Моя речь на вручении премии «Камертон» имени Анны Политковской
Вчера мне вручили премию «Камертон» имени Анны Политковской.
Вот моя речь, которую я вчера сказала на вручении.
«Для меня честь получить премию имени Анны Политковской. Честь быть в одном ряду с прекрасными фотографами и настоящими гуманистами Юрием Козыревым и Димой Марковым, которым, как и мне, вручали премию «Камертон».
Раньше меня сильно волновало и огорчало, что труд фотографов недооценивают. Последнее время в мире происходит столько всего ужасного, что сил расстраиваться из-за каких-то профессиональных несправедливостей не остаётся.
Но я-то всегда знала, что у фотографии есть потенциал влияния на людей, менее очевидный для многих читателей и пишущих журналистов, чем у слова, но огромный и другой. Я ещё больше в этом убедилась за последние два с половиной года, сконцентрировавшись на судебной съемке. Увидела, что люди начинают следить за судьбой человека и его делом, если ты успеваешь снять хороший и выразительный портрет во время короткой возможности сфотографировать обвиняемого. И я рада, что, видимо, не одна так считаю, раз мне решили вручить эту премию.
24 февраля 2022 года я ранним утром приехала на суд Алексея Навального в колонии в Покрове. Тогда ещё журналисты могли попасть внутрь. И там было достаточно много людей из самых разных ГосСМИ и независимых изданий. И большинству в тот день было не до суда. Это понятно. Такие события. Я очень хорошо запомнила свои ощущения, когда фотографировала экран с Алексеем и эту толпу коллег, обсуждающих происходящее в Украине… Ровно тогда 24 февраля в колонии на диком выездном суде я про себя решила, что мне всегда будет дело до того, что происходит в судах. Какие бы масштабные трагические события в мире ни происходили, то, что в судах — это тоже важно! С этого момента я окончательно решила, что не буду лениться, не буду бояться, буду ездить на все возможные судебные процессы и освещать их.
Моя мама недавно верно заметила, что «в наши времена просто знать — это уже позиция». И мы должны дать людям возможность знать. Должны фиксировать то, что происходит. Не сейчас, так в будущем — это станет важно.
Поэтому я постараюсь остаться на свободе (тем более, я не нарушаю никакие, даже и не нравящиеся мне последние принятые российские законы, но, ходя в наши суды знаю, что это вообще-то не обязательный компонент уголовного преследования), но всё-таки значительно важнее остаться собой. Быть собой для меня сейчас — это освещать репрессии, продолжать работать в моей стране.
Совсем скоро начнётся разбирательство по существу над адвокатами Вадимом Кобзевым, Алексеем Липцером, Игорем Сергуниным и над нашими коллегами журналистами Тоней Фаворской, Сергеем Карелиным, Константином Габовым и Артемом Кригером (там бы, кстати, очень пригодилась журналистка солидарность), будет новый суд Алексея Горинова, продолжаются дикие суды в Петербурге, где очень любят надолго сажать юных девушек, приговоры с огромными сроками почти ежедневно выносят украинцам в Ростове-на-Дону…
Список политических заключённых огромный, я даже не буду пытаться назвать всех. Их слишком много. Больше, чем признано. И это тоже одна из проблем, о которой надо бы говорить. Трагическая смерть Павла Кушнира показала, что все списки неполные. Есть тысячи, а, может быть, десятки тысяч людей, о которых мы вообще ничего не знаем. Обмены заключёнными — это гуманно, конечно, но в них не все попадут. А некоторые просто не доживут ни до каких обменов. Уже не дожили!
В последние годы часто рассуждают о вине и ответственности. Я считаю, что моя ответственность в том, что я, как и все люди в первую очередь бьюсь за условно «своих». Вот коллеги журналисты — «свои». Вообще политзеки — они «наши», ими мы пытаемся заниматься. Но пока мы занимаемся «своими», мы упускаем масштаб и корень проблемы. Мы ответственны за то, в каком состоянии тюрьмы и лагеря в России, потому что, когда там «наших» почти не было, мы не отстаивали или недостаточно отстаивали права зэков.
Поэтому надо заниматься правами всех заключённых, а не только наших политзаключённых. Сейчас мы написали письмо. Я не буду тратить время и полностью его зачитывать, на днях мы его опубликуем. Если совсем коротко, то я и еще несколько человек, которых я очень уважаю, полагаем, что хотя наше гражданское общество, по сути, лишено права требовать, мы все еще можем пытаться убеждать.
Кажется, что последние два века в России регулярно возникает дискуссия в обществе о положении заключённых (от Достоевского, Чехова до Солженицына), но при этом с тех пор мы не далеко ушли. В последние годы в нашей стране любое смягчение считается проявлением слабости, но мы с вами знаем, что это не так. Исправление преступников, которое по идее должно быть целью ФСИН, возможно только если общество поворачивается к ним лицом, не лишает их законных прав – а это право на жизнь, достоинство личности, защиту здоровья и на благоприятную окружающую среду.
В реальности же мы знаем, что эти права заключенных нарушаются ежедневно!
Квинтэссенцией этого стала судьба Алексея Навального. Даже если принять официальную причину его смерти (а хочется просто как врач Полупан охарактеризовать ту справку), то по документам, обнародованным семьей политика, медицинские диагнозы Алексея не допускали помещение в «штрафной изолятор», что создавало реальную угрозу его жизни. Это подтверждают более 100 врачей в обнародованном недавно открытом письме. О достоинстве личности даже как-то неловко распространяться. У нас примеры пыток демонстрируются на всю страну. А еще мы знаем, что худшим считается заболеть в тюрьме и, если человек предполагает, что он может сесть, то он начинает активно лечиться. Чтобы заключенному попасть к врачу, надо пройти все круги ада.
При этом у нас есть конкретные предложения, как решить часть из этих проблем. Причем некоторые из них уже обсуждались на государственном уровне: от перевода медицинских учреждений ФСИН под юрисдикцию Минздрава до приравнивания гражданский врачей по статусу к адвокатам.
Наконец, практика помещения заключенных за нарушение внутреннего распорядка исправительного учреждения в так называемые «штрафные изоляторы», а особенно созданные в ШИЗО условия, являются грубым нарушением права человека на благоприятную окружающую среду. Мы убеждены, что любое заключение человека в условия ШИЗО является порочной практикой, грубо нарушающей права личности.
Резюмируя вышеизложенные соображения, мы хотим отметить, что 14 июля 2022 года в Уголовный кодекс Российской Федерации были внесены изменения, предусматривающие уголовное наказание за пытки, под которыми закон понимает умышленное причинение сильной боли либо физического или нравственного страдания в результате чьего-то действия, либо бездействия. Спустя два года после принятия этого закона можно констатировать, что в государственной системе исполнения наказаний, находящейся под надзором Министерства юстиции РФ, для заключенных зачастую созданы условия, причиняющие им физические и нравственные страдания, а часто и сильную боль, то есть условия, приравненные к пыточным.
Это должно быть прекращено!
Я рассчитываю, что все «люди доброй воли» подпишут это письмо и постараются его продвигать.
Завершу свою речь цитатой из сериала «Ньюсрум» Аарона Соркина, где новостной продюсер Мэгги говорит профессору этики, что он «может сэкономить кучу времени своим студентам и просто сказать им, что на самом деле они знают разницу между правильным и неправильным, и пусть делают то, что правильно».
Мне кажется, это касается нас всех»
Спасибо коллегам и «Новой газете». Мне очень приятно, что так высоко оценили мою работу!
И спасибо семье и друзьям вообще как всегда за всё ;))
