Изображать жертву
Политик – жертва. И на инаугурации, и в речи на 9 мая – в торжества, связанные с победами – Путин говорил не столько о победах, сколько об угрозах со стороны Запада и попытках сдерживания России. Почему лидеру, обладающему огромной властью, нужно столько угроз, «иностранных агентов» и «террористов», среди которых вполне мирные активисты, поэты и писатели? Зачем, нападая, говорить, что «на нас напали»? Зачем повторять «нас кинули, просто обманули»?
Путин одновременно изображает и всесильного правителя, и жертву. Это плохо соотносится с культом силы, но публика почему-то не улавливает противоречия. Между тем, правителю позиция жертвы выгодна. Это слишком действенный инструмент власти, чтобы от него отказываться.
Во-первых, изображать жертву –– древний как мир способ избавляться от ответственности. За любые провалы и неудачи, в том числе вызванные собственными ошибками и коррупцией, отвечают «враги». Во-вторых, симуляция виктимности – способ представить внешнюю агрессию и внутреннее государственное насилие как оборонительное по своей природе.
Запад, который «напал» на Россию, нужен манипулятору-политику, скорее как громоотвод, чем собственно враг. Агрессор не хочет выглядеть агрессором. Просчитавшийся агрессор – уж тем более. Внутренние «иноагенты» и «экстремисты» – это техника превращения политического оппонента в «другого», то есть в того, кого можно безнаказанно преследовать и даже убивать. Насильник не хочет выглядеть насильником.
Авторитарные популисты и диктаторы чередуют позицию сильного с позицией жертвы. Часто это происходит в одной речи, в одном и том же действии. Акт насилия правитель подает как ответ на угрозу безопасности страны и себе лично, причем угрозы его собственной безопасности и угрозы всей нации равны, пишет Рут Бен-Гиат, историк диктаторских режимов, изначально специалист по Бенито Муссолини.
Путин не уникален. Угрозы жизни правителя, даже просто словесные нападки и оскорбления – очень часто повод для репрессий. Официально, по конституции, диктатор представляет народ, но в действительности ведет себя, как его телесное воплощение. Именно этим объясняется доведенное до абсурда расширительное понимание законов о терроризме – не только в России. В Турции, например, тоже.
Путин в отличие от многих политиков схожего типа не был публичной фигурой до того, как оказался на вершине власти. У него не было возможности лично разыграть карту жертвы преследований, если не считать его успешный проект по спасению Анатолия Собчака от обвинений в коррупционных преступлениях, в которых Путин сам был замешан. Для политиков этого типа поза жертвы – очень распространенный прием. Сильвио Берлускони не раз называл себя «самым преследуемым человеком в истории». Обвинение в даче взятки он объявлял «охотой на ведьм», постоянно говорил о том, что является мишенью либеральной и левой прессы. То же самое делает Дональд Трамп. Расследования и суды по вполне реальным обвинениям он тоже называет «охотой на ведьм».
Об этом: Ben-Ghiat, R. Strongmen. Mussolini to the Present. New York: W. W. Norton & Company. 2020.