«Суть событий» с Сергеем Пархоменко
Почему-то Коростелева сравнивают со случаем подонка Красовского. Конечно, ликуют сейчас, ликуют по этому поводу все на свете, вся вот эта пропагандистская сволочь путинская, они в восторге от того, что происходит…
Подписаться на Сергея Пархоменко
Поддержать канал Сергея Пархоменко
СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО: Добрый вечер, дорогие друзья. В Москве 21 час и 4 минуты. Меня зовут Сергей Пархоменко. Это программа «Суть событий». Приступим с вами к обычному, традиционному, любимому пятничному эфиру, поговорим о событиях минувшей недели. Их очень много. Они тяжелые. Говорить о них трудно. Мы переживаем с вами трагическую эпоху. Но вот какие новости у нас есть, такие новости у нас и есть.
Пока вы собираетесь, я вижу, что вас становится больше и больше, я, как обычно, скажу, что у вас есть возможность поддержать этот канал лайками и подписками. И это именно поддержка этого канала, это именно способ его продвижения, способ расширения его аудитории, не выражение какой-то специальной любви ко мне или специального одобрения, а просто ваше участие в информационных событиях.
Я сразу скажу, что я сижу в довольно непривычной для меня географической обстановке. Вы видите такой не совсем тот интерьер, как обычно. Я опять в поездке, в путешествии. Вокруг меня звуки большого города, кричат муэдзины, лают собаки, ходят прохожие, ездят трамваи и так далее. Может быть, все это будет вам слышно. Ничего, больше жизни в эфире, на самом деле, не помешает. Да и вообще, у нас тут разговор между своими, так что мы можем так уж особенно не переживать по поводу каких-то там помех.
Так вот, да, отметки «нравится», они же лайки, подписки – все это чрезвычайно важно, все это исключительно полезно. И я буду вам чрезвычайно за это благодарен. Так же, как буду благодарен за донаты, за финансовую поддержку этого канала. Все это, конечно, тоже пригодится, пойдет в дело.
Вы видите надо мной ссылку для тех, кто находится за пределами России. Пожалуйста, воспользуйтесь ей. Вы увидите там внизу в описании этого канала целый ряд разных ссылок и таких довольно длинных кодов для поддержки криптовалютами. Пожалуйста, воспользуйтесь этим, если вы находитесь внутри России. Но, в общем, я думаю, что кто захочет поддержать этот канал, всегда найдет такую возможность. А я буду вам за это чрезвычайно благодарен. Ну вот, собственно, и все.
«Привет из Киева», – пишет мне Andrew WTK. Тула приветствует, Санкт-Петербург. Омск. Тут болеют за Бразилию и смотрят Пархоменко. Привет из Женевы, из Йошкар-Олы. Сочи. Дублин. Петербург. Пятигорск. Что еще? Сан-Франциско. Бобруйск. Челябинск. Пуна. Что такое Пуна? Не знаю. Новомосковск. Орел. Беэр-Шева. Это относительно неподалеку от того места, где я сейчас нахожусь. Кашкайш. Это Португалия, если я правильно понимаю. Привет из Кисловодска, из Мурманска. И так далее, и так далее, и так далее. А вот и Москва. Нас немало здесь. И аудитория довольно широкая, география довольно просторная. Так что можно начинать.
Я, конечно, должен начать с событий сегодняшнего дня, потому что я, как обычно, подчиняюсь – завел такое правило, значит, буду его придерживаться – подчиняюсь вашим поручениям, которые получаю в Telegram-канале «Пархомбюро». И настоятельно вам рекомендую пользоваться этим каналом для связи со мной. Это удобно и эффективно. В Facebook тоже. У меня есть аккаунт в Facebook. Вы знаете его. Так что заходите и комментируйте там. Я всегда выкладываю анонсы.
И, конечно, сегодня я получил огромное количество просьб остановиться на инциденте, который произошел в эфире телеканала «Дождь», и вообще на большой репутационной истории, большом репутационном ударе, который понес телеканал «Дождь» после того, как его ведущий Алексей Коростелев высказался очень неудачно по поводу специального почтового адреса, который телеканал «Дождь» завел для того, чтобы собирать сведения о разных событиях и обстоятельствах в российской армии.
Вот что я хочу сказать по этому поводу. Вы не удивляйтесь, это будет немножко вообще. Но уверяю вас, что это вообще прямо соотносится с этим конкретным случаем.
Телеканал «Дождь» стали обвинять в том, что он поддерживает российских военнослужащих, а следовательно, российскую армию, а следовательно, российскую агрессию в Украине, помогает им, улучшает их, сочувствует им, как-то способствует их снабжению и всякое такое. Это звучит совершенно нелепо, это звучит совершенно дико постольку, поскольку мы знаем историю этого канала, этих журналистов, этих усилий, этих многолетних гонений, этих попыток устоять, остаться информационным ресурсом, который нужен тем, кому нужна честная и полная информация в России.
Мы много чего помним про телеканал «Дождь», про то, как он жил сначала внутри России, потом вынужден был фактически в полном составе Россию покинуть и восстанавливаться, отстраиваться заново за границей. Ситуация у них очень тяжелая. Ну, как у всякой структуры, работающей в эмиграции.
Я этот канал очень ценю. Я людей, которые работают на нем, считаю высококлассными журналистами. Я понимаю, что конкретно произошло с Алексеем Коростелевым, потому что я хорошо представляю себе, что такое работа ведущего в условиях постоянного психологического давления, нескончаемого стресса и такой гонки в прямом эфире. Никто не застрахован от оговорок, никто не застрахован от таких зажимов психологических. Это и со мной время от времени бывает. К счастью, не имеет каких-то там трагических последствий и не приводит к каким-то уж совсем ужасным ошибкам.
Но я хорошо представляю себе, как это бывает, когда вдруг ты теряешь нить того, о чем ты говоришь. Это случается в прямом эфире. И как-то с ужасом слышишь самого себя и понимаешь, что твой язык выговаривает совсем не то, что ты хотел бы услышать от самого себя, и получается фраза, смысл которой совершенно не соответствует тому, что ты думаешь по этому поводу.
А теперь, собственно, те общие вещи, которые я хочу по этому поводу сказать. Я хочу сказать, что преступления российского режима в отношении российской же армии, российских военнослужащих и, в частности, в отношении мобилизованных, которые оказываются в этой армии во все больших и больших количествах, сотнями тысяч, и мы еще увидим другие сотни тысяч и, может быть, миллионы этих людей, насильно загоняемых на фронт в качестве мяса, потому что их нужно гнать впереди наемников, впереди профессиональных бандитов и грабителей, впереди профессиональных террористов (они трусливые и боятся, им нужно человеческое мясо, для того чтоб прикрыться ими), так вот преступления российского режима в отношении всех этих людей и в том числе этих самых российских же мобилизованных – это важная часть преступлений российского режима вообще.
И российский режим преступен не только потому, что он нападает на Украину, а в ее лице, собственно, на Европу, а в их лице на весь цивилизованный мир тем, что он стремится разрушить эту современную цивилизацию, вернуть ее в варварство, а преступен этот режим еще и потому, что он разрушает в том числе и Россию и убивает в том числе граждан России и калечит жизни миллионов людей, живущих в России. Вот преступление – это вот это все.
И поскольку я так считаю, я думаю, что информация о преступлениях российской армии, информация о воровстве, о коррупции в армии, о вот этом нелепом, безграмотном, совершенно преступно безответственном управлении людьми, снабжением, транспортом, всем на свете, о драках между разными отрядами военнослужащих и разными типами и классами людей, которые оказались там на фронте, где есть и кадровые военные, есть и бандиты, и убийцы, завербованные в тюрьмах и не только в тюрьмах (мы еще поговорим сегодня, откуда их вытаскивают), и наемники, и всякий сброд, который собирался на шум войны и на туман войны на протяжении многих лет в юго-восточном украинском регионе, в Донбассе.
И есть там теперь и вот эти самые мобилизованные. И между ними происходят кровавые драки. И мобилизованные эти подвергаются со стороны наемников и уголовников насилию и грабежам. И там процветает мародерство и зверство в отношении местного населения и прочее и прочее, все что мы знаем о так называемой российской армии сегодня.
Так вот вся эта информация об этих преступлениях, творящихся внутри российской армии, очень важна для победы над агрессором в конечном итоге, для освобождения захваченных территорий Украины, для того, чтобы эта война кончилась тотальным поражением преступного путинского режима. Нужно это знать, нужно это собирать, нужно в этом разбираться, нужно говорить об этом, нужно выворачивать это на поверхность, нужно показывать это всем: всем, кто может оказаться в этой ситуации, всем, кто имеет отношение к этим людям, всем, кто сочувствует этим людям. Это очень важная часть информации и очень важная часть журналистской работы.
И я считаю очень важным, в том числе для себя, внимательнейшим образом следить за тем, что по этому поводу говорят сами эти люди, оказавшиеся на фронте. Им нужно давать возможность говорить об этом, им нужно создавать каналы, для того чтобы они говорили об этом, для того чтобы их информация оказывалась на поверхности. Очень важно следить за тем, что говорят об этом их родственники, их семьи, их жены, их матери, их дочери, их братья, их коллеги, их соседи и все, кто высказывается об этом публично. Именно поэтому я так много говорю об этих самых каналах, например, и всяких чатах, где эти люди собираются и говорят об этом.
И я считаю важнейшими усилия журналистов, разных журналистов, и украинских журналистов, и российских журналистов, и европейских журналистов, всяких журналистов, которые пытаются это делать и вытаскивать эту информацию. Сначала собирать ее, а потом вытаскивать и обнародовать. Этой работой занимаются все честные российские медиа сегодня, все журналисты, которые своими профессиональными усилиями, своими профессиональными инструментами сражаются против войны.
Вы это найдете и в «Медиазоне», и в «Медузе», и в «Популярной политике» навальновской, в каналах Ходорковского, и на «Свободе», и в «Настоящем времени», и в «Новой газете», и в «Эхе», и в огромном количестве всяких персональных каналов на YouTube, в Telegram и у меня. Я много говорил про это. Я тоже это делаю. И «Дождь» это делал. И делает. И будет делать.
И любые попытки выдернуть эту работу, важнейшую работу, обозвать ее поддержкой агрессора, сочувствием агрессору, помощью агрессору, снабжением агрессора… Нет, речь идет о преступлениях агрессивного режима, тоталитарного путинского фашистского режима, который выражается и в том, что происходит на фронте, что происходит в этих самых вооруженных силах. Это важная часть работы.
И именно для этого, в частности, как полезный инструмент был создан этот почтовый ящик, о котором, собственно, говорил Коростелев, так неудачно, так нелепо запутавшись, заблудившись в своих собственных словах и абсолютно создав ложное впечатление, что он нужен для какой-то помощи кому-то. Я слушал это и слушал несколько раз. И понимаю, как это произошло, как произошел этот сдвиг в смысле.
И именно об этом сказал сегодня Тихон Дзядко, главный редактор «Дождя». Вот я вам прочту часть его заявления сегодняшнего.
«Телеканал “Дождь”, – говорит Тихон Дзядко, – не занимается, не занимался и не будет заниматься помощью с оснащением российской армии – на фронте или за его пределами. Почтовый ящик army@tvrain.tv создан для сбора личных свидетельств о преступлениях российской армии в Украине и о нарушениях при проведении преступной и бессмысленной мобилизации в Российской Федерации. Распространение информации об этом необходимо для осознания широкой аудиторией преступного характера действий российского руководства, начиная с 24 февраля 2022 года. Правду о преступной и подлой войне должны знать все российские граждане, включая военнослужащих и мобилизованных».
Вот что сказал Дзядко. И, по-моему, это исчерпывающее объяснение того, что они делают и зачем они делают. И я их в этом поддерживаю и поддерживаю всех тех, кто занимается этой работой рядом с ними и будет продолжать заниматься. И я тоже буду продолжать этим заниматься.
А Коростелев, настаиваю я, это тяжелая оговорка в прямом эфире. Знаете, сейчас идет Чемпионат мира по футболу. И вы, несомненно, увидите рано или поздно человека, который не попадает с решающим пенальти. А на соревнованиях по тяжелой атлетике вы увидите человека, который роняет штангу себе на ногу. Вот Коростелев уронил штангу себе на ногу, не попал с пенальти в решающий момент, а залепил мимо. Это и есть психологическое давление, это и есть усталость, это и есть измотанность многомесячной вот этой профессиональной гонкой, в которой мы все находимся.
Почему-то его сравнивают со случаем подонка Красовского. Конечно, ликуют сейчас, ликуют по этому поводу все на свете, вся вот эта пропагандистская сволочь путинская, они в восторге от того, что происходит.
«Кто писал текст для Коростелева?» – спрашивает у меня один из участников нашего чата. Никто не писал текст для Коростелева. И это видно, что это не писаный текст. Ведущий в прямом эфире «Дождя», за исключением прямых подводок к материалам, не читает текст с экрана. У него есть много пространства, много вставок для того, чтобы говорить от своего имени.
«Сказали, что его уже уволили», – пишет мне другой наш участник чата. «Котрикадзе сказала, что ведущий уволен», – пишет Людмила Копытина. Да, уволен. Уволен немедленно. Я считаю, что это ошибка. Я считаю, что ему нужно было дать возможность самому объясниться, ему Коростелеву, принять самому решение. Я уверен, что он уволился бы сам после такой ошибки. Хотя бы потому, что я знаю, что он тоже профессионал. И я, например, работаю с премией «Редколлегия». И я знаю, что Коростелев много раз был номинирован на премию «Редколлегия». Он делал целый ряд замечательных документальных фильмов. Он хороший, профессиональный журналист. Ну вот. Так что это тяжелый удар.
И я вернусь к тому, на чем я прерывался, что это абсолютно нельзя сравнивать, как это недобросовестно делают сегодня все эти пропагандистские симоньяновские п… околокремлевские, сравнивать это с Красовским. Красовский долбил свои зверства в записи снова и снова подряд и подряд. Он вырезал этот кусок самого гнусного своего выступления, вырезал этот кусок и крутил его с наслаждением опять и опять. А здесь это оплошность в прямом эфире.
Меня спрашивают, бывают ли такие оговорки длиной в несколько фраз. Да бывают оговорки длиной в четверть часа, когда тебя заводит мысль эта в прямом эфире, и ты не можешь вылезти из нее, не можешь выпутаться из своей собственной речи. Я знаю это. И увидите сейчас, если вы прочтете все эти дискуссии, как остроумно написал кто-то в комментариях к посту Андрея Волны, замечательного русского врача, который тоже был изгнан из России и работает теперь в эмиграции, и написал по этому поводу свое мнение. Мнение, с которым я не согласен, потому что он как раз осудил и «Дождь», и Коростелева, на мой взгляд, неправильно. Но имеет право. Это его мнение. Он его высказал.
Но в комментарии кто-то очень правильно сказал, что аудитория разделилась на журналистов, которые работали в прямом эфире и делали ошибки, и не журналистов, которые не работали в прямом эфире и зато не делали ошибок.
Алексей Коростелев дал ответ в своем канале в Telegram, сообщают мне. Да. Я читал этот ответ. Он, я бы сказал, болезненный. Это ответ человека, который поднимается с пола после очень сильного удара. Ну вот в такой интонации он написан. Я думаю, что он еще будет про это говорить. И, собственно, другие участники этой истории будут говорить.
Отдельно надо сказать о том, что телеканал «Дождь» испытывает колоссальное давление сейчас. И в нем очень много конъюнктуры в этом давлении, в которой «Дождь» оказывается жертвой. Да, есть значительное количество политиков и общественных деятелей в Европе, в том числе в Прибалтике, которые на этом – на ненависти к России и на распространении нашей общей ненависти к агрессору – вот эту ненависть они распространяют на журналистов, которые работают против агрессора, на активистов и правозащитников, которые работают против агрессора.
Люди на этом зарабатывают. Они не деньги зарабатывают, они политические очки на этом зарабатывают. Им нравится гарцевать, им нравится топтаться на теле упавшего. И «Дождю» приходится очень тяжело. В Прибалтике достаточное количество людей, которые в его лице пытаются выместить свою ненависть к России, которую – эту ненависть к России – заслужил-то Путин со своими холуями. А получили в том числе и те, кто борется с Путиным. Мы про это говорили, когда развивалась вся вот эта история с визами и со всем прочим.
Сейчас говорят: «Надо отнять у них виды на жительство». Да у них нет видов на жительство. Им никто не дал этих видов на жительство и не собирался их давать. Нечего у них отнимать. Они на птичьих правах там сидят и работают. Они работают, потому что они считают нужным работать. Они давно могли бы разбрестись по миру, по другим работам, занятиям, странам, визам, визовым зонам. Но они этого не сделали, они возродили канал. И это очень важная и очень трудная работа, которую они смогли на этом этапе осилить.
Есть люди, которые на них вымещают свою злобу. Есть люди, которые на них зарабатывают себе политические очки. Есть люди, которые просто отвлекают, кидаясь на них, внимание от своего собственного прошлого, потому что в Латвии, например, где, собственно, происходят эти события, достаточно людей, в биографии которых есть много интересного в Москве, много интересных эпизодов, много интересной работы на российские власти, на московскую мэрию, на российские спецслужбы и так далее. Им нужно как-то это закапывать. Они это закапывают тем, до чего могут дотянуться, в том числе своей ненавистью к российским журналистам, к «Дождю», вообще ко всем тем, кто оказался в Латвии в этих тяжелых обстоятельствах. Такие люди тоже есть. Это надо понимать.
И «Дождю» действительно многое угрожает там в Латвии. Латвия оказалась страной, которая в первый момент благодаря героическим усилиям нескольких дипломатов, в том числе работавших в Москве, и нескольких политиков, в начале 2022 года имевших отношение к определению латвийской политики в отношении российских журналистов и активистов, Латвия тогда повела себя очень благородно, и большое количество журналистов получили такие экстренные фактически беженские визы. Причем рабочие визы, так чтобы они могли продолжать свою деятельность.
Но потом – политика политикой – многое там изменилось. И сегодня Латвия очень тяжелое место для тех, кто пытается там работать и будет вынужден продолжать там работать. И наша благодарность к Латвии, которая приютила «Медузу», например, на протяжении многих лет… Как это сказать в продолжительном смысле? Приючивала? Давала ей кров, вот как мы скажем. Мы благодарны Латвии, мы, журналисты, оказавшиеся в изгнании и оказавшиеся за пределами России, вынужденные оказаться за пределами России. Но мы понимаем, что там будет непросто и дальше будет непросто.
Вот что я хочу сказать об этом инциденте. Я считаю это именно инцидентом. Да, я не сомневаюсь, что всякая шваль оттопчется на этом и в одной команде оттаптывающихся окажутся и Симоньян, и Соловьев, и Скабеева, и Портников, и Муждабаев, и Бабченко. Они сработают сегодня вместе, согласованно, рука об руку, голос в голос, они споют хором одними и теми же словами.
Советую вам сравнить то, что будут говорить Бабченко с Муждабаевым и Портниковым (и уже говорят), и то, что будут говорить Соловьев, Симоньян, Скабеева и прочая мерзость. Просто рядом положите их слова. Если у вас высокий рвотный порог, если вас не вырвет сразу. Меня, например, вырвет. Я так не могу это читать в больших количествах. А вы, если вы психически устойчивы, сравните и увидите, что они поют в два голоса. В музыкальном смысле в два голоса. Знаете, красиво поют, канон распевают.
Ну вот. Это незапланированная часть. Заняла полчаса. Но поговорить про это надо, потому что это важно. Не просто потому и совсем не только потому, что это профессиональная солидарность, к которой я считаю себя обязанным, но это важный очень фактор нашей жизни и нашей работы и очень важное направление, которое, конечно, благодаря этому инциденту попытаются сейчас задавить, чтобы никто больше не совался в это, чтобы никто не посмел больше писать о том, что происходит в этой армии вторжения среди этих наемников, среди этих бандитов, среди этих мобилизованных. «Это опасная тема, не надо это трогать, “Дождю” как-то попало по мозгам за это, Коростелева вообще выгнали. Не буду я этим заниматься».
Нет, дорогие друзья, этим надо заниматься. Надо заниматься опасными, сложными темами, снова и снова возвращаться к ним, потому что они по существу и потому что то, что там происходит, важно. Вот что я хочу вам про это сказать. И вот о чем я хочу вас попросить: чтобы вы трактовали это так. Люди, которые все равно и после этого скандала тоже будут продолжать об этом говорить, они делают это важное дело.
«А что значит ошибка? – спрашивает меня Нина С. – А что он хотел сказать? Он в телеге подтвердил свои слова». Нет, Нина, он в телеге не подтвердил свои слова. Он сказал, что ему жалко брошенных голодных мобилизованных. Так их и мне жалко. Любому нормальному человеку жалко человека, который умирает с голоду. Даже если вы этого человека презираете, если вы осуждаете этого человека, если вы понимаете, что он обманут, если вы понимаете, что он оказался частью неправового дела. Умирающего жалко. И ему жалко, и вам будет жалко, когда вы один раз увидите это.
А что он хотел сказать? Вот то, что я вам говорю. Что да, «Дождь» собирает сведения о том, что происходит в российской армии, и просит высказываться, просит пользоваться этим защищенным каналом информации, для того чтоб журналисты это знали и могли это выносить наружу. Вот что он сказал. Вот что он хотел сказать. И вот что он не смог сказать. Хотя из контекста это совершенно очевидно. И, собственно, из назначения этого почтового ящика это абсолютно понятно. И из того, что делал «Дождь» до того, и, я вас уверяю, из того, что «Дождь» будет продолжать делать после того, это по-прежнему будет понятно.
Нам нужно знать об этом воровстве, об этом мародерстве, об этом насилии, об этих преступлениях. Мы должны знать это, потому что это часть войны. Мы хотим знать о том, как происходит война и как сделать так, чтобы война закончилась таким образом, как мы хотим, чтобы она закончилась.
А я про это уже говорил. Нас интересуют четыре критерия конца этой войны. Хотите, повторю еще раз? Повторю еще раз. Первое – война должна закончиться разгромом российской армии. Второе – война должна закончиться крахом тоталитарного путинского режима и возвращением Украине захваченных, оторванных от нее территорий. Третье – война должна закончиться восстановлением Украины так, чтобы за это восстановление в значительной мере заплатила Россия своими репарациями и контрибуциями. Наконец четвертое – война должна быть закончена так, чтобы виновные в ней были наказаны. Вот четыре фактора правильно закончившейся войны, которые я предлагаю вам держать всегда в уме.
Спасибо Ирине Карацубе. Я думаю, что это та Ирина Карацуба, которая знаменитый и совершенно блистательный российский историк, книги которой я читал и храню в своей домашней библиотеке, которая далеко-далеко от меня осталась в Москве. Спасибо вам, Ирина, за поддержку, за добрые слова. Вижу вас здесь в чате. Надеюсь, что это вы. Хотя, может быть, есть какая-нибудь другая Ирина Карацуба. Бывают же всякие чудеса. Любой Ирине Карацубе благодарен.
Так вот исходя из этих самых четырех факторов правильно заканчивающейся войны или той войны, которая должна правильно закончиться таким образом, исходя из этого давайте поговорим о других новостях этой недели, о тех, о которых я хотел бы поговорить.
Опять, начиная, собственно, со свежих новостей сегодняшнего дня, многие обратили внимание на два заявления. На заявления американского президента Байдена и французского президента Макрона, которые они сделали после встречи между собой относительно переговоров.
Здесь обращает на себя внимание знаете, что, например? Реакция российской власти на это, которая, затаив дыхание, с каким-то невероятным восторгом выслушала сообщения о том, что Байден заявил о своей готовности к переговорам с Путиным. Так это передали российские пропагандистские медиа. И так российская власть этому поверила. Это, конечно, поразительный случай, как они сами это сообщают, сами этим как-то проникаются, сами от этого приходят в восторг и сами этому верят.
В действительности что сказал Байден? Он даже в какой-то момент сказал: «Обратите внимание, – сказал он журналистам, – я очень аккуратно выбираю свои слова». Он сказал так. Не дословно я говорю, это по смыслу. Он сказал: «Когда президент Путин будет готов закончить эту войну, мы будем с ним об этом разговаривать». Он поставил это ровно в этом порядке и ровно в такую зависимость одно от другого. Он сказал: «У меня нет в планах, в моем расписании нет разговоров с господином Путиным, потому что он должен сначала принять эти решения».
В сущности, то же самое сказал Макрон. Он сказал: «Мы будем стремиться к этим переговорам и следить за развитием событий ближайших месяцев, для того чтобы понять, – как он сказал, – когда наступит для них правильный момент, и когда их захочет Украина». Макрон выдвигает Украину в качестве центрального смыслового критерия для этих переговоров.
Украина должна захотеть этих переговоров, Украина должна сказать: «Вот сейчас». А мы с вами знаем, в каких обстоятельствах Украина это скажет. Украина это скажет тогда, когда украинские территории будут освобождены. И теперь включая Крым. Это то, что я снова и снова подчеркиваю. Это важнейший результат этих страшных месяцев войны. Уже больше 9 месяцев войны, между прочим. Уже родились все, кто были зачаты до войны. Вы даете себе в этом отчет? Теперь рождаться те, которых зачинали во время войны, потому что 9 месяцев уже прошло.
Так вот одним из важнейших результатов этого является то, что Крым вернулся в текущую повестку дня. Тот самый Крым, о котором, сколько б вы ни кидались на Навального с его фразой «Крым – не бутерброд», но это была позиция всего мира: Крым – отдельная вещь, про Крым надо говорить по-другому, другие территории – да, обсуждается, будут переговоры, они будут передаваться из рук в руки, но с Крымом все обстоит гораздо сложнее.
Все, больше с Крымом не обстоит гораздо сложнее. Теперь все по-другому. И теперь Крым ровно так же стоит в очереди дня на возвращение его Украине, как те территории, которые уже возвращены (Херсон), как и те территории, которые в ближайшее время будут возвращены (Мелитополь и прочие части свежезахваченного), как и те, которые будут во вторую очередь возвращены в Донбасс. А где-то там и Крым. Может быть, Крым раньше других. Стратегически, глядя на карту, начинает казаться, что, может быть, есть прямой смысл украинской армии направить свои усилия на Крым раньше, чем на что бы то ни было другое. Вот это условие того, чтобы Украина сказала: «Теперь пора».
И, в сущности, то, что произошло на этой неделе – это подтверждение этого и Байденом, и Макроном. Как бы ни хотели интерпретировать это иначе в Кремле, в действительности они сказали это – и один, и другой. Это важная очень вещь.
Еще одна история из области мировой дипломатии или международной политической и дипломатической мысли – это история о Международном уголовном суде, которая довольно неожиданно интенсифицировалась во Франции опять-таки. Франция, по официальному сообщению ее Министерства иностранных дел, начала процесс создания трибуналов для расследования действий России на Украине.
Эта новость, которая прошла повсюду, в одних случаях с каким-то ужасом и отчаянием… Мы видели, как, вы извините, но я употреблю это слово, как зассали на наших глазах Симоньян, Соловьев и вся эта п… свора, все эти шлюхи обоих полов. Вот они на это зассали, про Гаагу заговорили, про то, что всех до последнего дворника будут грести. Будут, будут, обязательно будут. Но вас – первыми, вы все-таки не забывайте про это.
Даже когда сейчас в разных европейских больших учреждениях типа Европарламента, Еврокомиссии и так далее обсуждается вот этот список 6 тысяч негодяев, который составили соратники Навального, там много проблем и говорят: «Ну вот мы не знаем, как обойтись с крупными предпринимателями, так называемыми олигархами, промышленниками, потому что коррупция – это коррупция, а поддержка войны – это что-то такое немножко иное и нельзя смешивать одно с другим».
Здесь сложно, там сложно, это непонятно, то непонятно. Но есть одна глава, с которой все понятно – это глава, та часть списка, где написано «Пропагандисты». С этим всем все понятно. Нет никаких сомнений, что эти пойдут первыми. И ссут правильно.
Так вот, МИД французский заявил о том, что он включился в процесс создания трибунала для расследования преступлений России в Украине. В целом эта вещь ожидаемая. Опять же, я как-то очень доволен сам собой и сам за себя, что я много говорю о том, что нам предстоит глубокая реформа мирового порядка, мировых институтов правосудия, важнейших учреждений международных, международных организаций и, в частности, вот этих инструментов Международного суда.
Потому что ныне существующая система на протяжении этого конфликта, этой войны продемонстрировала свою неспособность справляться с обстоятельствами. Оказалось, что она не была предназначена для ситуации, в которой власть в одной из держав-победительниц Второй мировой войны, в ядерной державе, в колоссальной, громадной стране захватывает безумец и превращает эту территорию в базу международного терроризма, что, собственно, теперь официально признано – Россия объявлена страной – спонсором терроризма. Ну вот как-то не учли такой возможности. Не учли – сами виноваты. Теперь все перестраивайте. И будут перестраивать.
Но если приглядеться к тому, что действительно сказано, что действительно опубликовано на этом сайте МИДа французского, на что все обратили внимание, там довольно такая вялая, я бы сказал, формулировка, такая очень демонстративно спокойная, бесстрастная, такая вот в стиле выражения глубокой озабоченности. Вот я вам прочту, как это написано. В моем собственном безответственном переводе с французского там написано следующее.
«Борьба с безнаказанностью в случае с преступлениями, совершенными в Украине в ходе агрессии России, является приоритетом для Франции. Мы мобилизовались в поддержку как украинской системы правосудия, так и Международного уголовного суда, которые компетентны проводить беспристрастные и независимые расследования для обеспечения привлечения к ответственности виновных в этих преступлениях». Следите за мыслью. Там мыслей не много, на самом деле. Очень все вяло и мягко. Пока.
«По предложению о создании Специального трибунала для расследования преступлений и агрессии России в Украине мы начали работу с нашими европейскими и украинскими партнерами. Как подчеркнула председатель Европейской комиссии госпожа фон дер Ляйен, цель заключается в достижении максимально широкого консенсуса в международном сообществе. Франция подтвердила свое желание расширить совместную работу с Украиной в борьбе с безнаказанностью».
Вот, собственно, все, что они и сказали. Не густо, правда? Как-то все очень округло. Но дальше мы смотрим, а, собственно, на фоне чего это происходит. А это происходит на фоне действительно заявления вот этой самой фон дер Ляйен. И вот сегодня выступает на одном мероприятии в Брюсселе верховный представитель Европейского союза Жозеп Боррель – это, собственно, министр иностранных дел Европейского союза – и говорит битым своим французским словом: «Мы поддерживаем центральную роль Международного уголовного суда в расследовании военных преступлений и преступлений против человечности. Те, кто видели ужасы в Буче и других местах, знают, что это самые тяжкие и мрачные преступления. Поэтому позвольте мне еще раз отдать должное работе главного прокурора Международного уголовного суда.
Мы оказываем поддержку офису генерального прокурора Украины в сборе доказательств, обучении следователей. Мы делаем это с помощью нашего представительства, консультативной миссии ЕС в Украине, Минюста Европы и консультативной группы по расследованию преступлений в Европе. Мы готовы поддержать усилия Украины по привлечению к ответственности за преступления в ходе агрессии». Еще раз, «мы готовы» говорит Европейский союз, Жозеп Боррель. Не Европарламент, а исполнительный орган, министр иностранных дел Европы.
– «Мы готовы поддержать усилия Украины по привлечению к ответственности за преступления в ходе агрессии. Президент Зеленский призвал к созданию Специального трибунала для расследования преступлений в ходе агрессии. Важно, чтобы виновные были привлечены к ответственности и восторжествовала справедливость». Ну и еще дальше он говорит, говорит и говорит всякое такое.
Отдельно, например, говорит еще вот что: «И еще замечание по поводу ответственности – финансовой ответственности. Россия также должна заплатить за разрушение Украины. На сегодняшний день страны Европейского союза заморозили около 19 миллиардов евро активов, которые принадлежат российским олигархам и другим лицам, поддерживающим президента Путина». Привет, Соловьев со своим озером Комо.
– «Примерно 300 миллиардов евро резервов Центрального банка России были заблокированы. Хотя “заморожено” и “заблокировано” не означает “конфисковано”, – говорит Жозеп Боррель, – мы будем изучать правовые возможности, чтобы убедиться, что Россия заплатит за восстановление Украины». По-моему, Жозеп Боррель слушает мои эфиры и мои вот эти четыре тезиса правильно заканчивающейся войны как-то постепенно заучивает наизусть. Я что-то узнаю много своих слов в его выступлениях.
О чем, собственно, идет речь? Речь идет о Международном уголовном суде, который учрежден в 1998 году и к которому присоединилось большое количество стран, большинство стран существующих на свете, против которого выступает несколько крупных стран, гегемонов, которые считают, что этот уголовный суд может утеснить их суверенитет. И против выступают Соединенные Штаты, Китай, Индия, Иран и Израиль, в котором я нынче нахожусь. Окей. В самом факте их возмущения, их неподдержки лично я вижу признание важности этого суда, потенциала этого суда. Они б не стали так протестовать, если б можно было не обращать на это внимание.
И достаточно стран без этих, без США, Китая, Индии, Израиля и Ирана… И России, кстати. Россия выскочила из состава Международного уголовного суда, собственно, из-за Крыма и после Крыма, после того как присоединение Крыма было признано аннексией, оккупацией. Тут Россия сказала: «Не, не, не. Мы не будем участвовать». Правильно. Потому что вы знаете, чем будет заниматься этот уголовный суд рано или поздно.
Так вот достаточно стран, которые готовы этим заниматься и которые готовы это расследование вести, и которые готовы этот процесс организовать, и которые готовы потом по всему миру преследовать тех, кто на этом процессе будет осужден. И это европейские страны прежде всего. И вот именно начало этого процесса мы видим в заявлениях фон дер Ляйен, в заявлениях Борреля, в заявлениях французского МИДа. Вот оно поехало. Оно медленно поехало, конечно.
Конечно, это очень сложно разогреваемый, раскочегариваемый механизм. Нам всем хочется быстрее. Нам все хочется быстрее. Нам хочется быстрее на фронте, нам хочется быстрее деоккупацию украинских земель, нам хочется быстрее уничтожение террористов и наемников, которые воюют там вместе с российскими агрессорами, которые, собственно, и составляют российских агрессоров. Нам хочется быстрее. Нам хочется быстрее Путина в клетку. Нам хочется быстрее Лаврова в наручники. Нам хочется быстрее п… пропагандистских в чан с говном, где им и место. Они это говно производят, они в нем и должны жить. Нам хочется быстрее. Быстрее не будет точно. Будет очень медленно.
Но практика показывает, что медленно, но верно. Вот история с Боингом. Вот уже все, следующий суд подгребает. Уже объявлено, что дальше, как, собственно, мы с вами и говорили, процесс будет развиваться вверх и вниз. С одной стороны – в направлении людей, которые непосредственно принимали участие в управлении запуском ракеты, которая сбила самолет. А с другой стороны – в направлении людей, который отдавали приказ, предоставляя это смертоносное оружие бандитам в Донбассе. Это вот вверх и вниз.
А в середине – Гиркин, осужденный пожизненно. И теперь пожизненно будет бегать, пожизненно будет от одного куста к другому переползать. И однажды при очередном переползании его возьмут за задницу, конечно. И мы с вами это увидим. Нам хочется быстрее. Ну, будет не скоро. Но когда-нибудь же будет.
Это что касается вот этого важного сюжета с переговорами и с Международным судом. Это то, на что обращала внимание в значительной мере публика на этой неделе.
Хватит ли материться? Гена Юмин спрашивает: «Пархом, может, хватит материться?» Гена, Пархом тебе в рот не поместится. А материться я буду ровно столько, сколько буду считать нужным. Как видишь, я это делаю деликатно, умело, эффективно. Я, что называется, знаю и умею родного языка и пользуюсь всеми его выразительными средствами, которые он мне любезно предоставляет. И дальше буду им пользоваться. Не буду себя ни в чем ограничивать.
А теперь давайте к тому, что я обозначил в качестве главной темы. У меня осталось не так много времени.
Я, кстати, напоминаю, что сейчас наша с вами программа идет… Ее можно видеть не только в моем собственном YouTube-канале, канале Сергея Пархоменко, но и можно видеть на «Эхе». Вы знаете, что журналисты «Эха» многие объединились в такое сообщество. И есть приложение. И есть сайт. И, в общем, там это все тоже идет. Но там это идет час с небольшим. Обычно где-то примерно через час десять там начинается следующая программа после начала моих эфиров. Мы с вами продолжаем здесь. Кто хочет смотреть и слушать дальше, тот приходит обратно на мой канал и здесь это делает.
А я пока давайте вам напомню вот про что. Напомню вам про лайки, напомню вам про подписки. Пожалуйста, не забывайте об этом. Вот больше 1000 стало лайков. Очень хорошо. Пригодится. И подписок надо бы побольше. Ну и донэйты настолько, насколько это возможно, настолько, насколько это вам доступно.
Так вот, тема, которую я сам назначил главной и которую я вынес даже в анонс этой программы, на обложку этой программы, – это сюжет о законе, который сегодня вступил в действие. Сегодня. Совсем свежая вещь. Речь идет о законе, который называется «О контроле за деятельностью лиц, находящихся под иностранным влиянием». Вы туда не заглядывали и правильно делали. Не надо туда заглядывать. Нормальному человеку незачем смотреть в этот закон.
Штука заключается в том, что этот закон сам по себе, по существу, очень мало чего устанавливает. Он регулирует, как бы сводит воедино, пытается скоординировать нормы, которые есть в нескольких законах, которыми регулируется сегодня весь вот этот институт иностранных агентов. Это Закон о средствах массовой информации, Закон о некоммерческих объединениях, Закон об общественных организациях и вот этот вот самый так называемый «Закон Димы Яковлева», помните, который был принят в качестве ответа на самый первый пакет санкций в 2012 году, санкции, которые были по «Акту Магнитского» еще.
Так вот это его формальная часть, в которой, в общем, за исключением каких-то сугубых профессионалов, почти никто не сможет разобраться. Надо быть Галиной Араповой или Павлом Чиковым, или еще каким-нибудь очень хорошим юристом, очень хорошим правовым аналитиком, адвокатом, для того чтобы понять, что в точности можно или нельзя этому самому иностранному агенту.
Но важно другое. Важно то, что этот закон устанавливает режим тотального произвола и беззакония в отношении любого человека в России потому, что именно по этому закону исчезает последняя необходимость что-нибудь доказывать и иметь какие-нибудь основания для того, чтобы объявить человека врагом. В общем, это теперь свершившийся факт. Статус иностранного агента – это статус врага государства, статус, по существу, врага народа, вредителя, человека, который последовательно поражен в разного рода гражданских правах.
И создана некоторая такая платформа законная. Законная в том смысле, что про нее написан закон. Она от этого законной не стала. Она по-прежнему беззаконная. Но есть такой документ. Он называется «закон». Это такая штука… Ну вот представьте себе, есть четыре колеса и мотор. А дальше на это можно надстраивать то, что вы хотите, чтоб ехало. Хотите – цистерну, хотите – скорую помощь, хотите – вагон для скота, хотите – платформу для контейнеров, хотите – рефрижератор для продуктов. Разные варианты на этом шасси. Вот построено такое юридическое шасси, на которое можно наваливать все что угодно.
Вот сейчас разнообразные указания относительно того, что этот иностранный агент, этот враг народа должен про себя писать, где он должен писать, как он должен упоминать, чем он должен отчитываться, а также что ему запрещено. Ему запрещено работать на очень многих государственных, выборных и всяких прочих должностях, ему запрещено иметь какое бы то ни было отношение к любой педагогике, просвещению, детским учреждениям и всякому такому прочему, писать, например, просветительские книги научно-популярные, читать лекции, где могут оказаться дети, и так далее.
А дальше – что хотите. А дальше изъятие избирательных прав. Уже не право избираться, но и право голосовать, избирать. Не только право, скажем, наблюдать на выборах, которые уже изъяты у этих людей, но и право публично обсуждать выборы, например, в журналистском качестве. А дальше финансовые ограничения, имущественные ограничения, ограничения в области собственности, в области передвижения, в области актов гражданского состояния: жениться, усыновлять, передавать по наследству что бы то ни было. И так далее, и так далее, и так далее.
Можно навьючить на это теперь абсолютно все что угодно. И государство последовательно, не торопясь навьючивает. Оно зря не торопится, потому что оно все-таки движется к своему финалу, несомненно. Но мы это будем видеть. Закончится это, я думаю, не только переведением этого всего в уголовную плоскость, что, в общем, совсем-совсем близко, чтобы любые поступки, проступки и нарушения этого статуса и недоборы по этому статусу судить в уголовном порядке, а не в гражданском. Это просто уже совсем мы на пороге.
Я думаю, это закончится и лишением гражданства. Пока речь идет о приобретенном гражданстве. Ну, в общем, ничто не мешает завтра сделать так, что государство сможет лишать гражданства человека, который родился в стране и который получил по праву рождения свои гражданские права. Если можно лишать прав, то почему нельзя лишить и гражданского состояния в целом? Все это будет.
И мы движемся, конечно, к восстановлению смертной казни. И то, что там Зорькин, глава Конституционного суда, что-то такое вяло шамкал по поводу того, что Конституция смертной казни и отмены гражданства не предусматривает. Но когда это было для них барьером и проблемой?
Вот это важнейшая вещь, что больше ничего не нужно доказывать, не нужно никакое правдоподобие. Достаточно воли, точнее, произвола, обыкновенного чиновничьего произвола в отношении любого гражданина страны – и вперед. И любой может оказаться в положении этого самого врага. Это принципиальное изменение. И это, конечно, в свою очередь, пробуждает огромное количество глубинных, я бы сказал, народных, исконных говн, как-то булькающих внутри вот этого вот народа, порабощенного тоталитарным режимом.
И мы это видим. Колоссальное количество инициативников, колоссальное количество людей, которые забегают впереди. Первое, где это вылезло – это вылезло в области искусства: в книжном деле, театре, кино и в науке. Вот эти говны как-то забили фонтанами, такими гейзерами именно в этой области.
Я вот что хочу сказать. Все что вы там видите, носит инициативный характер. Очень редко все это оформляется какой-то начальственной волей. И то во всех случаях эта начальственная воля является потом, она как бы констатирует уже произошедшее. Знаете, как вот в той знаменитой истории: «Нет, мы не будем сами прокладывать и асфальтировать дорожки в нашем парке. Мы сначала подождем, пока люди протопчут эти дорожки там, где им удобно, там, где им хочется ходить, а потом мы эти дорожки посыплем гравием или заасфальтируем или что-нибудь такое, замостим камушками».
Вот так это и происходит сегодня. Сначала появляются люди, которые сами выгоняют, запрещают, удаляют, снимают с афиши, вынимают из плана печати, снимают с книжной полки, закрывают в прокате. Сначала они сами.
То же самое в науке. Появляются люди, которые готовы на этом делать свою научную карьеру, которые готовы преподавать эти чудовищные дисциплины, отстаивать эту какую-то новую историю, новую социологию, новую социальную психологию, новые социальные отношения, облекать это все в какие-то формы.
Я это очень хорошо помню. Я еще успел поучиться в Московском университете в эпоху глухого застоя на таком, что называлось тогда, идеологическом факультете – на факультете журналистики, где вот были вот эти все поразительные совершенно науки: «Введение в теорию партийной советской печати»… Там за введением уже ничего нет, но введение есть, написано. Вот какой-то человек сел и написал учебник. И всю жизнь этим учебником кормится. А другой написал «Научные основы партийной пропаганды». Кафедра Научных основ партийной пропаганды.
Диссертации защищают, доклады, конференции, семинары, учебники, лекции, практические занятия, лабораторные работы. Целый мир построился на дырке этого сортира, где внизу что-то такое булькает.
Это происходит инициативным образом. Вот я рассказывал уже, по-моему, в одном из недавних эфиров о том, как во время книжной ярмарки Non/fiction, которая происходит сейчас, – это одно из важнейших культурных событий в России, это важнейшая книжная ярмарка на протяжении уже многих лет, – как там сейчас ходят администраторы этой ярмарки и пальцем показывают на книжки и говорят: «Уберите эту книжку».
И дальше происходит интересная вещь. Им на это отвечают: «Подождите, но это же даже не иноагент». Возникает вопрос. А если это иноагент, то можно убрать, что ли, или нужно убрать? А где это написано? Как это регламентировано? Или: «Подождите, но он даже не гей». У нас же еще есть история с этим самым законом о запрете ЛГБТ-пропаганды. Минуточку, а если он гей, то надо убрать эту книжку? Это что за инициатива такая? Тебе кто сказал, тебе кто велел, тебе кто прислал циркуляр ходить по ярмарке и пальцем тыкать в книжки и говорить: «Уберите это, уберите то»? Ты же сам, сука, это делаешь. Ты же хочешь начальству понравиться. Ты же заранее боишься, как бы тебя не обвинили в том, что ты недобдел.
Вот же что происходит. Это происходит везде и всюду. Вы скажете: «Да ладно, как-нибудь обойдемся без всего этого искусства. Как-нибудь уж найдем чего почитать в электронную эпоху. У нас VPN. Где-нибудь раздобудем. Подумаешь, ерунда». А школа? А учебники? А воспитание ваших детей? А инициативники среди учителей? И так далее.
Вот что устанавливает этот закон. Вот почему это закон о беззаконии, который вступил в действие. Его приняли еще в июле, а в действие он вступил сейчас. И в этом смысле он знаменует собой некоторую новую эпоху.
Я думаю, что он, конечно, спровоцирует такое тихое озверелое сопротивление в среде, в частности, этих, которых первыми назначают иноагентами, врагами и так далее. Я думаю, что мы с вами увидим, например, много случаев саботажа, отказа от исполнения этих обязанностей даже среди тех, кто их исполняет. Я сейчас не буду никого осуждать, я не буду делиться всякими соображениями, почему я этого не делаю, почему другие это делают. Просто каждый решает за себя.
Так вот я думаю, что мы увидим с вами много народу, которые решили иначе, которые постепенно начали осознавать, что больше отступать нельзя, что вот эта логика «ну подождите, он даже не иноагент», она очень дорого обходится, потому что мы этим признаем, что если иноагент то можно. А никто в точности не знает ведь. На самом деле, это законодательство до такой степени нелепое, внутренне противоречивое, безграмотное с юридической точки зрения, что никто ведь, на самом деле, не понимает, а что действительно можно требовать от этого самого иноагента, чего – нельзя, что ему следует запретить по закону этому самому, чего – нет. Поэтому можно все. И это важный кусок этой жизни.
Еще сюжет, который произвел на меня сильное впечатление на этой неделе. Это сюжет о наемниках и о том, как эта история поехала вширь. Мы с вами почти привыкли уже к тому, что в России, по существу, отменено уголовное наказание за тяжкие уголовные преступления, потому что появились люди, которые наделены властью освобождать людей от этого наказания.
И они, конечно, немедленно воцарились в криминальном мире, потому что вот есть теперь такая легенда, такой огромный образ человека, который сильнее суда, сильнее прокурора, сильнее закона, сильнее Уголовного кодекса, сильнее человеческих порядков, выработанных веками, который просто приходит и как-то убийцу освобождает от наказания за убийство, вытаскивает его наружу и ни перед кем не отчитывается по поводу того, что с этим происходит дальше.
Мы посмотрели на это, мы это видим уже несколько месяцев, мы как-то сначала этому удивлялись, ужасались, потом как-то немножко привыкли. А теперь следующий этап. А теперь это происходит в самых диких, самых звериных углах планеты. Вот пусть меня сейчас не обвинят ни в каком высокомерии, не дай бог расизме или чем-нибудь еще. Ну да, это медицинский факт, я бы сказал, историко-политический факт.
На Земле есть дикие места, на Земле есть страшные территории. Иногда они оформлены в виде государств, иногда эти границы, в общем, даже не имеют никакого значения, просто вот такая зона, где происходят нескончаемые убийства одними людьми других людей, нескончаемое попрание прав, нескончаемые жестокость, насилие. Это происходит в центре Африки в некоторых зонах. И это происходит буквально веками. Эта вражда уходит корнями в клановую жизнь, в племенную жизнь, во вражду народов, которые там испокон века сражались за право ловить рыбу в этих реках и охотиться в этих лесах, и возделывать свои скромные какие-то орехи на этой почти бесплодной земле.
А вот теперь этим людям дали автоматы, гранатометы, посадили их в старые «Ленд Роверы», и они носятся с грохотом по этим джунглям и расстреливают друг друга. А потом среди них появляется человек, белый человек, с европейским выговором, окруженный охранниками, переводчиками, и говорит: «Далеко-далеко есть место, где за это вас похвалят и даже вам заплатят, и где вы начнете новую жизнь». И он собирает чудовищных убийц и организаторов массовых расстрелов в этих джунглях и везет их на российско-украинский фронт. Вот это то, что мы увидели на этой неделе. Мы увидели этих новых наемников.
То наемников собирали здесь и везли их в Африку следить за порядком и за добычей всяких драгоценностей в Центральноафриканской Республике, в Конго, в Мали, в жутких совершенно, диких местах, а теперь обратно.
И вот что я хочу сказать, что я уже сказал, по-моему, в одном из разговоров, которые у меня недавно были в эфире, и что я хочу говорить снова и снова, потому что это важная мысль, которая не всем приходит в голову, в которую почти никто не верит и в которую однажды мне предстоит вас всех окунуть носами, когда вы увидите это сами, что эти люди, эти силы, это зло, эта жестокость, приходя к нам издалека, будучи привезенной, импортированной этими дикими, обезумевшими людьми, которые ради своей власти готовы абсолютно на все, как мы сегодня видим, это зло останется здесь навсегда.
Это как вирус, который, поселяясь в какой-то человеческой популяции, веками не уходит оттуда. Нужны какие-то невероятные усилия, для того чтобы извести эту экзотическую болезнь. Этот фактор, фактор диких совершенно этих орд наемников, которых завозят к нам сюда поблизости (неважно в данном случае, их завозят на украинскую территорию, временно занятую российскими войсками, или сначала в Ростовскую область, где их готовят), этот фактор здесь останется.
Так же ровно, как нам какое-то время казалось, что то, что происходит, скажем, в Чечне, происходит в Чечне и нас вообще не волнует. У них там что-то такое. Они там между собой. У них там все сложно, непонятно. Они там как-то в этом разбираются. А мы здесь причем? Мы вообще не обязаны про это знать.
Потом это пришло к нам. К нам в смысле вовне Чеченской Республики. И мы убедились, что это важный фактор общероссийской политики, и это касается не только того, что там в каком-то сибирском городе вдруг происходит драка на танцах, в которой участвует какое-то количество выходцев из Чеченской Республики или из Карачаево-Черкесии, или откуда-нибудь еще с Северного Кавказа. Нет, просто вся Россия становится этой вот зоной этой тейповой, клановой борьбы.
Так вот вся Россия становится Африкой в этом смысле, в этом ужасном смысле. Не в том смысле, что изысканный бродит жираф, растет ананас и прекрасные девушки в ожерельях из зубов пантеры ходят мимо нас. Нет, не в этом смысле. А в смысле вот этот обколотый, обкуренный человек с автоматом, который убивал в джунглях с 9-летнего возраста и ничего, кроме этого, больше не умеет, а теперь его привезли сюда, и он убивает где-то в районе Волновахи или где-то на подступах к Запорожью, или на границе Крыма, который атакует украинская армия. И мы не выгоним его. И это то, что эти люди уготовили нам. Это тоже важный момент.
Вот чем эта неделя, мне кажется, запомнится в русской истории – моментом перехода к тотальному беззаконию при помощи вот этого самого закона о лицах под иностранным влиянием и моментом появления новых действующих лиц, я бы сказал, в российской жизни. Не в российской армии, не на фронте, не на войне, а в нашей жизни. Вот как. Вот важный очень сюжет.
И наконец последний, без которого я, конечно, не закончу эту программу. Я еще оставлю несколько минут на то, чтобы ответить на какие-то важные ваши вопросы. И призываю моего друга Кирилла эти вопросы мне сейчас посылать. Сейчас я открою место, где эти вопросы собираются. Вот уже вижу один такой вопрос. Спасибо. Ну, чуть позже.
Сейчас хочу поговорить о другом. Я хочу поговорить о том, что на этой неделе мы столкнулись с несколькими случаями крайнего людоедства. Один из этих случаев – это Навальный, который в очередной раз был засунут в каземат. Вот знаете, мы вспоминаем или читаем в какой-то старой литературе про людей, которые сидят в Шлиссельбургской крепости или каком-нибудь Алексеевском равелине. Помните эти все названия. В каких-то подвалах Петропавловки или где-то еще. И там приобретает свой прямой, буквальный смысл фраза «сгною», вот эта угроза сгноить.
Вот сгнаивают сейчас Навального. Речь, собственно, идет о том, что случится раньше – диктатор, безумный фараон отчается сломить этого человека или физически организм этого человека даст сбой и не позволит ему больше бороться. Вот важным фактором в жизни Алексея становится его собственное тело, которое может оказаться слабее, чем его воля. Ну, к этом приложили усилия некоторые профессионалы, которые травили его «Новичком», и всякое прочее. Но тем не менее это так.
И я хотел бы, чтобы вы понимали, что это не отдельный случайный эпизод и это не вот то, что в математике называют «выколотая точка». Знаете, вот есть график какой-то, есть какая-то кривая, а вот есть одна точка, в которой эта функция устроена иначе. Вот в этой точке как-то все не так, она какая-то особенная. Она не особенная, потому что опять мы видим целую линию, мы видим целую серию этих эпизодов в одну и в другую сторону: те, кто еще до, или те, кто еще после.
Мы видим суд над Яшиным, который движется в этом же направлении. Он идет туда, вот к Алексею, в этот его подвал, в этот его каменный мешок. На наших глазах, сейчас происходит этот суд. И мы видим, как сражаются там адвокаты. Там Вадим Прохоров, там Мария Эйсмонт, там Михаил Бирюков и другие и, собственно, сам Яшин прежде всего, которые пытаются показать убийцам, что то, что они делают, – это преступление, за которое они будут отвечать.
О чем дебаты-то? О чем там в суде сейчас происходят прения? Это прения о преступлениях, совершаемых судом, обвинением, следствием, лжесвидетелями, фальшивыми экспертами. Вот они совершают коллективное преступление в рамках преступной группы по предварительному сговору с использованием техническим средств. И это объясняют им адвокаты Яшина и сам Яшин. И мы следим за этим.
А рядом, на другом этаже этого же здания, потому что есть в Москве такое здание, в котором есть несколько судов, происходит другой суд – суд над муниципальным депутатом Кети Хараидзе, за которым я тоже слежу. Тот же, например, Михаил Бирюков, он и там тоже адвокат, поэтому он носится, мечется между этими этажами, для того чтобы успеть на допрос свидетеля или на допрос обвинения в одном зале, а потом в другом зале, где человек на своем месте, на своем посту совершавший свои отважные гражданские подвиги, на посту муниципального депутата…
И Кети Хараидзе делала это с такой храбростью и с такой самоотверженностью, и с такой эффективностью, между прочим, что ее выбрали этим самым депутатом, депутатом из-под домашнего ареста. Она сидела под домашним арестом, не вылезая из него, и все равно выиграла выборы. Вы можете себе это представить? Кто еще может похвастаться таким результатом?
Вот теперь она отправляется вслед за Яшиным, который отправляется вслед за Навальным. И дело Кети Хараидзе – это дело… Тут я возвращаюсь к закону, который освобождает обвинителя и судью от необходимости что бы то ни было доказывать. Вот так же ровно это уже фактически на практике произошло с Кети Хараидзе в ее деле, когда ее обвиняют в коррупции, в том, что он взяла взятку.
Но поскольку представить себе невозможно, что она ее действительно взяла, и доказать это никто не берется, они добывают специального отдельного человека, грубо говоря, нанимают человека, которого они путем угроз и принуждения заставляют идти на сговор со следствием и заставляют его признаться в том, что это он взял взятку, но не себе, а ей. Он как бы взял взятку для Кети. Ее обвиняют в этом, в том, что другой человек, подставленный ей следствием, сообщает, что это он взял взятку для нее. Это все что у них есть для обвинения. Больше в деле нет ничего.
И у меня есть вот этот образ, который все время стоит у меня перед глазами, – этот образ железнодорожных путей, по которым едут друг за другом несколько поездов, они едут все в одном направлении. И один уехал уже далеко (Навальный), другой едет за ним на некотором отставании, третий едет тоже по этим же рельсам в сторону произвола, в сторону жестокости, в сторону обвинения невиновного.
А потом я смотрю на это на все и вижу, что там впереди едет еще один поезд. А там – Мария Колесникова, которую просто зарезали. Давайте назовем вещи своими именами.
Вот то, что нам говорит: «Мария Колесникова находится в областной гомельской больнице скорой помощи в результате хирургической патологии». Природа этой хирургической патологии нам неизвестна и никому неизвестна. Она неизвестна ее родителям, ее адвокатам, ее сторонникам, журналистам. Никому. Ее резали ножом, скальпелем. Что ей резали, где? Сейчас стали сообщать, что какую-то язву. Но никто же ведь не знает этого. С наркозом ли? Что стало в результате этой операции? Какой она выйдет из этой больницы? Выйдет ли ногами? Мы не знаем этого, потому что это человек, которого полностью отделили от мира.
Если вам кажется, что то, что происходит в Белоруссии под безумным диктатором Лукашенко, не имеет никакого отношения к России, вы ошибаетесь. Это одни железнодорожные пути, это один процесс, это одна история. Так же, как с Кавказом. Вы думали, что Кавказ сам по себе, – теперь вы получили этот Кавказ повсюду. Вы думали, что Мали, Конго и Центральноафриканская Республика где-то далеко – вы получили это теперь здесь в России. И вы думали, что Белоруссия – это как-то отдельно, само по себе. Нет, Белоруссия – это часть вот этой империи террора, фашистского принуждения, в которой мы все живем и которая ломает нашу жизнь.
И Навальный движется, несомненно, в этом направлении. Что происходит с Навальным? Его лишают связи с окружающим миром, потому что последнее, что у Навального оставалось, – это отношение с адвокатами. Это право адвокатов навещать его, и они навещают его каждый день, сменяя друг друга, на протяжении всех этих месяцев и лет. И это его последняя ниточка, связывающая его с окружающим миром. Мы опять же на этой неделе узнали, например, что письма не ходят к нему и от него больше.
Сначала он встречался с этими адвокатами в комнате для встреч с адвокатами, потом их разделили барьером, потом в этом барьере заделали дырку, чтоб нельзя было передавать никакие бумаги, потом в нем заделали маленькие дырочки, чтоб было ничего не слышно, потом наконец замазали его краской и заклеили бумагой, чтоб ничего не было видно. Зачем? Смотрите на Колесникову и хирургическую патологию, которая с ней вдруг сама произошла.
Вот события этой недели и вот обстоятельства, которые заставляют нас думать о связности происходящего, о том, что все происходит в одном общем пространстве. И стены, которые мы воздвигаем в этом пространстве, они воображаемые. И наша защищенность от чего-то, что кажется нам каким-то далеким, нас не касающимся, не имеющим отношения, – это мнимая защищенность. Это то, о чем я хотел говорить вам в этой программе.
И я еще поговорю немножко. Вы пока, пожалуйста, ставьте ваши лайки и оформляйте ваши подписки, и присылайте ваши донэйты, не побоюсь этого слова. Вот я вам еще раз напомню, как и где эти лайки следует ставить.
А я загляну в вопросы. Кирилл пишет, что вопросов особенно нет, все только ругаются. Но есть, собственно, вопрос, которого я ждал, – новость о вот этом самом потолке нефтяных цен. Знаете, почему я про это не говорил? Потому что я в это не верю. Я послушал, почитал специалистов, аналитиков, экономистов. И у меня складывается такое впечатление, что эта история не взлетит, этот принцип навязывания потолка российской нефти не будет работать, это слишком сложный механизм, это механизм, который сложно и дорого обслуживать, это слишком тонкая система, чтобы ее настраивать, она работать не будет.
Я думаю, что будет работать другая. Будут постепенно усиливаться так называемые вторичные санкции, то есть санкции в отношении тех, кто нарушает санкции. Вот есть какие-то компании в странах третьего мира – в Китае, Индии, Пакистане, Бангладеше, Индонезии и разных других странах, Иране, несомненно, – которые способствуют обходу санкций. Они покупают то, что другим запрещено покупать, они продают России то, что запрещено к экспорту в Россию, они оказывают России услуги, которые Россия не должна получать, и так далее. Вот в отношении этих компаний, лиц и стран будут применяться вторичные санкции. Это работающий механизм. И в него можно поверить и на него можно поставить.
А история с барьером, с вот этим потолком цен на нефть слишком сложна, работать не будет. Поэтому я не хотел подробно про это говорить. Ну раз Алла Гарбор задала нам вопрос про это, а Кирилл мне прислал этот вопрос, то почему бы не ответить?
Ну вот, собственно, это все, что я припас для этого стрима. Я очень надеюсь, что мы с вами увидимся и в будущую среду, и в будущую пятницу, когда я буду снова с вами разговаривать. Успею ли я в среду? Среда у нас что такое? 7 декабря. Да, еще успею. Вот с пятницей будет плохо.
Знаете, давайте я вам сразу признаюсь, что пятницы следующей не будет, потому что я должен вам сообщить с особым чувством, что я полечу в Осло, для того чтобы присутствовать при историческом событии – при вручении Нобелевской премии «Мемориалу».
Это громадная честь, которой я очень горжусь, что «Мемориал» включил меня в список тех людей, которые не получают Нобелевскую премию, я не получаю Нобелевскую премию (она мне не присуждена, она «Мемориалу» присуждена), но я буду среди тех людей, среди очень небольшой группы людей, которые будут при этом присутствовать и поздравлять «Мемориал» сразу там на месте. Так же как Алеся Беляцкого, так же как украинскую группу, получившую тоже Нобелевскую премию – «Центр гражданских свобод», украинская правозащитная организация.
Вот мы будем там в Осло непосредственно за этим следить. Я надеюсь, что я вам сделаю какой-то репортаж об этом, может быть, у себя в Telegram-канале, а может, даже запишу какое-нибудь видео, если получится, или в Facebook. В общем, следите.
В пятницу не увидимся. Но в среду увидимся. И в следующую среду увидимся. Не пропадайте, пожалуйста, из моих эфиров, из моего канала. И вообще, берегите себя, будьте здоровы. Всего вам хорошего. Следите за новостями. Пока.