Путину не хватает Пригожина
У русских верхов всегда было весьма извращенное представление о русских низах. С одной стороны, верхи считали эти самые низы задами — то есть отстоем, гнилью, тупой биомассой, резко контрастирующей с их, верхов, возвышенностью и духовностью. С другой стороны, в верхах всегда жила мечта о встрече со сверхчеловеком из низов, который есть воплощение сути глубинного народа — носителя истины в последней инстанции.
Этот сверхчеловек самим фактом своего существования и своей лояльностью должен был легитимизировать паразитическое существование русских верхов и придать ему сакральную значимость служения народу. Поэтому русская власть, которая всегда оставалась «верхушечной», что при царских дворянах, что при советских номенклатурных вождях, что при путинских оседлых бандитах, постоянно пребывала в поиске такого представителя «глубинного народа», который придет и от имени народа в нужном месте и в нужное время скажет: «Всё было не зря и, конечно, правильной дорогой идете, товарищи!»
Этот позыв верхов к поиску «воплощенной народности» был литературно осмыслен Толстым и воплотился в образе Платона Каратаева, который учит непутевого аристократа Пьера Безухова, как надо родину любить. Пародийным, но зато реальным воплощением Каратаева в жизни стал Григорий Распутин. В советские времена аналогичную нишу занимали «стахановцы» и «член ЦК от народа» (из рабочих). Вчерашняя «Прямая линия» Путина показала, что он не лишен слабости русских царей и находится в постоянном поиске своего «Платона Каратаева» — истинного народного героя и воплощения русскости.
Для Путина штурмовик «Наран Алексеевич» (именно так — подчеркнуто уважительно, по имени-отчеству) является Платоном Каратаевым нашего времени. Это сквозной персонаж, вокруг которого выстроена вся драматургия «Прямой линии». Он — энциклопедия народной мудрости, к нему Путин обращается по всем вопросам: как жить, как умирать, за что убивать и как рожать детей. Когда мероприятие перевалило через экватор, эти обращения стали буквально навязчивыми. Путин постоянно делал отсылки к какому-то прежнему (или прежним) разговорам с Каратаевым (зачеркнуть) Очир-Горяевым, выискивая в них апологию своих царственных решений: «Ну вот расскажите еще поподробнее о преступлениях нацистов в Северске?!». Здесь чувствуется нечто большее, чем просто постановка. Много неподдельной искренности, желания увидеть то, что хочется видеть. Похоже, что именно через этого «Нарана Алексеевича» Путин нашел способ своего отождествления с русским народом.
И еще кое-что. Из биографии Очир-Горяева предусмотрительно вымарано упоминание о том, где именно он начинал свой славный путь водителя-штурмовика. Но судя и по отдельным упоминаемым вехам боевого пути (Соледар, Бахмут), и по сохранившимся на полях интернета заметкам, начинал он с «Вагнера». Так или иначе, я увидел в этом страстном порыве «поговорить по душам» продолжение диалога то ли с предавшим, то ли с преданным (а может, и то, и другое вместе) распыленным в небесах другом. Путину не хватает Пригожина, он продолжает спорить с ним и после того, как инцидент был окончательно исперчен. Он ищет другого, лучшего Пригожина. И, похоже, находит.