«Суть событий» с Сергеем Пархоменко
Теперь Владимир Зеленский говорит о том, что он остаётся чуть ли не единственным человеком, который верит в скорую победу Украины. И он осознает всё меньшую поддержку внутри и снаружи страны, и всё большую опасность того, что он окажется виновным в том, что Украина оказалась в таком тяжелом положении…
Подписаться на Сергея Пархоменко
Поддержать канал Сергея Пархоменко
С. ПАРХОМЕНКО: Добрый вечер, дорогие друзья! В Москве 9 часов и 6 минут. Извините, пожалуйста, немножко припозднился, пока все это здесь подключал. Я же один. У меня, знаете, в отличие от многих моих коллег, нет тут ни режиссера трансляции, ни помощников, ни ассистентов, никого — я, в общем, сам себе подключатель всего на свете. Добрый вечер! Меня зовут Сергей Пархоменко. Это программа «Суть событий». Давайте с вами приступим к обсуждению обычных, привычных новостей недели.
Ну, новости-то могут быть разные, а вот обсуждение мы с вами ведем каждую неделю. Никуда не торопясь, сидим, обсуждаем. И я радуюсь — с этого начинается традиционно каждый мой стрим, — радуюсь тому, какая потрясающая все-таки география. Вот смотрю в правую колонку, где у меня разворачивается чат. Пока народ собирается, уж позвольте, я потрачу пару минут на то, чтобы произнести все эти географические наименования.
Привет из Беэр-Шевы присылают мне. Еще один привет из Беэр-Шевы. Приозерск… Дальше что? Пятигорск — прекрасное место. «Приветы всем из деревни Дюсели». Дюсели — это где-то, где Дюссельдорф, я подозреваю, где-то там недалеко. «По какому времени стоит 7:00? По Европе?». Ну да, по Европе. Я же нахожусь здесь в Европе, поэтому стоит по моему часовому поясу. А по Москве это 9 часов, как обычно.
Оренбург, Петергоф, Пермь, «Салют из Лондона», Санкт-Петербург, Мюнстер, Молодечно, опять Санкт-Петербург, Гент, Нижний Новгород, Стамбул, Мелитополь. «Над всем Израилем безоблачное небо», — какая-то угрожающая фраза. Я помню, что похожее оказалось сигналом к каким-то мрачным испанским событием. Город Артем, Дальний Восток. «Швеция слушает», пишут. Что, вся Швеция сверху донизу? Омск… «Привет из самолета Челябинск-Питер». О, я чувствую, кто-то заплатил немножко за доступ к интернету в полете. В некоторых случаях теперь можно такое сделать, но стоит довольно дорого.
«Привет из Омска», «Петербург здесь», Ижевск, Сортавала, Курск, Сургут, Сочи, Владикавказ, Тавда Свердловской области, Тула, Чикаго, Санкт-Петербург, Бердичев, опять Ижевск, Кельн, поселок Рыжики близ Санкт-Петербурга, Цюрих. «Город Королев Московской области с вами», пишет мне Ольга Васильева. Челябинск, Москва, Винница. «Привет из Уфы от Николая».
«Блин, — пишет кто-то с аббревиатурой ПЧТ, — забыл Дымарскому лайк поставить». Ну ничего страшного, поставьте мне. Я ему передам, знаете. Как-то вы вполне можете компенсировать то, что вы забыли. «Привет из Уфы». Приозерск, Петербург, Львов, Копенгаген, Форос, Шри-Ланка, Средняя Волга (без всякого населенного пункта), Балашиха, Минск, Киев, Желтые Воды, Нью-Йорк, Боливия, Москва, Барнаул. Все, остановимся на этом, хотя наверняка будет еще. Но и так мы уже с вами провели почти 3 минуты за этим прекрасным занятием. Впрочем, не жалко.
Тем временем народу подобралось некоторое количество. Не забудьте, пожалуйста, про лайки, не забудьте, пожалуйста, про подписки. Подписки очень ценны, особенно если вы их делаете прямо во время эфира. На них YouTube и его знаменитые алгоритмы как-то нервно реагируют, сразу говорят: «О, кто-то подписался. Надо скорее раздать всем оповещения, может, еще кто подпишется». На лайки тоже хорошо реагируют, поэтому, пожалуйста, не скупитесь.
Ну и, конечно, есть возможность поддержать мою работу, поддержать этот стрим. Вы видите у меня над головой ссылку для тех, кто находится за пределами России. Это ссылка, по которой вы можете зайти очень быстро, буквально в два клика, оставить одноразовое пожертвование. Я его здесь увижу. Оно таким корабликом проплывет у нас по экрану, так что все это увидят. Кстати, заметьте, что там можно и текст какой-то написать, какой-нибудь вопрос или какое-нибудь приветствие. Я постараюсь успеть это прочесть. Есть еще «Суперчат» — удобнейшая штука, тоже прямо одним кликом отправляете пожертвование, тут же оставляете комментарии или вопрос. И я, главное, это точно сразу вижу, потому что тут приезжает у меня прямо перед носом.
Для тех, кто в России, есть всякие другие возможности. Загляните, пожалуйста, в описание этого стрима. Там есть несколько криптокошельков, там есть возможность воспользоваться системами вот этих донейтов, которые работают в России с российскими карточками. Да, и там же есть «Патреон». «Патреон» все-таки самая прекрасная вещь. Правда, доступ к нему, к сожалению, только для тех, кто за пределами России находится, но зато это очень легко и удобно. Вы можете там оставить тоже подписку на ежемесячные пожертвования.
Вот все, что я сам себе обещаю каждый раз сказать в начале нашего эфира. Будет, я надеюсь — надеюсь в том смысле, что у меня будет время на это, — еще одно техническое объявление, но оно может быть где-нибудь подальше, в середине или в конце. Я вам расскажу о новом способе следить за моей работой и работой разных замечательных коллег. Теперь можно получать это из некоторого нового не вполне очевидного источника. Попозже. Повешу здесь эту интригующую паузу. Не уходите, пожалуйста, от ваших радиоприемников, подробности последуют.
Знаете, я позволил себе на этой неделе довольно такой, я бы сказал, иносказательный, назовем это так, заголовок для моего стрима. Вот это все называется «Смывая кровью». Как, зачем, что в точности и кто в точности кровью смывает. Знаете, почему? На меня, конечно, произвела большое впечатление история, которая вылезла на поверхность на этой неделе — история про девушку Веру Пехтелеву, которую 2 года тому назад, даже меньше, если я правильно понимаю, с чудовищной, совершенно садисткой жестокостью убил ее бывший приятель, поклонник, как это в старые времена называлось, по имени Владислав КАнюс (или КанЮс, не знаю). Все это произошло в Кемерове. Совершенно чудовищное убийство, какое-то бесконечное количество ножевых ранений, изнасилование по ходу нанесения этих увечий. Потом он ее задушил проводом от электрического утюга.
А потом его поймали, судили, дали ему 17 лет строгого режима. А потом он вышел, как ни в чем ни бывало, на волю. Вышел он потому, что нанялся к бандитам воевать. Он был одним из тех, кто отправился к этим «вагнерам», кто откликнулся на призыв покойного Пригожина — я надеюсь, что покойного. Будто бы отправился на фронт. Во всяком случае, осталась какая-то подписанная им бумага.
Интересно вот что, кстати. Прежде, чем мы заговорим про все дальнейшее, давайте упомянем про это тоже. Когда вся эта история только начиналась, из довольно надежных источников раздались сообщения о том, что возможны варианты. Что вообще во всей этой эпопее с уголовниками, которых нанимают на фронт, есть много интересного, и совсем не все там так очевидно и однозначно. Потому что эта индустрия призыва уголовников довольно быстро превратилась в очень прибыльный и очень несложный бизнес. Потому что у людей, которые оказывались в тех местах лишения свободы, откуда вербовали этих самых наемников, было несколько возможностей.
У них была возможность подписать этот контракт и отправиться на фронт. И там дальше как повезет: убьют, не убьют, останешься в живых, не останешься. Если останешься, то вроде через несколько месяцев обещали помилование, президентский указ и выходишь, что называется, вчистую. Судимость обнуляется, никому ты ничего не должен, нигде больше не должен сидеть, как-то все тебе прощено и ты герой.
Вторая возможность — заплатить немножко денег и не поехать на фронт. Быть где-то спрятанным, закопанным — в переносном смысле, разумеется, закопанным, — и не рисковать ничем. Подождать некоторое время, а потом получить все ту же бумагу о помиловании и все тот же пропуск в герои.
Наконец, третья возможность — заплатить много денег и просто через 10 минут после того, как ты подписываешь эту бумагу и выходишь за территорию того учреждения, в котором сидишь, просто отправиться по своим делам. И никто больше на тебя не посмотрит.
Была, кстати, еще четвертая возможность, обратная. Это когда кому-то хотелось каким-то образом расправиться с кем-то, кто сидел. И тогда эти люди платили деньги пригожинским структурам, и Пригожин или кто-то, какие-то его люди, приезжали в соответствующую колонию, забирали этого человека силой и больше никто никогда его не видел. Можно было таким образом заказать любого сидящего и быстро, без шума и пыли, абсолютно безопасно, абсолютно с гарантиями, что никто не будет этого расследовать, с этим человеком расправиться.
Вот такие были варианты. Почему я про это вспоминаю? А потому что мы ничего не знаем про этого Владислава Канюса. Он к какой категории относился, к первой, ко второй или к третьей? Надеюсь, что не к четвертой. Он вообще на фронте-то был? Он что-нибудь там такое отмывал кровью и всякое прочее?
Интерес, надо сказать, у меня сугубо академический к этому. Потому что если и был, то для меня это абсолютно ничего не меняет. Я отношусь к числу тех людей, которые считают, что всякий человек, оказавшийся в составе российской армии в ходе вот этой специальной военной операции, а в действительности захватнической агрессивной войны против соседнего государства, всякий такой человек является преступником. Сам факт пребывания в этой армии, сам факт входа на украинскую территорию с оружием в руках для того, чтобы захватывать там чужую землю, разрушать города, села и деревни, для того, чтобы убивать и насиловать местное население, для того, чтобы грабить и разрушать украинское хозяйство, для того, чтобы мародерствовать в украинских домах — вот зачем на самом деле люди оказываются там, за этой границей, на этом фронте захватнической войны.
Так вот все они преступники. Все до единого. Абсолютно все, без единого исключения. Я настаиваю на этом. И всем им предстоит ответить за свои преступления рано или поздно, кому-то больше, кому-то меньше. Кто-то будет оправдываться, что он исполнял приказ, что он тут ни при чем, что его призвали, мобилизовали, заставили, обманули и так далее.
Но, тем не менее, вот есть у меня такой академический интерес. Я бы хотел узнать, этот человек, этот убийца и садист — он вообще где-нибудь был, на каких-нибудь военных действиях? Или он просто тихонько отсиделся сколько-то там времени, пока не пришла ему президентская бумага с помилованием? Или, может быть, он заплатил немножко дороже и просто прямо от ворот тюрьмы, как-то помахав всем ручкой и закурив папироску, отправился по своим делам и больше никто его не видел. А теперь он вернулся в родные места, теперь он где-то поблизости. А может, и нет, а может, опять воюет. Может, продолжает воевать. Может, в Африку поехал. Может быть, еще вернется, может быть, не вернется, но факт остается фактом: он свободен. И родители этой самой Веры Пехтелевой знают об этом. Они получили об этом формальное уведомление. И они говорят абсолютно справедливо, что их случай совершенно не уникальный, что страна полна этих людей.
Известные случаи тяжких преступлений исчисляются уже десятками. Но совершенно очевидно, что есть еще огромное количество людей, допустивших, что называется, убийства на бытовой почве, которые вообще, к сожалению, обычное дело в России, особенно где-то в глубинке, в каких-то достаточно глухих местах, где наличие в доме топора является перманентной угрозой для всех, кто в этом доме живет, потому что в какую секунду этот топор будет использован не для колки дров и не для еще каких-нибудь целей домашнего хозяйства, а для размозжения головы кого-нибудь — жены, брата, отца, собутыльника, соседа, сослуживца, случайного знакомого или еще кого-нибудь, — это выясняется уже позже. Выясняется тогда, когда этого человека привозят в отделение и разбираются, зачем нажрался и убил.
Таких людей огромное количество. Это одни из самых распространенных российских преступлений — вот это бытовое насилие, бытовая агрессия, бессмысленная, а чаще всего пьяная. И этих вообще без счета. А со счетом настоящих серьезных убийц, настоящих садистов, которые с каким-то особым звериным чувством уничтожали своих жертв.
Таких случаев много. И об этом, конечно, мы с вами говорили много раз. Об этом вообще много было разных разговоров в самом начале войны, когда начала развиваться вся эта индустрия найма в наемники в тюрьмах — что ведь эти люди будут возвращаться. И тогда еще мы не знали, а сейчас мы можем к этому добавить одну замечательную пикантную деталь: только эти люди и будут возвращаться. Потому что именно эти уголовники сегодня, именно те, кто подписали не просто контракт с армией, не просто контракт с Министерством обороны, не просто согласились пойти по повестке о мобилизации — вот имели такую глупость или неосторожность довериться этой повестке и прийти, в отличие от тех, кто не пришел и, более того, куда-то сбежал, уехал, спрятался и так далее.
Так вот в отличие от всех этих людей, именно наемники единственные сегодня, кто возвращается. Единственные, кто получает эти президентские помилования и кто оказывается на воле и за пределами зоны боевых действий. Потому что этим людям предлагается широкий выбор возможностей. Они могут отправиться в Белоруссию и сделаться наемными убийцами при Лукашенко. Они могут наняться в какие-то наемнические формирования и отправиться в Африку, где до сих пор как-то пытаются восстановить вот этот пригожинский успех. Там сегодня есть две больших наемнических группы, которые пытаются участвовать в разного родах гражданских войнах в Африке, поддерживать там разных тиранов и контролировать разные полезные ископаемые. Наконец, они могут отправиться в обычную армию, подписав контракты с Министерством обороны.
Ну и, наконец, они могут заняться своими делами. Не подписывать больше никаких контрактов, а просто чувствовать себя свободными. А дальше их, наверное, позовут в какую-нибудь школу детям рассказывать. А может быть, еще чем-нибудь наградят. А может быть, они сделаются инструкторами какой-нибудь общественной организации, которая воспитывает патриотизм в соседях. А может быть, они просто будут ежедневно нажираться и гоняться с ножом или с топором за своим соседом до тех пор, пока заново не поймают и пока все это не начнется сначала: опять тюрьма, опять контракт, опять то ли на фронт, то ли не на фронт, если есть деньги заплатить, опять помилование… Вообще по сегодняшним российским… Чуть было не сказал «законам». Законов там никаких нет, но по российским, так сказать, уложениям, по российским правилам можно это колесико прокручивать сколько угодно раз снова и снова.
Так вот это единственные люди. Это такая привилегированная каста: единственные люди, которые имеют сегодня шанс выскочить с этой войны. Отчего это произошло? Да просто повезло. Повезло прежде всего потому, что произошел пригожинский мятеж, что потребовалось каким-то образом задабривать эту, прости господи, социальную группу. Пришлось этим людям что-то такое предлагать для того, чтобы вывести их из этого бунтующего состояния. Вот предложили им волю, предложили им возможность гулять по своему усмотрению. Повезло. А так бы — не знаю. Если бы все это продолжалось до сих пор, то те, которые попали-таки на фронт, возможно, так бы и торчали на нем в том же положении, в котором находятся сегодня мобилизованные, в котором находятся сегодня подписавшие контракты после того, как их призвали на срочную военную службу.
Сегодня известно, что вслед за призывом следует совершенно чудовищная мясорубка, когда этих новобранцев заставляют, так сказать, конвертироваться в контрактники, соглашаться на подписание контракта. Возможностей принудить человека, заставить человека, оказавшегося в армии, сколько угодно. Любой человек, который служил срочную службу, знает, до какой степени призывник бесправен. До какой степени вот этот салага, оказавшийся в казарме, мало защищен и как на него можно воздействовать физически. Как страшно его можно бить, унижать. Как можно принуждать его к каким-то отвратительным условиям существования, заставлять его, не знаю, зубной щеткой чистить туалеты, лишать его сна, лишать его еды, лишать его в холодных условиях одежды и так далее. Абсолютно все, что угодно — калечить, увечить. Никто не защитит его, никто не заступится за этого иногда очень молодого человека. Речь идет о 18-летних людях, которые вообще довольно плохо представляют себе жизнь, да еще достаточно часто людях, которые все эти 18 лет жизни провели в замкнутых условиях какого-то небольшого населенного пункта среди людей, которых они все знают по именам и ни от кого не ждут никакой ни обиды, ни насилие. А вот, оказывается, в этих звериных условиях на них давят и там заставляют это подписывать.
Подписывать вечный контракт на самом деле. Это поразительно, но спустя 2 века со времен рекрутчины, со времен вот этого забривания в солдаты либо пожизненно, либо потом на 25 лет… Помните все эти страшные картины из российской литературы и иногда из российской живописи? Это был чудовищный, варварский обычай, который продержался в России существенно дольше, чем в большинстве европейских стран. Так вот с тех пор эта история вернулась. Сегодня это тоже пожизненная рекрутчина, это пожизненный контракт. Этим людям говорят вполне откровенно, что они не вернутся с войны никогда. У них есть возможность вернуться только в целлофановом пакете или тогда, когда война кончится.
А когда война кончится? А главное, что мы будем считать — точнее, что они будут считать концом этой войны? Это же ведь абсолютно не формализовано, ведь никакой войны нет. Есть специальная военная операция, границы которые абсолютно не определены, правила которой никто никогда не прописывал, никто никогда формально не обозначал ее начало и никто не брал на себя обязательств когда-нибудь формально обозначить ее конец. Поэтому даже если представить себе, что военные действия прекратились, что воюющие стороны разошлись, что они разделены какой-то третьей силой и так далее — представим себе какие-то фантастические, невероятные на сегодняшний взгляд обстоятельства, — что заставляет тех, кто загнал этих людей на военные контракты, что заставляет тех, кто мобилизовал их, продолжать их держать и говорить: «Нет-нет, ничего подобного. Ничего не кончилось».
Я вспоминаю рассказ моего собственного деда, который прошел всю Великую Отечественную войну. Это, кстати, была не первая его война. Он до того был на финской войне, так что, что называется, ему досталось. Он был военный инженер. У него военная специальность. Формально он был командир саперный роты и занимался всякими инженерными сооружениями — мостами, переправами, понтонами. Когда надо было, разрушал мосты, когда надо было, восстанавливал мосты, возводил мосты или возводил разного рода временные переправы. Он же занимался и разминированием, он же занимался и проверкой безопасности разных занятых населенных пунктов и так далее.
Так вот, почему я вспомнил о нем? Великая Отечественная война для него закончилась в Кенигсберге. Он вместе со своей ротой был в Кенигсберге и принимал участие в разминировании подступов к Кенигсбергу и в относительном приведении в порядок какой-то транспортной инфраструктуры вокруг города и в самом городе, которая довольно сильно пострадала.
Дальше война окончилась. Наступило 8 мая, когда была подписана капитуляция, 9 мая, которое стало формальным Днем Победы. Но война для него не кончилась. Его посадили в телячий вагон, вагон для скота, в котором тогда перевозили по большей части советскую армию. Он был в чине старшего лейтенанта в этот момент, командир роты. И его в этом вагоне повезли на восток — в смысле, в сторону Москвы. Типа, домой повезли. Он был страшно рад, что везут домой. А потом они проехали сквозь Москву и он даже не успел увидеться с женой и с детьми. Провезли его сквозь Москву с остановкой на полчаса, и за эти полчаса он ничего не успел. Не успел никому сообщить о том, что он здесь. Его повезли дальше.
Везли, везли, везли и привезли в Хабаровск. А в Хабаровске выгрузили и он отправился на следующую войну, на японскую. И выяснилось, что никакая война для него не кончилась, дальше у него была еще следующая война. Кстати, эта следующая война обошлась ему чрезвычайно тяжело, потому что именно на этой третьей своей войне он получил самое тяжелое свое увечье. Это было не ранение, а контузия. И на всю жизнь остался человеком едва слышащим. У него были проблемы со слухом до конца его дней, он мучился головными болями. В общем, было много разных обстоятельств, в которых он чувствовал себя не вполне здоровым человеком после того, что произошло с ним именно на этой дополнительной войне.
Так что опыт такой есть. И история про то, как всех отпустили домой, когда война кончилась — это история, которую никому не нужно рассказывать в России. Потому что память о том, как это устроено, до сих пор жива.
Но есть еще один вопрос, который я задаю себе: когда раздумываю над всей этой историей, над этим Владиславом КанЮсом (или КАнюсом, или КанюсОм), несчастной Верой Пехтелевой и еще другими жертвами вот этих убийц и садистов, которых объявляют теперь героями.
Вот говорят о том… Эту формулу в очередной раз проговорил путинский пресс-секретарь Песков этим самым своим поганым ртом, которым он обычно врет на весь мир. Вот он соврал и в этот раз, что вот они, так сказать, смывают кровью. Что есть две возможности: одна возможность для совершившего преступление — это отбыть срок, а другая возможность — это смыть свою вину кровью.
Он не сказал, чьей кровью. Потому что давайте все-таки помнить о том, что эти люди отправляются на фронт — если отправляются, если не откупаются от него, как мы говорили выше, если это не часть очередного мошенничества в их судьбе, — они отправляются на фронт для того, чтобы проливать чужую кровь. И как можно больше чужой крови. И эти части отличаются особым зверством, потому что, типа, терять и мне нечего. Потому что за спиной у них уже все те преступления, которые другому человеку не довелось и никогда не доведется совершить. А они уже совершили, им ничего. И вот они льют чужую кровь. Льют ее столько, сколько могут пролить, сколько могут добыть из чужих артерий и вен. Это люди, которые нанимаются на убийства прежде всего. Хорошо бы не забывать про это. Они эту кровь проливают не где-то совершая какие-то подвиги перед человечеством…
Есть, знаете, такая легенда, например, что какое-то количество уголовников было отправлено на разгребание Чернобыльской АЭС после аварии. Там тоже отметились эти уголовники, там тоже набирали добровольцев на разных зонах. Вот я такое слыхал, я такое читал. Ну что же, я на эту тему могу сказать, что да, может быть, эти люди там в какой-то мере что-то такое искупили. Я не знаю, были ли там среди них убийцы, были ли среди них люди с какими-то действительно тяжкими преступлениями, но, пожалуй, в этой ситуации я бы согласился и сказал: да, люди, особенно если это было добровольно, если они согласились пойти в эту страшную зону радиоактивного заражения и там пытаться как-то поправить последствия этой чудовищной аварии — может быть, в этом и был какой-то смысл. И какое-то право считать, что они что-то такое искупили, у них было. А вот какое право у этих людей, которые искупают это следующими преступлениями, следующей чужой кровью, следующими убийствами, изнасилованиями, следующими грабежами и мародерствами — про это я ничего сказать не могу.
Я думаю, что то, что сейчас происходит — это, я бы сказал, отравление территории под названием Россия на многие-многие десятилетия вперед. И вот почему это еще важно — не только потому, что эти люди принимают участие в войне и несут с собой смерть и разрушение на украинскую землю. Не только потому, что эти люди возвращаются и немедленно включаются в какую-то иногда достаточно чудовищную криминальную жизнь, продолжают убивать своих соотечественников. Но это то, что делает Россию территорией, на которой… Знаете, как в какие-то античные времена. По легенде, когда римляне разрушили Карфаген, то не просто его разрушили, а они еще и вспахали землю, на которой стоял когда-то Карфаген, и засеяли ее солью для того, чтобы никогда или в обозримом будущем на этой земле и трава не росла.
Я бы сказал, что Путин засевает сегодня Россию вот этой поганой солью. Он превращает Россию в территорию, на которой в социальном смысле, в смысле народной психологии, в смысле какой-то совести человеческой многие десятилетия трава не будет расти. Потому что это население будет отравлено вот этим чудовищным порядком — что, оказывается, можно убить, а потом можно вернуться и выглядеть героем. Вернуться причем со следующего убийства. Не из Чернобыля. Вернуться не после того, как ты кого-то спас, кому-то помог — нет. Потому что оттуда, где ты приумножил свои преступления, где ты добавил еще смерти людям, еще страданий, еще мучений — после этого вернуться к жизни героем, образцом, человеком, которого не только простили, но и на которого полагается равняться, который является ролевой моделью, как это теперь говорят, для детей и взрослых.
И вина в этом не только у тех, кто этой организовал (хотя, конечно, они виновны в первую очередь), не только у тех, кто сам в этом принял участие, но у тех, кто это принял. Я думаю, что те люди, которые сегодня из трусости, из покорности, из готовности подчиниться, лишь бы это их не затронуло, соглашаются с этими правилами игры — учителя и директора школы, которым звонят сверху и говорят: «К вам в пятницу придет человек. Вывести его перед детьми и пусть он у вас в классном часе принимает участие. Пусть он расскажет про геройскую свою судьбу». И они же на это соглашаются. Они говорят: «Да, конечно, мы его примем, не волнуйтесь. Чаем напоим, представим детям». Эти люди несут такую же ответственность. Люди, которые принимают участие в создании этой индустрии лжи, подлости и смерти — эти люди сполна несут ответственность за происходящее. Мне кажется, что важно, чтобы они это постепенно начали понимать.
Конечно, они не будут говорить об этом, они не будут обсуждать это между собой, но это ощущение должно постепенно их наполнять. Они должны постепенно осознавать, что с ними происходит и почему их вина — такая же вина, по существу, как и тех, кто это организует.
Вот тема — на мой взгляд, ключевая тема последних дней и последних недель… Елена Вольф пишет: «Жду встреч с вами в далеком Нью-Йорке». Елена, я бы с удовольствием, но, к сожалению, я пока в Нью-Йорк не собираюсь, таких планов у меня нет. Хотя надеюсь когда-нибудь там оказаться. Я этот город очень люблю и отчасти даже по нему скучаю, хотя совсем немного времени в нем провел — был несколько раз. И конечно, он оставляет очень сильное впечатление.
Иван Иванов пишет: «Сергей Борисович, мне 39 лет, я уже лет 10 слушаю вас. Прочитал не так много книг, но в моей жизни есть два человека, которые повлияли на меня. Это Владимир Высоцкий и вы». Иван, нет ничего более тонкого, чем грубая лесть. Вы знаете, мне очень понравилось ваше замечание. Я исключительно им доволен. Я как-то его сейчас распечатаю и буду его хранить. Спасибо большое.
Но послушайте, давайте мы будем серьезны. Сравнивать меня с Высоцким не нужно. Высоцкий великий актер и Высоцкий — человек, который принес радость своим пением, несмотря иногда на тяжелые сюжеты, колоссальному количеству людей. Это точно не я. К сожалению, сказать про меня, что я приношу кому-то радость этими разговорами, я не могу при всем, я бы сказал, хорошем к себе отношении. Я, конечно, очень ценю свою собственную работу, но не до такой степени.
Пойдемте к следующим сюжетам. Есть сюжет очень важный, снова очень тяжелый, очень, я бы сказал, грустный. Это сюжет о том, как несколько заявлений, сделанных и Владимиром Зеленским, и Валерием Залужным, и еще некоторыми достаточно заметными украинскими лидерами — политическими лидерами, военными лидерами, — создало ощущение некоторого психологического тупика в ситуации в Украине. Нашлись люди — и это был прежде всего Залужный, — которые, как вы знаете, нашли в себе мужество заговорить прямо о том, что война приобретает такой застойный характер. Не просто затяжной, но и застойный. В буквальном смысле этого слова: силы стоят друг против друга. И это худший сценарий для Украины. Ну, хуже его разве что стремительное поражение, но это тоже очень плохой сценарий. Потому что это сценарий постепенного истощения украинских сил, постепенного исчерпания украинских ресурсов, в том числе людских ресурсов; самого главного, самого дорогого, самого страшного ресурса — ресурса человеческих жизней.
Вы знаете, что вокруг этого происходит много разговоров. Но я-то убежден (я говорил об этом в прошлый раз), я убежден, что за этим выступлением был, надо сказать, тяжелый, но очень мужественный и профессиональный расчет. Потому что это не что иное, как попытка, если хотите, заставить союзников Украины изменить свое отношение к украинской войне, свое отношение к поставкам оружия и так далее и убедить их, что они должны тактику свою изменить, что они должны отдать себе отчет в том, что таким образом помочь Украине невозможно. И главным образом невозможно помочь всему остальному миру, от имени которого в этой войне выступает Украина. Украина, несомненно, является барьером на пути агрессора в его захватнических планах против цивилизованного мира.
И в этом, например, трагическая разница между Украиной и Арменией. Об этом зашел разговор среди комментаторов моего YouTube-канала. Я должен здесь согласиться с ними. Там были люди, которые говорили о том, что, к сожалению, отношение к событиям на войне между Азербайджаном и Арменией гораздо более равнодушное, гораздо более такое, я бы сказал, периферийное — как к какому-то периферийному событию относятся люди. Потому что как бы считается, что Армения ничего ни от кого не защищает. Что она не стоит на пути никакой агрессии, а это некоторый локальный конфликт и все, что там происходит, происходит там и, типа, больше никого не касается.
Я, несомненно, с этим не согласен. Я понимаю, что такое отношение может существовать, и люди, глядя просто на географическую карту, говорят: «Ну а от чего, собственно, Армения кого-то защищает?». Но по смыслу я, несомненно, не хотел бы с этим согласиться и не хотел бы так это трактовать. Потому что и эта война тоже война между агрессивностью и правом людей жить там, где они хотят, так, как они хотят, тем, чем они хотят.
Все говорят о земле, Все говорят о правах на территорию, но никто не хочет думать о том, что есть многодесятилетней конфликт, в котором люди оказываются, несомненно, главной пострадавшей силой. Ничего этого я не вижу. Я знаю, что мне немедленно про это скажут: «А с Крымом как, а с Донбассом как?». Не так, абсолютно не так. Абсолютно никакой агрессии и никакой вековой войны в Донбассе не существовало до тех пор, пока это не было искусственно спровоцировано путинскими наемниками, которые были туда заброшены. Никогда люди, которые жили в Донбассе, не испытывали того давления, той агрессии на себе, той ненависти, которую испытывали люди, которые жили в Карабахе. Никогда этого не существовало. Так что не надо эти вещи сравнивать.
И тем не менее, да, действительно, отношение к войне Азербайджана против Армении, отношение к страданиям Армении сегодня, отношение к страданиям сотен тысяч беженцев из Карабаха гораздо более равнодушное и гораздо более безнадежное, нежели отношение к тому, что происходит в Украине, где, в общем. все понимают пограничный характер происходящего.
И в этих обстоятельствах вот как поворачивается разговор. И вот то новое, что, может быть, произошло за эту неделю. Я раньше не слышал этого разговора. Это разговор о том, что, может быть, страдания Украины на протяжении целого года или полутора лет были напрасны. И теперь, когда Украина оказалась в положении участника вот этой затяжной, зависшей, застопорившейся войны и требуются колоссальные усилия для того, чтобы развязать этот узел, для того, чтобы сдвинуть тенденцию, сдвинуть фронт так, чтобы вернуть Украине инициативу в этой войне, может быть, надо было соглашаться на переговоры гораздо раньше.
Об этом, я бы сказал, я с изумлением и отвращением слышу в речи Явлинского. Он оказался достаточно бессовестным человеком, чтобы спекулировать на этом. При том, что я не верю ни одной секунды, что он не понимает смысла того, что он говорит, и не понимает того, что он загоняет своих собственных слушателей, своих собственных поклонников в логическую ловушку этой демагогической операцией.
И не только он про это говорит, много кто про это говорит. Говорят о том, что вот, смотрите: помните, весной 2022 года, через пару месяцев после начала войны, когда все только развивалось, были переговоры. Такие довольно странные, такие закрытые. Там еще Абрамович светился, помните, на этих переговорах? Переговоры о том, чтобы остановить военные действия, как-то зафиксировать фронт там, где он был. Переговоры о том, чтобы Украина навсегда отказалась от своих намерений вернуть Крым. Но зато, может быть, за это Украине позволено будет вернуть какую-то часть из вновь захваченных территорий. И вот стороны возьмут на себя какие-то обязательства, что конфликт перейдет в замороженную стадию и что какие-то третьи силы там вмешаются.
В общем, вот про это разговаривали и, может быть, даже почти договорились. И были даже, кажется, близки к тому, чтобы начать все это записывать на бумаге и обмениваться этими бумагами. И там, в общем, вырисовывались какие-то контуры соглашения и так далее. Но тут влезли Соединенные Штаты, НАТО, Великобритания и все прочее и сказали: «Нет-нет, перестаньте-перестаньте, не договаривайтесь, не договаривайтесь. Мы вам поможем, мы вас вооружим, мы вас поддержим, мы вам дадим в руки новейшие виды вооружений. Только, пожалуйста, не соглашайтесь ни на какие сепаратные мирные переговоры. Продолжайте дальше». И украинское руководство поддалось, так сказать, на эти обещания и продолжало дальше.
И теперь год с лишним спустя — полтора года, по существу, спустя (если считать от апреля, предположим, как раз получится полтора года), — полтора года спустя Украина оказывается в положении, когда она вынуждена вернуться к идее переговоров. Со всех сторон на нее давят, со всех сторон ей шепчут, что давайте обсуждайте, договаривайтесь, соглашайтесь и так далее. А положение ее гораздо хуже, говорят разные люди (и, кстати, Явлинский тоже так говорит): «Теперь положение гораздо хуже. Теперь Украина должна будет согласиться на гораздо более тяжелые требования и отдать гораздо больше территорий. И никто ей ничего не будет гарантировать, потому что инициатива утекла из украинских рук. Сколько-то времени она там побыла, с осени 2022 — вот это замечательное наступление в Харьковской области и когда был оставлен Херсон и те территории правобережной Украины, на которые успели вступить российские войска. Вот с тех пор положение Украины ухудшилось и с тех пор Украина вынуждена будет соглашаться на то, на что ей не надо было соглашаться тогда, полтора года тому назад».
Это лживая демагогическая, я бы сказал, отвратительно подлая позиция. И я сейчас хотел бы сказать, что я много чего хотел бы предъявить Григорию Явлинскому, но в частности я как-то запомню ему и эту подлость, которую он совершает сейчас, произнося с умным видом эти слова.
Подлость заключается в том, что Григорий Явлинский понимает и любой разумный человек, который смотрит на эту ситуацию, понимает одну простую вещь. Появление тогда, 1,5 года тому назад соглашения, подписание документа, которым за Россией сохранялись бы вновь оккупированные земли и Россия в качестве уважаемого договороспособного партнера оказывалась стороной этой договоренности, где стороны пожимали друг другу руки и говорили друг другу: «Ну что ж, прекрасно, что нам удалось договориться. Все хорошо», — это означало одну простую вещь: что затея удалась. И что агрессия, которая началась 24 февраля 2022 года, и шантаж, который начался за несколько месяцев до того, когда российское руководство начало распространять по миру свой ультиматум и требовать… Помните все эти истории: собирать манатки, убираться от границ, убираться за границу 1991 года для НАТО, удалить из НАТО все те страны, которые с тех пор, с 90-х годов XX века в НАТО оказались, и так далее. Вот весь этот комплекс угроз, весь этот комплекс давления и агрессии, то, что, собственно, перешло в открытую кровавую фазу в конце февраля 2022 года — закончилось успехом. Все получилось. Удалось ударить, удалось оторвать кусок, удалось навязать новые условия и удалось остаться «уважаемым партнером». Удалось сохранить репутацию договороспособной страны, которая может продолжать, заходить теперь на следующий круг этого же самого. Сейчас предложим еще один ультиматум. Сейчас еще раз что-нибудь такое выдвинем, какую-нибудь глобальную политическую инициативу. Сейчас еще раз перегруппируем войска. Сейчас выдвинем их уже теперь на новый рубеж. Сейчас оборудуем границу уже на новом месте и в следующий раз стартуем с нового места. И уже дальше по накатанной. Все же уже знают, что надо два месяца побороться, а к исходу второго месяца надо подписывать соглашение.
Это как с гангреной. Нога гниет, воспаляется, нагнаивается — ну давайте отрежем пальцы. Опять продолжается — ну давайте часть стопы. А теперь давайте по голеностопный сустав. А теперь давайте по колено. И вот так это может продолжаться дальше и дальше. Потому что гангрена прогрессирует как-то, а плохой хирург все как-то пытается сохранить кусочек, и оборачивается это новой ампутацией. Вот что за идея: «А что же вы в апреле 2022 не договорились? Надо было в апреле 2022 согласиться и сейчас бы все было хорошо».
Дорогие друзья, дорогие лжецы! Если бы в апреле 2022 года кто-нибудь согласился, сейчас бы следующая война уже началась. За это время, как раз за эти 1,5 года можно было завершить все необходимое для того, чтобы начать войну снова, следующий раунд. Начать ее в этом месте или в соседнем. Или, может быть, посевернее, где-нибудь там, где балтийские страны. Или, может, еще где-нибудь. Фронт большой, граница длинная. В прошлый раз так хорошо получилось — почему не повторить еще раз?
Вот о чем в точности идет речь. И вот, на мой взгляд, как нужно трактовать эти разговоры, которые вы сейчас слышите и будете их слышать все больше и больше. Я здесь говорю о том, что нам с вами предстоит. Нам с вами это психологическое давление предстоит видеть все дальше и все больше. Потому что это становится, в частности, еще и мотивом американской политики, американской политической дискуссии. Потому что кто был тот, кто не дал,
с точки зрения врагов этого человека, заключить эти договоренности в апреле? Байден, конечно, прежде всего. Вот Байден пусть и ответит, почему он не дал Украине заключить договоренности на хороших условиях в апреле 2022 года, а теперь вынужден смириться с тем, что Украина обсуждает — хотя она ничего до сих пор не обсуждает, но легенда заключается в том, что обсуждение уже началось, — обсуждает договоренность на плохих условиях в ноябре или скоро уже в декабре 2023 года. Кто во всем этом виноват? Байден. Пусть Байден отвечает. Не будет Байдену никакого переизбрания, Байден злодей, банкрот политический и всякое прочее.
Это будет накачиваться все дальше и дальше, все больше и больше. И конечно, вы будете слушать российских демагогов ровно на это уже тему — того же Явлинского и целый ряд других людей, которые будут дуть вам в уши это же самое. И они будут делать вид, что они ослепли на один глаз и что они не слышат этого простейшего аргумента: а что последовало бы за этой договоренностью гипотетической в апреле 2022 года? Торжество агрессора. Убеждение агрессора, которое передалось бы, несомненно, всему его окружению: «Отлично получилось. Чего мы так нервничали? Смотри, замечательно все устроили. Продолжаем дальше в том же духе». Ровно как с поручиком Ржевским, знаете: «Чаще всего, конечно, дают по мордасам, но иногда удается и впендюрить». Это знаменитый рецепт обольщения, которым пользовался поручик Ржевский. Ну вот удалось. В этот раз удалось впендюрить — впендюрим еще раз. Отлично получилось в прошлый раз.
Вот второй сюжет, мне кажется, очень важный для наблюдения за тем, что будет происходить в ближайшее время. Теперь давайте переместимся в другую часть мира. Недалеко, впрочем. К сожалению, все это рядом, по существу, все это у нас под боком, под носом происходит. Израиль. Там произошла на этой неделе — и на самом деле продолжает происходить, эта история вовсе не закончилась, — продолжает происходить одна, на мой взгляд, тоже довольно важная и трагически яркая история. Она связана с медиа и она связана с вот этой историей о том, что Израиль почувствовал на себе ужасную несправедливость, когда оказалось, что агрессия хамасовских террористов как-то возбудила не только сочувствие и не только солидарность с израильтянами, которые оказались жертвами этого колоссального, по существу, террористического акта, но и возбудила волну антисемитизма и всяких несправедливых обвинений. И оказалось, что демагогия хамасовская и хамасовская пропаганда оказалась довольно эффективной.
И вот на этом фоне, казалось бы, технический эпизод. Выяснилось, что какое-то количество западных крупных редакций — там и редакции информационных агентств типа Reuters и АР, там и крупные газеты типа New York Times, и телекомпании типа CNN, — получили кадры, информацию, собственно, о том, что выделывали хамасовские террористы, вторгнувшись на израильскую территорию. Получили эти кадры, видеоизображения, фотоизображения как-то подозрительно быстро, уж очень как-то оперативно. До такой степени, что складывается впечатление, что, может быть, эти фотографы и операторы, которые это все снимали, может быть, как-то были вместе с террористами. А это значит, что они знали заранее о том, откуда стартуют эти террористические рейды. Это значит, что они были предупреждены. Это значит, что они вместе с ними туда поехали. А это, в свою очередь, значит, что, может быть, у кого-то из них по меньшей мире была возможность предупредить, а они не предупредили и так далее. И вот сегодня в этом обвиняют редакции — редакции CNN, New York Times, Reuters, AP и разных других изданий.
Я бы хотел пояснить эту ситуацию так, как я ее понимаю. Пояснить ее, я бы сказал, с позиций сугубо профессиональных. Я хорошо представляю себе, как работают, как работали и раньше, и несколько десятилетий назад, и как продолжают работать теперь крупнейшие редакции.
Существует понятие «стрингер». Это внештатный сотрудник, который состоит с редакцией в каких-то удаленных отношениях. И вот эти какие-то отношения могут быть очень разными. Иногда они относительно тесные. Это может быть прямо подписанный контракт, это может быть даже какая-то минимальная зарплата, которую выплачивают такому корреспонденту просто за факт его существования и за приоритет — за то, что известно, что вот он работает на нас. Не на конкурента, а на нас. А дальше ему оплачиваются конкретные произведения, которые он производит: фото, видео, так, сяк. И вот на такой полуконтрактной, полугонорарной основе существует в мире довольно большое количество журналистов.
Особенно, конечно, это связано как раз с теми, кто занят визуальной стороной дела — с фотографами и видеооператорами. Журналисты, которые собственно пишут тексты, чаще всего являются штатными корреспондентами или, во всяком случае, находятся на каком-то более тесном контракте. А вот фотографы и операторы часто работают так.
И дальше это может быть как угодно расслабленно. Достаточно часто все это заканчивается просто обменом координатами. Обменом телефонными номерами, адресами электронной почты или позывными в разных мессенджерах. Редакция знает, что есть такой чувак, он живет там-то, мы его не видели никогда, мы никогда с ним не состояли ни в каких отношениях, мы с ним ничего никогда не подписывали, вообще не знаем, какой он, где он и так далее. Но у нас есть его телефон и мы знаем, что в случае чего можно ему позвонить и сказать: «Слушай, тут такое происходит там-то и тогда-то. Езжай, пожалуйста, сними для нас». Он поедет и снимет. Если захочет. Если его конкуренты уже не наняли, какие-нибудь другие.
И, соответственно, наоборот, вот что важно. Иногда он звонит и говорит: «Послушайте, я тут снял вот это. Вам не надо? Не надо? Ну хорошо, извините, я другим отдам». Звонит кому-нибудь еще, а потом кому-нибудь еще. Иногда эти отношения более тесные и регулярные, иногда менее тесные и регулярные, по-всякому.
Так вот я абсолютно убежден, что в данном случае речь шла вот об этих стрингерах. Потому что совершенно очевидно, что фотограф, находящийся в Газе, видеооператор, находящийся в Газе — это никакой не штатный корреспондент. Это никакой не человек даже на контракте. Это никакая не часть редакции, не член редакции и так далее.
Вот у меня спрашивает Анатолий Вейценфельд: «А проверять фото редакциям лень?». Послушайте, дорогой Анатолий, а в чем здесь претензия к проверке? Вопрос же не в том, что фото оказались лживые или фото оказались монтированные, не соответствующие действительности и так далее. Тут редакции обвиняют совершенно в другом, вы не поняли. Редакции обвиняют в том, что они заранее знали о том, что это событие должно произойти, и направили туда своего корреспондента.
Я убежден, что дело обстоит совершенно не так. Что ничего они заранее не знали и никого никуда они не направляли. Люди, которые живут там в Газе и которые живут продажей в розницу этих фотокадров и этих видеосъемок — это люди, которых ноги кормят. Это люди, бизнес которых заключается в том, чтобы разузнать пораньше и чтобы снять первому и продать подороже. Вот, собственно, чем они заняты.
И среди них нашлись люди достаточно подлые и беспринципные, которые на это пошли. Которые воспользовались какими-то своими связями, какими-то своими знакомствами. Мы не знаем, кто это. Какие-то палестинцы, какие-то жители Газы. Иногда, кстати, это бывают и не местные жители. Иногда это такие отважные, отчаянные, какие-то совершенно безбашенные экспаты, которые живут тем, что переползают из одной военной зоны, из одной боевой точки в другую боевую точку и там занимаются этим промыслом. Такие были и в Ираке, такие были и во время войны в Заливе, такие были и во время войны в Сирии, таких войн полно в Африке на разных конфликтах. Такие, несомненно, есть и здесь, абсолютно точно.
И конечно, они никого не предупреждают заранее. Конечно, они ни с кем не сговариваются заранее: «У нас тут намечается большой теракт. Мы собираемся поехать в джипе вместе с террористами и будем там снимать, как режут местных жителей. Вы, пожалуйста, там готовьтесь. Заготовьте нам местечко и зарезервируйте нам гонорарчик». Так вы, что ли, себе это представляете? Да нет, разумеется, так это ни при каких обстоятельствах не работает. Работает совершенно по-другому. Звонит этот стример и говорит: «У меня есть фото». Редакция говорит: «Давай», и берет. А дальше это идет на полосу, или в эфир, или в депешу агентства или смотря что это медиа производит.
Так что мне кажется, что здесь ничего не нужно преувеличивать. И при том, что, несомненно (я тоже говорил об этом), на этих крупных медиа лежит очень большая ответственность за взвешенность того, что они публикуют, за баланс в работе с новостями — собственно, они в последнее время признают это и ситуация, на мой взгляд, меняется, — но выступать с лишними обвинениями, несомненно, не нужно. Ни в коем случае нельзя обвинять редакции в том, что они никак не могли отрегулировать, что от них совершенно не зависит. Совершенно ясно, что они работают с этими стрингерами: стрингеры предлагают им товар, они этот товар покупают. Вот и все.
Поэтому, надо сказать, реакция этих агентств, реакция этих редакций была довольно жесткой, надо сказать. Они довольно сильно обиделись, я бы сказал. Я не вижу в этом ничего несправедливого, в этой их обиде сегодня на такого такого рода обвинения.
Собственно, вот что я хотел бы. Это вот те темы, на которых я хотел бы сконцентрироваться в этой программе. Из израильских новостей, конечно, большое впечатление производит ситуация вокруг крупнейшей в Газе больницы, которая использовалась (и про это хорошо известно, это многократно доказано) в качестве прикрытия для штаба ХАМАСа, который, по всей видимости, где-то в подвалах, где-то в тоннелях под этой больницей расположил какие-то убежища и какие-то свои штабы. Во всяком случае, известно, что именно там происходили традиционно контакты между хамасовскими лидерами и международной прессой. Они довольно часто прямо в эту больницу, поскольку это большое общественное здание, там есть разные помещения — там есть большие фойе, там есть конференц-залы, там не только операционные и больничные палаты, — прямо в эту больницу они вызывали журналистов и прямо там устраивали пресс-конференции. Совершенно очевидно, что они как-то из подвала поднимались, а потом в этот подвал спускались обратно.
Сегодня ХАМАС спекулирует на этой больнице. Сегодня хамасовцы говорят о том, что там тысячи людей, и эти тысячи людей не должны стать жертвой очередной израильской атаки, очередного израильского обстрела, бомбежки и так далее. А со своей стороны Израиль утверждает, что они хорошо знают о том, что это больница, что называется, двойного назначения.
И вот, собственно, на этой неделе произошли — буквально только что это произошло, то ли сегодня, то ли вчера, — совершенно чудовищные сцены, когда израильские военные объявили о том, что да, эта больница является мишенью для будущих обстрелов именно потому, что она прикрывает собой хамасовский штаб и, вполне возможно, какие-то еще другие инфраструктуры. Может быть, склад боеприпасов, может быть, еще что-нибудь.
Люди, находящиеся в этой больнице и вблизи нее, попытались покинуть это место. Было большое шествие людей с белыми флагами, которые пытались оттуда каким-то образом уйти. Тем более, что постепенно израильская армия согласилась с тем, чтобы время от времени делать так называемые гуманитарные паузы и время от времени создавать время и возможность для того, чтобы люди уходили и из опасных мест.
Так вот похоже, что их оттуда не выпустили. Началась стрельба какого-то неясного происхождения там, на месте. Израиля там нет. Израильских военнослужащих в этом квартале, в этой зоне пока нет. Началась стрельба. Кто в кого стрелял, не очень понятно, но только этих людей загнали обратно и уйти им оттуда не дали.
Это означает, что ХАМАС вознамерился создать ситуацию, в которой обстрел этой больницы создаст максимальное количество жертв среди мирного населения, которые потом можно предъявить возмущенному миру для того, чтобы в очередной раз обвинить израильскую агрессию. Вот, собственно, как это и устроено. И хамасовские террористы ведут себя здесь чрезвычайно цинично, чрезвычайно хладнокровно, абсолютно не считаясь ни с какими человеческими жизнями.
Ну вот, давайте я остановлюсь на этом. Техническое сообщение, про которое я вам говорил. Оно заключается вот в чем. Некоторое количество умных и умелых людей во главе с моим коллегой и другом Александром Плющевым создали интересный информационный продукт. Он называется «Радио Антидот» или наоборот, «Антидот Радио». Что это такое? Это приложение. В зависимости от того, что у вас в кармане, если у вас там айфон, то за этим приложением надо идти в AppStore, если у вас там телефон на Андроиде, то надо идти в Google Play. Идете туда и скачиваете приложение «Антидот».
Это приложение «Антидот» представляет из себя, по существу, интернет-радио. У вас в телефоне живет такая штучка, которая вещает. Вещает она программу передач, которая составляется из известных вам и, я надеюсь, любимых вами YouTube-стримов. Там есть несколько авторов. Там есть Плющев, там есть Колезев, там есть я — в общем, некоторое количество людей, которых, я надеюсь, вы смотрите и любите.
Вот я сейчас открою свое «Антидот Радио» и прочту вам, что я сейчас вижу в этой программе, что я могу слушать. Значит, Наки, Крашенинников, Нино Росебашвили… Это я читаю вам программу сегодняшнюю и субботнюю. Илья Шепелин, Александр Плющев, опять Илья Шепелин. Какие-то программы идут впрямую, какие-то программы идут в записи, уже прошедшие — там, например, Breakfast Show повторяется в течение дня, и там идет вот этот самый мой стрим. Так что вполне можно этим пользоваться.
Зачем это нужно? Это нужно в двух ситуациях. Это совершенно не для того, чтобы отучить вас от смотрения YouTube. У меня спрашивают: «Вам не стыдно рекламировать это по «Эху»?». Я не рекламирую это по «Эху». Я рекламирую это на своем YouTube-канале в своем стриме. Так вот, задача совершенно не в том, чтобы вы перестали смотреть YouTube, это было бы чрезвычайно обидно и это было бы крайне нехорошо с нашей стороны, а начали бы слушать исключительно в этом аудиоформате. Но я понимаю, что бывают ситуации, когда по-другому не получается. Когда вы едете, не знаю, в общественном транспорте, идете по улице, гуляете с собакой, бежите на беговой дорожке в спортзале, идете в магазин и так далее. И в этой ситуации, конечно, вам удобнее слушать только звук. Ну и о’кей, слушайте только звук.
Особенно важно это будет тогда, когда и если отключат YouTube, когда YouTube будет заблокирован. Вот тогда эта штука будет продолжать работать, потому что это приложение в смартфоне, которое просто так не блокируется. Оно блокируется только вместе со всем смартфоновским хозяйством, вместе со всем AppStore или всем Google Play. Это все-таки большая история и на это пока еще российское государство не идет.
Поэтому, пожалуйста, обратите внимание на такую возможность. Зайдите, скачайте себе этот самый «Антидот Радио» и на всякий случай пусть у вас будет. Мало ли, когда-нибудь пригодится, в какой-нибудь вашей жизненной ситуации или в какой-нибудь нашей общей жизненной ситуации, когда мы все останемся без YouTube. И без VPNов, кстати говоря. Я, конечно, очень рад, что мне здесь пишут в чате: «А у меня VPN есть, VPN рулит» и всякое такое. Да, очень хорошо, что вы такие продвинутые. Я очень вами горжусь, молодцы, VPN отличная вещь. Современному разумному человеку, которому нужна независимая информация, не жить без VPN. Но есть угроза и для VPN. К сожалению, и тут тоже с этим могут быть проблемы рано или поздно.
Ну что, вопросы. А есть ли вопросы? Дайте я загляну, что мне присылает мой друг Кирилл по поводу того, пишете ли вы какие-нибудь вопросы. Сейчас попробуем прямо в прямом эфире. Андрей Пономарев спрашивает, возвращаясь к первой теме и ко второй теме нашего разговора: «То есть вы принципиально против переговоров? Тогда как вы видите выход из тупика?».
Да, я принципиально против переговоров сегодня. Против переговоров, которые подразумевают статус кво, сохранение за российским агрессором захваченных территорий. Я принципиально против этого, потому что я считаю, что такие переговоры и завершение таких переговоров соглашением будет означать успех этой войны. Это означает, что это прелюдия к следующей такой войне. Вот главное мое соображение. Что тогда эта война будет не последней. Тогда агрессор не наказан, более того, поощрен и тогда у агрессора есть все основания для того, чтобы продолжать свои военные действия. Вот и вся история.
Я за такие переговоры, если эти переговоры будут подразумевать освобождение захваченных территорий, компенсации для разрушенного украинского хозяйства и наказание тех, кто организовал эту агрессию. Тогда я за эти переговоры. Но что-то заставляет меня думать, что этих переговоров в обозримом будущем мы не увидим. Потому что Путину представляется, что у него достаточно денег для того, чтобы купить лояльность своего населения, для того, чтобы оплачивать смерти, для того, чтобы компенсировать забранных навсегда из мирной жизни и отправленных на фронт людей. Путин считает, что денег у него на это достаточно. Если надо, он может даже заплатить немножко дороже. И раз так, обсуждать свое поражение он не будет.
Как я вижу выход из этого тупика? Я вижу необходимость радикального изменения подхода западных стран к поддержке Украины. Я вижу необходимость передачи Украине высокотехнологичных современных средств вооружений. Не восстановленной, отремонтированной, кое-как усовершенствованной техники, которую сейчас получает Украина, а действительно современных вооружений. Прежде всего электронных средств борьбы с дронами, которые могли бы радикально изменить ситуацию, средств электронной разведки, дальнобойных ракетных систем и авиации. Вот что решает исход войны сегодня.
Вот так. Ну что, еще вопросы, есть ли они? Что-то я не вижу, собственно, больше вопросов. Тут происходит, кстати, большой спор по поводу этой технической штуки, которую я объяснял. Да, послушайте, это две совершенно разные вещи. Одна — это приложение «Эхо», которое давно уже существует и на котором вы можете слышать все то, что идет по YouTube-каналу «Эха» и, если я правильно понимаю, по YouTube-каналу «Живого гвоздя». А это совершенно другая история, абсолютно другой набор программ, абсолютно другой набор эфиров. Плющева нет ни на каком «Живом гвозде», Наки нет ни на каком «Живом гвозде», а здесь они появляются и так далее. Так что нет, это разные вещи. Одно — это приложение «Эхо», другое — это приложение вот этого «Антидота». Они, что называется, друг друга не заменяют. Я вам рекомендую иметь и такое, и сякое. Они вам пригодятся в разных обстоятельствах. Все эти приложения, как показывает практика, гораздо более надежны, чем другие способы доставки информации. Поэтому запасайтесь на трудное время.
«Сейчас сильно продвигают переговоры и вход Украины и Молдовы в ЕС. К чему это, как вы думаете?». Ну послушайте, это естественное развитие событий. Да, действительно, эти страны должны быть членами Европейского Союза. Это совершенно логичное развитие. Но все это чрезвычайно осложняется войной, а в случае с Украиной просто трагически осложняется.
Появление этого кандидатского статуса само по себе ничего не гарантирует и само по себе ни к чему не приближает. Да, это некоторый следующий этап, некоторая очередная ступенька. Но история ЕС показывает, что страны могут находиться десятилетиями в этом статусе и совершенно нет никаких гарантий, что вслед за вот этим статусом кандидата в течение нескольких месяцев или полугода последует полноценное принятие страны в ЕС. К сожалению, гарантий никаких нет. Может, это так и случится, но никто этого не гарантирует. Это совершенно точно.
Вот, на этот вопрос ответил, а больше, похоже, и нет. Ну что, друзья, давайте тогда и сворачивать. Час 20 мы с вами пробыли в эфире, это уже неплохо. 1200, почти 1300 лайков насобирались. Пожалуйста, добавьте. Мне кажется, что до 1,5 тысяч точно можно довести, ничего не будет в этом с вашей стороны такого особенного. Я думаю, что, это, в общем, легко. Чуть-чуть добавилось подписок — немного, но, пожалуй, тоже можно было бы их досыпать.
А мы с вами, я надеюсь, увидимся в следующую пятницу и продолжим все эти разговоры. Вот так. Так что, пожалуйста, не уходите далеко от этого YouTube-канала и от моего telegram-канала «Пархомбюро». Там наше с вами общение, там наш с вами разговор, который продолжается, о важнейших событиях, которые происходят вокруг нас. Будьте здоровы, всего вам хорошего. До будущей пятницы, до свидания!