык, северокитайский язык, на нем говорит 1,1 миллиарда человек. И 80% людей считают его родным. 80%, 85% даже говорящих на путунхуа считают его родным. То есть количество говорящих очень большое, но влияние не такое большое, как у английского. Видите, говорящих по-английски четверть считают его родным, а среди говорящих на китайском – только 85%.
Вот у России был очень большой потенциал, у русского языка был очень большой потенциал. Практически половина людей, говорящих по-русски, не считали его родным, но говорили. А сейчас уже гораздо меньше.
М. КУРНИКОВ: Вы знаете, я помню свое удивление, когда довольно давно, лет 10, может быть, даже больше назад, я приехал в одну из арабских стран, включил там детский канал и увидел там «Фиксиков», «Машу и Медведь», переведенные на арабский.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Но в этом нет ничего удивительного.
М. КУРНИКОВ: Но тогда это было для меня… Знаете, я, честно говоря, даже почувствовал некоторый прилив патриотизма.
Г. ВАСИЛЬЕВ: А вот какой патриотизм я каждый раз чувствовал, когда мне присылали на согласование очередную песенку «А кто такие фиксики, большой-большой секрет» на арабском, на казахском, на китайском, на немецком, на французском, на шведском, на датском и так далее и так далее. Каждый раз прилив патриотизма.
Максим, извините, по поводу прилива патриотизма. Это вообще очень характерно для России, для россиян гордиться собственной культурой. Мне тут недавно попались на глаза результаты интересного опроса в Европе. Опрашивали людей, им задавали только один вопрос. По-моему, это Pew Research Center делал эти опросы. Достаточно солидная организация, можно верить. Задавали всего один вопрос: «Считаете ли вы, что ваша культура, то есть культура вашей страны, превосходит культуры других стран?» На первом месте, как вы, наверное, догадались, были…
М. КУРНИКОВ: Ну, Франция, Италия.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Греки. Самая древняя культура. Естественно, они гордятся своей культурой больше всех. Почти 90% греков сказали, что они считают, что их культура превосходит культуры других стран. Дальше шли, если мне не изменяет память, македонцы, сербы, болгары. Ну, мы, конечно. Около 70%. Интересный состав стран, гордых стран, гордых своей культурой. Вот около 70% населения наших стран, я имею в виду России, Македонии, Болгарии, Сербии, гордятся своим языком, своей культурой.
А, да, вот, кстати, у народов Кавказа тоже очень высока гордость. Грузины и армяне тоже считают свою культуру превосходящей все остальные. Ну просто подавляюще превосходящей. Там порядка тоже 75% грузин и армян считают свою культуру самой лучшей в мире, самой мощной. А вот то, что вы сказали, какие-то итальянцы, англичане, французы…
М. КУРНИКОВ: Я сказал, итальянцы и французы.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Они вообще, можно сказать, не гордятся своей культурой. Меньше 50% считают свою культуру превосходной, превосходящей все остальные. Особенно французы плохо гордятся. Ну вот просто плохо гордятся. Порядка трети населения считает свою культуру величайшей из всех.
М. КУРНИКОВ: Ужасно. Как живут, непонятно.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Ну смотрите, сравним. Больше двух третей населения России считает свою культуру величайшей из всех, и около трети всего французов считает это. Несмотря на то, что там, я думаю, Лавуазье был не худшим химиком, чем Ломоносов, да? Ну вот тем не менее, тем не менее. А Пастер был не худшим эпидемиологом, чем Мечников, да? Но тем не менее французы как-то не сильно гордятся своей культурой.
Вообще, я хочу сказать, что гордость своей культурой, она прямо вот соседствует, прямо вот стыкуется с ресентиментом. Ну просто посмотрите на состав стран. Посмотрите на состав этих стран, которые больше всего гордятся своей культурой. Грузия…
М. КУРНИКОВ: Но когда экономикой ты гордиться не можешь, ты будешь гордиться культурой.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Нет-нет-нет, подождите. Хорошо, про экономику мы тоже поговорим, запомните. Запомните про экономику, мы к ней еще вернемся.
Посмотрите, Грузия, Армения, Босния, Сербия. Обратите внимание, состав. Я не все самые гордые страны перечисляю, но посмотрите, вот эти четыре страны, они пережили в недавнем прошлом очень серьезные войны. Причем в этих войнах они сильно пострадали. Все эти страны сильно пострадали в этих войнах. Они испытали чувство, выражаясь по-японски, вот у японцев есть такое понятие «хадзи», то есть можно, наверное, перевести как чувство национального позора. Они пережили что-то вот такое. Сейчас это принято называть «ресентимент». У китайцев тоже есть такое понятие, по-моему, это звучит «бэйдэ» или что-то вроде этого. Ну вот как-то так. Я не специалист в китайском, но звучит как-то так.
То есть это чувство, когда ты чувствуешь общность со своим народом или со своим классом, например, как в Китае, или со своей страной, со своим языком, со своей религией, ты чувствуешь общность, но при этом ты понимаешь, что вас обидели, вас история обидела или окружающие страны вас обидели, и вам от этого плохо, потому что вы чувствуете идентичность со своим народом.
Почему я говорю, что они рядом, что они соседствуют, вот это чувство ресентимента и чувство национальной гордости? Потому что мы же должны чем-то компенсировать, вот если вы ощущаете вот это чувство униженности, которое, кстати, Россия тоже испытала в 90-х годах, когда рухнул великий Советский Союз и рухнула социалистическая система, и вообще рухнули все наши идеалы. Вот это чувство ресентимента, оно соседствует с чувством национальной гордости. Чем сильнее ресентимент, тем больше национальная гордость. Ну вот так получается. Или наоборот. Не знаю, что там первично, но вот факт остается фактом.
Я пару лет назад прочел очень интересную книжку. Ее написал, трудно выговариваемая фамилия, я ее все время забываю, по-моему, автор зовется Ферт-Годбехер. А книжка называется «Эмоции: великолепная история», что-то такое. В общем, Ферт-Годбехер, если кто-то будет искать. Посмотрите, очень интересная книжка о том, как эмоции проявляются на национальном уровне.
И вот он даже выстроил целую такую вот теорию о том, как вот чувство ресентимента, как ресентимент постепенно преобразовывается в агрессию. То есть он показал, что вот так же, как китайцы в 40-х годах, так же, как японцы в 60-х годах XIX века, так же, как немцы в 20-х годах XX века, так же, как Россия в 90-х годах прошлого века, все эти общества пережили потрясение, пережили национальное унижение.
И потом дальше во всех этих случаях шел процесс, вот этот эмоциональный процесс, перетока эмоций. Из перетока эмоций, такого умелого перевода эмоций шел процесс по следующей схеме. Люди, которые находились у власти, они сначала разжигали этот ресентимент, что вот нас унизили. Так же, как японцы пострадали от того, что когда оказалось, что страна отстала от Европы и стране пришлось открыться для нововведений, для европейских нововведений. Это было национальное унижение, был национальный позор. Китайцы, которых унижали на протяжении всего XIX века и начала XX века. В конце концов эта злость, это чувство позора, оно так накопилось, что там произошел вот такой вот взрыв. И у немцев то же самое было.
И в России то же самое было в 90-х годах. То есть мы пережили само национальное унижение, но это не было еще чувство ресентимента. Чувство ресентимента насаждается специально. То есть оно разжигается, оно муссируется. Вот это выражение «лихие 90-е», применимое к России, это фактически разжигание ресентимента.
М. КУРНИКОВ: А еще, помните, это «величайшая геополитическая катастрофа XX века».
Г. ВАСИЛЬЕВ: Вот, вот, вот, совершенно верно. Это все в копилочку, в копилочку, в копилочку. Вот нас обидели, нас унизили. И вот, собственно, ресентимент. В 90-х годах просто некогда было чувствовать этот ресентимент. Некогда было. Люди занимались выживанием. А вот в нулевых годах, в десятых годах, тут уже пошло, средства массовой информации начали работать на это, что вот нас унизили, а следующее…
М. КУРНИКОВ: Встаем с колен. Помните эту формулу?
Г. ВАСИЛЬЕВ: Да, совершенно верно. Это происходило, вот как показывает автор этой книги, во всех этих странах по одной и той же схеме: сначала – разжигание ресентимента, потом – вставание с колен. Вставание с колен. «А мы-то ого-го, у нас культура ого-го, мы ведь ого, мы встаем с колен, вот мы поднялись».
А следующая фаза – «а мы сейчас всем наваляем». Везде во всех этих случаях происходил один и тот же эмоциональный процесс. То есть вот эта накопившаяся энергия, она сначала приобретала форму ресентимента, потом вставания с колен, а потом – «а вот мы сейчас всем наваляем». И дальше был выплеск агрессии.
В Китае, например, это был выплеск агрессии по отношению сначала к империалистам, а потом уже и к своим кулакам и прочим интеллигентам. Япония, вы знаете, в конце XIX века стала одной из самых агрессивных милитаристских стран. Ресентимент в Германии привел в конце концов ко Второй мировой войне. Ну, а ресентимент в России вы знаете, к чему привел – вот эти вот вставания с колен и «мы еще ого-го и мы всем наваляем».
М. КУРНИКОВ: Вы знаете, Георгий, у меня немножко другое было чувство, когда я увидел «Фиксиков» на арабском языке в арабской стране. Скорее, что мы часть глобального мира. Потому что я вырос в то время, когда диснеевские мультфильмы стали показывать по государственному телевидению. И это было счастье. И счастье было увидеть «Фиксиков» в других странах. Вот на ваш взгляд, то, что произошло в 2022 году, это нападение России на Украину, насколько изменит процесс проникновения современных российских культурных брендов в другие страны? С Европой все понятно. А вот в другие страны?
Г. ВАСИЛЬЕВ: Максим, вы знаете, я уже фактически ответил на ваш вопрос. Это фактически кирпич, стоп-сигнал. Наверное, там в Китае «Фиксики» еще как-то будут проходить, а вот, скажем, в Германию, на немецкоязычный рынок, на франкоязычный рынок, на англоязычный рынок все сложнее, сложнее и сложнее. Несмотря на то, что у «Фиксиков» довольно большие были каналы на Ютубе и французский, и арабский, и английский, и немецкий. Но теперь все сложнее и сложнее. Это понятно, это понятно. И меня совершенно не удивляет то, что там, скажем, русская культура вместе с языком вытесняется и из Украины, и из Молдавии, и из Прибалтики. Это понятно, это естественный процесс. И он даже не требует моих комментариев.
Я хотел обратить ваше внимание на другой аспект. Смотрите, ведь для того, чтобы попасть на международный рынок с русским контентом, тут дело даже не в языке, тут дело в культуре, в соответствии вот этой вот интернациональной культуре. Если то, что вы делаете, понятно для арабов, для китайцев, для немцев, то вы попадете на этот рынок. Если то, что вы делаете, непонятно, если вы о чем-то о своем, о русском народном, о том, что… «Маша и Медведь» – это тоже контент, связанный с русскими народными мотивами, сказками, но это вполне себе современный контент. Это о взаимоотношении детей и взрослых.
Вот если вы говорите о тех проблемах, которые понятны миру, вы попадаете в мир. То есть это улица с двусторонним движением. Вы не можете навязать миру свой русский язык и свою русскую культуру. Вы должны адаптировать свою русскую культуру к мировой культуре. И тогда вас мир принимает.
Вот «Фиксики», кстати, очень хороший пример. Мы когда придумывали слово с Александром Татарским… К сожалению, он не дожил до премьеры. Александр Татарский замечательный был режиссер, аниматор, сценарист. Замечательный человек был. Мы с ним придумывали «Фиксиков».
И тогда прицел был сразу же в международный рынок. Мы хотели, чтобы то, что мы сделаем, было понятно за рубежом. И мы сразу же стали придумывать английское слово. Fixies – это производное от двух английских слов: pixie, то есть шаловливый гномик такой, и fixer, то есть ремонтник. Получается такой гномик-ремонтник. Fixie. Маленький гномик такой ремонтник. А дальше потом мы обратным задом перевели это на русский язык и получились Фиксики. Вот как получились Фиксики. То есть мы с самого начала прицеливались в международный рынок и пытались сделать этот контент понятным для как можно большего числа людей в мире.
Не получалось. Вот просто не получалось. А не получалось по многим причинам, потому что мы не чувствовали вот этих вот культурных ограничений. Например, на американский рынок нам было очень сложно пройти, потому что многие серии нашего сериала казались слишком опасными для американских детей. Там просто не принято, чтобы ребенок оставался один дома, фантазировал там что-то, экспериментировал с огнем или с какими-нибудь ядовитыми веществами.
Ну, например, у нас была одна серия, в которой Дим Димыч, наш мальчик, вдыхал гелий из шарика и потом говорил таким смешным голосом. Мы страшно потешались. Очень хорошая серия, замечательная была серия. Нет. Вдыхание опасных веществ. Нет. И вот мы упирались там. Я не знаю, треть серий нам отбраковали просто потому, что не соответствует вот таким вот культурным традициям, американским культурным традициям. Видимо, в других странах, у арабов, у китайцев, там попроще с подобными ограничениями.
М. КУРНИКОВ: Вы знаете, ко мне пришли Фиксики, починили интернет. У меня все прервалось на моменте, когда вы говорили гелевым голосом, голосом из гелевого шарика.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Ну вот там американцы зарубили чуть ли не треть всех серий, потому что это считалось опасным для детей. А вот китайцы, арабы, у них там, видимо, проще с техникой безопасности, поэтому там «Фиксики» пошли гораздо более широко.
Да, извините, вы что-то хотели спросить. Мне только что тут сделали замечание зрители, что я не даю вам задавать вопросы. Я даю задавать вопросы.
М. КУРНИКОВ: Но вы буквально как будто отгадываете их.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Я просто отвечаю на другие вопросы, на те вопросы, которые я знаю ответ.
М. КУРНИКОВ: На самом деле, вы как будто читаете у меня из головы эти вопросы и отвечаете. И вы знаете, вы когда говорили про «Машу и Медведь», а как вы поняли, я потребляю много контента детского на русском языке, вы знаете, я вдруг поймал себя на мысли, что некоторые серии…
Г. ВАСИЛЬЕВ: Я прошу прощения, вы лично потребляете его или…
М. КУРНИКОВ: В компании.
Г. ВАСИЛЬЕВ: В компании с детьми.
М. КУРНИКОВ: Да. Так вот, так получилось, что я понял, что некоторые серии той же «Маши и Медведь» безнадежно устарели. Там, знаете, поются песни, что вообще надо говорить «спасибо», «пожалуйста», и девочка Маша идет по земному шару и показывает, что надо со всеми странами дружить, другие страны уважать и так далее и так далее.
Г. ВАСИЛЬЕВ: «Фиксики» не меньше устарели, потому что, как вы понимаете, Фиксики – это ремонтники, которые чинят технику изнутри. И вот неоднократно пытались приспособить Фиксиков к починке военной техники. Ну, «Фиксики» – это же большой бренд, да? Это не только сериалы и фильмы, это еще и какие-то книжки, какие-то журнальчики и всякие там раскраски, викторины и прочее, и прочее, и прочее. Там компьютерные приложения какие-то, мобильные приложения, детские игры и прочее, и прочее. И мы просто били по рукам наших партнеров, которые постоянно пытались… У нас две основные проблемы были. «Фиксиков» пытались приспособить к ведению военных действий.
М. КУРНИКОВ: Господи. В ракету «Циркон» они должны были залезть?
Г. ВАСИЛЬЕВ: Нет, например, нашему Дедусу, нашему профессору, ему надевали пилотку с красной звездой, и он у нас был ветераном в одном из журналов. К Дню Победы, по-моему. Но, понимаете, мы не в состоянии отследить выход всех этих материалов. Мы только уже апостериори смотрим, что вдруг бабах, наш профессор стал ветераном. Мы, конечно, там по рукам били, но это уже поздно, журнал вышел.
А вторая проблема – у нас Фиксики не едят мясо. А надо как-то рекламировать колбасу и сосиски. А они мясо не едят. Нам спонсоры неоднократно указывали на это: «Ну как же так?» Я говорю: «У нас Фиксики питаются энергией. Они от электричества подзаряжаются». – «Сделайте так, чтобы ели мясо».
М. КУРНИКОВ: Прекрасно.
Г. ВАСИЛЬЕВ: А иначе как рекламировать сосиски? Вот две проблемы у нас были с «Фиксиками».
М. КУРНИКОВ: А можно я опять вернусь к языкам, но тоже к детству? Я слышал ваше интервью, где вы говорили, что вы отлынивали от уроков украинского языка.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Ну да.
М. КУРНИКОВ: Я признаюсь честно, уроки казахского мне тоже не доставляли удовольствия. А сейчас жалею, честно скажу. Но, с другой стороны, может быть, так преподавалось. А как привить любовь к другим языкам, особенно к языкам, которые тебя заставляют учить в школе, а ты вроде не понимаешь зачем?
Г. ВАСИЛЬЕВ: Вы знаете, на мой взгляд, очень просто: надо привить уважение к культуре, тогда появится уважение к языку. Это очень просто. Почему мы так уважаем английский, почему мы так уважаем немецкий или французский, или испанский? Потому что мы знаем великих ученых, литераторов, певцов, сочинителей песен. Мы знаем их на этих языках. И мы знаем великие свершения архитектурные, какие-то достопримечательности. Мы хотим приобщиться к этой культуре, и мы уважаем этот язык.
Я думаю, что это дело наживное. И украинский язык, и казахский язык, и все остальные языки национальных союзных республик, они постепенно обретут вес по мере того, как будет накапливаться культура. Ведь культура – это же такой аккумулятор, это аккумулятор мемов. То есть вы нарабатываете, нарабатываете, нарабатываете этот культурный потенциал, и потом он начинает работать сам на себя и на культуру. И он становится тем ядром, вокруг которого образуется нация. Вы заговорили об экономике.
М. КУРНИКОВ: Упомянул, да.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Да. Кажется, что чем развитей экономика, тем привлекательнее культура, соответственно, тем привлекательнее язык.
М. КУРНИКОВ: Не факт.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Не факт. Ну вот смотрите, английский язык, почему он так привлекателен? Почему все бросились учить английский язык, немецкий, французский, когда пал Советский Союз? Потому что в какой-то момент, когда разваливался Советский Союз, все поняли, что вот эта модель культурная, экономическая модель, вот закрытое общество, плановое хозяйство, что оно не работает, и все хотели приобщиться к той культуре, которая успешна.
Вот есть понятие «успешное общество». На тот момент Европа казалась очень успешной, Западная Германия или Соединенные Штаты, Франция. Эти страны казались очень успешными. И, естественно, привлекательной казалась их культура и привлекательным казался их язык. Кажется, что так и должно быть, что чем успешнее общество, чем успешнее экономика, чем богаче страна, тем привлекательнее ее язык вроде бы.
Но, с другой стороны, современная экономика пришла к пониманию, что все наоборот, что экономика успешна, если культура обладает определенными качествами. Я говорю о культуре в широком смысле. О культуре не как о литературе и искусстве, а о культуре как о резервуаре мемов, резервуаре знаний, идей, каких-то правил, которые бытуют в обществе. В широком смысле, в культурологическом смысле я говорю о культуре. Вот эта культура как совокупность правил, бытующих в обществе, она первична. На самом деле она первична.
И сейчас даже появилась такая большая отрасль экономики, она называется институциональная экономика. Она не сейчас появилась, лет 20 назад там уже Нобелевские лауреаты появились в этой области. Я каждый раз как зачарованный читаю книжки или смотрю лекции Александра Аузана, который у нас главный специалист по институциональной экономике, потому что это то, что проясняет очень многие вопросы. Ты начинаешь понимать, как на самом деле устроена экономика и почему одни страны богатые, а другие бедные.
И не получается так вот взять вершки, скажем так, из американской или из европейской культуры. Не получается. Фильмы, предположим, нам их нравятся, а вот эти вот правила насчет однополых семей не нравятся. Или, предположим, скажем, сотовые телефоны, которые они придумали, нам нравятся, а демократические выборы нам не нравятся. Вот так не получается. Не получается. Потому что именно эти правила, вот эти правила, политическое устройство, какие-то моральные принципы типа там свободы личности, свободы слова, они и лежат в основе успешной экономики. Что, собственно, Аузан и показывает. Это здорово. Читая его книги, слушая его лекции, ты начинаешь лучше понимать, как на самом деле устроен мир, что экономика не первична, а вторична по отношению к культуре.
М. КУРНИКОВ: Как же базис и надстройка? Вы что, не марксист?
Г. ВАСИЛЬЕВ: Я? Пожалуй, нет. Хотя я думаю, что если бы Маркс жил в наше время, у него бы хватило ума поправить свою теорию. Он просто очень многого не знал в XIX веке.
М. КУРНИКОВ: Вы знаете, у нас осталось совсем немного времени.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Жаль.
М. КУРНИКОВ: Очень, очень.
Г. ВАСИЛЬЕВ: У меня еще много хороших идей.
М. КУРНИКОВ: Я в этом уверен. И я как раз, знаете, хотел вас спросить как у человека, у которого был опыт контркультуры, если хотите, в Советском Союзе, такого свободного творчества, такого, какого хочется, в довольно закрытой системе. Что вы ждете в ближайшие месяцы и годы, что будет происходить, какие ваши прогнозы, после таких приговоров, как приговор Беркович и Петрийчук?
Г. ВАСИЛЬЕВ: Это все ужасно. Это все ужасно. И на самом деле кажется, что нас ожидает закат русской культуры. Но точно так же казалось, что наступил закат русской культуры, в 17-м году XX века, когда совершилась революция, к власти пришли большевики и начали закручивать гайки. А потом вдруг оказалось, что это не закат, вернее, закат одной культуры и рассвет другой культуры. А потом и ту культуру прикрутили, культуру 20-х годов, со свободой творчества, с конструктивизмом, с новой поэзией. Эту культуру тоже прикрутили. Возникла еще одна культура, андеграундная культура. И так далее, и так далее, и так далее.
Вы знаете, очень трудно такими вещами… Безумно жалко Петрийчук и Беркович. Безумно жалко людей, которые сейчас сидят в тюрьмах. И безумно жалко авторов, которые всю свою жизнь писали, например, Улицкую или Акунина, которые всю жизнь отдали литературе, и теперь их книги под запретом, изымаются из библиотек и переводятся в хранилища какие-то закрытые. Безумно жалко всех этих людей.
Но, с другой стороны, ты понимаешь, что вот такими мерами государство лишь загоняет культуру в подполье, она приобретет другие формы, она снова станет андеграундной, она снова станет эзоповой, вот примерно той, в которой мы формировались. Мы с Алексеем Иващенко я имею в виду, с моим давним партнером, с которым мы сначала пели песни, а потом сделали мюзикл «Норд-Ост» и многое другое вдвоем. Мы же формировались в советское время, когда ничего было нельзя. Сейчас-то мы хоть говорить можем свободно, правда, не в России.
М. КУРНИКОВ: Получается, что покуда ноги есть, дорога не кончается.
Г. ВАСИЛЬЕВ: Да, да, да. Вернее, нет, скажем так, покуда есть мозги, они будут работать. Так вот они устроены, человеческие мозги. Ты проснулся, и они начинают о чем-то думать, независимо от того, хочешь ты думать, не хочешь думать. Единственным способом ты их можешь отключить – это очень сильно устать, устать и уснуть. Это единственный способ. Все остальное время они заставляют тебя думать.
М. КУРНИКОВ: Ну вот вечный думатель Георгий Васильев был у нас в эфире. Спасибо, что слушали и смотрели этот эфир. Поставьте лайк этому видео. До свидания.
Г. ВАСИЛЬЕВ: До свидания.