Сева Новгородцев - A-Team - 2017-08-01
А.Соломин
―
В эфире «Эхо Москвы» самая сложная программа для наших гостей. Она называется A-Team. В студии – четыре Алексея, с это: Алексей Гусаров, Алексей Соломин, Алексей Осин и Алексей Дурново. И вместе мы собрались, чтобы поговорить с Севой Новгородцевым, человеком-легендой. Я даже не знаю, нужно ли вас подробно представлять…
С.Новгородцев
―
А вы представляйте, представляйте, потому что у любой известности есть пределы.
А.Соломин
―
Человек, я бы сказал - настоящий проповедник рока, радиоведущий, телеведущий, автор программы «ВВСева» на ВВС; человек, который долгое время делал, наверное, одну из самых популярных, наверное, программ для русскоязычной аудитории. Сегодня, я так понимаю, что вы просто наслаждаетесь жизнью.
С.Новгородцев – О
―
о! Если это так. Нет, я тут приехал по кое-каким делам. Мне маленькая роль в кино выпала в Питере. Я там отснялся у неназванного режиссера в неназванной картине.
А.Осин
―
Как в случае со звездами, сами себя или это какой-то другой персонаж?
С.Новгородцев
―
Я обещал ничего не рассказывать.
А.Дурново
―
Начинается!
С.Новгородцев
―
Заодно заехали в Москву проведать приемную дочь Анастасию, графического дизайнера по профессии, которая здесь на приличной работе устроилась. Но надо же посмотреть, как девушка живет. А она выросла с нами. Она приехала на свадьбу на нашу в 99-м году, ей не было еще 16 лет, двух или трех месяцев не хватало. И это было коренным фактором, потому что она как 15-летняя, она могла остаться в Англии с мамочкой, то есть не было никаких легальны препон.
С. Новгородцев: То, что у меня с Россией вкусы не всегда совпадают, это я понял еще 40 лет назад
И так она у нас осталась и жила там, уезжала, туда-сюда…. Училась там в Сент-Мартинсе. Вот так вот и прошли годы. Теперь она в отечестве и приносит большую пользу стране.
А.Соломин
―
Вот я не зря начал со слов, которые очень высоко вас характеризуют, хорошо вас характеризуют. Я, действительно, отношусь к вам с уважением. Но у нас передача, она такая… это хард-ток, поэтому позвольте, я сразу перейду не то чтобы к проблемам, но к вопросам.
С.Новгородцев
―
Ради бога!
А.Соломин
―
В своей первой передаче в 77-м году – она называлась «Программа о поп-музыке из Лондона» или «Программа поп-музыки из Лондона», если я не ошибаюсь, и в сети есть даже расшифровка; раньше, видимо, было подробно о себе прописывать…
С.Новгородцев
―
И есть на сайте seva.ru даже фотография первого сценария с красненькими буквами.
А.Соломин
―
Вот фотография. Позвольте, я ее процитирую: «Популярность пластинки определяется не жюри и не критиками, она решается за прилавками магазинов». Позвольте сначала узнать, относитесь ли вы к этой категории популярности пластинки с уважением? Вот если пластинка популярна ¬– достойна вашего уважения?
С.Новгородцев
―
Вы должны понять эту фразу в контексте происходившего в 77-м году в Советском Союзе, когда никаких чартов не было, а популярность определялась откуда-то, из каких-то инстанций: кого назначат – тот и популярный. Никакой статистики не было. И мне нужно было в удобоваримой форме своим согражданам объяснить, что этот процесс – объективный; что есть сто магазинов, которые еженедельно дают справки по продаже с кассы, и на основании этой статистики создается еженедельный список популярности или, как сейчас называют, чарты. Поэтому мне важно было фактор объективности и независимости от каких-то силовых структур или властей внести в эту..
А.Соломин
―
От частного мнения.
С.Новгородцев
―
Да, чтобы они понимали что народ, как я говорил тогда, «трудовым футом стерлингов» голосует за любимого артиста. Это был такой ликбез, начало как бы объективной рыночной экономики.
А.Осин
―
Вот вы сказали, что в Советском Союзе назначали популярными. А кто назначил популярными Высоцкого, Новикова, Галича и так далее?
С.Новгородцев
―
Вы знаете, я жил в то время, когда Высоцкого не назначали, а наоборот, его гнобили в течение многих лет.
А.Осин
―
Но он же был популярен.
С.Новгородцев
―
Он был популярен на кассетах, он был популярен у геологов, он был популярен у инженеров, он был популярен в каждой подворотне и в каждом окне. Но эта популярность посчитана была только в другие времена. В тот момент, когда Высоцкий был популярен, сказать, насколько он популярен, было невозможно. И вот это и есть смысл этой первой моей ремарки.
А.Соломин
―
Правильно ли я понял, все-таки можно относиться к пластинке, которая хорошо продается, с уважением?
С.Новгородцев
―
Да никакого у меня уважения не было. У меня была простая функция…
А.Соломин
―
Это хорошая музыка или плохая – вот можно сказать это о пластинке, если она продается?
С.Новгородцев
―
Ни в коем случае! Батенька, что вы! Вкусовщину я себе позволить не мог. Мое мнение вообще до сих пор не имеет ровно никакого значения. В Англии со своим мнением лезть просто неприлично, если только вас не спросят, да и то в частной беседе.
С. Новгородцев: Я долго боролся с идеей отъезда, я был культурный патриот и уезжать не хотел
Я жил в одной стране, и то, что эта страна выдала в сухом остатке, предлагал другой стране – вот и всё. Там не было никакого моего личного выбора. Я должен был, обязан доложить как в новостях: что там в первой десятке… А уж в рамках первой десятки я мог себе позволить выбрать то или это, поскольку я знал приблизительно вкусы аудитории: что-то у них не пойдет, а что-то нравится больше. Вот только и всего.
А.Осин
―
Но популярность-то, она разная бывает. Бывает популярность «Ласкового мая», а бывает популярность «Машины времени».
С.Новгородцев
―
А это вы, батенька, уже свой вкус вносите в это дело. А у меня своего вкуса нет.
А.Осин
―
Почему? Я не знаю. Я просто говорю, что и это популярно и то, но это же абсолютно разные вещи. Я свое отношение не высказываю по вашему примеру.
С.Новгородцев
―
Понятно. Тогда, когда я начинал, была десятка ВВС или вообще, сосчитанная по национальному масштабу. Потом они стали еще и альбомы выпускать, чарты для них делать, что было для нашей аудитории более понятно, потому что одиночные песни не всегда воспринимались, потому что контекст иногда просто не понять, чем они там восхищаются. Потому что в первую очередь десятку в Англии попадали иногда странные песни, совершенно какие-то жлобские, сделанные совсем для другого поколения, по другому формату и так далее. Я их просто старался особенно не вставлять в эфир, потому что никто ни черта не поймет - какие-то шуточные песни, где обыгрывалась смешная сторона итальянского акцента или еще какая- то ерунда. А так просто шло то, что популярно, а я уж там приделывал свои тексты.
А.Дурново
―
Означает ли все вышесказанное, что для вас Стас Михайлов и «Пинк Флойд» равнозначны?
А.Осин
―
Да, кстати, вот я это и имел в виду.
С.Новгородцев
―
Честно говоря, я не то ни другое уже ни слушаю.
А.Дурново
―
Вы слушали Стаса Михайлова?
С.Новгородцев
―
Стаса Михайлова – видимо, потому, что мне не пойдет эта музыка. А «Пинк Флойд», они свое уже отыграли. Нет, конечно, не равнозначные. «Пинк Флойд» - это люди, которые жили на поколение раньше; это английская интеллигенция, архитекторы по образованию, люди экспериментаторы, которые внесли в рок цвет и музыку, длительные импровизации, элементы психоделизма.Стас Михайлов, насколько я понимаю, ничего такого не делал.
С. Новгородцев: В Питере есть ощущение какого-то народного несчастья. Много бедных
А.Дурново
―
Вы можете каким-то образом объяснить феномен невероятной популярности в России стасов михайловых, григориев лепсов, елен ваенг, ласковых маев и прочих удивительных исполнителей?
С.Новгородцев
―
Понимаете, народ сам выбирает себе своих героев. Это есть абсолютно во всех страна. Поедите в Италию – там свои любимые певцы, в Бразилии – свои. Россия выбрала своих.То, что у меня с Россией вкусы, может быть, не всегда совпадают, это я понял еще 40 лет назад, отчего я, собственно говоря, и уехал. Меня многое эстетически не устраивало. Как говорил герой книги Абрама Терца, «у меня с советской властью были чисто стилистические разногласия». Мне, например, не нравилась даже цветовая гамма на телевизоре. Телевизор советский работал на французской системе SECAM, и там преобладала желто-горчичная гамма, которая меня незаметно повергала в депрессию. Я приехал на Запад – а там голубой PAL, там другая система и другая совершенно картинка – и жить как-то радостнее.
Так что я долго боролся с идеей отъезда, я был культурный патриот и уезжать не хотел. Но, в конце концов, жизнь так достала и так меня завела в тупик, что ничего другого не оставалось делать.
А.Гусаров
―
А что вам не нравится в современной России? Стилистически, может быть…
С.Новгородцев
―
Ну, многое не нравится. Раньше ты приезжаешь – тебе все сигаретками в нос пыхали. Сейчас уже этого нет. Сейчас уже культура… Затем культура вождения очень повысилось. Я ехал на такси, который благодарил всех, пропустивших его из ряда в ряд. Это уже тоже западная тенденция.Я совершенно поражен четкостью работы обслуживания такси и прочих машин, потому что уже не надо под дождем, истерически махая руками, кидаться к машине с шашечкой и зеленым огоньком. Это все колоссально. Система, скажем, бронирования гостиниц, покупки билетов… Россия в цифровом плане – ну, Москва, во всяком случае, и Питер – сделали колоссальный рывок вперед.
А что мне не нравится… Вот в Питере, там есть ощущение какого-то народного несчастья. Много бедных…
А.Соломин
―
В чем оно выражается.
С.Новгородцев
―
Ну, бедные люди. Мы какой-то фильм документальный снимали про любимого меня. Приехали на Нарвские ворота, где я когда-то в оркестре Вайншейна на танцах играл. Выходят какие-то люди, явно недополучившие витамина D. Бледные лица. Видно, что денег у них в обрез. Какие-то сетки несут с одиноким продуктом. Ну, в общем, мне жаль, сердце сжимается – а что делать? То есть, есть огромный пласт населения, который, условно говоря, не очень счастлив.
А.Гусаров
―
Политические у вас есть какие-то претензии?
С.Новгородцев
―
Политических претензий у меня особых нет, потому что я смотрю на проблему шире. Я близок из ваших всех гостей, может быть, к Радзиховскому, который считает, что все на свете объективно, что есть соответствие верхов и низов. Для себя в эту поездку я выработал формулу, что в России - редкий вид демократии, такая сыскная демократия. То есть власть через свои информационные каналы и службы узнает, о чем население думает (по старой привычке). Раньше это узнавали, чтобы пресекать инакомыслие, а сейчас, может быть, и для этого, но еще для того, чтобы узнать, что народ думает. А потом выполняют народную волю. Вот отсюда эти 86%.
А.Гусаров
―
Вы полагаете, что все, что происходит, это выполнение народной воли?
С.Новгородцев – 86%
―
несомненно, с моей точки зрения.
А.Гусаров
―
Участие в сирийской войне – это тоже выполнение народной воли?
С.Новгородцев
―
Ну, вот вы поедите в глубинку – я правда, не могу на себя смелость взять, что в глубинке всё это дело одобряют, - но мне представляется, что коренной русский мужик, живущий в небольшом городе, может чувствовать гордость от этого.
А.Соломин
―
Когда в одном из своих интервью вы высказали мнение - я сейчас по памяти не берусь его процитировать, но, как я его понял - когда вы уехали из Советского Союза, вы были убеждены, как мне показалось, что люди, советские граждане обмануты советской властью, они живут так, как они живут, потому что советская власть их, простите за выражение, дурит, а сами люди, они совершенно нормальные, образованные, искренние, со всем набором положительных качеств; и они бы, если их не дурманили сверху, они бы такой жизнью не жили. Правильно ли я вас понял?
С.Новгородцев
―
Я сомневаюсь, что у меня была такая цитата, потому что я был одним из тех, кого пытались надурить. И приятели мои все там – джазмены и прочие, публика диссидентская: культурные и прочие диссиденты – никто из них обдурен не было. Я в течение многих лет активно сопротивлялся тому, чтобы меня в этот водоворот затянули. Я просто помню, что я ездил везде с английской какой-нибудь книжкой в кармане покетбук – такой размер. Входишь в троллейбус или в автобус. Книжку достал, раскрыл – и нет никакой советской власти.
С. Новгородцев: В России - редкий вид демократии, такая сыскная демократия
Мы не боролись против советской власти в музыкантских кругах по принципу Бродского: он ее предпочитал не замечать. Бродскому как-то сказали: «Давайте позовем Петрова». Он говорит: «Петрова? Он же такой советский». Ему говорят: «Петров советский?!» Он говорит: «Ну, антисоветский. Какая разница?» То есть он находился за рамками советского, антисоветского. И Бродский как бы давал понять, что бороться против советской власти – для нее слишком много чести будет. Ты сам неизбежно другим концом кисти замажешься. Поэтому он жил параллельной реальностью, как мы, собственно говоря, все это и делали. Я тогда играл джаз, и мы в узких джазовых кругах жили своим, разговаривали о своем, преследовали свои цели, а действительность старались просто не замечать.
У меня был приятель такой, барабанщик Эдик Лунский. Он в кино на «Ленфильме» из-за страшной морды такой своей играл фашистов всегда. Его неизменно брали. Он где-нибудь в канцелярии сидел и строчил со страшной физиономией. И по системе Станиславского так преобразился в этого фашиста, что уже потом на мозги ему стало действовать. И у него пошла такая «фашистская стезя». У него был очень громкий голос, и он так, вне зависимости от жизни, от окружения, сам себе писал скетчи и их тут же разыгрывал.
Вот он шел в шляпе «Борсалино», в суконных ботах на резиновом ходу и громким голосом на весь Невский говорил: «Э-э! Распустились, хамы!» Или мы с Эдиком зашли в троллейбус – о вдруг говорит: «Э-э, Василий!» Человек 8 повернулись. И он мне шепотом жарким на ухо говорит: «Представляешь, Севочка, сколько их?!» То есть мы жили в заведомо враждебном окружении, потому что это называлось тогда гегемон, пролетарий. И пролетариату советская власть льстила в каждом выпуске новостей. Все начиналось обязательно с заводской темы. Какие-то металлургические плавки, литье, сельской хозяйство начиналось обязательно с прополки, с севооборота.
А.Осин
―
Севооборот – хорошо звучит.
С.Новгородцев
―
Да. Мой вид антисоветской деятельности был на ВВС - это брать эти жуткие совершенно штампы, засорявшие тогда русский язык и вынимать их из контекста. Вот когда я делал рок-передачи, там появились какие-то гробовые доски почета, чугунные, шестиструнное волочение и прочее – для гитаристов.
А.Соломин
―
Но вы, тем не менее, все равно говорите о том, какое влияние оказывала советская власть через телевизор, через эти жуткие термины, но какое у вас отношение сложилось к самому-то пролетариату, вот к тем людям, которые питались этой информацией?
С.Новгородцев
―
Вы знаете, я прошел через пролетарский период сам. Я из интеллигентной семьи, до 16 летом матом не умел ругаться. Даже краснел, когда другие ругались. Между 9-м и 10-м классами мне было 16 лет, и я хотел стать кинооператором и попросил отца – он был замначальника Эстонского пароходства – он меня устроил на каботажное судно матросом плавать на лето. И там я, конечно, по полной хлебнул всего этого пролетарского воспитания. Я люблю этих людей по-своему. Я научился с ними общаться, жить вместе, понимать…
А.Соломин
―
Здесь тогда.
С.Новгородцев
―
Ну, тогда. Матросиков своих. А потом я учился же в училище Макарова – тоже по отцовским стопам пошел - на штурмана. Я тоже прошел там все круги. Я поступил на первый курс. Когда приехал с родителями увидеться, то у меня через слово срывались бранные слова с губ, потому что я там научился эту речь перемежать: «Понимаете, мама… м-м-м.. б-б…» и так далее.
С. Новгородцев: Я из интеллигентной семьи, до 16 летом матом не умел ругаться
Так что я с этим столкнулся, и я понимаю, и могу интонации рабочего человека воссоздать.
А.Соломин
―
Но вы их не осуждали. Вы их понимаете, но вы их не осуждаете.
С.Новгородцев
―
Нет, конечно.
А.Дурново
―
Еще, кстати, когда вы рассказывали про свое морское прошлое, я вспомнил, что еще и Ринго Старр был матросом. А сильно ли отличается российский пролетариат от британского?
С.Новгородцев
―
В принципе, нет, отличия нет. И классовая борьба, которая у нас имела определенную форму – она у нас была такая, кровавая, - в Англии происходила в это же время и принимала английские субтильные формы. Приведу вам пример. Например, где вся английская аристократия и их шикарные земельные поместья? Практически их нет. Как это случилось? Как отняли? Отняли очень просто. В конце 19-го века, по-моему, в 1898-м или 9-м году ввели так называемый закон на наследство, когда отец умирает и завещает детям свое поместье, то приходит налоговый инспектор и оценивает стоимость его, и с этой стоимости наследники должны заплатить установленный налоговый процент. Ну, у кого деньги есть, те платили и сохраняли поместье.Но так потихонечку всю эту аристократическую собственность разобрали. И часто эти семьи аристократы передавали во вновь организованный National Trust - Национальный трест. Он, кстати, есть в песнях Леннона: «ate and donated to the National Trust» - у него есть такая строчка. Так вот этот National Trust сегодня - один из крупнейших работодателей в Англии. Там более миллиона человек работают. И это огромное количество исторических поместий, которые находятся в ухоженном состоянии, куда граждане могут приехать отдохнуть. Там, правда, билет надо купить. А некоторые люди покупают себе абонемент на год и ездят куда угодно со скидкой.
Так что классовая борьба сохранилась. И еще очень хороший пример классовой борьбы. Представьте себе, кончилась война. Ялта. В Ялтинской конференции участвовали: Черчилль, Рузвельт и Сталин. Потом – Потсдамская. А уже обо всем они договорились, всё…
А.Соломин
―
Мир поделили, да.
С.Новгородцев
―
На Потсдамскую приезжает Черчилль и говорит: «Господа, извините, меня не переизбрали». Сталин с Молотовым вообще ничего понять не могут. Как это национальный герой с этой сигарой, вытащивший страну из-под фашистского ига, спасший страну от разгрома вдруг не переизбрался – как такое может быть?А произошло все очень просто. Народ – тот, который мы сейчас обсуждаем, насиделся вместе в бомбоубежищах, в каких-то там рабочих компания – траншеи рыли и прочее, - у них появилось чувство локтя. Потому что англичане друг друга из деликатности так… держат на расстоянии: у каждого свой домик, садик, заборчик и прочее. А тут они объединились в некое народное единство. И очень многим это понравилось. Кому? В основном рабочему классу.
И этого рабочего класса, крестьянства и фермерства было столько, что они в 45-м году Черчилля прокатили, а выбрали Клемента Элти, социалиста, который им сделал сразу же, в течение года бесплатное лечение, бесплатное образование, всё остальное и плюс еще отпустил Индию с Пакистаном, где начиналась страшная резня. Но это вопрос уже другой: он начал разбирать империю.
Черчилль и Клемента Эттли искренне и глубоко ненавидел и призирал. Он сказал такую фразу: «К зданию парламента подъехало пустое таки, - пауза, - из него вышел Клемент Эттли». Еще он говорит: « Mister Attlee is a very humble man. And he has for this all reasons». То есть он очень скромный человек. Ему есть, отчего скромничать.
А.Осин
―
А скажите, справедливое устройство мира, с вашей точки зрения каково? Вот был советский проект, есть проект западный. Есть проект китайский, индийский. Вам что больше нравится?
С.Новгородцев
―
Я тут присоединяюсь к Черчиллю, который сказал, что демократия – конечно, это безобразное устройство общество, но лучше пока никто ничего не придумал.
А.Осин
―
А она для всех подходит.
С.Новгородцев
―
Понимаете, в чем дело. При демократии происходит колебание общественного мнения. И если сменяемость власти не нарушать, играть по-честному, то побеждает то одна часть страны, то другая. Англия тоже расколота пополам так же, как Америка, так же, как и Россия. Но В России, может быть, одни пропорции, в Англии другие.
С. Новгородцев: Человек, приехавший из Советского Союза никому, кроме консерваторов сочувствовать не может
И вот недавняя эта история с английским брекситом, с моей точки зрения весьма трагичная для страны, произошла потому, что электорат, который никто не спрашивал, сказал свое слово. А я приблизительно знаю, почему англичане возмущались. У англичан есть свои жизненные правило. Например, самое страшное, что только может быть – это когда кто-то лезет без очереди. У них просто все восстает от такой несправедливости. Или когда кто-то не соблюдает манеры общественного поведения.
Вот я ехал в метро. Сидит какой-то условный албанец, жует бутерброд, чавкает – и уставился на белокурую английскую девушку: пожирает ее глазами. Она сидела долго терпела, потом встала, что не характерно для выдержанной англичанки и сказала: «It's rude to look at people like that». То есть грубо, невоспитанно. И пересела на другое место. Вот такие всякие «польские водопроводчики» ну достали уже население неизысканностью манер. И оно проголосовало за то, чтобы их не было в их жизни. А это выливается сейчас в государственное переустройство, что ли.
А.Гусаров
―
Почему вы против брексита?
С.Новгородцев
―
Ну, потому что сейчас это вызовет такую головную боль… Англия встанет, конечно, на ноги, они очень башковитые люди, и английские администраторы ценятся во всех странах, потому что они колоссально эффективны, они соображают в два раза быстрее нормального человека и они очень структурно мыслящие люди. Но пока они дойдут о этого, нам придется хлебнуть по полной.Я вам только один пример приведу. Скажем, налоговые уложения США – это книга объемом 13 тысяч 200 страниц. А для Англии это примерно столько же, если не больше в два раза – это законоуложения о связях с Евросоюзом. Там проросло на всех уровнях. И все это надо ломать и снова строить.
А.Гусаров
―
Скажите, а с последними терактами как-то изменилась бытовая жизнь?
С.Новгородцев
―
Нет, ничего не меняется. Англичане гордятся тем, что они на все это дело не ведутся: мы как бы не обращаем внимания.
А.Голубев
―
Но вот вы говорите, польские водопроводчики вызывают неприязнь, а мусульмане, наверное, с совершенно другим укладом жизни.
С.Новгородцев
―
Ну да, там есть. Но они живут компактно мусульмане обычно, районами.
А.Осин
―
А, кстати, вот у нас показывали – не знаю, пропаганда или не пропаганда, - что в некоторых районах мусульмане взяли как бы власть бытовую в свои руки, и там запрещают пить, курить и так далее.
С.Новгородцев
―
Ну, они имеют право, если она на уровне местного совета это провели, то, как ты можешь заставить?..
А.Осин
―
Вы считаете?
С.Новгородцев
―
Если там большинство…
А.Осин
―
А если этих коммун и так далее будет гораздо больше, тогда белым придется обособляться в каких-то гетто?
С.Новгородцев
―
В Англии так никто не мыслит. Их не считают ни белыми не мусульманами, потому что в первом поколении человек может быть, конечно, с бородой, с чалмой и не знать английского, но во втором поколении он уже говорит свободно, он уже совершенно англизированный человек, а в третьем – это уже англичанин, которого не отличишь…
А.Соломин
―
Мы должны прерваться. У нас временя новостей и рекламы. Сева Новгородцев в студии «Эхо Москвы». Команда A-Team Алексеи: Соломин, Гусаров, Дурново и Осин. Буквально через несколько минут мы вернемся к вам.НОВОСТИ
А.Соломин
―
Программа A-Team самая сложная программа для наших гостей. Сева Новгородцев, радиоведущий и телеведущий тоже. У нас в судии – Алексей Соломин, Алексей Гусаров, Алексей Осин. Алексей Дурново.Позвольте, я вам нескромный вопрос задам. Вы, как человек ВВС, наверное, на него не ответите, но я понадеюсь: у вас есть политические предпочтения? Вы к какому, например, течению могли бы себя отнести?
С.Новгородцев
―
Человек, приехавший из Советского Союза никому, кроме консерваторов сочувствовать не может.
С. Новгородцев: У Терезы Мей есть личные тайны, о которых никто здесь не догадывается
А.Соломин
―
Почему?
С.Новгородцев
―
Ну, потому что приехали из левой страны – все качают вправо.
А.Соломин
―
Да, но вы же увидели других левых. Может быть, они отличались чем-то от советских пролетариев?
С.Новгородцев
―
У английских левых, как и у советских левых, есть насколько объединяющих черт: какая-то мифическая вера в возможность достижения социальной справедливости через перегибание палки; затем новояз: они все себе выдумывают язык социалистический, на котором нормальные люди не говорят. На эту тему много и сатирических фильмов сделано. И я, когда смотрел Trade union conference, то есть съезды профсоюзов, - они все говорят как в Советском Союзе: « Comrads, at this moment in time!..» - и так далее. Все эти штампы: «В настоящий момент, товарищи…» - ничем не отличается. И поэтому с ними разговаривать совершенно бесполезно: они идеологически как бы все зашорены.У меня такая есть пикантная история. Первый дом свой… У меня зарплата была невысокая, и я позволить себе ничего особенно не могу – и мне полька, подруга, работавшая в Британской библиотеке и подходившая к покупке домов по библиотечному принципу – у нее были каталоги, - она мне нашла в центре города, в хорошем месте – в Камдене совершенную развалину, в которой к тому же жил жилец, защищенный пролетарскими профсоюзными лейбористскими законами. О въехал туда в 29-м году. Он был Sitting tenant, что называется «сидячий жилец». Его выудить оттуда было невозможно. И платил он за свою часть дома по ценам 29-го года. Так вот он был коммунист – Стэнли Пит такой…
А.Соломин
―
На всю жизнь запомнили.
С.Новгородцев
―
Да, да. Когда он помер, у него все эти советские песенники какие-то лежали. Он был такой, вымороченный англичанин, которого, по-моему, тестостероном вообще не наградила природа: никаких женщин никогда не было, никогда не был женат. Такой был высушенный человек-гербарий. Вот он был член профсоюза этих машинообрабатывающих рабочих, токарей, слесарей. Всю жизнь ходил на профсоюзные, коммунистические собрания. И, конечно, меня, выходца из Советского Союза, уехавшего из социалистического рая, презирал глубоко и искренне.
С. Новгородцев: Тэтчер была глубоко приличным человеком. Она была работягой. Спала по 4 часа в день
А.Соломин
―
А сам он бывал когда-нибудь в Советском Союзе?
С.Новгородцев
―
Ему не нужно. Это отличительная черта этих левых – что вы им ясность картины мироздания, пожалуйста, не разрушайте своими наблюдениями: им и так все ясно.Когда я купил дом, мне пришлось его делать. Денег на рабочих нет. И вот я стою, неумелой рукой радиста какую-то штукатурку кладу неправильным слоем. А он проходил мимо – он всегда свистел какие мелодии – и говорил: «Enjoy yourself?» - Получаете удовольствие? И шел себе в паб, куда он ходил всю жизнь и сидел до 11 и пил свою одну и ту же кружку пива.
А.Дурново
―
А Тереза Мей хороший премьер-министр?
С.Новгородцев
―
Она очень структурный деятель, очень опытный бюрократ. После Маргарет Тэтчер ее считают как бы самым надежным кораблем. Но у Терезы Мей есть личные тайны, о которых никто здесь не догадывается. У нее диабет второй степени. Она колет себе инсулин минимум четыре раза в день. И вот представьте себе, что вы диабетик инсулиновый, и вам надо страной руководить – не дай бог пропустишь укол и так далее. То есть это женщина большого гражданского мужества.Ну, а что там у нее получится, я не знаю. Она допустила, конечно, кое-какие ошибки. Ей дали очень плохой совет во время предвыборной кампании: она решила экономить на пенсионерах, на каких-то детских завтраках, а это святое. Ей это не простили.
А.Дурново
―
Тэтчер сэкономила на детских завтраках и ничего.
С.Новгородцев
―
Ну, Тэтчер экономила, когда она премьером еще не была. Она экономила, когда была министром образования, и ей это тоже не простили. Они говорили: «Thatcher - baby breakfast snatcher» - что-то в этом духе.
А.Осин
―
Но, тем не менее, когда она умерла, многие радовались очень. Показывали кадры, как чуть не праздновал народ.
С.Новгородцев
―
Нет, пролетарии, конечно, вот эти все леваки, они, конечно, ее ненавидели. Но, в общем и целом по мере того, как история уходит за кормой все дальше и дальше, скрывается в дымке за горизонтом, то она прорастает как личность, как исторический премьер все больше и больше.
А.Дурново
―
Вы знаете, как сказал кто-то, что у Тэтчер гораздо больше общего со Сталиным, чем с Черчиллем. Вы согласны?
С.Новгородцев
―
Нет. Тэтчер была глубоко приличным человеком - это раз. Во-вторых, она была работяга. Она спала по 4 часа в день. И что ее ни спроси, они знала досконально во всех цифрах. Что и проявилось однажды во время ее поездки в Советский Союз. Вы если найдете когда-нибудь эту телевизионную ленту, посмотрите. На нее натравили наших четырех самых главных зубров телевизионной журналистики, которые думали ее подковать. Ну, в общем, в каком-то смысле было четыре Алексея против нее, как мы сейчас сидим. Только ее допрашивали более агрессивно, и было задание.
А.Соломин
―
И мы не зубры.
С.Новгородцев
―
Она с легкостью необычайной, с элегантностью разложила их всех на лопатки, ни разу не повысив голос, не теряя своего обаяния. На голове слегка лакированной лаком для волос ни один волосок не дрогнул. То есть она осталась девственно чистой и совершенно спокойной, как ручеек в горах. Ну, это, конечно, домашнее задание она делала серьезно.
А.Дурново
―
Ну, раз прозвучало имя Сталина… Вы, наверное, знаете, как сейчас в России: одни считают, что он палач, тиран, убийца; другие считают – выдающийся государственный деятель, герой-спаситель.
С.Новгородцев
―
Ну, и то и другое. То, что он палач и убийца, - у него криминальное прошлое, все знают. Я уж не буду тут повторять всем известные истины, например, что чистки 38-30-го годов, когда генералитет вычистили, были связаны с тем, что нашли папку на него в царской охранке, и все, кто знал об этой папке, все погибли: все родственники там до пятого колена.
А.Дурново
―
Откуда мы тогда знаем про эту папку?
С.Новгородцев
―
Ну, потому что осталось где-то, в каком-то виде. Кто-то в воспоминаниях… Это заместитель, по-моему, Ягоды по его же заданию рылся в царских архивах и нашел папку на Сталина, где было ясно, что он сотрудничал с царской охранкой: революционеров же и закладывал.Но товарищ Сталин был по-своему гениальным злодеем. У него была колоссальная память, он всех помнил – до 10, до 20 тысяч человек. Ведь как он пришел к власти? Когда была тройка: Зиновьев, Каменев и Сталин – это 25-й год, - было восстание рабочих против большевиков. На каком-то заводе не избрали большевиков и проголосовали… И все сидели в полной растерянности. А Сталин сказал: «Товарищи, не важно, как проголосовали, важно, как посчитали». И он послал своего человека, сделали пересчет, приписали и выбрали нужных людей. А потом человек, который его решения выполнял, конечно, был расстрелян, чтобы лишнего не рассказывал.
Я застал Сталина еще. Это было время, тяжесть которого вам просто не передать никакими силами. Все это как под чугуном: все молчали, никто никому ничего не говорил. Страх в воздухе витал совершенный. Причем я-то застал уже послевоенные годы: 49-й, 50-й, 51-й, 52-й годы. Но время было страшное.
А.Осин
―
А сейчас на Западе есть темы, которых касаться не принято, и это сразу вызывает бойкот, осуждение?
С.Новгородцев
―
Если вы кого-нибудь обзовете голубым, неприличным словом, конечно, не поздоровится, потому что там сейчас перехлест в другую сторону. Сначала их, до 64 года по закону преследовали, сажали. Оскар Уайльд нам пример из истории. И до 64-го были люди, которые были посажены…Но, вы поймите… Вот я слышал, например, недавно передачу про знаменитого судью в регби. Регби – это самая мужская игра.
А.Осин
―
Ну, мы догадываемся. Тут два спортивных обозревателя сидят.
С.Новгородцев
―
Во-во. Так вот, этот выдающийся их судья открыто заявил, что он голубой. И он рассказывал эту историю. Он говорит: «У меня была даже девушка. Но потом я понял, что есть какая-то сила, которая сильнее меня, и что мне нравятся мужчины». И он говорит: «Я был в полном отчаянии». И он решил покончить жизнь самоубийством. Он взял ружье, таблеток, бутылку виски. Наелся таблеток, напился виски, но впал в кому, поэтому не смог застрелиться. И, таким образом, он остался жив. У него было жуткое потрясение. Он признался родителям потом, что голубой. Но все его простили и приняли.
С. Новгородцев: Я застал Сталина. Это было время, тяжесть которого вам просто не передать никакими силами
Ну, вот такие есть варианты с голубыми. Это не просто от того, что, по мнению некоторых депутатов, есть некоторая распущенность… Но и распущенность, конечно, есть, потому что голубые освободившись и получив право на эти гей-парады, которые я не поддерживаю – у меня такое мнение, что какой-то бы ты не был ориентации, живи спокойно: никто тебя не трогает..
А.Осин
―
Даже поспорить не с чем. Хотел вгрызться, но…
С.Новгородцев
―
А выходить, вертеть филейными частями - это совершенно не нужно.
А.Дурново
―
Но это ответ на притеснения, это ответ на то, что много где они подвергаются дискриминации. Как бы гей-парад – это демонстрация того, что «ребята, мы не боимся».
С.Новгородцев
―
Это было 50 лет назад, когда вас уже перестали преследовать.
А.Дурново
―
50 лет назад – в Европе. А есть еще довольно большие страны, где их продолжают преследовать…
А.Осин
―
И поэтому надо в Лондоне гей-парад устроить.
А.Дурново
―
И Россия – это совсем не самый жесткий вариант. Есть страны, где за это убивают очень жестоко.
А.Гусаров
―
А вы, кстати, следите за новостями из России?
С.Новгородцев
―
Слежу, да.
А.Гусаров
―
Есть то, что вас тревожит?
С.Новгородцев
―
Последних запретов многовато, с моей точки зрения.
А.Гусаров
―
Какой вас затронул?
С.Новгородцев
―
Вот этот против анонимизаторов. Мне кажется, это тревожный сигнал. Конечно, его обойдут, потому что соревнование запрета и возможности интернета – это как ключ и замок, это как хулиган и милиционер. Хулиган всегда победит, и отмычку всегда найдут против любого замка. Поэтому и это тоже обойдут. Но зачем это делать, я не знаю.
А.Гусаров
―
А анонимайзер – это средство хулиганства? Почему вы их сразу…
С.Новгородцев
―
Ну, потому что за всеми будут следить, выяснять, потом будет приходить, давить и прочее.
А.Соломин
―
У многих здесь, в России есть ощущение, что последний год нынешняя российская власти, которая вроде бы не отождествляла себя с советской, а была последовательной постельцинской властью, возвращает нас в Советский Союз периода 70-х. Это и застой, это и контроль, это и вмешательство в личные дела граждан на уровне спецслужб.У вас, насколько я понял, достаточно позитивные впечатления от России сегодняшней, в бытовом…
С.Новгородцев
―
Нет, ну сравнивать с 70-ми годами некорректно. И перед тем, как я уезжал – вот из-за чего мы уехали, основная причина – я был культурный патриот, и вообще, ехать не хотел. У меня жена, татарская красавица, работала в Ленинграде в аэропорту с французским языком в иностранном отделе. Она любила одеваться элегантно. У нее какие-то были студенты, друзья из развивающихся стран, которые шмотки возили чемоданами. Конечно, на работе об этом кагэбэшник знал, прознал.А тогда везде были первые отделы и везде были резиденты офицеры, в том числе, и в аэропорту у них, в иностранном отделе сидел мужик, которому нечего было делать, и он там с утра до вечера козни строил, воспитывал всех. Короче, приходит супруга моя на работу – Галочка – открывает… А пропала целая чековая книжка билетов примерно на 10 тысяч долларов. Против нее заводят уголовное дело. И этот кагэбэшник, играя ключиком, говорит: «Ну, что же, будем сажать».
А она женщина гордая: наверняка бы руки на себя наложила, но в тюрьму бы не пошла. Он ее так мучил неделю, потом вызывал и говорит: «Ну, ладно, я тебя знаю. Ты человек хороший. Подавай заявление по собственному желанию – я тебя отпущу». Но еще через неделю выяснилось, что по его же заданию другая коллега эти билеты выкрала с тем, чтобы он мог ее уволить по собственному желанию. Понимаете, там такие схемы?
И мне тогда Галочка сказала: «В этой стране жить нельзя». А поскольку я был еще полон нежный чувств к ней. Мы были в разводе, и я пытался склеить семью, то она меня так и уговорила уехать с тем, чтобы сын там вырос в другом месте…
А.Дурново
―
Вы не жалеете?
С.Новгородцев
―
Мне повезло. Я вместо второразрядного англичанина стал перворазрядным русским. То есть всю жизнь я работал на работе, где я стоял выше своих английских коллег, потому что они в лучшем случае могли нам помогать руководить, административно и прочее, но непосредственно по работе они нам ничего предложить не могли, потому что мы язык и культуру знаем лучше.
А.Дурново
―
Скажите, пожалуйста, мне уже не первый год не дает покоя вопрос. Вы были членом жюри программы «Стань звездой» на канале «Россия». Я не буду спрашивать, как вас туда пригласили, но мне интересно, почему согласились?
С.Новгородцев
―
Ничего необычного нет. Продюсер Сергей Кордо был в Лондоне. Он, вообще, занимался покупкой контентов, всяких игр вроде «Стань звездой». Это называлось «Библия» такая телевизионная. Ты покупаешь проект с прописанными всеми мельчайшими подробностями до того, как свет ставить, как людей ставить. И он этот проект покупал.И у меня тогда было русское радио в Лондоне. Вот вроде как у вас, но только у меня там час в день. И я приглашал всех, кто попадался в сети. И он пришел ко мне, и он мне в эфире сделал предложение. Я в эфире же и согласился. Во-первых, я человек авантюрный, и считаю, что жизнь все время нам какую-то страницу открывает. И если тебе судьба чего-то предлагает, отказываться нельзя.
И я поехал. Мне было интересно посмотреть, что там происходит. И проехал по городам и весям всю страну. Главное впечатление от этого проекта, знаете, какое? Все девушки пели : Уитни Хьюстон песню
А.Осин
―
We love is love you... Да.
С.Новгородцев
―
Но, поскольку они ее учили в наушниках и подпевая Уитни Хьюстон, думали, что это их голос звучит в наушниках, поэтому они выходили и мышиными голосами пели: I will always love you…
А.Дурново
―
А скажите, пожалуйста, как вы считаете, почему, когда этот вариант шел, одновременно почти шла «Фабрика звезд»…
С.Новгородцев
―
Она чуть позже была.
А.Дурново
―
На пять недель, да. Но она прожила существенно дольше. У нее последний сезон вышел лет пять назад. Чем она забила?
С.Новгородцев
―
Может быть, форма была лучше. У нас там, честно говоря – уже дело старое - я могу вам рассказать, что влиятельная очень была режиссер у нас, такой диктатор, о которой никто не знает, о которой вы можете догадаться только по поведению Феклы Толстой, потому что у нее была в ухе «пчелка» - наушник, - куда беспрестанно шли инструкции режиссера. И поначалу там был, в общем, честный выбор, жюри имело какую-то роль. Но чем дальше к финалу, тем становилось ясней, что никто не даст выбрать.
С. Новгородцев: Мне повезло. Я вместо второразрядного англичанина стал перворазрядным русским
А.Осин
―
А принцип какой был, то есть подбор не ваш, а какой?
С.Новгородцев
―
Когда мы дошли уже до полуфинала, то формировала финальную эту группу – там другие правила – уже фактически режиссер. И я там просто рукой махнул, перестал с ними спорить, потому что плетью обуха не перешибешь. И в том смысле я был разочарован.
А.Осин
―
То есть она подменила вас собой.
С.Новгородцев
―
Ну, не совсем. Мы за одних агитируем, а она говорит: «Нет, пойдут вот эти».
А.Соломин
―
А как это, в ультимативной форме: эти не пойдут – пойдут эти?
С.Новгородцев
―
Конечно. На ней проект висел.
А.Соломин
―
Или она пыталась как-то аргументированно: «Ну, посмотрите еще раз…»?
С.Новгородцев
―
Нет, зачем с нами спорить? Это был российский канал, ей было дано задание.
А.Дурново
―
Но многие, простите, в такой ситуации говорят: Идите к черту! – встают и уходят. У вас были такие мысли?
С.Новгородцев
―
Я просто перестал в этом деле участвовать в самом конце, но это, скажем, одна десятая или 10% совсем уже в конце.
А.Дурново
―
Вы следите за группой «Другие правила», которая образовалась по итогам?
С.Новгородцев
―
Нет. Один раз они позвали меня в клипе сняться. Я у них снялся в этом клипе, и больше я ничего не слышал.
А.Соломин
―
А вы следите за тем, что происходит сейчас, в принципе, в мире музыки, в мире мировой музыки? Какие тренды? Популярными становятся новые жанры. Вы примерно в них плаваете, разбираетесь?
С.Новгородцев
―
Вы знаете, какой самый тяжкий труд на белом свете для музыканта? Это слушать незнакомую музыку, да еще к тому же плохую. Вот главный герой мой жизни – это такой ди-джей был Джон Пил, легендарный английский человек. У него каждый раз был трехчасовое или четырехчасовое шоу, для которого он прослушивал 16 часов присланной ему музыки. Я знаю, потому что я сам как продюсер негритянской группы «Икарус» – я там тоже с ними играл, но я был как бы рекорд-продюсер, – и я сам пластиночки свои Джон Пилу засылал, и он играл в эфире раза два или три.Потом я при встрече в Питере был с ним вместе, говорю: «Помните?» Он говорит: «Да, конечно, помню». Так вот Джон Пил – мученик, святой! Каждый день по 16 часов всю эту чуму должен был слушать и из нее выбирать то, что могло пройти в эфир. Но это надо либо сильно музыку любить, либо иметь крепкие нервы, потому что расшатывает это всё нервную систему невероятно.
А.Соломин
―
Просто сейчас эти же направления безумно популярны – от хип-хопа до дабстепа… я не знаю, рэп..
А.Дурново
―
НРЗБ.
А.Соломин
―
Это то, что сейчас в топе. Рок-музыка – это уже…
С.Новгородцев
―
Нет, я рэп приветствую. Я вам скажу, почему. Потому что кривая как бы интеллигентности и мышления в музыке шла все время вниз, начиная от Элвиса Пресли – там уже какой-то детский лепет на лужайке: «Baby i love you. …», там уже вообще ничего не осталось. И вдруг появились рэперы.
А.Соломин
―
С очень сильными текстами, кстати.
С.Новгородцев
―
Они внесли язык в ритмическом, конечно, его африканском варианте как основной элемент, до кого они хотят достучаться. Эминем – вообще гениальный поэт. И я это приветствую, потому что они опять вернули язык его функцию.
А.Дурново
―
А приветствуете ли вы Нобелевскую премию Бобу Дилану?
С.Новгородцев
―
Ну да. Раз дали – значит, заслуживает.
А.Дурново
―
Но можете объяснить литературно, чем крут был Боб Дилан?
С.Новгородцев
―
Ну, Боб Дилан… Есть такое понятие, как стилеобразующие артисты. Скажем, до «Битлз» жили та, а после них - иначе. Они стиль поменяли жизнь. И Боб Дилан из этой же публики. До Боба Дилана Америка была одной, а после Боба Дилана – другая. Он достойный очень человек, потому что ему удалось сохранить правдивую интонацию на протяжении всей жизни. Он не повелся, не продался. И в общем, он человек в общении очень трудный, потому что он себя защищает.Вот я, например, восхищаюсь Гребенщиковым – как он плавая в дерьме всю жизнь, не испачкался. То есть он остался тонким поэтом, хотя вокруг голубятина, хамство и черти что.
А.Соломин
―
Как вы относитесь к Сергею Шнурову, который сейчас очень популярен в России?
С.Новгородцев
―
Ну пусть будет популярен ради бога! Это не моя музыка. Это такой тип расхристанного мужика, который может по пьянке и топором ударить…
А.Осин
―
А может на гитарке сыграть.
А.Дурново
―
А может, он прикидывается?
А.Соломин
―
Он не прикидывается. Он именно как художник, который выбрал себе…
С.Новгородцев
―
Он выбрал такой тип. Ведь, скажем, «Бригада С», Гарик Сукачев, он интеллигентнейший человек в жизни, режиссер, вдумчивый актер. Но если вы посмотрите его на концерте, что я видел не один раз, то это какой-то Шариков полупьяный, который брызжет слюной, который себя вводит в истерику и заводит этим аудиторию. Просто он выбрал себе такой сценический образ.
А.Осин
―
Мамонов такой же примерно.
С.Новгородцев
―
Мамонов был пьяница-спастик. У него другое: он допился уже до того, что у него жесты некоординированные были. А этот выбрал такой.. Стенька Разин, я не знаю… У меня была такая шутка, что песню «Из-за острова на стрежень» надо немедленно запретить на молодежных дискотеках, потому что она нарушает статьи 252, 268, 275 и другие статьи Уголовного кодекса.Последнее скажу про Стеньку Разина. Тогда всех заставляли петь эту песню, все республики. И вот Эстония. Благополучные и вежливые эстонцы, которые всегда при встрече с дамой кепочку поднимали, всегда ходили с портфелями и так далее. Можно было в кафе в те дальние советские годы сидеть и маленький кофе пить 4 часа – никто тебя не выгонит. И вот эти эстонцы вынуждены были петь песню про Стеньку Разина в эстонском переводе. И вот там страшный самый куплет, где «Волга-Волга, мать родная…», они пели: «Volga Volga, Ema Jôgi…». Так мне было жалко бедных эстонцев…
А.Соломин
―
Спасибо большое! Сева Новгородцев в эфире радиостанции «Эхо Москвы». Эфир провели четыре Алексея: Дурово, Осин, Соломин и Гусаров. Спасибо, что слушали нас - и счастливо!