Сергей Зверев - Разбор полета - 2013-11-25
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Здравствуйте. Это программа «Разбор полета», программа про людей, которые принимают решения, о том, как они эти решения принимают. Эфир для вас ведут Ирина Воробьева и Татьяна Фельгенгауэр. Добрый вечер.
И. ВОРОБЬЕВА: Добрый вечер. И мы приветствуем нашего гостя, полет которого мы будем разбирать здесь. Президент «Компании развития общественных связей» Сергей Зверев. Сергей Александрович, добрый вечер.
С. ЗВЕРЕВ: Добрый вечер.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Здравствуйте.
И. ВОРОБЬЕВА: У нас есть традиция, мы начинаем с этого наш эфир. Это вопрос о самом сложном, самом тяжелом решении, которое вам приходилось принимать в своей жизни, решение, над которым вы больше всего сомневались во время его принятия, чтобы оно касалось не вашей личной жизни, а других людей. Какое это может быть решение?
С. ЗВЕРЕВ: Как неожиданно. В 1998 году я принимал для себя решение, уходить мне или не уходить из структуры, которая называлась «Группа Мост». Я был тогда акционером в компании «Группа Мост», «Медиа-Мост». Акционером я и оставался до того момента, пока они не завершили свою работу, жизнь в процедуре банкротства. А в 1998 году мне надо было принять решение - я остаюсь в структуре оперативного управления этими компаниями или я ухожу. И это была едва ли не самая сложная штука для меня. Наверное, еще второй вопрос был…
И. ВОРОБЬЕВА: Подождите. Давайте пока об этом. А почему это было сложное решение? Почему вы раздумывали над тем, чтобы уходить?
С. ЗВЕРЕВ: Мы со старшим акционером и учредителем всех этих компаний Владимиром Александровичем Гусинским в этот момент времени уже окончательно разошлись в вопросах толкования блаженного Августина, просто совсем. Мы друг друга практически перестали понимать, я бы даже сказал слышать перестали друг друга. С другой стороны, для меня это было очень тяжело, потому что это 6-7 лет достаточно бурной жизни, это начало 90-х годов, когда всё бурлило, взрывалось в прямом и переносном смысле.
Я пришел работать в «Мост» в 92 году, когда это был достаточно заметный феномен на российском бизнес-небосклоне, но при этом это была такая звезда, которая мерцала. Потому что под этой звездой по большому счету серьезных оснований в 1992 году было, но немного. На протяжении нескольких лет из этого выросла большая, серьезная экономическая структура, с очень сильной командой. Первые годы мы работали практически 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. И работали, и дружили, и жили вместе все, и отдыхали. Разницы между работой и отдыхом практически не было. Это был серьезный и интересный кусок жизни. В какой-то момент времени нужно было принимать решение, что с этим надо заканчивать.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Что стало решающим аргументом?
С. ЗВЕРЕВ: Аргумент достаточно весомый. Последним моментом стало приглашение меня на разговор с Ремом Ивановичем Вяхиревым, в тот момент председатель правления «Газпрома», когда он позвал меня работать в «Газпром» в качестве своего заместителя. Я ему тогда задал вопрос. Я готов по большому счету. Мы с ним довольно долго разговаривали, неоднократно обсуждали, чем заниматься, как заниматься, я давал ему свои предложения, какие должны быть полномочия, чем мне было бы интересно заниматься, что нужно сделать, с моей точки зрения. Потом я ему сказал: если мы это сделаем в лоб, я не думаю, что это будет правильно, скорее нужно сохранить нормальные взаимоотношения с Гусинским и «Медиа-Мостом». Поскольку я хорошо знал Вовин характер, я понимал, что он может выхватить шашку и начать рубить направо и налево. Поэтому нам надо придумать такую схему, когда это пройдет плавно. Мы исполнили вместе с ним этот…
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Коварный план – подскажу я вам, как это выглядит со стороны.
С. ЗВЕРЕВ: Это было очень смешно. Он мне сказал: «А как это сделать?» Вы на днях поедете с ним в Нью-Йорк. В Нью-Йорке вы должны ему сказать то-то и то-то. Он вам на это ответит следующее. Вы ему скажете это. После чего он скажет: «Я подумаю». На следующее утро придет и скажет вам это. В этот момент времени вы скажете «да». Ночью раздается звонок, Вяхирев говорит: «Ты что, знал? Суток не прошло – всё произошло ровно в той схеме, как ты сказал». Потому что мы с Владимиром Александровичем знали друг друга достаточно неплохо к тому моменту времени. Предсказать его реакции можно было достаточно просто. А суть нашего конфликта, поскольку это следующий вопрос, который вы мне в обязательном порядке зададите…
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Тихо сам с собой я веду беседу. Такое бывает в программе «Разбор полета».
И. ВОРОБЬЕВА: Гости знают, что мы спросим.
С. ЗВЕРЕВ: Я могу помолчать.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет, пожалуйста. Суть конфликта с Гусинским на «Эхе Москвы» - это же всегда интересно.
С. ЗВЕРЕВ: Суть конфликта с Гусинским на «Эхо Москвы» заключалась ровно в том, чем славится «Эхо Москвы». Я ему всегда говорил очень простую вещь: есть такой принцип, который называется «деньги любят тишину». Существование «Мост-банка» как структуры, которая была в основе группы, и «Медиа-Моста» - тут должны быть правила игры, мы не должны путать эти два понятия. Структуры «Медиа-Моста» никоим образом не должны участвовать в тех информационных войнах, которые тогда происходили, это неправильно, потому что мы тем самым девальвируем и капитализацию, и значимость тех информационных ресурсов, которые мы создаем. Да и вообще информационные войны – это дело зряшное, потому что проще договориться, от этого можно всегда быть в большем прибытке. Что вы на меня так смотрите?
И. ВОРОБЬЕВА: Мне просто понравилось, что информационные войны – дело зряшное
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Столько сразу вопросов возникло к вам про информационные войны.
С. ЗВЕРЕВ: Не участвовал.
И. ВОРОБЬЕВА: Не был. Не состоял.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Скажите, что 1996 год вообще выпал из вашей жизни.
С. ЗВЕРЕВ: А причем здесь 96 год и информационные войны?
И. ВОРОБЬЕВА: Будем считать, что я не смотрела так.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: «Зряшное дело – информационные войны», - говорит нам Сергей Зверев.
С. ЗВЕРЕВ: Который занимался ими на протяжении многих лет. Надоело, видимо, к тому моменту.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мы поняли. Я просто записываю себе.
И. ВОРОБЬЕВА: У нас такой анамнез – мы всё записываем.
С. ЗВЕРЕВ: Вообще, ручку взял я, чтобы записывать.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Суть конфликта с Гусинским мы поняли. Вы ушли из «Моста», грамотно сманипулировав всеми, кем смогли, чтобы это сделать изящно.
С. ЗВЕРЕВ: Ничего подобного, не манипулировал абсолютно.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы же сказали Вяхиреву, что сказать Гусинскому. Разве это не манипуляция?
С. ЗВЕРЕВ: Нет абсолютно. Какая же это манипуляция?
И. ВОРОБЬЕВА: Вяхирев же тоже хотел.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Значит, это была манипуляция Гусинским.
С. ЗВЕРЕВ: Гусинский тоже хотел. После того, как ему сказал Вяхирев, Гусинский захотел тоже.
И. ВОРОБЬЕВА: Все хотели, просто искали возможность это сделать.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А вы еще говорили, что есть второе решение, сравнимое по сложности. Мы вас в самом начале как начале перебивать…
С. ЗВЕРЕВ: Там время ускорилось очень сильно.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: С 98 года?
С. ЗВЕРЕВ: В 98 году я ухожу из «Моста» в «Газпром». А уже в августе 99 года я ухожу из администрации президента не понятно куда. В этот момент времени был выбор, потому что можно было искать работу себе, а можно было заняться, как я люблю говорить, частным извозом. Что значит искать работу? Можно было пойти и попробовать устроиться куда-то - у меня были определенные приглашения, - в какую-то структуру. Вот как я был зампредом «Газпрома», отвечал за все эти вопросы, можно было пойти куда-то, найти что-то, чтобы мне предложили. Или отправиться в самостоятельное плавание на утлом челне по морям и взвесям. По прошествии 13-14 лет могу сказать, что, наверное, я правильно сделал, что я не устроился никуда на работу.
И. ВОРОБЬЕВА: Т.е. именно эта развилка. Я думала, было сложное решение – уйти из администрации президента.
С. ЗВЕРЕВ: Нет. Прыгать с обрыва в воду – это не страшно абсолютно. Ты подошел, сделал глубокий вдох, закрыл глаза и сиганул вниз.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы в администрации президента проработали очень мало.
С. ЗВЕРЕВ: Я рекордсмен. 84 дня.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Что это за решение – пойти, а через 84 дня другое решение – уйти. Что за 84 дня произошло такого, что вы свое решение кардинально поменяли?
С. ЗВЕРЕВ: Когда меня приглашали в администрации президента, были четко очерченные задачи и вопросы, которыми я должен был заниматься.
И. ВОРОБЬЕВА: А кто приглашал? Как люди попадают в администрацию президента?
С. ЗВЕРЕВ: Случайно.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ой, у нас есть все шансы.
С. ЗВЕРЕВ: Абсолютно. Раздался телефонный звонок, мне сказали: «С вами хочет переговорить Александр Стальевич Волошин», в тот момент времени руководитель администрации президента. Он мне сказал: «Сережа, не мог бы ты зайти ко мне, я хочу с тобой переговорить». Мы знали друг друга некоторое количество времени. Я зашел через несколько дней к нему. Он говорит: «У нас есть такая мысль, давай мы тебе предложим вот это». Как раз в этот момент времени я уже точно знал, куда я пойду работать, я к этому времени уже договорился. Я находился в процессе ухода из «Газпрома», точнее уже завершил. И я точно знал, куда я пойду работать, потому что я уже договорился. И у меня всё было на мази, я должен был просто перейти. И мне туда, в эту администрацию президента сильно не хотелось.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А от чего вы отказались ради администрации президента?
С. ЗВЕРЕВ: Я отказался от «Связьинвеста».
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А почему вы так решили? Почему все-таки администрация президента? Что-то вам г-н Волошин нарисовал совсем заманчивое?
С. ЗВЕРЕВ: Давняя история. Как сказал один мой товарищ много лет назад, спуская с черного склона жену, которая встала на лыжи за три дня до этого, «я ее спускал с применением всех средств, от верхнего мата до нижней ласки». Это было приблизительно то же самое. Со мной долго вели беседы, давили на сознание, объясняли, что это надо сделать. И я согласился.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И однажды уговорил.
С. ЗВЕРЕВ: Кто?
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это цитата из фильма «Место встречи изменить нельзя».
С. ЗВЕРЕВ: Стыдно – не помню.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я вам потом напомню, за эфиром. Хорошо, на вас давили со всех сторон, и вы приняли решение пойти-таки работать в администрацию президента. А потом за 84 дня все люди, которые на вас давили, отвалились, и вы поняли, что вы не хотите там работать.
С. ЗВЕРЕВ: Во-первых, к тому моменту мы реализовали то, зачем меня туда приглашали.
И. ВОРОБЬЕВА: Уже расскажите нам.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы еще расскажите, что у вас была программа не «500 дней», а «84 дня».
И. ВОРОБЬЕВА: 2 дня на то, чтобы оформить документы на приход туда, и 2 дня на то, чтобы уволиться.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сергей Зверев, автор программы «84 дня».
С. ЗВЕРЕВ: Не 84 дня, а меньше значительно. Сколько дней, я не помню, история умалчивает. Когда я туда попал, я попал как кур в ощип. Одновременно с этим происходит смена правительства Примакова на правительство Степашина, одновременно с этим идет процесс импичмента. И это две истории, которыми мне пришлось заниматься сразу, прямо с колес - и в бой. Нам удалось пройти импичмент, мы благополучно прошли утверждение Степашина в качестве премьер-министра. Это всё произошло в течение где-то месяца.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Интенсивно пришлось поработать.
И. ВОРОБЬЕВА: Вы так и не сказали, что за задача была.
С. ЗВЕРЕВ: Импичмент. Первая задача, которая была, это был импичмент.
И. ВОРОБЬЕВА: Т.е. вы выполнили задачу и поняли, что дальше вы не хотите.
С. ЗВЕРЕВ: Это не совсем так. Когда ты туда попадаешь, там очень быстро происходит аберрация сознания. Мне в этом смысле легко говорить, потому что я пробыл там так мало времени, что я, с одной стороны, уже начал отравляться вот этим газом, который там существует. С другой стороны, до конца не был отправлен, потому что меня быстро оттуда изъяли. В какой-то момент времени ты начинаешь понимать, что от тех решений, которые ты принимаешь каждый день, происходят некоторые повороты, которые делает – извините за пафос – страна. И это отравляет мозг очень быстро.
Там же огромный поток вопросов, который идет. И самая большая проблема, с которой ты сталкиваешься, это физически нехватка времени, для того чтобы начать думать. Потому что, попадая в этот поток непрерывного принятия решений, ты просто не успеваешь - это действительно сложная история - и реально начинаешь отрываться от происходящего за этими стенами. Это достаточно естественный процесс. Поэтому мы завершили эту задачу, у нас появились новые задачи, мы начали бодро решать эти новые задачи. Потом мы опять-таки разошлись в оценке ситуации с руководителем администрации президента. Плюс я оказался не вовлечен в тот мейнстрим, в ту интригу, которая в тот момент времени была.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я смотрю, уже второй раз, когда вы говорите, что вы не сошлись во мнениях.
С. ЗВЕРЕВ: У меня с этим плохо.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я не буду говорить, что у вас скверный характер…
С. ЗВЕРЕВ: Это правда.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: У вас очень жестко поставлены рамки по возможности найти компромисс или что?
С. ЗВЕРЕВ: Нет, я компромисс ищу.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы говорите, что тут я могу пойти на уступки, с чем-то согласиться, с чем-то нет, а тут я принимаю решение развернуться и уйти.
С. ЗВЕРЕВ: Это да. Только не спрашивайте меня, где эти рамки. Я этого не знаю, это ситуативная вещь.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: В тот момент, когда вы понимаете, что вы не согласны…
С. ЗВЕРЕВ: В этот момент, когда я понимаю, что не могу найти компромисса…
И. ВОРОБЬЕВА: Если говорить про администрацию президента… Вы говорили, что происходят маленькие решения, большие решения. Какое самое сложное решение вы принимали на этой должности?
С. ЗВЕРЕВ: Я могу вам рассказать о самом смешном решении, в котором я принимал участие.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: У нас в программе еще не было самого смешного.
И. ВОРОБЬЕВА: Я думаю, не у всех людей есть такие решения.
С. ЗВЕРЕВ: Я бы сказал, что это самое смешное решение, в котором я не принимал участия. На меня могут накинуться и начать есть, особенно на радиостанции «Эхо Москвы». Скорее всего так и будет.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мы поужинали только что. Давайте.
С. ЗВЕРЕВ: В какой-то момент времени я получаю бумагу, на которой написана резолюция: «Зверев, где указ?» Я читаю эту бумагу и понимаю, что это письмо условно рабочих какого-нибудь цеха какого-нибудь завода какого-нибудь города, которые говорят: «Доколе мы будем терпеть наличие тела Владимира Ильича Ленина на Красной площади?» И надо его немедленно, просто завтра похоронить. Поскольку тебе написано «Зверев, где указ?», приходится заниматься этим вопросом въедливо. Выяснилось, что, с юридической точки зрения, Ленин у нас похоронен. С юридической точки зрения, это захоронение. В нашем законодательстве есть определенное…
И. ВОРОБЬЕВА: Определение слова захоронение?
С. ЗВЕРЕВ: Да. По большому счету, чтобы всё это производить, нужно решение суда. Где указ? Я начинаю тихо заниматься выяснением, где же тело. Мавзолей был в свое время подведомственным Министерству сельского хозяйства.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Овощами занимались? Извините.
С. ЗВЕРЕВ: Ничего смешного в этом нет. Это правда.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Хорошо. Минсельхоз занимался мавзолеем.
С. ЗВЕРЕВ: Там был научно-исследовательский институт, который занимался в том числе бальзамированием.
И. ВОРОБЬЕВА: Был еще научно-исследовательский институт, что-то связанное с мозгом Ленина.
С. ЗВЕРЕВ: Это другая история. Кстати говоря, они сделали много полезной работы. Потом все эти срезы оказались в Германии.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вот это неожиданно. Так давайте вернемся к Минсельхозу. «Зверев, где указ?»
С. ЗВЕРЕВ: Зверев тихо занимается изучением этого вопроса. Вдруг в какой-то момент времени мне говорят: бегом, давай заходи. Я прихожу. Мне говорят: «Мы решили - завтра похороним Ленина». Ребята, вы чего? Зачем? Почему? С какой стати? Как? «Всё решено – завтра похороним Владимира Ильича». И я лег поперек траурного поезда в очередной раз и не дал похоронить Ленина.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Почему?
С. ЗВЕРЕВ: Потому что я считаю, что так нельзя делать.
И. ВОРОБЬЕВА: Сейчас не было бы постоянных разговоров на эту тему.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы бы всем показывали эту бумагу «Зверев, где указ?».
С. ЗВЕРЕВ: Я и говорю, что меня сейчас начнут есть, клевать.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мы не клюем и не едим.
И. ВОРОБЬЕВА: Появился человек, который мог позволить сделать то, о чем половина страны просит, а половина страны говорит «ни в коем случае, я тоже на траурный поезд сейчас буду кидаться». Я не понимаю.
С. ЗВЕРЕВ: Я считаю, что, если ты принадлежишь к одной половине страны – я не знаю, к какой я половине принадлежу, - ты должен уважать другую половину страны. И такого рода вещи – это неуважение к другой половине страны. Такие вещи делать нельзя. Это проблема, с которой иногда сталкиваются политики старой и новой формации. Говорят: надо сделать вот это. Ты оппонируешь и говоришь: этого делать нельзя. Тебе отвечают - почему нельзя? Ну потому что такие вещи делать нельзя. Где сказано, что нельзя? И диалог проходит на таком понятийном уровне. Есть какие-то вещи, которые делать можно, а есть какие-то вещи, которые делать нельзя. У меня было другое предложение. Я считал, что надо создать государственную комиссию по решению вопроса захоронения тела Владимира Ильича Ленина. В эту комиссию позвать историков, позвать представителей коммунистической партии, позвать видных государственных деятелей. Провести одно заседание, потом провести другое заседание.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Потом еще референдум можно.
С. ЗВЕРЕВ: Референдум не нужен. Просто нужно за счет нескольких звеньев уже приучить к мысли, что это состоится. Обсудить, какая процедура.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Подготовить общество.
С. ЗВЕРЕВ: Чтобы оно уже привыкло, что завтра это будет.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мы должны прерваться на 5 минут, а потом вернемся в программу «Разбор полета», в которой сегодня выступает Сергей Зверев. Мы будем у него спрашивать, как он решал покупать «Эхо Москвы» и не брать на работу Венедиктова.
С. ЗВЕРЕВ: Неправда.
НОВОСТИ
И. ВОРОБЬЕВА: Продолжаем программу «Разбор полета». У нас в гостях президент «Компании развития общественных связей» Сергей Зверев. Мы обещали спросить у вас, как вы покупали «Эхо Москвы». Зачем вы это сделали?
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как вы решились на такой отважный шаг?
С. ЗВЕРЕВ: В тот момент времени, когда это всё происходило, это был не отважный шаг. Если бы сегодня мне задали вопрос, не хотите ли вы купить «Эхо Москвы», я бы 25 раз подумал, конечно. А тогда это был естественный порыв. Во-первых, это не я сразу покупал «Эхо Москвы», а это «Эхо Москвы» искало, с кем начать сотрудничество.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Спасибо, что не говорили «искало, кому продаться».
С. ЗВЕРЕВ: Я этого не говорил.
И. ВОРОБЬЕВА: Пауза была четкая.
С. ЗВЕРЕВ: Заметьте, это сказал не я. В этот момент времени было абсолютно понятно, что радиостанция дошла до определенного предела, дальше она развиваться не могла. И ребята начали искать того инвестора, который бы в это дело сыграл. У нас в этот момент времени уже была репутация людей, которые создают СМИ. С одной стороны, они эти СМИ создают, а с другой стороны, они этим СМИ не сильно мешают жить и работать, я бы так сформулировал.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Не влияют на редакционную политику. Стараются держать себя в руках.
С. ЗВЕРЕВ: Стараются держать себя в руках, это точно совершенно. Некоторое количество коллег появилось в какой-то момент времени у меня в офисе, и мы начали вести разговоры. Понятно было, что «Эхо Москвы» в той ситуации, тогда это был не бизнес, хотя перспективы какие-то были. Но в этот момент времени у нас уже была газета «Сегодня», в этот момент времени уже серьезно думали по поводу журнала «Итоги», в этот момент времени уже был НТВ, в котором были «Сегодня» и «Итоги» как передачи. Мультимедийность и синергия, о которых сейчас принято говорить в вашей среде, специалистов в СМИ, мы не знали тогда этих слов, но мы это пытались делать, чисто интуитивно.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Медиа-холдинг вырисовывался.
С. ЗВЕРЕВ: Таки да, медиа-холдинг. Не хватало чуть-чуть в виде радио. А тут появилась такая возможность. Не могу сказать, что это было просто. Переговоры были достаточно непростые. Со стороны «Эха Москвы» выступали очень активные переговорщики, которые, с одной стороны, понимали, что надо искать инвестора. С другой стороны, сама идея того, что в «Эхо Москвы» появится какой-то инвестор, была противна их естеству. И вот эти поиски компромисса между тем, что нужны деньги - передатчик надо ставить, аппаратура новая нужна, где-то надо хотя бы сидеть, - где-то между такими житейскими проблемами и пониманием того, что за это всё надо отдать что-то и взять денег – это был просто ужас у некоторых моих в последующем больших друзей. Притирались довольно долго. Потом долго дискутировали по поводу устава радиостанции, мы его поменяли очень сильно к тому моменту.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нынешний наш устав написан тогда вами?
С. ЗВЕРЕВ: Типа да.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Кстати, скоро выборы главного редактора. Хороший устав написали. Спасибо.
С. ЗВЕРЕВ: Меня потом долго били за этот ваш устав.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Намучились с этим уставом ого-го.
И. ВОРОБЬЕВА: Сейчас сотрудники выстроились в коридоре. Они теперь хотя бы знают, кто писал этот документ. Но все-таки главным камнем преткновения в итоге стала личность главного редактора.
С. ЗВЕРЕВ: Абсолютно нет. Корзун – это был самый простой переговорщик. Та история, о которой вы меня хотите спросить, она произошла значительно позже.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это мы спросим. Вы говорите, что у журналистов «Эха Москвы» была паника.
С. ЗВЕРЕВ: Это была не паника.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Хорошо, были сложности в понимании того, что что-то придется отдать.
С. ЗВЕРЕВ: Было ощущение, что если ты продаешь акции, то надо будет что-то отдать.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы сговорились на том, что ничего не надо отдавать, просто будем инвесторами.
С. ЗВЕРЕВ: Как-то рядом.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как вы вдруг внезапно дипломатично заговорили.
С. ЗВЕРЕВ: По-моему, я всю дорогу дипломатично говорю.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Теперь про ту историю, про которую мы хотим. Что вы так не хотели Венедиктова?
С. ЗВЕРЕВ: Не нравился он мне.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Объясните. Вы для себя решили – не хочу Венедиктова и всё. Как вы ему противодействовали? Может быть, нам это пригодится.
И. ВОРОБЬЕВА: Венедиктов нас слушает.
С. ЗВЕРЕВ: В том-то и дело. Я ровно этого и боюсь. Сергей Корзун, после того как он эту сделку завершил, мысль о том, что ему надо уйти с поста главного редактора, она у него появилась почти сразу. Как только подписали, он начал говорить: «Я хочу уходить, нужен новый главный редактор». В течение длительного периода времени нам удавалось его останавливать. Потом он сказал: «Всё, я уже не могу, я устал, мне нужно творчество, я не могу здесь творить. Хочу в творческий отпуск». Хорошо. Кто? Он говорит – Венедиктов. А Венедиктов в этот момент времени был начальником службы информации. Сейчас-то он уже…
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Поспокойнее.
С. ЗВЕРЕВ: Вот!
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я с ним просто знакома очень давно.
С. ЗВЕРЕВ: Сейчас он похож на машину «Формулы-1». А тогда это было еще хуже. Во-первых, он не мог сидеть на месте. Совещание с ним проводить было совершенно невозможно, он всё время подпрыгивал, его всё время куда-то несло, у него постоянно звонил телефон, он постоянно хватался за пейджеры, убегал. Как можно серьезно работать с человеком, который ведет себя таким образом? Причем это было везде: на переговорах, мы обсуждали какие-то планы развития и так далее. С ним было невозможно, он всё время исчезал из рук. Я понимал, в принципе, что службе информации он соответствует вполне, но мы же говорим о главном редакторе все-таки радио, а не службы информации. Но Корзун все-таки это решение продавил. Мы не возражали. И я уже много лет говорю Алексею Алексеевичу, что я не жалею о том, что я был против, но я ошибался.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А у вас были какие-то кандидатуры? Вы что-то предлагали вместо Венедиктова?
С. ЗВЕРЕВ: Вы устав почитайте. Мы не могли ничего особенно предлагать.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Трое сотрудников могут выдвинуть. Вы можете сделать внушение кому-нибудь?
С. ЗВЕРЕВ: Вашей радиостанции внушение? Это сейчас тяжело делать, а тогда это было…
И. ВОРОБЬЕВА: После истории с НТВ нас вообще бесполезно трогать.
С. ЗВЕРЕВ: А тогда это было не то что бессмысленное занятие, это было как курить на бочке с порохом. У меня даже мысли не было.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Найти трех сотрудников, которые выдвинули бы кого-то другого.
С. ЗВЕРЕВ: Я говорил простую вещь: «Сережа, а можно мне какую-нибудь другую кандидатуру?» А он говорил: «Нет, только Венедиктов». Я говорил: «Ну хорошо, давай вернемся к этому через месяц. Ты подумаешь, я подумаю». Через месяц он приходил. Я говорил: «И?» Он говорил - Венедиктов. Ну, давай еще через месяц. Эта история меня вполне устраивала – так тянулось почти два года.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Два года?
С. ЗВЕРЕВ: Да.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Венедиктов мог быть на два года дольше нашим главным редактором.
И. ВОРОБЬЕВА: В итоге вы же согласились на это.
С. ЗВЕРЕВ: Ну да.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Корзун вас победил в этом.
И. ВОРОБЬЕВА: Я хотела спросить, что стало решающим аргументом.
С. ЗВЕРЕВ: Я не помню.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Наверное, вам просто надоело.
И. ВОРОБЬЕВА: Когда это два года длится, уже решающего аргумента ты не помнишь.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мы туда-сюда ходим по времени. У вас ведь в свое время была развилка – искать работу или отправляться в свободное плавание. Но сейчас-то у вас есть работа. У вас же есть работа сейчас, много разной.
С. ЗВЕРЕВ: Да.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И кафедра, и то, и сё. Вы в какой-то момент для себя решили, что нет, мне не нужен формат свободного плавания, я хочу место работы, где я буду…
С. ЗВЕРЕВ: Это не совсем так. Основное место работы у меня все-таки в «КРОСе», а там я по совместительству.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: «КРОС» - это такое ваше собственное.
С. ЗВЕРЕВ: Да. Хотя я иногда начинаю путаться, где я по совместительству, а где я по основному месту. Дело в том, что так или иначе в процесс общения со студентами Высшей школы экономики меня вовлекли лет 10 назад. Но это было периодически. Я читал мастер-класс, приходил, читал, уходил. Мне было очень комфортно. Я не был связан никакими бюрократическими рамками, у меня не было никакой ответственности по большому счету, такой административной. По недомыслию я согласился сначала стать заведующей кафедры, а потом заведующим отделением. Это безумно интересно, это очень здорово. Но я не уверен, что это одно из самых правильных решений в моей жизни. По одной простой причине. Если я чем-то занимаюсь, я стараюсь, чтобы это было по крайней мере неплохо, я не хочу сказать, что хорошо, но чтобы особенно стыдно не было. Поэтому когда мы с моими коллегами работаем и делаем это отделение интегрированных коммуникаций в Высшей школе экономики, на факультете прикладной политологии, хочется, чтобы мы реально могли научить наших студентов, чтобы они выходили из отделения, имея, во-первых, в руках профессию, во-вторых, чтобы они были образованные люди.
Мы постоянно сталкиваемся с тем, что молодые ребята, которые к нам приходят, с ними элементарно не интересно. Когда я еще на Дне открытых дверей с абитуриентами разговариваю, я им говорю: ребята, поймите, нас интересуют абитуриенты интересующиеся. Если вам не интересно, что происходит в стране, что происходит в мире, если вы не читаете, не смотрите, если вы не понимаете, что любой разговор с человеком – это источник информации, которую вы должны, с одной стороны, получить, а с другой стороны, понять, а почему он это сказал, а где причина, почему тот или иной материал вышел в СМИ, есть за этим что-то или нет за этим ничего, если вы не задаете эти вопросы, если вы, сталкиваясь с каким-нибудь физиком, не выспрашиваете его, а что же такое эти пресловутые частицы…»
И. ВОРОБЬЕВА: Бозон Хиггса.
С. ЗВЕРЕВ: Я пытался вспомнить, как его зовут, но понял, что не вспомню, поэтому ушел дипломатично. А вы мне помогли.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мы интересующиеся. Нам можно к вам учиться еще.
С. ЗВЕРЕВ: Нет. Может, вы попреподаете, я в этом смысле, пару мастер-классов. Кстати, это предложение, это не шутка.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Обсудим.
И. ВОРОБЬЕВА: Обсудим вне эфира.
С. ЗВЕРЕВ: Это очень интересно. Хотя, конечно, там огромное количество административных историй, которые не так веселы, как предполагалось сначала.
И. ВОРОБЬЕВА: Я хочу уйти назад по времени, точнее уже вперед. Не важно. Я хотела спросить про «Яблоко», про Явлинского. Вы же вместе работали.
С. ЗВЕРЕВ: Я к «Яблоку» не имею почти никакого отношения.
И. ВОРОБЬЕВА: Но имеете отношение к Явлинскому. Имели.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Все всё знают.
И. ВОРОБЬЕВА: Расскажите же, почему вы приняли решение работать с ним и почему вы приняли решение больше не работать.
С. ЗВЕРЕВ: Почему я принял решение с ним работать? Ответ очень смешной. Просто интересно было.
И. ВОРОБЬЕВА: Уберите планшет, пожалуйста.
С. ЗВЕРЕВ: А у меня тут ничего не написано.
И. ВОРОБЬЕВА: Просто вы так смотрите, как будто вы там читаете что-то, что пишут: Серега, подожди, Серега, не туда, этого нельзя говорить.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Жена диктует ответы.
И. ВОРОБЬЕВА: Точно.
С. ЗВЕРЕВ: Кстати, это было самое главное решение в моей жизни.
И. ВОРОБЬЕВА: Наконец-то. Я думала, когда же Сергей это скажет.
С. ЗВЕРЕВ: Конечно. Какой Явлинский? Никакой Явлинский. Пару лет назад мне вручают какую-то премию, что-то такое за личный вклад, 10 лет, СМИ и так далее. И там сидят ребята, главные редактора. Я никак не могу понять – а мой-то вклад в СМИ какой?
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вам за жену.
С. ЗВЕРЕВ: Они мне так и сказали.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А вам приз за жену.
С. ЗВЕРЕВ: Абсолютно.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это ведь тоже решение – быть мужем такой жены. И мужа вашего, товарища Крупского, тоже знаю.
С. ЗВЕРЕВ: Точно совершенно. Это самое главное решение в жизни.
И. ВОРОБЬЕВА: Пользуясь случаем, мы дружно передаем привет.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Все-таки давайте вернемся к Явлинскому. Просто для Воробьевой это важно.
И. ВОРОБЬЕВА: Почему Воробьева-то сразу?
С. ЗВЕРЕВ: Я учился в институте, нас было несколько друзей. В частности, было два моих очень близких товарища, друга, одного из которых вы знаете хорошо, второго хуже, хотя вы его должны знать. Одного звали Миша Задорнов, которого вы знаете лучше, второго звали Леша Михайлов, которого вы должны тоже знать, но знаете хуже. Мы с ними дружили в институте. В какой-то момент, в 1990 году, в январе они меня позвали, дали почитать на листочках тетрадки от руки написанную программу «400 дней». Я в это время работал в главном кузнечном цехе производственного объединения «ЗИЛ». Я прочитал их программу, сказал, что они утописты, потому что всё, что написано, это хорошо, но у меня один вопрос – кто всё это делать будет?
Потом они неожиданно приходят ко мне, уже летом, где-то в июле приходят и приносят с собой бутылку водки. Мы сели на кухне. «Ты помнишь, читал на листочке?» «Помню». – «Третий наш соавтор стал вице-премьером, мы стали членами государственной комиссии по экономической реформе. Он вице-премьер, ему нужен помощник, который экономист, который что-то понимает в экономике…» Дальше всякие характеристики, которые соответствуют моему характеру. «Мы ему сказали, что мы такого человека знаем. Это ты». Я попал в Белый дом таким образом, познакомился с Григорием Алексеевичем.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И написал еще сто дней.
С. ЗВЕРЕВ: К этому моменту сто дней уже прибавили. Потом мы коллективно писали эти самые «500 дней», потом уходили из Белого дома, потом мы возвращались, потом мы создавали ЭПИцентр, потом я ушел из ЭПИцентра.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы опять не сработались? Опять не смогли придти к компромиссу?
И. ВОРОБЬЕВА: Судя по выражению лица, видимо, да.
С. ЗВЕРЕВ: Вы-таки будете смеяться. Характер плохой, да, это точно совершенно. Там были разные обстоятельства, но в общем да. А потом мы с Григорием Алексеевичем сталкивались уже в разных моих местах жизни. Потому что у него место жизни после этого было достаточно долго одно, а меня немножко колбасило из стороны в сторону. Мы с нм сталкивались в разных местах, в разных эпизодах. Где-то я ему пытался помогать, где-то мне приходилось против него играть. Разные были эпизоды. Но всё закончилось печально.
И. ВОРОБЬЕВА: Я хотела спросить про коробку из-под ксерокса с кучей денег, вот эта громкая история. Вы же имели какое-то отношение к тому, чтобы эта история стала не такой плохой. Или нет?
С. ЗВЕРЕВ: В каком смысле не такой плохой?
И. ВОРОБЬЕВА: Когда это всё произошло, вы где были? Вы на какой должности были?
С. ЗВЕРЕВ: Это 1996 год, я был то ли президентом «Группы Мост», то ли вице-президентом.
И. ВОРОБЬЕВА: И эта история к вам никакого отношения не имела?
С. ЗВЕРЕВ: Эта история имела отношение ко всей той группе, которая занималась выборами Бориса Николаевича. Поскольку я был в этой группе, она имела отношение и ко мне. В тот момент времени, когда вынимали коробку из-под ксерокса, я уничтожал документы. Могу так сказать.
И. ВОРОБЬЕВА: Ух ты.
С. ЗВЕРЕВ: Поскольку мы тогда полагали, что Евстафьевым и Лисовским всё это дело не закончится, а может и дальше развернуться, то всякие разные бумаги…
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это было коллективное решение?
С. ЗВЕРЕВ: Уничтожать документы?
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Выработать позицию по этому вопросу.
С. ЗВЕРЕВ: Какую?
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вот вы говорите – «мы понимали, что дело не закончится, поэтому…»
С. ЗВЕРЕВ: В этот момент времени я оказался в эпицентре событий. Мы сидели, это было в доме приема «ЛогоВАЗа». Там присутствовал Березовский, Чубайс, я, Гусинский, Малашенко. Когда мы узнали об этих задержаниях, у нас была такая встреча. Не помню уже, чему она была посвящена. И всё завертелось вокруг. Там особенно никто никаких позиций не принимал.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Действовать пришлось просто быстро.
С. ЗВЕРЕВ: Да.
И. ВОРОБЬЕВА: Мы очень много говорили про 90-е годы сейчас. Такое ощущение теперь, что это были веселые годы. А сейчас так скучно.
С. ЗВЕРЕВ: Нет, абсолютно не скучно. Я считаю, что последние лет 10 совсем даже не скучные.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Они действительно не скучные. Просто, может быть, не такие продуктивные. В 90-е реализовать себя могли гораздо больше людей.
С. ЗВЕРЕВ: В этом смысле у меня проблема какая? В 1999 году мне 36 лет, я замруководителя администрации президента, в 35 – зампред правления «Газпрома». Но последние 14 лет я занимаюсь частным извозом, как я говорю. И в этом частном извозе, с моей точки зрения, преуспел, по крайней мере я себя чувствую очень комфортно. И решений, которые принимались, было не меньше. Может быть, они не были такого огромного масштаба, как тогда, но это очень интересно. Я однозначно могу сделать вывод за 14 лет своего такого частного существования: по крайней мере я точно знаю, что я могу это сделать.
И. ВОРОБЬЕВА: Что касается принятия решения. Когда мы вас спросили, как попадают в администрацию президента, вы сказали, что случайно.
С. ЗВЕРЕВ: Для этого нужно некоторое время там быть, работать.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Быть в обойме.
И. ВОРОБЬЕВА: Вы рассказывали, что отравление идет и так далее. А сейчас что-то поменялось?
С. ЗВЕРЕВ: Это не может поменяться.
И. ВОРОБЬЕВА: Может быть, стало лучше, хуже, по-другому. Если со стороны смотреть на это.
С. ЗВЕРЕВ: Мне очень сложно судить - я не работаю в администрации президента.
И. ВОРОБЬЕВА: Но вы же работаете с людьми из администрации президента, наверняка вы общаетесь.
С. ЗВЕРЕВ: Иногда бывает, что я думаю: как же так? А потом думаю: а чего ты выпендриваешься, тебе самому сколько лет было в тот момент времени, когда ты здесь был? Мне кажется, это очень неправильная позиция - говорить, что тогда мы… а они… У людей есть задача, они эту задачу реализуют так.
И. ВОРОБЬЕВА: У нас тоже есть задача. У нас еще один вопрос, а у нас 10 секунд.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Над каким решением сомневаетесь сейчас?
С. ЗВЕРЕВ: Хороший вопрос. Я в последнее время перестал сомневаться. Я их принимаю - и принимаю. Если вы меня спросите, какое решение сейчас меня волнует, мучает… Сейчас это больше связано с ребятами моими подрастающими, с детьми. Как мы учим на отделении, как развиваться компании – какие-то такие вещи.
И. ВОРОБЬЕВА: Долгосрочные.
С. ЗВЕРЕВ: Да. А остальное быстро, весело.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: С прошедшим днем рождения.
С. ЗВЕРЕВ: Спасибо большое.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Спасибо. В программе «Разбор полета» сегодня был президент «Компании развития общественных связей» Сергей Зверев. Спасибо большое, Сергей Александрович.
С. ЗВЕРЕВ: Спасибо большое. До свидания.
И. ВОРОБЬЕВА: Всем счастливо.