Купить мерч «Эха»:

«Текущий момент»: Хамство чиновника. Кома Кеосаяна: как не превратиться в Симоньян. Трамп. Путин. Соловьев

Молодежь — самая активная часть населения, разумеется. Ее надо запугать и купить. И молодежь запугали и купили. И растлили параллельно. Они выполняли политические задачи. Это и был Путин нулевых годов. Вот движение «Наши», которые сжигали книги там, травили Сорокина, вот это все в этом диапазоне — это и была путинская политика. Якеменко осуществлял путинскую политику. Так что пускай дурачка-то из себя не строит большего, чем он есть на самом деле…

Текущий момент15 января 2025, 06:10
ШЕНДЕРОВИЧ Хамство чиновника. Кома Кеосаяна как не превратиться в Симоньян. Трамп. Путин. Соловьев Скачать

Подписаться на «Ходорковский live»

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Здравствуйте! Вы смотрите «Текущий момент». Меня зовут Елена Малаховская, на связи со мной писатель и публицист Виктор Шендерович. Виктор Анатольевич, здравствуйте!

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Добрый день, Лена!

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Начнем мы с Дональда Трампа, потому что, наверное, это человек, который нас все еще удивляет. Как бы все от него ждут неожиданностей, но не настолько же, наверное. Он заявил, что ему нужны новые территории — в частности Гренландия, которая сейчас входит в состав Дании на правах автономии, а Канаду он хотел бы сделать 51-м штатом. Правда, экономическими мерами этого добиться хочет. Это что за игры в Путина такие? Это вообще серьезно или просто, я не знаю, информационный маневр, чтобы мы все забыли об обещании закончить войну в Украине в 24 часа? Ведь это, кажется, уже точно не случится.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Ну, это конечно. Он популист. Он умелый и опытный популист, он хочет находиться в центре внимания. Он делает заявление, на которое невозможно не обратить внимание. Он в этом смысле абсолютно как популист добивается своих целей: он в фокусе внимания. Все комментируют то, что он сказал, и ждут, что он скажет еще. Это прямая такая популистская политическая задача.

Дальше, конечно, заявить о желании взять под себя, подвести под себя Гренландию — само по себе это заявление… Последствий никаких, так сказать, вблизи не ожидается. Легче сделать это заявление, чем таки прекратить войну в Украине: другое сопротивление материала и, так сказать, другая острота проблем. Конечно, после заявления о Гренландии и Канаде немножко уходит в тень, собственно, главная повестка — для нас, как минимум, главная повестка. 

Но должен сказать, что демагогия демагогией, популизм популизмом, но совершенно очевидно, что Трамп, как и в первый свой приход в Белый дом, намерен не ограничиваться разговорами. Многое будет меняться, и многое уже меняется. И гораздо более важные вещи, чем заявление по Гренландии – это прекращение работы вот этих инклюзивных отделов в больших американских корпорациях. Этот маятник закавыченной политкорректности улетел слишком далеко налево, он возвращается. Видимо, он пролетит направо. Мы говорили об этом эффекте раскачанного маятника. Это, мне кажется, гораздо более важное событие, которое уже происходят в Америке, чем заявление о Гренландии.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Ну а вам не кажется, Виктор Анатольевич… Прошу прощения за резкость своего суждения и заранее извиняюсь, памятуя о том, сколько Трамп раз подавал на разных журналистов в суд. Я как бы сразу оговорюсь, что это мое личное мнение. Но не кажется ли вам, Виктор Анатольевич, что он просто брехло патологическое?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Понимаете, обсуждение личных качеств Дональда Трампа, так сказать… Не самый симпатичный человек, судя по всему. Как это в «Короле Лире» было сказано: «Мне попадались лица лучше тех, которые я вижу пред собою», говорит Кент в «Короле Лире». Мне попадались лица лучше тех, которые вижу пред собою. Но это, собственно, мое личное дело. Гораздо важнее то, что за Трампа проголосовала Америка. И проголосовала не столько за Трампа, сколько против тех политических сил, которые рулили Америкой перед этим. Это было голосование протестное, и в противоположном случае оно было бы протестным.

И очевидно, что серьезная, очевидная победа Трампа — это не победа просто большого рыжего человека, который говорит какие-то популистские вещи. Это изменение, это реакция общества на дикое раздражение от того, что происходило под маркой вот этой инклюзивности, политкорректности. Раздражение от демагогии, раздражение от несуразности, раздражение от пошлости. Это прилетает маятник. Тут Трамп символизирует это, но он — это не суть дела. Это реакция на суть дела. И мы об этом говорили, кстати говоря, 8 лет назад, в 2016 году — что это реакция, что он реагент. Очень ясный, сильный и в этом смысле очень положительную роль играющий реагент. Тут нет никаких сомнений в качестве этих реакций. Мне кажется это гораздо более важным, чем обсуждение его каких-то человеческих качеств.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Ну а в России продолжается экологическая катастрофа у берегов Краснодарского края и оккупированного Крыма. И по последним данным, мазут оказался даже каким-то образом у берегов Бердянска, оккупированного тоже. Из-за погодных условий, из-за того, что не смогли вовремя, например, ликвидировать течь в третьем танкере, который сидит на мели — течь мазута, я имею в виду, — обстановка становится со временем не лучше, а даже хуже. Волонтеры пытаются сделать что могут.

Ну а мы послушаем сейчас пленочку одну, которая прямо молниеносно разошлась во всех telegram-каналах, средствах массовой информации и соцсетях. Ну а потом я уже расскажу, собственно, что на ней происходит.

*** 

ЧИНОВНИК: Если я хоть один телефон увижу возле себя, я вам слово даю: я просто попринимаю. Хватит уже издеваться. Вы зачем, люди, издеваетесь? Вы взрослые здесь люди. Вы вообще хоть понимаете, чем вы занимаетесь? Спекуляцией. У людей паника на всю страну — «выгнали». Вы же пишите, что вы птицу перевезли, вы же пишите, что вы переходите куда-то, а не издевайтесь. До инфаркта довести… Я летел сюда 180, чтобы приехать, что вы переезжаете отсюда? У вас у всех в порядке с головой?

*** 

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Ну вот орущий мужчина на видео. Мне особенно нравится то, что он не просто чиновник — об этом можно было, наверное, догадаться, — а еще и заместитель министра образования, науки и, наверно, работы с молодежью Сергей Урайкин. Кричит он на волонтеров, которые были недовольны, что их выгнали из штаба, где они отмывали птиц. Выгнали из-за тупизны местного руководства: выделили штаб в здании, где находится столовая, а потом выяснилось, что по санитарным нормам там просто нельзя отмывать птиц. Ну и вот Урайкин орет, что его довели своими жалобами. Я его показываю просто, мне кажется, как крайний случай хамства и одурения среди чиновников. Даже интересно вот, уволят его или нет, будут вообще какие-то последствия у этого или нет.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Ой, Лена, во-первых, ни разу не крайний. Уж такое мы слыхали от чиновников — господи боже мой! «Ты недавно, я давно», как говорил еще Евтушенко. Как пришел Путин, началось. Копылов, мэр Владивостока — там мат-перемат. «Уйди его», говорил он, «дай ему в торец», говорил он, обращаясь к охране, про журналиста. «Дай ему в торец, уйди его». Нет, это хамство вполне типовое, он мог сказать еще гораздо грубее.

Уволят его или нет? Нет, не уволят. И не уволят главным образом потому, что это ведь педагогика. Путин занимается педагогикой. Ведь увольнение чиновника, который вошел в клинч, в противоречие с некоторым общественным движением, с людьми, с обществом; увольнение чиновника — это сигнал обществу, что общество сильнее, что волонтеры могут уволить, что усилиями волонтеров может поменяться власть, что можно снять чиновника общественными усилиями. Это ясный сигнал, которого власть никогда не подаст. Потому что путинский чиновник, если он за Путина, то он, так сказать, априори сильнее любого общественного движения. Никто не позволит обществу даже на секундочку предположить, что можно своими общественными силами поменять номенклатурный пейзаж. Вообще-то для этого выборы. Для этого выборы и закатали под асфальт — чтобы не было никаких даже поползновений.

Поэтому никто не будет его увольнять, что бы он ни сказал. Вот если предположить — и такое бывало, — если предположить, что волнения социальные возникают в связи с каким-то хамством, с какой-то проблемой, вот если размер этих волнений становится опасным для Путина, для власти, вот тогда целесообразным будет, было бы — в прежние годы это все делалось, — что Путин в какой-то момент появляется как бог из машины, весь в белом, делает «ай-ай-ай» чиновнику — вы помните с Дерипаской: «И ручку верните», — и набирает очки на том, что пришел хороший царь и наказал плохих бояр. Но это будет, это может случиться только в том случае, когда действительно общественный протест начинает угрожать большой власти. До сих пор, пока вот так, нет, никто не уволит этого орущего чиновника.

Тем более, что, повторяю, он близко не подошел к критическим нормам, которые уже приняты при Путине, чего только не делать. А то, что он говорит, что я вас всех «приму» — да, прямая угроза. «Я вас посажу», говорит он. В переводе на русский — ну, с русского на русский, — «Я вас посажу», говорит он общественникам, волонтерам. «Я вас посажу». Ну так чего нового? Путин, собственно говоря, «двушечку» комментировал — это все было в прошлые еще времена. Сейчас-то все понимают, что это просто текущая реальность, ничего особенного не будет. Ну да, они могут посадить любого. Если решат, то посадят. И они, ну, честные люди, они об этом прямо говорят.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Но интересно, что, несмотря на угрозы прямые, кто-то снял это видео и выложил его в сеть или передал каким-то журналистам. Интересно, что наверняка человек понимает, что его можно идентифицировать. Там понятно место, где он стоит в этот момент, и так далее. Наверняка есть списки всех этих волонтеров. Человек не побоялся это сделать, тем не менее. На что же он надеется тогда?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Нет-нет, человек — дай ему бог здоровья. Но не сомневаюсь, что в окружении этого — я не знаю, на каком уровне, — занимаются идентификацией. Нет, они к таким вещам… Это бунт. По нашим нынешним меркам это бунт. Вот где-нибудь в Европе уже давно бы чиновник прятался под столы, чтобы его не сняли, чтобы его не наказали. И человек, который это снял, давал бы со своим лицом комментарий на какой-нибудь телекомпании общественной. Разумеется. В нашем случае прятаться должен человек, который снял это видео, а его будут искать, чтобы наказать. Это вполне вероятный, к сожалению, вариант.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Вот говоря про Трампа, вы настаиваете, что важнее социальное явление — а это же политическое, социальное явление, — в маятнике. Но так случилось, что сегодня в программе я буду несколько раз пытаться, по крайней мере, настаивать на том, что психиатры должны занять какую-то более важную позицию, не знаю, в политике буквально, в обследовании и будущих политиков, и современных, существующих политиков, ну и вообще. Ну, конечно, в идеальном каком-то мире. Потому что вот следующая новость — она, например, не имеет названия, а явление, которое сейчас я покажу, мне кажется, должно получить какое-то название. У меня фантазии, конечно, на нейминг не хватит.

Олигархи Ротенберги и замглавы администрации Путина Сергей Кириенко изобрели новый жанр, сказали новое слово в истории кинематографа. Они переснимают популярные советские фильмы с собой в главной роли. Сейчас я вам покажу свой любимый эпизод, например, со звуком.

***  

ФРАГМЕНТ ФИЛЬМА:

Все, слушай мою команду! Руками ничего не трогать, огонь не разводить. Тебе — выстирать все белье, вам — выучить английский язык вот от сих и до сих. Приеду и проверю. Если не выучите, моргалы выколю, пасти порву и, как его, носы пооткусываю. 

А зачем нам английский? 

Мост на Аляску строить будем. 

***  

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Ну, этот эпизод, видимо, ради этой шутки затеивался, но суть в том, что видно, что там целая индустрия работает. Кто-то им эти шутки пишет, сценарии, операторы снимают, в кадре знаменитый актер Павел Деревянко присутствует. Это прямо индустрия какая-то. Как вам, Виктор Анатольевич? Можно выставить оценки, знаете, как в фигурном катании: за технику и за артистизм отдельно.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Ой, опять вы меня тянете к переходу на личности. Пропади они пропадом! Вот тут симптоматика-то общественная. Какая разница, кто это? Тут важнее сметы. Тут важнее сметы и сама возможность этого. Посреди всего того, что происходит, посреди войны сама возможность вот этих капустничков, сама возможность вот этого «гы-гы». Сама возможность. Это тяжелый диагноз.

Качество шутки актерской — это вообще за пределами обсуждения, это все совсем неинтересно. Несколько, по-моему, месяцев назад мы говорили применительно к какому-то другому случаю и цитировали что-то из русской классики времен Александра III, из таких вот записок. И Шульман об этом говорила. Это очень точно сказано, что в такие времена вот эта интонация разгульного цинизма, вот это вот «гы-гы», вот это вот презрение к нормам, которое становится демонстративным — это как бы дополнительная демонстрация силы своего рода: «Мы не будем прятаться, мы не будем прятать наши физиономии, мы будем сами сниматься в кино, мы будем гыкать громко, а вы будете это хавать и ничего не сделаете. Это забавно, это по приколу».

Вот это «по приколу», вот это «гы-гы», вот это — как это называется? — этот стеб, «гы-гы», прикол — это, может быть, самое ненавистное, что есть для меня в интонации. Это, с позволения сказать, юмор без этических координат. Это когда вот так можно просто «гы-гы», просто по приколу.

Самое смешное здесь, конечно — это смех. Самое смешное. Посреди вот всей этой экономики, которая чудом каким-то набиуллинским держится на плаву, посреди этих талонов уже на продукты, посреди обрушающегося рубля — посреди всего этого находятся вот эти вот все сметы снимать этих упырей, дискредитируя… Потому что вы же понимаете, какие образцы. Человек, который решил занять эти места Крамарова, Леонова — и ничего не шевельнулось внутри, что тебя будут сравнивать с ними. Но это отдельно.

Вот эта вот психологическая разнузданность, которую мы видим — это социальное явление, разумеется. Социальное явление. И вот, повторяю, сама возможность такого «гы-гы» по поводу моста на Аляску, «гы-гы» посреди войны, посреди сотен тысяч погибающих, посреди нищеты — вот это симптоматика. Повторяю, как и в случае с Трампом: давайте смотреть симптоматику, а не показывать пальцем на отдельные психические искривления.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: А давайте смотреть симптоматику, продолжим. Ну что делать? Придется все-таки на конкретных примерах. То есть проявляются-то они в конкретных эпизодах. И вот тут случилось следующее. Значит, вышло интервью — ну там, малоизвестному блогеру, — интервью Василия Якеменко. Некоторые уж и забыли, кто это. А это такой был глава движения «Идущие вместе» и «Наши». Прокремлевское движение, значит, самое большое, государственно сформированное.

Все, конечно же, растащили его на цитаты. В частности, чаще всего цитируют его ответы на вопросы про то, что движение «Наши» было создано для того, чтобы буквально унять, в том числе физическими методами, всех несогласных, выходящих на площади. А поскольку это не получилось сделать у Якеменко, то его и уволили. Такая вот ситуация. Ну и еще цитируют, конечно, о том, что «Ну что же, получается, «Наши» бесполезное было движение?», а он отвечает: «Ну как бесполезное? Я заработал адские деньги. Я построил себе дом и не один». Вот как бы психологическая разнузданность из прошлого. Но, правда, Якименко, говорят, живет в Германии. Я подтверждения не искала, вот просто что прочла, то и продаю.

И, значит, мне понравился другой эпизод из этого интервью, где он говорит, что это не Путин сделал всех их такими, это они сами такие, и все, что они построили там, всю эту систему, они построили своими руками. Разговор этот начался с Суркова. 

*** 

В. ЯКЕМЕНКО: Я когда его спросил: «Слушай, а тебе Путин что поручил вообще? Вот у тебя какие конкретные задачи?», он мне в шутку, но и не в шутку сказал так. Говорит: «Ты знаешь, я с ним встречался один раз, в самом начале, когда меня назначали, в 1999 году. Я его спросил: «Владимир Владимирович, какие будут мои задачи?». И Путин сказал: «Чтобы все было хорошо». Я утверждаю, что на этом уровне власти никто за вами не следит, что вам надо делать, как вам руководить. То, что Путин не входит в вопросы внутренней политики, а Кириенко не входит в вопросы, что там ниже происходит в движениях — это просто 200%. Это не тот уровень.

*** 

Е. МАЛАХОВСКАЯ: И вот интересно, что после этого интервью очень громкий вой стоит на болотах провластных и провоенных разных лидеров общественного мнения. Например, Александр Дугин задается вопросом, как вообще Кремль таких людей подпустил, допустил… И знаете, вопрос у меня тоже похожий: как так случилось, что люди у власти поголовно все оказались бессовестными сволочами, не включая, конечно, Александра Дугина.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Ну слушай, все-таки это разные случаи. Дугин — настоящий буйный, Дугин — городской сумасшедший, только чрезвычайно опасный именно в силу того, что город сошел с ума. Инфицировался и сошел с ума. И сумасшествие Дугина сегодня — это государственное городское сумасшествие, так сказать. Якеменко просто вор, и он много на себя берет, говоря, что они это сделали сами. Как терпели? Потому что когда Путин говорил «чтобы все было хорошо», он имел в виду определенное «хорошо», определенное содержание этого «хорошо». И все поняли, что нужно Путину, и они это делали. Пусть не валяют дурака.

Вы говорите: «Кто-то, может быть, забыл», — я-то не забыл, потому что у меня 40 телефонных адресов было в записной книжке московской: «Селигер-1», «Селигер-2», «Селигер-3». Это они звонили мне — я уже рассказывал об этом: угрозы, мерзости, травля. Все время. И они сами представлялись: «Это мы, ваши селигерские подоночки».

Они выполняли задачи. Им не надо было объяснять эти задачи, они их прекрасно понимали. Они травили оппозиционеров, они морочили головы молодежи, уводя ее сначала за пейджер, а потом за другую оплату, обещая социальные лифты. И эти социальные лифты обеспечивались. И Сурков, и Кириенко прекрасно обеспечивали социальные лифты. Лично товарищ Якеменко работал сутенером, о чем есть вполне предметное расследование, потому что лучших представителей, самых симпатичных представителей этой молодежи они поставляли депутатам и министрам прямиком в отель «Националь». Про это есть прекрасное расследование Сергея Канева, нашего коллеги, с именами и явками.

Значит, они работали на Кремль, обеспечивая… Вот это «чтобы все было хорошо» — это очень точная формулировка. Будет он погружаться в подробности? Конечно, не Путин говорил, кому звонить и что говорить, какие мерзости именно говорить. Он дал направление, и они это направление держали. И они свою задачу выполняли и по дискредитации, и по травле… А есть сведения, что не только травля, а именно и физическое воздействие тоже. Работали, так сказать, по оппозиции, по молодежи, и работал сутенером по совместительству. Они выполняли все задачи: и политические, и бытовые, по обслуживанию власти. Ну пускай не валяют дурака. Им дали эти задания, и они по ним работали.

А потом через какое-то время они просто стали… Пришли другие. Там сметы-то большие, и желающих под эти сметы много. Пришли другие, откусили эту смету у Якеменко. Ну, правда, ему хватило уже на безбедную жизнь по гроб жизни, на эти дома, о чем он с трогательной непосредственностью говорит.

Опять-таки, хрен с ними, с якеменками — их там два брата было. Два брата-акробата, два брата-дегенерата, как сказано у Ильфа и Петрова в записной книжке. Не такие уж дегенераты — трешку в день имеют, как в том анекдоте про обезьян. Но бог с ними, с поименными. Еще раз: симптоматика гораздо важнее. С самого начала строилась воровская система. Для обслуживания этой воровской системы, чтобы закрепиться у власти и от нее не уходить… Молодежь — самая активная часть населения, разумеется. Ее надо запугать и купить. И молодежь запугали и купили. И растлили параллельно. Они выполняли политические задачи. Это и был Путин нулевых годов. Вот движение «Наши», которые сжигали книги там, травили Сорокина, вот это все в этом диапазоне — это и была путинская политика. Он осуществлял путинскую политику. Так что пускай дурачка-то из себя не строит большего, чем он есть на самом деле.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: А вот теперь, пожалуй, я про симптоматику. Причем нашу собственную симптоматику, потому что само по себе событие… Я хочу поговорить про кому Кеосаяна. Тигран Кеосаян лежит в коме, о чем нам рассказала Маргарита Симонян. Как по мне, так это событие из разряда отличной возможности промолчать и собственного мнения по этому поводу не высказывать. Но дело же не в этом. Дело же в том, что немедленно аудитория соцсетей разделилась на даже не два, а, я бы сказала, три лагеря: те, кто высказывают… Ну как, даже сказать, пожелания, не пожелания. Ну, в общем, желают смерти Кеосаяну и пишут, припоминают Симонян все, что она говорила в других разных случаях, когда другим, когда хорошим людям было плохо. Вторая часть людей даже высказывает слова поддержки Симонян публично в том, что… Ну, трагедия, человеческая трагедия, по-человечески пытаются ее понять. А появилась еще третья часть людей, которые говорят: «Смотрите, вот надо не уподобляться ей. Вот держите себя в руках и не уподобляйтесь — это наша задача». Вот, Виктор Анатольевич, я тогда не буду еще сложнее формулировать, а просто спрошу: вы к какому-то лагерю этих мнений относитесь?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Ну к третьему, разумеется. Разумеется, к третьему. Ну послушайте, если исходить из ветхозаветного «око за око, зуб за зуб», то госпожа Симонян, конечно, заслужила той реакции, первой, которую вы описывали. Заслужила первую реакцию. Вот эти вот шутки про «рафаэлку», когда ее босс пытался первый раз убить Навального, шутки про «земля стекловатой», когда удалось убить Навального — да, к ней этот маятник, разумеется, прилетел, и не мог не прилететь. Но понимаете, какая штука? Речь же не про Симонян, и тут не о чем говорить. Но мы-то — вроде бы имелось в виду, что мы другие. Речь же не о ней — речь о нас, о наших нормах, о том, как мы себя ведем. Значит, как говорилось в старину, давайте помнить себя.

Еще раз: никто не может заставить, и я не могу себя заставить сочувствовать очень сильно. Запасы моей эмпатии, запасы моего сочувствия истрачены очень сильно. У меня нет душевных сил сочувствовать Кеосаяну и Симонян. И тут никто не может человека виноватить за это: вот нету этих душевных сил сочувствовать. Но вот промолчать, но вот не уподобляться, но вот не оскотиниваться… Потому что это и есть их главная победа. Если мы такие же скоты, как они, если мы точно так же улюлюкаем и танцуем над человеком в коме и над женой этого человека, если мы прилюдно радуемся, это уже вопрос не моих личных эмоций, которые неконтролируемы, а моего поведения, общественного поведения. Так вот, речь идет о нормах, мы все время говорим о нормах. Значит, давайте пытаться настаивать на том, что наши нормы существуют. А если наши нормы так похожи на их нормы, то будем считать, что они победили. «Если соль потеряет силу, что сделает ее соленой?», сказано у Матфея, любимая цитата. Если потеряют силу наши нормы, если мы сами становимся улюлюкающими бандерлогами в таких случаях и уподобляемся госпоже Симонян, то, значит, они победили, по большому счету.

Это любимая притча времен династии Мин, XIV век, китайской. Я уже многократно ее рассказывал — про людей и обезьян, которые сидят в одной клетке, но человек может обхитрить обезьяну и завладеть ключом. Но в этот момент он превращается в обезьяну, и все сидят в клетке. Так вот, не будем превращаться в обезьян. И мне досадно, когда от моих друзей, от людей близких я вижу, так сказать, приступы яростного злорадства по этому поводу. Мне это досадно, мне это печально.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: А вот давно я вам не показывала Владимира Соловьева, но тут мне понравился… Да, ну не было давно, чего бы не взять?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Как же я жил эти недели!

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Не знаю, но вот вы дождались. Если ждали, то дождались. Мне тут понравился его, знаете, философский вопрос по такому довольно приземленному поводу. Значит, в интернете распространилось видео, как россияне — а если быть точнее, богатые россиянки, — гуляют с песнями и флагами в Куршавеле. Давайте сразу посмотрим на Соловьева и Куршавель, тем более что он сам его показал в своей программе. В общем, все это сразу увидим и потом обсудим.

*** 

В. СОЛОВЬЕВ: В самом начале я говорил о том, что есть две России. Ну, по крайней мере, люди, которые считают себя русскими. Вот эти считают, что они победили в Куршавеле. У них радость такая — французы все-таки сдались. И вот этот мир радостный Нового года в Куршавеле. И они, главное, подонки, нашим флагом размахивают. И мужики возраста, в котором вполне могли бы быть на фронте, дико наслаждаются собой.

А в этот момент все мои друзья пересылают видео этого мальчишки. Вот он сейчас Россия, он. Не эти подонки в Куршавеле, а вот этот мальчик, который добровольцем пошел, который получил ранение и который приехал в те дни, когда лечится, чтобы возложить цветы к «вечному огню».

***  

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Я только оговорюсь, что там мужчины в Куршавеле — это сотрудники французского ресторана. Это девичник на самом деле. Вот кого он отправлял на фронт — не получится их отправить физически. Ну а вопрос-то у меня такой. Соловьев задается вопросом, кто среди них может, имеет право именовать себя Россией и представлять Россию. А у меня вопрос: сколько сейчас вообще, Виктор Анатольевич, разных Россий и должна ли Россия быть какой-то унифицированной субстанцией, которая имеет право на это название?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Да нет никакой единой России, кроме закавыченной этой подонской партии. Нет и не может быть никакой единой России. Есть территория, которую контролирует организованная преступная группировка, которую обслуживает, в частности, Соловьев и вот те вот рыла, которые мы у него видели. Это все одна организованная преступная группировка. Поскольку на знамени этой преступной группировки было отродясь написано, как мы уже об этом говорили, просто воровство — как в случае с Якеменко: просто воровство, — а наворованное, напиленное они вывозили в какие-то благополучные края, где продолжают ходить под триколором, который для них символизирует возможность этого воровства. 

Никакой единой России, разумеется, нет. Есть территория, которая захвачена этой ОПГ, и есть какое-то количество, полторы сотни миллионов людей с российскими паспортами, теперь считая прирезанных крепостных с оккупированных территорий. То есть какое-то количество десятков миллионов людей, самых разных, которых ничего не объединяет, собственно говоря, кроме вот этого паспорта — вот этого мальчишку несчастного и вот этих куршавельцев с Соловьевым. Нас ничего, кроме паспорта, всех не объединяет, потому что страна — это дикое поле, захваченное преступной группировкой. Потому что в других странах можно говорить о принципах, которые объединяют людей, на которых построено государство. Принцип свободы, на котором организованы Соединенные Штаты Америки, принцип разделения властей, контроля за властью. Какие-то принципы есть, идеалы есть. Как этим идеалам соответствуют разные чиновники — другой вопрос, но идеалы-то есть, правила есть. Наше правило наш XХ век сформировал: «Умри ты сегодня, а завтра я». Блатные правила. Кто первый встал, того и тапки. Вот наши скрепы.

Этот мальчик несчастный, покалеченный мальчик — он покалечен на войне, которую развязал Владимир Соловьев и эти рыла, которые рядом с ним. Которую развязали эти люди. А те, которые в Куршавеле — они в одной команде с Соловьевым. Ну, у них Куршавель, а у Соловьева было в Комо. Он просто поумнее, флагом не размахивает, потише себя вел. Вот и все.

Если делить на какие-то две России, хотя, конечно, их не две, но если какую-то перфорацию пытаться проводить, то это все-таки между бенефициарами этого воровства, этого убийства — и туда входят и Соловьев, и рыла рядом с ним, генеральские всякие, депутатские, и эти в Куршавеле; бенефициары всего этого безобразия, воровства и убийства, в том числе убийства украинцев, — и теми, кто платит своей судьбой за неумение предотвратить это безобразие, за свою темноту, за свое невежество, за отсутствие механизмов обратной связи. Вот как этот пацан платит, и как платят тысячи, сотни тысяч, миллионы, наверное, россиян. Кто-то жизнями, здоровьем, кто-то нищетой, деградацией, обрушением, ранними смертями — по-разному платят. Но если проводить перфорацию, если проводить какую-то линию, если искать какие-то две России, то они не между Соловьевым, который пытается присоседиться к этому раненому мальчику… Ну, он по ту сторону этой перфорации. Повторяю, между бенефициарами этого убийства и теми, кто платит своими жизнями и здоровьем за свое собственное невежество — вот остальная Россия. Ее, конечно, больше — всех обреченных на стокгольмский синдром, на немоту до сжатых синих губ, на нищету и вот эти радости: он приехал возложить. Да его привезли под телекамеры. Там же телекамеры. Его же пустили на растопку, этого юного инвалида. Его пустили на растопку патриотизма, чтобы другие пошли снова в эту топку за право Владимира Соловьева говорить эти красивые слова .

Никакой, я думаю… Повторяю, нет никакой одной России, и никто не имеет права. Людей много, они разные. Да, есть Россия, которую символизируют Олег Орлов, Александр Черкасов, Владимир Кара-Мурза, Илья Яшин и многие-многие другие. И есть Россия Путина, Соловьева, Кадырова, Пескова. Вопрос в том, к сожалению, что правила игры определяет элита. В России есть и те, и другие, но правила игры определяла элита. Так и в гитлеровской Германии были разные люди, но правила игры определяла элита, и поэтому Германия погибла. Как сейчас гибнет Россия, потому что правила игры определяет эта воровская, убийственная элита. А так-то, по-человечески, разные люди, разные России. Никто не имеет права нашивать на себя этот лейбл, Это заведомое негодяйство, когда кто-то называет себя Россией. Вот если вы слышите, что кто-то называет себя Россией, знайте: перед вами негодяй.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Давайте уже какой-нибудь совсем нетипичный сюжет для нашей программы. Есть такой, например, могу предложить. Вышел, знаете ли, второй сезон сериала «Игра в кальмара». Не знаю, вряд ли вы смотрели, но из наших зрителей кто не смотрел, я коротко расскажу. Там очень простой сюжет: корейские олигархи платят деньги, чтобы смотреть на игры людей, которые умирают и убивают друг друга — за деньги, разумеется. И вот во втором сезоне находится один герой, который собирается, значит, эту лавочку прикрыть. Суть такая.

А в Брянске в это время находится депутат Михаил Иванов. Он сразу же выступил, что это безобразие нужно, конечно же, не пущать и запрещать. Но мне даже понравилась одна часть его выступления. Я его процитирую. Значит, Иванов сказал: «Мы не можем позволить, чтобы наши дети росли в мире, где убийство становится нормой». Прямо нельзя не согласиться с Ивановым. Только в этой связи хотелось бы, чтобы его мысль чуть-чуть дальше пошла, и также запретили бы нападения на соседние страны, и также бы запретили за деньги нанимать — превращать все государство в страну наемных убийц и за деньги нанимать этих убийц. Но вдруг эта мысль — следующий шаг депутата? Надо же, в конце концов, с чего-нибудь начинать ему.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Лена, да, давайте свяжитесь с этим депутатом и предложите ему это. Узнайте ход его мыслей. 

Е. МАЛАХОВСКАЯ: А вдруг посмотрит? Вот посмотрит и задумается. Посмотрит нас и задумается.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: И разрыдается, да, и прослезится. Может быть. Человеческий фактор существует. Я даже не вполне иронизирую, потому что Господь велик, как говорится, и мало ли что бывает: какой отец Сергий может вдруг случиться, и какие прозрения могут случить даже с депутатом. Всякое может быть. Но типовая логика — поскольку мы ничего не знаем и ничего не слышим о дальнейшем ходе этой мысли, то типовая логика давно описана в анекдоте: «Нас-то за что?». До второго хода вот этой связки — что тебя будут бить, потому что бьешь ты, потому что ты напал, — до этой связки мозг, как правило, не доходит.

Ясно, что бог с ним, с этим депутатом, но вот есть Курская область. И Белгород, и Курская область. И что, и у какого количества людей эта мысль о том, что к тебе прилетел тот маятник, который ты сам раскачал — у какого количества эта мысль дошла до языка? Совсем у немногих, я думаю. И я полагаю, что эти люди уже сидят в тюрьме. К сожалению, второго хода, доразвития мысли мы пока в политическом смысле явно не дожидаемся. А в человеческом всякое, конечно, может быть.

Депутат сказал правду: это катастрофа. Это катастрофа, что вырастает очередное поколение военизированных мальчиков и девочек. Вот как раз к разговору о России: снова подрастает очередное поколение. Я уж думал, что наше было вообще последним. Очередное поколение детей, для которых главная доблесть — собрать автомат Калашникова за 12 секунд, и которых будут учить надеванию противогаза, собиранию автомата Калашникова и тому, что мы в кольце врагов. Я-то думал, что это полвека назад все-таки закончилось — нет, снова и снова. И это действительно катастрофа.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Мы записываем эту программу 13 января. Это старый Новый год. А в старый Новый год как-то можно, не грех, включить и посмотреть советское кино одноименное, «Старый Новый год». Если кто не видел, я очень рекомендую. И он мне сейчас пришел в голову к разговору про две России. Там ведь в этом фильме показаны две России — ну, на тот момент Советский Союз, но неважно. Две России, которые вынуждены уживаться друг с другом: такая интеллигентская семья и такая рабоче-заводская семья. И вот в процессе фильма выясняется, что у них хоть и разнонаправленные, но, по сути, одни и те же проблемы, и таки в конце концов все это заканчивается банными посиделками глав семейств, где все вместе моются и приходят к согласию. Виктор Анатольевич, что это тогда символизировало и если бы сейчас снимали что-то подобное? Ну, сейчас страшные реалии, конечно, вряд ли можно было бы банными посиделками милыми все закончить, но, тем не менее, вот две России — так, как вы их в прошлый раз, в прошлом ответе на вопрос поделили, так бы они и фигурировали?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Нет, конечно. Тогда, в пьесе Рощина, так сказать, очевидная пружина этой пьесы — это вот это вот классовое размежевание. Там очень смешно звали — я забыл фамилии этих семей, они такие были говорящие, по-моему, фамилии. Но все-таки было классовое размежевание внутри какой-то цельной страны. Все-таки был некоторый советский народ. Рощин — шестидесятник. Какая-то все-таки общая основа, некоторая общая основа была. Да, идеология изживала себя, но все-таки шестидесятничество, вот эти 60-е годы — это был, может быть, последний взлет чего-то честного, что было внутри этой идеологии вначале. На уровне моих бабушек и дедушек, на уровне того, что под эти знамена шли для того, чтобы построить светлое будущее. Другое дело, каким способом и куда это все привело, к какой катастрофе. Но шестидесятники, к которым относился и автор этой пьесы, и актеры, которые там блестяще играли — все-таки шестидесятничество, это были годы, когда был последний всплеск какой-то надежды.

Вспомним фильм «Берегись автомобиля», где вот Деточкин и Подберезовиков, подполковник милиции и жулик — они вместе борются за какие-то общие идеалы. И есть ощущение, что мы победим этих всех жуликов общими усилиями. Это вот такое последнее заблуждение шестидесятническое: сейчас Сталина уже нет, а все остальное мы каким-то образом сейчас починим, подлатаем и будем строить… что? Ну, как какой-то социализм с человеческим лицом. Тогда, до Праги, в это еще верилось. После Праги меньше. Я думаю, что уже Рощину верилось значительно меньше.

Но все-таки — вернусь, сделав большой вот это обзор исторический, — все-таки было ощущение одной страны. Все-таки человек, который писал эту пьесу, актеры, которые играли, и зрители, которые заполняли залы или смотрели это по телевизору — все-таки было ощущение принадлежности к какой-то одной цивилизации. Сегодня все это вдрызг размолото. Вдрызг размолото прошедшим полувеком, сменой идеологий, воровством, убийствами. Нет, нас сегодняшних не объединяет. Невозможно представить себе эту баньку с Владимиром Соловьевым и Владимиром Кара-Мурзой. Нет, они не сядут в одну баньку. Нет, не сядут, невозможно — слишком много крови между ними. Тогда была кровь, но она лилась снаружи. Да, было ощущение внутреннего какого-то… Ну, каких-то договоренностей.

И вы знаете, что — смешную вещь скажу: ведь не было узурпации власти. То есть она была, но поскольку мы другого-то не видели и не знали, то не было ощущения, что ты живешь в захваченной стране. По крайней мере, у большинства. Ну, были диссиденты, которые это понимали и об этом пытались говорить, но это были просто единицы. Я жил в ощущении «Да, ну такая вот страна». До 25-26 лет я почти не рефлексировал по этому поводу. Это была моя страна. Да, ну старики только, надо что-то вот с этими старперами сделать, а так, в общем, моя страна, наша страна. Какое-то внутреннее ощущение было.

Сегодня, после четверти века под Путиным, после всего этого Кадырова, после этих убитых, после убийства Немцова, убийства Навального, после той крови, после войны… Что важно, там было миллион афганцев убито, но мы этого не знали. Это, так сказать, было за пределом анализа. Преступное было незнание, но, тем не менее, это было за пределом анализа. А в годы, когда писался «Старый Новый год», еще и Афгана-то не было, по-моему. 

Так что эти иллюзии, что мы можем в одну баньку сесть, за один стол сесть — нет, сегодня это совершенно невозможно. Мы, к сожалению, проскочили гораздо глубже и гораздо драматичнее. Мы проскочили не в застой. Мы проскочили в немецкие 30-е и наши тоже там 20-30-е. Мы проскочили назад гораздо дальше по оси времени, и выход будет гораздо более драматичным.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Ну, такого уж прямо ничего болеутоляющего в ваших словах, получается, нет по поводу этого кино. Но кино-то можно посмотреть, оно просто приятное. Хотя да, в отличие от «Берегись автомобиля»… Я хотела заметить, что в «Берегись автомобиля»-то все герои милые очень. Хотя они и разные, и антагонисты, но они однозначно нравятся зрителю. А тут как-то вот в «Старом Новом годе» все герои — это…

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Уже другие времена. И Рощин очень точно почувствовал уже наступление этих других времен. Но все-таки иллюзия того, что можно как-то договориться и сесть, презрев классовые различия, в одну баньку и за один стол — все-таки это ощущение там есть. По крайней мере, надежда — как тогда говорилось, свет в конце тоннеля. Сегодня никакого света в конце тоннеле у честного человека просто нет и быть не может.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: На этой оптимистической ноте время закончить сегодняшний «Текущий момент». Мы проживем еще неделю и вернемся к вам с чем-нибудь не менее оптимистическим, а может, даже более. Поэтому обязательно лайкните этот выпуск и подпишитесь на «Ходорковский Live», если еще нет — так нам будет удобнее встречаться. И скоро увидимся!



Боитесь пропустить интересное? Подпишитесь на рассылку «Эха»

Это еженедельный дайджест ключевых материалов сайта

Напишите нам
echo@echofm.online
Купить мерч «Эха»:

Боитесь пропустить интересное? Подпишитесь на рассылку «Эха»

Это еженедельный дайджест ключевых материалов сайта

© Radio Echo GmbH, 2025