Купить мерч «Эха»:

«Суть событий» с Сергеем Пархоменко

Сергей Пархоменко
Сергей Пархоменкожурналист, политический обозреватель

Пригожин, Кадыров, Патрушев – мы этими именами обычно обозначаем условную перспективу того, что после исчезновения, собственно, Путина, его режим окажется в руках таких наиболее экстремальных элементов. После гибели диктатора власть оказывается в руках наиболее свирепых его сторонников, но обычно это бывает достаточно такая промежуточная ситуация, которая сменяется следующими сменами власти, и понятно, что эти люди власть удержать не могут…

Суть событий7 апреля 2023
«Суть событий» с Сергеем Пархоменко 07.04.23 Скачать

Подписаться на Сергея Пархоменко

Поддержать канал Сергея Пархоменко

С.ПАРХОМЕНКО: Добрый вечер, дорогие друзья, это программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко. Сегодня, если не ошибаюсь, 7 апреля 23-го года, в Москве сейчас 9 часов вечера. Начнём с вами очередной традиционный пятничный стрим, я вижу уже, что некоторое количество зрителей здесь собралось и число их увеличивается, вижу уже даже первые отметки «нравится», авансом, надеюсь, что их будет побольше к концу этой программы. Надеюсь, что прибавится и число подписчиков, это очень важно для развития канала. Ну и, если у вас есть возможность и желание поддержать мою работу при помощи разных донейтов, то у вас есть множество таких инструментов для этого, прямо надо мной вы видите ссылку, она предназначена для тех, кто находится за пределами России, проще всего и удобнее всего при помощи этой системы поддерживать мою работу. Если вы внутри России, загляните, пожалуйста, в описание этого стрима, там есть кое-какие возможности для вас, довольно разнообразные. В общем, вполне разумные и безопасные. А есть, кстати, и возможность того, что называется, суперчат – прямо здесь, прямо в чате этого прямого эфира вы тоже можете поддержать мою работу, и вот я, например, вижу, что Дарья Найман это уже сделала, прислала свою поддержку. Большое спасибо, для меня это очень важно, надеюсь, таким образом моих зрителей станет больше. Чрезвычайно разнообразная у вас, как всегда, география. Вот Шри-Ланка образовалась, какая-то Хикадува, надо будет посмотреть по окончании по карте, кто такая эта Хикадува и где она находится. Есть Алматы, Гент, Рига, Миасс, Чернигов, Одесса – это очень здорово, что и Чернигов, и Одесса, Тула, Иерусалим, Киев, Дюссельдорф, Краков, опять Тула, Курск, Казань… В общем, множество городов, и если бы это разложить на карте – было бы, конечно, очень красиво. 

Начнём, пожалуй. Для меня на текущей неделе главным событием были две заложнические истории, и я это вынес в заголовок этого моего стрима: государство-террорист, не пособник терроризма, не защитник терроризма, а просто непосредственно государство-террорист собирает заложников. Вообще это свойственно для террористических образований разного толка, это могут быть государственные образования, могут быть просто какие-то банды, которые держат какую-то территорию или какой-нибудь объект, что-нибудь такое. Террористам свойственно брать заложников. А людям, которые борются с террористами, свойственно заложников пытаться освободить, вызволить из той ситуации, в которой они оказались. Вот таким заложником, как я совершенно убеждён, оказался арестованный на минувшей неделе американский журналист Эван Гершкович, человек, которого очень хорошо знают многие в России, многие коллеги, журналисты. Я сам с ним лично не знаком, но очень многие из моих друзей и коллег давно с ним дружат, зовут Ваня, а не Эван, он, в общем, такое известное и популярное лицо. Он несомненно журналист, что важно понимать и что подтвердит вам любой, кто его знает – это человек, который много лет занимается журналистским трудом, любой желающий может видеть его тексты в «Wall street journal», может видеть результаты его командировок, нет абсолютно никаких сомнений, что он находился в России именно по этому поводу. Сегодня он оказался в заложниках, его арестовали после поездки в Свердловскую область, на самом деле, никаких особых стратегических объектов там нет ,есть Уралвагонзавод, который производит, ремонтирует, восстанавливает некоторое количество танков. С точки зрения разведки это совершенно неинтересный объект, абсолютно бессмысленная информация, никого особенно эти танки, это производство и этот их ремонт особо не интересуют, это совершенно очевидно, но понятно, что путинскому режиму нужны заложники. Нужен обменный фонд, который он сможет использовать для того, чтобы решать свои политические проблемы. Обычно говорят о том, что наиболее вероятно намерение обменять этого заложника ну или ещё какого-нибудь богатого, что называется, жирного заложника. Такого, за которого много дадут, богатого не потому что у него есть свои деньги, а потому что его ценность велика-  обычно называют два имени. Обычно называют человека, который убил Зелимхана Хангашвили в Берлине, того самого «велосипедного убийцу» по фамилии Красиков, который получил пожизненное заключение и сидит в одной из берлинских тюрем, причём пожизненное заключение такое, без права помилования. А вторая кандидатура – это человек, который на протяжении нескольких лет, даже больше 10 лет, 13 лет продолжалась эта операция с 2010 года, он по фальшивым документам бразильского гражданина постепенно внедрялся в разные европейские политические органы и добился того, в чём заключалось его задание, что стал стажёром в международном уголовном суде в Гааге, который выдал в недавнее время ордер на арест российского президента Путина и детского омбудсмена Голубевой. Вот эти два человека являются теми двумя целями, которые преследуют люди, которые берут заложников в России, в первом случае, в случае этого самого убийцы, потому что это кадровый сотрудник ГРУ, один, видимо, из тех, кто, собственно, принадлежали к той самой группе, которая занималась политическими отравлениями, разного рода политическими убийствами за пределами Российской федерации. Видимо, это один из них, соответственно, он знает, как вся эта система устроена, как этих людей тренируют, соответственно, какие существуют какие-то характерные особенности, какие-то, может быть, мелкие детали, которые позволят этих людей идентифицировать или разоблачить при необходимости. Ну этого достаточно уже известно, и расследователями, прежде всего, те расследователи, которые работали, сделан об отравлении Алексея Навального, они продвинулись очень далеко и научились этих людей вычислять, но в любом случае этот материал, конечно. Пригодится. Что касается того, кто под бразильскими документами пытался проникнуть в уголовный суд, то это вообще довольно ценный и редкий субъект, что называется, потому что почти не осталось уже вот такой глубокой работы с нелегальными агентами. Чаще всего, в последнее время пытаются перевербовать какого-то реального человека, который находится за границей, у которого есть его, так сказать, натуральная личность, человек, который где-то родился, где-то учился, жил ,работал, оставил огромное количество всяких следов, потому что в современном мире снабдить нелегала всей вот этой его искусственной личностью нереально сложно, потому что в современном мире человек оставляет огромное количество цифровых следов, в тех случаях, когда он участвует в каких-то социальных структурах, получает какие-то пособия, страховки, регистрируется где-то, учится, получает дипломы, лечится и так далее, от всего этого остаются электронные следы, накапливается такое с каждым днём нашей жизни огромное электронное досье, в результате подменить это всё, сфальсифицировать, создать искусственно чрезвычайно сложно. Проще взять реального человека со всеми его данными, историей перевербовать. В данном случае речь шла о нелегале, человеке по имени Сергей Черкасов, и вот, по всей видимости, этот, так сказать, ценный товар России хотелось бы вернуть. С использованием журналиста в качестве вот такого заложника, в качестве обменного материала возникает большая проблема, такая же большая проблема, как та, которая возникает тогда, когда в качестве для обмена такого вот элемента обменной операции пытаются использовать оппозиционного политика. Обменять оппозиционера или журналиста на шпиона и на убийцу или на такого диверсанта, направленного за границу одной из государственных спецслужб, не удаётся прежде всего потому что сами эти люди отказываются участвовать в этих обменах, а кроме того, вторая сторона тоже отказывается признавать их подходящим материалом для обмена. Потому что представьте себе, если журналиста обменивают на такого шпиона-нелегала, например Черкасова, который с бразильскими документами прятался много-много лет – то по существу это является признанием того, что он сам является разведчиком, что не нужно ни ему, ни тем, кто отстаивает его право на свободу. Не нужно признавать, что он проходит по одному разряду с тем, на кого его обменяли. Тем более это важно тогда, когда речь идёт о политическом деятеле, когда речь идёт об оппозиционном политике, вот таком, например, как Алексей Навальный, или второй случай, о котором расскажу сегодня, это случай Владимира Кара-Мурзы, для которого вчера в судебном заседании прокурор запросил 25 лет тюремного заключения – больше, чем полагается по российским законам убийце при отягчающих обстоятельствах или что-нибудь вроде этого. Совершенно Очевидно, что никакого преступления, о котором можно было бы говорить в таких терминах и которое можно было бы описывать в таких цифрах и таких сроках, Кара-Мурза не совершал, и речь идёт о мести. Речь идёт о человеке, который в течение многих лет, как это теперь принято говорить, я бы даже сказал, терроризировал большое количество сотрудников российских карательных органов, не решаюсь назвать их правоохранителями, доставал их своей деятельностью, прежде всего развивая и продвигая идею «списка Магнитского». Идею персонального санкционного списка, в котором появлялись бы люди и подвергались бы санкциям, те самые люди, которые оказались виновны в грубом нарушении прав человека в России, в издевательством над людьми, издевательствах над заключёнными, и прежде всего, вы помните, откуда взялся список Магнитского, он взялся из дела Сергея Магнитского в середине 2000х годов. Этот человек разоблачил очень крупную финансовую аферу, связанную с налоговыми манипуляциями в России, речь шла о многомиллиардных хищениях, и после этого был сам обвинён в злоупотреблениях, и, в общем, его насмерть замучили в тюрьме. И к этому имели отношение, имела отношение целая группа судей, прокуроров, следователей, а также сотрудников российской тюремной системы, которые, собственно, его и мучили. И вот первоначальный список Магнитского был создан для этих самых людей, для людей, которые засветились, которые поучаствовали в этом многомесячном мучении Магнитского и доведении его до смерти в тюремной камере, и этим списком занимался непосредственно Владимир Кара-Мурза. И вот теперь он абсолютно демонстративно отдан в руки одного из тех, кого он в своё время обвинил в нарушении прав человека. Тот самый судья, который сегодня возглавляет коллегию из трёх судей по делу Владимира Кара-Мурзы, человек по имени Сергей Подопригоров – это человек, который был в этом самом списке Магнитского, утверждение которого сначала в Конгрессе США, потом парламентах других стран, продвигал Владимир Кара-Мурза и которого он добивался. Не один – ещё в этой истории принимал активное участие Борис Немцов, участвовал Гарри Каспаров, Михаил Касьянов и другие оппозиционные политики, но Владимир Кара-Мурза был на протяжении многих лет известен как человек с очень такими прочными и разветвлёнными связями в мире Соединённых штатов, он сумел как-то этого добиться, сумел стать там известным, сумел стать экспертом, которого приглашали для обсуждения разнообразных российских дел, человеком очень авторитетным в обсуждении российской темы в США, и именно поэтому он получил возможность оказать существенное влияние на процесс продвижения и принятия вот этого самого списка Магнитского. И теперь ну просто напрямую демонстративно предложено одному из его фигурантов этого списка отомстить тому, кто этим всем занимался. Я думаю, что это всё делается для того, чтобы произвести впечатление на мир, продемонстрировать .что вот мы ни перед чем не остановимся, у нас есть человек, мы готовы его мучить совершенно, значит, свирепыми способами, поэтому торопитесь предложить нам что-нибудь для его выкупа. Я, признаться, абсолютно не верю в то, что, например, Алексей Навальный может тоже оказаться таким обменным материалом. Отношение к нему совершенно специальное, он личный враг российского диктатора, и я думаю, что абсолютно исключено, чтобы кто-то попытался его обменять на кого-нибудь или что-нибудь до тех пор, пока, что называется, ситуация не возьмёт их за глотку. Думаю, что эту возможность берегут до того момента, когда на кону окажутся серьёзные политические обстоятельства и речь будет идти о том, что нужно менять его не на какого-то человека, деятеля, персонажа – а на какие-то серьёзные политические уступки. Только тогда, собственно, это возможно – а до того, я бы сказал, что возможны другие варианты, такие, например, связанные с Эваном Гершковичем или с Владимиром Кара-Мурзой. Государство-террорист работает на, собственно, вот этой, я бы сказал, заложнической технике, такой же ровно, как свойственна для террористических организаций во время разных национальных конфликтов на территории распадающегося Советского союза, или вообще в мире, когда разного рода террористические организации параллельно берут заложников для того, чтобы произвести впечатление на мировое общественное мнение или чтобы добиться каких-то конкретных политических целей. Мне кажется, что это важнейшая история. Что касается Эвана Гершковича, то тут есть ещё одно обстоятельство, о котором я хотел рассказать, оно мне кажется достаточно важным, может быть, вы обратили внимание, что в начале этой недели было опубликовано письмо, открытое заявление, подписанное большой группой российских журналистов, которые высказались в поддержку Гершковича и высказали своё возмущение фактом его ареста, и это мне кажется очень важной вещью, потому что это первый случай, когда большая группа российских журналистов, находящихся в очень разных обстоятельствах, в разных странах, большая часть этих журналистов работает за пределами России, так вот, большая группа журналистов соединилась вместе для того, чтобы сделать это публичное заявление. И, по-моему, это очень хороший прецедент, мне кажется, что это достаточно важная возможность, которая будет повторяться теперь. Следующее заявление или следующую совместную акцию будет проще организовать, всегда существует дискуссия по этому поводу. И всегда возникает вопрос, насколько вот такое публичное давление, огласка – насколько это помогает вызволить человека, насколько это важно для конкретного судебного дела, конкретной судьбы, конкретной угрозы, для освобождения от конкретной угрозы конкретной человеческой жизни. Думаю, что в данном случае смысл в этом заявлении есть, по той простой причине хотя бы, что тут нет точно никаких шансов на то, что кто-то эту жертву просто как бы пожалеет и отпустит. Совершенно не затем его арестовывали, не затем его обвиняли в шпионаже, Гершковичу сегодня предъявлено объявление в шпионаже, чтобы это животное каким-то образом расцепило зубы и выпустило человека на волю. Этого точно совершенно не будет, это абсолютно исключено. И все разговоры о том, что а вот давайте не будем дразнить, давайте не будем злить, а вот чем больше мы произносим каких-то громких слов и чем больше мы вписываем в эту ситуацию каких-то политических терминов, тем больше раздражаются злодеи, которые держат, собственно, в руках свою жертву – нет, в данном случае это всё абсолютно бессмысленно, и совершенно ясно, единственная возможность освобождения американского журналиста – это политическое возмущение, это политическое влияние, которое может быть оказано, собственно, со стороны всего мира. Есть история у такого рода обменов, и здесь, конечно, многие вспоминают историю с другим американским журналистом, Николасом Дамилфом, который был вот так же точно обвинён в шпионаже и арестован в Советском союзе, где-то на излёте уже советского времени, это был, если правильно помню, 89 год, глубокая Перестройка, уже всё это приближалось к путчу 91 года, о котором, впрочем, тогда ещё не знали – и тогда тоже возникла проблема, что на американской стороне задержан реальный разведчик, а вот на этой советской стороне задержан журналист, и обе стороны отказывались приравнять одного к другому. Прежде всего, американская сторона отказывалась признавать таким образом, что этот журналист обладает какой-то разведывательной ценностью, он ею не обладал, никаким разведчиком он не был, он был, собственно, журналистом. Другое дело, что тогда в это время, про это тоже важно помнить, журналисты, которые работали тут традиционно, это ещё с 60-70х годов происходило, журналисты, которые работали на территории Советского союза, они достаточно часто, во всяком случае, некоторые из них, были часто связаны с правозащитным движением, с диссидентским движением, они интересовались этим. Ну надо сказать, что жизнь журналиста в Советском союзе, западного, она была довольно скучная, потому что особых событий, до которых от журналист мог бы добраться, особых сенсаций не было, и они искали признаки какой-то общественной жизни, какого-то живого действия, живой мысли внутри советского общества, и достаточно часто приходили к тому, что такими объектами, о которых интересно писать, которые являются образцами какого-то гражданского служения, какого-то особенного гражданского мужества, что такими людьми являются диссиденты, являются правозащитники, являются люди, которые выступают за демократические ценности в этих, так сказать, ужасных советских условиях. И вот западные журналисты оказывались достаточно часто  с ними знакомы, они устраивали для них какие-то пресс-конференции, интервьюировали их, передавали на Запад их выступления. Какие-то книги, статьи и так далее, в общем, вот эта вот связь между западной прессой и правозащитным диссидентским движением в Советском союзе была достаточно серьёзной. И в этом была специфика журналистской работы тогда. Люди, которые ехали работать журналистами в Советский союз, они знали, что это одна из тех тем, которыми стоит заниматься, стоит интересоваться, и передавали эти имена и адреса из рук в руки, традиционно эта связь существовала между западной прессой и диссидентским движением в Советском союзе. Советский союз легко и с удовольствием выдавал это за шпионаж, объяснял это какой-то диверсионной деятельностью, подрывной деятельностью, каковой это абсолютно не являлось, это была просто попытка найти просто живое в жизни советского общества. А живое было вот такое. Так вот, в случае с этим Даниловым противоположной стороне, то есть, в данном случае, американской стороне, совершенно не хотелось из политических соображений давать повод для заявления о том, что ну вот они признали, что этот Данилов был разведчиком. Раз они обменяли его на разведчика, значит, он тоже был разведчиком. И тогда была предложена некая довольно остроумная, на мой взгляд, комбинация, когда этот советский разведчик, фамилия его бал, по-моему, Захаров, который был задержан, арестован в США, его формально обменяли на несколько политических диссидентов, на несколько активистов, которые требовали, чтобы их выпустили из Советского союза, а журналист Николас Данилов как-то в придачу был добавлен, как бы до кучи, и все остались довольны. Вот, собственно, возможно, что какая-то такая схема может быть применена и в этот раз, если, действительно, российская сторона будет готова на какие-то серьёзные шаги для того, чтобы вызволить своих убийц и разведчиков, из которых, как я понимаю, всё необходимое уже добыли – вот это тоже надо понимать, что эти люди обезврежены, эти люди по своей злодейской профессии убийц и подставных агентов работать никогда не будут, информацию, собственно, из них всю добыли, ту, которую нужно было добыть, больше особенной ценности они не представляют, и это вопрос, скорее, какой-то профессиональной традиции, которая в разведывательном сообществе существует – что нужно там вытаскивать. Подозревать, что в российских спецслужбах царит какой-то благородный дух, довольно трудно. Что они придерживаются каких-то традиций, кодексов чести, о которых мы читаем во всяких красивых детективах – нет, ничего этого, разумеется, там нет, но желание вернуть этих людей, несомненно, существует, и я думаю, что они представляют из себя достаточно серьёзную ценность.

Я бы хотел обратиться к вопросам, да-да, мне напоминают про Данилова, именно так, 86 год, мне говорят, а не 89 – да, может быть, и 86, думаю, что вы правы, на самом деле это было раньше. Давайте я посмотрю на вопросы, которые здесь возникают. Есть несколько сюжетов, которые я сам заготовил для этой недели, ну посмотрим, что вас больше интересует, с чего вы попросите меня начать. Я видел вопрос – нет, не могу найти, был поразительным образом. Ну вот вопрос, я бы сказал, какого-то фантазийного характера, но я, честно говоря, вижу подобные вопросы время от времени, поэтому, пожалуй, отвечу. Речь идёт о замене директоров музеев, означает ли это, спрашивает меня Крейзипанда, что искусство пошло в залог каких-то тайных кредитов или способ обналички и всякое такое? Послушайте, нет, я абсолютно убеждён, что никаких специальных каких-то финансовых или каких-то тайных криминальных манипуляций нет, речь идёт просто о том, что крупные, что называется, учреждения культуры государства, вот о путинское государство, которое ведёт войну, пытается взять под жёсткий контроль. Для них идеологическая как бы сторона дела важнее любой другой. Они не хотят допускать, чтобы люди хоть в какой-то мере самостоятельные, такими были освобождённые только что от своих должностей директор Третьяковской галереи Трегулова и директор Пушкинского музея Марина Лошак, так вот, это люди самостоятельные, со своими взглядами, со своей инициативой, со своей какой-то гражданской позицией, и государству, которое полностью как-то заковывает всю общественную жизнь вот в эту вот броню военной пропаганды, это совершенно не нужно. И это достаточно объективно, совершенно не нужно искать за этим каких-то сложных манипуляций или ещё чего-нибудь.

Я, кстати, не согласен, возвращает нас к теме заложников Евгений Гекман, я не согласен, что они сидят, пока Путин у власти. Допустим, его сменит Пригожин, Кадыров, Патрушев – он-то что, их выпустит?  Ну, знаете, Пригожин, Кадыров, Патрушев – мы этими именами обычно обозначаем условную перспективу того, что после исчезновения, собственно, Путина, его режим окажется в руках таких наиболее криминальных, наиболее, я бы сказал, экстремальных элементов, которые этим режимом будут воспитаны. Да, скорее всего, такой период нас ждёт, скорее всего, такой момент в истории России будет, собственно, так и происходит, что после гибели диктатора, во всяком случае, после исчезновения диктатора со своего диктаторского места, власть оказывается в руках наиболее свирепых его, собственно, сторонников, но обычно это бывает достаточно такая промежуточная ситуация, которая сменяется следующими сменами власти, и понятно, что эти люди власть удержать не могут. И понятно, что вот этот период – да, его можно называть продолжением путинского, никто его не берёт в расчёт, никто не ждёт, так сказать, никаких реальных изменений от людей, которые непосредственно после Путина окажутся обладателями этой власти. Они будут драться между собой, они будут заняты дележом путинского наследства, ничего больше их не будет интересовать, и не об этом периоде говорят, когда говорят, что со сменой этого режима должны произойти какие-то существенные политические изменения в той стране, которая окажется на территории России, я абсолютно, кстати, не уверен, я тоже много раз про это говорил, что это будет Россия в её нынешней конфигурации, нынешних территориальных границах, но понятно, что тому режиму, который реально заменит собою путинский, не вот эта промежуточная, так сказать, свара, которая начнётся после его исчезновения с политической сцены, а тому режиму, который реально заменит собой путинский  – важно будет доказать, что он другой. Это будет важнейшая политическая задача для этих людей, доказать, что нет, мы не такие, у нас совершенно не такие затеи, идеи и так далее. Вот, так что в этой ситуации, собственно, важнейшим элементом вот этого изменения должно быть тотальное изменение отношения к тем политическим противникам предыдущего режима, которыми являлись и являются, скажем, Алексей Навальный и Владимир Кара-Мурза, и другие люди, которые… Илья Яшин, несомненно, и другие люди, которые символизируют собой это сопротивление. Пока я жду ещё каких-нибудь вопросов и очень призываю вас здесь в чате эти вопросы задавать, давайте я обращусь к ещё одному сюжету, который очень интересовал тех, кто писали мне в моём телеграм-канале перед началом этого эфира. Это история с, как многие пишут, внезапно рухнувшим рублём. Ничего внезапного не произошло, падение это очень логичное, и собственно оно объясняется длящимся эффектом тех экономических обстоятельств, о которых мы говорили на протяжении всего вот минувшего года – продолжается война, когда-то они должны были в конце концов дать себя почувствовать, в какой-то момент всё-таки должно стать понятно, что экономический мир вокруг России изменился, и экономическая ситуация внутри России изменилась тоже. Довольно много сказано в последние дни о причинах, что, помните, точнее, давайте я вам ещё раз это напомню, что непосредственно после начала войны в феврале и марте 22 года произошло стремительное падение курса рубля, доллар стоил аж до 150, это продолжалось недолго, на рынке была паника, а потом постепенно рубль стал возвращаться к своим, так сказать, довоенным цифрам и даже выкатился на совсем неожиданные для многих цифры, в какое-то время цена доллара опускалась до 50 с чем-то рублей, в общем, доллар более или менее держался на уровне 60-65, как-то постепенно приближался к 70. И вот как-то в последние дни произошло довольно быстрое падение, и на биржевых торгах рубль вывалился далеко за свои вот эти отметки, в том числе за 80 рублей, а евро за 90 рублей. С чем это связано? Прежде всего, первой причиной называют здесь эффект, который, наконец, стал достаточно серьёзным и стал ощущаться в финансовой сфере-  эффект ухода из России крупнейших западных компаний. Вообще исход, который произошёл за этот год, совершенно колоссальный, и некоторые умудряются как-то хихикать и смеяться по этому поводу, что вот раньше у нас как-то были вот такие гамбургеры, а теперь сякие, раньше у нас были такие стаканчики с кофе, а теперь сякие… Речь совершенно не о гамбургерах и не о стаканчиках кофе, а об огромном количестве промышленных, реально мощных промышленных мощностей, речь идёт и о автомобильной промышленности, и о нефтедобыче и переработке нефти и разных других полезных ископаемых. Речь, несомненно, идёт о важных концернах, которые занимали место в российской пищевой промышленности, продовольствии, тех, кто производили для нас огромное количество разнообразной еды, объёмы этого были совершенно гигантскими, мы успели к этому привыкнуть, и к этой молочной продукции, и к огромному количеству всяких продуктов переработки зерна, овощей, мяса и так далее, и так далее – всё это посыпалось и всё это бросилось вон из России. Огромное количество инфраструктурных компаний, строительных, огромное количество компаний, которые занимались разного рода транспортом, перевозками и так далее. Так вот, эти компании продаются за доллары. Вот про это не нужно забывать. Если какая-то гигантская компания, которая строила в России автомобили, производила в России йогурты или перерабатывала в России нефть, если эта компания продаёт, избавляется от российского бизнеса – то она не хочет за этот свой российский бизнес получить огромный железнодорожный вагон рублей. Эти рубли им не нужны. Им нужна твёрдая валюта. Это на самом деле довольно сложная по нынешним временам процедура, потому что продажа этих западных компаний фараоном и его подручными довольно жёстко контролируется, и всё это возможно только с их разрешения, и существует специальное законодательство, в результате которого с этих компаний, которые продают своё имущество в России, собирают довольно большие поборы, но так или иначе в какой-то момент это происходит, и компания может быть продана. Вот, собственно, пример, который все приводят – это то, что корпорация «Шелл», один из крупнейших мировых нефтепереработчиков и нефтедобытчиков, добилась-таки после очень долгих интриг и усилий, добилась разрешения от российских властей на продажу своей доли в проекте Сахалин-2. И стоимость этой продажи – почти 95 миллиардов рублей. Так вот, никому эти рубли не нужны, никто не собирается получить эти рубли и как-то на этих рублях сидеть. Эти рубли немедленно, после того, как они получены, должны быть переведены в твёрдую валюту – доллары, евро или во что-нибудь ещё похожее – и выведены из России. И это происходит каждый раз, каждый раз, когда какая-то крупная компания, работавшая в России, избавляется от российского бизнеса – возникает эта проблема. Она за эту продажу получает много рублей. Эти рубли она хочет превратить в доллары, и эти доллары она хочет вынести из России. Это приводит к очень большому спросу на валюту на российском рынке, а если на какой-то предмет большой спрос – он растёт в цене, никакого совершенно другого эффекта здесь не возникает. Вот, например, вот эта самая сделка, о которой я говорю, сделка с «Шелл» и её проектом Сахалин-2 – это сильно больше миллиарда долларов. Казалось бы, что такое миллиард долларов? Миллиард долларов – не много для российского рынка, вот здесь возникает второе удивление. Ну да, окей, это есть – но суммы какие-то не безумные. Но дело в том, что в целом объём долларов, количество долларов, которое существует на российском рынке, сильно сократилось. И сократилось оно ровно потому что, вы знаете, происходят большие проблемы с торговлей российской нефтью, российским газом, российскими нефтепродуктами, и в целом в России стало теперь меньше долларов – соответственно, каждая вот эта сделка, даже не очень большая, оказывает большее влияние, потому что она представляет из себя сравнительно большую долю от общего объёма долларов, который существует в России. Вот это совмещение этих эффектов, когда долларов в России становится меньше, но, с другой стороны, возникает эта ситуация, когда эти доллары требуются в связи с продажами западных активов – вот это возникает такой краткосрочный ударный эффект, ударное влияние на ситуацию на бирже, и сталкивает рубль с его позиций. Аналитики говорят, что объём валютного рынка долларов в России до войны составлял примерно 80-100 миллиардов в месяц – столько долларов как бы обращалось на российских биржах, а теперь 20-25. То есть, в 4-5 раз уменьшилось это количество, и соответственно относительно небольшая сумма, которая вдруг кому-то требуется, кто-то продаёт свои активы, хочет получить доллары и вывести из России, эта небольшая сумма оказывает большое на это влияние. Дальше следующий эффект, который здесь сыграл свою роль – это то, что постепенно меняется ситуация на внешнеторговом рынке в целом, потому что в результате санкций в какой-то момент у России образовался огромный профицит внешнеторгового баланса. Что это такое? Это означает, что Россия по-прежнему продавала немало всякого, да, количество нефти, нефтепродуктов и газа последовательно снижалось, кроме того, возник этот цифровой потолок, о котором мы много слышали – но всё равно это довольно большие объёмы, довольно большие деньги, которые получаются от продажи наружу российских энергоносителей. А вот покупать стало более-мене нечего, потому что компании ушли западные, они отказывались иметь дело с Россией, потому что многие товары попали под санкции, в том числе товары дорогие. Так-то представьте себе, сколько стоит самолёт, который покупают или берут в аренду, покупают в лизинг, или какие-то другие высокотехнологичные товары, оборудование, медицинское оборудование и так далее. Всё это попало под санкции, оборот всего этого прекратился, всё это перестало покупаться – и, соответственно, вдруг выяснилось, что ну как-то доллары не очень нужны – зачем нужны доллары для вот этого, собственно. Для чего нужны доллары во внешнеэкономической деятельности? Для того, чтобы покупать товар, нормальная ситуация. Это не когда речь идёт о продаже каких-то компаний, то, о чём я говорил только что – а когда речь идёт о ежедневной обычной ситуации. Деньги нужны для того, чтобы что-то купить за границей – а не покупается, потому что не продаётся. Потому что санкции всё-таки таким образом работают. В какой-то момент оказалось, что спрос в этом смысле на доллар падал, он падал в середине минувшего года. когда этот эффект стал ощущаться особенно сильно – ну, а как мы с вами говорили, если спрос на что-то растёт – то это дорожает, если падает – дешевеет, никому не нужно. И вот сейчас, по всей видимости, это тоже несколько изменилось, потому что образовалось, наросло за последний период минувшего года – наросли разного рода пути серого импорта, обходной внешней торговли, мы с вами много раз говорили про это, и сейчас на это перемещается внимание тех, кто управляет санкциями против России, именно в этом направлении они начинают работать, для того, чтобы не просто придумать новые санкции, а для того, чтобы обеспечить действенность тех, которые были приняты раньше. Соответственно, до тех пор, пока существуют контрабандные тропы и не будут каким-то образом перекрыты, до тех пор спрос на доллары будет повышаться, потому что мы, чтобы покупать контрабандные товары, мы же за доллары покупаем, а когда перекроют – тогда, собственно, это прекратится и, собственно, курс рубля покатится назад. Понятно, что российское государство будет всячески сопротивляться этому. Понятно, что вот этот рост стоимости доллара – он как-то полезен для российского бюджета, потому что он позволяет извлекать из каждой тонны нефти, продаваемой за границу, помните, Путин это на пальцах объяснял, большее количество рублей – а рубли эти нужны для расчётов с бюджетниками, для расчётов внутри страны. Понятно, что это рубли обесцененные, рубли, на которые не купишь постоянно дорожающих товаров, но тем не менее формально удаётся заплатить зарплату, пособия, пенсии и так далее, удаётся продемонстрировать эти цифры и успокоить этим население. Вот такая, собственно, механика этого, мы можем использовать вот этот факт изменения биржевого курса как свидетельство того, что происходит внутри российской экономики. Как видим, происходит две вещи. Первая – продолжается, уже заканчивается массовый исход западных компаний из России, и это приводит к росту стоимости доллара, и происходит рост серой обходной контрабандной внешней торговли, и это тоже приводит к росту стоимости доллара. И то, и другое важные эффекты, которые, по всей видимости, не продлятся слишком долго – в какое-то время и компании окажутся окончательно проданными, и контрабандная торговля окажется перекрытой, в этой ситуации, по всей видимости, мы увидим обратное движение, которым российское государство будет сопротивляться. Вот сюжет, который мне кажется важным, и мне кажется, что хорошо было бы с этим разобраться. 

Китайцы очень не хотят, пишет мне один из слушателей, европейскими рынками, большими перспективами. Надежды россиян на дырявые границы Казахстана тоже тают, поскольку теперь их будет контролировать Китай. В перспективе – да, несомненно. В перспективе так ровно оно и произойдёт, понятно, что, выбирая между двумя рынками, между своим влиянием на европейский рынок и российский рынок, китайская экономика выбирает первый. Это важнее, объёмнее, стабильнее, перспективнее и так далее. И, разумеется, надежды России, которая, путинская Россия, которая пытается именно в Китае увидеть своего последнего покровителя и последнюю такую свою опору – это противоречит ну естественной логике развития событий, и понятно, что с прецедентами, в принципе, исторически не суждено. Оставшиеся китайские компании тоже уходят, более того, сворачивают серые схемы поставок комплектующих, даже отвёрток китайских не будет, распроданы последние товары, пишет Сандугаш Илимбаева, вот такая у нас есть слушательница с красивым восточным именем. Послушайте, всё по-разному, ну кто-то несомненно попытается какое-то время на этом попаразитировать, думаю, мы это с вами увидим. Специально созданы китайские компании, которые не будут рисковать своим международным авторитетом и своими обязательствами с европейскими партнёрами, будут создавать прокладки промежуточные, всякие схемы всяких однодневок для того, чтобы продолжать работать на российском рынке. Ровно так же был такой период, помним, когда российские компании вскоре после 14го года, после первоначальной аннексии Крыма – многие тоже создавали такие промежуточные компании для того, чтобы делать вид, что сама компания в Крыму не работает и, соответственно, не подлежит западным санкциям в связи с этим, а вот есть новый образовавшийся новый элемент на рынке, какое-то новое название, какой-то никому не известный бренд, а при ближайшем рассмотрении оказывалось, что это тот же самый банк или та же самая коммуникационная компания или та же самая авиакомпания, их бесконечно на этом ловили, это, в общем, довольно примитивный способ уйти от этих ограничений – но мы, конечно, увидим это и в случае с Китаем тоже – обязательно увидим, обязательно эти серые схемы будут существовать, так что наверняка какой-то период ещё такой нам предстоит, это не произойдёт, конечно, одномоментно. 

Ну вот, давайте посмотрим ещё по темам, которые мне казались здесь уместными. Меня просят высказаться по поводу убийства вот этого самого чудовищного так называемого блогера, на самом деле, путинского пропагандиста, взорванного в Петербурге, того самого Татарского – ну что я могу сказать, бандит он и есть бандит. Человек, который в своё время прошёл через вооружённое ограбление банка, получил большой срок – а потом пригодился. Вот само уже это, сама эта картинка, на мой взгляд, она очень яркая, очень характерная и очень многое объясняет. Вот на этих людях строит своё благополучие, свой успех нынешний путинский режим. На людях, которые убивали и грабили, которые идут по жизни со словами «мы их …» – слышали из уст этого самого так называемого Владлена Татарского, идут под лозунгом «всех убьём, всех ограбим, как мы любим». Понятно, что эта жизненная философия приводит их к тому жизненному положению, которое мы видели у Татарского, и мы увидим ещё много этих Татарских в этой позе, с разорванной головой, как мы его видели после этого взрыва. На самом деле, у нас нет сегодня достаточных оснований для того, чтобы остановиться на какой-то из возможных версий этого убийства. Совершенно очевидно, что в Украине есть достаточное количество людей, которых деятельность этого самого Татарского приводила в ужас и отчаяние, людей, которых Татарский сделал своими врагами, сделал осознанно, не случайно, он издевался над ними, демонстрировал свою безнаказанность. Понятно, что достаточно людей в воюющей Украине, которые хотели этого человека наказать за его подлую бессовестную вот эту вот собачью службу агрессору. Ровно так же есть достаточно людей, несомненно, в российских околовоенных кругах, которые могли каким-то образом оказаться недовольны тем, что российское военное и политическое руководство путинское подвергается ожесточённой критике, так сказать, справа, со стороны экстремистов. И здесь хотелось бы вспомнить ту последовательную череду уничтожения разнообразных лидеров Донецкой и Луганской области, которое происходило на наших глазах и, которое, было бы, по всей видимости, невозможно без участия российских спецслужб. Понятно, что это Россия, во всяком случае, позволила кому-то, а может, сама организовала, избавиться от этих людей тогда, когда они перестали быть нужны. Выяснилось, что они зашли слишком далеко, что они играют слишком большое влияние там в этой зоне, и управлять ими становится слишком трудно. Так что совершенно не исключено, что мы увидим ещё немало такого рода смертей и такого рода финалов в судьбах людей, которые поставили на военную агрессию, на то, чтобы быть первыми учениками в этой чудовищной школе, чтобы первыми громче всех призывать к уничтожению людей, поддерживать эту войну – ну вот война их и сожрёт несомненно. Сожрёт ли их та сторона или эта – не так важно. Ещё раз хотел бы подчеркнуть свою позицию, связанную, в целом, с такого рода событиями, как этот взрыв в петербургском кафе. Диверсии, теракты свойственны любой войне. Всякий, кто думает, что можно вести войну без этого, как-то обойтись без того, чтобы война приходила на территорию всех воюющих стран, если кто-то думает, что можно воевать там, а здесь будет как-то спокойнее – люди ошибаются. Это не так. Понятно, что война такого масштаба, такой ожесточённости как война, которая сегодня идёт между путинским режимом и Украиной, эта война не обойдётся без террора и терроризма, не обойдётся без диверсий, не обойдётся без смертей на территории и одной, и другой страны. И надеяться на то, что без этого можно будет как-то обойтись, этого можно будет как-то избежать – абсолютно бессмысленно. Ничего подобного, несомненно, не произойдёт. Так что мы будем с вами видеть ещё много этих смертей и много покалеченных на этой войне, так что винить им следует самих себя и тех, кто эту войну вместе с ними создал. 

«Интересно, Пригожин кого-нибудь уберёт в ответ?» – А почему, собственно, в ответ, почему вы думаете, что он не принимал участия в этой акции? Я совершенно в это не убеждён, у меня совершенно нет никаких оснований ни подтверждать это, ни опровергать. Внутри этой среды они едят друг друга, внутри этой среды они друг другая убивают. Пригожин – часть этой военной машины, соответственно, и в одну, и в другую сторону это работает. Итак, предупреждение Пригожину, пишет мне одна из наших слушателей, или наоборот, как работа для Пригожина, как пишут мне другие – может так, может сяк. Внутри этого бурлящего воюющего котла возможны все эти обстоятельства, каждый против каждого, смерть витает там над каждой головой.

Я хотел бы закончить этот стрим на сегодня, мы уже больше часа с вами в эфире, я думаю, что мы с вами увидимся на следующей неделе, и, кстати, в это воскресенье, пожалуйста, не пропустите, я буду в гостях у замечательного человека, у Эльвиры Вихаревой, многие её знают. Это очень интересный, очень активный, очень энергичный, очень мужественный гражданский активист, она живёт в Москве по-прежнему. Некоторое время тому назад появились сообщения о том, что она подверглась отравлению и даже некоторое время не появлялась в эфире, потому что последствия этого отравления были таковы, что она не считала возможным появляться на публике. Посмотрим, появится ли она в эфире, или я буду разговаривать, так сказать, со стационарной картинкой и только слышать её голос – но, пожалуйста, не пропустите. Сейчас, одну секундочку, я посмотрю время, это будет в 7 часов вечера по Москве, в воскресенье 9 числа у меня будет прямой эфир с Эльвирой Вихаревой, мы продолжим этот разговор, думаю, что темы будут похожие, я бы здесь сохранил бы некоторую интригу, не стал бы всё выбалтывать, ну и хватит, пожалуй. Пожалуйста, обратите внимание на то, что я жду от вас лайков, жду от вас подписок, не могу сказать, что жду от вас, но буду вам горячо благодарен за поддержку, за донейты, за вот такое какое-то дружеское выражение одобрения моей работы, мы с вами увидимся, по всей видимости, вот так напрямую в среду, в программе «Особое мнение» на «Живом гвозде», а в пятницу – на моём обычном стриме на моём собственном YouTube-канале. Вот, собственно, и всё, будьте здоровы, всего хорошего, и надеюсь, что наши следующие темы будут хоть чуть-чуть повеселее нынешних, а то, конечно, набор довольно печальный. Но война есть война. Меня зовут Сергей Пархоменко, всего хорошего, до свидания.