Вопрос в том, взяли ли они уже верх окончательно
Тело не выдают, потому что ещё не решили, что с ним делать. И, наверно, не выдадут до срока, определённого (пока что) законом, позволяющим не отдавать тело умершего заключённого родным до окончания расследования о причинах смерти. В течение этого срока какое-то решение им надо принять. Вариантов несколько. В каждом возможны какие-то неприятные для власти последствия, вот о них и думают: насколько неприятные, какие легче и проще проигнорировать?
Со стороны кажется, что крепко сидящая власть может позволить себе всё. Это не совсем так. Не зря в политический оборот давно введено слово «легитимность» – трудноуловимая такая штука, неподдающаяся замерам, которая означает мнение большинства, что правитель/правительство действует «по праву». Не обязательно по закону, но в рамках тех прав (представлений о норме), которые большинство за ним признаёт. Выход за эти рамки в принципе возможен, но важен общий баланс. Прочная легитимность без проблем перемалывает внутри себя отдельные действия, вызывающие общее неодобрение. Но если этим злоупотреблять, то даже природный, наследный монарх в какой-то момент может оказаться «ненастоящим», хотя прочнее легитимности «по крови» трудно что-то придумать.
Историческое отступление.
Казнь пятерых декабристов в начале царствования Николая I не была чем-то из ряда вон выходящим на общеевропейском фоне. Она не была актом самодержавного произвола. Наказание бунтовщикам определялось не просто в рамках закона и по законным процедурам, а в гораздо более мягких формах, чем по действующим законам полагалось. Взошедший на престол законный наследник Николай Павлович вообще ничего не нарушал. Но весь привилегированный класс отлично помнил, что вот так и за то же самое не казнили дворян «при бабушке». Восемьдесят пять лет уже не казнили заговорщиков, а полвека совсем никого. Реальные убийцы папы Николая Павловича и вовсе никакого наказания не понесли. И вот это, нигде не прописанное правило определяло отношение дворян к новому царствованию: не любили они этого царя. Хотя вообще тогда государя было принято любить. Никто не задумывался, почему так, но сама эта любовь к царю была важной составляющей и показателем его легитимности. Николай этот ущерб чувствовал с первого до последнего дня на престоле. И всегда боялся. Потому всю страну консервировал-подмораживал и при этом по просьбам жён смягчал положение декабристов-каторжан. Он сам потом признавался сыну-наследнику, что на многое, чего хотел бы и считал полезным для России, не мог решиться. Недостаток легитимности сужает рамки возможного. Тем, что трудно угадать, где тонко и вдруг порвётся.
У нас легитимность путинской власти электоральная. Опирающаяся на уверенность абсолютного большинства, что нет альтернативы. (Оно в этом уверено, потому что бюллетени в руках держало, фамилии в нём читало и само ставило галочки – для этого и нужен спектакль «выборы».) И на «веру в стабильность», которую путинская власть объявляла своей главной целью и достижением. Трансформация былой стабильности в «вооружённое противостояние вражескому окружению» меняет характер легитимности, в ней возникают напряжения. Но нужно иметь её в избытке, чтобы поступить не «как при бабушке». Хотя бы не на этот самый случай – при уверенности, что если его и не одобрят, то смолчат, – а на всякий следующий.
Есть ли у Кремля сегодня такой запас легитимности, чтобы сейчас воспользоваться статьёй о погребении тел террористов? При том, что Навальный формально под неё не подпадает. Важно, как они сами это оценивают. Если как «сила есть – любви не надо», то могут решиться на этот, самый бесчеловечный, кроме того, что совершенно незаконный вариант. После пригожинского похода в Кремле явно доминируют сторонники силовых и самых жёстких методов устранения проблем. Никаких неприятных для себя последствий от своих методов они не ожидают, и пока в этом не ошибаются – их сейчас не будет. Пока вопрос только в том, взяли ли они уже верх окончательно.