Смерть Папы Франциска и парадокс свободы: размышления о жизни на краю пропасти
В целом, несмотря на как минимум десять поколений ярославских православных священников, дьяков и псаломщиков в роду по линии моей прабабки, жанр проповеди мне не очень близок. Однако смерть Папы Франциска I, — человека для церкви более чем неординарного, — наводит на размышления, весьма далекие от аналитики.
Папу Франциска часто упрекали в непоследовательности, особенно в вопросах свободы и несвободы. Он часто оказывался сразу по обе стороны баррикад в их извечной борьбе. Но те, кто его упрекали, как правило, забывали, что он был непоследователен ровно настолько, насколько непоследовательна сама наша жизнь. А поскольку в его понимании жизнь дана нам от Бога, то нет ничего удивительного в том, что и свою непоследовательность он воспринимал как дар Божий.
Ценители и особенно ревнители свободы эгоистичны. В этом они очень похожи на ценителей и ревнителей несвободы. Это не так заметно, пока мир не подкатывается к краю пропасти. Но, оказавшись на самом краю, люди неизбежно делятся на две части: большинство, которое пытается от пропасти отползти, и меньшинство, которое готово и само прыгнуть вниз, и других за собой потянуть, подгоняя их окриком: «Зачем нам этот мир, если в нем нет свободы!»
Конечно, этот радостный клич рыцарей света парадоксальным образом косплеит воодушевленные возгласы рыцарей тьмы, которые бросаются в ту же пропасть под лозунгом: «Зачем нам этот мир, если в нем нет России?» Впрочем, слово «Россия» здесь — переменное. На этом месте в принципе так же комфортно могут расположиться «Германия», «Америка» или «Британия», и далее по списку.
Те, кто сегодня в Европе возмущаются философией MAGA, должны быть готовы к тому, что очень скоро рядом с MAGA появится MEGA (Make Europe Great Again). Безумие без границ, так сказать. И в этом общем безумии постепенно будет стираться грань между теми, кто готов прыгнуть в пропасть ради свободы, и теми, кто готов броситься в нее ради несвободы. И те, и другие делают заложниками своей веры тех, кто никуда не хочет прыгать, а просто хочет жить.
Конечно, на словах никто никуда прыгать не собирается. Ведь по мнению ценителей свободы, как и по мнению ценителей несвободы, пропасть — это иллюзия, миф, обман. Одни свято верят в то, что Путин никогда не нажмет «красную кнопку», а другие убеждены, что Запад сгнил и поэтому обязательно прогнется. Вы только прыгайте смелее, и все будет хорошо. А кто не прыгнул, тот не пацан.
На этом фоне Папа Франциск с его призывом ценить жизнь, — свободную и несвободную, — не так банален, как кажется. Если вдуматься, то вдруг выяснится, что львиная доля ценностей, которым поклоняются фанаты свободы, была создана людьми, жившими в условиях несвободы. А ведь могли бы прыгнуть и красиво умереть. Но тогда бы не было, например, «Доктора Живаго». Да мало ли чего вообще не было, если бы все решили вдруг умереть за свободу (или несвободу). Точнее сказать — мало бы что осталось.
Я думаю, что один из важных выводов, которые мы должны сделать на руинах постдамского мира прежде, чем двигаться куда-то дальше, состоит в том, что жизнь является большей ценностью и чем свобода, и чем национальная гордость, и чем вообще любой ее идеологический дериватив. Просто потому, что она лежит в основе всего, а не наоборот.
Я бы рекомендовал время от времени напоминать об этом тем, кто призывает нас не поступаться принципами во имя высших ценностей. Эти ценности не больше, чем жизнь, — особенно чужая. Ни у кого нет безусловного права распоряжаться чужими жизнями ради того, что он лично понимает под свободой, справедливостью, долгом и так далее. Этот мир создан несправедливым, и он таким, к счастью, и останется, если борцы за справедливость не уничтожат его раньше времени.