Ребята таяли буквально на глазах
Следственный комитет подтвердил смерть шестерых подопечных ПНИ №10. Ведомство возбудило уголовное дело о причинении смерти по неосторожности из-за ненадлежащего исполнения обязанностей по уходу за больными. Ранее правозащитница Нюта Федермессер рассказала, что в ПНИ Санкт-Петербурга умерли семь детей.
Специально для “Эха” ситуацию в ПНИ прокомментировала Светлана Мамонова, директор по внешним связям благотворительной организации «Перспективы»:
Действительно [в петербургском психоневрологическом интернате №10] ребята уходили, таяли буквально на глазах. Выглядели, можно сказать, как «скелетики», потому что худели очень быстро. Но причины этого похудения не примитивные. Я вот вчера читала в каких-то СМИ, что кого-то морили голодом. Меня это очень разозлило, потому что это очень примитивное восприятие. Здесь проблема глубже. Наши самые ослабленные ребята с тяжёлыми нарушениями, с ментальными нарушениями, с физическими, нуждаются в особом уходе. И даже кормление должно быть медленным. Для этого нужен персонал. Не просто ложку за ложкой закидывать в рот – у человека питание тогда не усваивается. Если сотрудница одна и у неё одновременно пять детей, которые хотят есть, то тут ни о каком размеренном кормлении речи быть не может. И это тоже приводит к тому, что ребята не усваивают еду. Ещё нашим таким ребятам требуется спецпитание. Это дорогостоящая смесь, на неё нужно искать деньги из разных источников, и это тоже проблема.
Кроме того, мы говорим часто о том, что в интернатах недостаточно хорошее качество медицинского обслуживания. Там внутри есть свои врачи, как правило, это психиатры. Но там живёт порой огромное количество людей, которые имеют тяжёлые хронические заболевания. Они должны постоянно наблюдаться у хороших специалистов. Такие люди, которые живут в интернатах, как правило, [находятся] за бортом системы здравоохранения, потому что поликлиники не ходят. Кого-то, безусловно, туда отправляют, но это [происходит] крайне редко.
Помимо этого, ослабленным людям, таким, как у нас, тоже нужны впечатления и стимулы для жизни. За что вообще ухватиться, чтобы было интересно жить? Если человек лежит и жизнь его — это кроватка. Вообще весь мир. Он теряет вообще интерес к жизни и перестаёт бороться, тает и уходит от нас.
Последнее, что я хочу сказать относительно интерната №10, это что в этом интернате наблюдались очень частые госпитализации. У нас ощущения, только гипотеза, что это для перестраховки делалось, чтобы не дай Бог ничего не случилось в интернате. И человека отправляли без сопровождения. Даже в приёмном покое рядом с таким человеком, который не может ничего сказать и попросить о помощи, не было рядом представителя или кого-то, кто держал бы его за руку в этом чужом пространстве. Только представители больницы, у которых ещё много-много пациентов. А дальше, уже попадая в отделение, таким пациентам тоже требуется человек, который будет рядом и реагировать на их потребности. Поить и кормить правильно.
Интернат регулярно делал нам запросы, когда наши ребята попадали в больницы. Довольно часто, почти всегда, мы закрывали запросы, когда нас пускали. Иногда это были наши сотрудники, иногда волонтёры, и я лично находилась в больнице с ребятами. Когда-то раньше мы нанимали сиделок. Но если проблема не решается на системном уровне, а только какие-то дыры мы закрываем, то всё равно мы не сможем весь масштаб закрыть. Необходимы системные изменения.
И если вы меня спросите: «Это самый ужасный интернат вообще в стране?» — то я скажу: «Нет». Это интернат, в который вхожи волонтёры, в который пускали и Анну Константиновну Федермессер. И обнажились все эти проблемы. Но, безусловно, в этом интернате был и непрофессионализм конкретного руководителя, который, управляя средствами, пускай и недостаточными, всё равно имел право их распределять, в зависимости от потребностей. В итоге был им сделан такой выбор, который привёл к ухудшениям состояния здоровья пациентов, такой подход. Главное — чтобы всё было в бумагах правильно отмечено и главное, чтобы не у них такие трагедии случались, поэтому ребята часто уезжали в больницы.
У нас с [директором ПНИ №10 Иваном] Верёвкиным были встречи, были переговоры. Мы сигналили о проблемах, и не только сейчас, год назад тоже. И он никогда не отказывал во встрече, но по итогам таких обсуждений всё равно не было изменений. Ребята умирали и умирали. Мы привлекли, например, очень хороших специалистов для консультаций. Врачи делали подробные рекомендации. Но в итоге получалось так, что ответа на эти рекомендации от интерната не было. Односторонний был постоянно запрос от нас «давайте что-то сделаем, поможем ребятам, попробуем что-то», но в ответ только формальности.
Многие руководители интернатов говорят, что поставлены в жёсткие условия. Выделяют недостаточно денег, недостаточно сотрудников и поэтому они стараются выходить из положения таким образом. Он считает, что это вынужденная история. Может быть это и так, но у нас есть примеры, когда в тех же условиях и при тех же правилах игры, не совсем справедливых, другие интернаты, например, седьмой интернат нашёл возможность обеспечивать и сопровождение в больнице, и персонал на отделения, где находятся самые слабые ребята.