«Суть событий» с Сергеем Пархоменко
Очевидно, что и сама эта война продлится еще достаточно долго, и после ее формального окончания будет продолжаться драка. Эта драка будет происходить внутри России. И понятно, что вслед за Путиным не придет какой-то светлый и радостный демократический лидер…
Подписаться на Сергея Пархоменко
Поддержать канал Сергея Пархоменко
С.ПАРХОМЕНКО: Программа «Суть событий». Меня зовут Сергей Пархоменко. Вы находитесь на моем YouTube-канале. Я надеюсь, что все хорошо видно и слышно. Пожалуйста, дайте мне знать, действительно ли это так. Я сегодня провожу этот стрим в таких, я бы сказал, довольно походных гостиничных условиях. Вы видите немножко странный интерьер. Но уж какой есть. Будем надеяться, что все хорошо будет с интернетом.
Что там у нас? Вроде ничего. И с интернетом должно быть все нормально. Вот пишут, что все отлично. А раз все отлично, займусь любимым делом для всех стримеров – посмотрю, что здесь у меня в чате. Чат работает, кстати, в прямой трансляции. И за ним присматривает мой друг Кирилл. Спасибо ему большое за это.
Так вот посмотрим, что там с географией. Питер здесь. Люберцы с вами. Чернигов здесь. Привет из Петербурга. Пока не очень разнообразно. Но смотрим дальше. Казань. Молодечно, Минская область. Видное. Что там еще после Видного? Вроцлав. О, отличный польский город. Монреаль. Вообще Польша. Видимо, вся целиком. Иерусалим. Москва. Казань. Гент. Омск дождался, как здесь пишут. Кто-то по-гречески приветствует меня: калиспера. Калиспера, конечно. Братислава. Александров, вообще Подмосковье. Милуоки, целый штат. Курск. Алания. Павлодар. Одесса. Ош. Балашиха. Екатеринбург. Нью-Йорк. Истра. Владимир. Бруклин.
– «Где галстучек?» А что, без галстучка как-то я не смотрюсь, что ли, вам?
Подмосковье. Лёвен. Это где Лёвенский университет, что ли, знаменитый? Королев. Серов. Новоуральск, Свердловская область. Сейшелы. Кого-то занесло. Лондон. Нижний Новгород, Калининград. Москва. Болгария, Бургас. В общем, это можно бесконечно. Эта песня никогда не кончится. И это меня чрезвычайно радует. Но это я не просто так на это трачу время, а просто жду, пока подтянутся чуть-чуть опоздавшие. И вижу, что они подтягиваются, потому что народу у нас тут в трансляции становится все больше и больше. Это меня очень радует.
Пожалуйста, посмотрите описание этого стрима. В описании этого стрима посмотрите разные варианты поддержки моего YouTube-канала, моего Telegram-канала «Пархомбюро». Это чрезвычайно важная вещь, потому что именно с помощью канала «Пархомбюро» мы с вами можем общаться, я собираю вопросы перед моими стримами, ну и всяких других видов моей деятельности.
Там есть ссылки для тех, кто находится за пределами России. Это достаточно удобная система. Есть для тех, кто внутри России. Тут, конечно, главное – безопасность, какая-то конфиденциальность. Но все это вам там обеспечивается. Для тех, кто особенно заботится о том, чтобы эта безопасность была гарантирована, есть возможность поддерживать криптовалютами. Пожалуйста, не пренебрегайте этими возможностями. Полезная вещь.
А еще полезнее – это отметки «нравится», в просторечии называемые «лайками». Пожалуйста. Это от вас ничего не требует, кроме одного клика мышью. Вот пока их всего 260 с чем-то. Это, конечно, смехотворные цифры. Я надеюсь, что достаточно быстро она поменяется. Лайки, как вы знаете, нужны для того, чтобы распространить этот стрим, чтобы как можно больше людей получили оповещение о нем. Это чрезвычайно полезно для роста аудитории.
Ну и важны, конечно, подписки. Особенно если эти подписки совершаются непосредственно во время эфира. Если вы вдруг еще не подписаны на мой канал, пожалуйста, сделайте это. Мы как-то медленно, медленно двигаемся к 100 тысячам подписчиков. Что там у меня сейчас? 97,6 тысяч. Хорошая цифра, но маленькая. Хотелось бы, чтоб она, наконец, уже перевалила через сотню. Когда же это произойдет?
Вот это, пожалуй, все, что я хотел сказать для начала. Будем считать, что все, кто опаздывали на наш стрим, наконец уже до нас добрались. Так что все в порядке.
Знаете, я когда раздумывал над темами для сегодняшнего эфира и перебирал разные события этой недели, они, в общем, все не то чтобы какие-то были сильно впечатляющие. Было несколько каких-то истерических выходок разных людей, которые не очень хочется комментировать, не очень хочется терять на них время, а хочется говорить о каких-то действительно важных вещах.
Мы с вами, весь мир прожили 8 месяцев в состоянии войны. Я бы сказал, в положении войны. Вот наша жизнь последних 8 месяцев – это жизнь на фоне войны. Ничего более важного в ней не происходит. Все остальное – какие-то подробности, какие-то последствия этой войны. Но, в общем, понятно, что это то, что определяет нашу жизнь сегодня и что будет определять ее завтра, потому что в конце концов мы с вами не знаем ответа на вопрос, приведет ли эта война к гибели всего человечества или нет. До сих пор эта опасность сохраняется, никуда она не делась. Более того, на мой взгляд, она приближается с каждым днем. Так что возможно, что эта война – это, собственно, последнее, что нам с вами предстоит увидеть в нашей жизни.
Знаете, я нахожусь сейчас, не буду от вас это скрывать, в одном из самых прекрасных городов мира, необыкновенно красивом, необыкновенно уютном, пронизанном и наполненном какой-то удивительной историей, очень каким-то удобным для человеческой жизни, как говорят люди, которые здесь живут. Это город Копенгаген, столица Датского королевства. Меня позвали сюда принять участие в одной конференции, посвященной всяким медийным проблемам, журналистским проблемам, проблемам интернета, защиты интернета, борьбы интернета за свое распространение. В общем, не буду нагружать вас какими-то техническими подробностями.
И зовут меня постольку, поскольку я представляю большой российский проект под названием «Редколлегия», который объединяет очень много журналистов, который за последние несколько лет стал чрезвычайно авторитетной журналистской премией. И главное, что вокруг него образовалось комьюнити, сообщество российских журналистов. И, в общем, я с большой гордостью могу сказать, что, пожалуй, все живое, что в русской журналистике есть, все это так или иначе как-то группируется вокруг «Редколлегии». Время от времени мы устраиваем всякие конференции, какие-то учебные проекты, воркшопы и так далее.
– «Копенгаген… Нобелевку дают?» Послушайте, Ураган 46, Нобелевку дают не тут. Нобелевку действительно дают. Дают ее «Мемориалу», как вы знаете. Но дают ее в Осло, а не в Копенгагене. Не путайте. Я, кстати, заранее хочу сказать с огромной гордостью, что, кажется, мне удастся, если все будет в порядке, если повезет, мне удастся побывать на церемонии вручения Нобелевской премии «Мемориалу».
Это огромная честь, которой я ужасно рад. Как-то даже не могу до сих пор поверить, что меня туда позвали. Если это действительно случится, то я сделаю какой-то репортаж оттуда, попробую там что-нибудь поснимать. Я не знаю, правда, можно ли там снимать на телефон. Может, телефоны отнимают при входе. Выясним. Ну, не знаю. В общем, как-нибудь постараюсь вам сказать. Это к вопросу «Нобелевку дают?» Как-то меня отвлекли немножечко.
Так вот, город Копенгаген. И я представляю здесь на конференции в этом городе Копенгагене «Редколлегию», ну и в какой-то мере российское журналистское сообщество. И тема тут такая техническая. И как-то обсуждать надо вроде какие-то специфические вещи, какие-то техническое подробности. А на самом деле, вопросы одни и те же. И разговоры об одном и том же, в которых здесь приходится принимать участие.
И ты видишь, что аудитория, на самом деле, очень хорошо подготовленная. Здесь журналисты и всякие медийщики, и всякие интернетчики, и разнообразные дипломаты, и представители всяких гражданских проектов, некоммерческих организаций. Здесь в Дании есть несколько довольно известных международных организаций, которые работают. Например, есть такая организация под названием International Media Support, которая поддерживает журналистов в разных странах мира. У нее есть штаб-квартира здесь в Дании.
Так вот интересно: к одному и тому же и вопросы об одном и том же. Собственно, вот те самые, которые перечислены в заголовке этого нашего стрима сегодняшнего. Вот война. Сколько еще? Сколько, как вы думаете? Боже мой, сколько раз мне задали этот вопрос за прошедшие два дня, и сколько раз я признался, что я не могу на него ответить… Как вы думаете, сколько еще будет продолжаться эта война? Долго ли нам еще терпеть? Можем ли мы надеяться, что осталось немного? Можем ли мы надеяться, что уже мы перевалили за середину?
Я на это отвечать отказываюсь. Говорю, что я не знаю, сколько осталось. Я говорю о том, что в целом мне кажется, что эта война надолго. И я говорю о том, что мне кажется, что она не кончится в одну минуту, и она не кончится тем и так, про что и как думают люди достаточно поверхностные и примитивные: ну вот не будет Путина, вот мы проснемся однажды утром – Путина нет, он куда-то делся, и война кончилась, все хорошо, все прекратилось, все вернулось обратно.
Нет, такие громадные войны не заканчиваются таким способом. Совершенно очевидно, что и сама эта война продлится еще достаточно долго, и после ее формального окончания будет продолжаться драка. Эта драка будет происходить внутри России. И понятно, что вслед за Путиным не придет какой-то светлый и радостный демократический лидер, который восстановит справедливость, организует суды, устроит справедливые выборы и так далее. Нет, это будет драка между разного рода бандитами.
Когда я говорю это, у меня сразу спрашивают: «А, это, наверное, Пригожин и Кадыров». Весь мир выучил, что в России теперь есть не только Путин, но и Пригожин и Кадыров. Вот раньше, когда скажешь, что ты из России или как-то люди поймут, что ты оттуда, не знаю, опять приедешь в гостиницу какую-нибудь, покажешь паспорт российский, тебе сразу скажут (интонация бывает разная, смысл бывает разный в этом вопросе): «Ну что там Путин?» Одни – как-то с восхищением, другие – с отвращением, третьи – как про что-то такое стыдное спрашивают, типа, а вот ваш фурункул на жопе как поживает, ничего, вас не очень беспокоит?
И ты говоришь: «Да нет, ничего. Я его как-то заклеил. Не очень видно». Вот примерно так спрашивают про Путина. Но обязательно спрашивают про Путина.
Когда-то это был стопроцентный Горбачев. Скажешь, что ты из России – тут же тебе назовут Горбачева. Потом короткое время был Ельцин. Но как-то совсем, надо сказать, недолго. Он в какой-то щели остался между Горбачевым и Путиным. Ну а потом – Путин. Теперь выяснилось, что в России есть три человека: Путин, Кадыров и Пригожин. Поздравляю вас. Вот теперь образ нашей с вами родины.
Так вот, когда у меня спрашивают: «А что, будет драка между Кадыровым и Пригожиным?», я говорю: «Ну да, будет Кадыров и еще сто других Кадыровых, Пригожин и еще двести других Пригожиных, потому что это только те, кто на поверхности. Это просто те имена, которые мы с вами сейчас представляем себе в связи с какими-то там сиюминутными обстоятельствами».
Надо сказать, что они сами очень к этому приложили много усилий, они сами очень этого добивались, чтоб мы сразу вспоминали о них. И на самом деле, конечно, все это очень преувеличено. И когда мы говорим о том, что они вдвоем отставляют каких-то генералов и меняют каких-то важных политических деятелей, нападают на губернаторов и так далее, надо все-таки всегда помнить, я вам очень советую про это помнить, что никогда не знаешь, это они это устроили или они первые про это узнали и сумели сделать вид, что это они. Это, вообще, старинная аппаратная забава, такая старинная политическая затея: узнать про что-нибудь, а потом сделать вид, что это ты устроил. А на самом деле, ты просто первый про это сказал.
Ну вот есть такой знаменитый анекдот. Не анекдот, а такая история из российской политики про то, как в 1999 году маленький чиновник постепенно становился все больше и больше, раздулся, превратился в главу КГБ. Путин. Помните, да? Был такой. Ну и вот в какой-то момент он оказался за границей в Испании.
Он тогда очень любил жить на разных олигархических яхтах. Разные олигархи ему там помогали и покровительствовали, кормили его, поили, развлекали, б… всяких ему привозили, катали его на этих яхтах, держали его на своих шикарных виллах где-то в Испании, на Лазурном берегу во Франции и еще где-то. Он очень любил в это во все погружаться. Он был маленький человечек. Ему важно было, что он выходит утром такой весь в мягком махровом халате, скидывается его, окунается в бассейн. И ему кажется, что жизнь удалась, все хорошо.
И вот он в очередной раз был в Испании на какой-то олигархической вилле. И к нему прибежал Березовский и говорит: «Послушай, имею тебе сообщить, что мне удалось добиться того, что ты будешь премьер-министром, а значит преемником». И это была большая березовская победа, которая заключалась в том, что он первый про это узнал. Конечно, не он это организовал, не он этого добился, но он оказался первым, кто добежал до тогдашнего Путина и кто создал в нем тогдашнем ощущение, что это ему, Березовскому, Путин обязан этим новым назначением.
Вот и до того, и после того эта технология пользуется огромной популярностью и считается чрезвычайно важным умением в этих политических кругах: первым разузнать, первым прибежать и сделать вид, что это ты.
На самом деле, мы с вами не можем в точности говорить, вот эти все демарши Кадырова, Пригожина, вместе, по отдельности, когда они кого-то там смещают, на кого-то кидаются… Как они смело бросились на этого генерала. Прямо наговорили каких-то чудовищных грубостей, сильно ему как-то надерзили. А на самом деле, скорее всего, они просто первым узнали о том, что принято какое-то решение, что он кому-то разонравился (например, мы догадываемся кому), что появилась идея его заменить. И вот они тогда немедленно этим пользуются и имитируют эту свою невероятную влиятельность. Я лично так это для себя интерпретирую.
Но вот дальше говорят, что ну да, вот Кадыров, Пригожин. Я говорю, десять Кадыровых и сто Пригожиных. – «Да?! А что, у вас есть еще?» Ну конечно есть. Есть огромное количество людей, которые чуть-чуть, так сказать, припрятались от этой войны. Но мы с вами не должны забывать о том, что они существуют. А где Сечин? Он что, лучше, что ли, Кадырова или Пригожина? А Ковальчук? А еще другой Ковальчук? Их там несколько разных. Братья какие-то есть. А Ротенберг? А еще другой Ротенберг? А еще третий Ротенберг.
Там, вообще, довольно большая очередь разных негодяев, которые, конечно, тогда, когда сковырнут этого фурункула… Меня все время просят не называть его фараоном, хотя, на мой взгляд, это довольно точно отражает сущность этого политика. Ну, хорошо, окей. Вам легче будет, если я однажды вместо «фараона» назову его «фурункулом»? Похожие, на самом деле, слова. Смысл немножко разный. Все это произойдет сразу после того, как фурункул сковырнут.
Дайте я посмотрю сейчас. Мне тут мой друг Кирилл обещал присылать разные вопросики. Сейчас я посмотрю, он уже прислал или еще нет. Во всяком случае, настроюсь так, чтобы как-то сразу от него получать.
«Это же как у Задорнова, – пишет он. – Надо сохраниться и выбрать Жириновского в президенты – чисто поржать. Так вот теперь не до смеха. Там же уже откровенный бред несут». Это он цитирует одного из собеседников здесь в чате. Вот положу. Буду смотреть на все, что он мне присылает.
Нас ждет после этой войны длинная история дележа. Бывает, что делят победу. А бывает, что делят поражение. И это может затянуться довольно надолго.
Вот вся проблема, на самом деле, заключается в том, что есть большая разница в двух временных шкалах. Вот есть шкала человеческой жизни. И по этой шкале 8 месяцев – это огромный срок. А год – это еще больший срок. А несколько лет – это просто колоссальный кусок жизни. А есть историческая шкала, которая вообще мыслит совершенно другими периодами и другими цифрами. И когда мы оглядываемся назад, мы часто говорим, что произошло что-то, а спустя буквально 5 минут произошли последствия от этого чего-то.
Ну вот Русско-японская война, а потом сразу бац – и кончилась Российская империя. Собственно, это произошло моментально одно вслед за другим. Россия проиграла эту войну. Это подорвало ее и в конечном итоге привело к революции. Послушайте, 10 лет. Русско-японская война – это когда было? Ну, подскажите мне. По-моему, это какой-то 1907 год. Нет? Что-то вроде этого. А конец Российской империи – это что, 1917-й? Сколько? 10 лет. В человеческой жизни это огромный кусок. Это одно из шести, семи, в лучшем случае восьми десятилетий, отведенных человеку. Мне вот пишут, что 1904-1905. Видите, 12 лет, а не 10. Спасибо большое.
Так что нас ждет этот кусок, когда Россия будет приходить в себя от того, что… Это, кстати, большой вопрос, как это говорить. От того, что она совершила, или от того, что с ней совершили?
А другой вопрос: а кто, собственно, его удавит? Когда произносят этот вопрос, мне много раз пришлось его слышать на протяжении и этих двух дней здесь, когда я разговаривал про политику публичную в прекрасном городе Копенгагене, и раньше. Кто окажется этим избавителем? Тоже, конечно, ничего этого мы не знаем. Ни на один из этих важнейших вопросов у нас нет ответа: ни сколько еще, ни кто его удавит, ни что будет потом. Мы не знаем этого. Мы можем только следить за событиями и пытаться надеяться на то, что мы увидим, услышим тот момент, когда это все начнет происходить. И мы можем пытаться каким-то образом помогать этим.
Вот еще одно событие, пока не очень широко распространившееся, пока не очень широко известное. Несколько правозащитных организаций, таких волонтерских сообществ, которые работают за пределами России, в частности в Польше, в Варшаве, объявили на этих днях, вот на этой неделе о том, что они открывают программу мобилизации и подготовки людей, которые хотели бы воевать на этой войне против путинской России. И от этого осталось какое-то очень двойственное впечатление.
Ну да, это не первая попытка. Вот мы с вами помним, что некоторое время тому назад Илья Пономарев объявлял о том, что какой-то легион, какой-то батальон, не то полк. В общем, какие-то части этих волонтеров, которые там. Это все не имело никакого успеха. И объясняется это тем, что у этого самого Ильи Пономарева есть репутация. И эта репутация не очень хорошая.
Про него многие помнят разные истории, как он в разные важные моменты развития всяких протестов и так далее выступал каким-то не лучшим образом. Потом с ним произошла странная история с его бегством и с обвинением перед этим бегством. Он очень любит рассказывать, что он был единственным человеком, который проголосовал против аннексии Крыма. Но это было уже в разгар огромного скандала, который вокруг него развивался. И было совершенно очевидно, что ему в России не жить, что ему нужно как-то уносить ноги, создавать какую-то новую репутацию. В общем, на мой взгляд, цена этому голосованию не очень высокая.
В общем, короче говоря, никто особенно Илье Пономареву не поверил. И его вот эта вся инициатива не имела никакого большого успеха. А тут люди уважаемые, люди с хорошими, заслуженными, заработанными репутациями, люди, известные многолетней работой в российском правозащитном движении и в разных важных и полезных гражданских инициативах, не то что Пономарев, говорят об этом же самом.
И реакция такая, я бы сказал, сложная, многослойная. Одни восхищаются их храбростью и говорят: «Ну вот наконец кто-то не только собирается болтать, но и собирается участвовать в этой войне и участвовать тем единственным способом, каким можно участвовать в войне, если ты хочешь приблизить победу – самому пойти и собрать вооруженных людей, собрать деньги на их вооружение».
Другие говорят: «Это безрассудная какая-то затея, потому что она подставляет, создает дополнительную опасность для огромного количества людей, которые по-прежнему остаются в России. И вообще в этих ситуациях невозможна никакая регистрация кого-либо».
А организаторы этой инициативы говорят: «Вот вам сайт. Присылайте сведения, сообщения, ваши имена. Записывайтесь. Мы будем создавать центр для подготовки этих людей, для вооружения этих людей и так далее».
Вроде как это очень рискованно для тех, кто в России, потому что украдут же эту базу данных. И уже даже вот эта беспонтовая инициатива Ильи Пономарева тоже обернулась какими-то совершенно ужасными последствиями для людей, которые вообще про это ничего не слыхали, вся вина которых заключается в том, что они когда-то были знакомы с Пономаревым или как-то неосторожно поговорили с Пономаревым некоторое время тому назад. И тут же немедленно к ним пришли, начали их куда-то хватать, тащить. Они вообще не понимают, от чего. В общем, не создавайте лишней угрозы и лишней опасности.
Но помимо этих сугубо практических соображений есть еще такие философские: «Ну вот мы же пацифисты. У нас есть антивоенные инициативы. Мы считаем, что войну нужно прекратить, что она должна как можно скорее кончиться. А тут вдруг мы непосредственно вторгаемся в какие-то военные действия.
Могут ли это быть журналисты, могут ли это быть правозащитники, могут ли это быть всякие гражданские активисты, которые как бы меняют на какое-то время свой образ действия, переворачивают кепку козырьком назад и становятся непосредственными участниками боевых действий или призывают других сделаться непосредственными участниками боевых действий? Хорошо ли это? Правильный ли это путь для правозащитников, гражданских активистов, диссидентов и так далее?»
Но есть ведь практическая сторона дела. Потому что да, действительно, существует какое-то количество людей, значимое количество людей, которые с самого начала этой войны думают о том, чтобы принять в ней непосредственное участие на той стороне, на стороне добра, на стороне армии, которая сражается с диктатором, армии, которая в конечном итоге освобождает Россию. Это же поразительная, такая парадоксальная вещь, когда Россия напала на Украину, война идет на территории Украины, но эта война в конечном итоге за освобождение России от той страшной скверны, которой Россия поражена, от того чудовищного диагноза, который России поставлен – фашистское государство.
И вот есть люди, которые говорят: «А как бы мне туда попасть?» Я, например, знаю таких врачей. Вот было несколько случаев, я не скажу, что много, было несколько случаев, когда просто непосредственно ко мне обращались люди и говорили, и писали мне: «Вот я врач такой-то, специальность у меня такая-то. Специальность для военного времени полезная. Я умею справляться с травмами, с кровотечениями, со всякими поражениями, со всякими сложными случаями. Я бы хотел поехать на фронт и там работать с украинской стороны просто в каком-нибудь полевом госпитале. У вас есть всякие знакомые, у вас есть разные контакты. Пожалуйста, попробуйте для меня выяснить, как можно это сделать».
И я пытался это выяснить. Я звонил разным своим украинским знакомым, благо они есть, и у меня сохранились с ними какие-то вполне дружеские отношения, задавал эти вопросы. Те обещали мне выяснить. И через некоторое время они мне говорили. Во всех случаях без единого исключения я получал ответ.
Ответ был такой: «Нет, это невозможно. Не нужно этим людям ехать в Украину, потому что в лучшем случае все их время и все их силы уйдут не на то, чтобы кого-то лечить, кого-то оперировать, чему-то помогать и так далее, а уйдут их силы на то, чтобы доказывать, что они шпионы, не вредители, не враги, что они не засланы». Вот будете бесконечно только это обсуждать со всякими службами безопасности и так далее, а пользу никакой не будет.
Это неправильная ситуация. Я думаю, что, на самом деле, пора уже про это подумать украинской стороне. Мне кажется, что они зря пренебрегают этой возможностью и этими людьми. И только в их силах, и только в их власти и в их воле создать какой-то работающий механизм. И это было бы, на самом деле, гораздо правильнее, на мой взгляд, чем попытка организовать с этой стороны, со стороны России, какой-то поток людей туда, который упрется непонятно во что, непонятно в какую стену, непонятно в какое недоверие, непонятно в какие процедуры безопасности и так далее. И это должна сделать принимающая сторона.
Но ответ обычно на это следует: «Да она вам вообще ничего не должна. Что это вам опять кто-то что-то должен?» Ну, знаете, это вопрос все-таки о пользе, о том, могут ли эти люди оказаться полезными для украинской победы. Вы взвесьте это сами. Вы сами про это подумайте. Вот эти врачи, эти военные специалисты, эти инженеры, эти строители, эти электрики… Что сейчас нужно Украине в нынешних обстоятельствах, когда Россия взялась разносить украинскую инфраструктуру: все что связано с украинской энергетикой, коммунальным хозяйством, водоснабжением и так далее и так далее? Вам нужно это?
Вот мне лично кажется, что да, нужно. Возможно, я ошибаюсь. Но ничто не мешает мне просто задать этот вопрос и сказать, что вы там изучите это, совершенно не исключено, что в этом есть некоторый ресурс, что в этом есть некоторый потенциал. И, может быть, от него не стоит отказываться.
Но вот это вопросы, которые к исходу этих 8 месяцев встали перед, в том числе, российским обществом, вообще перед мировым обществом: как реально помочь этому, как придвинуть этот момент? Потому что какие-то истерические такие общие заявления «вы все должны покаяться», «вы все должны разорвать на себе рубашки»…
Понимаете, не бывает таких ситуаций, в которых вдруг все должны что-то такое одно общее. Люди решают за себя, у людей есть только одно. У них есть своя собственная жизнь, и они этой жизнь могут распорядиться так или иначе.
А задача политиков и задача общественных деятелей, и задача, в том числе, людей, которые занимаются разными гражданскими проектами и разной гражданской активностью, заключается в том, чтобы, если эта энергия есть, если это желание есть, если есть люди, которые задумываются о том, как они могут распорядиться своей жизнью, дать им ответы на это. Это гораздо, несомненно, прагматичнее, практичнее, полезнее, чем крики про то, что вы все должны покаяться, извиниться, встать на колени, принять на себя вину и так далее.
Оттого, что кто-нибудь примет вину, победа не приблизится. А оттого, что сто врачей, сто электриков, сто водопроводчиков и еще сто специалистов по наведению понтонных переправ приедут на украинскую сторону и вольются в украинские вооруженные силы, победа приблизится. На 5 минут, может быть, на полдня, может быть, если очень повезет, но точно приблизится, а не отодвинется. И хорошо бы, чтобы про это кто-нибудь подумал.
Есть еще один вопрос, о котором все время приходится говорить. И он как раз вытекает из того, что мы говорим сейчас до сих пор. Это вопрос о том, а что, собственно, случилось с российским обществом, что оно оказалось вот такое, что вот оно не сопротивляется, не создает внутри себя каких-то пацифистских, антивоенных структур и так далее и так далее?
И тогда приходится объяснять одно и то же. Дорогие друзья, у вас есть ложное ощущение, что с российским обществом что-то случилось, и это «случилось» представляет собой какую-то однократную вещь. Вот 24 февраля 2022 года с российским обществом что-то случилось, и оно вдруг стало вот таким или оно стало сяким.
С российским обществом происходило нечто на протяжении 20 с лишним лет по меньшей мере. Эти 20 лет происходила, по существу, подготовка российского общества к войне. Люди, которые затеяли войну, они 20 лет Россией управляли и 20 лет готовились к войне. Не знаю этого. У меня нет, на самом деле, никаких конспирологических таких выводов насчет того, что он всегда собирался воевать. Да никогда он не собирался воевать. Он воевать реально, как я понимаю, засобирался в начале прошлого, 2021-го, года, а окончательно в это во все поверил и, по существу, начал делать какие-то движения уже с этим связанные осенью.
Но первые мысли появились у него после того, как ему легко удалось провернуть его эту аферу с Конституцией. Это было так просто, и это было настолько для него безопасно и как-то так безотказно, что в этот момент, я думаю, у него в голове и зародилась эта мысль: «А что, не боги горшки обжигают, не боги войны начинают. Может, я тоже повоюю? Все будет хорошо».
Но в действительности эта подготовка продолжается очень давно. Вот по меньшей мере 10 лет – это точно, вот это мы прямо знаем. С 2012 года в России гражданская активность является преступлением: сначала – административным преступлением, а потом – уголовным преступлением. Но она криминализована.
Российское законодательство, Российское государство устроено таким образом, что оно наказывает людей за то, что они граждански активны, за то, что они хотят что-то делать на пользу своей родине. За это в России наказывают с 2012 года. Потому что существует эта история с иноагентами. Российское гражданское общество, российские гражданские проекты, без которых невозможно развитие общества, не могут с 2012 года получить легальное финансирование для своей деятельности в открытую, с отчетностью, ничего не скрывая, демонстративно. Нельзя. Это преступление. Либо вы попросите у государства, либо вы не получите ничего.
20 лет происходит борьба за то, чтобы в российских медиа не существовало предпринимательской инициативы, чтобы российская информационная индустрия не была индустрией, чтобы она не могла стоять на ногах, чтобы она не могла сама себя прокормить, чтобы она не могла существовать, чтобы она могла только попрошайничать или идти в услужение государству.
Последовательно 20 лет, начиная с войны Путина с концерном «Медиа-Мост», происходит уничтожение российской информационной индустрии как индустрии, как отрасли народного хозяйства, как сферы предпринимательства прежде всего. Государство взяло под контроль те возможности нормальные, которые в мире обычно существуют у любых медиа для заработка, рекламу и дистрибуцию, распространение собственно самого контента, а дальше последовательно создавало ситуацию вот этого бесправия и беспомощности медиа.
На это ушло 20 лет. Это появилось не в феврале нынешнего года. Российское общество последовательно подвергалось вот этому изъятию важнейших инструментов, механизмов, институтов, которые в нем происходили, и оказалось приведено к этому состоянию за 20 лет.
И на самом деле, гораздо более поразительно другое. Гораздо более поразительно то, что в России есть 10 или 12% тех, кто еще пытается что-то такое сделать, пытается чему-то сопротивляться, пытается что-то такое провозгласить, что-то написать, собраться вместе и так далее и так далее.
«Умоляю, – пишет мне истерически человек по имени Виталий Марков, – умоляю, поймите, что даже предложение – это сейчас кощунство!» Почему, Виталий Марков? Кто вам сказал, что это кощунство? Кто вам сказал, что врач, который говорит: «Я хочу оперировать украинских раненых», кто вам сказал, что электрик, который говорит: «Я умею сращивать порванные провода», где это кощунство? Что вы истерите, Виталий Марков? Что вы бегаете по стенкам? Откуда столько слез, этой слюны, которая летит у вас изо рта, Виталий Марков? Чего вы умоляете?
Вы хоть задумайтесь на секунду, что восклицательные знаки, которые вы расставляете в ваших фразах, они не добавляют вам убедительности. Ни один из этих восклицательных знаков. Умоляйте вашу бабушку. Она любит, когда с ней разговаривают в тоне умоления. И смайликов, смайликов побольше. Без смайликов вы выразить свою мысль не можете.
Ну вот. Так что я думаю, что, на самом деле, удивляться мы должны вот этому – тому, что существует еще 10-12% людей, которые пытаются что-то сделать после 20 лет последовательных усилий, направленных на уничтожение этого общества и поддержанных, между прочим, чрезвычайно благоприятной экономической конъюнктурой, ситуацией, в которой страна жила под дождем из денег. И этими деньгами можно было замазать любую глупость, любое преступление, любую ошибку, любую неэффективность, абсолютно все что угодно. Можно было пустить на оплату вот этих усилий.
Ни в какой другой стране просто не хватило бы денег на то, чтобы уничтожать с такой настойчивостью, таким упорством демократические институты. На это же деньги нужны. И это делает власть чрезвычайно неэффективно. А здесь деньги были.
Давайте я пойду по вопросам. У нас осталось еще минут 20 этого разговора. Можно я не буду сегодня обсуждать дверь Караулова, которую пилили, и к которому пришли с собаками? Я к этому человеку отношусь с отвращением. Мне неинтересно ничего из его жизни. Ничего. Совсем. Совсем не важно, что с ним происходит. Он сделал в своей жизни столько зла, что если теперь его нечаянно сожрет кто-нибудь из тех, на кого он работал все эти годы, – это будет только справедливо.
– «Почему никто не говорит о факторе замерзания Днепра как о решающей причине оставления Херсона Россией? Очевидно, что когда замерзнет Днепр, поставки с левого берега обнулятся».
Во-первых, уважаемый Максим Силаев, который задает этот вопрос. Запомните, пожалуйста, что форма задавания вопроса «почему никто не говорит о…» обречена на неудачу, потому что вы всегда найдете кого-нибудь, кто про это говорит, но вы просто не нашли. Так не бывает. Вот вы говорите – значит уже кто-то говорит. Я говорю.
С Херсоном ситуация, на самом деле, другая. Вопрос совершенно не в замерзании чего бы то ни было. И не очень понятно, почему замерзание должно радикально изменить ситуацию. Штука заключается в целом в том, что российская группировка на том берегу Днепра осталась без коммуникации, она осталась без снабжения. И дальше может происходить только истощение. Каждый выпущенный снаряд, каждый выстрелянный рожок патронов приближает эту группировку к печальному концу. И это понятно. Снабжать через Крым их невозможно, а уйти оттуда они не смеют.
Потому что совершенно очевидно, что Путин объявил это задачей войны, что он, на самом деле, разговаривая про то, что вся эта война устроена ради того, чтобы спасать Донбасс (Донецк и Луганск), на самом-то деле, совершенно очевидно, что на Донецк и Луганск ему абсолютно наплевать, потому что идеологически вес весь лежит на вот этих, новых, вновь добытых территориях. И он много раз доказал, что он легко отдаст все что угодно и легко предаст этих людей. Их судьба абсолютно его не интересует в действительности. И идеологическая задача здесь гораздо важнее судьбы конкретных людей.
Люди, которые командуют этой группировкой вокруг Херсона, и вообще в целом люди, которые командуют российской армией и вторжением, они до такой степени перепуганы и до такой степени ничтожны и так боятся сообщить о реальной ситуации этому самому все-таки фараону, что создалась вот эта ситуация: надо уходить, а уходить они боятся. Это смешно, что они боятся своего этого царя, своего этого монарха больше, чем реального поражения. Украина, конечно, теряет очень много на этих атаках. Они очень кровопролитные. Они очень истощают украинские силы.
Но это, конечно, важнейший на сегодня участок фронта. Если вы помните, еще задолго до начала войны, когда только появились какие-то первые разговоры о ней, мы с вами здесь это обсуждали, и я говорил много раз, что я считаю, что большая, полномасштабная война с участием российской армии невозможна, а возможная попытка прорваться там на юге и создать некоторый коридор для связи Крыма с основной российской территорией. И это наиболее вероятное развитие событий. Я, честно говоря, был уверен, что это будет делаться формально силами ЛНР и ДНР, которые, конечно, будут поддержаны российской армией, но опять по принципу «их там нет». Но видите, безумие оказалось гораздо более глубоко зашедшим.
Опять вопрос, который бесконечно вам задают: «А почему вы все считали, что Путин не начнет войну?» Ответ тут как раз очень простой. А потому что мы думали, что у него есть какое-то реально представление об окружающей действительности. Мы расценивали его как человека, который знает, что происходит вокруг, и исходя из этого знания принимает какие-то логические решения. Мы думали, что он поступит исходя из реальности. А он поступил только исходя из собственного безумия. Ну да, на это никто не рассчитывал. Никто не предполагал, что дело зашло так глубоко. Никто не предполагал, что он до такой степени не знает, что вокруг происходит, что на основании этого совершит то, что он совершил. Вот почему.
Так что, конечно, средоточие этой войны – это вот этот юг, это территория Украины, непосредственно прилегающая к Крыму сегодня. И интересно, что она абсолютно вытащила, выдернула ту идеологическую подкладку, которая под этой войной существует с точки зрения российских идеологов. Именно Херсон не оставляет ничего, день за днем наблюдения за этим не оставляет ничего от рассказов про то, что эта война устроена ради спасения людей в Донецке и Луганске.
– «Россиян обвиняют, что они массово не выходят на митинги, что могли бы скинуть Путина. Ваше мнение».
Давайте вы обвините в этом жителей Херсонской области. А они почему массово не выходят на митинги? Могли бы выйти на митинги и скинуть захватчиков, правда же, в вашей логике. Но почему-то вы ее не прикладываете туда.
В тоталитарной стране люди не ходят по митингам. В стране, в которой 20 лет уничтожалось право людей на выход на улицу… Людей били просто за то, что они появляются на улице, за то, что они стоят с пустым плакатом, за то, что они приходят к зданию суда. Людей бьют за это. Вас это не смущает? Вас это не убеждает? Людей сажают за слова в тюрьму. Вас это не смущает? Вы где? Ну выйдите! Вы сами где? На какой вы улице, конкретно вы, Александр Басин? Назовите адрес, где вы стоите со своим плакатом? Сейчас пришлите мне его.
– «Для меня загадка, как эта моль и гопник под себя всю элиты подмял. Как он на них повлиял так, что они сами на себя не похожи: Шойгу, Лавров и так далее?»
Очень просто – скупил. Постепенно скупил. Точнее, они сами себя скупили. Они создали некую ситуацию, которую они создавали общими усилиями с участием и Шойгу, и Лаврова, и огромного количества всех этих олигархов, чиновников, промышленников и так далее. Они создали сообщество, внутри которого они существовали. И внутри этого сообщества существовали некоторые правила. Они существуют до сих пор. Эти правила их совершенно устраивают. По этим правилам нужно вести себя так. Ну они и вели.
И в обмен получали все что им нужно. Получали почет, продвижение по службе, моральное удовлетворение, уважение, которое демонстрировали им окружающие, изумительные условия жизни, замечательные перспективы для детей и внуков. Все что нужно человеку, все, включая важнейшие моральные стимулы типа уважения.
Лаврову много лет говорят о том, что он замечательный дипломат, что он влиятельный, глубокий мыслитель, создатель целой дипломатической школы, обладатель удивительных переговорных качеств. Как человек от этого вдруг откажется, вдруг сделается революционером, вдруг станет говорит: «Нет, я не согласен. Мы не будем в этом участвовать. Нет, я не буду на это работать. Это война. Это безобразие. Это захватническая идеология. Это фашизм. Нет, я не буду»? С каких пор? Где вы такое видели, чтобы люди так себя вели?
Люди находятся в благоприятной для них среде. Эта среда существует долго и развивается во все более и более благоприятную. Конечно, они не хотят ее нарушить. Постепенно они становятся не только ее обитателями, они становятся ее строителями, они становятся соучастниками, соорганизаторами этого режима. Вот так это и работает.
– «Привет из Одессы. Почему русские патриоты так ждут ноябрьские выборы в Соединенных Штатах?»
Ноябрьские выборы в Соединенных Штатах эти так называемые патриоты, то есть те, кто надеется, что власть в Соединенных Штатах как-то радикально содержательно перевернется, они этого ждут потому, что, конечно, они надеются, что это положит конец помощи Соединенных Штатов Украине. Нет, не поможет.
По всей видимости, действительно, в формальной структуре американских законодательных органов Конгресса – Палаты представителей и, скорее всего, Сената тоже (Палата представителей – уже почти гарантированно, а Сенат – скорее всего) – произойдет переворот, который будет заключаться в том, что контроль над большинством и в одной, и в другой палате перейдет из рук в руки от демократов к республиканцам.
Но сегодня уже совершенно очевидно, и это очевидно становится тогда, когда вы смотрите, что эти люди говорят, что они пишут, как они голосуют, за что они выступают, какие законопроекты они предлагают и так далее, те самые, которые завтра должны оказаться как-то во главе этих двух законодательных палат, становится понятно, что никуда помощь Украине не денется.
Могут возникнуть какие-то дополнительные механизмы контроля, когда администрации американского президента, Белому дому навяжут некоторые дополнительные обязанности, связанные с отчетностью. Это вполне может случиться. Я даже не уверен, что в этом есть что-то плохое. Пусть отчитывается. Там профессионалы сидят. Они умеют писать эти отчетные документы. Почему нет?
Но содержательно, на самом деле, велика вероятность, что объем помощи только увеличится. Потому что именно в среде республиканцев есть значительное количество людей, придерживающихся, наоборот, более радикальных взглядов на то, какую роль должны играть Соединенные Штаты в разных событиях в мире, в разных ключевых конфликтах в мире и так далее и так далее. Это свойственно именно республиканцам, а не демократам. Наоборот, демократы всегда были более умеренные по этой части. Так что помощи, скорее всего, будет даже больше, но она будет обставлена разными условиями. Может быть, это и хорошо, я не знаю. Посмотрим.
А люди, которые надеются, что вот этот переворот с одной партии на другую радикально изменит эту ситуацию, они просто ошибаются. Их ожидает большое разочарование по этой части.
– «У господина Кириенко получится ли превратить СВО в священную войну?»
Это будет делать не господин Кириенко, это делает человеческая психология. Людям это свойственно. Людям свойственно видеть близкие, простые причины того, что происходит, и только потом, со временем начинают задумываться над тем, каковы причины того, что они видят.
Вот этот знаменитый крик на этом ужасном-ужасном видео во автобусе, когда женщина узнает о том, что ее сын погиб, и кричит: «Проклятая Украина». Понятно же почему. Потому что это просто лежит рядом. Потому что это проще. Это примитивный вывод. Нужно сделать следующий шаг. Нужно в своей голове проделать некоторые логические операции, для того чтобы понять более сложную вещь: откуда в действительности эта война и кто на этой войне, собственно, проклятый, кто организовал эту смерть, кому она обязана тем, что она потеряла своего сына.
Так что в этом смысле человеческая психология и самозащита, которая живет в каждом человеческом мозгу, людям так проще. Им проще думать, что они невиноваты, что виноват кто-то другой, что они опять жертвы, что злодей совершил над ними что-то. Вот это свойственно людям. И в этом смысле да, конечно, нас ожидает и это. И когда мы говорим о том, долго ли еще, мы должны понимать, что будет и этот период, что предстоит еще и метаморфоза психологическая, моральная, когда люди постепенно должны прийти к тому, отчего случилась эта война, и почему их постиг крах в этой войне, почему они должны страдать после того, как эта война оказалась проигранной. Займет время, несомненно.
Пошли дальше по вопросам, раз так. – «Вы считаете, что украинская армия станет триггером смены власти в России?»
Не армия станет триггером смены власти в России, а война станет триггером смены власти в России. Проигранная война станет таким триггером. Проигранная война – это банкротство этой власти, этой идеи, всего этого, так сказать, проекта и попытка на его месте возвести что-то другое. Да, станет, несомненно.
«Вы не считаете, что война в Грузии, – Анастасия Олейникова у меня спрашивает, – в 2008 году дала Путлеру страховку, что Запад не станет реагировать? Ведь ее Запад проглотил».
Нет, не дала она никакой страховки. Она дала иллюзию. Это факт. Да, это был один из факторов. Так же, как и история с Крымом, так же, конечно, и история с Грузией. Никакой страховки там не было. Не знаю, может быть, вы неудачно выразились. Может быть, вы это ровно и имеете в виду. Но смысл, конечно, такой. Конечно, Путину понравилось. Конечно, он посмотрел, как прошла эта история с грузинской войной, и сказал себе: «Че, отлично получилось. Можем повторять еще, еще и еще. Вот это точно можем повторить». То, про что он говорил «можем повторить», имея в виду Вторую мировую, то он повторить не смог и не сможет ни за что, а вот грузинскую он попытался повторить.
Но ведь вот, что важно. Урок из грузинской войны извлекла и та сторона тоже. И Саркози, который попытался быть миротворцем, а в результате оказался человеком, который помогает сокрытию преступления, а потом еще и взял взятку за это фактически вот этими самыми знаменитыми «Мистралями». Помните? Не помните? Погуглите. История про то, как Россия заказала во Франции два громадных военных корабля очень дорогих, очень современных. В действительности ей не очень нужны, потому что на хрена они на Черноморском флоте, в этой луже без выхода наружу?
Но это был способ задобрить Францию, купить Францию за эти деньги. Общая стоимость сделки была порядка миллиарда евро. Всего-навсего, немного – миллиард евро. За этот миллиард евро покупалась оптом вся французская политическая элита, потому что это было чрезвычайно выгодно для тогдашней правящей во Франции группировки.
Но мир сделал из этого некоторые выводы, и французы сделали из этого некоторые выводы, и французские политики сделали из этого некоторые выводы о том, что такого рода соучастие в преступлении кончается позором, крахом карьеры политической, превращением человека в посмешище. Так нельзя. Нельзя покрывать эти преступления. И результат вот такой. Среди прочего та совершенно неожиданная для Путина реакция на эту войну, когда Запад внезапно реагировал гораздо более болезненно, гораздо более эффективно, гораздо более сплоченно на то, что проделал Путин в Украине, или то, что он начал делать в Украине.
Одна из причин этого – это как раз урок грузинской войны, который тоже существует. Грузинская война научила, что соучастником быть нельзя – плохо кончается. А Путин этого не учел.
– «Куда пропал Лавров?» Да никуда он не пропал. – «В начале войны постоянно мелькал, рассказывал много чего, в том числе про мир. Теперь выпал из новостной ленты».
По двум причинам. Во-первых, вся эта дипломатия больше никого не интересует, для начала. Другими методами происходит сегодня мировая политика. И Путин в этом виноват, что она происходит теперь другими методами. Во-вторых, а куда ему, собственно, ездить и с кем ему разговаривать? В России не осталось собеседников, у России не осталось каналов для контактов и взаимоотношений.
Вот он мучительно сейчас толчется вокруг Индонезии, потому что вроде там эта «двадцатка», и вроде Путин собрался туда ехать, и вроде его даже готовы там принимать. В смысле готовы принимать устроители этого саммита. А что там будет на этом саммите… Страшно себе представить, какова будет эта обструкция и каково будет вот это демонстративное отвращение, которое Путину будет показано.
И штука, собственно, в этом. В том, что а с кем ему разговаривать, куда ему ездить, где те саммиты, куда его зовут, где те двусторонние переговоры, в которых от него что-то ждут? Ну вот в Африку можно поехать. Он там ездил по каким-то африканским задворкам, встречался с какими-то государствами. В нормальной, в обычной ситуации в этих переговорах участвовали бы какие-нибудь шестые заместители, заведующие отделами или что-нибудь вроде этого. А теперь он ездит сам, потому что это редчайшая возможность для каких-то международных контактов. Поэтому и пропал. Не осталось контактов, не осталось участников этих контактов. А как вы себе представляете? Так ровно это и устроено.
– «Есть ли вероятность, что российская группировка, которую собирают в Белоруссии, действительно пойдет в наступление на Киев? Если нет, для чего ее там собирают?»
Стопроцентная вероятность, что Белоруссия будет втянута в эту войну. Это абсолютно неизбежно. И Путин точно доведет это до конца, точно добьется того, что Белоруссия будет участником этой войны – не только как место, откуда вылетают самолеты и выезжают танки, но и как прямой участник. И будут части белорусские, которые будут загнаны на этот фронт и так далее.
Пойдут ли они на Киев? Возможно. Возможно, тогда, когда потребуется отвлечь силы. Я думаю, что это будет одним из таких отвлекающих маневров, когда будет совсем худо на юге. Тогда можно попытаться двинуться на Киев, для того чтобы заставить Украину часть своих сил перенести туда. Я думаю, что Украина и так держит существенную часть своих сил там именно в ожидании этого вторичного удара. Да, вероятность очень велика. Это такая довольно примитивная стратегия. Но оттого, что она примитивная, она не делается от этого менее вероятной.
– «Тиньков заявил, что вывод олигархов из-под санкций даст им возможность занять сторону добра, так как санкции…». Дальше обрывается вопрос.
Вы знаете, есть большая проблема с олигархами и их попытками сделать какое-нибудь добро. Вот я знаю, что достаточное количество людей, оказавшихся под санкциями, богатых людей говорят: «А давайте мы дадим миллиард долларов на то. Дадим Украине на то, чтобы она закупила что-то. А давайте мы пожертвуем 20% нашего состояния на то». На это им отвечают: «Знаете, а нам не надо ни миллиард долларов, ни 20%. Мы все возьмем». И Украина права в этом цинизме. Это очень циничный ответ, но, в сущности, справедливый.
Действительно, я думаю, что впереди такая ситуация, такие времена, такие, я бы сказал, международные порядки и такие международные процедуры, и такие международные органы, которые будут созданы для преодоления последствий этой войны, которые позволят забрать все это состояние у подсанкционных российских олигархов. Это действительно весьма вероятно. И именно поэтому никто не хочет идти с ними на переговоры.
Кстати, у меня спрашивают еще: «А почему так важно, почему так громко, почему так внимательно относятся к тому, что какое-то количество людей заявили о выходе из российского гражданства?» Ну именно потому, что их мало этих людей, потому что это редкие, экзотические случаи. И поэтому они продолжают обращать на себя внимание. Лично мне совершенно поступок какого-нибудь Тинькова не кажется ни в каком смысле заслуживающем внимания, потому что этот поступок абсолютно неискренний, демонстративный. Это попытка спасти часть своего состояния и так далее.
Надо, кстати, различать, что среди этих людей, которые заявили о выходе из российского гражданства, люди очень разного качества. Действительно, есть Тиньков, который просто пытается как-то вывихнуться по возможности с деньгами из-под этого несчастья, которое на него как-то упало. Нету у него никакого к этому отношения, никакого совершенно чувства. Ни в каком смысле он не сочувствует Украине, никаким образом не осуждает Путина. Ему просто нужно унести кусок денег, который у него остался. Надо будет из мужчины сделаться женщиной – он пойдет и на это. Надо будет поменять возраст, имя, отказаться от родной матери – ради бога, что угодно.
Есть другие люди среди этих немногочисленных людей (Мильнер, например), которые существуют в мировом сообществе с мировой репутацией на протяжении очень многих лет, которые давно отделились от российской жизни, российской экономики, российских каких-то порядков, российских этикетов и вот этого всего.
У них совершенно другой круг общения, у них абсолютно как-то другие интересы. Другие задачи они ставят перед собой много лет. Они заключаются не в том, чтоб заработать в России, а в том, чтобы пустить свои состояния на какие-то важные для человечества вещи. Россия в этом смысле дикая страна. В ней принято смеяться над Биллом Гейтсом, который направил огромную часть, почти все свое состояние на то, чтобы избавить человечество от разных болезней и так далее, принято издеваться, принято хохотать, показывать пальцем, говорить, что совсем сошел с ума. Да нет, не совсем сошел с ума, а просто поставил перед собой более интересные задачи. Вот и все.
Не прав я насчет Тинькова, не смотрел его интервью Дудю и Осетинской… Смотрел его интервью Дудю и Осетинской. Лицемерие. Лицемерие и ложь. Вот и все. Мало ли что человек сказал в интервью. Вы почему верите этим интервью? Почему вы считаете, что оттого, что человек сказал в интервью Осетинской какие-то слова, мы должны к этим словам относиться с большим доверием, чем к тому, что он делает на протяжении многих лет? Это почему? Просто так? Ну, в общем, ладно.
Еще какой-нибудь последний вопрос и заканчиваем. Про Белоруссию я ответил, про Лаврова я ответил, про войну в Грузии я ответил, про триггер смены власти что-то даже успел сказать, про Кириенко успел. Слушайте, я почти на все уже ответил. Про американские выборы. Как-то и не осталось более или менее содержательных вопросов.
Вот последнее. Раз я с этого начал, давайте этим и закончу. – «О каком количестве российских волонтеров, готовых въехать в Украину, идет речь? Каковы расходы на администрирование этого процесса, на предоставление жилья и питания этим людям?»
Сейчас, как я понимаю, речь идет о незначительном количестве волонтеров. Расходы на администрирование этого процесса никакие. Во всяком случае, они никакие для принимающей стороны. Совершенно очевидно, что найдутся люди, которые покроют расходы на администрирование этого процесса. Не нужно, Максим Силаев, изображать из себя вот такого сухого, деловитого бухгалтера. Вы ведь тоже не знаете, каковы расходы на администрирование. Я представляю себе источники покрытия этих расходов. Поскольку расходы незначительные, то источники, несомненно, найдутся.
– «Предоставление жилья и питания этим людям». Уверяю вас, что предоставление жилья и питания – это ничтожные расходы по сравнению с разного рода другими, которые в связи с этим предстоят. Например, расходы на обучение, если речь идет о военных специалистах. Расходы на экипировку, если речь идет вообще в целом о специалистах. Расходы на жилье и питание не имеют значения в этих обстоятельствах. Они слишком маленькие для того, чтоб мы с вами про это разговаривали. Вот, уважаемый Максим Силаев, что могу вам про это сказать.
Посмотрим, что с этим будем. Пока важен принципиальный ответ. Мне кажется, что пока эта проблема – проблема волонтеров из России, которые хотели бы принимать в этом участие – он должна быть осмыслена, он должна быть рационально разработана. Должна появиться процедура. А дальше вслед за процедурой появляется и масштаб какой-то и так далее, и это перестает быть таким ручным вязанием, а превращается в некоторую структуру, в некоторую технологию. Тогда это начинает иметь значение.
Но важно, чтобы в какой-то момент эта тема начала существовать. Она не существовала всерьез до сих пор, она существовала на уровне какого-то наведения справок по человеческим каналам: «Не могли бы вы позвонить и узнать». Мы имеем дело все-таки с таким масштабом событий, с войной, в которой это должно работать не так, не путем звонка (позвонить и узнать), должна существовать как институт такая возможность.
Ну вот. Спасибо вам большое. Я вижу много лайков. Надеюсь, что их будет еще больше. Уже больше 2000. Пожалуйста, поставьте еще. Это очень пригодится для распространения этого видео. Пожалуйста, подпишитесь, если вы до сих пор не подписаны, на канал Сергея Пархоменко в YouTube. Подпишитесь также на Telegram-канал «Пархомбюро», потому что с его помощью можно пытаться обсуждать события, задавать вопросы, присылать темы и так далее и так далее. Посмотрите в описании этого канала, какие существуют возможности поддержки работы этого канала, канала «Пархомбюро» и разных видов и форм моей работы.
И помните, что по пятницам в 9 часов вечера по Москве мы с вами встречаемся, для того чтобы обсуждать важные вопросы и темы, связанные с нашей жизнью. А наша жизнь – это война последние многие месяцы и еще на многие-многие месяцы вперед. Так что мы с вами застрянем на этой теме, должен вас предупредить. Спасибо вам большое. Меня зовут Сергей Пархоменко. До встречи здесь в эфире. Всего доброго. До свидания.