Гарри Бардин - Без дураков - 2012-08-05

С.КОРЗУН: Всем добрый вечер, я – Сергей Корзун, ведущий этой постоянной еженедельной программы. Программа «Без дураков», замечательная возможность поговорить обо всем в жизни, а не только о том, что происходит непосредственно сейчас. Сегодня для разговора в эту студию я пригласил режиссера-мультипликатора, абсолютно культовый персонаж российской действительности, Гарри Яковлевич Бардин. Обладатель многочисленных призов: пять «Ник», премия «Триумф», - чего только нет. Но человек трудной судьбы, поскольку режиссеров-мультипликаторов обычно вспоминают только по названиям мультфильмов.

Г.БАРДИН: И ничего не страшно, хорошо, что вспоминают.

С.КОРЗУН: Эпиграфом к сегодняшней программе я бы взял всем известную фразу, мало кто подозревает, что она прозвучала в вашем мультфильме: «Живу я как поганка, а мне летать охота».

Г.БАРДИН: Это поэт Юрий Энтин.

С.КОРЗУН: Озвучил Папанов, повторяют во всем русскоязычном мире.

Г.БАРДИН: там есть одна пророческая фраза, в «Летучем корабле» - когда Царь предлагает Полкану: Построишь? И Полкан отвечает абсолютно сегодняшней фразой: Куплю. Я тогда не мог предположить, что эта шутка окажется реальностью.

С.КОРЗУН: Вас это радует, или огорчает?

Г.БАРДИН: В общем, огорчило. Потому что сказка кончилась. Вся вера, наивная в то, что можно что-то добыть собственным трудом и талантом, а оказывается, попросту можно купить то, что для другого составляет предмет большого труда.

С.КОРЗУН: ДО начала 90-х вы работали в Союзмультфильме и за 15 лет сняли 15 мультфильмов, то есть, нельзя сказать, что вас судьба не обласкала в советское время.

Г.БАРДИН: Я не ругаю советское время, потому что чего ради плевать в свою собственную молодость, собственную биографию? Я делал то, что я хотел, я отвечаю за каждый фильм, который снимал. Другое дело, вопрос трудности прохождения – это было.

С.КОРЗУН: А после 90-х вы создали собственную студию. Теперь пожинаете плоды, когда нужно именно купить – платить аренду, зарплату, смотреть, какая крыша.

Г.БАРДИН: Это другие трудности – то цена свободы, это нормально с точки зрения здравого смысла.

С.КОРЗУН: не жалеете, что ушли в свой бизнес? Если бы была возможность повторить, остались бы в Союзмультфильме, или в какой-либо госструктуре?

Г.БАРДИН: Нет. Уже в ту пору было понятно, что Союзмультфильм хиреет, катится в никуда. Потому что новое поколение не готовилось, «распалась связь времен» на ту пору, и все катилось к печальному исходу, - сейчас Союзмультфильм в коматозном состоянии, потому что было 600 человек, а сейчас шесть.

С.КОРЗУН: Может, если бы не ушли, не был бы в коматозном состоянии?

Г.БАРДИН: не хочу заблуждаться на свой счет – дело не во мне. Я увел 5 человек своей команды, которые снимали мой последний фильм на Союзмультфильме - «Серый Волк и Красная Шапочка». Мы его сняли, закрыли за собой тихо дверь, и пошли искать свою долю. И для меня это вопрос был не столько бизнеса - потому что бизнесмен из меня никакой, хотя я продюсер. И признание, что я бизнесмен никакой, это признание своего плохого продюсирования. Но в России заработать деньги на мультипликацию практически невозможно, зато мы сделали студию мы никому не были подвластны, делали, что хотели, нам помогало Минкультуры во всех начинаниях – на 70%, на сколько-то процентов от бюджета фильма каждый раз участвовало – за что большое спасибо.

С.КОРЗУН: Но заграница вам помогла в этом смысле? Права проданы за границу?

Г.БАРДИН: какие-то фильмы были совместными – «Кот в сапогах». «Адажио» - но это маленькая толика. Во всяком случае, интерес к нам был. И что для меня было важно как для режиссера, когда мы ушли из Союзмультфильма, то мы должны были доказать фильмом, почему мы ушли. Мы должны были планку не опускать. И мы первый фильм самостоятельный на новой киностудии, «Стайер», сделали «Кот в Сапогах», который, к сожалению, стал актуален сегодня. Потому что он был как бы такой похмельный фильм после эйфории «Серого Волка и Красной Шапочки», когда нам Горбачев обещал «европейский дом», «вхождение в цивилизацию». И я, поддавшись этому, сделал фильм. А оптом прошло время, я понял, что наши чаяния и надежды улетучиваются. Потому что есть наша ментальность, наше устройство государственное, из которого выбираться будет очень трудно. И тогда возник «Кот в Сапогах». Мы его сделали, а фильм не брали ни на один российский кинофестиваль, потому что посчитали, что я обгадил Россию. Но зарубежные фестивали брали, давали призы.

С.КОРЗУН: Призы влекут какой-то прокат?

Г.БАРДИН: нет, одно с другим не связано, к сожалению. Например, последний фильм, который мы сделали два года назад, «Гадкий утенок», полнометражный – мы делали его 6 лет, - он был на 80 международных фестивалях. На всех фестивалях я не был, но там, где он был, он получал в основном гран-при - и в Америке, и в Индии, и в Испании, и в Чехии. Но это никак не повлияло на прокат в России.

С.КОРЗУН: Такой «арт-хаус», клубный показ? Прокатная судьба была незавидной?

Г.БАРДИН: Да. Сделали 117 копий, при этом прокатчики. С которыми я подписал договор, подписали фильм на звукомонтажном столе, и выйдя из монтажной, сказали – вы искусствочком занимаетесь, нам бы что попроще, мы бы лихо прокатали. Ну, что есть, то есть. Но они так прокатали, что мне бы лучше их не встречать. Во-первых, задолжали, во-вторых, копии не вернули, а в-третьих, просто переоформили в другую фирму и концы в воду – вот такая печальная судьба.

С.КОРЗУН: В итоге чем закончилось? Вроде первый канал согласился купить этот фильм?

Г.БАРДИН: Первый канал, Константин Львович сказал, что хочет показать на своем канале, а потом ему пришла в голову мысль сделать неделю моей ретроспективой, предварив интервью. Он сказал, что это будет в прайм-тайм. Спрашиваю? - дня? - Ночи. Говорю: это для Сталина был «прайм-тайм». Он сказал, что его люди свяжутся, связался со мной его помощник и сказал: у меня для вас плохая новость. Константин Львович остыл. Я мылю парадоксами, спрашиваю: как? Весь? Он: Только к вашему показу. Говорю: ну, слава Богу. Константин Львович жив, а фильм мой показываться не будет. Единственный взял телеканал «Культура», но это малые деньги, они погоды не делают.

С.КОРЗУН: Вы говорили, что это не позволит отбить затраты студии на этот фильм.

Г.БАРДИН: Да. Я надеялся, что прокат мне вернет деньги, которые потрачены, и я смогу, во-первых, оплатить усилия моих коллег за 6 лет, и останутся деньги на новый проект. К сожалению, этого не произошло.

С.КОРЗУН: Еще два суждения. Одно – Муслим: «От всего сердца выражаю признательность за вашу работу в анимации, однако ваш последний фильм – нет слов. Еле досидел до конца, - затянут, техническое исполнение – кошмар. Сравнивая с предыдущими - небо и земля». И второе мнение: «Я на «Гадком утенке» плакала, слезы лились и лились. Прекрасный мульт» - Инна.

Г.БАРДИН: Телефончик Инны, пожалуйста. А Муслима не надо, пусть живет самостоятельно.

С.КОРЗУН: Сейчас, благодаря стараниями иностранных аниматоров мы привыкли, что это сумасшедшее действие, аналог приключенческим блок-бастерам, а вы взялись делать хороший морализаторский, с отличной музыкой фильм, длинный. Вы рассчитывали, что родители детей туда поведут и сами посмотрят?

Г.БАРДИН: И сами посмотрят, и детей поведут, и дети будут плакать – я рассчитал это. То, что эта девочка плакала - я это предполагал. Но вот Муслим не плачет. Конечно, это семейное кино, потому что идея толерантности была у меня в фильме «Адажио», но мне показалось, что эту тему можно развивать и делать более широко, подробно на фоне - я даже не перечитывал Андерсена, чтобы быть чистым листом, - помню, что у Андерсена гадкий утенок становится лебедем – этого мне было достаточно. А дальше я включил фантазии. Подключил Чайковского, потом аранжировщика Анашкина, потом Спивакова с оркестром, хор Миши Турецкого, и покатилось.

С.КОРЗУН: А если отмотать к началу фильма, лет на 8 назад, зная уже его прокатную судьбу, вы бы стали его снимать?

Г.БАРДИН: Я бы сделал то, что сделал. Мне важно высказываться по тому поводу, который меня волнует сегодня. А по тому, что хочет Муслим. Я высказываться не собираюсь.

С.КОРЗУН: Но вы же отказались от идеи дальнейших полнометражных мультфильмов?

Г.БАРДИН: Конечно. Ну, я не Кощей Бессмертный, я не могу рисковать своим здоровьем. 6 лет жизни отдавать полнометражному фильму очень нерачительно.

С.КОРЗУН: И будут наши дети смотреть «Ледниковый период»? Кстати, как вы сами к таким относитесь?

Г.БАРДИН: Думаю, что во времени остаются, не вымываются, те фильмы, в которых заложено чуть больше, чем просто развлекаловка – это я беру пример Чаплина, извините за нескромность. Потому что было очень много комиков в его пору, - Макс Линдер, - много. А остался Чаплин. Потому что он говорил не просто чтобы рассмешить, он что-то говорил про человека такое вечное, такое психологически точное, что оно живет во времени и живет уже давным-давно, и еще будет жить. Потому что там что-то заложено такое, достаточно фундаментальное, что дает фору другим фильмам. Я надеюсь, что пустые фильмы не останутся ни в истории, и в фильмографии, ни в душе.

С.КОРЗУН: Мысль, которая заложена в мультфильме, не напрямую зависит от материала, с которым вы работаете – это могут быть рисованные, пластилиновые мультики, им даже спичечные, веревочные. Но вы сторонник того, чтобы предметы были реальны, не компьютерные? Вы отрицаете, что с компьютерной графикой можно создать – что-то, что будет брать за душу?

Г.БАРДИН: Наверное, можно. Но это не мое. Можно – один играет на синтезаторе, другой на пиле - у каждого свое. Это моя делянка, и я ее обхаживаю. Потому что я люблю ручной труд, не всегда доверяю компьютерному изображению. Потому что когда они делают на компьютере «под дерево» - а я делаю дерево, они делают «под металл» - я делаю металл, я как бы напрямую делаю то, что вызывает доверие у зрителя. А там они делают «под» что-то. Поэтому для меня это вопрос принципиальный.

С.КОРЗУН: Вообще у мультиков есть будущее?

Г.БАРДИН: Конечно. Пока человечество верит в чудо. Думаю, что и ручной труд останется, и пластилиновая мультипликация останется, и рисованная. Потому что рисунок, когда возникает какое-то движение, это все равно магия. Если вспомнить фильм «Любовная история» и «Туалетная история» Константина Бранзейта, любимый мой режиссер. Одной линией, одним штрихом сделан персонаж. Суть такая: женщина работает в мужской туалете, собирает мелочь, мужчина – в женском. И как он влюблен в нее и подбрасывает ей цветы, инкогнито, и как потом она узнает, кто это и что это, и они уже сидят вдвоем в кабинке. История заканчивается счастливым концом, но при этом нет ничего низкого в туалете, если это вопрос человеческих отношений. И может возникать высокое чувство даже в туалете, - вот такой незамысловатый сюжет. Но выполнен столь артистично, с такой магией рисунка, с таким мультпликатом, что просто честь ему и хвала.

С.КОРЗУН: материал. С которым вы работаете в будущих мультфильмах – это любимый пластилин?

Г.БАРДИН: Пластилин будет у меня в следующем фильме. Но он не доминирует. Там будет фильм, в котором будет три сюжета и это три разные технологии, три разных мелодии. Классические мелодии, на которые я сделал три притчи.

С.КОРЗУН: В кого у вас эти умения и желания – в маму, о которой вы говорили, что она замечательно пела и танцевала. В папу, морского офицера?

Г.БАРДИН: Папа был военный моряк. В молодости он играл на тубе, это большая труба, и играл на еврейских свадьбах с Натаном Рахлиным, дирижером впоследствии. Слух у него музыкальный был, а голоса не было – мы называли его голос «козлетон», - он не мог спеть ничего. Мама наоборот, пела. Но от мамы у меня чувство юмора, мама научила меня петь и насвистывать.

С.КОРЗУН: Мама занималась вами в свое время? У морского офицера дальние походы, хотя вы по месту рождения Оренбург, но там, где провели детство – Лиепая, - разброс приличный.

Г.БАРДИН: Большой. А до этого был Энгельс, напротив Саратова, куда после войны папу перевели. Мама занималась, даже было до смешного. Сижу в комнате, она на кухне, умножаю: 6 на 10, - 60, - да, мама? – кричу. И пока она не скажет «да», я не напишу. Она меня сопровождала, да и сейчас, когда ее нет уже давно, она меня сопровождает.

С.КОРЗУН: Военная карьера не привлекала?

Г.БАРДИН: Никогда.

С.КОРЗУН: Пример оцта был недостаточно убедителен?

Г.БАРДИН: Во-первых, меня эта вся субординация и несвобода армейская, хотя я прошел три года срочной службы, но меня это никогда не привлекало.

С.КОРЗУН: Это был флот?

Г.БАРДИН: Это на границе, турецкой. И когда мне было 6-0, в кинотеатре «Москва». В Ереване, устроили мой юбилейный вечер. Я вышел, и сказал: кто-нибудь из вас помнит 1961-1964 гг.? вы помните, чтобы у вас были какие-нибудь конфликты с Турцией? А вы хоть задумывались, почему их не было? - да потому что я у вас служил. Ну, с юмором, конечно. Но я ни о чем не жалею. И армейский опыт пригодился, оказывается. Я ушел маменькиным сынком в армию, а вернулся мужчиной.

С.КОРЗУН: А сын, известный режиссер Павел Бардин, вы теперь внутри семьи можете оспаривать, кто больший лауреат каких конкурсов?

Г.БАРДИН: Нет, я не оспариваю. Наоборот, горжусь им. Потому что вначале, когда в интернете появилось сообщение: Павел Бардин – сын известного режиссера Гари Бардина, - меня это огорчила. Потому что я предполагал дистанцию, и он предполагал, и он всячески стеснялся, когда нас или сравнивали, или ставили рядом. А тут, когда появилось, меня так это порадовало, думаю: ну, слава богу, жизнь прошла не зря.

С.КОРЗУН: Продолжим разговор после перерыва.

НОВОСТИ

С.КОРЗУН: Продолжаем программу. В гостях Гарри Бардин, человек, который в свое время, по выражению Образцова, занимался «пузырчатыми выкрутасами».

Г.БАРДИН: нет, - «пузырчатая фантазия» - это то, что делают младенцы – пускают пузыри. Когда мы с Василием Ливановым писали пьесу «Дон-Жуан» для театра Образцова, мы приходили, очень довольные самими собой, нахохотавшись вчера вволю, приносили Сергею Владимировичу, и фантазия наша не удерживалась в рамках сцены - она была чуть шире. Выплескивалась. На что Сергей Владимирович говорил: это пузырчатая фантазия, - и выгонял нас. Мы писали снова.

С.КОРЗУН: Новые пузырчатые фантазии. Но теперь, когда у вас своя фирма, можете позволить себе любую фантазию?

Г.БАРДИН: Конечно. И позволяю. И слава богу, что у меня такой коллектив, что я в свободном полете нахожусь, меня не сдерживает «не получится» - все получится. Потому что мастера сделают.

С.КОРЗУН: Разматываем назад ленту времени - до пузырчатых фантазий. Вы наплевали на театр, в который вас определила судьба после высшего учебного заведения. Была такая история - по просьбе друзей. По пьяной лавочке?

Г.БАРДИН: Да. По трезвой лавочке. Приехали ко мне друзья - Юрий Энтин и Василий Ливанов. Приехали ко мне, сказали, что говорили обо мне, что мне нужно уходить из театра. Я завопил: как, ребята, анна что жить? - а жить было на что – платили 85 рублей в месяц. Они говорил: да ладно, проживешь. Вася был очень активен, энергичен, заставил меня одеться, - была зима. Мы вышли на улицу, это было два часа ночи. Он подвел к стене театра, и Вася сказал: плюнь на него. И я плюнул. Поддался движению души Васиному. «А завтра подашь заявление», - сказал Вася. Так я и поступил. И, в общем, я ему благодарен, потому что такой толчок, который он мне дал с Юрой, он меня вывел на другие совершенно орбиты, я узнал, что я еще могу. И слава богу.

С.КОРЗУН: А до этого еще было - писали радиорекламу?

Г.БАРДИН: Писал.

С.КОРЗУН: И озвучивали мультфильмы.

Г.БАРДИН: Именно от этого и оттолкнувшись. Я пришел в мультипликацию. Мне так понравилось озвучивать мультфильмы, что я решил писать сценарии.

С.КОРЗУН: Даже были сценаристом передачи «С добрым утром»

Г.БАРДИН: Ну, там писал рассказы. Я был сценаристом «АБВГДейки».

С.КОРЗУН: И публиковался в «Литературной газете» на 16-й полосе. Радиореклама это было в советское время?

Г.БАРДИН: В советское. Она была заскорузлая, но была - 30 рублей платили.

С.КОРЗУН: за 30 рублей можно было написать что угодно в то время.

Г.БАРДИН: не так часто давали писать.

С.КОРЗУН: Кроме того, что «Летайте самолетами Аэрофлота» - что еще было?

Г.БАРДИН: было что-то о холодильниках, нейлоновых рубашках, о крашении. Но дальше была фантазия – когда я получал 30 рублей за рекламу, и я думал – а если каждый день по рекламе? Это же сумасшедшие деньги. Но их не было.

С.КОРЗУН: наверное, сейчас были бы миллионерам.

Г.БАРДИН: Конечно. Но советская власть кончилась.

С.КОРЗУН: А давайте еще назад отмотаем. Вы говорили, что для вас был культурный шок, когда вы приехали в Москву в первый раз, поступать в вуз.

Г.БАРДИН: Я приехал поздно поступать в театральный вуз, потому что меня все время родители толкали на путь инженера, говорили, что мужчине нужна серьезная профессия. И я, послушный сын, я ездил, поступал. Но кто-то сверху наблюдал за моими действиями и очень не одобрял. Поэтому в первый же год, когда после окончания школы я поступал в Архитектурный, я провалился на черчении, на рисунке.

С.КОРЗУН: Художник-мультипликатор.

Г.БАРДИН: Я нигде не учился рисовать, но на «четверку» голову Давида нарисовал, карандашный набросок. А вот черчение - там была ручка для спускания воды в туалете, старая, на цепочке. Там модуль был один к двум. И я увеличил в два раза. И получил два. Этим закончилось. На следующий год я поступал в Брянский «Трансмаш», на отделение «Станки и инструменты» - нужно было набрать 20, а я набрал 19. На следующий год – у меня было уже два года рабочего стажа, я работал слесарем-инструментальщиком, это давало мне право на одни тройки сдать. Я поступал в Рижский Политехнический институт. И на первом экзамене получаю двойку. Вот такая судьба – как будто кто-то наблюдал сверху и говорил: не туда идешь, парень. И вот, наконец, я пошел вроде бы туда, но поздно. Я пошел в театральный, во второй поток, и меня везде уже заворачивали. И там меня обнаружил Ролан Быков.

С.КОРЗУН: Он предложил вам эпизодическую роль?

Г.БАРДИН: Какая эпизодическая? «Семь нянек» - то, что Ивашов Володя сыграл. И он первым ввел меня под своды «Мосфильма», он был первым, кто открыл эту дверцу в кино. И я сделал пробы, позвонил папе, сказал – так и так, буду сниматься в кино. Папа был человек жесткий.

С.КОРЗУН: Приготовил ремень?

Г.БАРДИН: Сказал: а когда ты в армию пойдешль? Считаю, что это долг священный. Мне деваться было некуда, я извинился перед Роланом Антоновичем, вернулся в Киев, и пошел в армию.

С.КОРЗУН: Судьба могла повернуться по другому – был бы актер.

Г.БАРДИН: Но после армии меня брали уже и в Щукинское, и в школу-студию МХАТ, и я выбирал. И выбрал МХАТ, о чем не жалею.

С.КОРЗУН: Сколько лет детства прошло в Лиепае, в Прибалтике?

Г.БАРДИН: 12 лет.

С.КОРЗУН: Вы писали, что даже музыку в Москве слушали другую, по сравнению с Прибалтикой. В чем была разница?

Г.БАРДИН: Я только потом, спустя много лет понял, что я жил в Европе. Потому что потом отец вместе с семьей переехал в Киев, откуда он призывался в 1941 г., получил квартиру в «хрущебе», и потом я туда к ним переехал. Но только тогда до меня дошло: мы слушали другую музыку, ходили по другим улицам. У нас в Лиепае был костел, а там второй по величине орган в Европе – мы ходили слушать органные вещи. И я понял, что это была совсем другая страна, с другой культурой, другой ментальностью.

С.КОРЗУН: ну, какую музыку? «Битлов» все слушали – джаз, что ли?

Г.БАРДИН: Джаз. В Домах культуры мы танцевали под настоящую джазовую музыку, под которую танцевал запад. А потом спустя годы эти темы пришли в Киев и Москву – спустя годы.

С.КОРЗУН: А в школе русский, национальный вопрос, вставал? Необходимо было изучать латышский?

Г.БАРДИН: Изучали, конечно. А на уровне двора так просто общались и дружили, разговаривали по-латышски.

С.КОРЗУН: Это не был гарнизон? Чувствовали к себе отношение как к чужакам, потому что многие говорят, что оно всегда было в Прибалтике.

Г.БАРДИН: ну, как вам сказать? Мы приехали туда в 19476 году, и тогда там были такие «лесные братья», «айсерги» - они вырезали иногда казармы – это было. Ну и понять их, наверное, можно - мы захватили их в 40-м году, потом захватили в 45-м, и снова жить под игом советской власти. Которая их выселила в Сибирь, а многие просто не доехали до Сибири – в общем, там была национальная трагедия с приходом советской власти, - им не за что было нас любить. Но потом как-то притерлось это все. И ушла эта ненависть. Они называли нас вначале «русская свинья» - это было, и было, когда у нас была школа, я помню, там полвоина школы латышская, полвоина русская.

С.КОРЗУН: Раздельное обучение?

Г.БАРДИН: Раздельное. А на переменках мы обстреливали друг друга каштанами – довольно серьезно.

С.КОРЗУН: матерились по-русски?:

Г.БАРДИН: По-русски. Мы их научили. Но потом это пришло в какое-то более или менее равновесие. Потом пошли уже смешанные браки, матросы оставались на сверхсрочку, женились на латышках, пошли совместные дети. Ну а потом произошло такое искривление, когда в риге сейчас 40% русских, которые требуют второго русского языка.

С.КОРЗУН: Давать им, или не давать?

Г.БАРДИН: Ну, как вам сказать? Все-таки это Латвия. Уж совсем вымывать культуру не стоит. Им нужно приспосабливаться. Я был как-то в Эстонии, они жаловались, что их считают людьми второго сорта. Я им сказал: вам плохо здесь? Приезжайте в Россию. Но они не хотят приезжать. Они хотят европейского проживания в Эстонии, но при этом чтобы они не знали язык, истории, не знали грамоты - так нельзя. В США не приезжают с этим. Там требуется знание языка. Должна быть какая-то лояльность по отношению к той стране, в которую ты приезжаешь, уважение к этой культуре – мне так кажется.

С.КОРЗУН: А Украину мы так же должны уважать, как Прибалтику?

Г.БАРДИН: Я вам скажу. Если мы будем и в дальнейшем искать то, что ведет к расколу, то мы потеряем многое. Мы не потеряли, слава богу, Грузию. Мы ее потеряли как страну, но не потеряли как народ. Потому что этот народ близкий нам не только по вере, но и по духу. И трудно представить себе, как мы можем дальше жить во вражде с грузинами? Я должен ехать 6 сентября в Тбилиси, я там давно не был, и с радостью наверняка там буду встречен – они меня по телефону очень любят, думаю, что и наяву. Но мне рассказывал Рязанов, как его принимали там – он для них их любимый режиссер. Сын был в прошлом году в Тбилиси и понял, что такое Грузия, что такое грузинское гостеприимство, хлебосольство, и какой это близкий по духу нам народ. И обидно, что государство никак не договорится, чтобы и на уровне власти была лояльность.

С.КОРЗУН: Правители, рано или поздно, меняются.

Г.БАРДИН: нам не нужно искать врагов. Потому что вообще поиски врагов – то ли внутренних, то ли внешних, это не цементирующий материал для нашего народ, для любого.

С.КОРЗУН: Если Прибалтика достаточно сильно обрусели за время, что мы находились вместе, то Украина это вообще отдельная история. Если исключить область западной Украины, которая тяготела к западу, то сейчас была очень смешная история в Раде, когда не дали кому-то выступить, - заблокировали русский язык как второй. Это правильно, или неправильно?

Г.БАРДИН: В Европе есть ряд стран, где ест два языка.

С.КОРЗУН: Даже четыре – включая романский в Швейцарии.

Г.БАРДИН: И ничего, живут, и общаются, цивилизация держит их в рамках. Надеюсь, что мы до чего-то договоримся - я в этом смысле оптимист. Потому что Украина поделена на какие-то территории – от Донецка и сюда – русскоговорящие, да и в Киеве чаще услышишь русскую речь. А Западная Украина говорит на украинской мове, инее хочет категорически смешиваться и ассимилироваться, что в компьютере?

С.КОРЗУН: Хвалят. «Спасибо за гениальное «Адажио», выскажите ваше отношение к содержанию. Как трагично» - Елена.

Г.БАРДИН: «Адажио» фильм на улицу Альбинони, сделан на бумаге. Это 10-минутый фильм. Французские журналисты любят задавать такой вопрос: «какой вы хотели оставить мессидж?» Когда в 12-й раз мне задали этот вопрос, я не выдержал, ответил: какой хотел, такой и оставил. Если режиссер начинает рассказывать о том, что он хотел высказать в фильме «Адажио» - значит, не получилось. А так как Елену вроде зацепил фильм – значит, получилось. Не хочу размазывать кашу по чистому столу – раз получилось, значит, она правильно поняла. Это фильм о толерантности, о нашей нелюбви к людям, на нас непохожим. Для меня это и дворник-таджик – кто угодно, - белый, зеленый, желтый, - кто не похож на нас, кого мы начинаем гнобить – фильм об этом.

С.КОРЗУН: Казалось, что в какой-то момент в нашем обществе толерантности становится больше – даже на дорогах было заметно, после полубандитского периода, когда никто никому дорогу не уступал, биты высовывались из окон. Но в последнее время есть ощущение, что пошел обратный процесс. Вы это ощущаете?

Г.БАРДИН: Для меня это очень огорчительно, хотя мы на всех углах кричим, что у нас стабильность, но я не могу разделить это мнение. Какая стабильность, когда в Сибири горит, там пожары, в Дагестане взрывают в Ингушетии стреляют, в Крымске наводнение - я не говорю про Беслан. «Курск», «Норд-Ост» - это никакого отношения к стабильности не имеет. И в этом смысле, конечно, жить нам непросто. И выживать. А уж тем более в нашей многонациональной стране. Поэтому нужно очень трепетное отношение к людям, не похожим на нас. Нужно понимать, в каком он оказался положении, когда на родине ему заработать невозможно, он приезжает сюда, отказывает себе во многом, чтобы отослать семье заработанные деньги, а его местные чиновники обкрадывают - кто-то его крышует, кто-то отбирает, - как ему жить без семьи, в унизительном положении раба? Я ему сочувствую. Помню, как у нас возле студии работала армянская бригада строителей, и один свалился с лесов и прямо на ступени. Явно, что у него что-то было с позвоночником. Я выскочил: давайте, вызову Скорую. А у них, вероятно, не было разрешения: нет, дорогой, не надо, никуда не звони. Говорю: помрет же. – Нет, отлежится. И вот это жуткое ощущение, что я не могу помочь человеку, потому что у него нет бумажки, а если ему кто-то поможет, то это вскроется – это ужасно. Что-то тут неправильно.

С.КОРЗУН: 90-е считаются «лихими», 2000-е - «стабильными», а сейчас что? Вроде протестное движение.

Г.БАРДИН: Вот мы и подошли к главной теме, когда остались две минуты от передачи. Должен сказать, что мы делаем большой откат назад. То, чему мы радовались в 90-х – да, были бандиты, малиновые пиджаки, но было свободное телевидение, НТВ, которым мы гордились, было и, слава богу, есть «Эхо Москвы». Не было цензуры как таковой, не было давления в смысле тематики патриотически-православной, это было свободное брожение мыслей и надежд. Сейчас надежды суживаются. И главное, что на сегодняшний день оскорбление человеческого достоинства, которое выгнало тех людей, которых я видел на демократических митингах конца 80-х - я все думал. Куда они все подевались? И вдруг прихожу на площадь Сахарова – да вот они. Да, постаревшие, потрепанные временем, но они есть – интеллигентные лица, которые не любят, когда унижают их человеческое достоинство. Это не тот посыл, когда люди в достатке и им не хватает чего-то такого особенного, - они не особенного хотят, они хотят очень простых вещей: чтобы с их мнением считались, и чтобы их не унижали. Вот это важнее всего, чего на сегодня нет. И что вгоняет людей. Но что меня порадовало - что там среди стариков была молодежь – "непоротое поколение". И я думаю, что на это надежда – что они не дадут себя загнать в подполье, что они будут выходить и требовать к себе уважения.

С.КОРЗУН: Вы с ними пойдете тоже?

Г.БАРДИН: Пойду, конечно. А как же?

С.КОРЗУН: Гостем программы «Без дураков» был Гарри Бардин, надеюсь, не раз увидимся.

Г.БАРДИН: Дай бог.

С.КОРЗУН: В том числе поговорим о политике – сегодня ее было немного.

Г.БАРДИН: Хорошо. Спасибо за внимание.

С.КОРЗУН: Удачи. Счастливо.