«Утренний разворот» / Дмитрий Курляндский: Если человек не идёт на диалог с системой, я бы не назвал это «тишизмом»
М. МАЙЕРС: А мы продолжаем.
А. АХМАДИЕВ: Да, мы продолжаем.
М. МАЙЕРС: Культурная страничка наша.
А. АХМАДИЕВ: К нам сейчас подключится композитор Дмитрий Курляндский. Но давайте до этого расскажем, вообще о чем идет речь. Это премия «Золотая маска», Курляндский получил награду в номинации «Лучшая работа композитора. Музыкальный театр» за спектакль «Катерина Измайлова» пермского «Театр-Театра». И вот, собственно, отказался от этой награды. Он с нами на связи. Доброе утро, Дмитрий.
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Доброе утро.
М. МАЙЕРС: Здравствуйте. Расскажите, пожалуйста, с самого начала про ваш спектакль, собственно, и что произошло на «Маске».
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Cпектакль, как я и писал, это моя последняя работа перед началом войны, завершенная еще в относительно мирное время. После этого заботы начались совершенно другие, естественно, у всех. И я с семьей нахожусь в относительно безопасном месте, на расстоянии от той машины, которая сейчас многих моих знакомых, по сути, уничтожает.
М. МАЙЕРС: Вы не в России то есть?
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Я не в России. Я во Франции. И уехал в начале апреля 2022 года. Что, собственно, удивительно, потому что в 2023 году в октябре, если я не ошибаюсь, появилась новость о том, что предыдущий состав «Маски», отобрали номинантов, в том числе был я, и, отобрав, предыдущий состав был распущен, они распустились, набрали новую команду, и это уже была команда, которая лояльна и отвечала за политически лояльную сторону.
Я был уверен, что они отфильтруют номинантов, казалось очевидным, потому что я открыто высказывал свою позицию по войне и два года назад, и год назад, и полгода назад, постоянно это делаю. И я думать забыл и не знал даже о том, что будет церемония и так далее. Я просто получил СМС от знакомого, который «поздравил» с получением «Маски». Это было, конечно, неожиданностью и таким неприятным приветом.
А. АХМАДИЕВ: Неприятным. Дмитрий, все-таки это со знаком минус неожиданность.
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Да, безусловно.
А. АХМАДИЕВ: Почему? Объясните.
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Я не могу отвечать ни за кого больше, для меня лично это вопрос какой-то даже не внутренней гигиены, а просто очевидности, что во время преступной, кровопролитной, захватнической войны, во время, с одной стороны, политических репрессий, которые касаются в том числе близких мне людей, и вот этого трагического и безумного процесса над Евгенией Беркович и Светланой Петрийчук, который уже год, ну и в эти дни продолжает разворачиваться, ни о какой для меня «Маске», конечно, речи быть не могло. И поэтому я сразу понимал, что я буду отказываться. Второй странный момент здесь только, что понимал это я, но не понимали те, кто меня почему-то отобрали.
М. МАЙЕРС: А вы отказываетесь только от чего? Там есть какая-то премиальная часть финансовая?
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Нет, нет. «Маска» – это неденежная премия, это исключительно престиж в свое время. Как «Оскар». «Оскар» тоже неденежный. Театральный «Оскар» такой российский. В моем случае это персональная номинация. Композитор в музыкальном театре – это персональная номинация. Поэтому я как бы на самом деле имею таким образом высказываться от себя лично, персонально, чем я и воспользовался.
А. АХМАДИЕВ: Дмитрий, вы в этих кругах крутитесь, вы общаетесь с людьми наверняка до сих пор, даже вне зависимости от того, что вы находитесь не в России. Вот тут интересная особенность, что в восьми номинациях жюри не смогло выбрать победителей, в том числе и за лучшую работу драматурга. Там никого нет просто. Это что значит? Все отказались участвовать, никого не избрали, собственно, не выбрали, вычеркнули из списков? Что происходит с «Золотой маской» после смены дирекции?
М. МАЙЕРС: Перевелись драматурги на земле русской, простите.
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Нет, никто не перевелся. Я, к сожалению… То есть к сожалению, не к сожалению, я не следил и не слежу, я даже подробно не видел списка номинантов и победителей. Но причины, только можем погадать вместе, я не представляю. Причина может быть в том, что там были, условно говоря, неугодные и опасные имена. Но тогда мое премирование, оно противоречит этой версии.
А. АХМАДИЕВ: Может, недоработали, упустили просто, знаете. Бывает же такое.
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Вполне возможно, да. Единственное, что я знаю от некоторых знакомых, что достаточно много номинантов, которые были приглашены на церемонию, не пришли. Да, конечно же, в ситуации, которая в стране, это достаточно очевидный жест. Это я знаю. Почему не присуждены определенные номинации, это я не могу сказать.
А. АХМАДИЕВ: То есть все-таки в театральной сфере в России сейчас даже среди тех, кто остается в стране и кто не уехал, некая солидарность, она существует, да? И вот вы можете как-то о настроениях в этой сфере – в сфере культуры, искусства – в России?
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: На самом деле я с театральными кругами связан постольку-поскольку. Я, в общем, композитор. И когда я работал в театре, у меня не так много работ на самом деле, я в тонкости работы театра особо не вдавался и функционирование театральной среды.
Если говорить о музыке, я знаю, что, безусловно, близкий мне круг очень тяжело и горько переживает ситуацию. Многие хотели бы уехать, но не могли уехать по тем или иным причинам. Это мы знаем прекрасно, что у всех свои ситуации. Открыто высказываются те, кто готов. Те высказываются. Музыка, я бы сказал, наверное, самое абстрактное из искусств. Соответственно, прямое высказывание в музыке без использования текстов практически невозможно. Да, собственно, даже с использованием текстов музыкой можно манипулировать в разные стороны.
Я вот вспоминаю в последнее время часто, в YouTube есть запись знаменитого концерта, когда Фуртвенглер, великий режиссер, дирижирует 9-й симфонией Бетховена, «Ода к радости», Шиллер и так далее на дне рождения Гитлера. И 9-я симфония Бетховена с Шиллером звучат как гимн фашизму и Гитлеру, чем она категорически не является. Соответственно, искусство, особенно музыка, в этом смысле, к сожалению, может быть инструментом манипуляции. Но это если говорить о большой филармонической машине, концертной сцене, больших залах и так далее, больших театрах. Да, там метастазы идеологии и пропаганды проникли, безусловно.
Если говорить об альтернативной сцене, о сцене современной музыки, экспериментальной музыки и так далее, она, насколько мне отсюда видится, насколько я вижу, она, в общем, мало кого интересует. Хотя бы по той причине, что это очень малые залы. Но вот в этом сообществе, безусловно, я не знаю ни одного человека, который бы поддерживал войну и не сопереживал бы политическим процессам.
М. МАЙЕРС: Скажите, а при каких обстоятельствах вы уезжали? Для вас это было неизбежное решение, трудное решение, решение как повлиявшее на вашу карьеру?
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Вы знаете, на самом деле, по большому счету, это произошло так же, как с пониманием, что необходимо отказаться от «Маски». То есть когда 24-го числа утром мы все прочитали определенные новости, я понял, мы поняли, что нужно предпринимать какие-то шаги, на самом деле шаги предпринимать вполне определенные. Моя жена, она писатель и поэт, Настя Родионова, она принимала участие в политических антивоенных акциях. Я подписывал письма. И, будучи родителями троих детей, в школах уже начались «уроки правды» и так далее, мы все это сделали в Москве. И вариантов у нас не было, мы должны были уезжать, спасать детей.
Ну, конечно, всем это сложно. Это не подготовленная эмиграция, это вынужденная эмиграция. Соответственно, очень многое приходится строить с нуля. И уезжают люди не за комфортом и не за легкой жизнью. Я бы сказал, что скорее многие уехали от комфорта и от легкой жизни. Но уже срок достаточно большой. Те, кто справился с эмиграцией, те, видимо, уже справятся. Хотя я знаю многих, которые просто не справились, и им пришлось вернуться.
М. МАЙЕРС: Вы справились? Справляетесь?
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Ну, я здесь. Да, справляюсь.
М. МАЙЕРС: А как это повлияло на вашу карьеру? У вас появились какие-то новые возможности, проекты или, наоборот, все схлопнулось? Насколько вы востребованы на европейском рынке? Хотя, наверное, это общий рынок сейчас, в музыке-то точно.
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: В том-то и дело. Это очень отдельная территория – современная музыка. И я как бы являлся частью и являюсь частью международной сцены современной музыки уже последние приблизительно 20 лет. Соответственно, я нахожусь в гораздо более, так скажем, комфортной ситуации, чем многие уехавшие, просто по той причине, что я просто поменял точку своего географического присутствия, а как, в общем, я работал на этой сцене, то есть писал музыку, получал заказы и преподавал, так я и продолжаю это делать. В России когда я был, у меня была еще отдельная миссия – я старался помогать молодым композиторам на территории России. Сейчас вот этой миссии я лишен, хотя со многими нахожусь в контакте. В остальном вот у меня особая ситуация.
А. АХМАДИЕВ: То есть ваша деятельность, она не ограничена территорией одной страны. Да, это действительно не у всех так. Не у всех людей культуры так далеко, у писателей, у актеров. А они, может быть, вы знаете, могут себя найти в Европе?
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Про Европу не скажу. Скажу про близких, знакомых, в том числе речь об актерах, о режиссерах, о поэтах, о людях, которые работают с языком. Люди работают в «Бургер Кингах», они разносят почту, они работают садовниками. И, конечно, участвуют в кастингах. Бывает, что их отбирают и у них есть какие-то роли. Но это, конечно, изменение жизни кардинальное. Но, собственно, все понимали, на что идут. Это как бы часть этой ситуации.
М. МАЙЕРС: Дмитрий, а вот дискуссия… Я не знаю, смотрели ли вы. Я не смотрела, поэтому мне немного стыдно об этом спрашивать. Я имею в виду фильм Солодникова и Урганта. И вот эта дискуссия вокруг «новых тихих». Появились вот эти «новые тихие» – это люди, которые либо остаются в России, либо остаются в профессии и частью российского культурного пространства и хотят сохранить гонорары, преференции, «Золотые маски» получать. И они молчат. И вот они детство вспоминают, вот они лирические герои в настоящий момент. Как вы относитесь к этому явлению? Осуждаете ли вы их, поддерживаете ли? Какие они эмоции и чувства вызывают у вас?
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Я не могу отвечать за других людей, потому что отвечать за других людей – это первый шаг к войне, условно говоря. Но у каждого своя ситуация. Я не смотрел этого интервью с Ургантом. Я знаю многих людей, которые, повторяю, я, по-моему, говорил это уже, которые вынуждены оставаться там и по тем или иным причинам действительно не могут, потому что несут ответственность не только за себя, но и за какой-то ближний круг не всегда людей, которые здоровы и способны себя просто содержать и так далее. То есть причины бывают очень разные.
Но если речь об открытой поддержке и использовании каких-то преференций, которые предоставляет сегодняшняя система, здесь внутренне я, безусловно, это осуждаю. Ну, так с печалью, да. Я говорил о Бетховене. Можно использовать и многих, собственно, используют.
Если же как большинство моих знакомых, которые переживают молча, очень горько и тяжело переживают ситуацию, многие ушли в так называемую внутреннюю эмиграцию, я бы не стал это называть «новыми тихими». Потому что в термине «новый тихий», я не вдавался в подробности, есть некая система все-таки налаживания связи с аппаратом, с системой. Если человек не идет на диалог с системой, то я бы не назвал это «тишизмом».
М. МАЙЕРС: У меня еще такой вопрос. А вы вернетесь?
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Нет.
М. МАЙЕРС: Не вернетесь.
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Нет.
М. МАЙЕРС: Даже если поменяется?
А. АХМАДИЕВ: Даже в случае изменения ситуации?
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Вы знаете, это уже отдельная история. Я, к сожалению, очень долго был оптимистом. Ну как оптимистом? Я видел все проблемы и, как я любил говорить, несмотря ни на что и вопреки всему пытался сделать нечто, на чем могло бы вырасти прекрасное будущее. На самом деле, война подкосила полностью мою веру и надежду в моем лично случае. И оглядываясь на историю России, в общем, это история очень долгих диктатур, террора и унижения и коротких периодов надежды. Всё, выше надежды мы в истории не выходили.
Если говорить опять-таки о детях, то возможность… Везде это может случиться, безусловно. Но, значит, будем реагировать на конкретную ситуацию уже в новой. Для нас очень важно договор с совестью не заключать, совести давать слово. Я боюсь, что как туристы, может быть.
М. МАЙЕРС: И у меня еще один вопрос. Скажите, для вас принципиально и важно ли позиционирование, хотя вы не обязаны так заявлять о себе на сцене или в подписи к вашим произведениям, вы русский композитор, российский композитор? Или вам вот это прилагательное уже вообще не нужно?
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Дело в том, что не уже вообще. Тут такой момент, что еще в 2008 году, тогда, по-моему, Open Space называлось, а теперь это Colta, я писал статью под названием «Национальный вопрос», где как раз говорил о том, что это атавизм, вот эти вот в скобках страны, и что когда, в общем, культурное пространство избавится от вот этих вот географических геолокаций, тогда… Неважно, что я писал. Довольно большая была статья. Нет, в скобках Россия, Франция, сейчас это Франция, Россия, русский композитор. Да, конечно, я родился в России и мой родной язык русский и, соответственно, я русский композитор. Но это не больше, чем географическая точка.
А. АХМАДИЕВ: Спасибо большое.
М. МАЙЕРС: Спасибо.
А. АХМАДИЕВ: Дмитрий Курляндский, композитор, был с нами на связи. Да, спасибо, Дмитрий, желаем вам удачи.
Д. КУРЛЯНДСКИЙ: Спасибо. Удачи вам. До свидания.
М. МАЙЕРС: Собственно, Дмитрий Курляндский, да, отказался от «Золотой маски». Именно это стало поводом к нашей встрече.