Очень, очень сложный вопрос
Тот случай, когда в очередной раз хорошо промолчать, но я и так обычно помалкиваю, а надо, наверное, если не определяться, то размышлять. Пытаюсь определиться со своим отношением к акции родственниц мобилизованных – ну, в конце концов это – редкое, если не единственное публичное меропритие, которое наблюдаем за последние месяцы в России (если не брать в расчёт публичные суды над политзаключёнными, и те уже все позакрывать норовят).
А мероприятие публичное – в лучших традициях до начала совсем уж тёмных времён: обещанием палаток, если никто переговариваться не придет, с ЦПЭ и его Окопным, который вопит, что протестующие у него мобильник спёрли, с задержанием журналистов, с приходом девушек-титушек из какой-то “Волонтёрской роты», ну и так далее. Все, как когда-то и запомнилось. Только протестующие другие. И вот как к этому отнестись?
Эти женщины хотят, чтоб им вернули их близких, потому что их откровенно кинули, с этим сложно спорить, отрекламировали один процент как ма-а-аленький кусочек целого, а по сути – женщин лишили мужей, детей – отцов. Они имеют право требовать справедливости, безусловно. И те, кто это так воспринимает, безусловно должен быть на их стороне. И я частью души безусловно с ними.
Другая, впрочем, часть души говорит: о какой ты справедливости? О чем ты? Они требуют, чтоб им вернули мужей и сыновей, которые два года воевали и убивали. А могли бы не пойти. Могли бы уехать, могли бы сесть в тюрьму – ведь есть и те, кто поступил именно так? А эти – сделали свой выбор сами. Так какой им теперь справедливости? Они были частью страшного механизма даже если лично не совершили никаких военных преступлений. И разве теперь они и их жены выступают против войны? Нет. Они не хотят глобальной справедливости, они хотят лишь чтоб в их частном отношении она была восстановлена.
Имеют ли они право этого хотеть? Да, безусловно. Нужно ли их в этом требовании поддерживать? Это вот – очень, очень сложный вопрос. Но чтоб ответить на него верно, нужно, наверное, вообще отключить эмоции и просто вспомнить: а было ли в истории разных воюющих государств такое, чтоб массовый антивоенный протест (до масштабного поражения, оно тоже влияет отрезвляюще) начинался с жалости к противнику? Мне кажется, нет. Ни к вьетнамцам, ни к чеченцам, ни к афганцам. Он всегда, мне кажется, начинался с «наших мальчиков» (извините), и переходил в фазу «а нафига это всё вообще?» и «что мы там забыли?» Если ошибаюсь, поправьте, буду думать дальше.