Участники неправедной войны. Как они будут возвращаться к мирной жизни
Этим летом произошли два события, которые для многих остались незамеченными, но взбудоражили определённую социальную группу россиян, тех, чьи родные и знакомые сейчас участвуют в войне. По меньшей мере, в двух регионах России, Челябинской области и Татарстане, началось распространение памяток для жён военнослужащих. Во многом их содержание не лишено смысла, но вызывает ужас. Местами памятки напоминают руководство по обращению с диким зверем. Вот, например: «Не рекомендуется подходить к мужу резко со спины, лучше тихим голосом сначала заговорить, а потом приближаться и дотрагиваться». Ветеран СВО там представлен как человек, склонный к агрессии, паранойе, алкоголизму и наркомании, который, вероятно, и дома будет спать в одежде, чтобы в любой момент выскочить и защититься от удара в спину, который точно нуждается в помощи психолога или психиатра.
Между тем, ещё в начале лета прошёл восемнадцатый санкт-петербургский саммит психологов, где с получасовым докладом выступил профессор Александр Караяни. Когда-то мы уже ссылались на его учебник 2006 года «Прикладная военная психология». Но спустя 18 лет автор вдруг решил разоблачить свою же книгу, которая была написана на основе множества западных исследований на тему психических расстройств у ветеранов. Теперь же, по мнению Караяни, западные специалисты страшно драматизировали, преувеличивая проблемы, и в итоге сделали из ПТСР пугалку, просто чтобы пилить бюджеты. Ну а что ещё можно ожидать от бездуховного Запада-то?
«Западная цивилизация, как и отмечалось, в том числе и только что Михаилом Михайловичем, переживает сегодня глубочайший кризис, и специальная военная операция – она, с одной стороны, является порождением, неким символом и одновременно уже и катализатором этого кризиса, и она, эта специальная военная операция, выполняет для нас роль такого беспристрастного огромного зеркала, в котором отражается вот эта западная цивилизация, отказавшаяся от бога, от природы, от семьи».
В докладе учёный, доктор наук сделал вывод, который даже вынес в заголовок: «Поколение СВО – психологический актив созидания будущего России». Совсем ёбнулись. Ну давайте обсудим, что ж делать.
Любая война калечит людей не только физически, но и ментально, особенно пагубна для психики та война, которая не является оборонительной для участвующих в ней людей. Ещё хуже, если участники боевых действий не могут чётко сформулировать для себя конечную цель войны. Если у них в голове нет конкретного образа победы, который можно приближать, проявляя мужество и храбрость в бою. Во Второй мировой участвовало на порядок больше американских граждан, чем в Войне во Вьетнаме, и людские потери тоже были на порядок больше. В Западной Европе солдат армии США бесконечно сводили с ума бесконечные живые изгороди, за которыми прятались немцы. А на островах Тихого океана сражения в Джунглях во время Второй Мировой не уступали по ожесточенности боям среди джунглей Вьетнама, однако, все мы слышали о смертоносном для американских ветеранов и всего американского общества вьетнамском синдроме, который не изжит до конца до сих пор, а в 21 веке был усугублён иракским синдромом. А вот синдром Второй мировой как-то не на слуху. Да, можно сделать большую поправку на то, что со временем улучшаются методы диагностики боевых психологических травм и посттравматических расстройств, но даже с такой поправкой разница остаётся значительной.
В 90 году группа исследователей под руководством профессора психиатрии и поведенческих наук Дьюкского университета Джонатана Дэвидсона провели сравнение симптомов ПТСР у ветеранов Второй мировой и Вьетнама. Те, кто прошёл Вьетнамскую войну, демонстрировали больше враждебности, отчуждённости, страха, суицидальных наклонностей, тяги к алкоголю, чаще избегали напоминаний о пережитом на фронте. Но почему? Ведь по своим ужасам, по потерям Вторая мировая несоизмеримо превосходила Вьетнам. Воевать против немецкой и японской армии и флота было гораздо сложнее, чем против сильно отстающих в технологическом развитии армий Северного Вьетнама и Вьетконга. Отчего же именно Вьетнам нанёс более глубокие душевные травмы?
А дело в том, что во Вторую мировую США вступили после нападения Японской империи на американскую базу Перл-Харбор и после того, как войну Америке объявил Адольф Гитлер. Призывники из Калифорнии, Алабамы и Вирджинии и безо всякой пропаганды чувствовали, что война с Японией и Германией справедлива. Агитация, безусловно, всячески усиливала такие настроения, но не пыталась конструировать их с нуля. Солдаты понимали своё место, зачем они там, и, подобно тому, как строитель ощущает свою сопричастность к возведению дома, понимает, зачем он тащит цемент и кладёт кирпич, так и военнослужащих на справедливой войне поддерживает ощущение их нужности, осмысленности их лишений и жертв. И, что немаловажно, дома их потом встречают как героев. Вы точно видели две знаменитые фотографии под названием «Поцелуй на Таймс-сквер». 14 августа 1945, когда была анонсирована капитуляция Японии, один из военнослужащих в порыве чувств поцеловал незнакомую медсестру. Сцена эта даже воссоздана в памятниках.
Но стоит немного поменять обстоятельства, например, заменить одну войну на другую, Вторую мировую на Вьетнамскую .и герой сразу превращается в скотину с грязными лапами, который без спросу лезет к женщине и сразу вызывает подозрение. Раз уж он тут такой развязный, то что он творил там, на войне, вдали от глаз фоторепортёров, имея на руках оружие? Конечно, есть фото, на которых американские семьи встречают родных из Вьетнама. Люди радуются возвращению близких, но невозможно вообразить аналогичный красивый снимок, где первую попавшуюся незнакомку спонтанно целует ветеран Вьетнамской войны. Да по какому праву он вообще мог такое сделать? Девушка что, его об этом просила, или он воевал за её свободу и безопасность?
Да и он сам не сможет внятно и просто объяснить, каким образом он воевал за эту девушку, за её свободу и безопасность во Вьетнаме, придётся прибегать к каким-то длинным и сложным риторическим конструкциям, пересказывать своими словами аж целую политологическую теорию домино. Мол, если бы я не пошёл убивать вьетнамцев во Вьетнаме, то запустилась бы длинная последовательность событий, где последняя из костяшек домино, может быть, ударила бы по Соединённым штатам. Звучит как оправдание, в такую словомуть, скорее всего, не верит и сам ветеран. На передовой он не понимал глобального смысла своих действий, просто старался выжить, убивал, чтобы не быть убитым. Если в коллективе возникало боевое братство, а оно в «грязных войнах» возникает не всегда, то главным смыслом боевых действий становилось выживание взвода или роты, в каких-то исключительных случаях мог возникнуть патриотизм в отношении полка или дивизии. По возвращении не остаётся даже этого. Исстрадавшемуся участнику войны как воздух нужно какое-то признание со стороны общества, символическое подтверждение их заслуг. Однако, большая часть общества не замечает или намеренно отворачивается от ветеранов несправедливых войн. Очень немногие готовы наделить таких ветеранов особым статусом. Не представлять их как героев, не дай бог, не делать их образцами для подражания, конечно, но наделить хотя бы статусом жертв преступной политики государства, которое отправило их умирать и убивать, используя манипуляции, инструменты экономического и прямого насильственного принуждения.
В результате люди попадают в ловушку: и на фронте невыносимо, и на гражданке ещё невыносимее. Ведь там, за ленточкой, хотя бы ценили и уважали братья по оружию. Дома никакого уважения нет, да и готовых пожалеть не то, чтобы много. Лучше уж назад в окопы, к пацанам. В ещё большую ловушку попадают семьи таких людей. Некогда кормилец, любящий муж и заботливый отец становится источником перманентного стресса для своих же родных. Психологические расстройства одного человека распространяются на целую семью.
Издание «7х7. Горизонтальная Россия» на днях выпустило материал о так называемых вторичных психологических травмах. Эти психотравмы получают не сами военные, а их семьи, в первую очередь, жёны и дети. Одна из собеседниц журналистов рассказала: 90% её знакомых из семей мобилизованных сидят на антидепрессантах, им понадобится примерно такая же реабилитация, как самим военным.
Когда член семьи находится на фронте, его родные пребывают в постоянном стрессе, переживают резкие перепады настроения, когда желание с головой окунуться в какую-то деятельность сменяется апатией. Некоторые жёны военнослужащих не говорят детям, что их отец на войне. Они вынуждены месяцами, а то уже и годами поддерживать выдуманную легенду. Особенно тяжело тем, кто сам осуждает нападение на Украину, но у кого там воюет муж, их психика просто отказывается принимать происходящее. И абсолютно все сталкиваются с бытовыми проблемами.
Семьи, где одного из супругов забирают на фронт, становятся неполными. Дети, как и все домашние хозяйственные дела, ложатся на плечи одного человека, который и так постоянно на нервах, каждую минуту боится, что придёт похоронка. Мобилизация и любые контракты с Минобороны сейчас бессрочные, лишь незначительное количество военнослужащих могут вернуться домой не по инвалидности, при том, что даже калек отпускают далеко не всех.
Кто возвращается с войны? Каким-то образом удаётся немного повоевать и вернуться назад с наградами и ветеранскими удостоверениями депутатам и сотрудникам администраций, плюс остались какие-то последние добровольческие формирования, не перешедшие целиком под контроль Минобороны, там ещё остались краткосрочные контракты. Однако, возвращение любимого человека с передовой далеко не всегда приносит облегчение. Этот пост мы нашли на Пикабу. Пишет женщина, у которой муж ,судя по всему, как раз служит в добровольческой группировке, и поэтому сам выбирает, ехать назад или нет.
«Мне 34 года, ему 40. Вместе мы 8.5 лет, у нас двое детей, дом, машина, ипотека и всё такое. Собрался мой милый в далёкую командировку, 9 месяцев отслужил, две контузии. Но живой и целый вернулся, слава богу. Месяца два дома пожил, и снова ему туда надо. Говорит, там настоящие эмоции, там, говорит, жизнь, а здесь, цитирую: «Люди долбоёбы, скучно, что тут делать?» Второй раз муж уехал на семь месяцев, тоже контракт, и вот он вернулся. Психика у человека искалеченная, эмоции ему испытывать сложно, он их не принимает в себе, во мне, в детях, есть последствия контузий, неврологические. Наблюдается у нефролога и психиатра. Ему кажется, что мы все тут с жиру бесимся, и наши проблемы ненастоящие. Всё здесь ему кажется таким мелким и ненастоящим. Люди заморачиваются по мелочам, а те, кто не пошёл воевать – трусы. Он сам мне говорил, что я как сыр в масле катаюсь, он мне обеспечил все условия для комфортной жизни, а я ною ,что его нет рядом».
В комментариях к посту есть женщина, которая попала в такую же ситуацию.
«Постоянно мелькает тема, что мы живём в безопасности и надумываем себе проблемы, что вот настоящая проблема – там, где погибают дети, а я такая здесь не знаю, чем себя занять – вот и схожу с ума. Я с тремя детьми и, в виду специфики его службы, постоянно в режиме ожидания. Быт вывозить приходится самой, решать вопросы по учёбе, лечению, воспитанию детей приходится самой».
Или вот ещё один комментарий.
«Просто поделюсь опытом. В нашей большой семье один из мужчин поехал в чеченскую кампанию, вернулся живым, но с ранениями, контузиями, таким же настроением, что вы все здесь дурью маетесь, а вот мы там дело делали настоящее. На прошлом рабочем месте не получалось работать, уволился, лечил новоприобретённые заболевания. И самая фишечка – ПТСР с ночными психотическими эпизодами. Когда рвался в бой, дети и жена спасались только тем, что ложились на пол. Видимо, из соображений, что лежачих не бьют, он их и не трогал. Итогом стал, конечно, развод. Благодаря неимоверным усилиям женщины, дети выросли, выучились, мужчину первое время старались поддерживать, но алкоголизм и психические заболевания сделали своё дело».
На сегодняшний день складывается впечатление, что в России наметились две тенденции. Первая – всячески преуменьшать существующую проблему, как это сделал на крупной профессиональной конференции Александр Караяни. Вторая тенденция – принятие каких-то мер, но на уровне локальной самодеятельности. Сюда относится как раз упомянутая брошюра для жён военнослужащих в Челябинской области и республике Татарстан. Её подготовили местные некоммерческие организации, они же занимаются распространением брошюры в инициативном порядке. Но, помимо верных советов, там есть ещё и вредные. Авторы памятки предлагают жёнам ветеранов, по сути, взять на себя функции врача, внимательно и терпеливо выслушивать все рассказы супруга о войне. Далеко не каждый профессиональный психолог сможет выдерживать такие сеансы, ведь не все обучены работать с ПТСР у военных. Даже специалисты сгорают на работе, чего же ждать от солдатских жён в этой ситуации? Только вторичных психологических травм.
Поскольку сейчас пока ещё очень немногие возвращаются домой с войны, издание «7х7» поинтересовалось, помогает ли кто-то сейчас семьям военнослужащих, ведь им поддержка нужна уже сейчас, это сотни тысяч, если не миллионы людей. Среди десяти с половиной тысяч заявок, поданных в Фонд президентских грантов с начала 22 года, журналисты выявили 17 инициатив, направленных на помощь семьям участников войны. Из них лишь одна программа составлена профессиональными психотерапевтами. Ещё шесть организаций готовы привлечь специалистов, все остальные занимаются или какой-то самодеятельностью ,или распилом выделенных средств. Помимо организаций-грантополучателей есть инициативы региональных властей, но, как пишут авторы публикации, лишь одна региональная организация по-настоящему эффективна, Единый центр поддержки участников СВО и членов их семей, и расположена она в Москве. Другие же заняты, скорее, организацией развлечения и досуга, что, может, и неплохо, но никак не заменит специализированную помощь, да и не все развлекательные программы можно назвать безвредными. В Ханты-Мансийске, например, местные представители «Единой России» организовали для жён мобилизованных показ мод в стиле милитари.
Когда российская армия вернётся с войны, а когда-нибудь это случится, ей понадобится другая армия – психологов, психотерапевтов и психиатров. Ещё одна армия таких специалистов нужна уже вчера, для семей военнослужащих. Нынешняя война и по интенсивности, и по оценкам потерь страшнее войн во Вьетнаме и в Ираке, советско-афганской кампании в Афганистане и обеих чеченских войн и всего этого вместе взятого, причём идёт она не десять лет, но превзошла все вышеперечисленные вооружённые конфликты в совокупности всего за 2.5 года боевых действий. Если все те войны по отдельности травмировали общество, то какого масштаба коллективная травма ждёт нас по окончании СВО? Если на этот счёт и можно сказать что-то позитивное, то так это то, что после Путина России не придётся долго искать национальную идею. Несправедливая и бессмысленная война была развязана почти что одним днём, зато последствий – финансовых, экономических, политических, демографических .экологических и психологических – этих последствий хватит на десятилетия, а их разгребание, превращение нашей страны обратно хотя бы в такую же, как она была в 21 году – это вполне может стать национальной идеей, как минимум, целого поколения, а то и нескольких.
Миллиарды были потрачены Путиным, чтобы загнать российских мужчин в окопы. Ещё миллиарды и миллиарды придётся тратить на то, чтобы лечить физически и ментально и ветеранов, и членов их семей, понадобится колоссальных масштабов государственная программа, необходимо будет привлекать и негосударственные организации, но не как сейчас, кто в лес, кто по дрова, а с проработанными методиками и контролем качества. Может быть, со временем Россия наработает беспрецедентный опыт реабилитации миллионов людей, может быть, когда-нибудь это даст большой толчок в развитии отечественной психологии и психиатрии, возможно, в нашей стране после всего пережитого исчезнут любые предубеждения против походов к психологу, все станут воспринимать их как объективную необходимость ,посещение дантиста. Но это, если и произойдёт, то только со временем. А сейчас мы имеем огромные проблемы, которые только предстоит конвертировать в решаемую задачу. До завтра!