Юлия Ауг - Разбор полета - 2021-09-27
Н. Василенко
―
22 часа и 5 минут в Москве. Действительно в эфире программа «Разбор полета» – программа о людях и решениях, которые они принимали и продолжают принимать в своей жизни. Ведут эту программу сегодня Марина Максимова и Никита Василенко. Приветствуем всех наших слушателей и зрителей!Напоминаю, что координаты прямого эфира +7-985-970-45-45. Пожалуйста, задавайте свои вопросы, комментируйте эфир и не забывайте, что радио можно не только слушать, но и смотреть. Яндекс.дзен и основной канал «Эха» в YouTube для вашего внимания, где точно так же есть все формы обратной связи. И сегодня у нас в гостях актриса театра и кино, режиссер, клипмейкер Юлия Ауг. Юлия, здравствуйте!
М. Максимова
―
Добрый вечер!
Ю. Ауг
―
Здравствуйте, добрый вечер!
Н. Василенко
―
Начнем с традиционного вопроса, да, Марина?
М. Максимова
―
У нас есть традиция в этой передаче, потому что это программа о людях и решениях, которые они принимают в своей жизни – как личных, так и профессиональных. И в самом начале передачи мы всем нашим гостям задаем один вопрос про самый сложный жизненный выбор, про самое сложное решение, над которым вы, может быть, долго раздумывали. Или, может быть, наоборот, вы приняли это решение очень быстро, но эта история повлияла на то, как ваша жизнь развивалась в дальнейшем. Возьметесь ответить на такой вопрос?
Ю. Ауг
―
Да, возьмусь. Я просто очень хорошо знаю этот момент, с которого моя жизнь очень серьезно поменялась – именно в тот момент, когда мне пришлось принять это решение. Я довольно долго на тот момент… Ну как довольно долго? Недолго, но всё равно это был уже такой довольно серьезный срок. Я к этому моменту уже 3 года работала со Станиславом Сергеевичем Говорухиным его вторым режиссером, помощником и даже помощником депутата в Государственной Думе. Я была вторым режиссером на его нескольких проектах.И тут так получилось, что меня сначала не утвердили на главную роль в кино. Да, надо просто еще сказать, что к этому моменту я решила, что я уже актрисой больше не буду, и в течение нескольких лет я ушла из театра. Я не выходила на сцену как театральная актриса. И я не снималась в кино на тот момент уже, наверное, лет 6. И тут меня утвердили на главную роль.
Причем тоже очень сложно утверждали. Мне очень нравился сценарий. Меня вроде как сначала утвердили. Потом на тот момент (просто это был 2006 год) взяли более медийную актрису. Потом что-то передумали, передумали. И в конечном итоге мне позвонили со съемочной площадки и сказали: «В конечном итоге мы приняли решение». То есть они уже начали съемочный период с этой медийной актрисой.
Я не знаю, что там не срослось – я не спрашивала, никогда не узнавала подробностей, что же действительно произошло. Но в общем, смысл в том, что они мне позвонили и сказали: «Так получилось, что мы хотим всё-таки, чтобы вы приехали на съемочную площадку. Единственное, что это нужно сделать в ближайшие 2 дня, потому что нам нужно продолжать съемочный период».
Ю.Ауг: Мне кажется, что «новая этика» приведет нас к абсолютно пластмассовому искусству
И мне нужно было принять решение: или я остаюсь со Станиславом Сергеевичем Говорухиным работать во всех тех качествах, в которых я работала – то есть в качестве второго режиссера, в качестве его личного помощника, в качестве помощника депутата – или я ухожу и еду сниматься в этот проект, про который я просто знаю, что мне очень понравился сценарий, и, по большому счету, больше ничего не знаю, потому что его снимает дебютант. И за эти 2 дня мне нужно было принять решение уволиться изо всех этих мест и приехать в Беларусь. Тогда это снималось в Молодечно под Минском.
Ну и, в общем, я приняла решение, что я еду сниматься. Я пришла и сказала Станиславу Сергеевичу Говорухину об этом. Он очень рассердился. Он не хотел меня отпускать. Он был очень недоволен тем, что я хочу уйти, и очень ругался. Но я как-то внутренне понимала, что я всё делаю правильно.
И я ушла, прилетела и, в общем, это был первый проект (это был проект «Враги»), за который я получила приз за лучшую главную женскую роль на международном кинофестивале. В общем, с этого проекта я вернулась в актерскую профессию.
Н. Василенко
―
А я вот хотел узнать: как вы расставляете приоритеты, когда принимаете решения? Потому что действительно вас очень много снимают и приглашают в свои проекты, в том числе, большие театральные мастера. С другой стороны, я, например, часто хожу на фестивали короткометражного кино, дипломного кино и вижу вас в студенческих работах. Насколько быстро вы принимаете решение: с тем или иным человеком я буду работать?
Ю. Ауг
―
Смотрите, какая штука. Если это касается каких-то знакомых фамилий, известных мне, или, допустим, тех людей, с которыми я уже работала, это происходит очень просто. То есть мне может позвонить Гриша Константинопольский и сказать: «Юля, вот я буду снимать новый фильм, у меня для тебя есть роль». И я абсолютно точно знаю, что буду сниматься. Я абсолютно точно знаю, что я буду сниматься в любой роли, которую мне предложит Кирилл Серебренников. Я буду сниматься в любой роли, если мне предложит Леша Федорченко. Ну вот я просто сейчас назвала навскидку трех режиссеров, которых я точно... Просто такое происходит.Если мне пишут студенты (а мне довольно много пишут студенты) или какие-то режиссеры, которые будут снимать дебютные проекты, я им говорю: «Ребят, всё очень круто. Присылайте сценарий. Я читаю сценарий, и если мне это интересно, мы с вами встречаемся».
Я читаю сценарий, и если мне это интересно, я говорю: «Да, ребята, у вас хороший сценарий, давайте встречаться». Потому что после того, как ты читаешь сценарий, нужно встретиться с режиссером, чтобы понять… Знаете, это как? Ты просто встречаешься с человеком, если ты его не знаешь, и понимаешь, одной вы группы крови или нет. Готов ли ты с ним сейчас, с незнакомым для тебя человеком, отправиться в такой определенный серьезный путь, в котором очень многое будет зависеть от того, смогут ваши энергии взаимодействовать или не смогут.
Ну и если вдруг я понимаю, что сценарий крутой, а с режиссером я вряд ли смогу работать, тогда я не соглашаюсь. А если сценарий интересный, и с режиссером сразу же находится общий язык, то мы работаем. Вне зависимости от того, студент это, дебютная ли это работа, или это уже какой-то крутой режиссер, который приглашает меня.
Н. Василенко
―
Вот один из режиссеров, с которым у вас, судя по всему, нашелся общий язык – это Николай Хомерики, который взял главный приз недавнего «Кинотавра» («Море волнуется раз»), с чем вас тоже поздравляю как исполнительницу одной из ролей.Вот «Кинотавр» недавно завершился, и он снова стал некой такой площадкой для общественно значимых речей. Но при этом сейчас как никогда ощущается разрыв между фильмами, которые делаются при поддержке государства, с другой стороны, при поддержке частного партнерства. И снова, как в былые времена, сталкиваются конъюнктура и свобода творчества. Ощущаете ли вы это сейчас на конкретном фестивале и вообще на других кинофестивалях? Для чего они сейчас нужны?
Ю. Ауг
―
Знаете, какая штука? Я не была на «Кинотавре» впервые за много лет. Да, действительно, впервые за много лет, несмотря на то, что у меня было 2 фильма в основном конкурсе. Оба фильма стали победителями. Это «Общага», которая взяла «Лучший дебют», и это «Море волнуется раз» Коли Хомерики, который вообще взял гран-при. И ещё во внеконкурсной программе был показан фильм «Купе № 6» Юхо Куосманена, который взял гран-при Каннского кинофестиваля. И Коля Хомерики, при всём при том, что мы с ним были знакомы...Вообще с Колей Хомерики совершенно удивительная история. Это такая история – вот прямо настоящая история про такую любовь, что называется, с первого взгляда. С Колей Хомерики мы были знакомы очень давно, но прямо конкретно мы познакомились и были представлены в 2010 году как раз на Венецианском кинофестивале, когда мы приехали с Лешей Федорченко представлять там «Овсянки». Коля Хомерики был на этом фестивале в качестве гостя. И как раз Леша меня познакомил с Колей.
После этого мы еще несколько раз встречались, как-то так общались, всё очень здорово. И вдруг в прошлом году на исходе лета – может быть, это даже где-то был сентябрь, может быть, это даже не лето – мне вдруг звонит сам Коля и говорит: «Юля, у меня есть такой сценарий. Я бы очень хотел, чтобы ты в нем снялась, в этой роли. Почитай, пожалуйста, сценарий». Я говорю: «Да, конечно, присылай сценарий».
И вот это тот случай, когда ты начинаешь читать сценарий, и ты его еще не дочитал до конца, но ты уже понимаешь, что ты хочешь принимать в этом участие. Ты хочешь быть частью этого проекта. Потому что сценарий не просто хороший, а это очень крутой сценарий про какие-то совершенно невероятные вещи. При этом самые простые – про любовь, про то, как люди могут любить друг друга, несмотря на кучу прожитых лет. Принимая и понимая все недостатки, всё равно продолжают любить друг друга. В общем, какие-то очень простые, но очень крутые вещи. И я помню, что я прочитала 20 страниц этого сценария, перезвонила Коле и сказала, что это очень круто, я хочу в этом принимать участие.
Ю.Ауг: Я испытываю серьезную тревогу по поводу будущего и отсутствия перспектив
А дальше была очень сложная работа второго режиссера. Потому что у меня уже на тот момент… Мы его снимали в ноябре-месяце прошлого года, этот фильм «Море волнуется раз». Его рабочее название была «Любовь». У меня на тот момент, на ноябрь, был расписан, по сути дела, весь мой съемочный график. Потому что у меня было 2 проекта – у меня был один проект в Ростове и один проект в Москве. А из Ростова нет прямых рейсов в Геленджик, в котором мы снимали «Море волнуется раз». И так получалось, что мне нужно было… В общем, короче говоря, было понятно, что у меня ничего не получается из-за моей занятости.
Но второй режиссер Митя Метелица умудрился сплести такие кружева, и, в общем, на это пошли и продюсеры, и мне предоставили автомобиль. Короче говоря, чтобы я могла сниматься у Коли Хомерики, меня возили по ночам из Ростова в Геленджик на легковом автомобиле через перевал, чтобы я утром могла выйти в кадр.
М. Максимова
―
Вас такие трудности не остановили?
Ю. Ауг
―
Нет. В общем, это было очень круто, потому что это действительно было очень круто. Рабочее название фильма было «Про любовь», и весь этот проект был про любовь. То есть такая любовь в этом всём была заложена невероятная, что мы все, находясь там внутри, понимали, что мы не просто кино делаем, а какой-то магией занимаемся, какие-то обряды делаем. В общем, это было очень круто.Почему я так подробно об этом рассказываю? Потому что второй фильм «Общага»… Да, Колин фильм – на самом деле это очень простое человеческое высказывание про то, что любовь действительно побеждает всё. Вообще всё, что есть на этой земле, она побеждает, поддерживает, преодолевает, держит.
А второй фильм «Общага» Ромы Васьянова – это дебют. Но дебют какой-то очень… То есть Рома был настолько внутренне готов к этому дебюту… Нет, он говорит, что не готов. Он всё время сомневался и всё время говорил, что не знает, как там работать с актерами. На самом деле это неправда. Он был настолько готов! С ним было настолько легко! Он абсолютно точно понимал, что он хочет, что очень просто был сделать то, что он хочет.
И вот как раз у Ромы это не просто экранизация романа, а это еще и очень серьезное высказывание про такую, знаете, социальную клаустрофобию. То есть вот эта «Общага» – это экранизация романа Иванова. Но помимо этого это еще и очень серьезное высказывания по поводу того, что иногда ты очень хорошо понимаешь, что твой мир схлопнулся, он стал невыносимым, но ты его не можешь, не хочешь и не в силах покинуть. И иногда для того, чтобы выйти из этого мира, из этой общаги, из этой страны, из этого государства, для того, чтобы выйти на какой-то новый уровень, надо просто умереть.
И когда ты смотришь… Вот я, например, вчера смотрела фильм «Общага» на премьере в зрительном зале. Я смотрела его и понимала, что это не про 80-е годы. Это про нас здесь и сейчас. И всё, что происходит, вот это ощущение удушья и клаустрофобии – это про сегодняшний день.
Какое значение имеют фестивали? Я не знаю, какое, скажем так, социально-общественное значение они имеют. Но то, что профессиональное значение очень крутое, особенно у «Кинотавра» – это безусловно. Потому что, например, в этом году меня не было на «Кинотавре». У меня просто не было ни одного свободного дня, я не смогла в этом году полететь на «Кинотавр». Но просто читая названия фильмов и понимая, кто их сделал, я понимаю, что это был очень крутой, профессионально очень хорошего уровня конкурс.
И фестивали действительно имеют очень серьезное профессиональное значение, потому что ты в очень короткий период времени можешь понять, как на самом деле обстоят сейчас дела в киноиндустрии. И это очень круто.
М. Максимова
―
А вот скажите, у меня как раз вопрос по поводу того, как обстоят дела. Когда я читала про «Кинотавр», вот, например, заголовок из «Новой газеты» – подзаголовок «Раскуклились». Я прямо так и процитирую: «На протяжении многих лет мы изумлялись закукленности российского кино, оторванности от среды с ее вызовами, проблемами и настроениями новых поколений. 32-й «Кинотавр» свидетельствует, что этот разрыв сократился. Пришло поколение, для которого здесь и сейчас – на расстоянии вытянутой руки».Здесь приводятся примеры разных – правда, все короткометражки. То есть именно злободневные темы. Тут и про Росгвардию, и про учительницу, которая вбрасывает бюллетени. То есть, казалось бы, увидеть вот эти темы сейчас на российском экране очень неожиданно.
Вы сейчас, кстати, сказали, что, получается, вы читаете довольно много сценариев, в том числе режиссеров-дебютантов. И вы, соответственно, можете оценить – может быть, какие-то тенденции, может быть, какая-то динамика. То есть есть какие-то изменения по сравнению, не знаю, 5 лет назад? Действительно этот 32-й «Кинотавр» сейчас стал каким-то, не знаю, не то чтобы прорывом, но показал, что что-то у нас меняется? Или нет, или это какое-то сугубо внутреннее ощущение?
Ю. Ауг
―
Слушайте, мне сложно – я же нахожусь внутри. Поэтому мне сложно говорить, какое ощущение снаружи. У меня внутри ощущение, что… На самом деле мне правда кажется, что российское кино сейчас очень круто двинулось. И не только кино – очень круто двинулись сериалы. Потому что телесериалы, который сейчас снимаются для платформ, ни разу не политкорректны. Они поднимают такие вопросы, о которых на экране телевизора, каких-то федеральных каналов не то что не говорят, а даже не заикаются.
Ю.Ауг: Я воспитана таким образом, что не могу голосовать за КПРФ. Ну не могу!
Хотя слушайте, удивительная штука. Сейчас по Первому каналу идет сериал «Русские горки». Сколько угодно можно говорить, скажем так, о качестве этого продукта, но мысль и те идеи запитать которые заложены в этом сериале – я прямо серьезно изумилась, когда его выпустили сейчас в телевизионный эфир.
На мой взгляд, сейчас действительно есть какой-то момент, когда в кино не обязательно приходят новые люди, которые говорят о том, что их прямо сейчас волнует, а даже те, кто уже делал кино, сейчас, имея возможность делать фильмы не только на государственные деньги, имеют возможность говорить о каких-то вещах, которые не только их интересуют, а интересуют очень многих зрителей. То есть они отвечают сейчас очень серьезным зрительским запросам. Потому что в течение многих лет зритель, который формировался у экранов телевизоров…
Притом я говорю именно «формировался». То есть я очень хорошо помню, как еще лет, наверное, 5 назад любое усложнение какого бы то ни было контекста в сценарии – для каналов это была катастрофа. Редакторы говорили: «Зритель этого не поймет». Платформы, которые сейчас выпускают продукт, ориентируются на зрителя, который очень много понимает. И зритель сейчас уходит от экрана и идет на платформы. Потому что платформы со зрителем разговаривают живым языком, ориентируясь на зрителя, который думает, понимает, хочет знать, задумывается и пытается ответить на какие-то вопросы.
И вот то, что сейчас происходит в этой индустрии, которая касается платформ, на самом деле каким-то таким рикошетом вернулась и в полный метр. И в короткий метр особенно. Всё дело в том, что короткий метр – это такая территория, которую, скажем так, не слишком отслеживают и не слишком цензурируют.
М. Максимова
―
Потому что там и прокат меньше, правильно я понимаю?
Ю. Ауг
―
Вот, я об этом и говорю. Потому что прокат меньше, потому что существенно меньшие деньги на это тратятся. А может быть, и не тратятся вовсе, исключением какой-то аренды техники и оплаты обслуживающего эту технику персонала. А все остальные это делают просто в кайф.
М. Максимова
―
Хотя мы знаем и примеры, когда даже съемки клипов останавливали. А вы, кстати, еще и клипмейкер.
Н. Василенко
―
К сожалению, мы знаем эти примеры, но о них мы поговорим уже во второй части программы, потому что сейчас новости и короткая реклама. Это программа «Разбор полета», оставайтесь с нами! А у нас в гостях актриса и режиссер Юлия Ауг.НОВОСТИ
Н. Василенко
―
22 часа 33 минуты в Москве. Продолжается программа «Разбор полета». Как всегда, на своих местах Марина Максимова, и тут сегодня внезапно оказался я, Никита Василенко. А в гостях у нас актриса театра и кино, режиссер Юлия Ауг.Мы как раз в перерыве начали разговаривать об одной отдельной истории. Я думаю, мы к ней еще перейдем, но еще чуть ранее, перед новостями, мы вспомнили, что Юлия всё-таки еще и режиссер. И не просто режиссер, а режиссер, во-первых, театральный, а во-вторых, еще клипмейкер. Её сотрудничает с группой «25/17» – можно сказать, прямо какой-то отдельный пласт целых историй.
Юлия, почему вы все-таки решили выучиться на режиссера? Это какое-то стремление постоянно учиться или, не знаю, это у вас тогда было настроение изменить свою деятельность? Всё-таки на всякий случай какой-то запасной аэродром – на тот случай, если всё-таки не хочу быть актрисой.
Ю. Ауг
―
Знаете, какая штука? Такого не было. Такой мысли о запасном аэродроме не было. В тот момент, когда я уходила из театра, уходила вообще из актерской профессии, у меня было абсолютно четкое понимание того, что моя жизнь остановилась, я больше не развиваюсь. То есть я перестала развиваться. И у меня было абсолютно точное ощущение, что именно режиссура, именно построение своих собственных миров...Потому что, конечно, как актер ты строишь свой мир. Но всё равно ты строишь свой мир в рамках той задачи, которую тебе ставит режиссер. А вот ты режиссер – ты уже некий демиург, который прямо создает миры, закручивает эту вселенную каждого нового проекта.
Ощущение того, что мне хочется двинуть свою жизнь, чтобы она развивалась – вот это ощущение было связано как раз с режиссурой, потому что мне казалось, что именно это даст мне возможность такого полноценного ощущения развивающейся моей собственной жизни. Я действительно поступила сначала на театральную режиссуру, потом на кинорежиссуру, закончила и театральную режиссуру, и высшие курсы сценаристов и режиссеров.
Я на самом деле довольно много ставлю в театре. То есть у меня примерно 2 постановки в год, начиная с 2014 года, каждый год происходит. Я, например, 1 ноября уезжаю на постановку спектакля в Таллин, и 19 декабря у меня премьера в Таллине. А 15 января я уезжаю в Новосибирск, и у меня премьера в начале марта. То есть, по сути дела, полгода я буду заниматься только режиссурой. И это ни в коем случае не запасной аэродром. Это скорее абсолютно такая же, абсолютно равноправная, абсолютно полноценная часть меня.
Ю.Ауг: С момента посадки Алексея Навального мы находимся в состоянии гражданской растерянности
М. Максимова
―
А кстати, выбор не стоял? Вы рассказали нам в первой части историю про то, как вы ушли от Говорухина. Когда вы стояли перед выбором и думали: сниматься как актриса или оставаться режиссером работать? То есть, как я понимаю теперь, как практика показала, выбор не был окончательный: опять ухожу в актрисы, про режиссуру забываю. Всё-таки сейчас вы можете поставить какой-то приоритет, или его не существует?
Ю. Ауг
―
Вот смотрите, я недавно сказала: с 2014 года. Вот начиная с 2014 года, я научилась планировать свою жизнь таким образом, что у меня есть время ставить спектакли, а есть время быть актрисой. То есть есть время быть режиссером, есть время быть актрисой. К сожалению, до 2014 года я действительно была вынуждена принимать решения: или я отказываюсь от каких-то ролей и занимаюсь режиссурой, или я отказываюсь от режиссуры и занимаюсь тем, что я делаю какие-то роли. Но в 2014 году я как-то вдруг…Это сложно объяснить. Просто в твою жизнь приходит понимание того, что любые графики всегда можно совместить. Ты всегда можешь построить свою жизнь таким образом, что ты можешь всё успевать. Вот, например, фильм «Купе №6». Это фильм финского режиссера Юхо Куосманена, который как раз получил гран-при на Каннском кинофестивале. Я снималась в этом фильме, параллельно репетируя, как режиссер, спектакль «Перемирие» в Санкт-Петербурге в театре на Литейном.
Я научилась работать с актерами. Просто в какой-то момент я поняла, что режиссер – это не надсмотрщик. Если ты работаешь с актерами, ты им доверяешь. Ты можешь отрепетировать какую-то часть, дать актерам задачу и задание – и уехать сниматься на 3-4 дня. Потом ты можешь вернуться и посмотреть, что они сделали. Сделать замечание, репетировать снова, опять дать задание и опять уехать. И опять репетировать.
У меня это получилось. Это не я придумала. Я просто увидела, как Кирилл Семенович Серебренников делал спектакли под домашним арестом, по сути дела, не имея возможности вообще присутствовать очно. И эти спектакли не только не теряли в качестве – они были невероятно живыми именно потому, что все актеры понимали, что на них лежит ответственность не только исполнителя, но еще и абсолютно равноценного художника, который сейчас создает роль, и эта роль должна быть абсолютно точно такой, как придумал режиссер.
И я подумала: ну o’кей, домашний арест – это обостренные обстоятельства. Но, в конце концов, если ты доверяешь актерам, с которыми ты работаешь, они могут почувствовать точно такую же ответственность. Потому что да, ты режиссер – но ты же не нянька, не надсмотрщик. У тебя еще есть твоя жизнь. Ты с ними репетируешь, потом ты возлагаешь на них ответственность, даешь им задание и едешь сниматься. А они репетируют. Ты приезжаешь, и вы продолжаете работу.
И вот у меня получилось. У меня вышел спектакль – это хороший спектакль. Я смогла сняться в фильме «Купе №6». То есть сейчас… Да, иногда это требует очень серьезных эмоциональных и энергетических затрат. Потому что для того, чтобы успеть и то, и другое, нужно отказывать себе в сне, в отдыхе, в еде – то есть в каких-то таких очень простых человеческих...
М. Максимова
―
Потребностях.
Ю. Ауг
―
Да, потребностях. Но ты понимаешь, что да, ты себя в них ограничиваешь, но зато у тебя получится и то, и другое. Вот с 2014 года я так живу.
М. Максимова
―
Про «получится» хотела уточнить и, по большому счету, переадресовать вам вопрос, который задали меня знакомые из Франции. Совсем недавно спросили. Как раз говорили про ситуацию в России, ну и заговорили об искусстве и спросили меня про цензуру в театре. Я рассказала про Серебренникова, про всё. А вам как режиссеру...Вот вы сказали: поедете в Таллин. Про Таллин сейчас спрашивать не буду, потому что это Европа. А вот Новосибирск и другие города? Во-первых, переадресую этот вопрос своих французских знакомых вам. Смотрите, вы сейчас в театре можете поставить всё, что хотите? В нашем, российском, опять же, не в Эстонии.
Ю. Ауг
―
Нет, конечно, не могу. Есть замечательная пьеса Наташи Ворожбит «Плохие дороги». Она уже сняла по этой пьесе в Украине фильм, и этот фильм номинирован на «Оскар» от Украины. Это, на мой взгляд, совершенно замечательная, невероятно сильная… Она сильная не просто по идее – она сильная по тому, как она написана, по языку, по структуре. Вот эта пьеса, которая написана украинским драматургом Наташей Ворожбит. И я бы очень хотела ее поставить. Но в России я поставить ее не смогу никогда. Ну, по крайней мере, сейчас – нет, не смогу.
Н. Василенко
―
А если касаться не театра, а отдельно вашей гражданской активности, гражданской позиции: как вы ходите в суды поддержать не только коллег, но и других деятелей, которые подвергаются преследованию со стороны властей. И если посмотреть на ваши выходы на пикеты, в том числе одиночные. Скажите: сегодня, с учетом того, как закручиваются гайки, у вас еще не опустились руки? Есть силы продолжать поддерживать эту активность?
Ю. Ауг
―
Смотрите, какая штука. Силы-то, может, у меня и есть. Но сейчас сама по себе вот эта активность находится в состоянии некоторой растерянности. С момента посадки Алексея Навального, с момента, по сути дела, исчезновения с политического горизонта внятного лидера мы находимся в состоянии гражданской растерянности.Всё-таки любое, скажем так, гражданское движение так или иначе основано на фигуре лидера. И вот сейчас этого лидера нет. Потому что Навальный в тюрьме. Ходорковский – поскольку все структуры, которыми Ходорковский руководит, признаны иностранными агентами, и они сейчас свернулись в России, то, по сути дела, у нас сейчас нет никакой реально внятной оппозиции.
Позавчера, проезжая по городу, я увидела огромное количество машин, автозаков, поливальных машин, которые стояли колонной недалеко от Белорусского вокзала. Я, честно говоря, даже не знала, что должно происходить. Оказывается, на Пушкинской площади собирался пикет, который собирала КПРФ из-за тех выборов, которые были. КПРФ была недовольна результатами.
Но заметьте, КПРФ собрала… я не знаю сколько там было человек, но всё равно довольно мало. Скажем так, в районе... Кто-то говорит 300, кто-то говорит 500. Кто-то говорит около тысячи – всё равно это очень мало. То есть сейчас у нас вроде как оппозиция – это КПРФ, за которую призывали голосовать. В том числе, и «Умное голосование» призывало голосовать. И всё равно КПРФ оказалась не на тех позициях, на которые рассчитывала. И вот сейчас вроде как у нас есть такая внятная оппозиция – это КПРФ.
Ю.Ауг: Просто в твою жизнь приходит понимание, что любые графики можно совместить
М. Максимова
―
По-моему, это невнятная оппозиция.
Ю. Ауг
―
Вот о чем я и говорю! Я как-то так воспитана – жизнью моих родителей, жизнью моих бабушек и дедушек и всей моей жизнью – я воспитана таким образом, что не могу голосовать за КПРФ. Ну не могу! Понимаете, я не могу голосовать за коммунистов, никак!Более того, я понимаю здесь и сейчас, в этой реальности, что КПРФ – это всё равно договорняк с нынешней властью. Что бы они сейчас ни говорили и что бы они ни изображали, это договорняк с нынешней властью. Я должна каким-то образом их поддерживать? Нет, извините. Всё, что готово договариваться с нынешней властью, я поддерживать не хочу.
Н. Василенко
―
Я дополню свой вопрос: а вы испытываете страх от будущего? От перспектив – точнее, от их отсутствия.
Ю. Ауг
―
Я не могу сказать, что я испытываю страх, но некоторую тревогу... Я испытываю серьезную тревогу по поводу будущего и отсутствия перспектив.
М. Максимова
―
Скажите, а искусство…? Очень много говорят последние несколько лет – когда были все эти разные спортивные скандалы, с допингами и прочее... Ставят вопрос: может ли быть спорт вне политики? Но ставят вопрос и про искусство тоже. С вашей точки зрения, искусство вне политики – сейчас в России оно может существовать?
Ю. Ауг
―
Может и существует. Вне политики. Безусловно, может и существует. Другое дело, что может ли сейчас полноценно существовать искусство, которое остро (заметьте, я сейчас специально скажу «остро») реагирует на социальные запросы. Заметьте, в этом предложении нет слова «политика». Я просто говорю: остро реагирует на социальные запросы. Мне кажется, что всё, что сейчас связано с активной, злободневной социальной реакцией на происходящее здесь и сейчас, подвергается цензуре.
М. Максимова
―
Вы как-то говорили тоже, что, если я правильно поняла, произошло какое-то разделение. Правильно ли я понимаю или нет, что режиссеры или продюсеры у нас в стране как-то разделились. Есть одна группа – условно, очень условно назову их прогосударственные или государственники. И есть какая-то другая группа – условно назовем их либералами, или людьми, поддерживающими либеральные ценности, или как-то так. То есть это всё условные названия. И что, получается, что одна группа режиссеров работает только с определенными актерами, а актеры, соответственно, работают с ними? А другие будут работать только с теми. Или такого разделения нет?
Ю. Ауг
―
Нет, вы знаете, такого четкого разделения всё-таки нет. И наверное, это хорошо. Это как раз говорит о том, что... Согласитесь, мы же не хотим, чтобы нас с вами запрещали (например, давали нам запрет на профессию) по нашим взглядам. Правильно, мы же этого не хотим, верно?Несмотря на то, что в последнее время самая обсуждаемая тема на очень многих премьерах… Когда состоится премьера, а потом афтепати, одна из самых обсуждаемых тем – это черные списки для федеральных каналов, для Министерства культуры и так далее. Вот это одна из самых обсуждаемых сейчас тем среди актеров, среди режиссеров – черные списки. Они уже существуют. Именно черные списки – по принципу, скажем так…
М. Максимова
―
Кого будут финансировать, кого нет?
Ю. Ауг
―
Да, гражданская позиция. Не только финансировать, но и можно ли этого актера снимать в проектах для государственных каналов или нельзя. Скажем так. То есть нет, его в принципе можно, но если это проект для государственного федерального канала, то для этого проекта его уже нельзя снимать.То есть такие списки существуют. Но согласитесь, мы же с вами не хотим, чтобы запрет на профессию существовал по принципу гражданской позиции. Правильно? Поэтому лично меня очень радует, что вот этих групп, такого четкого разделения нет. И слава богу. Чем дольше мы сможем находиться в профессии вне зависимости от нашей государственной позиции, тем больше мы будем демонстрировать демократию.
Н. Василенко
―
Вот вы использовали термин «запрет на профессию», и я сразу вспомнил историю Джонни Деппа и Эмбер Херд – их развода, которой омрачился тем, что каждая сторона обвинила друг друга в домашнем насилии. В частности, это всё сопровождалось тем, что Джонни Депп получил тот самый запрет на профессию – он оказался у голливудских продюсеров в черных списках. Но при этом сам суд, в том числе один из судов, Джонни Депп у Эмбер Херд выиграл.То есть началась некая такая культура отмены или cancelling, как говорят на Западе. Как вы относитесь к тому, нужно ли запрещать в профессии в таких ситуациях, если доказана вина в домашнем насилии, или только ходят слухи? Хотя тут по-разному можно говорить. И второе: докатится ли эта волна до России? Или, может, она уже докатилась?
Ю. Ауг
―
Я к этому отношусь очень плохо. Я считаю, что обвинение в домашнем насилии не должно никаким образом затрагивать профессиональную деятельность человека. Человек должен быть наказан. Он может и, скорее всего, заплатит колоссальные штрафы и так далее.
Ю.Ауг: Мне правда кажется, что российское кино сейчас очень круто двинулось
Это мы сейчас вспомнили историю с Джонни Деппом. А я, например, с еще большей горечью… Хотя история с Джонни Деппом для меня тоже довольно травматична, потому что в фильмах, из которых его убрали, его заменили на других прекрасных актеров, но всё равно это, на мой взгляд…
Сейчас я скажу совершенно неполиткорректную вещь. Мне кажется, что «новая этика» приведет нас к абсолютно пластмассовому искусству. К сожалению. Ну, мне так кажется. И я считаю, что это не должно иметь никакого отношения к каким бы то ни было репрессивными действиями, связанным с профессиональной деятельностью. Для наказания существуют другие вещи. Человек может быть оштрафован, может заплатить компенсацию, но уничтожение его профессиональной деятельности – это, на мой взгляд, очень неправильный путь.
Я, например, очень хорошо помню историю, когда Кевина Спейси удалили из проектов и переснимали. Проекты от этого не выиграли. Вот в чем проблема: проекты от этого не стали лучше – оттого, что из проектов удалили Кевина Спейси.
Поэтому борьбу с домашним насилием необходимо вести, и необходимо вести очень грамотно. Потому что Россия как раз тот самый регион, в котором домашнее насилие не просто существует – оно узаконено. То есть я, как человек, который априори может оказаться жертвой домашнего насилия, никаким образом себя защитить не могу.
То есть на самом деле бороться с домашним насилием необходимо. И нужна очень серьезная законодательная база для того, чтобы жертвы действительно могли себя защитить, и для того, чтобы жертвы могли прийти в органы государственной защиты, социальной защиты и понимать, что их там готовы защитить. В России этого нет. Сейчас, на данный момент.
М. Максимова
―
Доверия нет, чтобы куда-то...
Ю. Ауг
―
Вообще нет! Я просто в этой, скажем так, предвыборной гонке поддерживала (на мой взгляд, очень минимально – это просто нужно было делать серьезнее) Алену Попову, которая как раз ратует за закон о домашнем насилии и вообще занимается этим вопросом. Она, на мой взгляд, великая женщина, которая на своих, извините, реально хрупких плечах... Я ее видела раньше только как-то с экрана и на фотографиях, а она действительно хрупкая маленькая женщина, которая всё это вывозит.Так вот, просто нужно отделять котлеты от мух. Безусловно, необходим закон о домашнем насилии, но есть другие методы наказания. Запрет на профессию – это вообще какая-то, знаете, очень такая сталинская мера. Когда человек подвергается цензуре, не просто его высказывание, его труд, то, что он сделал подвергается цензуре, а весь человек подвергается цензуре. Человек удаляется из социального пространства. Вот этого, мне кажется, просто не должно быть.
Ю.Ауг: Говорухин не хотел меня отпускать. Он очень ругался. Но я понимала, что всё делаю правильно
М. Максимова
―
У нас остается буквально минутка до конца эфира. Если хотя бы просто так немножко по касательной... Прошли, в том числе, по теме телесности. Меня вот заинтересовало: в одном из интервью я где-то прочитала, вы сказали, что такой фильм, например, как «Жизнь Адель», у нас в России невозможен. А с вашей точки зрения, по личным ощущениям, это всё из-за какой-то цензуры сверху, или внутри нас тоже есть какие-то стопоры?
Ю. Ауг
―
Есть. Это ментальность, безусловно. Тут дело не в цензуре – социальной, государственной и так далее. Это всё-таки внутренняя самоцензура и, скажем так, ментальность... Вот я сейчас подбираю – хочу сказать «русская ментальность», но это всё-таки не так. Потому что Россия – это очень многонациональное государство, и несмотря на ее колоссальную многонациональность, всё равно некий общий менталитет нас связывает. Вот это наша общая ментальность: мы так не готовы.
Н. Василенко
―
«Мы так не готовы». И на этих словах мы вынуждены попрощаться, потому что всё, программа «Разбор полета» подошла к своему логическому завершению. Спасибо большое! У нас в гостях была Юлия Ауг. Надеюсь, до новых встреч в наших эфирах! Всего доброго!